Текст книги "Коррумпированный город"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Росс Макдональд
Коррумпированный город

Глава 1

Когда вы вдали от города своего детства, где прожили столько лет, то вспоминаете и говорите о нем так, будто тамошний воздух щекотал вам ноздри приятнее, чем в других местах. Когда встречаете человека из этого города, то вас охватывает братское чувство к нему, но темы для разговора быстро иссякают, как и имена общих знакомых.

Город надвинулся на меня быстрее, чем я ожидал. За десять лет он расползся вдоль большака, пригородные фермы сменились бетонными площадями городских районов. По обеим сторонам магистрали виднелись ряды небольших деревянных домов, настолько похожих друг на друга, как будто в городе был только один архитектор, одержимый одной идеей.

– Теперь недалеко, – сказал водитель. Он зевнул, держась за руль и не сводя глаз с дороги.

– Вы живете здесь?

– У меня комната в меблированном доме с питанием. Думаю, можно назвать это жильем.

– Вам не нравится город?

– Сойдет. Если нет ничего получше. – Он сплюнул в открытое окно, и мелкие брызги коснулись моей шеи. – У меня дом в Чикаго. Там моя жена.

– Это другое дело.

– Вы женаты?

– Нет, – ответил я. – Путешествую один.

– Ищете работу?

– Так точно.

– Тут это будет нетрудно. Кстати, как раз сейчас нам требуются рабочие в автопарке. Половину времени трачу на загрузку своего грузовика. Физически в порядке?

– Да, но это не та работа, которую я ищу.

– Неплохо платят. Семьдесят центов в час. В этих местах больше не заработаешь.

– Может быть, я сумею. У меня тут связи.

– Правда? – Он быстро взглянул на меня.

Я выглядел не лучшим образом: в тот день не умывался, не брился и спал не раздеваясь.

Наверное, он решил, что я его обманываю, и сказал, не скрывая иронии:

– Ну что ж, если так, то отлично.

Магистраль влилась в восточную часть центральной улицы, наполовину состоявшей из жилых домов, наполовину – из офисов различных фирм и общественных организаций. Продуктовые магазины, склады с углем, бензозаправочные станции, дешевые таверны, большие, старые, запущенные дома, несколько неказистых церквей. Издали я не узнавал здания, но вблизи все оказывалось знакомым. Почувствовал дыхание химических фабрик, расположенных с южной стороны и портивших весенний ночной воздух. Я всматривался в лица полуночников на улице, стараясь отыскать кого-либо из знакомых.

Водитель затормозил, и грузовик остановился у обочины.

– Высажу тебя здесь, приятель. Не хочу, чтобы тебя видели в автопарке. – Он кивнул на наклейку на ветровом стекле: "Не разрешается брать попутчиков". – Но если связи не сработают, можешь прийти сюда. Адрес – Мастерс-стрит.

– Спасибо. И за то, что подвезли, тоже.

Вытащив из-под ног брезентовую сумку, я вылез из кабины грузовика. Огромная машина двинулась дальше.

Волнение, которое я испытывал, приближаясь к городу, уже исчезло. Мимо меня в разных направлениях проходили мужчины и женщины, но все они были мне незнакомы. Полицейский бросил на меня пристальный взгляд. Я понял, что, наверное, похож на бродягу. И эта мысль заставила меня задуматься, стоят ли чего мои связи. Может быть, их уже и не существует.

Я миновал новое жилое здание, окна которого напоминали дырки в освещенной изнутри коробке. В одном из окон увидел силуэты мужчины и женщины, которые танцевали под музыку радио, прижимаясь друг к другу. Этого оказалось достаточно, чтобы пробудить во мне чувство Одиночества, которое я нередко испытывал за все эти годы. Мне захотелось узнать каждую комнату в каждой квартире этого здания, которое я увидел впервые, и назвать каждого его жителя по имени. В то же самое время мне хотелось обладать способностью уничтожить этот дом и всех, кто в нем находится.

Я давно не дрался, и у меня нарастало желание столкнуться с кем-нибудь.

