Текст книги "Твои нежные руки"
Автор книги: Розмари Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 8
– А где дорогая Ами? – осведомилась леди Уинфорд, входя в гостиную в расстегнутой развевавшейся парчовой ротонде, с мопсом под мышкой. Не успел Холт поднять глаза, как на парчу полилась тонкая желтая струйка, оставив у ног графини небольшую лужицу.
– Ваш мопс только сейчас обмочился, мадам, – сообщил он, не отвечая на ее вопрос. – Позвать Люси чтобы все убрала?
– Да… о, моя бедняжка… видишь ли, она щенная.
Холт, уже протянувший руку к сонетке, замер и растерянно пробормотал:
– Прошу прощения…
– Щенная… ну, понимаешь, беременна. И не смотри на меня так! Вполне приемлемое выражение, не в обществе, разумеется, но судя по твоему виду, можно подумать, ты никогда не слышал этого слова. Глупо брезгливо поджимать губы и соблюдать идиотские приличия если учесть, чего только не проделывают люди за закрытыми дверями! Большинство моих знакомых – жалкие лицемеры: говорят одно, поступают по-другому и осуждают тех, кто имел несчастье попасться на какой-нибудь гадости, а сами втайне радуются, что удалось ускользнуть. Просто позор! Ты со мной не согласен?
Холт дернул за шнур сонетки, висевший у стены, и вернулся к бабке.
– Насколько я понял, в доме есть беременные особы женского пола: то ли Люси, то ли эта собака.
– Совершенно верно. Я слишком стара для подобных вещей. Кого ты имел в виду… ну, конечно, не Люси.
Бедняжка Софи. Смотри, она то и дело оставляет лужицы, и, очевидно, ей не по себе.
– Мне трудно судить.
– Собаки мало чем отличаются от лошадей, в которых ты так хорошо разбираешься, да и от людей тоже.
Но скажи, как на твой взгляд: ей нехорошо?
Холт неохотно присмотрелся к мопсу. Карие глаза вылезали из орбит, впрочем, как всегда. Но вот нос сухой, да и скалится она неестественно, что придает ее морде странное выражение, если так можно сказать про животное. К тому же она тяжело и неровно дышит, из пасти свисает розовая ленточка языка.
Холт забрал Софи, прижал к себе и пощупал вздутый живот, тугой, с неровными комками, натянувшими кожу.
Мопс жалобно заскулил, и леди Уинфорд сокрушенно воскликнула:
– Да она вот-вот ощенится!
– Вполне возможно. Пошлите на конюшню за Джонни. Он привык к подобным вещам.
– Сегодня он взял выходной, и я послала Трента на рынок к преподобному Бодкину, поскольку ему в такую погоду выходить не стоит. Слишком холодно, даже для ноября! Как тебе известно, он болен.
– Впервые слышу, – отозвался Холт, отдавая бабке Софи и с отвращением разглядывая мокрое пятно на жилете. – Я в жизни не встречал преподобного Бодкина.
– Ты просто забыл… впрочем, не важно. Сейчас главное – спасти Софи. Сделай что-нибудь, Холт!
– Господи, – хмуро буркнул он, – чего же вы от меня ждете?
– Того, что делается в подобных ситуациях. Кому знать, как не тебе? Лошади, охотничьи собаки…
– Может, вы не заметили, что и лошади, и борзые куда больше этих зубастых обрывков меха. И я собирался в оперу – вместе с вами, кстати, – и теперь просто нет времени нянчиться с этим противным созданием.
Но бабка с такой мольбой смотрела на него, что Холт сдался и под тихий плач Софи велел отнести собаку на кухню. Пока он устраивал мопса в корзинке, бабушка порхала рядом, утешая роженицу и всячески путаясь под ногами у внука. По всей видимости, она совершенно растерялась.
– Бабушка, вы только мешаете! Где Люси? А Бакстер?
Леди Уинфорд заломила руки.
– Люси вечно падает в обморок, глупышка этакая! А Бакстер еще хуже ее! О, почему я отпустила Джонни?! А Трент неизвестно когда вернется, и даже кухарка отправилась навестить сестру…
– Бабушка, но ведь у вас не пятеро слуг! Куда, черт побери, подевались остальные?
