Текст книги "Дурная привычка"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я с ним встречался.

– Но в сущности он совершенный ребенок. Не знает жизни. Действует иногда почти как маньяк.

– А вы не можете объяснить это более подробно, доктор?

Он отвел глаза в сторону, посмотрел в окно, провел рукой по волосам.

– Мне не хотелось бы марать его репутацию. И потом, это касается нашего университета тоже. Это очень деликатное дело.

– Прекрасно понимаю. Все, что вы мне скажете, останется в тайне. Это нужно знать только мне.

– Хорошо. – Он опять стал смотреть мне в глаза. Его просто нужно было немного подбодрить. – У Ленарда была привычка ухаживать за студентками. Особое внимание он уделял одной из них. Об этом пошли разговоры, как это всегда бывает, и я предупредил его, сказал, что не следует себя так вести. Он не внял моим увещеваниям, и я стал следить за ним. Наш факультет и без крупных скандалов привлекает к себе достаточно пристальное внимание. К счастью, я лично застал его почти что на месте преступления и не стал поднимать шумихи.

Шиллинг горел творческим экстазом. Он как бы переживал все это заново.

– К концу осеннего семестра в один из декабрьских вечеров я увидел, как они вместе зашли в его кабинет. Он расположен как раз напротив моего кабинета. Нужно было видеть выражение ее лица. Она буквально съедала его глазами, в которых светилось обожание. Я взял отмычку в хозяйственном управлении и спустя некоторое время вошел в кабинет. Я застал их на месте преступления, если можно так выразиться.

– Она была молоденькой девушкой?

– Нет. Хуже. Она была замужней женщиной. У нас учится довольно много молодых замужних женщин, мечтающих стать актрисами. Нужно было положить этому конец. И я это сделал. Ленард оставил нас. После этого я его ни разу не видел.

– А что случилось с женщиной?

– Она бросила учебу. Она не подавала никаких надежд, и я был рад, что она покинула университет. Вы бы слышали, как она меня тогда обзывала за то, что я просто выполнил свой долг. Я сказал Ленарду, что он играет с динамитом. Эта женщина была настоящей тигрицей. – Указательным пальцем левой руки он провел по лицу ото лба к подбородку, как бы очертив свой профиль. Он улыбнулся сам себе. – Вот и все, что я могу вам сказать о Ленарде.

– Еще одна вещь. Вы сказали, что он честный человек.

– Да, за исключением его отношений с женщинами.

– А что касается денег?

– Насколько мне известно, деньги Ленарда никогда не интересовали. Он так мало думает о деньгах, в финансовом отношении он абсолютно безответствен. Теперь, когда женился на богатой женщине, надеюсь, он остепенится. Надеюсь, что он сможет это сделать для своей же пользы. И я также надеюсь, что сказанное мной никоим образом не ухудшит его отношений с семьей его супруги.

– Думаю, что не ухудшит, если он прервал всякие связи с той женщиной. Кстати, как ее звали?

– Долфин. Стелла Долфин. Довольно редкое имя. – Он назвал мне его по буквам.

Я посмотрел в телефонной книге адрес прямо в кабинете Шиллинга. Там значилась всего одна фамилия Долфин – Джек Долфин. И жил этот Долфин там же, что и Ленард Листер.

* * *

При дневном свете дом в Санта-Монике выглядел покинутым. Занавески на окнах первого и второго этажей опущены. Трава на лужайке высохла. Клумбы заросли сорняками. В них отражалась жизнь людей этого дома, как бы парализованных своим несчастьем. Я, однако, заметил, что лужайку недавно поливали. В неровностях покрытой цементом дороги кое-где стояла вода.

Я поднялся по лестнице, ведущей в квартиру Листера. На мой стук никто не ответил. Я попробовал ручку двери. Дверь была заперта. В доме послышались шаркающие шаги. Седовласый мужчина в яркой рубашке открыл дверь и прищурился на солнце. Видно было, что ночь он провел плохо. Глаза его слезились от алкоголя и огорчений, губы были чувственными и беззащитными. Дряблые щеки напоминали размякший пластилин, приклеенный к костям. Тело его выглядело так же. Он напоминал яйцо всмятку, очищенное от скорлупы.

