355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роуз Карлайл » Девушка в зеркале » Текст книги (страница 3)
Девушка в зеркале
  • Текст добавлен: 26 августа 2021, 12:02

Текст книги "Девушка в зеркале"


Автор книги: Роуз Карлайл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3
Подмена

Уже темно, когда мой самолет садится в международном аэропорту Пхукета. Шагаю из неподвижной прохлады самолета в трясину тайской ночи, и тропическая влага плотно обхватывает меня со всех сторон.

Направляясь к залу выдачи багажа, откровенно зеваю. Перелет был долгий, а я даже и на квинслендское-то время не успела перестроиться. Мои биологические часы по-прежнему выставлены на Новую Зеландию. Надо поправить и еще кое-какие настройки. Я свалилась с гор прямо в тропики, из пустынных снегов альпийской Новой Зеландии – в кишащий туристами Таиланд. Обливаюсь по́том на влажной жаре.

И на пальце у меня до сих пор обручальное кольцо. По крайней мере, я избежала объяснений с Аннабет и всех этих криков и слез, которые неизбежно за этим последовали бы. Саммер не станет лезть в душу. Она и так все знает про нас с Ноем.

Но теперь все это позади. В свой последний день в Новой Зеландии я отправилась в салон красоты и как следует побаловала себя – в качестве символического способа поставить на своих отношениях с Ноем жирную точку. Пролистала собственную страничку в «Фейсбуке», выискивая свои самые лучшие фото, чтобы показать мастеру, как я хочу уложить волосы и какой формы должны быть брови, но так и не нашла ни одной, на которой сама себе нравилась бы. В конце концов пришлось довольствоваться старой фоткой Саммер, которая завалялась у меня в бумажнике. Ну, хотя не такой уж и старой. Свадебной.

– Сделайте как тут, – велела я девушке в салоне.

– Боже, никогда бы не подумала, что это вы! – раскудахталась эта тупая корова. – Брови совсем другие… Так это вы та красавица-невеста? А муж ваш – так просто кинозвезда!

Брови – это единственное, что позволяет людям хоть как-то отличить нас с Саммер друг от друга. У меня они толще и светлее. У Саммер же это две аккуратные темные черточки с эдаким капризным крутым изгибом – удивительный контраст к ее золотистым волосам. Но девушка в салоне творит чудеса. Воспроизводит их точь-в-точь.

Естественно, я и думать не могла, что увижусь с Саммер сразу после того, как мне сделают новые брови и прическу. Мне несколько неловко, словно я тупо скопировала ее – в чем она меня, похоже, и так подозревает. Я в этом практически не сомневаюсь, хотя она никогда об этом и словом не обмолвилась.

Уже тянусь за своей сумкой в толпе возле багажной ленты, когда чья-то сильная рука выхватывает ее у меня и я оказываюсь в мощных объятиях. Адам.

– Няшка, – мурлычет он. – Господи, как мы рады, что ты здесь!

Он утыкается лицом мне в шею и долго не отпускает.

От него пахнет чем-то сладким и терпким, и его тепло застает меня врасплох. С Адамом я встречалась всего считаные разы, во время поездок домой по всяким семейным поводам вроде его женитьбы на Саммер, и все же он всегда ведет себя так, будто знает меня так же хорошо, как и мою сестру: называет меня нашим с ней общим прозвищем – Няшка-Двойняшка – и обращает ко мне их понятные лишь им обоим шуточки об остальной нашей родне. Неподвижно застываю и напоминаю себе, что я – его свояченица. Своя, да не совсем своя. Даже не сестра. Так что держим дистанцию по возможности.

Заглядываю ему в глаза и изображаю радостную улыбку.

– Адам! Рада тебя видеть. Думала, что меня встретит Саммер…

Адам даже выше ростом, чем мне помнится, а голос у него такой низкий, что отдается вибрацией у меня в груди. Кожа у него замечательного красновато-золотистого оттенка – практически не темнее, чем у нас с Саммер, но его курчавые черные волосы и лучезарная улыбка ясно намекают, что Африка сыграла в его происхождении далеко не последнюю роль. Адам попал в Австралию еще подростком – единственный ребенок мотающихся по всему земному шару родителей – и запал на эту страну так плотно, что уговорил родителей тут остаться.