– Я их уволила, – призналась та, гордо вскинув подбородок. – И нечего на меня так смотреть! Пришлось экономить на всем, пока ты разыгрывал из себя героя в горах Испании!
– Кровь Христова! Если бы вы тратили те деньги, что я посылал через поверенного…
– Нет, я не одалживаюсь у человека, с которым нахожусь в ссоре, даже если это мой собственный внук.
– Вам следовало бы брать пример с мисс Кортленд.
Похоже, она не настолько щепетильна!
– Что ты имеешь в виду, Холт?
– Ничего. По-моему, первый щенок вот-вот появится.
Собака пронзительно взвизгнула, зарычала, и крошечный комочек скользнул на толстое одеяло. Он не шевелился, и леди Уинфорд испуганно вскрикнула. Софи взглянула на неподвижного малыша и с трудом привстала. Пуповина натянулась, и она снова тявкнула.
– Глупое животное… да перекуси ты ее!
Но Софи старалась подползти к хозяйке, и Холту пришлось удержать ее на месте, прежде чем она потащит за собой мертвого щенка. Холт перерезал пуповину кухонным ножом и принялся растирать маленькое создание жестким полотенцем. Бесполезно. Щенок не дышал. Холт удвоил усилия, безмолвно призывая кроху хотя бы тявкнуть. Еще несколько мгновений – и задняя лапка судорожно дернулась.
– Ну вот, глупая скотина, – пробормотал Холт, обращаясь к пыхтевшей суке, – твоя очередь.
– Господи, Холт, по-моему, он мертв!
– Ему нужно знать, что мать рядом, – объяснил он, подталкивая собаку к щенку, но она в ужасе сжалась.
– Говорю же, он мертв! – простонала леди Уинфорд.
– Вижу, бабушка. Положите Софи в корзинку.
Он снова взялся за полотенце, и собака наконец заинтересовалась его действиями: осторожно понюхала, подтолкнула носом головку и принялась облизывать новорожденного. Несколько минут спустя тот задвигался и тявкнул.
– Все в порядке, бабушка. – послышался мягкий женский голос. – Софи знает что делать.
Холт обернулся и увидел Амелию, нежно обнимавшую пожилую леди. Не глядя на него, девушка усадила леди Уинфорд на низкую скамеечку у плиты.
– Не расстраивайтесь, бабушка, все обойдется, и не отвлекайте Софи, ей нужно сосредоточиться.
Она наконец соизволила поднять ясный взор на Холта. Кружевные манжеты закрывали кисти рук, и ей пришлось засучить рукава.
– Сейчас принесу еще одну корзину, и вы застелете ее чем-нибудь мягким для щеночков. Когда родится последний, мы снова подложим их к Софи.
Леди Уинфорд молча кивнула. Когда щенок был вылизан, Амелия осторожно взяла его и поместила в корзинку. Вскоре на свет появился другой, на этот раз вполне здоровый, и Холт едва обтер его, как мать принялась вылизывать новорожденного. Холт резко вскинул голову, и глаза мужчины и женщины встретились. Прошло несколько секунд, прежде чем Амелия отвернулась.
– Сейчас сделаю чай, – резко бросила она. – Третий уже на подходе. Вы пьете чай, милорд?
– Иногда.
– Похоже, сейчас не помешало бы бренди, но придется довольствоваться чаем.
Холт уселся на корточки, украдкой наблюдая за Амелией. Вынув чистые чашки и фарфоровый чайник, она сложила полотенца на маленький поднос деловитыми экономными движениями. Едва на плите вскипел чайник, она всыпала заварку, налила кипяток и немного подождала, прежде чем разлить чай. Взяв чашку, Холт намеренно коснулся ее руки, и девушка испуганно отстранилась. Легкий румянец выступил на ее щеках, и Амелия, поспешно отступив, села рядом с бабушкой.
Теперь оставалось ждать.
Меньше чем за час появилось четыре щенка. Все, лежа на чистом одеяле, дружно виляли короткими хвостиками, к величайшему восторгу леди Уинфорд. Стоявший на коленях Холт вдруг ощутил холод изразцового пола, поднялся и, размяв затекшие мышцы, брезгливо осмотрел свои панталоны в потеках крови и жилет в желтых пятнах.