Меня он, кажется, не узнал.

– Мистер Долфин?

– Да. – Голос мой он припомнил. – Послушайте, в чем дело? Вы были здесь прошлой ночью, сказали, что полицейский.

– Это вы так решили. Я частный детектив, и зовут меня Арчер.

– Что вы говорите? Я сам был частным детективом. Охранял завод в Дугласе. Но вышел в отставку, когда скопил достаточно денег. У меня шесть домов, земля, на которой можно построить прекрасные жилые многоквартирные дома. Возможно, я не выгляжу собственником, но это так.

– Ну и прекрасно. А что случилось с вашими жильцами?

– Вы имеете в виду Листера? Понятия не имею. Съехали.

– Насовсем?

– Совершенно верно.

Он переступил через порог, дыша перегаром, и по-дружески положил руку мне на плечо. Это также помогло ему удержаться на ногах.

– Я уже собирался его выгнать, но он опередил меня. Собрал свои пожитки и съехал.

– А женщина, которая жила с ним, его жена?

– Она уехала вместе с ним.

– В его машине?

– Совершенно верно.

Он описал мне машину: синий «бьюик» довоенной марки, прошел двести или триста тысяч миль. Номера машины Долфин не помнил. Листеры не оставили своего адреса.

– А я могу поговорить с миссис Долфин?

– А зачем это вам? – Рука на моем плече потяжелела. Глаза его под напухшими веками сузились.

– Она может знать, куда уехал Листер.

– Вы так думаете?

– Да. – Я пожал плечами и сбросил его руку. – Я слышал, они были друзьями.

– Вы это слышали?

Он набросился на меня. Лицо его исказилось от внезапного гнева. Он схватил меня за горло. Долфин был сильным, но реакция у него была замедленной. Я ударил его по рукам снизу и вырвался. Он попятился и стукнулся о дверную раму, расставив руки в стороны, как бы готовясь к распятию.

– Вы ведете себя глупо, Долфин.

– Простите. – Он весь дрожал, как будто вдруг сильно испугался. – Я не очень здоров. Все эти волнения... – Он прижал руки к груди, где на рубахе были изображены танцовщицы с обручами, издал звук, напоминающий звук лопнувшей гитарной струны. Лицо его стало белым. У него начался приступ астмы.

– Какие волнения, Долфин?

– Стелла меня оставила. Выжала меня, как лимон, а потом бросила. Я хочу дать вам один совет. Никогда не женитесь на женщине моложе себя...

– Когда это случилось?

– Прошлой ночью. Она уехала с Листером.

– С ним уехали обе женщины?

– Да, сэр. Стелла и другая женщина. Обе. – Пьяная похоть исказила черты его лица. – Я думаю, этот рыжий верзила считает, что может удовлетворить обеих. На здоровье. С меня хватит.

– А вы видели, как они уезжали?

– Нет. Я был в постели.

– Откуда же вы знаете, что ваша жена уехала с Листером?

– Она сказала мне, что собирается с ним уехать. – Он пожал своими тяжелыми плечами. – Что я мог сделать?

– Вы хотя бы догадываетесь, куда они могли податься?

– Нет. Не знаю и не хочу знать. Пусть уматывают. От нее все равно не было никакого толку. – Приступ мешал ему дышать. Хрипы в груди как бы подчеркивали боль, не высказанную словами. – Я сказал себе: пусть катится. Мне будет лучше.

Он присел на ступеньку и закрыл лицо руками. Волосы его разлохматились и торчали, как перья. Я ушел.

* * *

Приехав в отель «Осеано», я позвонил Харлану снизу. Он тут же взял трубку, голос у него был напряженным и недовольным.

– Где вы были все это время? Я пытался связаться с вами.

– Разбирался с Листером. Он уехал вместе с вашей сестрой.

– Я знаю. Он мне звонил. Оправдались мои самые худшие предположения. Он хочет получить деньги. И он едет сюда, чтобы попытаться это сделать.

– Когда он собирается это сделать?

– В двенадцать часов дня. Я должен встретиться с ним в холле.

Я посмотрел на электрические часы, которые висели в алькове над столом дежурного: было без двадцати двенадцать.

– Я сейчас в холле. Мне подняться?