На другой стороне улицы виднелась неоновая вывеска: "Бочковое пиво Шлитц". Окно таверны из сплошного стекла наполовину занавешено, но можно было смотреть поверх занавески. Открывался вид большой квадратной комнаты со множеством стульев и столов, со стойкой в глубине. Заведение было практически пустым, а несколько оказавшихся там человек были как раз подходящей компанией для меня.

Я вошел и сел на высокий стул у стойки. Бармен не обратил на меня никакого внимания. Он в этот момент занимался посетителями у другого конца стойки – двумя крашеными блондинками, сидевшими по обеим сторонам крупного молодого человека, одетого в меховое пальто из искусственной ламы.

– Значит, хотите еще стаканчик, – сказал бармен, ехидно улыбаясь. – Вы думаете, мне больше нечего делать? Неужели не понятно, что в такой поздний час я могу думать только о своих ногах? У меня в них словно иголки.

– Это намек? – произнесла крашеная блондинка пронзительным, под стать своим пережженным волосам, голосом.

Женщины захихикали, а мужчина обнял их обеих.

– Вы говорите так, – сказал бармен, – так говорите, как будто думаете, что мне платят деньги за то, чтобы я стоял тут перед всякими и поил их виски. А между тем я страшно мучаюсь ногами.

Это был седовласый и грузный человек. Его брюхо висело поверх ремня и, когда он двигался, болталось, как огромное вымя.

– Генри, надо попробовать похудеть, – сказала блондинка. – Сбрось немного веса и разгрузи свои ноги.

– Ладно, ладно, – произнес бармен. – Вы получите, что просите. Но предупреждаю, что виски в этом баре – самое скверное по эту сторону от фермы. – Он нацедил три стаканчика из бутылки без этикетки и поставил на стойку.

– Генри, ты должен в этом разбираться, – сказала блондинка.

Я постучал по стойке двадцатипятицентовой монетой.

– Кому-то не терпится, – сказал Генри. – Когда кто-то теряет терпение, это действует мне на нервы. А если я нервничаю, то ни на что не гожусь.

– Бутылку пива, – бросил я.

– Посмотри-ка на мою руку, – сказал Генри. – Она дрожит как осиновый лист. – Он вытянул большую серую ладонь и улыбнулся, глядя на нее. – Говоришь, пива? – Затем вынул бутылку из холодильника, откупорил и подвинул ее по стойке ко мне. Но посмотрел на меня с неприязнью. – В чем дело, у вас нет чувства юмора?

– Есть, но я сдал его на хранение в другом городе. Продолжайте забавлять своих друзей.

– Вы приезжий, не правда ли? Может быть, вы не знаете, как у нас тут принято разговаривать?

– Я учусь быстро.

– Быстро этому не научишься.

– Тут принято подавать стаканы для пива? Я бы воспользовался стаканом.

– Оливкового или вишневого цвета?

– Просто сунь туда палец, когда будешь наливать.

– Наливайте сами.

Взяв бутылку и стакан, я уселся за столик у стены. На меня смотрел старик, сидевший за соседним столом, перед ним стоял стакан пива. Лицо его заросло щетиной, совершенно белой на щеках и верхней губе, а на шее она отливала сталью. Когда я налил пива в стакан и поднес его к губам, то старик приподнял свой стакан и подмигнул мне.

Я улыбнулся ему, перед тем как выпить, и тут же пожалел об этом, потому что он встал и направился к моему столу. Бесформенное коричневое пальто свисало с его плеч, и он двигался как мешок с лохмотьями. Старик плюхнулся на соседний стул, положил на стол изъеденные молью рукава, наклонился ко мне и слащаво улыбнулся ртом, в котором не было и следа зубов. От него несло пивом и старостью.

– Не всегда было так, – сказал он. – Но в общем-то жизнь начинается в шестьдесят пять лет.

– Вам шестьдесят пять лет?

– Шестьдесят шесть. Да, я знаю, что выгляжу старше, но инсульты, что я перенес, ослабляют человека. Первый чертовски потряс меня, но я все-таки выкарабкался. Второй был настоящий. Я до сих пор не владею левой рукой, возможно, никогда не смогу ее восстановить.

– У вас забавный повод сказать, что жизнь начинается в шестьдесят пять.

– Великий Цезарь, не в этом объяснение! Моя жизнь началась в шестьдесят пять лет совершенно по другим причинам. Именно тогда я получил право.

