355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Романо Гуардини » Господь » Текст книги (страница 12)
Господь
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:40

Текст книги "Господь"


Автор книги: Романо Гуардини


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

10. Смерть

В предыдущей главе речь шла о грехе и его отпущении. Теперь мы должны заняться рассмотрением того темного феномена, который в Новом Завете фигурирует в тесной связи с понятием греха, фактически составляя с ним единство: феномена смерти. Что такое смерть в глазах Иисуса? Но сначала зададим другой вопрос, который поможет дать ответ на первый: как вообще можно говорить о смерти?

Можно ощущать ее как некий темный, непостижимый рок, нависший над бытием, преисполняющий его тоской и требующий подчинения себе. Одним словом – примерно так, как понимали смерть в античные времена. С другой стороны, в смерти можно видеть простой факт распада живых организмов, – как это делает наука. В этом ракурсе умирание естественным образом проистекает из жизни, – настолько естественным, что жизнь можно было бы определить как движение по направлению к смерти. Наконец, к смерти можно относиться экстатически, как к чему-то великому, неописуемому, дионисийскому, где жизнь достигает своей вершины... Смерть можно также вытеснять за пределы поля жизни, на край сознания, притворяясь, что ее не существует. И можно видеть в ней – отчаявшись или в трезвом рассудке – желанное освобождение от всех житейских невзгод... Но сопоставляя эти варианты отношения к смерти с тем, что говорит Иисус, мы видим, насколько иначе Он мыслит о ней.

Прежде всего обращает на себя внимание то, что Он вообще мало говорит о смерти. Это тем более примечательно, что тема смерти и преодоления ее находится в центре христианского сознания. Как проникновенно рассуждает об этом, например, Иаков или Павел! Иисус же упоминает о смерти довольно редко, в большинстве случаев не делая на ней особого ударения, – как о данности. Например, в притче о богаче и нищем Лазаре: оба умирают, как это написано на роду у людей (Лк 16.22).

В других случаях Он говорит о смерти в связи с владычеством Отца над судьбами мира. Например, в притче о человеке, собравшем свой урожай и решившем, что можно теперь жить спокойно: «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк 12.20). Или когда Он призывает апостолов не бояться убивающих тело, а бояться того, кто после земной смерти может погубить душу (Мф 10.28).

Наконец, мы встречаем и то странное место в Св. Писании, где к Иисусу подходит некто, желающий следовать за ним, но просит позволения сначала похоронить своего отца. В ветхозаветном сознании обязанность хоронить родителей относилась к числу самых священных обязанностей человека. Но Иисус, должно быть, увидел в обращенной к Нему просьбе нечто такое, что могло стать внутренними оковами для просившего. И поэтому Он отвечает ему резким и чуть ли не презрительно отметающим тему смерти отказом: «Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф 8.22).

Но наиболее примечательна та необычайная свобода, которая проявляется в отношении Иисуса к смерти. Это – не свобода героя, совершающего великие подвиги, для которого гибель – другая сторона медали. Это и не свобода мудреца, постигшего, что проходит, а что остается, и непоколебимого в своей премудрости. Здесь – нечто другое. Внутренне, в самом существе Своем Иисус ощущает Себя свободным по отношению к смерти, ибо та не владеет ни одной Его частью. В Нем ничто не доступно ей; Он абсолютно недосягаем для нее.

И поскольку Он – безгранично Живой, к смерти Он относится как властелин. Но – таинственным образом – Он в долгу у нее так же, как в долгу и у греха. Внутренне недосягаемый для смерти, Он добровольно принимает ее. Он послан для того, чтобы преобразовать смерть перед Богом в ее основе.

Свобода Иисуса по отношению к смерти выражается прежде всего в трех воскрешениях: когда он возвращает сына вдове из Наина – призвав его обратно безо всякого усилия, как бы мимоходом (Лк 7.11-17). Затем – когда он возвращает дочь Иаиру с такой нежной, трогательной легкостью – «девица не умерла, но спит» – что невольно думаешь: Он играет со смертью, и страшное подчиняется Ему подобно тому, как сон покидает глаза ребенка при тихом прикосновении материнской руки (Мк 5.22-43). Наконец, когда происходит великое событие, о котором сообщает Иоанн в одиннадцатой главе: воскрешение Лазаря (Ин 1-45).

