Текст книги "Гнездо Сарыча (СИ)"

Автор книги: Рони Ротэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Он направился в сторону рощи. Астид пожал плечами и последовал за ним. Ригестайн уверенно шел впереди, ведя спутника все дальше в прохладную тень. В глубине рощи деревья были толсты и ширококронны. На поляне, куда Ригестайн привел Астида, среди развалин каменного строения, журчал родник. Здесь было тихо и светло. В кронах попискивали пичуги, а полуденный зной почти не чувствовался.

– Что это?

Астид оглядел странное место. Ригестайн, присев укамней, оглянулся.

– Какое-то старое святилище. Тут не опасно. Я здесь тренируюсь, иногда.

С этими словами он отвалил несколько камней и вынул из них длинный сверток. «У этого парня по всему пригороду схроны, что-ли?» – наблюдая за тем, как из свертка извлекаются ножны, про себя усмехнулся Астид.

– Начнем? – с улыбкой обернулся к нему Ригестайн, вынимая длинный тонкий меч из ножен.

– Хламиду свою сними, – кивнул ему Астид. – Мешать будет.

Ригестайн, спохватившись, сбросил зеленую накидку, оставшись в длинной тунике. Астид скептически оглядел его, остановив взгляд на модных башмаках.

– Словно с девчонкой драться буду, – пробормотал он себе под нос.

Но Ригестайн услышал, нахмурился. Чуть подумав, разулся. По лицу полукровки скользнула тень улыбки.

– Имею честь скрестить с тобой меч, панджо Астид, – отсалютовал Ригестайн. – Приношу извинения за возможный ущерб твоему здоровью и имуществу. Не прими за оскорбление.

Астид слушал, кивая. Как только Ригестайн закончил монолог, опустил меч и поклонился, полукровка огрел его клинком плашмя по спине и отскочил.

– Это подло! – взвился Ригестайн.

– Зато эффективно, – рассмеялся Астид, поигрывая мечом.

– В тебе нет ни капли достоинства и чести! – разгорячено возмутился Ригестайн.

– Нет, – со смешком согласился Астид. – Именно поэтому я живой и здоровый.

– Мне претит скрещивать с тобой клинок, – гордо вздернул подбородок юноша.

– Даже для защиты?

С этими словами Астид бросился на Ригестайна.Тот успел парировать первый удар и увернуться от второго. С третьим выпадом Астид совершил обманный маневр, и, когда Ригестайн, попавшийся на уловку, открылся, приставил меч к его груди, надрезав тунику.

Ошеломленный Ригестайн замер, потом перевел взгляд с меча у своей груди на ухмыляющееся лицо противника.

– Ты опять сжульничал, – красивое лицо юноши потемнело от негодования. – Ты не умеешь биться честно?! В тебе нет ни капли благородства и снисхождения к противнику!

– Честно? Это как? – Астид опустил меч, свел брови. – Что это такое – снисхождение к противнику? Упреждение врага о том, что собираюсь предпринять? Давая ему фору? Побывай ты хоть раз в настоящем бою, не задавал бы таких вопросов.

– Я бывал в настоящем бою! – воскликнул Ригестайн.

– Это когда это? – ухватился за его слова Астид.

Юноша, спохватившись, замолчал. Полукровка усмехнулся, вбрасывая меч в ножны. Ригестайн отвернулся, нагнулся, подобрал накидку.

– Знаешь, с такими принципами, как у тебя, я бы не рискнул появляться на «птичьей арене».

– Что?!

Ригестайн замер, повернул к Астиду побледневшее лицо. Полукровка скривился в усмешке.

– Я сказал – тебе не место на птичьих боях с твоим благородством и честностью, Сарыч.

Несколько минут Ригестайн молчал, не в силах выдавить ни звука. Потом, запинаясь, пробормотал.

– Как ты узнал?

– Я не слепой. В отличие от других. И кстати, спасибо – я на тебе неплохо заработал.

Ригестайн сглотнул, презрительно скривился.

– Что ж, учитывая твои принципы, ты не преминешь рассказать об этом тетушке?

– И лишиться такого источника дохода? – пожал плечами Астид. – Да дерись на здоровье. Судя по всему, оно тебе очень скоро пригодится.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что твоя удача не бесконечна. Настанет день, когда такой же бесчестный подонок, как я, оставит тебя на песке в кровавой луже. Только перья в разные стороны полетят. Вот уж тетке твоей горе будет.