– Получили право на что? Голосовать?

– Получил право на пенсию по старости, сынок. С тех пор я стал сам себе хозяин. Конец понуканиям, хватит лизать зады, теперь это не для меня! Никто у меня не отнимет эту пенсию.

– Это здорово, – заметил я.

– Это замечательно. Это самая прекрасная вещь в моей жизни.

Он допил свое пиво, и я заказал ему еще бутылку.

– Кто был вашим хозяином до того, как вы получили пенсию?

– Можете себе представить, что они со мной сделали?! – воскликнул старик. – И это случилось, когда я еще не мог ходить после второго инсульта. Они поместили меня в сельский приют, где за мной никто не ухаживал, кроме сожителей по комнате. Мне сказали, что все больницы переполнены. У меня еще не зажили заработанные там пролежни. А потом они не хотели давать мне пенсию по старости, даже когда подошло время.

– По какой же причине?

– Видишь ли, сынок, я не мог документально подтвердить свой возраст. Ты можешь подумать, что достаточно взглянуть на меня, чтобы убедиться, что я стар, но, оказывается, этого недостаточно. Я родился на ферме, и отец не зарегистрировал меня, поэтому мне не дали свидетельства о рождении. Я бы оказался как в открытом море без весел, если бы не помог господин Аллистер. Он занялся моим делом, люди поручились за меня, и дело в шляпе. Теперь у меня свой уголок под лестницей на складе, и никто не скажет "пшел отсюда".

Вошли двое и сели за стол недалеко от нас. Один – невысокий и коренастый, в кожаной потертой куртке, на голове мягкая матерчатая фуражка. Другой – высокий и тощий, лицо – неясный треугольник с обвислым носом. Он вынул из кармана нового синего пиджака гармонику и сыграл несколько протяжных мелодий. Его спутник барабанил по столу растрескавшимися, грязными суставами пальцев и тупо смотрел перед собой.

– Кто такой Аллистер? – спросил я старика.

– Ты не знаешь, кто такой Аллистер? Ты, наверное, тут давно не бывал? Господин Аллистер – мэр этого города.

– И он помог вам с пенсией? Он, должно быть, неплохой мужик.

– Господин Аллистер – лучший человек во всем городе.

– Здесь многое изменилось, – сказал я. – Когда-то надо было обращаться к Дж. Д. Уэзеру, когда требовалась подобная помощь. По утрам в его офисе собиралась очередь.

– Дж. Д. Уэзер был убит до моего второго инсульта. Дай Бог памяти, в июне исполнится два года с тех пор. Ты раньше жил в этом городе?

– Дж. Д. Уэзера убили?

– Да, примерно два года назад. Прости.

– Подождите минутку. Как его убили? – Я положил ладонь на его руку, которая на ощупь была похожа на кость, завернутую в лохмотья.

– Его просто прикончили, – нетерпеливо отозвался старик. – Кто-то выстрелил в него, и он умер.

– Скажите ради Христа, кто застрелил его?

– Отстань от меня, сынок, я набрался пива.

Я выпустил его руку, и он зашаркал в мужской туалет. Блондинки вместе со своим совместным достоянием в искусственном меху ламы отправились, по другим барам. Низкорослый и высокий покончили с пивом и направились в туалет. Зал опустел, кроме меня остался только бармен. Он протирал стаканы и не обращал на меня внимания. Противный, пустой зал был таким же, как десятки баров в незнакомых мне городах. Если Дж. Д. Уэзер мертв, то этот город породит такое же чувство одиночества, как и все другие.

Из уборной донесся шум мужских голосов. Нельзя было разобрать слов, но в звуках ощущалась какая-то неприязнь, а минуту спустя что-то приглушенно шлепнулось. Я посмотрел на бармена, но он был занят своими стаканами.

Затем там кто-то начал всхлипывать. Я поднялся и вошел в уборную. Старик сидел на грязном плиточном полу, спиной к стене. Капля крови скатилась из носа на его седые усы. Высокий игрок на губной гармошке и его кореш стояли посередине небольшой комнаты, уставившись на меня. Шляпа старика валялась у их ног.

Старик плакал.