Амелия, хоть и не уходила из кухни, за все то время обменялась с ним едва ли десятком слов и сосредоточила внимание на бабушке и собаках. Теперь и она встала и с усталым вздохом откинула с глаз мешавшие локоны.
– Оказывается, у вас есть скрытые таланты, милорд, – усмехнулась она.
– Мне не раз об этом говорили.
И снова произошло чудо. Они словно остались одни в кухне, просторном помещении с высокими потолками, где приятно пахло травами и специями, а на крючках были развешаны ярко начищенные медные кастрюли и сковороды, в которых отражались отблески весело пляшущего пламени.
– Ну вот, – тихо прошептала она, беря в руки мокрую тряпку, – сейчас помогу вам отчиститься.
Он позволил ей оттереть пятна на жилете, против воли любуясь хмурым лицом и старательно прикушенной губой. От ее волос исходил легкий чувственный аромат каких-то экзотических духов, зовущий, обещающий…
Неловкие движения ее руки казались соблазнительными, возбуждающими, действенным напоминанием о том, как давно он не был с женщиной.
Словно ощутив, какое направление приняли его мысли, девушка на секунду замерла, но тут же протянула ему тряпку. Вместо этого он сжал ее кулачок. Амелия вздрогнула, однако не отстранилась, и Холт смутно отметил, что бабка исчезла. Они действительно остались наедине, в обществе матери-мопсихи и новорожденных. Стены, казалось, медленно смыкаются вокруг них, но Холт, собравшись с силами, провел тряпкой по жилету, хотя ее пальцы по-прежнему скрывались в мокрых складках. А глаза… глаза проникали в самую суть его сомнений.
– Милорд… – едва слышно вздохнула она. Его взгляд задержался на ее губах, и они сами собой приоткрылись.
Амелия тяжело дышала; грудь вздымалась и опадала с каждым вздохом. Рука все еще подрагивала. И его тело немедленно отозвалось. Панталоны стали тесны: мощный бугор натягивал тонкий атлас.
Она неожиданно положила ладонь ему на грудь и слегка надавила. Он накрыл ее руку своей, ощутил слабый трепет, и почему-то поцелуй показался самой естественной вещью в мире. Амелия, не сопротивляясь, приникла к нему и позволила осыпать поцелуями рот, щеки, бьющуюся на шее жилку. Он уже смелее прижал ее к себе, стал гладить плечи и спину.
Изощренная чувственная пытка – держать ее, ощущать прикосновение грудей, слышать слабые стоны, особенно когда он прикусил мочку ее уха, нежно подул и почувствовал ее дрожь.
В кухне почти стемнело, только угасающий огонь в плите да единственная лампа еще бросали слабые лучи на стены и потолок. В высокие окна лился перламутровый свет: в ноябре дни короткие.
Амелия отстранилась, и Холт не стал ее удерживать.
Подойдя к шкафчику, она вынула маленький графин и с неуверенной улыбкой протянула ему.
– Херес, милорд?
– Сладкий или сухой?
– По-моему, сладкий. Кухарка подливает его в соусы.
– В таком случае спасибо, но я воздержусь.
Сообразив, что так и не избавился от тряпки, Холт бросил ее на стол и увидел, что Амелия наливает херес в небольшую стопку. Он недоуменно вскинул бровь, но девушка, полюбовавшись игрой красной жидкости в толстом стекле, спокойно ответила на невысказанный вопрос:
– Это для бабушки. Она любит выпить глоточек за ужином.
– Но если кухарка ушла, кто подаст ужин?
– Я вполне способна справиться, как всегда, когда кухарка навещает сестру.
– Вижу, что я недостаточно внимания уделял этому хозяйству.
– Совершенно верно, – кивнула девушка и нерешительно, почти застенчиво добавила:
– Но теперь, когда вы вернулись, может, все пойдет по-другому.
– Я бы не стал слишком на это надеяться, – скептически ухмыльнулся Холт. Амелия тем временем ловко нарезала хлеб, холодное мясо и уложила все на поднос.
Повседневные мелочи, пустая болтовня – все не важно, все не имеет значения, если не считать того, что его плоть пульсирует, сжигаемая неуместным вожделением.
