Текст книги "Рыцарь-крестоносец"

Автор книги: Рональд Уэлч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Над адским грохотом битвы вырвались в небо чистые, высокие призывные звуки труб. Последние аккорды потонули в грохочущем море воинственных криков – криков людей, твердо знающих, что победа за ними.

– Спасите нас, Святые Мощи, помогите нам, Святые Мощи! – кричали всадники, прорываясь сквозь расступившиеся ряды христианской пехоты.

В воздух взметнулся лес длинных копий с маленькими флажками на концах.

Море безучастных стальных масок, укрывшихся за продолговатыми щитами, под топот копыт двинулось вперед – христианская конница приняла вызов. В этот раз в памяти Филиппа запечатлелись все подробности финала битвы при Арзуфе. В сражении при Хиттине он поддался всепоглощающему чувству яростной мести. Но теперь он знал, что сражение выиграно. И это придавало ясность его рассудку. Он мог возвращаться назад и снова врываться в самую гущу врагов без лишней предосторожности: чем дальше, чем глубже – тем лучше. На его счету сегодня было много мертвецов.

Первый удар волны христиан заставил сарацин отступить в глубь поляны. Поскольку Саладин направил главные свои силы на арьергард крестоносцев, центру и авангарду войска не было оказано мощного сопротивления. Христиане обошли турок слева и ударили в тыл атакующего госпитальеров крупного отряда.

Там Саладин сосредоточил лучшие свои войска мамлюков из Египта, и некоторое время он думал, что для его армии нет серьезной опасности. Но на этот раз он столкнулся с противником, не истощенным жаждой и долгим переходом по дикой жаре. Его армия подверглась атаке со стороны сильных и уверенных в своих силах рыцарей, намного лучше, чем прежде вооруженных, имеющих под собой мощных коней. И войско Саладина начало поддаваться их напору.

Филипп видел перед собой мамлюков – людей, выигравших битву при Хиттине. Это они убили его отца, сира Фулька, Джосселина, отдали его в плен на четыре долгих, безрадостных года, разрушили его родной замок Бланш-Гарде.

Копье его сломалось. Он отшвырнул прочь расщепленные и бесполезные теперь обломки и вынул из ножен меч. Слева от него сражался сам Ричард, подавлявший турок своим мощным напором. Филипп, поняв, что король может за себя постоять, направил коня вправо. Снова его окружали смуглые, с белым оскалом зубов, разгоряченные лица, белые тюрбаны и стальные шлемы, раздувающиеся ноздри испуганных коней.

В яростном порыве бешенства и гнева он рубил направо и налево, пока впереди не оказалось ни одного врага. Он посмотрел налево: там буйствовал Ричард, ни в чем не уступая Филиппу.

В два образовавшихся в рядах турок прохода влились потоки английских и нормандских рыцарей, несущихся на полном скаку, разбивая войско мамлюков на мелкие группки отчаянно защищающихся людей и уничтожая их поодиночке.

Внезапно Филипп понял, что все кончилось. Сквозь щелочки своего шлема он видел разрозненных турецких всадников, уцелевших в сражении и в панике несущихся прочь, надеясь найти убежище в лесной чаще. И тогда Филипп почувствовал неимоверное облегчение, и весь как-то размяк в седле, ощущая горячие волны приятной усталости, заливающие его тело, и капли пота катились по его лицу. Тяжело дыша, он поспешил снять с головы громоздкий, давящий на плечи шлем. Казалось, теперь даже меч стал слишком тяжел для его вдруг ослабевшей руки, и пальцы, сжимающие рукоятку, дрожали от усталости и радостного волнения, охватившего его сердце.

Медленно, словно в задумчивости, он отер окровавленное лезвие меча.

Перед ним расстилалась небесно-голубая гладь моря с мерно покачивающимися на волнах кораблями. Позади него лежала узкая равнина, покрытая трупами воинов и лошадей, не нашедшими свою цель стрелами, выпавшими из мертвых рук мечами, брошенными в пылу сражения щитами – всеми этими ужасными признаками того, что произошло здесь, на этом месте, в последние несколько кровавых, роковых минут.