– Они отняли у меня деньги! – всхлипывал он. – Заставь их отдать мне деньги.

– Мы не брали его денег, – процедил приземистый. – Он нагрубил мне и получил затрещину.

– Мерзкий, нахрапистый ублюдок! – закричал старик. – Они отняли у меня шестнадцать долларов.

– А ты заткнись, – выдавил длинный и сделал шаг к старику.

– Не трогай его, – предупредил я. – И верните ему деньги.

Длинный не сдвинулся с места.

– Ах вот как? – протянул низкорослый. Его светлые голубые глаза блестели и казались твердыми, как стекло. – Есть еще кто-нибудь, кроме тебя, кто заставит меня это сделать?

– Я устал ждать, отдайте его деньги.

– У него не было никаких денег, – сказал низкорослый. – Пошли, Свэни, мотаем отсюда к чертовой матери.

Я уперся каблуком в косяк двери и, оттолкнувшись, кинулся на него. Он быстро присел, спасая челюсть, но мой кулак вмазал ему в переносицу. Он тоже кинулся на меня, обхватил вокруг пояса, его круглая башка оказалась под моей правой рукой.

– Дай ему сзади, Свэни!

Я подался задом к закрытой двери, пока Свэни не обошел меня, и попытался освободиться из объятий коротышки, но никак не мог расцепить его рук. Свэни приблизился вплотную, и я съездил ему по уху левой рукой. Старик поднялся на ноги и схватил Свэни сзади своей здоровой рукой. Тот отбросил его назад, к стене, и старик опять съехал на пол.

Тем временем я нащупал ремень коротышки. Малый был настолько приземистый и тяжелый, что напоминал мешок с углем, но, поднатужившись, я оторвал его от пола, и, когда Свэни снова направился ко мне, я бросил его на Свэни.

Один из тяжелых башмаков угодил Свэни прямо в физиономию, и тот повалился навзничь, на пол. Коротышка растянулся плашмя, перекатился один раз в направлении стены и вскочил, как терьер, на карачки. Не успел он оторвать руки от пола, как я нанес ему такой удар снизу, что он пролетел три фута в воздухе, потом стукнулся затылком о стену и свалился на пол Я тяжело дышал.

– Ты молодец! – произнес старик.

Я взглянул на него и увидел, что он больше не всхлипывает.

– И вы не подкачали. Я видел, как вы пытались схватить этого долговязого. Кто из них отнял деньги?

– Коротышка. Думаю, он запихнул их во внутренний карман куртки.

Я отыскал деньги и вернул их владельцу.

– В этом баре есть телефон?

– Да.

– Тогда поднимитесь и позвоните в полицию. А я покараулю и успокою их здесь.

Он с удивлением уставился на меня, покусывая запятнанные кровью усы.

– Позвонить в полицию?

– Они ведь ограбили вас, так? Их надо отправить за решетку.

– Может, и так, – молвил старик. – Но эти ребята снюхались с полицией.

– Вы их знаете?

– Встречал в городе. Думаю, легавые привезли их сюда два года назад в качестве штрейкбрехеров. С тех пор они околачиваются здесь.

– Что же за полиция в этом городе?

– Вот такая.

– Послушайте... – Я отыскал в кармане гривенник и протянул ему. – Идите вызовите себе такси и уезжайте отсюда.

Он вышел.

Коротышка начал приходить в себя. Он пошевелил головой, взгляд сфокусировался. Он посмотрел на меня и сел.

– Встань, – приказал я. – Побрызгай водой на лицо своего приятеля. Я не собираюсь заботиться о нем.

– Ты пожалеешь об этом, парень. Ты не знаешь, во что ввязался только что.

– Заткнись, не то врежу еще! Обеими руками.

– Силен, да?

Левой я рассек ему верхнюю губу, правой подсадил синяк под левым глазом.

– Понял, о чем я говорю?

Он прислонился к стене и закрыл разбитое лицо ладонями в черных пятнах. Я снова вошел в зал, старик сидел на высоком стуле.

– У вас неплохая клиентура, – сказал я бармену.

– Вы вернулись? Я не припомню, чтобы мы выслали вам позолоченное приглашение.