Но Холт решительно проигнорировал сотрясающие его чувства.
«Будь она проклята!» – без особого запала твердил он про себя. Каким-то образом ухитрилась умерить его подозрения и неприязнь, и теперь он уже ни в чем не уверен. За последние два месяца его решимость избавить бабушку от этой особы значительно поугасла, но не окончательно рассеялась.
Амелия продолжала смотреть на него: губы чуть приоткрыты, широко распахнутые зеленые очи задумчивы.
И неудивительно: должно быть, редкое зрелище он собой представляет в окровавленной вечерней одежде и со сверкающими подавляемым желанием глазами.
И тут она донельзя изумила его внезапным вопросом:
– Интересно, каково это: быть героем?
– Ад кромешный! – вырвалось у него.
Приняв ругательство за ответ, она кивнула:
– Так и думала, что это скорее всего ужасно неловко. Люди ожидают от тебя слишком многого и притом уже составили твердое мнение, каким ты обязан выглядеть в их глазах.
– Тут вы совершенно правы, – сухо кивнул Холт.
– Иногда я чувствую то же самое, – честно призналась Амелия. – Нет, не потому, что я героиня, ни в коем случае, но потому, что люди неверно судят обо мне. И теперь, когда Британия воюет с Америкой, положение еще ухудшилось. Плохо быть тем, кого считают врагом.
– Представляю, – кивнул Холт, продолжая изучать ее раскрасневшееся лицо. Похоже, она не притворяется, но явно намекает на его отношение к ней. Но он не позволит увлечь себя на этот путь и поэтому сдержанно добавил:
– Вряд ли требуется так уж много отваги, чтобы в пылу сражения вдруг осознать, что остался живым лишь благодаря капризу судьбы. И еще потому, что ядро ударило в нескольких ярдах левее от того места, где ты стоишь. Можно считать, так легли карты или выпали кости: одному повезло, другой…
– Да, теперь я многое поняла, – вздохнула девушка, поправляя ломтики сыра на серебряном блюде. Лицо ее оставалось в тени, наглухо скрытое от него шелковистым водопадом волос.
Внезапно устав разыгрывать галантного рыцаря, Холт потянулся к ней, взял за руку и, повернув ладонью вверх, погладил большим пальцем, поднес к губам и осыпал поцелуями от пальцев до запястья. Давно известные приемы обольщения, применяемые в сотнях бальных залов, гостиных и спален. Судя по тому, как дрогнули пальцы, она начинает сдаваться.
Холт поднял глаза и удовлетворенно усмехнулся. Легко… даже слишком легко. Очевидно, Амелия Кортленд близка к полной капитуляции. И уж совсем просто чуть сжать белоснежную колонну ее шеи, медленно притянуть к себе…
Она не протестовала, не сопротивлялась, только тихо охнула, когда он снова завладел ее губами. Но это уже был совсем другой поцелуй: ни капли нежности, ни обещания пылких чувств – грубый, властный, почти жестокий. Холт вложил в него всю неутоленную страсть, без слов давая понять, чего добивается.
Его рука скользнула вниз, исследуя изгиб ее спины. Поцелуй становился все более требовательным, особенно когда он обнаружил, что под домашним платьем у нее не было ничего, кроме тонкого белья. Он еще крепче сжал объятия и припал к Амелии всем телом, тесня ее к столу. Потом навалился на нее, чтобы удержать на месте, и, забрав в горсть тонкий муслин, потянул вниз. Девушка слабо запротестовала, на что он не обратил внимания, зная по опыту, что большинство женщин считают своим долгом сказать «нет», даже когда жаждут отдаться. Он давно уже научился распознавать притворство, и все возражения мисс Кортленд казались по меньшей мере неубедительными.
Поэтому он спустил платье с ее плеч и, накрыв ладонью грудь, стал перекатывать в пальцах твердую горошинку соска.
И немедленно почувствовал, что на этот раз Амелия сопротивляется всерьез, поэтому со смутным сожалением отпустил ее. Она отскочила, глядя на него широко открытыми глазами, в которых бурлил миллион противоречивых эмоций.