– Лучше я спущусь. – Он заколебался. – У меня посетитель.

Я сел на красный пластиковый диванчик у двери лифта. Красная стрелка над дверью передвинулась с единицы на тройку, а потом опять на единицу. Дверь лифта раскрылась. Из лифта вышла мать Харлана, позвякивая цепочками и озираясь. Она была одета в то же платье из мешковины; но теперь сверху на ней была темно-зеленая накидка, что делало ее похожей на старую птицу, приносящую несчастье.

Увидев меня, она подошла широким шагом. На ее худых ногах были все те же сандалии.

– Доброе утро, миссис Харлан.

– Моя фамилия не Харлан, – сказала она строго, но свою правильную фамилию не назвала. – Вы следите за мной, молодой человек? Предупреждаю вас...

– Вам не нужно меня ни о чем предупреждать. Я пришел повидаться с вашим сыном. Вы, кажется, только что у него были?

– Да, я была сейчас у сына. – Лицо ее осунулось из-за плохого настроения. Глаза блестели среди морщин, как мокрая черная галька. – Вы кажетесь мне приличным человеком. Я немного экстрасенс, вижу ауру, посвятила этому всю свою жизнь. И скажу вам, мистер, как вас там зовут, – поскольку вы связались с моим сыном, – что у Реджинальда просто дьявольская аура. Он был бессердечным ребенком и стал бессердечным мужчиной. Даже не хочет помочь сестре, которая попала в очень тяжелое положение.

– Тяжелое положение?

– Да, у нее большие неприятности. Она не рассказала мне, в чем дело, но я знаю свою дочь...

– Когда вы ее видели в последний раз?

– Я не виделась с ней. Она позвонила мне по телефону вчера вечером. Ей очень нужны были деньги. Она, конечно, знала, что денег у меня нет. Вот уже десять лет, как я живу на ее деньги. Она попросила меня поговорить с Реджинальдом. Что я и сделала. – Рот ее закрылся, как карман на молнии.

– Он не хочет раскошелиться?

Она отрицательно покачала головой. В уголках глаз показались слезы. Стрелка над дверью лифта передвинулась на цифру три, а потом опять на единицу. Из лифта вышел Харлан. Его мать бросила на него косой взгляд и пошла. Она прошагала через холл и вышла на улицу – птица, приносящая несчастье, которая видела в своей жизни птиц, приносящих куда большие несчастья.

Харлан подошел ко мне, смущенно улыбаясь и протянув холодную руку. Я вздрогнул, будто дотронулся до руки мертвеца.

– Извините меня за вчерашнее поведение. Так получилось. Мы, Харланы, слишком эмоциональны.

– Забудьте об этом. Я тоже не слишком горжусь собой.

Он посмотрел на освещенную солнцем дверь, через которую вышла его мать.

– Она рассказывала вам всяческие небылицы? Я должен был предупредить, она не вполне нормальна.

– Угу. Она сказала мне, что Мод нужны деньги.

– Листеру нужны, это уж точно.

– Сколько?

– Пять тысяч долларов. Он говорит, что привезет чек Мод на эту сумму. Я должен позвонить в наш банк в Чикаго, чтобы деньги немедленно выплатили. Это значит, что я должен сам получить эти деньги по чеку.

– А вы разговаривали с сестрой?

– Нет. Это как раз одна из причин моего беспокойства. Одна из причин. Он долго объяснял мне, почему она не может поговорить со мной сама. Она нездорова, не может выйти из дома, а телефона в доме нет.

– Он не сказал, где находится этот дом?

– Вот именно, не сказал. Начал что-то объяснять. Я вас уверяю, он не хочет ей добра, если она еще жива...

– Не делайте поспешных выводов. Самое главное сейчас – узнать, где она находится. Поэтому ведите себя с ним очень осторожно. Соглашайтесь на все, что он попросит.

– Вы что же, хотите, чтобы я дал согласие на получение денег по чеку? – сказал он с чувством, которое можно было бы оценить в пять тысяч долларов, не меньше.

– Ведь это деньги вашей сестры, не так ли? Возможно, они нужны ей. Она сказала вашей матери, что ей очень нужны эти деньги.