– Если комик в туалете не очухается через пять минут, то вам следует позвонить в полицию и вызвать "Скорую помощь".

– Вы учинили драку? – Он посмотрел на меня с притворным неодобрением. – Мы тут не терпим никаких потасовок.

– Я что-то не заметил, чтобы вы подняли шум, когда побили этого старого человека. Сколько вам перепадает?

– Еще одна такая хохма, и я вам покажу! – завопил бармен.

Раздался негромкий сигнал автомобиля перед таверной, и старик соскользнул со стула.

– Попридержите язык, – бросил я бармену.

Старик был уже у двери, и я крикнул ему, чтобы он подождал минутку.

– Вы живете далеко отсюда?

– Всего в нескольких кварталах.

– Пятьдесят центов хватит. – Я протянул ему две монеты по двадцать пять центов.

– Ты славный мальчик, сынок.

– Просто мне нравится драться. Если эти типы будут и дальше вас беспокоить, дайте мне знать. Думаю, я остановлюсь в доме Уэзера. Меня зовут Джон Уэзер. Но, по-моему, лучше вам здесь не появляться.

– Вы имеете в виду гостиницу "Палас"? Раньше там был дом Уэзера.

– Да, полагаю, что они захотели изменить название.

Такси опять негромко прогудело, и старик повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – произнес он опять. – Как, ты сказал, тебя зовут?

– Джон Уэзер.

– Не родственник ли вы Дж. Д. Уэзера, о котором я рассказывал?

– Вы угадали.

– Неужели это правда? – произнес старик. Потом сел в такси и укатил.

Глава 2

Они изменили не только название дома Уэзера. «Палас» получил «вертушку» вместо больших дубовых дверей с бронзовыми набалдашниками ручек, которые сохранила моя память. В полутемном табачного цвета вестибюле, пропахшем табаком, где раньше стояли кожаные кресла, все было приведено в порядок и переоборудовано. Теперь вестибюль превратился в светлое помещение с боковым освещением, с новыми цветными диванами, и там больше не сидели старики. Бильярдную на первом этаже, где Дж. Д. слыл когда-то бильярдным королем, превратили в бар, на стенах которого были изображены синие фигуры женщин. Я взглянул поверх оголенных плеч двух проституток, стоявших у двери в бар, и понял, что бизнес здесь шел хорошо, работали тут и ученицы средних школ. Я не мог не спросить себя, на что шли деньги от такого бизнеса.

Я прошел через вестибюль к стойке в комнате администратора. Там висела небольшая деревянная табличка с надписью: "Г-н Данди". Данди посмотрел на мою побывавшую под дождем шляпу, на заросший черной щетиной подбородок, на грязную рубашку, брезентовую сумку, старые дорожные ботинки. Я взглянул на каштановую шевелюру Данди, похожую на парик, с тщательным пробором – точно по центру его яйцеподобной головы. Присмотрелся к его упитанному, холеному личику и тупым маленьким глазкам, к его очень белому, гладкому воротничку и бледно-голубому галстуку, который был закреплен позолоченным зажимом с инициалами.

Я начал рассматривать каждый из его восьми наманикюренных пальцев, которыми он изящно касался внутренней стороны конторки.

– Чем могу быть вам полезен? – спросил он, деликатно опуская обращение "сэр".

– Однокомнатный номер без ванной. Я никогда не моюсь.

Он взметнул свои тонкие брови и прищурился.

– Это будет стоить два с половиной доллара.

– Я обычно плачу, когда выезжаю из гостиницы. Кто заправляет этим заведением?

– Его хозяин. Господин Сэнфорд, – ответил Данди. – Пожалуйста, с вас два с половиной доллара.

Я вынул деньги, свернутые трубкой, – так казалось, что их больше, чем на самом деле, – и протянул ему три долларовых бумажки.

– Сдачи не надо.

– Служащие этой гостиницы не берут чаевых.

– Извините. Вы мне напоминаете дворецкого, который когда-то служил у меня. Он помер от досады в день своего пятидесятилетия.

Данди решительно положил ключ со сдачей на стойку и сказал свысока:

– Шестьсот семнадцать.

Перед тем как закрыть дверь шестьсот семнадцатого номера, коридорный искоса посмотрел на меня с угодливой улыбкой.