Холт подумал, что, продолжай он настаивать, все закончилось бы по-другому. Но сейчас, когда жаркое, неотвязное желание все еще терзало его, а чресла глухо ныли, все-таки пришлось вспомнить о том, что он находится в доме бабушки и, черт побери, не важно, готова мисс Кортленд лечь с ним в постель или нет: плата будет чересчур высока.
А ведь она в самом деле смотрела на него как на героя, хотя он определенно не заслужил этого звания. Во всей этой ситуации есть только одно преимущество: если она даст ему хотя бы малейший шанс, он будет безмерно рад забыть обо всем, кроме настойчивой потребности овладеть ею.
– У меня нет ни времени, ни желания на сентиментальные ухаживания и почтительные поцелуи, мисс Кортленд, так что, если не хотите очутиться подо мной, держитесь как можно дальше, – намеренно злобно заметил он.
Зелень глаз потемнела:
– Пытаетесь запугать меня, милорд? Или попросту намереваетесь доказать, в какое грязное животное способны превратиться?
– Видите ли, мадемуазель, женщины, с которыми я обычно имею дело, не довольствуются поцелуями и не тратят время на игривый флирт. Если у вас хватит ума последовать моему совету, постарайтесь забыть все, что сейчас произошло. Ищите любовника в другом месте, мисс Кортленд. Я никуда не годный поклонник для любопытных девственниц, хотя, если так настаиваете, сделаю все возможное, чтобы вам угодить.
Только предательская краска, расползшаяся по лицу и шее, выдала гнев и смущение девушки. Но не мог же Холт объяснить, что оказал ей величайшее благодеяние! Такие уроки она должна усвоить сама.
Глава 9
Январские ветры выли в серых камнях, вихря снег, ложившийся на голые древесные ветви и промерзших пешеходов. Амелия выпорхнула из кареты леди Уинфорд, нагруженная бесчисленными покупками крестной, и с благодарностью кивнула Бакстеру, поспешившему открыть дверь.
Леди Уинфорд нагнулась, чтобы погладить целую стаю мопсов, ринувшихся с восторженным лаем навстречу хозяйке. Острые коготки звонко стучали по изразцам. Амелия благоразумно отступила в сторону, чтобы не путаться под ногами: жизнерадостные песики не раз сбивали ее на пол, и она давно научилась избегать слишком рьяных приветствий.
Пока она складывала на стол свертки и снимала ротонду, откуда-то появилась Люси и, озабоченно хмуря круглую добродушную физиономию, объявила громче обычного, чтобы перекрыть лай:
– Чай уже подан в гостиной, мисс Кортленд.
– Как, у нас гость?
Поймав многозначительный взгляд горничной, Амелия отдала ротонду и шагнула к открытой двери гостиной. На пороге, как всегда, цинично усмехаясь, стоял Деверелл.
– Очередная поездка по магазинам? – язвительно поинтересовался он. – Как приятно видеть с толком потраченные деньги!
– Для вас это, очевидно, новость. Любите проматывать зря целые состояния? – в свою очередь, отпарировала она и повернулась к леди Уинфорд. – Простите, бабушка, мне что-то нехорошо. Голова разболелась. Пожалуй, поднимусь наверх и отдохну…
– Ну что вы, мисс Кортленд, – вкрадчиво пропел Деверелл и, в мгновение ока очутившись рядом, взял ее за руку. – Без вас нам будет скучно. Я уже начал думать, что вы крайне болезненная особа, поскольку стоит мне навестить бабушку – и у вас немедленно начинается мигрень. Подозреваю, что вы по какой-то причине избегаете меня. Но может, я не прав?
– Понять не могу, откуда вы это взяли, милорд.
– Неужели?
Черные ресницы на миг скрыли нестерпимую синеву глаз, напомнив ей о сцене в бабушкиной кухне. Что же, она сделает все возможное, чтобы сохранить барьер, который постаралась воздвигнуть между ними. Стену недоверия и настороженности. В ту ночь стальной панцирь, которым Холт окружил себя, неожиданно треснул, позволив Амелии увидеть суть этого человека, недоступную окружающим. Поразительное открытие, озарение, давшее возможность понять все тревожные противоречия его характера, замеченные Амелией. Грубость, резкость – всего лишь способы защиты от внешнего мира.
