Текст книги "Из космоса границ не видно"

Автор книги: Рон Гаран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Часть I

Глядя в небо

Глава 1

Небесный дом человечества

17 июля 1975 года в 19:19 по Гринвичу советский космонавт Алексей Леонов и американский астронавт Том Стаффорд обменялись рукопожатием через люки пристыкованных друг к другу космических кораблей «Союз» и «Аполлон» на высоте 225 км над Землей. Это событие, ознаменовавшее конец долгой и расточительной космической гонки и начало движения к мирным космическим исследованиям, стало результатом соглашения, заключенного в мае 1972 года, когда президент Ричард Никсон и советский премьер-министр Алексей Косыгин оформили обязательство по воплощению в жизнь мирной совместной программы космических исследований. Говоря о значимости этого соглашения, глава СССР Леонид Брежнев отметил: «...советские и американские космонавты полетят в космос, чтобы осуществить первый в истории человечества крупный совместный научный эксперимент. Они знают, что оттуда, из космоса, наша планета выглядит еще более прекрасной, хотя и небольшой. Она достаточно велика, чтобы мы могли жить на ней в мире, но слишком мала, чтобы подвергать ее угрозе ядерной войны»1.

Полет «Союз» – «Аполлон» был заявлен как прорыв в дипломатии холодной войны, однако это сотрудничество продлилось недолго, и завершение космического путешествия стало окончанием реального взаимодействия двух стран в области космических полетов почти на два десятилетия. По словам Джорджа Эбби, бывшего главы космического центра имени Линдона Джонсона, после завершения программы «Союз» – «Аполлон» русские выступали за дальнейшее взаимодействие с американцами в области совместных космических миссий, однако Америка не пожелала продолжать сотрудничество. Американцы сделали ставку на разработку своего космического челнока, обещавшую революционную возможность относительно безопасного и недорогого доступа к космическому пространству с частотой полетов от пятидесяти до шестидесяти в год. Считалось, что этот челнок откроет для США новую эру космических исследований и в том числе возможность строительства большой космической станции. Предвкушая все эти преимущества, Соединенные Штаты не видели достаточных причин продолжать сотрудничество с СССР.

В течение следующих двадцати лет в СССР велись передовые разработки по запуску и конструированию космических станций, которые начались с запуска первой в истории человечества космической станции «Салют-1» в 1971 году. Через несколько лет после стыковки «Союз» – «Аполлон», в 1977 году в СССР создали станцию «Салют» следующего поколения, а затем, в 1986 году, – космическую станцию «Мир». Тем временем в США разрабатывали космический челнок и планировали создание космической станции Freedom.

К сожалению, космическому челноку не суждено было оправдать ожидания в плане дешевизны, безопасности или частоты полетов. Из-за недостатков челнока, а также изменений политического курса и финансирования мечта о создании большой, многофункциональной космической станции померкла. С начала 1980-х на проект было потрачено около 11,4 млрд долларов2, а конструкцию станции меняли несколько раз, однако к 1992 году в космос так и не отправили ни одного модуля станции, и поддержка со стороны конгресса ослабевала. Со всей вероятностью проект по созданию станции Freedom завершился бы еще до запуска хотя бы одного из ее компонентов и в любом случае намного превысил бы бюджет и провалил сроки. Тем временем и в России начались проблемы, связанные со станцией «Мир», которую планировалось заменить станцией «Мир-2». Ввиду распада СССР и последовавших финансовых трудностей стало очевидно, что русские не в состоянии вывести станцию «Мир-2» в космос.

Таким образом, к началу 1990-х сложились условия для возобновления партнерства России и США в области космических исследований. Наработки по проектам станций Freedom и «Мир-2» стало возможным объединить в рамках международной программы. При этом американцы могли бы получить опыт стыковки челноков с большой станцией и совместно с русскими разработать новую систему стыковки для международной космической станции (МКС).