Астид направился к ручью, присел над ним, зачерпнул воды и умылся.

Ригестайн стоял, потерянно опустив голову. Накидка выпала из его рук на траву. Нерешительно взглянув на Астида, юноша пробормотал.

– Я об этом не думал.

– А вот это неразумно. Для тебя это всего лишь игра, да? – понимающе взглянул на него Астид. – Поскакать по арене, подрезать противника, заработать немного монет. На что ты их тратишь, если не секрет?

– На книги, в основном, – чуть слышно ответил Ригестайн.

– Книги – это хорошо, – одобрительно моргнул Астид. – Я сам их люблю. Но тебе я посоветовал бы нанять хорошего учителя. Опытного воина. Иначе…

Он покачал головой, поднялся, поправил кафтан, подтянул ремень.

– Ты! Научи меня, – внезапно выпалил Ригестайн.

– Ну, ты даешь! – рассмеялся Астид. – Как зайца можно научить храбрости? А овцу – хитрости?

– Я не овца, – нахмурился Ригестайн, опуская руку на рукоять меча.

– Ох, какие брови! – с деланным испугом отстранился Астид. А потом, перестав улыбаться и помрачнев, посмотрел в глаза стоящего напротив полуэльфа.

– Я научу. Но тебе придется перебороть свою честную сущность и наступить на горло благородству.

– Благородная смерть важнее бесчестной жизни, – парировал Ригестайн. – Я прошу тебя научить меня твоим гадким приемам не для того, чтобы применять их самому, а для того, чтобы уберечься от них.

Астид с минуту смотрел на Ригестайна с кривой ухмылкой.

– Жарко, – наконец, сказал он, расстегивая ремень и отбрасывая ножны в сторону. В ту же сторону полетел кафтан. Сделав мечом взмах, он кивнул Ригестайну.

– В позицию.

Тот с готовностью встал напротив. Держа меч на отлете в правой руке, Астид вытянул вперед левую руку, и клинок, вырвавшись из руки Ригестайна, переметнулся к нему в ладонь. Ригестайн дернулся вслед за улетевшим мечом, изумленно приоткрыв рот.

– Держи оружие крепче, – усмехнулся Астид, синхронно крутанув мечи.

– Как ты… как ты это сделал?! – Ригестайн со страхом смотрел на полукровку.

– Так же, как ты шмыгаешь по арене, уворачиваясь от чужих клинков. Я же сказал – я не слепой. Если бы не этот твой трюк с перемещением, тебя бы в первом бою положили.

Ригестайн глубоко вздохнул, не зная, что сказать. Астид бросил меч к его ногам.

– Продолжим с учетом наших особенностей. Дерись в полную силу, дай себе волю.

Ригестайн поднял меч. Астид атаковал – молниеносно, стремительно, как змея в смертельном броске. Ему не хватило доли секунды, чтобы достать клинком противника. Тот исчез, и, материализовавшись на шаг дальше, нанес удар своим мечом по мечу Астида, пытаясь выбить его из рук. Полукровка отбил удар и, продолжая движение, бросился под ноги Ригестайну, свалив его наземь. Клинок вырвался из руки Ригестайна, вновь оказавшись во власти Астида. Вскочив, он направил мечи в лицо юноши.

– Почему целился не в меня?

– Хотел обезоружить, – приподнимаясь, ответил тот.

– Получилось?

– Нет.

– Так бей наверняка.

Вернув меч Ригестайну, полукровка помог ему подняться.

– В позицию.

Теперь атаковал Ригестайн. Астид без усилий увернулся и, в свою очередь, замахнулся. Но под его клинком оказалась пустота. Апод левую лопатку уперлось острие.

– Браво, – усмехнулся Астид. – Благородство уступило место благоразумию.

Астид вернулся домой в сумерках – уставший и пропылившийся. Гилэстэл терпеливо подождал, пока полукровка примет ванну и переоденется. Когда тот вошел в гостиную, вороша еще влажную шевелюру, князь с интересом взглянул на воспитанника.

– Ну, и как он?

– Я уже говорил. Он дурно воспитан, – пожал плечами Астид, плюхнувшись в кресло. – Он начал поединок с раскланиваний и извинений. Но талант налицо. И воинский, и магический.

Гилэстэл расплылся в довольной улыбке.