А вот сочувствие, участие, сострадание вполне присущи его натуре.
Но на этот раз именно Деверелл должен перекинуть мост через разделяющую их пропасть. Она не станет больше пытаться. Пусть лелеет свои иллюзии сколько хочет!
Неизвестно когда, неизвестно как, но он придет к ней.
Первым. Она подождет. Пусть это глупость и пустые мечты, но из всех знакомых мужчин только он не выходит из головы. Снится по ночам.
«Только последняя дурочка может воображать, что он будет моим, но разве кто-то может с ним сравниться?..»
Прежде чем она смогла придумать ответ, Холт учтиво обратился к бабке:
– Умоляю, бабушка, отделайтесь хоть на минуту от мерзких тварей! У меня есть интересные новости для вас обеих.
– Новости?
Леди Уинфорд вручила радостно извивающегося мопса невозмутимому Бакстеру и вопросительно изогнула бровь.
– Прелестно! Но почему бы нам не устроиться в гостиной? Ами, дорогая, пойдем скорее. Чай стынет.
Мило улыбаясь, она тем не менее неумолимо подталкивала крестницу к двери, и та со страдальческим вздохом проследовала к камину, где стоял небольшой диванчик. Пламя приветливо потрескивало, ноги утопали в пушистых коврах, медная подставка для дров сверкала, фарфоровые чашки на серебряном подносе словно манили отведать горячего чая.
Граф тоже встал у огня. Сегодня он был одет в костюм для верховой езды. В высокие, начищенные до блеска ботфорты можно было смотреться как в зеркало. Бежевые лосины обтягивали длинные ноги и бедра, не нуждавшиеся в подложках, чтобы казаться мускулистыми.
Бордовый фрак безупречного покроя едва не трещал на саженных плечах. Ничего не скажешь, элегантный стиль джентльмена, отправившегося с утренними визитами.
Как всегда, в присутствии Деверелла ее охватило невыносимое напряжение, словно внутренности свернулись в животе тугими кольцами. Она едва смела пошевелиться и старалась молчать, чтобы не совершить очередной неловкости. И все же с тихим звоном почти уронила чашку на блюдце, но тут же отвела глаза и постаралась игнорировать графа. Ну почему в его присутствии она неизменно чувствует себя неуклюжей, неповоротливой и жеманной? Даже когда он, как сейчас, не обращал на нее внимания, отвечая на вопросы бабки о войне России с Наполеоном – предметы, живо интересовавшие ее в обычных обстоятельствах, – все равно его близость волновала ее, выводила из себя. Амелия облегченно вздохнула, когда граф устроился рядом с бабушкой на изящном стульчике с гнутыми ножками, которые, казалось, вот-вот треснут под его тяжестью.
– Теперь, когда Наполеон отступил от Москвы и русские его преследуют, можно ожидать развертывания военных действий с Америкой. Получать информацию становится все труднее.
Амелия, забыв обо всем, мгновенно вскинула голову, встретилась с пристальным взглядом чуть прищуренных глаз и поспешно поднесла чашку к губам, чтобы скрыть внезапную дрожь рук. Судя по тому, как покривились его губы, он все заметил, и Амелия, отвечая на молчаливый вызов, решительно отставила чашку.
– Насколько я поняла, президента Медисона переизбрали на второй срок?
– Совершенно верно, мисс Кортленд. Боевые ястребы Меднсона не так-то легко сдаются.
– Или не сдаются совсем, милорд Деверелл! – резко бросила Амелия, словно подстрекая его сделать очередной выпад против ее родины. Сражение продолжалось уже довольно много времени, с переменным успехом, и разгоралось каждый раз, когда она сдавалась на уговоры и позволяла себе побыть в его обществе. Граф язвительно обличал Америку – Амелия немедленно бросалась на ее защиту, не позволяя себе ни слова критики в адрес приютившей ее страны.
– Посмотрим, что будет, мой пламенный борец за справедливость, – ехидно заметил Холт. – Теперь, когда парламент объявил о блокаде заливов Чесапик и Делавэр, американским войскам нелегко придется. Да и пиратам тоже. Кстати о новостях: пока по оба побережья Атлантики бушует война, разыскать следы вашего брата, мисс Кортленд, оказалось крайне сложно.