Это как раз то, что способна отмочить лишь Саммер, после всех ее бесконечно сменяющих друг друга белокурых пляжных красавчиков, – этот как гром среди ясного неба брак с вдовцом, да еще и с ребенком на руках. Уроженец Сейшельских островов, страны, о которой я практически не слышала, Адам куда более эффектен и загадочен, чем любой австралийский муж местного розлива. Естественно, не стоит сбрасывать со счетов и то, что у него шикарное бюро путешествий и собственный особняк на Сиклифф-кресент, одной из наиболее престижных улиц Уэйкфилда, на самой верхотуре.

– Кто-то из нас должен постоянно находиться с Тарком, – объясняет Адам. – Операция прошла хорошо, но есть подозрение на сепсис.

Тон у него серьезный.

Блин. Надо было первым делом озабоченно осведомиться про «Тарка». Хотя ладно, можно не заморачиваться – не сомневаюсь, что еще наслушаюсь про него от пуза.

– Бедный маленький пупсик, – произношу я, старательно насупив брови.

– Нам нужно поскорей вернуться к нему, – продолжает Адам. – Он еще не очнулся после наркоза. Я хочу быть с ним, когда это произойдет… Господи, ты просто вылитая Саммер, Няшка! Я так и не научился вас различать.

Он обнимает меня опять, сдавливая в медвежьих объятиях. Его лицо у меня в волосах. Я готова поклясться, что когда он втягивает воздух в ноздри, то словно хочет вобрать меня в себя целиком.

Но вот Адам уже широко шагает в сторону выхода, и я едва поспеваю за ним. Похоже, что мы двигаем прямиком в больницу. Уж не ждет ли меня всенощное бдение у кровати больного? Вот тебе и коктейли в марине…

В заполняющей аэропорт толпе примерно поровну тайцев и «фарангов», как они нас здесь называют. Интересно, думаю я, когда выметаемся за двери, похожи мы с Адамом на мужа и жену? Со стороны всегда понятно, что они с Саммер пара, несмотря на контраст во внешности, но, наверное, дело в некоей супружеской благодати, излучающейся наружу, – в том, что отмечает их как принадлежащих друг другу.

А что сейчас излучаем мы с Адамом? Неловкость? Когда бы я ни оказывалась рядом с ним, всегда было трудно избавиться от мысли о том, сколько Саммер успела рассказать Адаму про меня. О том, что он может знать даже без всяких рассказов. Женатый на ней, он словно видит меня голышом.

Адам находит свободное такси, открывает для меня дверцу, помогает забраться на заднее сиденье.

– Давай двигайся, – просит он с улыбкой, когда его бедро прижимается ко мне.

Поерзав, пролезаю дальше по сиденью и опускаю стекло со своей стороны, чтобы вдохнуть ночь. Таксист как сумасшедший срывается с места. Адам в своем репертуаре – не сразу вспоминает название больницы.

Пока мы направляемся к югу, пытаюсь обновить свою мысленную карту Пхукета после почти десятилетнего отсутствия. Жду не дождусь, когда наконец навещу свои излюбленные точки, выуживаю из памяти кое-какие тайские фразы. Но все изменилось. Узкие переулочки с тук-туками и пешеходами превратились в многополосные магистрали, забитые автомобилями. Все мои воспоминания залиты асфальтом. Даже запахи теперь другие. Я помню ночной жасмин, а не выхлопные газы и канализацию.

Адаму надо много чего мне рассказать, но его слова – беспорядочная смесь больничного жаргона и сентиментальности. В отличие от Саммер, он старательно избегает любых определений пораженной инфекцией части тела, которая привела меня сюда. Из мути родительской одержимости выуживаю несколько полезных фактов. «Вирсавия» в хорошем состоянии, готова к выходу в море, затарена едой и запчастями. Саммер забила ее провизией в расчете как минимум на пару месяцев. Коротковолновая радиостанция сломана, аварийный радиобуй просрочен, но Адам купил портативный спутниковый телефон, так что можно будет загружать из интернета имейлы и прогнозы погоды, а также отправлять и принимать голосовые вызовы. Это все, что нам нужно для безопасного перехода.