–/-

Ни одного гостя Ригестайн не ждал так, как князя в это утро. Ему верилось и не верилось в то, что тот исполнит обещанное – разгадает давнюю загадку. Он с особой тщательностью причесал Касильду, одел её в новое платье. И все утро провел подле неё, пытаясь читать. Но буквы плясали перед глазами, отвлеченные мысли мешали улавливать смысл прочитанного. То и дело его взгляд останавливался на лице матери – безучастном, равнодушном к чему бы то ни было. «О чем же ты молчишь, мама?».

Полуденное солнце заставило горожан укрыться в домах и на верандах. Карусто вернулся домой из лавки на обед. Ригестайн наскоро поел с ним и теткой, и вернулся наверх. Аша принесла обед для госпожи. Медленно, ложка за ложкой, бережно вытирая матери губы, Ригестайн кормил её, когда служанка доложила о приходе князя.

Поручив Касильду заботам прислуги, Ригестайн почти бегом спустился вниз. Там гостей уже встречали Ануэльда и Карусто.

– Ваша светлость!

– Здравствуй, Ригестайн.

Глядя на вопрошающее лицо Ригестайна, Гилэстэл понимающе улыбнулся.

– Заждался? Проводи нас наверх.

В комнате Касильды князь огляделся, кивнул Астиду. Тот открыл принесенный с собой деревянный ларчик, заглянув в который Ригестайн увидел несколько коробочек и флаконов. Отодвинув кувшин и бокалы, Астид стал расставлять их на столе.

– Как это будет? – трепеща, поднял Ригестайн глаза на князя.

– Я не знаю, – ответил тот. – Мне нужно будет проникнуть зазавесу её отчуждения. В самые давние её воспоминания. Это может оказаться не так-то просто.

– Вы хотите… проникнуть в её… воспоминания?! – изумленно воскликнул Ригестайн.

Гилэстэл хрустнул костяшками пальцев, потряс ладони.

– Вроде того.

– Это не… не опасно? Для неё? И для вас?

– Для неё – нет. Что касается меня…. – князь взглянул на Астида. – У меня есть он.

Полукровка, сосредоточенно выставляющий на стол флакончики, взглянул на князя, кивнул.

– Я буду внимателен, Ваша светлость.

– Закрой шторы, – распорядился Гилэстэл.

Астид плотно задернул тяжелый занавес. В комнате стало сумрачно. Гилэстэл повернулся к Ануэльде, Карусто и Ригестайну.

– А теперь я прошу вас всех покинуть комнату.

– Но… – Ануэльда оторвала испуганный взгляд от лица сестры.

– Прошу вас. Мне нужно сосредоточиться.

– Ваша светлость, – вымолвил Ригестайн. – Я не буду мешать.

Гилэстэл взглянул в умоляющие глаза, переглянулся с Астидом.

– Хорошо. Запри дверь. Твое место – там. Что бы ни происходило – молчи. Прикуси язык и молчи.

Он указал Ригестайнуна наиболее удаленный угол комнаты, за кроватью Касильды. Юноша быстро захлопнул дверь за теткой, накинул щеколду. Потом метнулся туда, куда ему указал князь, присел на край кровати, вцепившись руками в деревянную спинку. Гилэстэл откупорил выставленные на стол коробочки и флакончики, накапал из одного, другого, третьего в стакан, разбавил водой из кувшина. Сыпнул туда же по щепотке порошков,взболтал, и, запрокинув голову, выпил все до дна. Астид придвинул вплотную к креслу Касильды стул, на который опустился Гилэстэл. Взглянув на Астида, тихо прошептал ему:

– Только домой.

– Я понял, мой князь.

Гилэстэл повернулся к Касильде. Сложив руки ковшиком, он прикрыл глаза, тихо шепча заклинание. В его ладонях затеплился огонек, а когда он их расправил, там оказалась большая бабочка, источающая неяркий свет.

– Смотри, Касильда. Смотри, какая прелестная бабочка.

Бабочка затрепетала широкими узорными крыльями.

– Смотри на неё, Касильда. Как она прекрасна. Она носит добрые сны на своих крыльях. Смотри на неё, Касильда. Слушай меня.

Гилэстэл поводил ладонями, ловя такое положение, чтобы луч света был направлен в глаза Касильды.

– Слушай меня, Касильда. Тебе семнадцать лет. Ты отправляешься в театр. Слушай меня, Касильда. Тебе семнадцать лет…

Ригестайн дернулся, когда его мать, до того неподвижно сидевшая в кресле, вдруг дрогнула, сжав пальцами платье на коленях. Вот голова её склонилась чуть ближе к хрупкому существу в ладонях князя, губы приоткрылись.