Ему улыбался Жильбер, а рядом Льювеллин, по лицу которого сбегала тоненькая струйка крови, не мог сдержать навернувшихся на его глаза слез радости. И Филипп расхохотался. Где-то в чаще леса он слышал быстрый перестук копыт удаляющихся всадников: остатков бегущего в страхе, наголову разбитого вражеского войска, чтобы поведать всем о величайшем за всю историю Востока поражении ислама.

Часть третья

Глава 16
ТУРНИР В ЗАМКЕ КАРДИФФ

Питер де Шавос стоял под проливным дождем, внезапно хлынувшим с неба, зябко кутаясь в теплый плащ.

– Ну что, тебе все еще нравится английский климат, Филипп? – спросил он.

Жильбер д'Эссейли рассмеялся.

– Подожди, Питер, – быстро сказал он, прежде чем Филипп успел ответить. – Он еще не видел английской зимы.

Филипп помотал головой, стряхивая капли дождя, стекающие по его лицу, и улыбнулся. Он задумчиво смотрел на косые нити, впивающиеся в мокрую землю.

– Я жду зимы с нетерпением, – проговорил он, улыбаясь возражениям своих друзей. – И я люблю английское лето. Смотрите, тучи уже рассеиваются.

Он с наслаждением вдохнул теплый, влажный аромат, поднимающийся от земли. Из-за туч показалось солнце. Миллионы крошечных алмазов сверкали на травинках и листьях кустов.

– В Англии всегда так зелено, как сейчас? – спросил он.

– Зимой – нет, Филипп, – ответил Уильям Беркли. – Ты будешь еще мечтать о восточном солнышке, греясь у дымящего камина.

Филипп рассмеялся и снова помотал головой, остальные наблюдали за ним с удивлением и любопытством. Сейчас они видели перед собой иного Филиппа, совсем не похожего на серьезного и часто угрюмого рыцаря-крестоносца, молчаливого и задумчивого, единственной целью жизни которого было сражаться с иноверцами.

Довольный Жильбер потер кончик своего большого носа. «Вот теперь я узнаю юного мечтателя из Бланш-Гарде, – думал он, – веселый, счастливый оруженосец, с которым я так любил выезжать на соколиную охоту на холмы Аскалона».

Глядя сейчас на Филиппа, нельзя было и подумать, что совсем недавно он присутствовал при гибели человека, слуги Старца Горы, прыгнувшего в пропасть по прихоти своего господина, и при этом на его лице не дрогнул ни один мускул.

Друзья выехали из Лондона, направляясь на запад. Филипп хотел осмотреть поместье, подаренное ему за службу королем Ричардом. После этого они договорились погостить у Уильяма Беркли, а потом, переправившись через Северн, побывать в уэльском Марчесе.

Филипп решил покинуть земли древнего Леванта. Он не думал, что когда-нибудь снова захочет увидеть восточное обжигающее солнце, неровный пустынный ландшафт с голыми холмами и скалистыми ущельями. Ему там нечего делать. При Арзуфе христианские войска одержали славную победу, но им так и не удалось проложить себе дорогу к Иерусалиму. Численность армии Ричарда сильно сократилась, крестоносцы снова затеяли вражду между собой, и через год нерешительного наступления турки и христиане решили заключить мир.

За этот год Ричард покрыл себя громкой славой. Конечно, истории, ходящие о нем в обществе, были сильно приукрашены, поскольку всякое знаменитое имя, в конце концов, обрастает легендами. Но он и впрямь творил чудеса на полях сражения, даже если взять последнюю битву при Акре, где он заставил отступить целую турецкую армию всего лишь с маленькой горсткой рыцарей.

Филипп был в числе этих воинов и единодушно признавался одним из самых выдающихся христианских рыцарей. И его имя всегда упоминалось с уважением, как только речь заходила о крестовых походах и Святой земле. Его знание арабского и турецкого языков сделали его совершенно незаменимым для Ричарда человеком во время ведения переговоров о мире. Филиппу суждено было еще раз встретиться с Саладином, теперь уже при совсем других обстоятельствах, и этот человек, такой же храбрый и доблестный полководец, как Ричард, осыпал его почестями и богатыми дарами. Лошадь, на которой сейчас ехал Филипп по английской равнине, тоже подарок султана.