– Так утверждает моя мать. Но эта старая дура может и солгать, если сестра попросит. Подозреваю, они все вместе замешаны в этом деле.

– Сомневаюсь.

Харлан не обратил внимания на это мое замечание.

– Зачем Мод нужны деньги? Ведь она взяла с собой тысячу долларов. Это было на прошлой неделе.

– Возможно, они остановились в Лас-Вегасе и все спустили.

– Чепуха! Мод никогда не будет играть. Она и не подумает об этом. Она очень бережливая женщина, как и я. Она не может истратить тысячу долларов за неделю. Значит, этот подонок спустил все ее деньги.

– Почему же не может? Ведь у нее медовый месяц. Все это, возможно, не так и страшно, как вы полагаете. Я кое-что разузнал о Листере. У него хорошая репутация. – Решив, что несколько приукрасил его характеристику, я добавил: – По крайней мере, он не такой уж плохой человек.

– Ландру тоже не был очень плохим, – сказал Реджинальд, вспомнив о втором муже своей матери.

– Посмотрим, – сказал я. Электрические часы в холле показывали без десяти двенадцать. – Не обвиняйте его ни в чем. Но скажите ему, что он должен вернуться сюда за деньгами. Я подожду на улице и поеду за ним. Вы же сидите здесь. Я позвоню вам, когда узнаю, где они находятся.

Он несколько раз кивнул головой.

– И умоляю вас, не связывайтесь с ним, Харлан. Не думаю, что он профессиональный убийца. Но он может убить вас, если вы его доведете.

* * *

Листер был пунктуальным человеком, в этом ему нельзя было отказать. За минуту до двенадцати его старый «бьюик» появился со стороны побережья Санта-Моники. Машина остановилась футах в ста от входа в отель. Листер вылез из машины и запер ее. В берете и черных очках он напоминал викинга эпохи декадентства.

Моя машина стояла на противоположной стороне широкого бульвара носом не в ту сторону, куда было нужно. Я развернулся и нашел место на несколько машин позади «бьюика». Потом вышел из машины, чтобы получше рассмотреть «бьюик».

Синяя краска на нем выцвела. Он был весь в грязи. Крыло поцарапано. Я заглянул внутрь через пыльное стекло. На заднем сиденье лежала дамская сумка с монограммой «МХ», мужская кожаная сумка, вклеенная ярлыками европейских гостиниц и кораблей, а также сумка из мешковины, доверху набитая продолговатыми предметами, вероятно, книгами. К сумкам был прислонен продолговатый предмет, напоминающий лопату.

Я огляделся. На улице было слишком много народу, чтобы я мог открыть окно и просунуть руку внутрь «бьюика».

Вернувшись в свою машину, я записал номер «бьюика» и стал ждать. Синий цвет моря, отражавшийся от блестящих хромированных деталей проходивших мимо машин, резал глаза. Я надел темные очки. Через некоторое время из отеля вышел Листер и направился в мою сторону. Очки он снял, его голубые глаза дико блуждали, он был очень возбужден. И я вспомнил, что говорил мне Шиллинг о его маниакальном поведении, и пожалел, что не могу видеть нижнюю часть его лица; дергающийся кадык, подбородок, рот маньяков зачастую свидетельствуют об опасности. Возможно, именно поэтому Листер носил бороду.

Он сел в машину и поехал на север. Я последовал за ним. Машин было много, и я то отставал, то приближался к нему. Листер водил машину артистически, на большой скорости. Шины визжали у светофоров. Вскоре он свернул со скоростной магистрали. Я нажал на тормоз и съехал на посыпанное гравием шоссе на малой скорости.

Дорога круто поднималась вверх. «Бьюик» исчез из виду. В пыли, поднятой им, доехал я до вершины холма и увидел его внизу, в полумиле от меня. Ехал он очень быстро. Дорога вилась серпантином к небольшой долине, где стояло несколько ранчо, окруженных вспаханной землей. Вдалеке работал трактор. Как маленький оранжевый жук, он медленно передвигался по земле. Ветра в долине не было, и пыль, поднятая «бьюиком», облаком висела над дорогой. Я еще немного наглотался пыли вместо обеда.