– Хорошо, Касильда. Слушай меня. Слушай и засыпай.Спи. Спи.

С этими словами он левой рукой потянул вниз её подбородок, а правой поднес к губам то, во что переродилась бабочка – сгусток теплого света. Ригестайн изо всех сил вцепился в спинку кровати, когда свет проник в рот Касильды, протек по горлу, утихая. Её глаза закрылись, пальцы расслабились – сон овладел ею. Обняв ладонями голову женщины, Гилэстэл прижался лбом к её лбу, закрыл глаза, принимая её в себя.

Чужие сны. В них нет места тем, для кого они не предназначены. Чужие воспоминания порой скучны. А порой страшны тем, кто их носит в глубине своего сознания.

Лицо Ануэльды. Молодое, суровое и недовольное. «Не огорчай отца». Укоряющий взгляд.

Ночь. Душная лектика. Чувствостыда и азарта. «На арену! Несите меня на арену!». Тряпичная маска. Пахнет чужим потом. Обруч великоват. Она постоянно сползает! Мешает смотреть.

Рев людских голосов. Перила трясутся под возбужденными руками. Настил под ногами ходит ходуном. Арена. На ней девять человек. Нет, десять. Пестрые маски. Блеск мечей, вопли боли. Нет стыда. Азарт! Восхищение! Упоение. О–о-о! Как он хорош. Кто? Тот воин. Тот, их предводитель. Как его имя? Ястреб. Ястреб! На нем маска из ястребиных перьев. Гнездо противника повержено! Пять тел на красном песке. Мой герой! Маска снова сползает. В пекло маску! Бесстыдница. Платок. Для него, в знак восхищения. У него такие синие глаза! Его руки… они в крови. Я повяжу сама. Протяни руку, мой герой! «Красавица».

Ночь, торопливый стук деревянных башмаков по мостовой. «Почему встали?». Он. Он. Вся его стая. Здесь он страшен. Это лицо! Оно такое красивое. Нечеловечески красивое. Но не любоваться им хочется. Бежать! «Что тебе нужно?». Ястреб. Хищник. «Несите меня домой!». «Мышка моя. Порезвимся?». Его смех. Он недобрый. От него холодеет душа. «Мне плевать на чужие законы». Пусти! Пусти! Нечеловечески сильные руки! Пусти меня, чудовище! Пусти!

Стыд, стыд, стыд, стыд. Боль! Боль!! Боль!!! Отец… Прости меня… Я твой позор… Прости… Стыд...Его руки грубы. Его тело жёстко. Его губы жестоки. Его зубы остры, как его ножи. Ястреб летит на его груди. Под ним бьется сердце без души. Стена холодна. Стоять. Не двигаться. Он не промахнется. Не промахнется. Он мастер. Страх, страх, страх. Бросок! Нож вонзается возле шеи. Новый замах. Не двигаться. Он не промахивается. Второй нож вонзается у лица. Ястреб расправил крылья на рукояти. Стервятник. Хищник. Безжалостный убийца. «Доэйр! Тебе она еще не надоела?». «Давно, братья мои! Победитель получает то, что хочет». Нет, нет, нет!!! Ужас. Боль. Рвет на части, терзает тело, втаптывает в грязь душу. Отец….

Ночь. Ветер. Холодно. Кони храпят. Река. Зачем мы здесь?«Доэйр! Хватит с ней возиться». Силуэты чернеют на фоне звездного неба. «Прощай, мышка». Его рука на шее. Поцелуй. Губам больно. «Лучше бы тебе быть рыбкой». Вода холодная! Острые камни впиваются в спину. Синие глаза кажутся черными сквозь толщу воды. Пусти! А-а-кх! Руки! Отпусти! Ужас!!! Я не могу дышать!! Воздух! Дайте вдохнуть!!! Вода… такая горячая… грудь горит… а-хх…..

Гилэстэл стал задыхаться. Он раскрывал рот, пытаясь судорожно вдохнуть. Астид бросился к нему, пытаясь оторвать его руки от головы Касильды. Но пальцы князя намертво вцепились в волосы женщины, сжались на её голове. Гилэстэл дергался, хрипел, хватал ртом воздух, словно захлебывался. Ригестайн выскочил из своего угла, бросился на помощь. Вдвоем с Астидом они разжали скрюченные пальцы, отняв их от головы Касильды. В то же мгновение князь сипло вдохнул, захрипел, закашлялся и задышал, неровно и порывисто. Астид уложил его на полу, расстегнул кафтан, распахнул рубашку. Схватил со стола флакон, щелчком большого пальца сбил с него пробку, влил в рот князя несколько капель. Дыхание Гилэстэла постепенно пришло в норму, но глаз он не открыл и в себя не пришел. Ригестайн оглянулся на мать. Касильда сидела совершенно спокойно, и, казалось, спала. Из приоткрытого рта с выдохом вылетели несколько золотистых искр, и потухли на её губах.