Мирный договор явился лучшим из того, что Ричард мог сделать для всего христианского мира. Иерусалим остался в руках турок, но христианским пилигримам было разрешено посещать могилу со Святыми Мощами. Баронам Святой земли достались все главные порты, а военные ордена по-прежнему владели огромными замками в сердце сельджукского государства.

Заключив договор с Саладином, Ричард поспешил в Англию, горя нетерпением снова оказаться в родной земле, и, чтобы быстрее добраться туда, избрал самый короткий маршрут – по суше, через Германию. Но там он был захвачен в плен своими недругами и заключен в темницу. Теперь они требовали огромный выкуп за его освобождение.

Когда было заключено перемирие с турками, Филипп навестил Бланш-Гарде. Замок оказался почти полностью разрушен сарацинами, и на месте старой крепости он нашел лишь груду камней. Но Филиппу удалось достать из тайника сундук отца, и его содержимое, вместе с жемчугом Усамаха, сделало его очень богатым человеком. Он приплыл во Францию и, двигаясь на север, без всяких приключений добрался до Нормандии, где Жильбер встретился со своим семейством, а потом они вместе переправились через пролив в Англию.

В Норхем, новое поместье Филиппа, они прибыли через три дня. Это было очень красивое и богатое поместье с удобным помещичьим домом, и Филипп, осматривая просторные комнаты, мечтал о том, как здесь будет уютно, когда сюда доставят мебель, привезенную им с Востока. Толстый ленивый управляющий совсем запустил дом, и теперь здесь царил полный хаос. Но Филипп, за неделю осмотрев свои владения, сумел приструнить распустившихся в отсутствие хозяина слуг. Он сказал им, что вернется через полгода, и ясно дал понять, что им грозит, если к моменту его приезда в поместье не будет наведен порядок.

Жильбер всюду следовал за своим другом, с удивлением находя в нем несомненное сходство с сиром Хьюго.

В Беркли им пришлось провести целых две недели, поскольку Уильям ни за что не хотел отпускать их, пока не показал им все поместье, не представил их всем своим соседям и не устроил охоту в самых лучших лесах. Он загорелся желанием перестроить свой замок, чтобы он стал похож на крепости Святой земли, с их неприступностью и внутренним комфортом и роскошью.

– Пусть попытается, – сказал Филипп после первой ночи, проведенной в Беркли, стоя посреди комнаты, в которой их разместили с Жильбером. – Ведь даже слуги в Бланш-Гарде жили в лучших условиях, чем эти!

Жильбер же не сказал ничего. Он лишь с улыбкой наблюдал, как Филипп осматривает голую и неуютную комнату. Округлой формы, она повторяла контуры башни, в которой располагалась. На каменном полу ничего не было, кроме нескольких охапок соломы в углу, и по запаху, исходящему от них, Филипп понял, что они пролежали здесь уже не один месяц. Каменные стены оказались покрыты тяжелыми каплями влаги. Сквозь три узких окна в комнату пробивались полоски тусклого света, а низкий потолок довершал эту мрачную картину. Над большим камином поднимался дым, и Филипп закашлялся, глотнув смрадных паров и решив, что, в конце концов, жизнь в Англии тоже имеет свои недостатки. Он обвел взглядом помещение, поискав, куда бы повесить плащ. У двери в стену между камнями было вбито несколько деревянных колышков. Набор мебели ограничивался двумя стульями, парой скрипящих от старости деревянных кроватей и огромным сундуком.

В эту минуту к ним вошел Льювеллин, принесший горячей воды. Он также с брезгливостью осмотрел комнату и громко чихнул.

– Да, мы к этому не привыкли, мой господин, – заметил он. Поймав на себе быстрый взгляд сверкнувших гневом глаз Филиппа, он поспешил скрыться за дверью.

Все же они с грустью в сердце покинули дом Уильяма: Филипп с Жильбером уже успели привязаться к добродушному толстяку. Правда, расставались они ненадолго. Филиппу предстояло часто ездить из Лланстефана в Норхем – ведь теперь он был владельцем двух поместий, – и, конечно, он будет каждый год заезжать и в Беркли.

Пока друзья путешествовали по Англии, наступила осень. Зеленая живая земля меняла свои краски; в густых влажных лесах начинался листопад. Они ехали по старой дороге, проложенной еще римлянами, которая с математической прямолинейностью вела на запад, и Филипп с каждой милей открывал для себя новые красоты здешней природы.