Рядом с последним, третьим по счету, домом висел знак, предупреждающий, что это тупик. На столбе рядом со знаком был прикреплен ржавый почтовый ящик. Я заметил на ящике выцветшую надпись: «Ленард Листер». «Бьюик» был теперь далеко впереди, выписывая круги между двумя холмами в конце долины. Потом он исчез из виду. Дорога становилась все хуже и хуже, а потом превратилась в узкую колею, размытую многочисленными дождями.

Я так внимательно смотрел на дорогу, что почти проехал мимо дома. Он стоял далеко от дороги. К нему вела эвкалиптовая аллея. Сквозь деревья увидел «бьюик». В нем никого не было. Я проехал дальше, туда, где мою машину нельзя было увидеть из дома, развернулся, вышел из машины и запер ее.

Через желтую горчицу и фиолетовый люпин я пробрался на холм, откуда открывался вид на дом. Это был не дом, а развалина. Стены покосились. Крыша в некоторых местах пробита. Дом, видимо, бросили, когда дожди размыли его фундамент. В саду перед домом буйно цвета герань. «Бьюик» утопал в зарослях дикой овсянки.

На заднем дворе, недалеко от стены дома, широкоплечий мужчина рыл яму. Железо его лопаты поблескивало на солнце. Я спустился с холма и пошел в его сторону. Яма была футов шесть в длину и фута два в ширину. Голова Листера, когда он останавливался, чтобы передохнуть, отбрасывала тень на стену дома, борода его взмокла и разлохматилась; мне было не по себе от этой огромной воинственной тени.

Я сел в заросли горчицы, почти прикрывавшие меня, и стал следить за его работой. Через некоторое время он снял рубаху. Его тяжелые белые плечи были покрыты рыжеватыми веснушками.

Через час глубина ямы достигла примерно четырех футов. Рыжие волосы Листера потемнели от пота. Он провел по ним руками, сунул лопату в кучу красной глины и пошел в дом.

Я спустился еще ниже. Попутно вспугнул из зарослей фазана, и он взмыл в небо, оглушительно захлопав крыльями. Я посмотрел на дом. Там никто не прореагировал на шум крыльев, никто не выглянул в окно. Я переступил через обвисший проволочный забор и пересек задний двор.

Дверь в помещение, которое раньше, видимо, было кухней, была открыта. Пол засыпан битой штукатуркой, которая заскрипела под ногами. Сквозь голые доски потолка проглядывало небо. В тишине громко жужжали мухи. Казалось, что я слышу голоса. Потом раздались тяжелые шаги, приближающиеся ко мне.

Я достал пистолет. В дверях кухни появился Листер. В руках он тащил какой-то огромный сверток. Голова его была откинута назад и несколько в сторону. Он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться. Меня он заметил только тогда, когда я скомандовал:

– Остановитесь, могильщик!

Он поднял голову и посмотрел на меня. Его широко раскрытые глаза сияли ярко-голубым огнем на раскрасневшемся, потном лице. Реакция его была невероятно быстрой и решительной. Продолжая идти вперед тем же шагом, он неожиданно швырнул свою поклажу прямо на меня. Падая навзничь под тяжестью завернутого в мешковину груза, я выстрелил, а потом сбросил с себя мешок. Внутри лежало что-то очень тяжелое и твердое, как замороженное мясо. Листер пяткой надавил на мою руку, в которой я держал пистолет. Другой ногой он ударил меня в лицо. Свет, проникавший сквозь потолок, полыхнул и погас.

* * *

Когда я открыл глаза, солнце светило мне в лицо сквозь открытую дверь. Я заморгал. Рука под тяжестью груза в мешке занемела. Освободившись от него, я прислонился к стене. Жужжание насекомых казалось мне непрерывными выстрелами легкого оружия, а биение крови в голове – ударами тяжелой артиллерии. Я посидел немного в полусознательном состоянии. Потом, зрение и сознание стали проясняться. Я пощупал здоровой рукой опухшее лицо. Пистолет лежал на полу. Я поднял его. Патронов в нем не было. Все еще сидя у стены, я подвинул к себе мешок и развязал веревки. Разворачивая дрожащей рукой мешковину, увидел прядь черных кудрявых волос, измазанных кровью.