– Что с ним?

Ригестайн, склонившись над князем, обеспокоенно взглянул на Астида. Полукровка наклонился к лицу Гилэстэла, вслушиваясь в дыхание, приложил руку к груди.

– Все хорошо. Он сильно устал. Мне нужно отвезти его домой.

– В таком состоянии? – возмутился Ригестайн. – Не лучше ли оставить его здесь до того, как он очнется?

– Не лучше, – тоном, не терпящим возражений, ответил Астид. – Только дома я смогу обеспечить ему полноценное восстановление.

– Хорошо, – сдался Ригестайн. – Я прикажу приготовить лектику.

Он бросился к дверям, но, замешкавшись, оглянулся.

– Как ты думаешь, он что-то видел?

– Узнаем, когда он очнется.

– Я еще никогда не видел такого, – передернул плечамиРигестайн.

– Ты много чего не видел.

– Он и вправду такойискусный целитель?

– Ты еще здесь?

– Бегу.

Ригестайн выбежал из комнаты, а Астид, положив голову князя к себе на колени и всматриваясь в лицо, заботливо запахнул его рубашку. Через несколько минут вернулся Ригестайн. С его помощью Астид отнес бесчувственного Гилэстэла в лектику. Расстроенная Ануэльда пыталась настоять, чтобы Его светлость остался у них, но Астид был непреклонен. Сокрушенно качая головой, Ануэльда глядела вслед удаляющейся лектике.

–/-

Гилэстэл очнулся вечером. В комнате было очень свежо – Астид постарался, заменив прохладой духоту вааспуртской ночи. Расставленные по всей комнате плошки с тлеющими смолами наполняли комнату тонким ароматом, не привнося дымного чада. На полу, огибая кровать затейливым узором, мелом было написано восстанавливающее заклинание.

Князь повернул тяжелую голову. Астид сидел у его постели, и радостно улыбнулся, когда Гилэстэл открыл глаза.

– Ваша светлость. Рад видеть вас в добром здравии.

Повернувшись, полукровка дотянулся до столика, взял с него наполненный кубок, и, поддерживая голову князя, дал ему напиться.

– Спасибо, – прошептал Гилэстэл, улыбнувшись в ответ. – Сразу стало лучше. Помоги сесть.

Астид приподнял Гилэстэла, взбил подушки, сложиводна на другую, и помог ему удобно усесться.

– Как Касильда?

– Так же. Меня волнует не она, а вы, князь. С вами точно все хорошо?

– Не волнуйся, мой друг. Я ощущаю себя прежним.

– Все же это было рискованно. Оно того стоило?

– Думаю, да.

– Вы что-то выяснили, князь?

Гилэстэл кивнул.

– Кое-что прояснилось. Теперь мне известно, что произошло с Касильдой много лет назад. Её похитили и надругались. А потом убили.

– Убили?

Астид в замешательстве взглянул на князя.

– Её утопили в реке. Она захлебнулась. Я не знаю, что было дальше, и кто её спас. Может быть, она выжила сама. Но после этих страшных воспоминаний её мозг совершенно пуст. Только инстинкты и рефлексы. Её уже не вернуть. Но это нам и не нужно. У нас другая задача.

Князь устал говорить. Вздохнул, откинулся на подушки, отдыхая. Астид поднялся, вновь наполнил кубок водой, плеснул в него янтарной жидкости из стоявшей на столе склянки, и поднес Гилэстэлу.

– Слишком много сил потрачено. Выпейте. И вам нужно поесть. Потом расскажете.

На звонок колокольчика появился слуга. И вскоре Гилэстэл под пристальным вниманием Астида ужинал, не вставая с кровати. Его задумчивый взгляд рассеянно блуждал по комнате. Полукровка молчал, зная, что в эти минуты князь напряженно думает. Бокал вина довершил трапезу. Слуга унес поднос, плотно закрыв за собой двери. Гилэстэл откинулся на подушках, и вполне уже окрепшим голосом спросил.