Лазарь был другом Иисуса, братом Марии и Марфы. Однажды сестры послали сказать Иисусу: «Господи! вот, кого Ты любишь, болен». Но Иисус отвечает: «Эта болезнь не к смерти», и остается еще два дня там, где был. Лазарь умирает.

Затем Он отправляется в путь – со словами: «Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его». Вновь сон и смерть сливаются воедино. В этом мало поэзии, но Иисус выше всякой поэзии. Произнесенные им слова суть слова владычества. Ученики не понимают Его: «Господи! если уснул, то выздоровеет». Тогда Иисус говорит прямо: «Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему». Должно быть, в Его глазах промелькнуло в этот момент нечто, способное вселить ужас; иначе почему бы Фома сказал тогда другим ученикам загадочные слова: «Пойдем и мы умрем с ним»?

Итак, Он приходит в Вифанию. Лазарь уже в гробу. Мы ощущаем в Иисусе идущее из глубины и неуклонно растущее напряжение. Марфа, услышав, что идет Иисус, выходит Ему навстречу и приветствует Его с мягким упреком: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой». Иисус отвечает ей: «Воскреснет брат твой». Марфа же: «Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день». На это Иисус говорит:

«Я есмь воскресение и жизнь: верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек».

Эти слова охватывают небо и землю: «Я есмь воскресение и жизнь». В них – Иисусово откровение о Самом Себе и о смерти. Не «Я творю воскресение, даю жизнь», но: «Я есмь воскресение и жизнь». Именно Я и никто иной. Все зависит от того, свершится ли в нас это «Я есмь». Если бы кроме того, что есть Иисус, в нас больше ничего не было, то мы не знали бы смерти. Что-то, происшедшее в нас, разрушило то, что в нас было схоже с тем, что в Иисусе неразрушимо, бытийно и созидательно. И вследствие этого разрушения мы умираем. Наша смертность не добавление к нашей жизни, следствие того, как мы ее, эту жизнь, проводим. Лишь в умирании обнаруживается то состояние, в котором мы пребываем как живущие, но в котором – как это видно на примере Христа, являющегося мерилом человека – пребывать не должны. Христос живет иначе, чем мы. То состояние, следствием которого является смерть, в Нем отсутствует. И именно поэтому, именно благодаря тому, что Он целиком состоит из жизни, находясь при этом среди нас и в Своей любви даруя нам Самого Себя (достаточно вспомнить о Евхаристии), – именно благодаря этому Он для нас и есть «жизнь». Поскольку мы смертны, Он для нас является «воскресением». Тот, кого связывают с Ним узы веры, имеет жизнь, проходящую смерть насквозь и уже сейчас достигающую вечности. Как говорит Он в другом случае: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин 5.24).

«Веришь ли сему?» – спрашивает Иисус. Марфа не понимает, о чем Он говорит, да и как может она понять это прежде схождения Духа Святого? Но сердце ее доверяется Ему: «Так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир». Затем она зовет сестру. Мария приходит; окружавшие ее думают, что она пошла ко гробу. Она видит Иисуса, падает Ему в ноги и приветствует Его теми же словами, что и Марфа. Но, услышав ее плач и плач сопровождающих ее, Иисус Сам восскорбел духом. Ему явилась вся власть смерти: кончина друга, горесть ближних, Его собственный близящийся конец... Будто сама смерть встала на Его пути, и Господь принимает ее вызов.

Он спрашивает: «Где вы положили его?» Они идут с Ним. «Опять скорбя внутренне», Он приходит к пещере и проливает слезы – но не слезы бессильной печали или просто боли, а слезы ужасного опыта. Смерть как рок, как власть, против которой Он послан, стоит перед Ним. Он приказывает, чтобы отвалили камень. Марфа напоминает Ему, что прошло уже четыре дня, Иисус же отвечает: «Не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию?» Она верует, однако не постигает. Иисус остается один с тем, что Он есть. Единственный живой в основе Своей – одинок среди смертных. И потому Он – единственный, Кто доподлинно знает, что такое смерть. Его миссия – покорить темную власть; но никто не в состоянии помочь Ему, пусть даже просто пониманием.