– Трудно подгадать удобное время для звонка, да и тарифы на голосовую связь запредельные, – говорит Адам, – так что, если ничего срочного, будем использовать электронную почту, не возражаешь?

Вроде его и впрямь заботит, довольна ли я его приготовлениями. Как будто есть кто-то, с кем мне вдруг приспичит поговорить по телефону в течение нескольких ближайших недель. Или вообще хоть когда-нибудь.

Похоже, Адаму пришлось более или менее освоить азы, требующиеся для поддержания лодки в рабочем состоянии, и вскоре я ощущаю спокойствие при мысли, что нас не ждет катастрофическая течь или потеря мачты где-нибудь на полпути между Пхукетом и Африкой.

– Насколько я понимаю, с Ноем всё? – спрашивает Адам, наклоняясь ближе.

Киваю.

– У мужика явно что-то не в порядке с головой, – продолжает Адам, – но его потеря – это чья-то находка. Гарантирую, что ты не будешь оглядываться в прошлое с сожалением, Айрис. Саммер со мной полностью согласна. Ты слишком хороша для него.

– Ну что ж, ты и должен думать, что я симпатичная!

Сгораю от стыда за свою плоскую шуточку, но Адам лишь ухмыляется, словно я сказала нечто само собой разумеющееся.

– Только не вздумай сказать что-нибудь в этом духе при моей жене, – шутливо предупреждает он. – «Симпатичная» – это слишком слабо сказано. Я знаю, что вы обе – настоящие королевы красоты.

Королевы красоты? Рассказывала ли Саммер Адаму про тот конкурс?.. Его открытый взгляд успокаивает меня – он явно не понял, что затронул больное место. Но все же комплимент и вправду кажется отсылкой к тому памятному дню.

Подкатываем к чистому, современному зданию. Адам ведет меня по тихим, хорошо освещенным коридорам в палату Тарквина, а я мысленно репетирую предстоящую роль озабоченной тетушки.

Выясняется, что изображать какую-либо реакцию нет нужды. При виде моего хилого и мелкого – а он вообще по жизни такой – сводного племянника, который неподвижно лежит, прицепленный к каким-то аппаратам, меня натурально передергивает. Тарквин вроде ничуть не вырос с тех пор, как я видела его последний раз, на свадьбе Саммер, одетого в дурацкий карликовый смокинг. Он ползал по всему дому и двору, реально влезал во все дыры и катался по земле, пока его белая рубашечка не покрылась зелеными травяными пятнами. И вот теперь он болезненно неподвижен. Рыжеватые волосенки прилипли ко лбу, крошечные ручки и ножки кажутся холодными и ломкими, как спички…

М-да, дело серьезное. Пускай Тарквин и паршивец, но моя сестра любит его. Это сын Адама. И вот они застряли в чужой стране, с дорогостоящей яхтой вдобавок… Я искренне рада, что могу хоть чем-то помочь. Хотя вдруг Тарквин помрет, пока мы с Адамом будем болтаться в море? Как прикажете утешать безутешного папашу?

Вид у меня, видать, расстроенный, поскольку Адам по-братски стискивает меня за плечи.

– Знаю, – говорит он. – Для нас это тоже оказалось серьезным ударом. Саммер едва держится.

Но где же Саммер? Тарквин совсем один в этой стерильно голой палате. Спит или в отрубях после наркоза, но если б он очнулся, то никого рядом не оказалось бы.

И вдруг меня обвивают прохладные, мягкие руки, а больничная вонь уступает место смешанному аромату яблок и пляжа.

Саммер уже здесь.

– Няшка! Я так по тебе скучала! Просто не знаю, как и благодарить тебя за то, что ты прилетела! – Ее голосок звенит серебром.

Поворачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом. Ее синие, как море, глаза излучают тепло и спокойствие. Саммер не изучает меня – моя новая прическа и брови остаются незамеченными, – она просто заглядывает мне в душу. Уже далеко не впервые задаюсь вопросом: могу ли я в принципе сделать хоть что-то такое, что не встретило бы с ее стороны все того же великодушного и ненавязчивого всепрощения? Она настолько доверчива, что это меня просто убивает.