Эта программа, получившая название «Мир» – «Шаттл», сразу же оказала благотворное действие на космические программы как США, так и России. Внезапно в нашем распоряжении оказались два аппарата, пригодных для отправки людей в космос, а космические программы каждой из стран могли предоставить уникальные решения для разных частей головоломки, умножив таким образом ценность партнерства. Американцам не хватало опыта работ на космической станции, тогда как у русских этого опыта было в достатке. Кроме того, русские знали, как строить недорогие станционные модули, и слияние русской и американской программ помогло бы сэкономить миллиарды долларов. При этом американская программа гораздо лучше финансировалась, и космический челнок мог обеспечить необходимое снабжение для изнашивающейся станции «Мир», а впоследствии послужить долговременным подспорьем при постройке МКС. Появился шанс спасти обе масштабные программы, стоявшие на грани краха.

Сотрудничество и беспорядки

В июне 1992 года Джордж Буш и Борис Ельцин, президенты обеих стран, подписали соглашение о реализации программы «Мир» – «Шаттл», первого этапа долгосрочного плана по космическому сотрудничеству, которое получило развитие при администрации Клинтона. Было решено отказаться от планов по сооружению американской станции Freedom и совместно с Россией начать разработку международной космической станции. С точки зрения политиков обеих стран, эта программа решала множество проблем. Россия отнеслась к партнерству с США, Европой, Канадой и Японией как к способу сблизиться со странами Запада, продолжая при этом работы по устаревающей программе «Мир». В США же главную выгоду видели, вероятно, в том, что вложение денег в космическую программу русских помешает вывозу русских ракетных технологий и ученых в страны, настроенные враждебно к США и союзным странам. Такие опасения приобретали особую важность в свете распада СССР и неопределенного будущего этой страны.

За соглашением «Мир» – «Шаттл» последовало несколько технических конференций. Так, в июле 1993 года Юрий Семенов, генеральный конструктор НПО «Энергия» (бывшего советского конструкторского бюро «ОКБ-1», ставшего коммерческим), провел в США симпозиум, чтобы обсудить проект «Мир» и привлечь к русской космической станции интерес инвесторов. Семенов разрешил участвовать в симпозиуме ключевым фигурам «Энергии». Впервые они смогли открыто говорить о станции «Мир» и ее характеристиках. Это была историческая встреча – раскрытие технических особенностей орбитального объекта, прежде окутанного завесой секретности.

После симпозиума русские и американцы провели серию совещаний в Кристалл-Сити, штат Вирджиния. Совещания проходили в невзрачном безымянном конференц-зале, в здании, которое и русские, и американские участники называли по его номеру 111: «Один-один-один». Целью этих встреч, обозначивших поворотный для двух наций момент, было изучение способов сотрудничества США и России в космосе. Эти предварительные технические совещания показали реальное желание партнеров работать вместе, и, пожалуй, лучше всего это подтверждали расстояния, которые люди из обеих стран были готовы преодолеть, чтобы убедиться, что проект продолжает развиваться.

Так, например, несмотря на то что в России царил беспорядок и страна, казалось, распадалась на части, в 1993 году Джордж Эбби, глава НАСА Дэниел Голдин и другие сотрудники НАСА прибыли в Москву, чтобы встретиться с представителями русского федерального космического агентства «Роскосмос» и обсудить вступление России в программу создания МКС. Делегация прибыла в разгар десятидневного внутриполитического конфликта, в ходе которого 187 человек было убито и 437 ранено, причем неправительственные источники оценивали количество погибших в две тысячи человек. Президент Ельцин, оказавшись перед угрозой импичмента со стороны русской Госдумы, для подавления мятежа призвал на помощь вооруженные силы. Несмотря на беспорядки, встречи прошли в штабе Роскосмоса в северной части Москвы, сразу за Садовым кольцом.

3 октября русская и американская делегации собрались за большим круглым столом, в то время как на улицах гремели выстрелы. Голдин вспоминает, как смотрел телевизор с ощущением, будто оказался в кинофильме. «Толпы людей напирали на автобусы и переворачивали их, тарахтели автоматные очереди»3. Вечером того же дня вооруженные демонстранты, выступавшие на стороне парламента, продвинулись к останкинскому телецентру, неподалеку от гостиницы «Олимпик-Пента», где остановились сотрудники НАСА. Около телебашни демонстрантов остановили военные, и завязалась жестокая схватка. Часть телецентра была разрушена, телепередачи прекратились, 62 человека погибли.