– Что-нибудь организовать для вас, сэр? В этом городе можно найти кое-что стоящее.

– Алкогольного или сексуального порядка?

– И того и другого. Все что хотите.

– Мне нужен просто покой, но не из твоих рук.

– Понятно, сэр. Извините, сэр. – Замок двери щелкнул, когда он вышел.

Раздевшись до пояса, я помылся, побрился и надел чистую рубашку. Посчитал оставшиеся деньги и обнаружил, что у меня осталось шестьдесят три доллара и немного мелочи из последней сотни сбережений. Без одежды я весил сто восемьдесят фунтов и был подвижен, как боксер. Часы показывали двадцать минут восьмого.

Я спустился по пожарной лестнице в радиостудию на третьем этаже. Она находилась в тех же комнатах, что и десять лет назад, но стенка, отделяющая прихожую от самой студии, была заменена на окно из сплошного стекла. По другую сторону окна высохший сморчок во фраке что-то говорил в микрофон. Я не сразу сообразил, что сильный и сочный голос, звучавший в прихожей из громкоговорителя, принадлежал маленькому человечку у микрофона.

"Исполненный благоговения, – говорил сильный голос, и губы сморчка шевелились в такт слогам, как у куклы чревовещателя. – Исполненный благоговения, ты стоишь на перепутье своей судьбы и, надеюсь, обладаешь духовной силой, чтобы осознать это тревожное состояние. Но не пугайся получить удары пращи и стрел, посылаемых жестокой судьбой. Я могу помочь тебе, опираясь на силу своих знаний и на сознание своей силы..."

Крупного сложения молодой человек в сером костюме сидел в углу у стола. Я спросил его:

– Есть ли тут какой-нибудь начальник или этот мистер все делает сам?

– Я как раз директор программ. – Он поднялся и расправил складки на своих гладко отутюженных брюках. Парень выглядел так, как будто только что вышел из магазина мужской одежды и заглянул в парикмахерскую.

– В таком случае, может быть, вы скажете мне, кто здесь командует?

– Я только что сказал вам, что я являюсь директором программы. – Его голос был настолько отработан, насколько это вообще возможно. В нем уже проскальзывали нотки нетерпения и уязвленного тщеславия.

– Но ведь кто-то вам платит зарплату, и, уверен, большую.

– Кто вы такой? Мне не нравится ваш тон.

– Извините, меня отчислили из музыкальной школы. Но я все-таки хочу получить некоторую информацию.

– Неужели не ясно, что станция принадлежит госпоже Уэзер!

Громкий голос из динамика продолжал:

"Вот вам мой совет, исполненный благоговения. Сами воспитывайте свое дитя. Наставляйте его на праведный путь и всецело посвятите себя тому, чтобы быть достойным благородного призвания родителя. Если вам понадобятся другие советы и утешение седьмого сына от седьмого сына, то приходите в мой офис в любой день недели. С десяти утра до пяти вечера".

Я громко заметил:

– Госпожа Уэзер умерла пять лет назад.

– Пожалуйста, не кричите, – выпалил директор программ. – У нас не очень качественная звукоизоляция. Вы, наверное, имеете в виду кого-то другого. Я видел госпожу Уэзер сегодня после обеда, и она была в отличном здравии.

– Что, Дж. Д. Уэзер снова женился?

– Так оно и есть. Действительно, я слышал, что господин Уэзер был женат раньше. За несколько месяцев до своей смерти он женился вновь.

– Она заправляет также и гостиницей?

– Как раз и нет. Гостиница была продана господину Сэнфорду.

– Сэнфорду из химической компании?

– Правильно.

– Он все еще живет в большом доме на северной стороне, да?

– Совершенно правильно. А теперь я должен извиниться, у меня дела. – Он бесшумно засеменил по ковру к двери студии.

Громкоговоритель вещал:

"Настоящее лекарственное средство из травы, приготовленное точно по экзотическому рецепту древнего восточного мудреца. Этот драгоценный препарат вылечит или облегчит заболевания сердца, крови, желудка, печени и почек. Он годится для лечения болезней и мужчин и женщин и действует как редкое тонизирующее средство при упадке сил и вообще при плохом настроении. Высылайте один доллар плюс номинальную стоимость упаковки в десять центов в адрес нашей станции, и вы получите большой пробный флакон "Новены".