– Мне так стыдно, – лепечет сестра. – Я поклялась не оставлять Тарквина ни на секунду, но вы, ребята, так долго ехали… Выскочила попи́сать; думала, что вы уже никогда не приедете!

Адам нависает над нами, и я едва успеваю отпрянуть назад, чтобы не угодить в супружеские объятия. Он целует Саммер в губы – сердечным, пылким поцелуем. Глубокий сексуальный поцелуй, когда их сын лежит здесь в коме? Я едва могу на это смотреть. Потом он отпускает Саммер и смотрит на нее, словно бы видит впервые.

Саммер и вправду настоящая красавица. Она прибавила килограмм-другой с тех пор, как мы виделись в Новой Зеландии пару месяцев назад, но прибавила в нужных местах. Вся такая мяконькая и золотистая, как персик, и, как всегда, не сознает собственного шарма. На ней выцветшие джинсовые шорты и хлопковая рубашка, которая показывает бронзовую ложбинку между грудями. Даже в таких затрапезных шмотках она выглядит как девушка из каталога – чувствую себя излишне расфуфыренной в своей красной мини-юбке и на каблуках. Ноги у Саммер мускулистые, загорелые, без изъяна. Мои, может, и потоньше, но кажутся кривоватыми и бледными.

Хотя, вообще-то, один изъян все-таки есть. Саммер склоняется над неподвижным тельцем Тарквина, и я ухватываю взглядом длинное красное «S», змеящееся по внутренней стороне ее правого бедра и исчезающее в шортах. Никогда на могу смотреть на этот шрам на ноге у сестры без укола вины.

Адам берет медицинскую карту Тарквина и, усевшись на стул рядом с койкой, углубляется в чтение. Так-так. Похоже, мы тут на всю ночь. Вообще-то трудно представить, что любящий отец способен оторваться от своего чада и пуститься через океан, когда его сын и наследник едва ли не при смерти…

На хрена я вообще сюда приперлась? В самолете нормально не покормили, и из-за чувства голода все безумно раздражает. Тактично ли поинтересоваться насчет чего-нибудь горяченького и какого-нибудь удобного местечка, чтобы прилечь? Теперь Саммер и Адам перешептываются, и все, что я слышу, это «Тарк, Тарки, Тарквин»… Если это и не самое мерзотное имя на свете, то вы точно возненавидели бы его, проторчав хотя бы пять минут в одном помещении с этой парочкой. Но, по крайней мере, на сей раз у них действительно есть реальный повод для беспокойства, в отличие от обычных тем – типа не слишком ли много сахара в органических сухариках для детского питания, или не намазать ли этого мелкого мудилу кремом от солнечных ожогов еще разок.

Трудно сказать, что сильнее бесит – их медленно кипящая любовная химия или их совместная одержимость маленьким засранцем. Саммер совершенно забыла, что Тарквин не ее собственный ребенок, хотя вы подумали бы, что тот факт, что он не шел в комплекте со стомиллионодолларовым подсластителем, должен был служить постоянным тому напоминанием. Вдобавок он ни капельки не похож на нее. Тарквин пошел в Адама, хотя медного цвета волосы у него наверняка от Хелен – привет от ее дальних предков-аборигенов.

У Саммер никогда не было возможности познакомиться с Хелен, которая была по горло занята тем, что помирала от чего-то не знаю чего в больничной палате, в то время как Тарквин боролся за свою маленькую жизнь в отделении патологии новорожденных. Адам буквально не отходил от Хелен, так что впервые увидел своего отпрыска на фото, изображающем Тарквина на руках у медсестры, которое кто-то принес в палату Хелен. Через несколько месяцев Адам увеличил этот снимок и повесил на стену гостиной.

Поскольку медсестрой на фото была Саммер. Так-то она и познакомилась с Адамом. Нянчилась с его сыном, пока тот наблюдал, как помирает его жена. Саммер была так мила с этим оставшимся без матери крысенышем, что Адам попросил ее стать крестной матерью Тарквина. Когда того выписали из отделения патологии новорожденных, они остались на связи, а потом и стали встречаться.

Не знаю, что я надеялась найти в Таиланде. Думала, что мы будем развлекаться, как развлекались в свое время взрослые. Но реальность уже крепко цапнула нас своими зубами за одно место. Саммер по рукам и ногам повязана собственной семьей, не подступишься. Потихоньку крадусь к двери. Может, найду какой-нибудь ресторанчик неподалеку от больницы… Или бар…

– Прости, Айрис, что так долго тебя тут продержали, – спохватывается Саммер. – Я приготовила тебе еду и постель на «Вирсавии». Пошли.

После заключительного развратного поцелуя с Адамом она подхватывает мою увесистую дорожную сумку, и мы выметаемся из палаты.

* * *

За дверями больницы – суматошные многолюдные улицы, полные света и магазинов, пешеходов и мотороллеров. Поворачиваются головы, когда мы с Саммер проходим мимо, естественным образом попадая в ногу. Мы из тех одинаковых близнецов, которых всегда замечают, когда бы мы ни оказались рядом. Саммер – девушка с обложки, бомба-блондинка. А я – ее зеркальное отражение.

Когда я рассказываю людям про красоту Саммер, то ловлю на себе недоуменно-насмешливые взгляды. Это у меня такой завуалированный способ объявить, что я богиня? Как бы не так! Да, я почти копия Саммер, но, когда я без нее, ничего во мне такого особенного. Люди не сворачивают шеи, чтобы на меня поглазеть. Я всего лишь очередная более или менее симпатичная молодая женщина, которая явно прикладывает немалые усилия, чтобы сходить за таковую.

Саммер же никакие усилия не требуются. Даже в мешковатом зеленом костюме медсестры, с убранными назад волосами и без макияжа она выглядит как картинка. Всё всегда при ней. Где бы ни оказалась, она – солнце в утреннем небе. Первая роза весны. А я – ее тень, ее двойник, ее бесплатное приложение.

Саммер находит такси.

– Януи-бич, – говорит она водителю. Название пляжа звучит знакомо, хотя я не могу с ходу сообразить откуда.

Мы несемся по сверкающим улицам, и меня вновь поражает, насколько изменился Пхукет. Это словно вдруг встретить некогда красивую женщину, обабившуюся и заматеревшую с возрастом.

Саммер перехватывает мой взгляд.

– Знаю, – произносит она. – Того Пхукета, который мы любили, больше нет. Нам с Адамом просто невыносимо, какая тут давка. – Она стискивает мне руку. – Но все равно здорово, что ты здесь! Это… это правильно. Словно вдвоем будет легче избавиться от воспоминаний об этих местах.

Мое сердце колотится слишком быстро уже не знаю, сколько времени, но как только Саммер произносит эти слова, оно замедляет бег, начинает стучать медленно и ровно. Может, теперь, когда мы вместе, мой пульс бьется в такт с пульсом сестры. Хотя что-то все-таки изменилось с того момента, как я видела ее последний раз… Изо всех сил пытаюсь понять, что именно.

Она была так добра ко мне тогда, в Южных Альпах[8]8
  Южные Альпы – общее название горной цепи, протянувшейся вдоль западного побережья острова Южный в Новой Зеландии.


[Закрыть]
, добра и сейчас. Саммер всегда полна доброты, всегда слепа к любому соперничеству, но почему-то это меня больше не напрягает.

Такси направляется к югу, по автостраде, которой я напрочь не помню.

– Януи-бич, – обращаюсь к Саммер. – Когда мы там последний раз были?

Саммер пожимает плечами.

– Не помню, – говорит она. – Все так изменилось… Януи-бич красивый, но теперь весь в ресторанах. Хотя некоторые перемены – только к лучшему. Все теперь говорят по-английски, и очень много магазинов с едой на западный вкус.

Что-то во мне предпочитает в Таиланде разговаривать по-тайски и есть тайскую еду, но я не комментирую.

– А почему вы не остановились в марине? – спрашиваю я.

Саммер шепчет объяснения, наклонившись так близко, что ее дыхание щекочет мне ухо.

– Слишком рискованно заходить на «Вирсавии» в марину, когда таможня уже оформила выход.

Мои мечты о коктейлях и миллиардерах растворяются в наполненном влагой воздухе. Ах да, я же здесь не для этого… Я здесь, чтобы перегнать яхту. С Адамом.