Голдин связался с Вашингтоном, чтобы выяснить, не следует ли делегации покинуть Москву. Ему ответили: «Президент США хотел бы оказать поддержку русской демократии. Если вам не угрожает опасность, пожалуйста, останьтесь». Голдин собрал делегатов и провел голосование. Все проголосовали против отъезда.

На рассвете следующего дня военные окружили здание парламента, и через несколько часов начался танковый обстрел российского Белого дома. Тем временем сотрудники НАСА готовились выйти из отеля, чтобы продолжить переговоры в штабе Роскосмоса. Эбби вспоминает, как видел стреляющие танки на экране телевизора, а несколькими секундами спустя с улицы доносились звуки выстрелов и за окном поднимались клубы дыма.

Несмотря на такую внутреннюю нестабильность и неопределенность будущего страны, русские не хотели прекращать переговоры по сотрудничеству в космосе. Для американцев эти встречи тоже были настолько важны, что они готовы были рисковать своими головами ради углубления партнерства. Космос оказался важнее конфликтов. Голдин сказал об этом так: «В день государственного переворота мы говорили о вступлении русских в программу создания международной космической станции». Обе стороны были решительно настроены двигаться вперед, поскольку действительно нуждались друг в друге.

Сотрудничество в космосе

В полную силу программа «Мир» – «Шаттл» начала работать 3 февраля 1994 года с запуском миссии STS-60 космического челнока «Дискавери». Русский космонавт Сергей Крикалев совершал на борту «Дискавери» свой третий космический полет. Впоследствии он поучаствует еще в трех космических полетах, включая два полета на МКС, и суммарно проведет в космосе 804 дня – больше, чем кто-либо другой в истории человечества[2].

Год и три дня спустя, 6 февраля 1995 года, в ходе миссии STS-63 командир челнока Джеймс Уэзерби провел челнок «Дискавери» в десяти метрах от станции «Мир». На борту «Мира» находились командир Александр Викторенко и космонавты Елена Кондакова и Валерий Поляков. Стыковки тогда не произошло, все ограничилось приближением челнока и частичным облетом станции. Эта миссия была своего рода генеральной репетицией перед первой стыковкой со станцией.

Приблизившись к станции, Уэзерби передал по радио: «Сближая наши космические корабли, мы сближаем наши народы. Когда мы прилетим в следующий раз, мы пожмем ваши руки и вместе поведем мир в новое тысячелетие». Викторенко ответил: «Мы едины! Мы люди!»

К Майклу Фоулу, который находился на борту «Дискавери», понимание важности этой миссии пришло позже.

Все мы относились к станции «Мир» как к некоему развлечению – это было вроде довеска [к основной миссии], хоть и очень интересного. Но когда из ЦУП-Хьюстон (Центр управления полетами в Хьюстоне) прислали изображение, сделанное на основе телевизионной картинки, посланной со станции «Мир» в ЦУП-Москва, – совершенно ужасного качества черно-белую фотографию: мы в челноке во время сближения со станцией, – нас внезапно захлестнуло чувство настоящей важности того, что мы делаем. Кроме того, это полученное от русских изображение нашего экипажа выявило ключевой момент сотрудничества двух стран – способность посмотреть на мир глазами другого человека.

Первая стыковка челнока со станцией «Мир» произошла в июне 1995 года в ходе полета STS-71: командир Роберт Гибсон пристыковал к станции челнок «Атлантис». Это был первый случай, когда американский челнок, изначально предназначенный для постройки американской станции и стыковки с ней, действительно к чему-то пристыковался. На «Мир» были доставлены русские космонавты Анатолий Соловьев и Николай Бударин, а американский астронавт Норман Тагард вернулся на Землю после исторической первой миссии США на борту станции «Мир»; он попал на «Мир» примерно пятью месяцами ранее, на космическом корабле «Союз».