Я встал и развернул мешковину, в которую было завернуто тело. Это было тело когда-то красивой женщины. Красоту несколько портила впадина от удара на левом виске. Нагнувшись поближе, я увидел два овальных синяка на горле, отпечатки двух больших пальцев.

При солнечном свете, проникавшем сквозь дверь, кожа ее казалась слоновой костью. Я закрыл тело мешковиной. Потом увидел свой бумажник, валявшийся на полу. Из него ничего не пропало, но моя лицензия наполовину высовывалась из кармашка.

Я прошелся по дому. Он был неподходящим местом для проведения медового месяца, даже такого, который закончился убийством. Электричества в доме не было, мебели тоже, за исключением нескольких пляжных стульев и кресла красного дерева с протертым сиденьем, стоявших в гостиной. В комнате потолок не протекал, именно здесь Листер поселился со своей женой. Кроме мебели, в комнате был камин, который недавно топили: обгоревшая кора эвкалипта и остатки сожженных тряпок свидетельствовали об этом. Зола была еще теплой.

Я подошел к деревянному креслу. На пыльном полу виднелись следы каблуков женских туфель, а рядом с креслом кто-то вывел пальцем по-латыни: «Orapronobis». Я вспомнил значение этих слов: молитесь за нас теперь и когда мы умрем...

На какой-то момент я почувствовал, что стал бестелесным, как привидение. Мертвая женщина и эти живые слова были реальнее, чем я сам. Настоящим миром был этот дом с разваливавшейся крышей, такой тонкой, что через нее проникал солнечный свет.

Потом я услышал шум мотора. Не поверив своим ушам, я подошел к парадной двери, которая была открытой. Новый бежевый «студебеккер» стоял на заросшей травой дороге у эвкалиптовых деревьев. Он стоял на том же месте, где раньше стоял «бьюик». Из машины вышел Харлан.

Я спрятался за дверь и стал следить за ним сквозь щелку. Он осторожно направился к дому, поворачивая голову то вправо, то влево. Когда он подошел к двери совсем близко, я вышел с незаряженным пистолетом в руке. Он буквально застыл на месте, напомнив мне мертвую женщину.

– Умоляю вас, опустите пистолет. Вы меня ужасно испугали.

– Прежде чем опустить пистолет, я должен знать, каким образом вы здесь оказались. Вы разговаривали с Листером?

– Я виделся с ним в полдень. И вы знаете это. Он рассказал мне о доме, который ему раньше принадлежал. Я не успел выйти на улицу и предупредить вас. А теперь уберите пистолет, будьте человеком. Что с вашим лицом?

– Об этом потом. Я все еще не понимаю, почему вы здесь.

– А разве мы не договаривались с вами, что я приеду следом за вами? Я взял напрокат машину и приехал сюда как можно скорее. И долго искал это место. Они в доме?

– Одна из них...

– Моя сестра? – Он схватил меня за руку. Его длинные белые пальцы были сильнее, чем казалось.

– Это вы должны мне сказать.

Я повел его через дом в кухню. Сняв мешковину с обезображенного лица, я посмотрел на Харлана. Лицо его не изменило своего выражения. Ни один мускул не дрогнул. Или Харлан был очень хладнокровным, или же он специально скрывал свои чувства.

– Я никогда не видел эту женщину.

– Это не ваша сестра? Посмотрите внимательнее. – Я снял мешковину с обнаженного тела.

Харлан отвел глаза, лицо пошло красными пятнами. Потом он опять искоса взглянул на труп.

– Это ваша сестра? Ведь так, мистер Харлан?

Я вынужден был еще раз повторить вопрос, чтобы Харлан его услышал. Он отрицательно покачал головой.

– Я не видел раньше эту женщину.

– Не верю.

– Неужели вы серьезно думаете, что я отказываюсь опознать тело моей сестры, моей плоти и крови?

– Да, если здесь замешаны деньги.

Он не слышал меня. Он был зачарован видом обнаженного прекрасного тела. Я снова прикрыл его мешковиной и рассказал, что здесь произошло, не слишком распространяясь, ибо вдруг понял, что ему это неинтересно.

Я провел его в гостиную и показал, что было написано на полу.

– Это почерк вашей сестры?