Он обращается к Отцу, благодаря Его за то невероятное, что сейчас произойдет, и громким голосом взывает: «Лазарь! иди вон». Почему «громким голосом»? – ведь это было так легко в Наине, и у ложа девицы достаточно было одного тихого слова! Почему же здесь – громкий возглас и такое напряжение? Вспомним другой момент, когда говорится, что Он «возгласил громким голосом», возопил, произнося последние слова на кресте, перед тем, как испустить дух (Лк 23. 46). Оба возгласа исходят из одного и того же сердца; они сопровождают единую миссию и представляют собой одно и то же действие. Здесь речь не только о чуде воскрешения. За фасадом видимого, в духовной глубине совершается борьба. Уже ранее, говоря о враге, мы упоминали об этой борьбе, совершающейся в недоступных глубинах. Иисус одолевает смерть, сокрушая того, кто владычествует в царстве смерти: сатану. И вот враг спасения – здесь; против него выступает Иисус.

И не магией побеждает Он его, не «силою духа», но лишь благодаря тому, что Он – такой, какой Он есть: в основе Своей не тронутый смертью. Абсолютно живой. Он Сама Жизнь, основой которой служит совершенная любовь к Отцу. В этом – Иисусова власть. «Возглас» был началом действия этой жизни во всепреодолевающем порыве любви.

Но теперь пора задать вопрос об отношении Его к собственной смерти. О том, что Ему предстоит умереть, Иисус вначале не говорил. Если бы народ встретил Его с открытым сердцем, то все пророчества исполнились бы. Если бы Его миссия была встречена с верой, то искупление тем самым состоялось бы, и история преобразовалась. Представляется, что пока эта возможность оставалась открытой, Иисус не говорил о Своей собственной смерти, либо говорил о ней нерешительно и неопределенно. Но вот власть имущие ожесточаются, народ отступается от Него, и Иисус-неизвестно, в какое сокровеннейшее мгновение – встает на путь смерти, чтобы совершить искупление ею.

Теперь Он говорит – и вполне отчетливо – о том, что Ему предстоит умереть. С наибольшей определенностью – в час прихода в страны Кесарии Филипповой, когда Он спрашивает учеников: «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» (Мф 16.13). После ответа Петра, за который Господь открывает ему, что он – блажен, в Писании говорится: «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Мф 16.21). Марк добавляет: «И говорил о сем открыто» (Мк 8.3). И в другой раз и в третий Он говорит о близящейся смерти (Мф 17.22-23 и 20.18-19). Но сколь ужасно было для Него это решение, как трепетало – несмотря на Его глубокое мужество – все Его существо пред лицом чуждого, страшного, явствует из того, что следует за первым оповещением учеников. Петр отзывает его в сторону и решительно прекословит Ему: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» Он же, «обернувшись», властно говорит ему: «Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф 16.22-23). К тому же времени относятся слова о семени, которое не приносит плода, пока не упадет в землю и не умрет (Ин 12.24), и возглас любви, готовой на смерть: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк 12.50). В это же время происходит и воскрешение Лазаря.

Но перспектива Его смерти всегда связана с перспективой Воскресения. Возвещения Страстей сочетают Воскресение со смертью, как третий день с первым. Уже из этого ясно, что Иисус умирает не нашей смертью, ужасающей смертью греха, но такой смертью, которую Он, от смерти свободный, принимает по воле Отца. Он говорит это прямо: «Имею власть отдать ее (жизнь) и власть имею опять принять ее» (Ин 10.18). Он властно идет на смерть, но не по необходимости. На пути в Иерусалим происходит и таинственное событие Преображения, рассказанное Матфеем в семнадцатой, Марком и Лукой в девятых главах их Евангелий. Здесь прорывается как предзнаменование то, что исполнится на Пасху. Смерть Господа заранее связана с Преображением, ибо Он умирает от полноты жизни, а не от слабости.

Это становится ясным и в последнюю ночь в Гефсиманском саду (Лк 22.39-46). Ужас конца вплотную надвигается на Него. Он смертельно тоскует, но подчиняется воле Отца. Смерть приходит к Нему не изнутри, как последствие разрушения самого существа. Он не получил, как каждый из нас уже в момент рождения, то внутреннее повреждение, завершающим последствием которого является фактическая смерть. Христос не поврежден до самых Своих глубин, смерть приходит к Нему только волей Отца, которую Он воспринял как Свою собственную свободу. Но тем самым Он принял ее в Себя глубже, чем кто бы то ни было из нас. Мы воспринимаем ее страдательно как силу, Он же желал ее в предельной глубине любви. Оттого и умирание Его так тяжело. Говорилось, что другие умирали более ужасным образом, но это неверно. Никто не умер так, как Он. Смерть тем ужаснее, чем сильнее, чище, нежнее была жизнь. Наша жизнь всегда обречена на смерть, мы едва ли даже знаем, что, собственно, она такое. Он же был столь полно и единственно живым, что мог сказать: «Я есмь жизнь». Оттого Он и испил смерть до дна, – но оттого и одолел ее.