Строя фундамент доверия

Программа «Мир» – «Шаттл» длилась до 1998 года. За это время семь американских астронавтов побывали на станции и провели там в общей сложности около тысячи дней. В некоторые моменты ситуация становилась напряженной из-за различных аварий и кризисов. Например, в 1997 году на борту возник пожар, поставивший под угрозу жизни членов команды, в числе которых был и американский астронавт Джерри Линенджер. Позднее в том же году со станцией столкнулся русский беспилотный грузовой корабль «Прогресс». При этом была пробита обшивка станции, что вынудило членов команды, включая американского астронавта Майкла Фоула, отсечь поврежденную часть станции и устранить разгерметизацию, возникшую из-за утечки воздуха в космический вакуум. Несмотря на всю серьезность ситуации, экипажу удалось изолировать пробитый модуль, однако из-за столкновения станция на много часов оставалась без электроэнергии, беспомощно кувыркаясь в космосе.

Подобные опасные происшествия серьезно обострили отношения США и России, но также помогли нащупать нужную степень доверия. Например, после инцидента с грузовым кораблем у команды не оставалось иного выбора, кроме сотрудничества во имя спасения своих жизней, а после того, как ситуация перестала быть аварийной, США и России пришлось уладить международные отношения ради спасения программы «Мир» – «Шаттл». Русские стали с большей охотой делиться технической информацией о своей деятельности в космосе, а американцы подтвердили, что настроены на длительное сотрудничество, и показали, что партнерство достаточно ценно для них, чтобы и далее посылать своих астронавтов на станцию «Мир», хотя присутствие там американцев и являлось спорным, отягощенным политическими конфликтами вопросом.

Решение обеих сторон придерживаться первоначального курса стало критическим фактором в достижении того уровня доверия, который должен был лечь в основу программы создания международной космической станции. Уроки, извлеченные из программы «Мир» – «Шаттл», позволили пятнадцати участвующим в программе МКС странам, в числе которых были Канада, страны европейского космического агентства, Япония, Россия и США, вступить на путь налаживания крупнейшего в истории человечества мирного международного сотрудничества.

Первый элемент МКС был выведен в космос в 1998 году, а с 2000 года станция была постоянно обитаема и побила предыдущий рекорд приблизительно десятилетнего непрерывного пребывания людей на низкой околоземной орбите, который, разумеется, числился за станцией «Мир».

Однако программа МКС столкнулась и с рядом проблем, которые требовалось преодолеть для сохранения партнерства; некоторые из них описаны в следующей главе. Однако самое страшное, критичное для программы происшествие состоялось 1 февраля 2003 года, когда челнок «Колумбия» потерпел крушение во время возвращения на Землю, что привело к гибели его экипажа: Рика Хасбанда, Уильяма Маккула, Дэвида Брауна, Калпаны Чавла, Майкла Андерсона, Лорел Кларк и Илана Рамона. После этой катастрофы новые полеты американских челноков были отменены более чем на два года, в течение которых конструкцию аппаратов дорабатывали, внедряя дополнительные средства безопасности.

В это время доставкой членов экипажа на станцию и обратно занималась русская сторона. Но пока американские челноки простаивали, среди партнеров МКС нарастало беспокойство, что США не сможет выполнить свою часть обязательств по постройке космической станции. В июне 2005 года вновь назначенный глава НАСА Майкл Гриффин столкнулся с этой проблемой на встрече стран – партнеров программы МКС в Париже. По сути, коллеги Гриффина из космических агентств стран-партнеров дали понять: если вы не завершите сооружение МКС, мы никогда больше не сможем с вами сотрудничать, поскольку все лишимся работы. Международные партнеры были очень озабочены, понимая, что решение о завершении МКС действительно находится под вопросом.

Гриффин понимал, что США необходимо выполнить обязательства в отношении станции, что включало запуск японского и европейского модулей. Отказ от этих обязательств имел бы катастрофические последствия для международного партнерства, которое он считал важнейшим аспектом программы МКС. Однако решить эту проблему было непросто. Гриффин вспоминает: «Когда я встал во главе НАСА, дирекция управления и бюджета сообщила мне, что средств хватит не более чем на пятнадцать полетов челноков после “Колумбии”. Мне было совершенно очевидно, что нам необходимо выполнить обязательства и запустить эти модули в космос. Но также было очевидно, что пятнадцати полетов недостаточно, чтобы завершить все нужные работы, и тут я ничего не мог изменить». На тот момент в целях завершения постройки станции было запланировано около тридцати полетов.

В конце концов станцию достроили, на что потребовалось двадцать два полета челноков. Чтобы добиться этого, Гриффину пришлось проявить творческую смекалку в использовании бюджета, которым располагало НАСА: «Я взял деньги, выделенные на научные исследования и другие проекты. Многие были недовольны, но я это сделал». Такой подход принес свои плоды: «Поскольку я принял решение быстро и мы не меняли нашей позиции, а предпринимали дальнейшие действия в поддержку этого решения, это вызвало значительное увеличение доверия к США и НАСА со стороны наших партнеров».

Однако до тех пор, пока это решение не приняли, вклад США в завершение строительства МКС оставался под вопросом.

Летом 2011 года строительство МКС было завершено, а полеты американских космических челноков прекращены. Мне выпала честь закрыть люк во время последнего полета челнока и позвонить в корабельный звонок на борту станции. Тем временем челнок «Атлантис» с экипажем миссии STS-135 в последний раз отстыковался от МКС и улетел прочь. Для всех нас это был момент накала эмоций. Закрытие люка ознаменовало завершение важного этапа американской космической программы, с его тяжким трудом и достигнутыми победами. Это знаменовало и выполнение взятых на себя обязательств, и открытие нового этапа космических исследований за пределами низкой околоземной орбиты.

Новая эра сотрудничества являет достижение цели, поставленной за полвека до последнего полета челнока к МКС. В сентябре 1962 года президент Кеннеди произнес знаменитые слова:

…глаза людей всего мира устремлены теперь в космос, к Луне и дальним планетам, и мы обещаем, что там будет реять знамя свободы и мира, а не враждебный флаг завоевателей. Мы обещаем, что космос станет ареной не для оружия массового поражения, а для инструментов науки и познания… Космос пока еще чист от раздоров, предубеждений, межнациональных конфликтов. Его опасности равно враждебны каждому из нас. Его покорение достойно лучших усилий всего человечества, и другой такой возможности для мирного сотрудничества, возможно, никогда уже не представится4.

История этого международного сотрудничества – это история технических, политических, личных и других испытаний; это история доверия, достигнутого всеми партнерами программы МКС, о чем я подробно расскажу в следующих главах. Этот опыт поможет создать систему принципов, полезных для организации сотрудничества и в космосе, и на Земле; я обращусь к этому в главе 3. Эти принципы, как и мотивация их использования, сложились благодаря орбитальной точке зрения.

Глава 2

Космос, общий рубеж

Ранним утром в марте 1994 года 35-летний Майкл Барратт, хирург НАСА, ехал на заднем сиденье «Волги» советского выпуска с треснувшим ветровым стеклом. Он направлялся из Москвы на встречу со своим коллегой из Роскосмоса, русским хирургом Игорем Шеховцовым. Барратт, который в 2000 году вместе со мной и пятнадцатью другими участниками войдет в отряд астронавтов 18-го набора, был тогда назначен хирургом астронавта Нормана Тагарда для первой исторической миссии США на борту станции «Мир». Барратт отвечал за все медицинские аспекты космического путешествия: за то, насколько Тагард годен для полета по состоянию здоровья, за его состояние перед полетом и во время него. Кроме того, Барратт отвечал за все медицинские эксперименты, которые должен был провести Тагард, включая эксперименты над ним самим. Находясь в космосе, астронавты выполняют обязанности как лаборантов, которые ставят опыты и проводят наблюдения, так и лабораторных крыс, над которыми эти опыты проводятся. Микрогравитация дает уникальную возможность расширить наши представления о функционировании человеческого организма.

«Волга» ехала по темным извилистым проселочным дорогам, мимо дач и небольших промышленных городов. Водитель был одним из тех, как правило, дружелюбных, разговорчивых и чрезвычайно способных людей, которые перевозили американцев между Москвой, Центром подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина в Звездном городке (около 50 км к северо-востоку от Москвы) и российским ЦУП в городе Королёве. Состояние русских дорог в начале космического партнерства США и России навевало воспоминания о фильме «Безумный Макс», а водители в Звездном городке были столь агрессивны, что их называли «ноль-ноль» в честь Джеймса Бонда, у которого была лицензия на убийство.

Спустя час с лишним Барратт и его водитель проехали мимо истребителя советской эпохи, установленного возле дороги в качестве памятника, с надписью «Слава советским покорителям неба!» на постаменте. Неподалеку виднелся большой дорожный указатель «Звездный» – это был въезд в городок, где с 1960-х годов жили и тренировались космонавты. Прежде это место было сверхсекретным – его называли «закрытым военным городком № 1», – и здесь до сих пор стояла усиленная охрана. Въехав за ворота, видавшая виды «Волга» покатила по вошедшей в историю живописной дороге, обрамленной деревцами: каждый русский космонавт, начиная с первого человека, облетевшего вокруг Земли – Юрия Гагарина, начинал свой путь в космос с этой дороги. Она проходила через жилой комплекс советской постройки, где обитали космонавты, обслуживающий персонал и члены их семей, мимо пешеходных тропинок, парков и прудов, к близлежащему Чкаловскому аэропорту. Отсюда готовых к вылету космонавтов переправляли на космодром Байконур, теперь находящийся в Казахстане. Впервые в истории к ним должен был присоединиться американский астронавт.

Миновав второй военный КПП, Барратт прибыл к строению-3 – медицинскому центру в составе основного тренировочного комплекса. Строение-3 находилось в хорошем состоянии, в отличие от большинства других зданий, где привычным делом были недостающие половицы, отсутствующие лампочки, неработающие туалеты и бегающие по коридорам кошки – в поисках мышей, разумеется.

В строении-3 Барратт встретился со своим коллегой Шеховцовым – могучим, как медведь, человеком. Немного погодя Барратт и Шеховцов уже обсуждали медицинский протокол, изучая различия между русскими и американскими протоколами для членов космического экипажа. Внезапно дверь распахнулась, в кабинет влетел человек в форме полковника Военно-воздушных сил России и строго заявил: «Вам запрещено это обсуждать». После этого он тут же исчез, закрыв за собой дверь и не сказав более ни слова.

Барратт был ошеломлен: очевидно, этот человек подслушивал разговор двух медиков. Однако Шеховцов остался невозмутимым, будто ничего не случилось. В ходе совместной космической миссии стало очевидно, что подобный надзор был здесь в порядке вещей. На это обращали внимание и Томас Маршберн (еще один ставший затем астронавтом хирург, находившийся в те времена в России), и Майкл Фоул (который провел 145 дней на борту станции «Мир»). Причем сами русские не только не считали это странным, но и открыто признавали слежку. Майкл Фоул узнал о том, что русская администрация прослушивает разговоры служащих НАСА, от русского генерала, главы Звездного городка.

Такое положение вещей было довольно обычным для начала совместной космической программы, когда особого доверия между обеими сторонами все еще не было. Для многих людей из обеих стран холодная война так и не закончилась, и они работали со своими иностранными партнерами лишь постольку, поскольку политические лидеры дали такой приказ. Как сказал Барратт, «холодная война не закончилась мгновенно. Старые привычки долго живут».

Когда Фоул начинал тренироваться с русскими, к нему тоже относились с подозрением. Вскоре после того, как он прибыл в Звездный городок, русский начальник со своим заместителем строго проинструктировали Фоула, сказав, что ему не разрешается покидать базу, куда бы он ни направлялся. Более того, в случае, если его куда-нибудь пригласят, Фоул должен был доложить об этом начальству. Хоть Фоул и считал эту тактику крайне агрессивной, у него было своеобразное отношение к прослушиванию и слежке: «Сотрудничество работает как надо, если каждый понимает, что на уме у партнера. Генералы Звездного городка неплохо понимали нашу точку зрения, отчасти потому, что прослушивали нас. Пусть странным и противоестественным образом, но русское руководство разбиралось в нашей жизни лучше, чем наше руководство в их жизни, поскольку русское руководство могло свободно устанавливать “жучки” в зданиях, где мы жили».

Поворотный момент

Для американцев, которых направляли в Россию, секретность не была неожиданностью: у НАСА есть свои средства обеспечения безопасности. Но такой уровень неприкрытого надзора был для них в новинку. Кроме того, дряхлеющая инфраструктура, старые машины, «ноль-ноль»-водители и другие культурные различия и недоразумения были помехами, которые приходилось преодолевать: многих в те дни начала партнерства это шокировало.

Отношение каждой из сторон к другой стороне, порой доходившее до неуважения, также представляло трудность. Некоторые американцы, попавшие в те времена в Россию, считали, что США превосходят Россию буквально во всем. По их мнению, США выиграли холодную войну, как выиграли и космическую гонку, первыми высадившись на Луну; кроме того, у США были прекрасные, мощные космические челноки. Эти люди считали, что США удерживают русскую космическую программу от краха, чтобы русские ученые не продали свои технологии враждебным странам. В целом русские люди и русская космическая программа были, на их взгляд, довольно примитивными. Действительно, чему могут американцы научиться у русских? Состояние Звездного городка, как и всей страны, в те времена говорило в пользу такого мнения.

К сожалению, люди, пытавшиеся «исправить» русскую космическую программу, перепутали непривычный для них подход с неподходящим подходом. Кроме того, они недооценивали потрясающие достижения предыдущих пятидесяти лет русской космической программы. Такая позиция порой приводила к крайне снисходительному отношению некоторых американцев к русским, что, разумеется, не способствовало сотрудничеству. Как сказал об этом Барратт: «Некоторые наши коллеги лишь ухудшили ситуацию, приехав в Россию, чтобы помочь русским осознать отсталость их методов и реформировать их программу. И на высших уровнях это просто не сработало».

С другой стороны, многие русские обоснованно гордились космическими достижениями России. В конце концов, Россия впервые отправила человека на орбиту, не говоря уже об опыте долгосрочных полетов на русских космических станциях, тогда как у США аналогичный опыт был куда скромнее. Более того, некоторые русские считали этот завоеванный кровью, потом и слезами опыт частью русских национальных ценностей, которые нельзя так просто взять и продать американцам. В результате русские тоже нередко относились к американцам снисходительно. Фоул, например, вспоминает: «В течение первых технических лекций некоторые инструкторы просто источали снисхождение – я был совершенно ошарашен. Они заявляли: “Вы, американцы, вообще не умеете правильно строить космические корабли”».

В целом, хотя многие американцы и видели в партнерстве политический жест Белого дома или считали, что США спасают русскую космическую программу, у многих русских сложилось мнение, что обе страны спасают друг друга. Практически это означало, что русские готовы помогать американцам в областях, где у России больше опыта или совершеннее технологии. Аналогичное отношение наблюдалось и среди американцев, однако временами обе стороны не желали принимать помощь или даже слышать о ней.

Джеффри Манбер, который в те времена был главой РКК «Энергия-США», вспоминает встречу с одним из конструкторов станции «Мир» Леонидом Горшковым, на которой наметился переломный момент в разрешении тупиковых ситуаций. Русские, как я уже говорил, обладали большим опытом в создании и использовании орбитальных станций. До «Мира» у них были и другие станции, и конструкция орбитальных комплексов с годами становилась все более сложной и совершенной. Русские в этом разбирались и многое знали о длительном пребывании космонавтов на орбите. У американцев же опыт был куда более скромным: они запустили станцию «Скайлэб» и лишь дважды – в 1973 и 1974 годах – посылали туда людей.

Поэтому Горшков и его коллеги могли распознать критические недостатки в проекте станции Freedom. На той встрече Горшков взял лист бумаги и нарисовал набросок Freedom.

«Смотрите, друзья, – сказал он. – Вот в чем проблема». Горшков изобразил свои опасения на рисунке, а потом сделал еще один набросок и сказал: «Однако, друзья, это можно сделать иначе. Лучше сделать так и так, а балку передвинуть в это место. И мы можем помочь вам здесь, здесь и здесь, используя наш опыт постройки станции “Мир”». Затем он передал второй рисунок на противоположную сторону стола.

«И американцы, – вспоминает Манбер, – посмотрели и сказали: “Да, это интересно”».

По мнению Манбера, русские знали, что стоит на кону, насколько обе стороны с их космическими программами нужны друг другу. В этот поворотный момент американцы начали понимать, насколько ценен опыт постройки станций, накопленный русскими. Оказывается, без этого партнерства не было бы и МКС, да и продолжить программу МКС после катастрофы с челноком «Колумбия» американцы не смогли бы.