Текст книги "Выборы"

Автор книги: Росс Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Потом вставал каждый из них, оценивал ситуацию и высказывал соображения о том, как реализация новых идей и предложений скажется в его вотчине. Некоторые бубнили себе под нос, другие говорили ясно и четко, третьи изображали комиков, четвертые слишком смущались.

Совещание затянулось на два часа. Мы с Шартеллем просидели на нем от начала до конца. Не знаю, показалось бы оно нам более интересным, если бы хоть кто-нибудь говорил по-английски.

Глава 13

В кабинете вождя Акомоло нас осталось шестеро. Гости торопливо отбыли, едва закончил говорить последний из выступающих. Я предположил, что они разъехались по домам. Вернуться в конторы они не могли, секретарши не ждали их с подготовленными на подпись документами. Все государственные учреждения закрывались в два часа дня. Много лет тому назад англичане решили, что работать позже слишком жарко, поэтому присутственными стали часы с восьми утра до двух пополудни в обычные дни недели и с восьми до двенадцати по субботам. Никто из альбертийских министров не стал менять заведенного порядка.

Акомоло сел за стол, остальные расположились в глубоких креслах и на кушетках, осоловевшие от жары, обильной пищи и бесконечной болтовни. Альбертийцы сняли тоги, Шартелль, Дженаро и я – пиджаки. Рубашки промокли от пота. Под потолком, поскрипывая, вращались лопасти вентилятора. Еще два стояли на полу. Свисающие с люстры ленты липкой бумаги потемнели от мух.

Вождь Акомоло складывал лежащие перед ним бумаги в аккуратные стопки, затем убирал их в ящики стола, открывая и закрывая их.

– Мы собрались здесь господа, – начал он, продолжая возиться с бумагами, – чтобы обсудить с мистером Шартеллем и мистером Апшоу основную стратегию предвыборной кампании. Должен отметить, слово «основную» я употребил потому, что сегодня мы сможем затронуть лишь важнейшие положения моей программы.

Он перестал открывать и закрывать ящики, снял очки в золотой оправе, протер их носовым платком. Посмотрел на свет, убедился, что они чистые. Надел вновь.

– Доктор Диокаду, не могли бы вы назвать нашим гостям основополагающие направления нашей программы?

Диокаду сидел рядом с вождем Декко, который, положив могучие руки на колени, не открывал глаз от пола. Диокаду на секунду задумался.

– Безработица, это первое. Цены на сельскохозяйственную продукцию и расширение ее производства, это второе. Образование, третье, и четвертое, медицинское обслуживание. Пятым может стать индустриализация, но едва ли на нее можно делать упор. Никто не возражает против нее.

– Транспорт, – добавил вождь Декко, не поднимая головы. – Альбертийцы – очень мобильный народ, а транспортная система в зачаточном состоянии.

– Транспорт, – согласился Диокаду.

Наступила тишина. Вождь Акомоло внимательно разглядывал поверхность стола. Затем перевел взгляд на потолок, где медленно вращался вентилятор.

– И мир, – молвил он. – Мир между нашими провинциями и разрешение межплеменных конфликтов без применения силы. Также мир во всем мире. Мы должны неустанно твердить об этом.

Декко посмотрел на него и улыбнулся.

– Война на другом конце света не слишком заботит крестьянина, который не может прокормить семью, потому что у него нет работы.

– Мы не можем игнорировать ту ответственность, которая ложится на нас с приходом независимости, – твердо заявил Акомоло. – Мы не можем повернуться к миру спиной и уйти в себя. Нам открыли дверь и пригласили войти. Отказаться мы не в праве.

– Голосов это не принесет, – вставил Джемми Дженаро. – Все выступают за мир.

– Вы действительно думаете, что мы можем содействовать наступлению всеобщего мира? – улыбнулся Декко. – Так ли мы мудры… и сильны? Слабому редко удается утихомирить рыночную драку.

– Тот, кто пренебрегает соседями, не должен жаловаться на одиночество, – возразил Акомоло.