После Христа смерть уже не та, что до Него. Веровать же – означает участвовать в этой перемене: «Верующий в Меня если и умрет, оживет». Верующий уже обладает «вечной» жизнью.

Полное осознание того, что тут происходит, понимание того, что значит смерть, и постижение того, что осуществилось через Христа, мы находим у Павла. Он говорит вполне ясно. Через одного человека, Адама, грех вошел в мир, а через грех вошла смерть. (Рим 5.12-21). Человек смертен не по сущности своей. Утверждать обратное было бы явным язычеством. Грех приносит смерть, ибо он разлучает человека с Богом. Подлинную жизнь человек имел тогда, когда был «причастником Божеского естества» (2 Петр 1.4), грех же уничтожил эту причастность. Это была первая смерть. Начиная с нее, мы все умираем. Христос же не только «причастен Божескому естеству», но и един с ним. Он Сам есть жизнь, которой преодолеваются грех и смерть.

11. Вечное сознание

В начале наших размышлений мы уже говорили, что не может быть истории жизни Иисуса в том смысле, в каком можно говорить, например, об истории святого Франциска. Сведения о Нем дошли до нас не в форме исторического изложения, а в форме благовествования. Евангелисты не ставили себе целью описать в точной последовательности событие за событием, но они стремились донести до людей личность, учение, искупительное дело Христа, дабы они уверовали. Порядок изложения диктуется задачами благовествования, и часто бывает трудно, а иногда и невозможно установить точно последовательность событий. Путешествия Иисуса в Иерусалим могут служить опорными точками, но и их число нельзя установить с уверенностью. Очевидно, что во время Своего общественного служения Он побывал в Иерусалиме по меньшей мере три раза. Но мы ведь не занимаемся здесь историческим исследованием. Кого интересует именно оно, должен обратиться к научным трудам по Новому Завету и жизни Иисуса. Цель нашего изложения служит тому, для чего написаны сами Евангелия. Оно должно помогать более ясному видению Его образа, более глубокому пониманию Его слов, более правильному усвоению смысла Его жизни.

По всей вероятности, Иисус посещал столицу чаще, но для истории Его благовествования и приема, который оказывал Ему народ, три Его путешествия в Иерусалим особено важны. Первое состоялось, вероятно, сразу после крещения и искушения в пустыне: о нем рассказывает Иоанн во второй главе своего Евангелия (Ин 13-25). Иисус приходит в Иерусалим со Своими учениками, он очищает храм от торговцев, руководители народа ведут себя холодно и наблюдают, держась в стороне. Потом происходит второе посещение Иерусалима, на праздник Кущей, значит, осенью. Ко времени этого посещения относятся события, изложенные Иоанном с седьмой по девятую главу, а может быть, и исцеление у купальни Вифезда (Ин 5). Тут конфликт выражается открыто. Фарисеи стараются убрать Его со своего пути, и Иисус обвиняет их в том, что они противятся Богу. Потом Он – частично через языческую область, через Сидон и Тир – возвращается в Галилею. Там назревает новый конфликт. Дело доходит до решения, открыто принимаемого против Него и Его благовестия, может быть, в связи с возвещением об установлении Евхаристии (Ин 6). С этого времени значительная часть общественности враждебно относится к Нему; даже многие ученики больше не следуют за Ним. Иисус ведет Себя очень сдержанно. Его учение касается главным образом сокровенной сути христианской жизни. Он знает, что Ему остается путь смерти, и снова перед Пасхой отправляется в Иерусалим, где затем все свершается. Мы будем теперь говорить о решении, принятом в Иерусалиме на празднике Кущей и о так называемом иудейском кризисе.