Маленький человечек во фраке поднялся из-за микрофона и направился к двери, его место занял директор программ.

"Вы слушали выступление профессора Саламандера, седьмого сына от седьмого сына и хранителя древней мудрости".

Пока звучало объявление, магнитофон воспроизвел несколько мелодий из "Баркаролы". Затем директор программ объявил получасовку, посвященную джазу, и с помощью своего голоса начал готовить соответствующую атмосферу.

Мне не понравилась созданная его голосом атмосфера, и я ушел. Я спускался на лифте вместе с профессором Саламандером, белки его глаз были желтыми. От него сильно несло виски. Он бормотал что-то себе под нос.

Я бывал в том районе с отцом всего один или два раза и помнил местонахождение дома Сэнфорда довольно смутно, почему и взял такси.

Когда мы подъехали, водитель спросил:

– Где вас высадить, у служебного входа?

– Подвезите меня к парадной двери. Я не собираюсь ничего им продавать. И подождите меня. Я скоро вернусь.

Дом был построен отцом Сэнфорда и представлял собой нескладное белое кирпичное строение с восемнадцатью или двадцатью комнатами. Грандиозные, но явно лишние башни по обе стороны фасада придавали ему вид какой-то средневековой постройки. Его территория занимала целый квартал, включая сад на углубленном уровне, теннисные корты и плавательный бассейн, что позволяло Алонсо Сэнфорду и его друзьям практически не выходить на общую улицу. Лишь когда с юга дул сильный и устойчивый ветер, до переднего двора Сэнфорда долетал запах с химических фабрик.

Черная служанка в белом воротничке и колпаке открыла на звонок в дверь.

– Господин Сэнфорд дома?

– Я не уверена. Скажите, кто его спрашивает?

– Джон Уэзер. Сын Дж. Д. Уэзера.

Она впустила меня, усадила на кресло в прихожей и ушла. Шляпу я положил на колени. Вскоре она вернулась и взяла у меня шляпу.

– Господин Сэнфорд примет вас в библиотеке.

Когда я вошел, он положил раскрытую книгу на широкий подлокотник кресла. Сэнфорд не выглядел постаревшим на десять лет, но когда поднимался, то по-стариковски подался вперед всем телом и оттолкнулся руками. На нем был шелковый домашний халат с красным бархатным воротником. Он пошел мне навстречу с распростертыми объятиями.

Его лицо похудело и высохло, поэтому улыбка напоминала аккуратно сложенную бумагу.

– Джонни Уэзер, это и вправду ты! Вот уж действительно повод, чтобы выпить. Ты достаточно взрослый, чтобы пропустить стаканчик. – Он покровительственно хихикнул.

– Может быть, немного лимонаду. Я слишком вымахал для своих лет.

Он опять улыбнулся, обнаружив свои тщательно подогнанные зубы.

– Постой, дай прикинуть, сколько же тебе теперь лет? Приблизительно я могу определить твой возраст, но когда тебе стукнет столько же, сколько мне, ты будешь их подсчитывать так же тщательно. Двадцать или двадцать один год?

– Двадцать два, – уточнил я. – Достаточно взрослый, чтобы наследовать имущество.

– Извини, – сказал он и, вызвав звонком служанку, попросил принести вина. – Может быть, ты присядешь? Вот здесь, так-то лучше. Поверь, я могу понять прозвучавшую в твоих словах горечь, Джонни. Для тебя это большая неудача, что твой отец снова женился за несколько месяцев до своей внезапной... кончины.

– На ком он женился? Кто его убил?

– Ты хочешь сказать, что еще не встречался со своей мачехой?

– Я о ней не слышал до сегодняшнего вечера. Она для меня чужая. В этом городе, кажется, все изменилось.

– Уверен, что ты сочтешь ее очаровательной леди. Я сталкивался с ней при разных обстоятельствах, деловых и иных, и всегда она была очаровательна.

– Как это приятно для вас обоих! Я слышал, она продала вам гостиницу.