Иногда они останавливались на ночлег в монастырях. Монахи принимали их с доброжелательной гостеприимностью, как и положено принимать рыцарей, участвовавших в крестовом походе, а когда они узнавали, что перед ними сам Филипп д'Юбиньи, который к тому же читал по-арабски, они приносили ему все сокровища своих библиотек.

В Глочестере они переправились через Северн и остановились на отдых в местном аббатстве. Филиппа отвели в огромный неф[66]66
  Неф (фр. nef, от лат. navis – корабль) – один из нескольких (обычно из трех) проходов, на которые делят внутреннее пространство христианского храма продольные ряды колонн.


[Закрыть] норманнской церкви аббатства, где он с замиранием сердца преклонил колени у гробницы герцога Роберта Норманнского, одного из выдающихся руководителей Первого крестового похода, который посвятил в рыцари его отца и бок о бок сражался с Годфруа Лотарингским, пробиваясь к Святому городу.

Когда они проезжали по улицам Марчеса, Питер де Шавос рассказал Филиппу кое-что из истории этого города и о городах, лежащих дальше к западу. Как узнал с его слов Филипп, в Уэльсе в Лланстефане жить далеко не безопасно. Валлийцы[67]67
  Валлийцы – жители полуострова Уэльс. Корни валлийцев восходят к коренному населению Англии – кельтам (белги, бритты, скотты и др. кельтские племена). В результате вторжения в VI и VII веках германских племен англов, саксов, ютов кельтские племена были оттеснены на запад и север в Уэльс, Корнуэлл и Шотландию. Там они создали свои государства, завоеванные англами и саксами в более позднее время.


[Закрыть] яростно сопротивлялись вторжению норманнов, часто поднимая восстания против захватчиков. Даже замок Питера, Кидвелли, часто подвергался нападениям, а Лланстефан находился еще дальше к западу. Филиппа не очень расстроило это известие. В поместье у него будет много работы. Конечно, сперва нужно перестроить замок, поскольку он уже давно понял, что в искусстве строительства замков Англия на целую сотню лет отставала от Святой земли с ее непрекращающимися кровопролитными войнами.

Через два дня после того, как они покинули Глочестер, друзья въехали на деревянный мост Ньюпорта. Серые стены замка поднимались прямо из вод грязноватой речушки. Во дворе замка их почтительно приветствовал управляющий. Конечно, сказал он им, они могут остаться у них на ночь, но его хозяин сейчас отсутствует – он уехал на рыцарский турнир в Кардифф.

Питер де Шавос был очень взволнован этим известием.

– Мы должны отправиться туда, Филипп! – воскликнул он. – Это самый большой турнир в Марчесе. И конечно, там будет мой отец. Он грохнется со своей лошади, когда увидит меня рядом с вами!

Филипп повернулся к управляющему. Турнир, как сообщил ему тот, начнется в полдень следующего дня, а до Кардиффа отсюда не более десяти миль.

– Мы поедем туда завтра утром, сразу же, как проснемся, – пообещал Филипп.

Веснушчатое лицо Питера озарилось радостью. Теперь он уже был рыцарем, но в душе все еще оставался тем же восторженным юным оруженосцем, которого Филипп в первый раз увидел около палатки Ричарда. Филипп относился к нему как к сыну, чувствуя себя много старше его.

– Вы с Жильбером можете принять участие в турнире, Филипп, – говорил Питер. – Ты в один момент уложишь их всех на месте! Я могу попробовать сразиться в турнире молодых рыцарей. В последний раз, когда я был там, я оказался еще слишком мал для поединков. Ох, теперь я покажу им!

Филипп усмехнулся и дал Льювеллину необходимые указания насчет завтрашнего утра.

В полном вооружении на рассвете следующего дня они выехали в Кардифф. Перед тем, как покинуть Ньюпорт, Филипп придирчиво осмотрел экипировку своих людей. Кроме Льювеллина и Гурта, их сопровождали несколько слуг, нанятых им в Лондоне, и дюжина конных воинов, которых он привез с собой с берегов Леванта, – все они были опытными воинами смешанного саксонско-нормандского происхождения, первоклассными стрелками из арбалета. Они были рады служить такому прославленному барону и без колебаний последовали за Филиппом, тем более что он им очень хорошо платил за службу. И Филипп постарался их вооружить как можно лучше, не заботясь о расходах.

Льювеллин проследил, чтобы одежда их сияла чистотой, а вычищенные доспехи блестели, как новые. Филипп похвалил старого слугу, но, впрочем, тот бы не расстроился, даже если бы хозяин не заметил его усердия, – это был его долг перед господином. Филипп медленно шел мимо шеренги вытянувшихся перед ним солдат. Льювеллин следовал за ним.

Филипп знал, на что нужно обратить внимание: лошади должны быть свежими, ухоженными и накормленными; сбруи – начищены и смазаны жиром; шлемы и доспехи – просто сиять, а на белых плащах с эмблемой черного ястреба не должно быть ни пятнышка. Но больше всего его интересовало настроение людей. И его слуги не обманули ожиданий: все как один опытные солдаты, спокойные и надежные, подтянутые и уверенные в себе, держались просто, но с достоинством.

– Полагаю, в Кардиффе соберется много народу, – сказал Филипп Жильберу, когда они выехали из Ньюпорта. – Поэтому нам необходимо произвести хорошее впечатление.

– О, думаю, это нам не составит труда, – сухо отозвался Жильбер.

Подмигнув Питеру за спиной Филиппа, он улыбнулся, и Питер ответил ему тем же. «Иногда Филипп на удивление наивен», – думал Жильбер. Он вспомнил его неловкое смущение во время первого приема в Акре после их побега из Дамаска, а также искреннее удивление каждый раз, когда д'Юбиньи обнаруживал, что имя его и подвиги известны всей Англии.

Оба они, Жильбер и Питер, знали жизнь Запада, а Филипп – нет. Они смутно чувствовали, какой фурор произведет в Кардиффе появление знаменитого крестоносца Филиппа д'Юбиньи на турнире. Филипп считал, что его маленький отряд, экипированный с такой роскошью, которой позавидовали бы многие английские рыцари, его слуги, его повозки, нагруженные всякими восточными диковинками, – обычное дело. «Там, далеко за морем, – может быть, – говорил себе Жильбер, вспоминая свою жизнь в Бланш-Гарде, – но не здесь». Лишь немногие очень богатые английские бароны могли себе позволить путешествовать с таким сопровождением или выставить подобный отряд на поле для сражения.

Через час спокойной езды на горизонте появился замок Кардифф.

– Здесь почти ничего не изменилось, – с удивлением говорил Питер, оглядываясь вокруг. – Кажется, будто замок стал меньше! Наверное, это по сравнению с замками королевства Иерусалимского. Кардифф мог бы без труда уместиться во дворе твоего замка Бланш-Гарде, Филипп.

Льювеллин привел Филиппу коня по кличке Саладин. Он прогуливал и поил лошадь перед турниром. Жильбер снова заговорщицки подмигнул Питеру, когда Филипп садился в седло. Во всей Англии не нашлось бы лошади, которую можно было бы сравнить с конем Филиппа по красоте, не говоря уже о его способности брать с места сразу в карьер.

Льювеллин в это время своим хриплым голосом торжественно выкрикивал последние приказы слугам.

– Сидите в седле прямо! Помните, вы – крестоносцы, а не какие-нибудь зеленые рекруты. Грудь вперед! Вот так-то лучше.

Турнир должен был состояться на лужайке перед замком Кардифф. У подножия крутого холма, на котором возвышалась главная башня замка, между вбитыми в землю кольями были протянуты веревки, отмечающие узкую дорожку, где должны проходить сами поединки. Для рыцарей, съехавшихся на турнир из других замков, были поставлены палатки для отдыха. В светлом осеннем воздухе трепетали флажки с гербами лордов Марчеса и баронов с другого берега Северна и Бристольского канала. А сами бароны и рыцари в это время заканчивали обсуждение оружия и доспехов, пока рядом слуги водили их коней.

На противоположной стороне собралась огромная, шумная толпа народа, с нетерпением ожидающая начала турнира. В Кардифф стекались люди изо всех окрестных сел, замков и городов – сотни мужчин, женщин, детей, плотными рядами стоящих у самой веревки. Для уважаемых гостей турнира было построено возвышение, на котором уже разместилась вся знать Марчеса: мужчины в нарядных коттах и плащах и их дамы, шуршащие шелками платьев, в кружевных платках и в маленьких шапочках на головах.