Иисус совершил чудо – «дело», как Он Сам это называет (Ин 7.21). Он исцелил человека, может быть, речь идет о больном у купальни Вифезда (Ин 5.1-9). Исцеление произошло в субботу, что вызвало большое возбуждение, и ревнители обвиняют Его в нарушении Закона. Как обычно при подобных обстоятельствах, Иисус отвечает, указывая им на нелепость их обвинения: если человек появляется на свет так, что восьмой день после его рождения приходится на субботу, то, тем не менее, производится обрезание, – так почему же нельзя и исцелять его в субботу? Пусть они истолковывают Закон по смыслу и разуму и пусть судят справедливо о поведении человека по отношению к нему (Ин 7.22-24). Но по существу дело совсем не в Законе, а в том, на какое посланничество притязает Иисус. Когда Он учит в храме, Его знаниям удивляются, спрашивают, откуда они у Него и кто Он. Он же не ссылается на какие-либо полномочия, а настаивает на Своем посланничестве от Бога: «Иисус, отвечая им, сказал: „Мое учение не Мое, но Пославшего Меня“ (Ин 7.16). Это учение может быть понято теми людьми, которые почитают, как Иисус, Того, от Кого исходит это учение, и предают свою волю Отцу, как это сделал Сам Иисус.

Затем Ему ставится вопрос: «Тогда сказали Ему: где Твой Отец?» Иисус отвечал: Вы не знаете ни Меня ни Отца Моего; если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего». Эти слова говорил Иисус у сокровищницы, когда учил в храме (Ин 8.19-20). Отец сокрыт в неприступном свете. Он не говорит к миру непосредственно и нет прямого пути к Нему. Отец открывается только в Сыне и только через Сына лежит путь к Нему. Поэтому никто, далекий от Христа, не может сказать, что он знает Отца, – так же, как Христа может познать только тот, чье сердце готово повиноваться воле Отца и кто тем самым призывается Им. Здесь это выражено ясно. Иисус знает, что Он – со Своим Отцом, что Он Им послан благовествовать о Нем. Вокруг стоят противники и требуют доказательств. Он же возражает: то, о чем вы спрашиваете, не может быть доказано извне. Вы должны вникнуть во внутреннюю связь. Должны готовностью своей воли понять, как Отец во Мне живет и во Мне открывается. Если вы этого не делаете, то все остается для вас закрытым и вы остаетесь замкнутыми в заблуждении и во зле.

На какое ужасное ожесточение указывают Его слова (Ин 7.19-20): «За что ищете убить Меня»? Возмущенные слушатели отвечают: «Не бес ли в Тебе? Кто ищет убить Тебя?» Но Он знает, что говорит. Ожесточение в непослушании Божиему призыву не может оставаться нейтральным, оно превращается в ненависть и желание убийства. И действительно, они пытаются тогда Его схватить, но никто из охранников не поднимает руки на Него – ибо «час Его еще не пришел», тот час, определенный Отцом, когда Он Сам отдается в руки грешников (Ин 7.30).

В последний день праздника Иисус стоит в храме. Бесконечная полнота Отцовской мощи, поднимающейся в Нем, делает Его сильным для того, чтобы охватить и преобразовать весь мир, и Он громко возглашает: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой» (Ин 7.37-38). Этот призыв, обращенный к народу Божию и его руководителям, как будто доносится из Царства Божия, стремясь проникнуть в мир. О том, что весть воспринимается как весьма срочная, свидетельствуют предшествующие стихи Писания. Тут некоторые из Иерусалимлян говорили: не тот ли это, которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему: не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос? Но мы знаем Его, откуда Он; Христос же, когда придет, никто не будет знать, откуда Он» (Ин 7.25-27). На это Иисус говорит: да, вы знаете Мое происхождение – земное происхождение. Но и как земной учитель, Я прихожу не от Себя Самого, источник моего учения небесного происхождения: Я прихожу как Посланник Того, Кто есть вечная истина. И по Моему внутреннему, неизвестному вам бытию Мое происхождение не человеческое, а небесное. Этого происхождения вы не знаете, ибо не знаете Того, Кто посылает Меня. Я же знаю Его, ибо Я от Него и Он послал Меня. В Нем Я укоренен. Им я действую и за Него говорю (Ин 7.28-29).