Словесная перепалка только разгоралась, но Шартелль внезапно поднялся, пересек кабинет и прислонился к стене, сложив руки на груди, улыбнулся. Лица присутствующих поневоле повернулись к нему. Я прикинул, сколько раз и в скольких комнатах он проделывал этот трюк.

– Господа, я полагаю, что вы достаточно четко определили внутренние проблемы: безработица, сельское хозяйство, образование, здравоохранение и транспорт. Остается неясной лишь степень участия Альбертии в делах мирового сообщества, – он достал из кармана жилетки длинную черную сигарету, раскурил ее, несколько раз затянулся и продолжал: – Я думаю, что ход предвыборной кампании даст нам ответ на этот вопрос. Если потребуется сделать упор на международные дела, нам это не составит труда. По крайней мере внутри партии по этому поводу разногласий нет, и это главное. Что же касается внутренних аспектов, то у меня создалось впечатление, что один из них вы упустили, – Шартелль выдержал паузу, глубоко затянувшись. – Налоги. Я убедился на своем опыте, что легче всего споткнуться на налогах.

Оживленные дебаты о налогах продолжались минут пятнадцать. Я не следил за дискуссией. Что значило для меня увеличение или уменьшение налогов с мелких торговцев? Впрочем, я бы только приветствовал налог на прибыль нефтяных компаний. Могли бы они подоить и богачей. Но, к сожалению, именно богачи голосовали за введение того или иного налога, так что едва ли они захотели бы расстаться с лишним центом. И за поездки на сессии ООН, марши мира и обеды в губернаторском дворце после провозглашения независимости пришлось бы расплачиваться фермерам, рабочим, торговцам – словом, простому люду, вроде Оджо, нашего садовника, Оджо не понравилась бы система налогообложения, какой бы она ни была.

Покончив с налогами, они говорили еще с полчаса. Доктор Диокаду более детально изложил все пункты программы. Ему помогали Акомоло и Декко. Изредка бросал реплику Джимми Дженаро. Шартелль и я задавали короткие вопросы. Едва разговор грозил перекинуться на международные темы, Шартелль точной фразой возвращал его в нужное русло. Я восхищался его мастерством. Наконец, Акомоло подвел черту.

– Я решил, что доктор Диокаду и вождь Дженаро будут работать в тесном контакте с вами, мистер Шартелль. На сегодня, пожалуй, все. Я думаю, наша беседа оказалась весьма плодотворной.

– Для нас, несомненно, сэр, – кивнул Шартелль. – День, конечно, выдался трудным, но я, тем не менее, хотел бы пригласить доктора Диокаду и вождя Дженаро к нам домой, чтобы обсудить некоторые детали. До выборов остается только шесть недель, и мы не можем терять ни часа.

– Конечно, – Акомоло повернулся к Диокаду и Дженаро. – Вы свободны? – те кивнули. – Вождь Декко и я с удовольствием присоединились бы к вам, но нам нужно обсудить внутрипартийные дела.

Мы поднялись. Альбертийцы, за исключением Дженаро, облачились в ordana. Остальные надели пиджаки. В кабинете стало еще жарче и пахло, как в раздевалке спортивного зала. Вождь Декко потянулся.

– Мистер Шартелль, завтра я хотел бы увидеться с вами и мистером Апшоу. Это возможно?

– Нас пригласили во дворец губернатора к десяти часам, – ответил Шартелль.

– Тогда в половине двенадцатого. Я подъеду к вам.

У Диокаду и Дженаро были свои машины, поэтому мы договорились встретиться у нас через полчаса. Попрощавшись с вождем Акомоло и Декко, мы вышли во двор, залитый все еще жаркими лучами послеполуденного солнца. Уильям спал за рулем. Шартелль потряс его за плечо.

– Ты можешь отвезти нас домой, Уильям.

– Да, са, – он завел двигатель, и мы выехали из ворот, охраняемых двумя полицейскими. Если государственные учреждения Западной Альбертии и закрывались в два часа дня, то город продолжал жить обычной жизнью. На одном из перекрестков мы простояли пять минут, ожидая, пока пройдет стадо скота.

– Какие длинные рога, – заметил я. – Как у техасских быков.

– Это точно, – согласился Шартелль. – Интересно-интересно, отметят ли погонщики нынешний день в местном салуне? Все-таки они прошагали пятьсот миль, как говорил старина Акомоло. У них, наверное, все горло в песке.

Стадо прошло, и Уильям доставил нас к дому. Едва войдя в дверь, мы скинули пиджаки. Самюэль, повар, и Чарльз, стюард подхватили их и повесили в шкаф.

– Сейчас я принесу чай, маста, – возвестил Самюэль.

– Вы хотите чаю, Пит?

– Я думаю, это обычай.

– Хорошо. Чаю!

В доме было прохладнее. Из дверей, ведущих на веранду, дул ветерок. Под потолком вращался вентилятор. Я обратил внимание, что скорость его вращения можно даже увеличивать. Мы сели, ожидая чай.

– Как вам Дженаро? – спросил Шартелль.

– Похоже, он знает, кто есть кто. Мы этим воспользуемся уже сегодня.

– А Диокаду?

– Он тоже нам подойдет. Все цифры у него в голове или в ворохе бумаг, которые он повсюду таскает с собой. Он настоящий профессор, да?

– Вроде бы так.

– Ну, это мы еще увидим. Я хочу предложить им план, и если они не ухватятся за него, как курица за червяка, мы можем заказывать билеты на следующий самолет.

– Все так плохо?

– Вы же видели эту толпу на ленче.

– Видел и слышал.

– Толку от них никакого. Эти ребята так долго черпали мед из улья, что забыли о существовании пчел. Но Декко – другое дело. Таких людей встречаешь несколько раз в жизни.

– Каких?

– Победителей, – коротко ответил Шартелль.

Самюэль принес поднос с чайными принадлежностями и поставил его на маленький круглый столик.

– Благодарю, – я знаком отослал Самюэля. – Вам один кусок сахара или два?

– Два, – ответил Шартелль. Я положил два куска сахара и передал ему чашку. – Вы любите чай? – спросил он.

– Привык.

– Как вы думаете, мы сможем уговорить старину Самюэля бросить в чай пару кубиков льда? Если уж мы должны пить чай, я бы хотел, чтобы он был со льдом.

– Посмотрим, что мне удастся завтра. Это дело тонкое.

У крыльца взвизгнули тормоза «ягуара». Дженаро, в больших черных очках и легкой клетчатой шапочке с козырьком, выпрыгнул из кабины и взбежал по ступенькам.

– Какая радость, я поспел к чаю.

– Пить его не обязательно.

– Тогда я воздержусь, – он плюхнулся в кресло, снял очки и шапочку, положил их на пол. – Диокаду будет с минуты на минуту. Он заехал в министерство за какими-то бумагами.

До приезда Диокаду мы болтали о пустяках. Он появился с кипой документов, как обычно, спешащий и озабоченный. Принял от меня чашку чая, и едва сел, как Шартелль начал говорить. Почтительное отношение к слушателям исчезло из его голоса. Он планировал предвыборную кампанию, как генерал готовит сражение. Идея принадлежала ему, на нем лежала и ответственность.

– Первое. Сколько выступлений вы наметили для Акомоло? Вы или док.

Возможно, доктора Диокаду впервые назвали доком, но тот и бровью не повел. Из груды бумаг он выудил записную книжку.

– Три в день, с понедельника и до дня выборов.

– Он сможет выступать чаще? – спросил Шартелль. – То есть, можно найти больше слушателей?

– Можно, если только он к ним доберется, – ответил Дженаро.

– Начинайте готовить его выступления на каждом перекрестке и около всех магазинов, независимо от того, сколько будет слушателей, пять или пять тысяч. Как его здоровье? Он сможет выступать двенадцать, пятнадцать раз в день? Речи не будут длинными.

– Он в полном здравии, – подал голос доктор Диокаду. – Он заботится о себе.

– Отлично. Джимми, мне нужны два вертолета. Где нам их взять и побыстрее? Только не рассчитывайте на Лондон.

Дженаро на мгновение задумался. Затем щелкнул пальцами.

– Они есть у нефтяной компании.

– Вы знаете, с кем нужно поговорить?

– Да.

– Доставайте вертолеты. Пообещайте права на добычу нефти на шельфе. Но вертолеты должны быть у нас к понедельнику. Справитесь?

– Я их достану.

– Док, – Шартелль повернулся к Диокаду, – у вас есть цифровые данные по основным пунктам программы? Сельское хозяйство, безработица и так далее?

– У меня все с собой. Я подумал, что вы захотите их обсудить.

– Хотите верьте, док, хотите нет, но наша последняя политическая дискуссия завершилась около часа тому назад. Это ваша политика и ваша страна. Отдайте все материалы Питу, – доктор Диокаду передал мне толстую пачку отпечатанных на машинке листов бумаги. Я их быстренько просмотрел.

– Пит, сколько времени потребуется вам, чтобы написать Речь?

Я вновь пробежался по документам.

– Часа четыре. Может, пять, если будут досаждать мухи.

– Она нужна мне завтра.

– Вы ее получите.

– А как с остальными?

– Я напишу речи по сельскому хозяйству, безработице, здравоохранению и так далее. Всего пять или шесть. Завтра я отпечатаю Речь и, возможно, еще две на отдельные темы. Послезавтра они все будут на вашем столе.

– Вы теряете форму, – заметил Шартелль.

– Это тропики, – заступился за меня Дженаро. – Вытягивают последние соки из белого человека.

– Док, кто будет ответственным за перевод, вы или Джимми?

– Я.

– Хорошо. Как только Пит заканчивает речь и передает нам, ее необходимо перевести и размножить на всех языках и диалектах.

Доктор Диокаду улыбнулся.

– Сделаем. Такие люди у меня есть.

– Договариваясь о выступлениях Акомоло, убедитесь, что вам известен наиболее распространенный диалект местности, где ему предстоит выступать. А когда он будет говорить, позаботьтесь, чтобы рядом был переводчик. Если вождя не поймут, нет смысла сажать вертолет.

– Вы говорили о двух вертолетах, – напомнил Дженаро.

– Мне и нужны два. Один для Акомоло, второй для Декко. Вместе им путешествовать ни к чему. Так что, док, вы должны организовать выступления и для Декко. Возможно, где-то выступят и тот и другой, но в политической кампании от этого только польза.

– Переводчики и копии речей нужны и для Декко?

– Совершенно верно.

Доктор Диокаду встал, извинился, снял через голову верхнее одеяние и положил на стул. Планы Шартелля захватили его. Дженаро сбросил пиджак на пол, рядом с очками и шапочкой. Оба что-то лихорадочно записывали. Шартелль поднялся, заходил по комнате.

– Пит, ты уловил их ритмику?

– Конечно. Придется писать разные речи. Декко уведет их в горы и покажет лежащую далеко внизу плодородную долину. Акомоло объяснит, чего можно добиться трудолюбием, решительностью и временными жертвами. С их выступлений люди будут уходить в хорошем настроении, потому что оба пути, указанные ораторами, приведут их в землю обетованную.

Доктор Диокаду оторвался от бумаги посмотрел на меня.

– Откуда вы знаете, что они говорили? Вы же не понимаете диалекта.

Шартелль остановился перед Диокаду.

– Док, когда вы прослушаете столько же речей, как Пит или я, вы будете понимать смысл сказанного на любом языке. Далее. Нам нужна газета. Еженедельное издание, со следующей недели и до выборов. Много фотографий и карикатур. Политических карикатур, не требующих подписи. На английском языке. У нас нет времени для выпуска газет на диалектах. Джимми?

– У меня есть такой человек. Издавать газету он сможет. Учился в Штатах и работал в «Нью Мексикэн» в Санта Фе.

– Свяжитесь с ним. Хорошо заплатите. Док, как я понимаю, вы вхожи в интеллектуальные круги?

Диокаду кивнул.

– Отлично. Организуйте комитет. «Писатели и художники Альбертии – за Акомоло». Когда он будет создан, я полагаю, в самом начале следующей недели, мы обратимся к ним за статьями, только маленькими, и карикатурами. Джимми, позвоните редактору сегодня же и пусть он подбирает сотрудников. Журналисты у вас найдутся?

– В Альбертии больше журналистов, чем фермеров, – ответил Диокаду.

– Пит. Не знаю, будет ли в этом толк, но мне нужно сообщение для прессы дважды в день: утром и в два пополудни.

– Хорошо. Дайте мне график выступлений Акомоло с указанием речи, которую он должен произнести. Я буду также следить за оппозицией, и если она вырвется вперед, мы всегда сможем осадить ее.

– Ясно. Теперь веера.

– Я уже записал.

– Значки.

– Большие, – добавил я.

– Один парень проиграл выборы из-за того, что у него были маленькие значки, – заметил Шартелль. – Джимми, мне нужны пять миллионов значков к середине следующей недели. Если они у нас будут, вы сможете их распространить?

– Конечно.

– Прекрасно. Мы сегодня же позвоним Даффи.

– Значки? – переспросил доктор Диокаду.

– Большие металлические кружки с броской фразой, – пояснил Дженаро. – К примеру, «Я за Ако».

– Так и запишем, Пит?

– Я не возражаю, хотя что-то такое уже было, но на другом материке.

– Та же подпись и на веерах?

– Естественно.

– Джимми, мы сможем изготовить в Альбертии веера с надписью «Я за Ако». Вот о чем я думаю. Разместив заказы в небольших мастерских по всей стране, мы практически купим голоса.

Дженаро писал не отрываясь.

– Я знаю парня… – начал он.

– Свяжитесь с ним. Организуйте это дело. И возьмите на себя распространение готовой продукции, – Шартелль продолжал мерять комнату шагами. – Барабаны. Мне нужны барабаны.

– Говорящие барабаны? – спросил Дженаро.

– А как они говорят? Они смогут передать простую фразу? Вроде «Я за Ако».

Доктор Диокаду встал и подошел к круглому столику. Ладонями он отбил несколько тактов.

– Это «Я за Ако». Что-нибудь еще?

– Берегитесь или остерегайтесь дьявола с неба. Может, злого духа с неба. Или колдовских чар.

– Остерегайтесь колдовских чар с неба, – решил Диокаду. – Получится вот так, – вновь он отбил ритм.

– Как далеко их слышно? – поинтересовался Шартелль.

Диокаду пожал плечами.

– На милю, не больше.

– Люди их понимают?

– Не все, но они найдут, у кого спросить. Из любопытства.

– Вы можете их купить?

– Барабаны?

– Барабанщиков?

– А! – широкая улыбка осветила лицо Диокаду. – Я понял. Да, – он посмотрел на Дженаро. – Как по-твоему?

– Это несложно. Барабанщиков мы найдем.

– Каждый вечер они должны передавать короткую фразу, – продолжал Шартелль. – Иногда что-то загадочное, иногда просто «Я за Ако», но барабаны должны говорить каждый день.

– Мы с Диокаду возьмем это на себя. Я только не знаю, как далеко удастся продвинуться на север.

– Думаю, что далеко, – ответил Диокаду. – В последние годы они получили более широкое распространение.

– Займитесь этим, – Шартелль сел, вытянув длинные ноги. Откинул голову назад, крикнул: – Самюэль!

– Са! – донеслось в ответ, и в гостиную влетел Самюэль.

– Нам пора что-нибудь выпить, Самюэль.

Тот унес чайный поднос и вскоре вернулся с другим, уставленным бутылками шотландского, джина, тоника и содовой, бокалами и ведерком со льдом. Сначала он обслужил гостей, Шартелля – в последнюю очередь. Этикет соблюдался неукоснительно.

– Джимми, – обратился Шартелль к Дженаро, – мне нужны еще три телефона, столы в пустой комнате, пара картотечных шкафов, в крайнем случае сойдет один, стулья и пишущая машинка. Копировальная техника есть в штаб-квартире партии, так?

Дженаро поставил бокал и склонился над записной книжкой. Затем заверил Шартелля, что в штаб-квартире есть все необходимое.

– Я понимаю, что задал вам много работы, – Шартелль отпил из бокала. – Мы сделаем все, что в наших силах, но вы знаете страну и людей. Я хочу, чтобы мы связывались друг с другом по несколько раз в день. Не вижу смысла назначать регулярные встречи – возможно, нам будет нечего сказать друг другу и мы только потеряем время. Но я могу позвонить и днем и ночью. Того же жду и от вас.

Доктор Диокаду рассмеялся.

– Я смеюсь над собой, – пояснил он. – Я ожидал довольно длительной и весьма интересной дискуссии о достоинствах и недостатках отдельных пунктов нашей программы. Как специалист в области политики должен признать, что сегодняшняя наша беседа еще более интересна и познавательна.

– Док, мы только начинаем. Это наша профессия. То, ради чего нас пригласили сюда. Обычная политическая практика. Реклама кандидата. А скоро мы перейдем к еще более захватывающему этапу.

– Какому же? – спросил Дженаро.

– Мы начнем планировать предвыборную кампанию для оппозиции, – мечтательно ответил Шартелль. – Одним выстрелом убьем двух зайцев.

Глава 14

В тот вечер Шартелль не стал вникать в подробности, пояснив, что ему нужно «еще кое в чем разобраться». Диокаду и Дженаро уехали, первый то и дело поглядывал на список неотложных дел, намеченный на вечер и завтрашний день. Дженаро ничем не проявлял озабоченности.

– Хорошие ребята, – Шартелль проводил взглядом отъезжающие машины. – Они ухватили суть.

– Речь я напишу завтра.

– Времени хватит, Пити. Сегодня мы и так переработали.

– Но отдохнуть нам, похоже, не удастся, – заметил я. – К нам гости.

Среднего роста мужчина, в белой рубашке, белых шортах и носках, в черных полуботинках повернул на подъездную дорожку и неторопливо подошел к нашему дому. В руке он держал тросточку из черного дерева, которой отбрасывал камешки, выступающие над слоем гравия. Шартелль и я вышли на крыльцо.

Он оценивающе оглядел нас, щурясь на солнце. Глазами цвета холодной зелени.

– Добрый вечер, – поздоровался он.

– Добрый вечер, – ответил Шартелль.

– Я ваш сосед. Живу сразу за поворотом. Подумал, что надо бы познакомиться. Даунер предупреждал о вашем приезде.

– Я – Клинт Шартелль, а это Пит Апшоу.

– Джон Читвуд.

– Позвольте пригласить вас в дом, мистер Читвуд.

– Премного благодарен.

Сев на стул в гостиной, он положил трость на голые колени. Лет сорока пяти, подтянутый, с волевым лицом, судя по всему, много повидавший.

– Мистер Апшоу и я как раз собирались что-нибудь выпить, мистер Читвуд. Я надеюсь, вы составите нам компанию.

– С удовольствием.

Шартелль позвал стюарда, и после того, как каждый из нас получил запотевший бокал, мы откинулись на спинки, ожидая, что наш сосед начнет светскую беседу, ради которой он, собственно, и пришел.

– Ваша первая поездка в Африку? – спросил он.

– Совершенно верно.

– Даунер говорил, что вы будете вести предвыборную кампанию Акомоло.

– Мы всего лишь советники.

Читвуд отпил из бокала.

– У нас прибавилось забот.

– Почему?

– Много суеты. Выборы, похоже, расшевелили людей, и кое-где эмоции вышли из-под контроля. Но я думаю, что мы не допустим эксцессов.

– Кто это мы? – спросил я.

– Простите, пожалуйста, – Читвуд виновато улыбнулся. – Упустил из виду. Я капитан, начальник полиции Западной Альбертии.

Шартелль с интересом оглядел нашего гостя.

– Выборы будут проходить под вашем контролем, капитан?

– Не совсем так. Наша работа будет состоять в том, чтобы собрать урны для голосования, убедиться, что пломбы не повреждены, и перевезти в безопасное место для подсчета голосов. Место мы держим в секрете. В избирательные участки допускаются представители заинтересованных сторон.

– Вы ожидаете беспорядков?

Читвуд кивнул.

– И немалых. Выборы здесь всегда вызывали волнения. Местный люд вспыхивает, как порох. А тут еще хулиганы.

– Хулиганы?

– Именно. У каждой партии есть банды наемных громил. Избивают оппозицию, срывают собрания, запугивают избирателей. Иногда нам приходится разбить пару-тройку носов, а кое-кого посадить за решетку. Такие банды есть и у партии вождя Акомоло. Я думаю, они становятся неотъемлемой частью предвыборной кампании. Традиции, наверное.

– Как же вы с ними справляетесь? – спросил я.

Читвуд улыбнулся. Профессионал, он любил говорить о своих делах.

– У нас организованы летучие отряды. Мы непрерывно поддерживаем с ними связь по радио. Они прошли специальную подготовку. Оснащены индивидуальными щитами и крепкими дубинками. Знают, как разогнать толпу. Я думаю, что с десяток таких отрядов могут подавить любой бунт. Попасть в отряд непросто. Там нет никого ниже шести футов ростом. И работа им по душе.

– Где вы ожидаете самых серьезных беспорядков? – осведомился Шартелль.

– Здесь, в Убондо, это самая взрывоопасная точка. Еще в Барканду, но столица вне моей юрисдикции. Отдельные вспышки могут возникнуть в небольших городках. Впрочем, беспокоиться не о чем. Мы справимся.

– Каким представляется вам исход выборов, мистер Читвуд?

Прежде чем ответить, он вновь поднес бокал ко рту.

– Этот же вопрос задавал мне и Даунер. Я – полицейский, а не политик, но должен сказать, господа, что вы лишь выполняете порученное вам задание.

– То есть делаем то, что нам говорят.

Читвуд поставил бокал на стол.

– Я здесь уже пятнадцать лет. Приехал из Ганы, а до этого служил в Восточной Африке. Начал в Палестине во время того конфликта, совсем мальчишкой. Побывал в нескольких странах, получающих независимость. И каждый раз этот процесс сопровождался насилием. Свою задачу я вижу не в том, чтобы предотвратить насилие, это невозможно, но свести его к минимуму. Если нам это удастся, значит мы честно выполнили свой долг.

– Вы вот заметили, что мы лишь выполняем порученное нам задание. Наверное, вы можете что-то добавить?

– Да. Полицейскому приходится быть в курсе слухов. Если верить самому свежему, Акомоло черпает деньги из казны провинции, чтобы купить выборы, и в этом ему помогает ваше ЦРУ. Об этом говорят в университете. Да и прочие слухи на том же уровне.

– Но это ложь, – бросил Шартелль.

Читвуд кивнул.

– Разумеется. Во-первых, если б сторонники премьера захотели воспользоваться казенными деньгами, они не стали бы получать их через министерство финансов. Слишком много чеков. Они действовали бы через корпорацию регионального развития: основали бы собственную компанию, дали бы ей контракт на возведение школы или больницы, вдвое завысив затраты. Для интеллектуальных снобов в университете денежные отношения – еще темный лес.

– А Национальная прогрессивная партия в них разбирается?

Читвуд улыбнулся.

– Я уверен, что альбертийские политики давным-давно овладели всеми способами добывания денег. Но это не моя епархия. У меня другие заботы.

– Какие же? – Шартелль поднялся, подошел к столу, взял бокал Читвуда.

– Побольше виски, пожалуйста, – он подождал, пока Шартелль не принес ему полный бокал. – Видите ли, я не люблю сюрпризов. Сюрпризы хороши на рождество или на день рождения, но для полицейского они просто беда, – он пригубил виски. – Для политика тоже, смею заметить.

– Случается, они весьма нежелательны.

– Боюсь, я не очень силен в пустопорожней беседе.

– Капитан Читвуд, как я понял, вы пришли с каким-то предложением. Я тоже не люблю говорить попусту, так что, если вы действительно хотите что-то нам предложить, мы готовы вас выслушать.

Читвуд поставил бокал на стол, наклонился вперед.

– Мистер Шартелль, как я понял со слов вашего коллеги, мистера Даунера, ваша работа состоит в том, чтобы внести в предвыборную кампанию некоторые новшества. Он не знал, в чем они будут состоять, хотя прикидывался, будто в курсе всех ваших замыслов. Должен отметить, он слишком много говорил. Меня не волнует стратегия вашей кампании. Но если уж она будет с новшествами, я бы очень хотел знать о них, хотя бы в общих чертах. Уверяю вас, что сказанное здесь останется между нами. Я не намерен в чем-либо ограничивать вас. Но если ваши действия могут спровоцировать беспорядки, я хотел бы знать об этом заранее, чтобы подготовить моих людей.

– Мы не революционеры, капитан, – вмешался я.

Он покачал головой.

– Я не собираюсь читать лекцию о характере альбертийцев, мистер Апшоу. Хотя мне кажется, что после пятнадцати лет, проведенных в этой стране, я начал понимать ее жителей. Поверите вы мне или нет, но они мне нравятся. И я хочу, чтобы ближайшие шесть недель прошли относительно спокойно. Повторю, что ни полицейские, ни политики не в восторге от сюрпризов. Если вы согласитесь наперед информировать меня о ваших планах, я, в свою очередь, готов сообщить вам о том, что мы слышим. А слышим мы немало.

– Только один вопрос, капитан. Вы обращались с подобным предложением и к двум другим кандидатам?

– Нет, мистер Шартелль. Нет. Мне платит жалованье правительство Западной Альбертии, и меня волнуют дела только этого региона. Едва ли я задержусь здесь после провозглашения независимости, но я намерен уехать с незапятнанной репутацией. Если это звучит несколько старомодно, простите меня. Я всего лишь полицейский.

Шартелль кивнул.

– Вот что я вам скажу. Мы будем сообщать, что мы собираемся делать и где. Вы будете информировать нас о местных настроениях. И мы будем уважать доверие друг друга. Так как вы – гость, позвольте мне начать.

В пять минут Шартелль изложил Читвуду наши соображения насчет вертолетов, значков, барабанов, газеты, выступлений Акомоло и Декко. О планировании предвыборной кампании наших соперников он не упомянул.

Читвуд слушал внимательно, не отрывая взгляда от лица Шартелля, не шевелясь.

– Теперь, когда вам открыты семейные тайны, капитан, возможно, и вы поделитесь с нами сведениями, которые сочтете полезными для нас.

Читвуд откинулся на спинку, положил ногу на ногу. Поднял черную трость и начал ее разглядывать.

– Армия. У меня есть несколько осведомителей среди солдат, но ни одного среди офицеров. Раньше были, но только белые. Последний белый офицер отправлен в отставку семь недель тому назад. Весьма неожиданно для многих. Не упускайте этого из виду, мистер Шартелль.

– Вы говорите о военном перевороте?

– Не обязательно. Армия приобрела немалый политический вес благодаря тому, что стала первой государственной организацией, в которой не осталось белых. Она может стать на сторону победителя, а может поддержать того, кто в противном случае неизбежно потерпит поражение. Тому, разумеется, придется заплатить высокую цену.

– Интересно, – протянул Шартелль.

– Еще бы. Как только я узнаю что-нибудь определенное, я обязательно свяжусь с вами, – Читвуд поднялся, встали и мы с Шартеллем. – Между прочим, вам ничего не известно об участии ЦРУ в этой кампании?

– Они не доверяют нам своих секретов, – ответил Шартелль.

– Наверное нет. Но очень уж упорные эти слухи. Придется навести справки в восточной и северной провинциях.

Шартелль улыбнулся.

– Мне еще не приходилось вести предвыборную кампанию рука об руку с полицией. Это весьма любопытно.

Читвуд дошел до двери, обернулся, оперся на трость.

– Знаете, о чем я сейчас подумал?

– О чем же?

– Я – последний белый в полиции и армии.

– Вы полагаете, что задержитесь тут надолго?

– Не слишком, но, как я уже сказал, моя репутация должна остаться чистой.

– Незапятнанной, – поправил его Шартелль.

Читвуд добродушно хохотнул.

– Я уникальный человек, знаете ли.

– В каком смысле?

– Я – последний белый в Альбертии, который может застрелить альбертийца по долгу службы, – он вновь хохотнул, но довольно невесело. – Мой бог, кто мог предположить, что все так закончится.