– Ты хорошо знаешь историю Маверранума, Астид?

– Смотря какой период, – смутился тот.

– Последние годы Железной эпохи. Про битву за Бегред читал?

– Читал… вскользь.

– Я напомню. Городок Бегред был отбит отрядом под командованием капитана Элеаса Мантахэйла.

– «Дикие ястребы»?

– Да. Элитное подразделение тогдашней армии, состоящее исключительно из эльфов. Захваченный городок был невелик, но богат. По законам военного времени победитель берет то, что захочет. Но когда «ястребы» начали его грабить, подошли основные силы. «Ястребам» был дан приказ прекратить мародерство.

– Да, припоминаю. Они хотели свою законную долю добычи. А им пригрозили трибуналом за грабеж. Элеас закрылся в городе, и потребовал отменить приказ, грозя перебить всех горожан.

– Да, именно так. Что было потом, знаешь?

– Армия взяла город после суточной осады. Мантахэйл был обезглавлен за неповиновение приказу. А «Диких ястребов» тогда всех уничтожили.

– Почти всех, – поправил Гилэстэл. – Когда армия вошла в город, некоторым удалось скрыться. Они стали изгнанниками в своей стране, преступниками вне закона.

– И что?

– Воины Элеаса Мантахэйла носили форму и оружие с отличительными знаками. В видениях Касильды есть эпизод -её похититель кидает в стену нож, на рукояти которого изображение пикирующего ястреба.

– Нож можно найти, украсть или купить.

– Я не договорил, Астид. Кроме снаряжения, метка ставилась на тело воина. Касильда помнит и её – тот же рисунок ястреба на груди её похитителя, точно напротив сердца. Именно под этим прозвищем он появляется на «птичьей арене» – Ястреб.

Астид сложил руки на груди.

– Ну, хорошо, теперь нам известно, кто её похититель и по совместительству папа Ригестайна. Что это дает сейчас?

– Многое. Индивидуумы, подобные ему, умеют делать лишь одно – драться. Где угодно – на поле боя, на арене, в городских подворотнях. Другой жизни они не знают. Самое вероятное место, где его можно найти – война.

– Но сейчас нет войны.

– Здесь нет, – кивнул Гилэстэл. – А вот в Сеттии она в самом разгаре.

– Где это? – недоуменно свел брови Астид.

Князь чуть улыбнулся.

– Это очень маленькая страна. На востоке от Вааспурта лежит горный хребет. В одной из долин находится Сеттия. В соседней– Веладия. Между ними не один год идет спор за перевал, по которому проходит тракт на Вааспурт. Обе страны малочисленны, и основной воинской силой с обеих сторон выступают наемники. Есть вероятность, что Ястреб там. Это нам и надо выяснить.

– Вы шутите, Ваша светлость? – усмехнулся Астид. – Как можно по таким скудным сведениям кого-то найти?

– Можно, Астид. Есть еще имя.

– Имя? – встрепенулся полукровка.

Гилэстэл кивнул, чуть улыбнувшись.

– Его зовут Доэйр. Эльф-наемник за пределами Маверранума не такое уж частое явление. Найди его, Астид. И сделай так, чтобы он вернулся в Вааспурт.

– На это уйдет немало времени.

– Мы никуда не торопимся.

– Разве вы не собираетесь рассказать все это Ригестайну?

– Собираюсь. Но не всё.

–/-

Тощий сгорбленный попрошайка, закутанный с головой в пыльное рванье, сидел у террасы. Поворачивая голову на звуки шагов и голоса, водил из стороны в сторону бельмами незрячих глаз. Тянул гнусавым голосом на «васпе»:

– Пода-айте, пода-айте.

На террасе появилась женщина в фартуке, плеснула через перила помои в жухлую траву.

– Эй, бродяга, – окликнула негромко нищего. – Лови.

На колени слепого упала половинка зачерствевшей краюхи. Нищий пошарил руками, нащупывая подаяние, убрал в котомку за спиной.

– Долгой жизни тебе, добрый человек. Пода-айте, пода-айте.

На дороге, вынырнув из-за поворота, показались двое верховых. Медленным шагом подъехали к трактиру, спешились у коновязи. Трактирщица зевнула, глядя на вооруженных мужчин, и скрылась в кабацких недрах. Нищий потянул руку на звук тяжелых шагов – «Пода-айте». Не удостоив его и взглядом, приезжие поднялись на крыльцо. Шедший последним воткнул в столб штык с сеттийским вымпелом.

Рекрутеры расположились подальше от крыльца, в тени навеса. Выложили на стол бумагу, перья, дорожную чернильницу-непроливайку.

– Хозяин! Дай чего-нибудь жажду утолить!

Женщина в фартуке выглянула из дверей, недовольно скривила губы. Но все же принесла тугой бурдюк и две кружки.

– Зряшно приперлися, – проворчала она. – Который день, как нет никого. Всех распугали своими драчками. Была хорошая дорога, спокойный тракет. Кто таперича сюды сунецца?

– Язык придержи, – лениво ответил ратник, снимая короткий плащ с гербом Сеттии – шесть звезд над горным пиком на синем поле. Снял перевязь, бросил её небрежно на соседний стул, оставшись в тунике до колен. – Я в такую жару сюда тащился не для того, чтобы тебя слушать. Пусть твою болтовню муж твой слушает. Наливай.

– Платить чем станешь? Сызнова казенну бумажку сунешь?

– А то, – хохотнул рекрутер. – Вот она, моя оплата.

Он дотянулся до перевязи, вынул из кошеля затертую бумагу с печатью, прихлопнул её ладонью на столе.

– Вот. Читай. «… и оказывать всякую помощь по запросу, в том же числе лошадьми, фуражом и провиантом». Так что будь хорошей сеттийкой, неси провиант, как писано.

– Грамоте я не разумею. Оно и так понятно, что задарма кормиться будете. Да токмо ваши бумажки мне – на подтереться, я под них не подпадаю. Потому как телитория ента – нитрай… нитрана…

– Нейтральная, – подсказал второй ратник, утирая лоб краем туники.

– Она и есть, – подбоченясь, кивнула трактирщица.

– Это пока, – отмахнулся первый. – Скоро Сеттия станет владелицей этого тракта, и тогда не только твой трактир под неё подпадет, но и ты сама можешь подпасть под топор за саботаж. Хватит болтать, живот уж подвело.

– Намедни веладские наймаки тако же хвалилися. И тако же задарма объедали. Поскорее бы вы друг друга поубивали, что ли, – кинув досадливый взгляд на ратников, трактирщица неторопливо удалилась.

Вскоре на столе перед рекрутерами пыхтела ибрызгала жиром широкая сковорода, на которой в шкворчащем сале потрескивал десяток жареных яиц.

– Жрите, дармоеды, – вздохнула трактирщица, ставя на стол корзинку с хлебом и кидая ложки.

Ратники, шикая и дуя на обжигающие шкварки, накинулись на еду. Нищий приподнялся, держась за обрешетку террасы, поводя носом в сторону едоков.

– Пода-айте, люди добрые.

Первый ратник, кинув на него взгляд, передразнил:

– По-ода-айте-е…. А ты заработай. В рекруты пойдешь?

– Я слеп. Какой от меня толк?

– А-а, на это всем плевать. А что? Харч казенный. Хоть живот набьешь досыта. Нынче в сеттийской армии каких только уродов и иноверцев нет. Все едино – мясо до первого боя.

– Что, и северяне есть?

– Есть.

– Ну да! – с сомнением хихикнул нищий. – Эльфы? В сеттийской армии?

– Я же сказал – есть! А тебе какое дело? – спохватился ратник, подозрительно приглядываясь к нищему.

– А сколь платят?

– Тебе до смерти хватит. Так что, записать тебя?

– Нет. Какой из меня солдат.

– Ну и катись отсюдова, – ратник повернулся к яичнице. – Слышал? Не воняй мне тут.

Вздыхая и охая, бродяга поднялся с земли. Нашарил клюку, поправил котомку и медленно, ощупывая перед собой дорогу, поплелся прочь от трактира. Его унылое «Пода-айте» затихло за поворотом.

Жарило полуденное солнце. Безоблачное небо слепило синевой, воздух дрожал зыбким маревом над трактом. Ратники дремали, развалившись на скамьях в тени навеса. Мухи ползали по пустой остывшей сковороде и хлебным крошкам, кружили над лицами наемщиков. Жирная муха проползла по засаленной нижней губе. Ратник всхрапнул, сдувая насекомое, закрыл рот и приподнял правое веко. Солнце заслонила чужая тень – на крыльцо мягким, почти неслышным шагом взошел мужчина. Рекрутер приоткрыл второе веко. Посетитель был молод и худощав. Черные длинные волосы, затянутые на затылке в тугой узел, контрастировали с белой, совершенно лишенной загара, кожей. На широком ремне слева висел длинный меч, правый бок отягощали кинжальные ножны. Ратник открыл глаза шире, приглядываясь. Дернул бровью, задержав взгляд на остроконечных ушах незнакомца, и несильно пнул ногой своего товарища. Когда тот, вздрогнув, открыл глаза, указал взглядом на посетителя.