Снова Иисус говорит к ним и называет Себя светом мира (Ин 8.12-20). Фарисеи заявляют: Ты один это утверждаешь, никто не свидетельствует за Тебя! Но Иисус возобновляет Свое притязание. Он свидетельствует Сам за Себя. Он – с самого начала. Он – совершенно новое, от Бога идущее начало истории, о котором никто не может свидетельствовать, потому что все, что существует кроме Него, остается во вне. Поэтому Он утверждает Себя в Своем притязании, Сам Себя в Себе Самом и предоставляет «явлению духа и силы» служить доказательством (1 Кор 2.4). Но здесь не слепая сила, а истина. Истинность притязания может признать каждый, если включится в живую истину, которую созидает Иисус, – Он, Который Сам есть «путь, истина и жизнь» (Ин 14.6). Здесь требуется не продумывание доказательств, но принятие самосвидетельства Божия. Тогда, и только тогда, через веру, становится ясно, что у Иисуса есть другой «Свидетель»: «(Ныне) Я Сам свидетельствую о Себе и свидетельствует о Мне Отец, Пославший Меня» (Ин 8.18).

Сила этого «властного слова» (Лк 4.32) должна была быть небывалой, ибо «когда Он говорил это, многие уверовали в Него» (Ин 8.30). Но это не была подлинная вера, которая действует в соответствии со своей сущностью, полагающей в Боге свою исходную точку и свое мерило, углубляется в себя и приносит покаяние. Вместо этого люди только утверждают самих себя, и это сразу заметно.

Иисус дает им обещание: если будете придерживаться Моего слова и жить по нему, будете истинно Моими учениками. Тогда познаете истину. Откроется новая жизнь, самооткровение Отца в Сыне станет вам доступным, и эта истина сделает вас свободными (Ин 8.31-48). Здесь сразу возникает возражение: «Сделать нас свободными? Никому не придется над этим трудиться. Мы сыны Авраама и рабами не были никогда!» Иисус говорит: «Всякий, совершающий грех, – раб греха. Только если вас сделает свободными Тот, Кто независим от всякого рабства, царственный Сын Владыки мира, только тогда вы будете свободны. Конечно, вы сыны Авраама, но только по природе, а не по Духу. Поэтому вы не понимаете Моих слов. Поэтому ваша замкнутость переходит в ненависть, и вы ищете убить Меня. И еще: Я говорю то, что видел у Отца Моего, но вы делаете то, чему ваш отец вас учит». Они чувствуют ужас обвинения и ссылаются на Авраама: «он нам отец!» Иисус возражает: «если бы вы были его подлинными сынами, то поступали бы как он, то есть веровали бы. А вы не только отказываетесь веровать в своем сердце, но ваше неверие превращается даже в убийственную похоть против Того, Кто говорит вам истину. Тем самым вы творите дела вашего настоящего отца». Они: «на земле мы не от распутства рождены, а в Духе, у нас один Отец – Бог!» Иисус: «если бы Бог был вашим Отцом, то вы любили бы Меня и понимали бы Мои слова, ибо Он послал Меня. Почему же вы не понимаете Моих слов? Потому что ваше сердце отдано другому, который и есть теперь ваш отец – сатана. Он человекоубийца от начала, ибо он ненавидит правду. Вы отдались лжи, потому и ненавидите Меня, говорящего истину Отца небесного, и хотите убить меня, посланного Отцом».

Страшные слова! Страшно то, что тут происходит. А Иисус продолжает: «Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек». Иудеи отвечают: «Теперь узнали мы, что бес в Тебе. Авраам умер и пророки, а Ты говоришь: „кто соблюдет слово Мое, тот не вкусит смерти вовек“. Неужели Ты больше отца нашего Авраама, который умер? и пророки умерли: чем Ты Себя делаешь?» Против этой воли, противостоящей Ему, Иисус может сделать только одно – отдаться святой воле, движущей Им. Он отвечает: «Если Я Сам Себя славлю, то слава Моя ничто. Меня прославляет Отец Мой, о Котором вы говорите, что Он Бог ваш. И вы не познали Его; а Я знаю Его. И если скажу, что не знаю Его, то буду подобный вам лжец» (Ин 8.51-55). Он – един с волей Отца, стоит в ней и за нее. В этот час, полный бесовской ненависти, Он не отступает ни на волосок! Напротив, Он доводит истину до того последнего вывода, который для Его противников должен быть нестерпимым и должен представляться им богохульством. «Но Я знаю Его и соблюдаю слово Его. Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел, и возрадовался. На это сказали Ему иудеи: Тебе нет еще пятидесяти дет – и Ты видел Авраама? Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь. Тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него; но Иисус скрылся и вышел из храма» (Ин 8.55-59).

Здесь прорывается и говорит внутренняя глубина самосознания Иисуса – вечное сознание Сына Божия.