С одного края огороженной дорожки стоял герольд, плотный, полноватый человек, одетый в роскошный камзол и держащий в руках жезл. Он ждал графа Глочестерского, чтобы возвестить начало турнира.

Ричард де Клер, граф Глочестерский, был самым влиятельным из лордов Марчеса в Южном Уэльсе и одним из самых богатых феодальных баронов во всей Англии. Сейчас он вел беседу с двумя пожилыми рыцарями. Как и граф, они не принимали участия в турнире. Знатные воины, в шелковых коттах длиной до середины икры, кутались в богатые плащи с меховой опушкой, которые по карману были лишь очень состоятельным нормандским сеньорам. Граф, несмотря на все свое влияние, был относительно молод. Высокая стройная фигура, рыжие волосы, как и у большинства Клеров, очень бледное лицо с резко выступающими на нем скулами, с тонким изящным носом, с острым упрямым подбородком – все это сразу бросалось в глаза. Карие живые глаза его остановились на герольде, и он уже собирался подать ему сигнал начинать, когда с обеих сторон смотровой башни раздалось громкое пение труб.

Светлые брови графа удивленно поднялись вверх. Рыцари и бароны, приезжающие в замок, редко возвещали о своем прибытии таким образом. Шум толпы сразу же стих, и в наступившей тишине резко прозвучал топот копыт по деревянному откидному мосту.

Перед глазами удивленной публики появилась внушительная фигура рыцаря в полном вооружении и в белом плаще. Слева от плеча до колена тело его было прикрыто продолговатым щитом, украшенным золотой чеканкой и узором, из-под него виднелись длинные ножны меча, а к седлу был прикреплен странной формы шлем. Над головой рыцаря на древке поднятого вверх копья развевался флажок барона.

По толпе, сразу же отметившей красоту и грацию его коня, пробежал ропот, постепенно перешедший в громкие крики, когда в арку сторожевого домика въехала длинная колонна всадников. Вслед за бароном ехало еще два рыцаря, а затем отряд стрелков в полном вооружении, загорелых рослых воинов, следовавших за своим лордом стройным шагом. Позади тянулось шесть больших повозок в сопровождении слуг на лошадях.

– Ради всего святого, кто это? – воскликнул пораженный граф. – Черный ястреб? Я никогда раньше такого не видел! А вы, сэр Генри?

Старый рыцарь, стоящий подле него, отрицательно покачал головой.

– Никогда, сир. – А потом он наклонился к самому уху графа и тихо сказал: – Все это очень странно. В Англии всего несколько баронов могут позволить себе брать в дорогу такой эскорт.

Ехавший впереди рыцарь остановился у палаток, а потом подъехал к возвышению, на котором собрались знатные бароны. Он поднял руку, и по приказу командира отряда лучников вся колонна застыла на месте. Всадники прямо и неподвижно сидели на своих лошадях, чем привели в восторг всех присутствующих.

– За такого жеребца можно, наверное, выкупить из турецкого плена целого барона, – пробормотал граф, опытным глазом окидывая боевого коня незнакомого рыцаря. – В наших краях таких лошадей нет.

– Они не похожи на нормандцев, мой господин, – заметил второй рыцарь, стоящий рядом с графом. – Эти кольчуги не здешней работы. Посмотрите, лицо первого рыцаря такое смуглое, он не мог так загореть в Марчесе.

– Вы правы! – воскликнул граф. – Смотрите, у третьего рыцаря на щите герб Шавосов. Разве сын Джеффри де Шавоса не отправился в крестовый поход?

– Да, конечно. Это крестоносцы! – закричал сэр Генри. – Но кто это впереди?

Слово «крестоносцы» пронеслось по огромной толпе, как пожар, раздуваемый ветром. Крестоносцы были окутаны аурой опасности и романтики, распалявших воображение всего христианского мира. И всех, кто возвращался из далекой Святой земли, на Западе встречали с восхищением и благоговейным трепетом. В Марчес уже вернулось несколько крестоносцев. Рыцари и леди встали на возвышении, подавшись вперед, с любопытством рассматривая этих прославленных воинов.

– Где Богун? – спросил граф. – Может быть, ему известно имя этого барона.

Загорелый рыцарь, протолкавшись сквозь толпу любопытных, встал возле графа.

– Не могу поверить! – воскликнул он. – Да это же д'Юбиньи из Бланш-Гарде!

– Что?! – граф и вместе с ним все остальные повернулись к незнакомому рыцарю, во все глаза глядя на него. Филипп в это время спешился и стоял возле своего коня. – Ты хочешь сказать, это тот самый барон, который сражался при Хиттине, а потом с королем в Арзуфе и Акре? Ведь он один из самых влиятельных баронов Леванта, не так ли? Что он делает в уэльском Марчесе?

– Да, это сам Филипп д’Юбиньи собственной персоной, – подтвердил Богун. – Я бы ни с кем не смог его спутать. Я сражался бок о бок с ним при Арзуфе, когда он вместе с королем громил мамлюков. А это его слуга, Льювеллин. Он служил у меня, пока д'Юбиньи был в плену у проклятых нехристей. Этот слуга – лучший из всех, кто служил мне. – И Богун спрыгнул с возвышения, чтобы приветствовать Филиппа.

– Я слышал, король подарил ему большое поместье в средней Англии, – сказал старый сэр Генри. – И еще он унаследовал родовое поместье д'Юбиньи, Лланстефан.

Филипп радостно улыбнулся, увидев спешащего к нему де Богуна, они тепло пожали друг другу руки.

– Мой дорогой д'Юбиньи! – воскликнул Богун. – Что привело тебя в Марчес? В нашу глушь от изысканной роскоши Востока.

– Я владею поместьем Лланстефан, сир Уильям. Я здесь проездом. А как ваша рана? Зажила, надеюсь?

Богун взглянул на свою ногу.

– Доставляет мне немало хлопот, – сказал он. – Пойдем, я представлю тебя графу.

Граф следил за приближением Филиппа, внимательно вглядываясь в его смуглое открытое молодое лицо, поражаясь уверенной грации его движений, несмотря на тяжесть длинной кольчуги и доспехов, как будто они весили не больше, чем шелковый котт и плащ.

Граф протянул руку Филиппу.

– Рады приветствовать вас, сир Филипп, – сказал он. – Мы много слышали о вас здесь, в Марчесе.

Филипп поклонился ему с достоинством, к которому он приучился на Востоке, и старался как можно полнее отвечать на все вопросы графа. Граф взял его под руку и отвел в сторону.

– На пару слов, – понизив голос, сказал он, на его лице отразилось беспокойство. – Король? Что известно о короле?

– Он все еще в Германии, сир.

Граф, сжав кулаки, выразительно взглянул в лицо Филиппа. Несмотря на все свое влияние и богатство, а может быть, именно вследствие этого, его очень беспокоила судьба короля. Он был известен как ярый сторонник Ричарда, и пленение короля могло сказаться на его положении не лучшим образом, в случае, если к власти придет брат короля, принц Джон[68]68
  Принц Джон – младший брат Ричарда I и будущий король Англии Иоанн Безземельный (1199—1216).


[Закрыть].

– Вы друг короля? – вдруг резко спросил он.

– Я бы жизнь отдал ради него, – без колебания ответил Филипп. Вдруг поняв причину волнения графа, он улыбнулся. – Не нужно беспокоиться, мессир. Король скоро вернется домой, или я плохо знаю его. – Филипп был, сам того не зная, очень близок к истине: в этот момент далеко, в нескольких сотнях миль от Марчеса, побледневший от страха принц Джон смотрел на послание, только что полученное из Франции: «Дьявол на свободе. Будьте осторожны».

Лицо графа просветлело, и он крепко пожал Филиппу руку.

– Думаю, мы станем друзьями, барон, – сказал он. – А теперь окажите честь принять участие в турнире. После стольких рассказов мне бы очень хотелось посмотреть вас в деле.

Д'Юбиньи вместе с Жильбером и Питером предоставили одну из палаток, а потом Филиппу объяснили условия турнира. Поскольку рыцари, пожелавшие принять участие в турнире, различались по возрасту и, следовательно, боевым качествам, все они были разделены на три группы. В каждой группе будут определены победители, и уж потом они сразятся между собой за главный приз. Филиппа и Жильбера д'Эссейли определили в первую группу, а Питера, в основном из-за возраста, в третью.