Астид, мельком глянув на дремлющих солдат и убедившись, что его присутствие замечено, прошел в противоположный конец веранды. Сбросил заплечный мешок, кинул на скамью свернутую куртку, снял ремень, сел за стол, постучал по нему ладонью. Он провел у этого трактира в облике слепого нищего несколько дней, наблюдая и слушая. Расспрашивал ненароком веладских наемщиков,появлявшихся тут два дня назад, и завербовавших ехавшего с вааспуртского рынка селянина. Бедолага, продув вырученные деньги и боясь возвращаться домой, соблазнился обещанным заработком. Так и пошел служить – с ослом и повозкой-двуколкой. По словам веладских вояк, северян в их армии не было.

Странная это была война – долгая, вялотекущая и нерешительная. И сеттийцы, и веладийцы предпочли бы и вовсе не вступать в драки. Однако правителям этих стран вопрос сбора пошлины за проезд по тракту мирно решить не удалось. А воевать они не умели. Вот и случился на нейтральной территории, в трактире, стоящем меж двух долин, рекрутский пункт. Поочередно, раз в три дня, приезжали сюда ратники из Веладии иСеттии сманивать в свои армии путников, путешествующих по тракту.

К Астиду вышла трактирщица. Он выложил на стол две мелкие монеты.

– Что можно взять за это?

Та покосилась на мелочь, вздохнула, подняв глаза к потолку.

– Бобы. Две порции. Добавишь одну монету, поджарю их на сале. Вода бесплатно.

– Не надо жарить.

Она смахнула деньги в кулак, и неторопливо ушла. Наемщики, вполне уже проснувшиеся, переглянулись. Вооруженный, не местный, да еще и на мели – их клиент. Подхватив бурдюк и кружки, они направились к столу Астида.

– День нынче жаркий, – присаживаясь напротив и покачивая бурдюк, произнес тот, что поболтливее. – Утолишь жажду?

– Благодарю за щедрое предложение, – кивнул Астид, разглядывая подошедших.

– Хозяюшка! – ласковым голосом позвал ратник. – Дай-ка нам еще одну кружку!

Из-за двери высунулась рука, державшая кружку. Второй ратник встал, забрал требуемое и вернулся к столу. Разлили из бурдюка светлое вино.

– Живи долго, – подняли свои кружки ратники.

– Умри достойно, – ответил Астид.

Вино было кислым и отдавало шерстью. Хозяйка принесла глубокую миску с вареными бобами и кувшин с водой. Глядя на Астида, ратник сочувственно покачал головой.

– Трудные времена?

– Не особо, – пожал плечами Астид, уткнувшись в тарелку.

– Оно по тебе и видно, – хмыкнул солдат. – Брюхо пусто, а бодришься.

– Трудные времена – это когда брюхо вспорото.

Ратники расхохотались. Шутка пришлась им по нраву.

– А ты весельчак! Нам такие задорные нужны.

– Кому это – вам?

– Сеттии. Я гляжу, ты не из простых. Меч носишь. Пойдешь на службу к сеттийскому королю? Не задарма, само собой.

– Мой меч стоит недешево, – загребая ложкой бобы, ответил Астид.

– Оно известно. Служат у нас несколько…из ваших.Не жалуются.

– Вот как? – коротко взглянул полукровка на наемщика. – Кто это из «наших» польстился на ваши гроши?

– Каким именем записаны, не помню. Главного у них Ястребом кличут. Гроши не гроши, а хватит поболее, чем на пресные бобы.

Наемщик с легкой полуулыбкой кивнул на тарелку Астида.

– Угу, – неопределенно отозвался тот. – Я подумаю.

– И долго думать будешь?

– Пока ем.

– Ну, думай. Сам-то кто?

– Прохожий.

– С севера?

– Угу.

– Ну и как там?

– Холоднее, чем здесь.

Астид выловил последний боб, запил водой, вытер губы ладонью.

– Черт с вами. Записывайте.

Один из ратников метнулся за письменными принадлежностями. Прижав углы свитка пустой миской, откупорил чернильницу, обмакнул перо, готовясь вписать имя нового рекрута в пустые строки контракта.