– Действительно, она ее продала. Госпожа. Уэзер и ее менеджер, господин Керч, решили немного сократить количество принадлежащей ей недвижимости. У меня пока не было причин сожалеть о вложенном капитале.

– Странно слышать, как вы называете эту женщину "госпожа Уэзер". Моя мать умерла пять лет назад.

– Да, да, – поддакнул Сэнфорд. – Большое несчастье.

Служанка принесла коктейли из бренди со льдом в высоких стаканах, и Сэнфорд раскурил сигару.

– Твой отец пытался тебя разыскать, – продолжал он. – Что же все-таки произошло с тобой, Джонни?

– Я переезжал с места на место. В то время отец мне не нравился, и я заявил матери, что не вернусь к нему. Около двух лет я жил в разных уголках страны, а затем меня загребли в армию. Последний год или даже два мои чувства к отцу изменились.

– Разумеется. Нельзя думать плохо об умершем.

– Дело не в этом. Видите ли, до сегодняшнего вечера я не знал, что его уже нет в живых.

– Ты хочешь сказать, что тебе не сообщили об этом?

– Когда его убили?

– Почти два года назад. Кажется, это случилось в апреле сорок четвертого.

– В то время я был в Англии. Никто не побеспокоился сообщить мне об этом.

– Возмутительно!

– Кто его убил?

– Преступление так и не было раскрыто. Мы сделали все возможное. Ты должен знать, что в свое время я был очень близок с твоим отцом. Его смерть потрясла меня.

– Она принесла вам дом Уэзера. Теперь в городе мало что не принадлежит вам.

Он, потягивая свой коктейль, поверх очков холодно посмотрел на меня.

– Я уже сказал, что могу понять твою горечь, Джонни, поскольку твой отец в своем завещании лишил тебя всего, не оставил ни цента. И все же, думаю, неумно с твой стороны оскорблять своих потенциальных друзей. Я был настроен отнестись к тебе с большой симпатией.

– Ваше сочувствие не может стать предметом торга. Моему отцу оно не принесло большой пользы. Ваша плохо скрытая угроза не очень-то меня пугает. И вам не удастся сделать из меня холуя, пока я не приду к вам с какой-нибудь просьбой.

Он подался вперед, и его выцветшие старческие глаза посмотрели на меня пустым взглядом, которому он пытался придать видимость чистосердечности.

– Кажется, в твоей голове засели некоторые очень странные понятия. У меня было впечатление, что ты пришел ко мне как к старому другу твоего отца. – Он сделал паузу и стал разглядывать мои нечищеные рабочие ботинки и помятую одежду. – Может быть, даже с намерением обратиться ко мне за помощью.

– Я уже много лет никого ни о чем не просил.

– Вполне может быть. Но твое отношение поражает меня излишней агрессивностью.

– Это – суровый город, господин Сэнфорд. Вы знаете об этом, это ведь ваш город. Два года назад здесь был убит мой отец. Как происходило расследование обстоятельств, его смерти?

– Я сказал тебе, что преступление осталось нераскрытым. Его застрелили на улице, а нападавшего так и не арестовали.

– Дело все еще ведется или прекращено?

– Боюсь, что не смогу на это ответить. Почему тебе пришло в голову, что я имею какое-то отношение к расследованию?

– Важное дело вряд ли прекратят без вашего молчаливого одобрения.

Мы допили коктейли. Он опустил стакан на стол с каким-то повелительным ударом.

– У тебя забавное представление о функциях обеспеченного человека в современном демократическом муниципалитете. Мы все подчиняемся закону, господин Уэзер. Мы все должны стараться ладить с соседями.

– Дж. Д. пытался это сделать, но один из его соседей застрелил его на улице. Кто вел дело?

– Инспектор Хэнсон, кажется. Ральф Хэнсон. – Стэнфорд встал, взял книгу и надел очки для чтения. Теперь он стал особенно похож на умудренного старого ученого, который отказался от радостей окружающего мира.

– "Теория класса неработающих людей" – вы читаете довольно забавную книгу.

Он улыбнулся своей осторожной, помятой улыбкой.

– Ты действительно так думаешь? Веблен довольно компетентно анализирует иллюзии моего класса. Он помогает мне освободиться от этих иллюзий.