– Не могу вам сказать.

– Посмотрите повнимательнее.

Харлан нагнулся, опершись одной рукой о кресло.

– Это не ее почерк.

– А она знает латынь?

– Конечно. Она преподавала латынь. Я удивлен, что и вы знаете латынь.

– Я не знаю этого языка, но моя мать была католичкой.

– Понимаю. – Неловко поднимаясь, он споткнулся и опустился на колено, будто ненароком стерев написанные на пыльном полу слова.

– Черт бы вас побрал, Харлан! – заорал я. – Вы ведете себя так, будто вы убили эту женщину.

– Не говорите глупости, – улыбнулся он своей тонкой улыбкой, показывая полоску белых зубов. – Вы совершенно уверены, что это Мод лежит, убитая в задней комнате, ведь так?

– Я совершенно уверен, что вы лжете. Вы очень старались не опознать ее.

– Ладно, – сказал он, отряхивая свои колени от пыли. – Думаю, будет лучше, если расскажу вам всю правду, тем более, что вы уже ее знаете. Вы правы, это моя сестра. Но она не убита.

В комнате вновь воцарилась атмосфера нереальности. Я сел в кресло, которое взвыло, как животное, под моей тяжестью.

– Это очень трагическая история, – сказал Харлан медленно. – Я надеялся, что мне не придется об этом говорить. Мод умерла прошлой ночью в результате несчастного случая. Когда я ушел, она поссорилась с Листером из-за того, что он не впустил меня. Она стала вести себя очень неразумно, нужно сказать. Листер пытался ее успокоить, но она вырвалась от него и побежала на улицу. Она скатилась с этой наружной лестницы. И умерла.

– Это версия Листера?

– Это просто правда. Он пришел ко мне в отель и рассказал, что случилось. Он был со мной вполне откровенен. Я чувствую, когда человек говорит правду, когда он действительно в горе.

– Значит, вы лучше в этом разбираетесь, чем я. Я же считаю, что он хочет обвести вас вокруг пальца.

– Почему?

– Я поймал его почти на месте преступления, когда он хотел закопать это тело. А сейчас он лжет, пытаясь выпутаться из этого дела. И меня очень удивляет, как вы могли попасться на эту удочку.

Черные глаза Харлана внимательно изучали мое лицо.

– Уверяю вас, он говорил истинную правду. Он рассказал мне все... Даже то, что хотел похоронить тело. Поставьте себя на его место. Когда Мод убила себя... разбилась прошлой ночью, Листер сразу понял, что подозрение падет на него, особенно с моей стороны. У него уже были неприятности с полицией. Он сам рассказал мне об этом. И в панике он стал вести себя как преступник. Он вспомнил об этом пустынном месте и привез тело сюда, чтобы как-то от него избавиться. Он действовал поспешно и в нарушение закона, но я считаю, что это вполне оправдывает его в данных обстоятельствах.

– Вы вдруг стали очень терпимым. А что скажете о пяти тысячах, которые он хотел у вас выманить?

– Простите, не понимаю вас.

– А чек на пять тысяч долларов, вы забыли о нем?

– Забудьте и вы об этом, – сказал он ровным голосом. – Это мое дело, то есть наше с ним дело.

Я начал понимать создавшуюся обстановку, хотя не понимал, в чем причина. Каким-то образом Листеру удалось убедить Харлана прикрыть его. И я сказал как можно ироничнее:

– Значит, закопаем тело и забудем обо всем?

– Вот именно. Я об этом и думал. Но не мы, а вы один. Я не могу позволить себе участвовать в нарушении закона.

– А почему вы думаете, что я могу себе это позволить?

Он вынул из кармана пальто кожаный бумажник, открыл его и показал мне чек на тысячу долларов.

– Тысяча долларов – достаточная сумма за такую работу. Это поможет вам также все забыть.

Он был неглупым человеком, но потрясающая жадность делала его идиотом. Он был как человек, напрочь лишенный слуха и не понимающий, что другие люди слушают музыку и даже любят ее. Но я не стал с ним спорить, позволил подписать чек. Он еще дал мне инструкции относительно того, как похоронить тело и потом обо всем забыть.

– Мне не хочется так поступать с Мод, честно, – сказал он перед отъездом. – Мне больно оставлять сестру в неизвестной могиле, но я должен считаться с обстоятельствами и думать о пользе дела. Если все это попадет в газеты, школе конец. Я не могу жертвовать школой из-за братских чувств.

* * *

Я, естественно, не стал закапывать тело, а оставил его лежать там, где оно лежало, и поехал за Харланом в Санта-Монику. «Студебеккер» я нагнал у въезда в город и незаметно последовал за ним.

Он запарковал машину на бульваре и направился в авиационное агентство. Я еще не успел найти место для парковки, а он уже вернулся и сел в свой «студебеккер». Я записал название агентства и поехал за ним в отель «Осеано». Харлан оставил машину в гараже. У меня в бардачке были пули, и я зарядил свой пистолет.

В холле отеля никого не было, кроме портье и двух старушек, игравших в канасту. Я вошел в телефонную будку в глубине холла и позвонил в авиационное агентство.

Кто-то с прекрасным английским акцентом сказал:

– Авиационное агентство «Сэндерс». Мистер Сэндерс вас слушает.

– Это говорит Дж. Реджинальд Харлан, – произнес я, очень тщательно выговаривая слова. – Вы меня помните?

– Очень хорошо помню, мистер Харлан. С вашими билетами все в порядке, надеюсь?

– Я не совсем в этом уверен. Видите ли, я хочу попасть туда как можно скорее.

– Уверяю вас, мистер Харлан, это самый ранний рейс. Вы вылетаете в десять часов из международного аэропорта. – Хотя отвечал он мне очень вежливо, в голосе его чувствовалось некоторое нетерпение.

– А когда я прибуду на место?

– Мне казалось, что я все очень подробно вам объяснил. Все написано на вашем конверте.

– Я куда-то задевал конверт.

– Вы должны прибыть на место по расписанию завтра утром в восемь часов. Время чикагское. Вам все теперь понятно?

– Спасибо.

– Не за что.

Я позвонил дежурному телефонисту отеля и попросил Харлана.

– С кем я говорю, простите?

– Моя фамилия Листер. Ленард Листер.

– Минуточку, мистер Листер. Я позвоню Харлану в его номер. Он ждет вас.

– Не беспокойтесь. Я поднимусь к нему. Какой у него номер?

– Триста четырнадцать, сэр.

Я доехал до третьего этажа на лифте. Лифтер увидел мое лицо, открыл рот, чтобы как-то прокомментировать это, но, заглянув мне в глаза, закрыл рот и промолчал. Окна номера Харлана выходили на улицу, расположение хорошее. Я постучал.

– Это вы, Ленард?

– Угу.

Харлан открыл дверь, и я вошел, оттолкнув его. Он сжал кулаки и прижал их к груди, как обычно делают женщины. Глядя на меня с ненавистью, он сказал:

– Входите, мистер Арчер.

– Я уже вошел.

– Тогда садитесь. Должен сказать, что больше не ожидал вас увидеть. Тем более так скоро, – добавил он. – Все в порядке?

– Все в порядке. Только убийство остается.

– Но это был несчастный случай...

– Возможно, падение с лестницы и было несчастным случаем. Но оно не явилось причиной смерти. У нее на горле синяки, синяки от пальцев.

– Это для меня новость. Садитесь, пожалуйста, мистер Арчер.

– Я постою. Во-вторых, ваша сестра написала пальцем на пыльном полу молитву. Она была жива, когда Листер привез ее туда. В-третьих, вы только что купили билеты на самолет, который улетает в Чикаго, и вы ждете сейчас Листера. Не слишком ли вы с ним подружились, как думаете?

– Но он все же муж моей сестры, – заметил Харлан мягко.

– И он вам очень нравится, не так ли?

– У Ленарда есть хорошие качества.

Он присел в кресло у окна. Его узкая голова не скрывала от меня неба и моря, синих просторов, на которых то тут, то там белели паруса яхт. И я подумал, что провел слишком много времени, допрашивая лгунов в номерах отелей.

– Считаю, что он ваш соучастник в этом преступлении. Оба вы выигрываете от смерти вашей сестры. Насколько я узнал вас обоих, вы оба готовы пойти на убийство из-за денег.