Когда мы, падшие люди, смотрим в себя, то мы находим в нашем человеческом существе силы и слабости, добро и зло. Мы находим конечное: то, что мы есть на самом деле. Мы находим также вечное, которое нависает над нами: истину, которую мы должны познать, и добро, которое должны хотеть. Это парит над нами, но также и действует в нас, так что мы не знаем, принадлежит ли это нам или нет... Когда Иисус вглядывался в Себя, Он также находил человеческую силу и человеческое существо, но простирающиеся в бесконечную глубину и в бесконечную высь. Он видел Себя во времени, но вместе с тем и выше времени – в вечности. Он был Бог по существу Своему и от вечности, единородный Сын Отца; и был человек, потому что Сын, посланный Отцом во время, стал человеком.

Тот, кто с открытым сердцем читает Евангелия, должен чувствовать глубокое различие, существующее между первыми тремя из них и Евангелием от Иоанна. Возможно, что это различие встревожит его. Он поставит себе вопрос, тот ли Самый Иисус в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки, что в Евангелии от Иоанна. Разве не противоречат картины друг другу? Разве не должно быть одно верным, а другое несоответствующим действительности? А если они составляют одно целое – то каким образом? Наука уже столетиями ищет ответа. Говорить о ее исследованиях мы здесь не можем. Мы должны по-другому решить этот вопрос. Если Иисус одновременно был подлинным человеком и истинным Сыном Божиим, то как увидеть Его правильно? Верою. И только верою, потому что веру дает тот же Отец, Который произнес Слово, в которое следует веровать. Так вот: верою всегда понимали, что Иисус всех четырех Евангелий – один и тот же. А в сущности, благорасположенный ум должен был бы и сам понять, что когда речь идет о жизни столь невообразимо глубокой и столь неизмеримо полной, то даже и величайший религиозный гений может представить ее лишь посредством различных набросков. Только постепенно взгляд может проникать в описываемый объект, и каждый раз он будет представляться все более величественным. Чем дальше длится христианский опыт, тем содержательнее становится понимание Христа. Чем больше будет оттачиваться христианская мысль, подстегиваемая проблемами времени и нападками противников, тем шире будет разворачиваться она в своем стремлении охватить истину и упорядочить ее – если здесь речь идет не о той области, в которой более или менее длительное время, исследования и размышления ничего не значат, а все зависит от озарения Святым Духом и от любви сердца, преображенного Богом.

Все тексты Нового завета вдохновлены Духом Святым – вот что является решающим. Но на этой основе выявляются затем различия, которые обнаруживаются в человеческом видении и высказываниях. Так, синоптики повествуют, исходя из непосредственного исторического опыта. Здесь Иисуса видят так, как мог Его видеть любой верующий. Правда, иногда раздаются слова более проникновенные, например: «Никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына и кому Сын хочет открыть» (Мф 11.27).

Павел, по всей вероятности, не видел Господа в лицо. Поэтому именно он, по внутреннему откровению раскрывает Его духоносный образ – образ Христа, превознесенного и восседающего «одесную Отца» (Еф 1.20-23), и вместе с тем живущего и действующего «в нас» (Гал 2.20).

Последний среди пищущих – Иоанн, старец. Однажды он видел Господа, «Слово жизни» (1 Ин 1.1), своими очами, и осязал Его руками, как он подчеркивает в начале своего Первого Соборного Послания. Иными словами, образ Господень предстает здесь прежде всего как реально пережитый, с тем, чтобы становиться у Иоанна все более глубинным на протяжении последовавших долгих лет христианского опыта, молитвы, проповеди и борьбы. Слой за слоем прорисовывается сакральная реальность, открывается тайна за тайной. В ходе борьбы против начавших появляться гностиков настает момент, когда необходимо обрисовать те черты образа Господня, которые почти не запечатлены в первых Евангелиях, развить те идеи учения, что в более ранних свидетельствах живут лишь в зачатке, и на основе долгого апостольского, пророческого и апокалиптического опыта явить миру полноту бытия Христова во всей его «широте и долготе, и глубине» (Еф 3.18).

Христос синоптиков и Христос св. Иоанна – один и тот же. Чем глубже погружаешься в Св. Писание, тем явственнее осознаешь, что хотя Иоанну принадлежит, очевидно, последнее слово, -синоптики повсеместно подготовили для него почву.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю