Текст книги "Судьба страха"
Автор книги: Рональд Лафайет Хаббард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Но не должно возникать никакого сомнения по поводу того, кто владелец этого золота. Я все проделывал так, чтобы никто не смог прикоснуться к полученной в результате операции уйме денег или даже приблизиться к ней.
Мой паспорт был в порядке: в его медицинской карточке стояли все необходимые отметки о полученных прививках, вплоть до вакцинации от оспы и укола против бубонной чумы.
Единственное, что я еще не придумал, – это как возвратить медальон, который не давал мне покоя.
Тут я вспомнил, что еще не завтракал, и позвонил: наступила уже середина утра, и прислуге грех было жаловаться, что я мешаю им спать. Но Карагез с официантом раскачивались очень и очень медленно. Когда в столовую наконец прибыла еда, кофе оказался остывшим, яйца просто замерзшими, зато арбуз – совсем тепленьким. Слуги пояснили, что день стоит холодный и ветреный.
Я поклялся, что и здесь очень скоро кое-что изменится. О, только подождите!
Шум отвлек меня от еды. Сквозь завывание зимнего ветра до меня донеслись отвратительные писклявые голоса мальчишек и испортили мне утро. Я выглянул из окна и увидел их. Эти двое орали, хохотали и шумели так, что могли бы потревожить чертей в аду.
Эти идиоты пытались запустить змея. Это был японский змей, какая-то фантастическая летучая мышь – наверное, подарок, купленный для них Ютанк в самом дорогом игрушечном магазине и, конечно же, по кредитной карточке. Мысль об этом привела меня в ярость.
Но тут опять на меня снизошло вдохновение. Блестящая идея сверкнула как молния в ясном небе – да, просто вот так!
Я прицепил на пояс свой «Ругер Блэкхок» – нельзя находиться невооруженным возле этих мальчишек. Убедившись, что медальон у меня в кармане, я осторожно вышел во двор.
Эти идиоты старались, чтобы змей не запутался в ветвях, и – конечно, по счастливой случайности – им это удавалось. Обратившись ко мне спиной, они так увлеклись своим делом, что я смог незаметно подкрасться к ним сзади.
Неожиданно для них я выбросил вперед руку опытного каратиста и рубанул дважды – направо, налево. Все как по учебнику, промахнуться я не мог. Хрясь! Один малец летит направо. Хрясь! Другой летит налево. Змей налетает на крону дерева и – трах! – разрывается.
Я действовал с хитрым расчетом и бил с такой силой, чтобы мальчишки не потеряли сознания, чтоб они лишь заорали. И точно в соответствии с моим намерением они подняли дикий вопль.
Один отлетел на гравиевую дорожку, другой запутался в голом кустарнике. Результат оказался таким, как я и ожидал.
Ютанк стрелой вылетела из своей комнаты. Оба юнца тыкали пальцами в змея, хлопающего вверху лохмотьями, и оглашали горестными воплями небесные выси.
Однако налитые кровью глаза Ютанк вскоре, я знал, засветятся радостью.
Я достал медальон и, подняв его вверх, возмущенно сказал:
– Смотри, с чем играли твои чертенята!
Праведно хмурясь, я отдал ей медальон.
Взяв его, она очень придирчиво рассмотрела вещицу, затем устремила взгляд на меня.
– Это мальчишки-то? – заговорила она, и тон ее мне не понравился. – В мой ящик для украшений им не залезть. Он заперт! А это означает только одно: ты это утащил, ты (…)! – Она повернулась к двум ноющим маленьким негодяям: – Эта скотина вас ударила?
– Он испортил нашего змея! – взвыли оба в один голос.
Ютанк подошла к дорожке и наклонилась. Я проницательно разгадал ее намерение и был уже на полпути к ближайшему углу дома, когда она запустила в меня горстью крупного гравия.
Я уже почти достиг своего укрытия, как двое маленьких сорванцов присоединились к обстрелу, тоже швыряя в меня гравием. Залп был силен, но прицел – неточен. Заскочив за угол дома, я облегченно перевел дух: ну вот я и в безопасности.
Бросив еще по горсти-другой камней – это уж так, злобы ради, – они наконец унялись.
– Он испортил нашего змея, – ревел «Джеймс Кэгни».
– Это был такой красивый змей, – вторил ему «Рудольф Валентино».
Оба, конечно, врали. Кто же запускает хрупкого змея на сильном ветру да в зимнюю пору. Это делают только весной. Сами во всем виноваты.
Ютанк как-то не очень обращала на них внимание. Она сосредоточилась на медальоне, а потом повела себя совсем по-чудному: опустилась на колени, притянула ребят к себе и сказала:
– Вот вам, милые, берите его себе. Делайте с ним что захочется.
– Правда? – хором вопросили они, выпучив глаза на медальон и моргая от удивления.
– Конечно, – ободрила их Ютанк. – Это ведь только копия настоящего, что хранится у меня в сейфе. Такие копии специально делают для того, чтобы носить вместо оригинала, на случай, если нападут грабители. Наденьте на собаку или придумайте еще что-нибудь. Это подделка и притом довольно плохая.
Глядя, как она снисходительно-ласково похлопывает их по головкам, я прорычал про себя: «Ну погодите. Вы увидите, как кое-что переменится, когда я стану купаться в этих жутких деньжищах!»
Глава 5
Исключая такие незначительные проколы, как с медальоном, можно было сказать, что мой план развивался достаточно гладко.
Я вернулся назад по туннелю, чтобы проверить работу строителей. У них все шло нормально. Ко мне подошел Фахт-бей и стал возмущаться:
– Что вы такое надумали? Эти материалы и люди находятся в ведении Аппарата. Ими лучше не пользоваться в своих личных целях.
– Это в интересах компании, – с искусно изображенным праведным гневом возразил я.
– Очень подозрительные интересы, – заметил он. – Никогда еще не видел, чтобы люди по вашему приказу работали с таким усердием. Или вообще работали, уж коль на то пошло.
– Приказ Ломбара Хисста, – сказал я. – Дело чрезвычайной важности.
– Надеюсь, что так, – проговорил он с долей сомнения. – А вы что-нибудь знаете о кражах героина с нашего склада?
– Они еще продолжаются? – спросил я и, когда он кивнул, как-то странно посмотрев на меня, закончил: – Перед тем как я пошлю рапорт господину главному инспектору, тебе лучше разобраться в этом досконально.
– Это, – сказал он, – меня совсем не колышет. – И зашагал прочь.
Его реакция задела меня за живое. Он явно считал, что я ворую тот самый героин, который мы должны отправлять Ломбару Хиссту. Терпеть такое было нельзя. О, но теперь-то уж кое-что переменится. Только подождите, когда у меня будут все эти деньги.
Мне предстоял долгий и опасный путь, я это знал, а потому решил немного отдохнуть, пока есть возможность. Я прилег, но был настолько взвинчен, что сон ко мне не приходил. В голове непрестанно кружились долларовые купюры. Уже перевалило далеко за полдень. В двенадцатый раз заявившись в ангар, я обнаружил, что там все затихло и не горела ни одна паяльная лампа. Работа была сделана. Краска светопоглощающего покрытия уже подсохла. Произведя осмотр, я остался доволен.
С виду она представляла собой плоскую толстую платформу из тяжелой стали – конструкцию из массивных балок и огромных опоясывающих болтов. Но между тем, что казалось, и тем, что было на самом деле, имелось два различия: во-первых, конструкция состояла из алюминиевых балок; во-вторых, верхние плиты можно было снять – конструкция была полой.
Чтобы показать вам, какое важное значение я придавал сему проекту, признаюсь, что и в самом деле заплатил начальнику строительства две сотни обещанных ему долларов. Ради успеха дела я готов был идти на любые жертвы.
Я вошел в «Бликсо» и разыскал помощника капитана. Он собрал всех, кто еще оставался на борту. Я отпер хранилище, и ящики с золотом мгновенно перекочевали на платформу, а там, через открытый верх, в полое пространство конструкции, где их надежно закрепили канатами. Триста ящиков слитков, весом в шестьсот пятьдесят фунтов каждый, занимали изрядное место. Но золото с виду обманчиво: вы бы, наверно, подумали, что двенадцать с половиной тонн – это целая гора. Это не так. Но тем не менее последний ящик вместился туда с трудом. Когда поставили на место и закрепили верхние плиты, конструкция снова стала всего лишь высокой сплошной платформой из балочных ферм.
Следующую операцию мне пришлось проделать самому. Она была очень утомительной. Я достал ручную тележку и за несколько ездок перевез фальшивое золото из своей потайной комнаты по туннелю в ангар и навалил его на платформу сверху. Все волтарианские ярлыки я уничтожил. Помощник капитана оказался сговорчивым и привязал и эти девять ящиков с восемнадцатью пятидесятифунтовыми слитками покрытого золотой краской свинца. Удостоверившись в том, что сделано все надежно, и чтобы лишний раз показать, насколько важным я считаю этот проект, я отдал ему еще сто долларов, чему тот, конечно, был рад. Очень скоро он со своим экипажем налижется вусмерть – ведь недаром он в первую очередь отправился звонить по телефону. Это означало, что, когда антиманковцы вернутся, разговаривать он с ними не будет.
Я взглянул вверх и сквозь создаваемую электроникой иллюзию горной вершины увидел, что день угасает.
В Турции в январе солнце садится рано; к тому же мы находились выше тридцать восьмого градуса северной широты.
Я прошел по туннелю к себе и, быстро проглотив ужин, прицепил к лодыжке кобуру с секретным кольтом. Карманы заполнил другим сокрытым от глаз оружием. Препоясался ремнем для «Ругера Блэкхока» и, проверив барабан, засунул оружие в кобуру. Затем перекинул через плечи два патронташа, скрестив их на груди и прикрепив нижними концами к поясу с патронами для моего табельного пистолета.
Закончив вооружаться, я позвонил Прахду. Да, антиманковцы уже давно готовы к отправке. Я позвонил таксисту и велел ему ехать за ними.
Перспектива встречи с этими головорезами, во время которой я должен быть убедительно спокойным, действовала мне на нервы. Накинув на плечи медвежью куртку, я взял обрез и спустился в ангар.
Антиманковцы, вышедшие из барачного туннеля, казались беспокойными и раздраженными. Я пожалел, что не догадался посоветовать Прахду обработать их каким-нибудь успокоительным газом. Ну или меня, коль уж такое дело.
Я встретил их у края платформы.
– Черт знает что такое! – вскричал капитан Стэбб. – Этот (…) издырявил нас, как подушки для иголок!
– Он снабдил вас эпидемическими справками? – строго спросил я.
– Дал какую-то (…) бумажку, – прорычал Стэбб и протянул ее мне.
Я взял справку, пробежал по ней глазами и положил в карман.
– Не дело, – сказал я, – если вас схватят при ограблении банка и посадят за то, что у вас нет соответствующего карантинного свидетельства.
Это произвело желательное действие на капитана Стэбба. Его маленькие блестящие глазки загорелись от алчности.
Антиманковцы сгрудились в тесную кучку. Я знал, что так оно и будет, когда дело идет на лад.
– Завтра, – заговорил я, понизив голос, – мы произведем разведку. У меня есть замечательный план. Для того чтобы завладеть золотыми запасами Швейцарии…
– Золотыми запасами Швейцарии? – так и ахнули они, объятые благоговением и жадностью.
– Именно так, – подтвердил я, обращаясь к капитану Стэббу, но позволяя слушать и остальным. – Для того чтобы что-то украсть, необходимо узнать, где оно лежит.
Они закивали.
– Поэтому, рискуя головой, я как раз это и собираюсь сделать.
– Но как? – прошептал Стэбб.
– Взгляните на платформу, – велел я.
Они взглянули и увидели то, что и предполагалось: стальную платформу с привязанными наверху девятью ящиками со слитками.
– Золото в этих ящиках, – продолжал я, – вовсе и не золото. Это просто-напросто свинцовые чушки, выкрашенные в золотой цвет. Проверьте и убедитесь сами.
Они отвязали один из ящиков и, осторожно орудуя кинжалами, удостоверились в правоте моих слов. Я достал небольшой молоток и поправил поврежденное место.
– Но как мы ограбим Швейцарию? – недоумевал Стэбб.
– Очень даже просто, – сказал я. – Вы доставите меня вместе с этим в Цюрих, в аэропорт Клотен. Ящики заберут в банковские подвалы, я пойду вместе со служащими, точно узнаю, где у них стальные сейфы, и когда мы. потом детально разработаем план налета, то вернемся туда и поднимем все это добро фронтовым «прыгуном»!
– Ого! – Как я и предполагал, глаза у Стэбба жарко загорелись. – Вот только одно не вяжется с этим планом, – засомневался он. – «Прыгун» поднимает не больше двух сотен тонн.
– Лучше немного, чем ничего, – ободрил я его.
– Двести тонн золота! – воскликнул механик. – Дьяволы! Да при здешней цене на золото этого хватит, чтобы купить половину страны!
– Вы здорово рискуете, – сказал Стэбб.
– Потому-то и ношу эту пушку. – Я ласково похлопал «зверя».
– А затем мы вас заберем? – осведомился Стэбб.
– Нет, – отвечал я. – Вся ваша задача состоит только в том, чтобы опустить платформу неподалеку от таможни. Я вылезу из корабля и нагряну туда, а вы дуйте домой. Я выберусь оттуда сам.
– Дьяволы! – благоговейно протянул пилот. – Вот это хладнокровие!
– Ну а теперь готовьтесь, и живо! – приказал я. – Мы взлетаем не позже чем через час.
Они так и засуетились!
Глава 6
Место размещения личного состава фронтового «прыгуна» состояло из передних кресел для двух пилотов и задних – для экипажа из шести человек и представляло собой сужающийся кверху отсек в верхней части колокола корабля с небольшими прорезями для входа и выхода, которые могли открываться и закрываться, причем так, что лучи радиолокационных станций всюду наталкивались лишь на отражающую поверхность.
Машинное отделение, будучи элементарным, требовало только одного механика, но антиманковцы держали там двоих. Оно располагалось как раз под помещением для личного состава, и, чтобы выбраться наружу, необходимо было пройти через него.
Остальная часть корабля походила на юбку колокола. Собственно, со стороны он и выглядел огромным церковным колоколом.
Стэбб, стоя меж двух сидящих на местах пилотов, рассматривал с ними карты. Усевшись в задней части отсека, я очень неплотно закрепился ремнями, чтобы ничто не помешало мне добраться до оружия. Я с беспокойством наблюдал за антиманковцами, стараясь различить хоть какой-то признак притворства в их поведении, доказывающий, что они вовсе не попались на мой крючок. Это слегка изматывало нервы. Ко мне подошел Стэбб:
– Этот пограничный «прыгун», как мы его теперь зовем, годится только для работы в атмосфере. Мы взлетим не более чем на сотню тысяч футов. Полет в один конец составляет около тысячи миль, и очень быстро лететь нельзя. Прибудем примерно в семь тридцать вечера по их местному времени. Их, наверное, развезет после обеда, а этот фактор мы в пиратском деле всегда учитываем. Ну как, согласуется это с вашими планами?
– Вполне, – отвечал я.
– Тогда мы готовы к полету.
Ожили моторы корабля, засветились экраны. «Прыгун» чуть приподнялся и сел на платформу. Ее прикрепили к кораблю тросами. Снова включив моторы, они подняли корабль вместе с платформой на несколько футов над полом ангара.
Один из механиков спустился с корабля с прибором для измерения излучения и проверил, насколько хорошо и корабль, и платформа отражают лучи радара. После чего вскочил на платформу, снова юркнул в машинное отделение и крикнул своим наверху:
– Все реакции нулевые!
Стэбб хлопнул по плечу пилота у главного пульта, и мы взмыли вверх – зу-ум! – прямо сквозь электронную крышу, иллюзию горной вершины.
Мне захотелось взглянуть на удаляющуюся планету и попутно, возможно, убедиться, что платформа там не осталась, поэтому я взял и открыл щелевое отверстие. Но Стэбб его тут же захлопнул и сказал, пригрозив мне пальцем:
– Нет-нет. У них теперь на спутниках есть радары. Они могут засечь даже такую крошечную помеху. Следите лучше за теми экранами. – И он ткнул пальцем вперед.
Но там, в рубке управления полетом, мои глаза мало что различали. К тому же сила тяжести приковала меня к сиденью. Этот летательный аппарат был довольно примитивным по сравнению с буксиром и не располагал необходимым комплектом приборов. Армейские или какие другие его конструкторы вряд ли, подозревал я, так уж прекрасно разбирались в том, что нужно для космических полетов. Я мог только предполагать, что мы летим правильным курсом. К тому же меня грызло сомнение насчет платформы – уж не осталась ли она на земле?
Механик кричал что-то вверх через шахту. Встав на колени, Стэбб склонился над отверстием. Они поговорили, и Стэбб вернулся назад.
– Эта (…) платформа… – сказал он. Меня пронзило острое чувство тревоги.
– С ней все в порядке?
– Да, все в порядке. Но приборы регистрируют больший вес, чем следует.
Я похолодел. Сделав ее из алюминия и затем придав тому вид тяжелой стали, я полагал, что даже с золотыми слитками вес будет соответствующим.
На высоте ста тысяч футов фронтовой «прыгун» лег на курс к Цюриху. Меня беспокоило то обстоятельство, что на такой скорости он будет создавать шум, происхождение которого никто на лежащей внизу планете не сможет объяснить.
И тут я сделал открытие, от которого у меня буквально волосы встали дыбом. Стараясь приподняться так, чтобы заглянуть через плечо пилота и увидеть экран, я не ощутил привычного шлепка по голой груди моей контрольной звезды.
Забыл, забыл ее надеть! Я оказался среди этих кровожадных (…) без основного инструмента контроля над ними! Под рукой только несколько жалких стволов для самозащиты.
Оправившись от минутного потрясения, я осознал, что случилось. Это выскользнуло из фрейдистского бессознательного, будучи глубинной реакцией против медальонов вообще по причине моих недавних болезненных переживаний. Но осознание этого не ослабило внезапно обуявшего меня жуткого беспокойства. От Стэбба помощи не было никакой.
– Что, хотите посмотреть на экране, где мы находимся? – спросил он. – Как раз над рекой Сава в Югославии. Если вас туда сбросить, вы и пяти секунд не продержитесь. Смотрите, как бушует поток.
Беззвучно, стараясь не шевелить губами, я принялся молиться богу путешествующих.
Фронтовой «прыгун», издавая гул, летел сквозь ночь на такой скорости, что Земля под ним все время оставалась в тени, скрытой от солнечных лучей. Я сожалел, что не мог открыть щелеобразное окно, зная, какое зрелище предстало бы моим глазам с такой высоты. Яркая вспышка заката и кромешная темнота Земли. Но все же мне очень хотелось выглянуть наружу: ощущение загнанности в ловушку стало бы не таким острым.
Стэбб пошел вперед и сквозь рев машин и свист ветра принялся объяснять что-то пилотам. Может, советуется, как меня убить? Затем, минуя пустые кресла, он вернулся туда, где сидел я. В зеленом свете ламп его блестящие глазки-горошины напоминали волчьи.
– Мы сейчас пролетим над Ретийскими Альпами. Прямо под нами – горный массив Бернина, тринадцать тысяч футов. Вам следовало бы посмотреть на эти расселины в леднике. Скинешь туда человека – и не найти до скончания мира. А самые глубокие будут под нами, как только мы пойдем над сигнальными огнями Святого Морица!
Я напрягся, молясь еще усердней, но на сей раз обращался к богу пиратов. А вдруг он сможет чем-то помочь? Всякая любезность будет оценена высоко. Он ответил на мою молитву, но не так, как мне хотелось бы. Пилот обернулся и, перекрывая гул, проорал:
– Пора! Можно его сбрасывать!
Должно быть, мне стало дурно. Стэбб толкал меня в плечо, что-то делая с моими пристежными ремнями. Может, тянется к моим револьверам и пытается меня обезоружить? Он крепко вцепился пальцами в мои плечевые крепления.
И тут я увидел, что ноги его оторвались от пола. Может, сперва он хочет отдубасить меня ногами, чтобы добиться покорности?
– Эй, капитан! – крикнул, обернувшись, пилот. – Это, наверное, и есть аэропорт Клотен. Никогда не видел столько этих (…) аэропланов на одном месте!
Ноги Стэбба снова обрели опору. Да это же мы просто замедляли скорость, и его приподняло и бросило вперед – вот почему он держался за мои ремни.
Снова став на ноги, он посмотрел вперед, пытаясь различить что-то на экране. Я тоже обрел дар речи и сказал:
– Будьте осторожны. Клотен – самый оживленный аэропорт в Швейцарии – если это и впрямь Швейцария. Не высаживайте меня на взлетно-посадочную полосу под колеса какого-нибудь реактивного самолета.
– Прибавь изображение! – проорал Стэбб в относительной тишине парящего аппарата.
Я приподнялся, чтобы видеть экран. Действительно ли мы над главным аэропортом Цюриха или все еще над какой-нибудь расселиной в леднике?
Стэбб оттолкнул меня.
– Просканируй местность! – крикнул он пилоту. – Может, прочтем какие-нибудь указатели!
Указатели на ледниках встречаются редко. Меня это успокоило.
– Дьявол, – проворчал Стэбб. – Не могу прочесть ни единого слова из этой бюрократической тарабарщины.
– Ссадите меня в стороне от взлетной полосы и поближе к таможне, – умоляюще попросил я.
– Этот сканер – барахло, – ворчал Стэбб. – Нужно его усовершенствовать. Не могу разобрать, что там – буквы или снежные разводы, даже если бы я и умел читать по-ихнему. Всего лишь сотня тысяч футов, а четкость изображения ужасная.
Я снова попытался подняться, но Стэбб толкнул меня в кресло.
– Мы это уладим, – сказал он и крикнул пилоту: – Часть этих зданий – ангары, исключи их! Одно – главный терминал, его тоже исключи. Ищи таможню, которая выглядит как охраняемое здание, и опусти нас на землю. – Он повернулся ко мне: – Не можем мы тут висеть всю ночь, пытаясь что-то прочесть, даже если бы и умели читать на этих языках.
– Держись! – крикнул пилот.
Стэбб снова ухватился за мои пристежные ремни.
Сву-уш!
Ноги его зависли над полом, а мой желудок остался на высоте тысячи футов.
Мы спустились на двадцать миль вниз, подобно пятящейся ракете.
Бамп!
Стэбб воспользовался моим телом как амортизатором для приземления. Не знаю, как ему удалось сохранить дыхание, мне – не удалось. Он заторопил меня:
– Теперь быстро выходите!
Я схватил обрез. Стэбб расстегнул мои пристежные ремни, и меня спустили по трапу на платформу. Там уже стояли механики, освобождая платформу от крепежных тросов. Мои ноги коснулись ящиков с фальшивым золотом, и я постарался обрести равновесие.
Механики полезли по трапу вверх. Я поднял голову. Там, силуэтом на фоне зеленого света из машинного отделения, я увидел треугольную голову Стэбба, уставившегося на меня в отверстие люка.
– Никого не оставляйте в живых! – прокричал он.
Люк лязгнул и закрылся. Фронтовой «прыгун» сиганул в воздух, и его тотчас поглотил светящийся белый туман. Ну вот я и прибыл. Я все еще находился в мире живых существ – и это меня изумляло.
Глава 7
Прибыл-то я прибыл, но куда? О том, что я в Цюрихе, единственно достоверно свидетельствовал туман. У них есть такой ветер, с секретом, под названием «фен». В эти холодные края он прилетает с юга и, будучи теплым, порождает туман, который стоит неделями напролет. Огни аэропорта вызывают его свечение, так что человек чувствует себя как бы завернутым в вату.
Вот отчего я сперва не заметил снежных заносов. И лишь оказавшись у самого края платформы, увидел перед собой гигантскую снежную стену, вздымавшуюся высоко над моей головой.
Меня это поначалу не слишком обеспокоило, и я походил туда-сюда по платформе, пока наконец не понял, что меня посадили в глубочайший снежный сугроб. Замуровали полностью! То ли это снегопад прошел такой – еще до того, как задул фен, – то ли это был результат снегоочистительных работ на аэродроме. И хотя холод мне был не страшен, мысль, что я оказался узником, ледяными пальцами вцепилась мне в сердце.
Как же отсюда выбраться? – задавался я вопросом. Нет ли на аэродроме сенбернаров – таких собак с отвисающей кожей под нижней челюстью? Но тут я вспомнил: где-то писали, что цивилизация кока-колы уничтожила их без следа. Компания кока-колы и слышать не желала о собаках, таскающих в зубах что-либо иное, кроме банок и бутылок с кока-колой, и эти псы, печально икнув на прощание, взяли да и вымерли. Значит, надежды тут не было никакой. Даже если бы я начал копать – что толку? Я ведь не знал, в каком направлении рыть. Вот когда мог бы я воспользоваться компасом, вживленным Хеллеру в мозг, но и это решение не годилось. Уж кого-кого, а Хеллера мне совсем не хотелось видеть в это время и на этом месте.
Но я уж точно не собирался бездействовать и ночевать в снегу, даже если это входило в обычаи Швейцарии. Есть все-таки предел вежливости, которую следует проявлять в соперничестве с примитивными этнологическими образованиями.
На помощь мне пришла сообразительность: прислушавшись к звуку самолетов, я мог бы определить, где находится ближайшая взлетно-посадочная полоса. Слава богам, рева от самолетов хватало, когда они взлетали или шли на посадку. При этом они, наверное, подчинялись указаниям диспетчеров на диспетчерской вышке. Ничего удивительного, что никто не успел заметить моего прибытия.
Несмотря на эхо, отражающееся от стен моей снежной тюрьмы, я разобрался, с какой стороны находятся посадочные полосы. Но мне это было вовсе не нужно. Ничего не оставалось делать, как пойти на риск нарушения Кодекса и надеяться, что об этом никто не доложит куда следует. Я выбрал направление, достал бластик, снял его с предохранителя, прицелился и, закрыв глаза, нажал на спусковой механизм.
Блоуш! Свууш!
Ахнуло как из пушки.
Я открыл глаза: передо мной лежала дорога шириной футов в двадцать и в тридцать ярдов длиной и вся залитая водой.
Я не сомневался, что скоро сюда примчатся охранники и все остальные. Наверное, здесь так полыхнуло, что можно было увидеть на несколько миль в округе – даже в тумане.
Я подождал.
Ничего.
Взлетело и приземлилось еще несколько самолетов.
Очень, очень уж мне не хотелось расставаться с этой платформой. Не было полной уверенности в том, что пираты не передумали и не вернутся, чтобы захватить мое золото. А мой дробовик не произвел бы особого впечатления на супернепробиваемый корпус пиратского «прыгуна». Но, подождав и увидев, что реакции на мой выстрел не последовало ни от тех, ни от других, я принял единственное оставшееся мне решение. Я сошел с платформы в струи бегущей воды и прошлепал по сделанному мной проходу до конца.
Ничего не видно и не слышно.
Мне не хотелось пускать в ход еще один бластик. Чего доброго я мог бы снести здание, если бы таковое оказалось на той стороне оставшегося снежного барьера. Я решил быть осторожным. Пошарив в карманах, я извлек режущий лучевой пистолет волтарианской полиции. Хоть и мешали лыжные перчатки на руках, я ухитрился установить его на режим наименьшей интенсивности. Прицелившись, я нажал на спусковой крючок. Пришлось сперва приспособить руку к отдаче, после чего я начал резать оставшуюся стену снега. Некоторое время она стояла, рассеченная на аккуратные блоки, затем под воздействием скрытого в режущем луче тепла развалилась, превратившись в водянистую массу.
Победа! Стена какого-то здания! Я опалил ее только слегка.
Оглянувшись, я увидел в клубах тумана темный силуэт своей драгоценной платформы. Потом снова взглянул на стену, немного подумал и выбрал левое направление. С помощью режущего луча я проделал проход вдоль стены. Там оказалась большая дверь, а в ней – дверь маленькая.
Я спрятал лучевой пистолет и, взяв в руки дробовик, открыл маленькую дверь.
Какое-то учреждение. Несколько стоек. Мужчины в фуражках передают по цепочке какие-то свертки.
Один поднял голову и посмотрел на меня без любопытства, этакий мясистый флегматик с красной, как свекла, рожей.
– Я? – сказал он.
– Шпрехен зи дойч? – спросил я.
– Я, – сказал он.
Ну а я не говорил по-немецки, поэтому толку тут не было никакого.
– Парля итальяно? – с надеждой спросил я.
– Наин, – отвечал он.
– (…)! – выругался я. – Как же мне говорить с вами?
– Пожалуй, – сказал он, обдумывая этот вопрос, – вы могли бы говорить вот так, как только что – по-английски.
Слава богам! Он говорил по-английски!
– Это грузовая таможня? – спросил я с надеждой.
– Только для навалочного груза, – уточнил он. – Если вы пришли, чтобы освободить это оружие от пошлины, таможня пассажирского вокзала…
– Ему пока еще ничего нельзя освободить от пошлины, – заявил чиновник, который был покрупнее, помясистей и еще более краснорожий, чем первый, подходя ко мне вперевалку. – Вам еще нужно сходить в иммиграционный отдел. Я пока еще не вижу у вас никаких документов. Иммиграционный отдел находится…
– Это оружие я ношу в целях охраны при перевозке золота! – объяснил я им. – Оно совсем рядом, на улице.
– Золото, – проговорил первый.
– Золото! – проревел сотрудник покрупнее.
– Ну что же, заносите его, – предложил первый.
– Мне не справиться, – сказал я. – Там двенадцать с половиной тонн.
– Подождите, подождите! – прокричал тот, что поздоровей. – Оставайтесь на месте! Не дышите, не шевелитесь. Мы все устроим!
Глава 8
Восемь часов спустя я нес вооруженную охрану уже гораздо более драгоценного груза.
В финансовых и родственных им делах обслуживание в Швейцарии поставлено на высокий уровень. Похоже, тут каждый имеет родственника или друга, у которого есть как раз то, что вам нужно. Они звонят куда надо. И, вероятно, их называют гномами, потому как работают они в любое время дня и ночи.
Удивительное место. Погода у них, возможно, и холодна, а дома скучновато серы, но в целом я видел Швейцарию только в розовом свете.
У начальника таможни был родственник, управлявший фирмой бронированных грузовиков; у того, в свою очередь, – братишка, заправлявший отделом золота в Цюрихской банковской корпорации; а у этого брата имелся кузен, работавший в банке пробирщиком. И никто из них не возражал, если его отрывали от оперы, любовницы или от жены и детей – неважно, в каком часу ночи, – чтобы ускорить мои дела.
Просто чудо. Милейшие люди! Лучшие на планете.
Всякий раз когда я шел в очередное по списку место, меня уже знали и ожидали.
Головокружительная ночь. Порой с замечательными высотами. Золото, по курсу на тот вечер, стоило 855,19 доллара за унцию. Выверенное и пробированное его количество, когда отбросили маскировку из свинцовых чушек, составило 301 221 унцию, то есть в переводе на деньги 257 601 186,99 доллара.
Но хорошие новости на этом не исчерпывались.
Моя проблема состояла в том, что деньги у меня могли отнять, подпись мою подделать, и все эти трудные завоевания в любое время могли обратиться в ничто, стоило мне только сделать в будущем хоть один неверный шаг. Все это было улажено.
Навар, при номинальных десяти процентах, на такую сумму составлял ежегодно 25 760 118,70 доллара. Уж одно это было больше того, что я мог бы истратить, удовлетворяя даже свои экстравагантные прихоти. И такую вот сделку заключил со мной банк. Я продал им золото за 515 сертификатов на полмиллиона долларов каждый плюс 18 527 долларов на карманные расходы. До обналички каждый сертификат должен был приносить мне десять процентов годовых. В будущем мне нужно было только передать один из сертификатов в соответствующий филиал Цюрихской банковской корпорации в любом городе, и мне должны были выплатить полмиллиона долларов США плюс проценты до указанной на сертификате даты. Они фактически являлись банковскими долговыми расписками на полмиллиона долларов с замысловатым названием «долговое обязательство банка, подлежащее оплате немедленно по предъявлении». Они были лучше, чем золото, более ценными из-за процентов и прятать их было гораздо легче.