До первого поединка Филиппа оставался еще целый час, но он начал подготовку к битве уже давно. Один из воинов его отряда держал перед ним несколько копий, и Филипп тщательно осматривал каждое из них, щупая древко, ладонью руки трогая острие и поднимая копье в воздух, чтобы проверить баланс.

К этому времени его имя было уже у всех на устах. Вокруг его палатки собрались рыцари, чтобы посмотреть, как Филипп выбирает себе копье, готовясь к поединку, с тем чтобы поучиться этому у такого опытного воина.

Льювеллин проверял сбрую Саладина, подтягивая подпругу, пристраивая поудобнее седло. Если подпруга ослабнет во время поединка, всадник может упасть с коня. Филипп спокойно посмотрел на Льювеллина, зная, что старый опытный слуга и воин не упустит ни одной мелочи, и повернулся, чтобы взять шлем, который держал в руках маленький оруженосец, крепкий мальчик с огненно-рыжей головой. На его плаще красовались три красных шеврона де Клеров, и он смотрел во все глаза на Филиппа; на лице мальчугана было написано такое наивное обожание, такое преклонение перед прославленным героем, что Филипп улыбнулся, взглянув на него.

– Привет! – сказал он мальчику. – Как тебя зовут?

– Ричард де Клер, мессир.

– Понимаю. Граф – твой отец?

Рыжая головка кивнула.

– Это вас турки ударили, мессир? – спросил мальчик, пальцем указывая на легкую отметину на верхушке шлема.

– Да, в битве при Акре.

Саладин, выгнув свою изящную шею, дружелюбно дышал в ухо маленькому Ричарду.

– Эту лошадь вам подарил султан Саладин, мессир?

– Да. Тебе она нравится?

– О да, мессир! – Ричард погладил гладкую шею Саладина. – Хотел бы я иметь такую лошадь. Какая честь ездить на коне, на котором сидел сам Саладин!

Филипп потрепал рукой рыжие волосы мальчика и улыбнулся.

– Что ж, можешь на нем прокатиться. Завтра, – сказал он.

– Правда, мессир? Правда? У-у-у-х!

Филипп едва успел поймать тяжелый шлем, выпавший из рук взволнованного оруженосца. Льювеллин взял у него шлем и проверил стягивающие ремни. Потом он протянул Филиппу щит, закрепил его ремешком на плече и помог Филиппу взобраться в седло.

Филипп уселся поудобнее, вытаскивая из ножен меч, чтобы проверить, легко ли он выходит из ножен.

– Тебе это не понадобится, – сказал ему Жильбер.

– Знаю. Привычка.

– Что ж, будь осторожен, – пробормотал Жильбер.

Филипп с удивлением посмотрел на своего друга.

– Конечно, я буду осторожен. Неужели парень, с которым мне предстоит сражаться, настолько опасен?

– О, я совсем не это имел в виду! Я сам бы мог одним ударом свалить его с седла. Здешние рыцари совсем не знают, что такое настоящий бой, Филипп. Целься ему в щит. Если ты попадешь в шлем, ты сломаешь ему шею.

Льювеллин подал Филиппу тяжелое копье, и Саладин, гордо перебирая ногами, вышел на дорожку для поединков. Филипп, натянув поводья, остановил его и сам, казалось, застыл в седле. Концы его белого плаща трепетали на легком ветерке, и если бы не это, всадника можно было бы принять за каменное изваяние на крыше какого-нибудь собора.

Его появление было встречено шквалом аплодисментов. Люди не могли не оценить по достоинству скромность его поведения и заранее предсказывали ему победу. Все рыцари, успевшие до этого принять участие в турнире, были не больше чем просто хорошо тренированные любители, относящиеся к верховой езде и орудованию копьем как к части воспитания, обязательного для каждого юноши благородного происхождения. Но Филипп относился ко всему этому совсем иначе. Для него владение искусством верховой езды и фехтованием давно уже стало вопросом жизни и смерти, и люди, в тот день собравшиеся в Кардиффе, инстинктивно чувствовали, что станут свидетелями незабываемого поединка, в котором будет участвовать воин, проверенный в тяжелых сражениях и выживший в самых трудных условиях.