Съезжаем с автострады и начинаем крутить по столь забитым транспортом и людьми улочкам, словно на дворе ясный день. По оживленным пешеходным тропкам шатаются компашки западных мужиков с впечатляющими пивными животиками, со всякими напитками в руках. У входов в пабы – бордели? – околачиваются тайские девчонки, призывно извиваются в своих эфемерных платьишках, усыпанных блестками.

– Это вообще законно? – спрашиваю я. – На вид им лет по двенадцать.

– Большинство из них старше, чем выглядят, – отзывается Саммер, – но это нас и вправду тревожит. Вообще-то мы даже материально поддерживаем одну благотворительную организацию, которая помогает вывести малолетних девчонок из этой индустрии. Хотя не весь Пхукет такой, Няшечка. Остались еще неиспорченные места, а яхтенное сообщество – так это вообще блеск. Мы уже со многими перезнакомились, друзья не разлей вода. Трудно будет расстаться с ними.

У Саммер «друзья не разлей вода» повсюду. Она может спокойно оставить их, поскольку знает, что в момент заведет новых, куда бы ни отправилась. Когда они с Адамом купили яхту, сестра поделилась со мной планами провести шесть месяцев в плавании вокруг Сейшельских островов, навестить многочисленных родственников Адама. Наплыв мужниной родни Саммер ничуть не страшит.

Наконец сворачиваем на узенькую улочку, освещенную огнями ресторанов, и за ними начинает мелькать идеальный белый песок. В промежутках между хлипкими ресторанными халупами вижу черную сверкающую драгоценность – ночной океан. Андаманское море[9]9
  Андаманское море – полузамкнутое море Индийского океана, между полуостровами Индокитай и Малакка на востоке, островом Суматра на юге и Андаманскими и Никобарскими островами (которыми оно отделяется от Бенгальского залива) на западе.


[Закрыть]
. Сквозь открытое окно до меня долетает извечный свежий запах девственной природы.

Саммер платит таксисту до неприличия большую сумму.

– Это почти что мои последние баты[10]10
  Бат (тайский бат) – официальная валюта Королевства Таиланд.


[Закрыть]
, – бросает она, прежде чем заскочить в круглосуточный магазинчик за какими-то последними припасами.

Стаскиваю свои туфли на высоком каблуке и погружаю ноги в мягкий кристаллический песок. Даже ночью он теплый от солнца.

Януи-бич. Название возвращается ко мне. Это здесь умер отец. Это здесь я оставила свои мечты. Это последнее на моей памяти место, где, помнится, я была счастлива – в тех яхтенных отпусках с отцом, после его развода.

В тот раз, на Пасху, когда нам с Саммер было тринадцать, мы прошли до самых Андаманских островов, проведя две ночи в море. Отец поставил на вахту нас обеих – вести яхту сквозь ночную тьму, чтобы самому хоть немного поспать. Сказал нам, что сам впервые удостоился такой взрослой ответственности тоже в тринадцать и что очень многим этому обязан. Но Саммер порядком трусила, толку от нее было ноль, так что я отправила ее спать и повела «Вирсавию» сама.

И выяснилось, что отец был прав. Я реально повзрослела в ту ночь. Под моим началом оказались двадцать тонн превосходной парусной лодки, которая откликалась на каждое мое движение, словно партнер в танце, а моими руками, настраивавшими паруса и отклоняющими румпель, руководил инстинкт, о наличии которого у себя я едва ли подозревала. Словно я была рождена, чтобы заниматься этим. Иногда при игре на фортепиано, особенно если никто меня не слушал и я просто играла, а не практиковалась перед экзаменом или выступлением, в руках возникало точно такое же чувство – они казались живыми и естественными, будто существовали отдельно от меня, будто знали о жизни и о том, как ее надо прожить, то, чего сама я не знала. На руле «Вирсавии» этим чувством было пронизано все мое тело – чувством, что оно само знает то, что делать, что я наконец-то живу полной жизнью, что все идет как надо.

Когда над горизонтом забрезжил розовато-лиловый рассвет и отец появился на палубе, «Вирсавия», сильно накренившись, скользила по молочным водам Андаманского моря в галфвинд, пожирая мили. Перед тем как отправиться спать, отец зарифил геную, чтобы облегчить нам задачу, но я потихоньку, дюйм за дюймом, отпускала ее с закрутки; теперь она была полной, как мечта, и мы буквально летели над водой. Впереди, на западном горизонте, уже проглядывал темный приземистый силуэт. Остров Южный Андаман. Земля.

Отец просто не поверил, сколько миль осталось за кормой, и когда солнце нагрело мне затылок, я грелась еще и в лучах редкой отеческой похвалы. Саммер, которая с заспанными глазами появилась со своей койки в кормовой каютке-«гробике», безропотно приняла саркастические упреки отца и поздравила меня, а Бен так и вовсе смотрел на меня широко открытыми глазами, словно на какую-то колдунью.

«Когда-нибудь я возьму тебя на трансокеанский переход», – пообещал отец, и меня настолько переполняли эмоции, что я брякнула в ответ: «Нет, это я тебя возьму!» Бен и Саммер малость напряглись, и я подумала, что зашла слишком далеко, но отец лишь рассмеялся, хлопнул меня по спине и сказал: «Давай рули, шкипер, а я пока поджарю бекон».

Я была на седьмом небе от счастья. Тогда не было никакой гонки за то, кто первой выйдет замуж, никакого завещания, стравившего нас с единокровными сестрами, никакой нужды иметь детей вообще. Теперь мне двадцать три, и впервые в жизни я чувствую себя старой. Просто не могу поверить, что с тех пор, как достигла брачного возраста, целых пять лет пустила коту под хвост и все еще не произвела на свет чудодейственного наследника. Даже последняя уродливая дурачина давно бы уже с этим справилась; и вот вам я, вся такая блистательная и красивая – ну, может, и не красивая, но вполне себе симпатичная – так по-прежнему и сосу лапу. Даже после ухода Ноя я несколько раз делала тесты на беременность – в надежде, что напоследок он оставил мне небольшой, но существенный подарок, – но дудки. Теперь моему браку стопроцентно конец, да еще и предстоит ждать целых двенадцать месяцев, прежде чем нас даже просто официально разведут. Полная катастрофа.

Один лучик света, один проблеск надежды лишь в том, что, какой бы дурой я ни была все эти пять лет, Саммер оказалась еще большей дурой. Тогда, в четырнадцать лет, она вбила себе в башку, что не позволит этому завещанию управлять ее собственной жизнью. Вот и сейчас уверяет, что ее вполне устраивают те деньги, которые у них есть на двоих с Адамом. Да, по стандартам большинства людей этого более чем достаточно. Давайте посмотрим правде в глаза: они реально богаты. Только вот по сравнению с состоянием Кармайкла все их богатство – шиш да кумыш.

И Саммер все твердит, что Тарквина «пока достаточно» и что она отнюдь не горит желанием подарить Адаму еще одного ребенка.

Даже за сто миллионов долларов.

* * *

Саммер появляется из магазинчика, хватает мою дорожную сумку. Напрягается под ее весом.

– Прости, – говорю. – Не сообразила, что мы на якорную стоянку. Взяла бы поменьше вещей.

– Нет проблем, – отзывается Саммер.

Выхожу вслед за ней на пляж. Рестораны выставили на песок столики и стулья, целые полчища «фарангов» пьют и едят в полутьме, но мы проскальзываем мимо и оставляем их за темной отметиной из водорослей, нанесенных приливом. Сейчас отлив, вода ушла далеко, оставив широкую полосу сырого песка, и здесь, в темноте, мы наконец находим редчайшую вещь в Азии – полное уединение.

Луна еще полностью не вышла, но над головой поблескивают звезды. Когда моя сестра бредет по песку впереди меня к черному силуэту у самого уреза воды, от нее отшатывается бродячая собака.

– Узнаешь Соломона? – спрашивает Саммер.

Это она про пса?.. Нет – вырисовывающийся впереди силуэт наконец сливается с моим воспоминанием об этом имени.

«Соломон» – это наш тузик. Антикварная гребная дори, построенная из древесины новозеландского каури и выкрашенная в черный цвет под стать «Вирсавии». Лодочка поджидает нас на мелководье, тихо, как в засаде.

В качестве тузика посудина эта не самая практичная. На остроконечной корме нет места для подвесного мотора. Странно, что Саммер с Адамом до сих пор не заменили ее обычной моторной надувнушкой. Гребец из Саммер аховый.