От лица девушки отхлынула кровь, и, несмотря на то что в комнате было тепло, ее зазнобило.
– Я давно это поняла, милорд. Следует ли считать, что вы все-таки получили известия относительно его судьбы?
– Вполне вероятно, – кивнул Холт и, поднявшись, снова подошел к камину. – Видите ли, источники, считающиеся надежными, не всегда таковыми оказываются.
Но бабушка отказывается верить слухам, поэтому с самого возвращения в Лондон я делал все возможное, чтобы разузнать о вашем брате.
Терзаемая дурными предчувствиями, девушка стиснула кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Но голос звучал ровно: годы самоограничения не прошли даром.
– Умоляю, милорд, не держите меня в неведении.
Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– Мне донесли, что все люди, насильно уведенные с «Саксесса», были осуждены и повешены, как пираты, два года назад, на Ямайке. Достойная сожаления ошибка со стороны властей, но, поскольку почти все захваченные пираты клянутся, что их принудили, судьи предпочитают в таких случаях не церемониться.
Удар оказался сокрушительным, и даже нотки истинного сочувствия в голосе ни в малейшей степени не утешили девушку. Амелия молча уставилась в полыхающий огонь, жалко сгорбившись, изнемогая от невыносимой тоски. Из глаз катились молчаливые слезы. Она наконец не выдержала – она, которая не плакала, даже когда пиратское судно исчезло за горизонтом! Но сейчас лицо было мокрым, крупные капли разбивались о судорожно сжатые кулаки. Уговоры и утешения бабушки не могли проникнуть сквозь туман скорби, окутавший мозг. Ничто вокруг больше не имело значения: она словно завороженная смотрела на огонь, лизавший дрова.
– Горячий посеет[7]7
Горячий напиток из молока, сахара и пряностей, створоженный вином.
[Закрыть], пожалуй, в ее состоянии лучше всего, – решила наконец леди Уинфорд. – И немедленно в постель. Это шок. Господи, Холт, неужели ты не мог сообщить ей немного тактичнее?!
– Ради Бога, бабушка, вам лучше других известно, что плохие новости есть плохие новости. Какая тут может быть осторожность?
Холт дважды дернул за шнур сонетки, призывая на помощь Люси, и с тревогой посмотрел на девушку.
Сначала он хотел прислать с печальным известием своего поверенного, но отчего-то передумал. Сцена наверняка окажется достаточно неприятной, но по справедливости нужно заметить, что мисс Кортленд достойна того, чтобы услышать правду от него, а не от чужого, равнодушного человека, привыкшего иметь дело с бесчувственными бумагами, а не с человеческими страданиями. Нужно отдать должное, она не впала в истерику, не лишилась чувств в отличие от большинства его знакомых женщин. И как ни странно, ее сдержанная молчаливая скорбь трогала куда больше, чем показные вопли и рыдания.
Странная потребность обнять ее и утешить невыносимо действовала на нервы и донельзя раздражала. Совершенно непонятное, непривычное стремление с его стороны! Нет, пусть уж бабушка, привыкшая хлопотать даже над теми, кто этого не заслуживал, успокаивает ее своими знаменитыми поссетами, в которые льет чудовищное количество бренди, достаточное, чтобы напоить французского матроса. Кроме того, он здесь чужак, мужчина в женском мире мопсов и поссетов.
Опыт подсказывал ему, что в подобные моменты от его вмешательства толку не будет, поэтому Холт незаметно удалился и, прежде чем спуститься с крыльца, несколько секунд помедлил, оглядывая улицу. Внимание его привлекла тень, быстро скользнувшая за угол. За ним следят? Ничего удивительного, если вспомнить о расследовании, за которое он взялся, но все же неприятно, особенно потому, что он почти не продвинулся в своих ж усилиях узнать, кому выгодна смерть Кокрина.
Единственное, в чем он убедился, – покушения действительно были. Последняя попытка подсунуть Кокрину отравленное вино едва не удалась. Очевидно, кто-то хочет завладеть его изобретением и не задумается достичь своей цели любым способом.
– Ваш конь, милорд, – сообщил грум, дрожа на холодном ветру, завывавшем среди пустынных улиц. – Похоже, он сегодня чересчур разыгрался.
– Ты прав, Джонни. Возможно, хорошая пробежка в парке его успокоит.
Гнедой мерин фыркнул, заржал и принялся приплясывать на вымощенной камнем дорожке, громко стуча копытами. Холт легко вскочил в седло и решил, что промять коня не помешает. Кроме того, до встречи со Стэнфиллом еще остается время.
В Гайд-парке почти никого не осталось. Голые ветви деревьев негромко постукивали на ветру. Единственными признаками жизни можно было считать птиц на озере Серпантин и случайных белок, рывшихся в опавших листьях в поисках желудей. В воздухе пахло снегом, а дорожки окаймлялись белыми полосами. Даже Темза почти замерзла, а настоящие морозы были впереди. Холт поехал по главной аллее, обсаженной платанами и постепенно спускавшейся вниз, и пустил коня в карьер.
Под ним словно развернулась туго сжатая пружина, острые ледяные иглы вонзились в лицо. Копыта ударили о каменно-твердую землю, и конь рванулся вперед. Изо рта Холта вырывались облака промерзшего пара.
Быстрая скачка после многих недель ничегонеделания прояснила мозг. Калейдоскоп впечатлений принял форму, и некоторые оказались отчетливее других. О безопасности Кокрина можно пока не волноваться: виконта благополучно устроили в доме на окраине Лондона и дали возможность спокойно работать над своими проектами.
Суть изобретения была известна только ему, что еще увеличивало опасность. Если враги похитят его и вынудят выдать тайну, новое оружие может стать причиной падения Англии.
Принц и его советники совершили огромную ошибку, отказавшись рассмотреть изобретение Кокрина, хотя их колебания вполне понятны. Применение его может таить в себе немало опасностей, а поскольку Наполеону пока не до Англии, может, и нужды в нем не случится.
Теперь, когда корсиканец временно сошел со сцены, остается лишь разделаться с Америкой. Еще одна грандиозная победа вернет Британии былое превосходство на морях и суше.
Холт наконец придержал поводья и под негодующее фырканье мерина похлопал по дымящейся холке затянутой в перчатку рукой. Раздался громкий хлопок, и щеку Холта обожгло.
Конь дернулся в сторону, встал на дыбы, но граф был начеку и успел удержать испуганное животное. Теплая жидкость, словно тающий снег, поползла по подбородку, и Холт, потрогав лицо, удивленно уставился на мокрое пятно на перчатке.
Странно… алое, будто кровь…
Он поднял глаза, но не увидел ничего, кроме беличьего хвоста, поспешно исчезнувшего за острыми иглами куста боярышника.
Для закаленного в боях ветерана не привыкать служить мишенью, но все же тут Гайд-парк, а не вздымающаяся палуба корабля и не поле битвы.
Старые враги? Ничего удивительного! Служба курьера его величества – занятие достаточно неблагодарное, и вполне возможно, тайных доброжелателей у него предостаточно. Вполне возможно, что их неприязнь с годами не ослабела.
Стэнфилл, которого он час спустя увидел в «Уайте», неприкрыто встревожился.
– Черт побери, Дев, а если те люди, что охотились за Кокрином, теперь взялись за тебя? Необходимо как можно скорее обнаружить, кто за этим стоит. Какие-нибудь идеи?
– Миллион, но, к сожалению, никаких доказательств.
Кстати, что ты знаешь о Карлосе де ла Рейне?
– А, тот испанский граф? Почти ничего. Только то, что известно большинству. Изгнанный Наполеоном, он пытался убедить парламент использовать свое влияние, чтобы вернуть ему владения, тем более что узурпатора вытеснили из Саламанки.
– И это отчасти ему удалось, – заметил Холт. – Но все же обстановка в Испании неспокойная. Угроза со стороны французов по-прежнему остается.
Нахмурившись, он снова поднес руку к лицу, ощупывая покрытую засохшей кровью царапину – своевременное напоминание о том, как он был глуп, когда забыл об осторожности. Ошибка, которая могла стоить ему куда больше, чем небольшой шрам.