Рука нащупывает планширь «Соломона» – гладкое дерево приятно греет кожу, и я чувствую, как детство призрачно мерцает вокруг меня в ночи. Все его лучшие моменты, до смерти отца. На этой лодке я научилась грести, задолго до Саммер и Бена. И тогда мы, дети, куда только на «Соломоне» не забирались! Исследовали на нем чуть ли не все окрестные пляжи и бухты, ручьи и гроты, никто нам в этом особо не препятствовал. Командовала, конечно же, я.

И вот теперь «Соломон» принадлежит Саммер. Удивляюсь, что сестра додумалась поглубже воткнуть лапы якоря в песок на случай прилива. В таких делах от нее никогда не было толку – но, может, это сделал Адам…

– Можно я сяду на весла? – невольно срывается у меня с губ.

– Конечно, – отзывается Саммер. – Няшка, шкипер теперь ты! Мы с Адамом знаем, как здорово ты управляешься с парусами. Я уже рассказывала ему, как, когда мы были подростками, ты вечно гонялась вокруг буев с этими парнями из яхт-клуба. Мы и мечтать не можем давать тебе какие-то указания! Пока ты здесь, «Вирсавия» – твоя. Всё под твоим началом.

Итак, на две недели или чуть больше под моим началом еще и Адам. Как бы не войти во вкус…

Саммер укладывает в «Соломона» мою сумку, а я вытаскиваю из песка якорь и собираю якорный конец. Бросаем свои туфли на сумку и сталкиваем тузик на гладкую воду, прохладно и мягко обхватывающую лодыжки.

– Залезай первая. Садись на корму, – командую я, придерживая для нее лодку, чтобы не качалась. Саммер подчиняется. Получается это у нее более ловко, чем когда-то, но «Соломон» все равно содрогается, пока она пробирается на кормовую банку.

Направляю «Соломона» на глубокую воду, поддернув юбку. Саммер совершенно права, передав командование мне. Просто не могу удержаться, чтобы не взять бразды правления на себя, – тело само вспоминает тысячи привычных действий, от которых зависит наша безопасность на воде, просыпается мышечная память. Выведи «Соломона» на глубину, не позволяй днищу царапать по песку… Сначала посади кого-нибудь в лодку, нацель ее острый нос в сторону моря… Я запросто смогла бы все это проделать, даже если б на берег вокруг нас обрушивались волны – спуск тузика на воду в прибой меня даже приятно будоражит, – но сегодня вечером вода Андаманского моря тихая и гладкая, как в пруду. И все же хорошо припомнить свои морские навыки. Отталкиваюсь ногой от песчаного дна, одним ловким движением взлетаю на среднюю банку, хватаюсь за весла и отхожу от берега. Бросив взгляд через плечо, вижу впереди, в паре сотен метров, штук пять ярких звездочек – якорные огни. Несомненно, самый высокий из них сияет с топа мачты «Вирсавии».

– Погоди! – кричит Саммер, но уже поздно. Мы уже на глубокой воде.

– Что еще?

– Это же было наше последнее прикосновение к земле на две или три недели, – говорит она. – Вроде полагается сделать что-то, типа как попрощаться…

– Последнее прикосновение к земле?

– С рассветом мы уходим, – объявляет Саммер.

К лицу у меня приливает кровь. Никакого тебе больше занудного Тарквина, никакого шумного уличного движения, секс-туристов и малолетних шлюх! Я с восторгом ждала приезда на Пхукет, но ничего моего здесь больше не осталось. Буду только рада оставить его за кормой. Завтра я буду свободна. Завтра – только я и чудесный голубой океан. Я и…

– Мы? – переспрашиваю я. – В каком это смысле «мы»? Разве ты не имела в виду меня с Адамом?

– Ой, просто не могу поверить, что Адам ничего тебе не сказал! – восклицает Саммер. – В последнюю секунду пришлось поменять планы. Мы никак не рассчитывали на тайскую бюрократию. Выяснилось, что им требуется законный опекун, чтобы сидел с Тарки и одобрял дальнейшие медицинские действия, а единственный законный опекун – Адам. Так что ему пришлось остаться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю