Текст книги "«Як» – истребитель. Чужая судьба"

Автор книги: Роман Юров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Чего застыл? Не тупи, – тихо зашипел Шишкин и больно ткнул Виктора локтем в бок. – Иди, помоги ей воды набрать. Давай, действуй. Не зря же она тебе сегодня улыбалась.

Напутственный указующим толчком Игоря в спину и сопровождаемый ухмылками остальной братии, Виктор направился к женщине.

– Вам помочь? – почему-то робея, спросил он.

– Помогите, если не затруднит, – женщина мило улыбнулась и протянула ему ведра.

Пока он набирал воду и нес к ее дому, они разговорились. Женщину звали Аня, муж ее, как и почти все мужчины деревни, был на фронте. А она работала в колхозе, жила со свекровью и воспитывала двоих детей.

Однако в этот раз чаю ему не предложили. Виктор неловко потоптался на месте и хотел было уже идти несолоно хлебавши, но что-то его удержало.

– Может вам по хозяйству чем помочь? – спросил он. – А то сегодня из-за погоды летал мало, силы осталось хоть отбавляй.

При этих словах Аня как-то нервно усмехнулась, но работу нашла, попросив поправить покосившийся плетень. Уйдя в сарай, вернулась оттуда с кувалдой и показала, где брать заготовленные для ремонта колья. Виктор принялся за дело. Под ударами кувалды колья легко входили в землю, потом он привязывал к ним плетень, выпрямляя. Работа спорилась быстро, и, хотя уже были сумерки, он рассчитывал успеть до темноты.

На шум из дома вышла пожилая женщина. Она была в грязной юбке и поношенной кофте, сильно сутулая. В сморщенных коричневых ладонях она держала младшего ребенка. Аня забрала у нее ребенка и ушла в дом, а женщина осталась сверлить Виктора неприязненным взглядом, наблюдая, как он работает.

Он обратил внимание, что вчера у Ани была такая же грязная юбка, как у свекрови, а сегодня она щеголяла в новой, чистой. Если это не случайно, то навевает на определенные размышления. Видимо, тяжко женщине без мужика. Он усмехнулся своим мыслям и решил, что выводы делать пока рано.

Вскоре вновь показалась Аня и о чем-то заговорила со свекровью. Виктор не слышал разговора, только короткие обрывки фраз, но было видно, что обе женщины злятся друг на друга. Они говорили пару минут, и старшая, злобно плюнув под ноги, ушла в дом.

В результате его работы плетень стал более ровный и выглядел куда как получше. Аня подсела рядом и помогла ему подвязать последний кол. Они случайно соприкоснулись руками и так и замерли. Она посмотрела на него снизу вверх, сглотнула и тихо сказала:

– Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить.

Она была так близко, что Виктор слышал, как бешено стучит ее сердце, и, несмотря на наступившую темноту, увидел в ее расширенных глазах очень странное выражение. Эта была какая-то гремучая смесь надежды и чего-то еще, непонятного, но знакомого.

Без лишних слов он принялся ее целовать. Губы у Ани оказались горячие, нежные, и она сразу задрожала, когда он ее обнял. Они целовались, сидя на корточках под плетнем. Близость женского тела, запах цветущих лип и поздней черемухи одурманил голову. Виктор захотел ее прямо здесь и сейчас. И плевать, что у нее двое детей и муж на фронте, что за стенкой дома невестку ожидает злая свекровь. Это не имело никакого значения.

Он судорожно принялся расстегивать на ней кофту, пытаясь добраться до груди. Под кофтой оказалось повязанное вокруг полотенце. Он сдвинул его вниз и наконец нащупал искомое. Груди у нее оказались большими, горячими и удивительно упругими. Раньше, в прошлой жизни, он никогда таких не встречал.

– Не здесь, не здесь, – зашептала Аня, когда он начал задирать на ней юбку, – увидят.

Она встала и, схватив его за руку, повела к большому сараю. Там оказалась непроглядная темень, сильно пахло свежим сеном и немного пылью. Виктор почувствовал, как ее руки расстегнули его брючный ремень и вовсю орудовали над пуговицами шаровар. Он тоже, путаясь в завязках, попытался снять с нее юбку, но никак не получалось. Аня тихо засмеялась его бесплодным попыткам и, шурша сминаемым сеном, скользнула в сторону, а Виктор обнаружил, что его шаровары и трусы уже находятся где-то на уровне лодыжек. Она принялась быстро раздеваться, бесстыдно обнажая белеющее в темноте тело, а затем, с довольным смешком, увлекла его вниз, на себя. Сено кололо голые ноги, ногти Ани царапали ему спину, но Виктор не обращал на это никакого внимания. Он наконец дорвался до женского тела.

Однако долго это не продолжилось. Через пару минут Виктор, захлестнутый удовольствием, захрипел и обмяк. Аня разочарованно протянула:

– Ну ты быстрый…

Снова зашуршало сено, и она принялась вытирать живот его шароварами.

– А бабы болтали, что летчики о-го-го… – в ее голосе сквозила обида, – а тут обычный скорострел.

Несмотря на блаженно разливающееся тепло удовольствия, Виктор почувствовал, что у него начинают гореть от стыда уши.

– Погоди ты, – хрипло ответил он, – сейчас наверстаю. Воздержание долгое было… – Виктор потянулся к ней, пытаясь снова подмять под себя, но Аня отстранилась.

– Стой, – прошептала она, – черт, да не шурши ты.

Она вслушивалась в окружающую темноту, а потом принялась суетливо одеваться.

– Вот же карга старая, – услышал Виктор ее недовольный голос. – Вот же неймется ей, кровопивце. Когда же она, прости господи, окочурится. Ты смотри, – тихо сказала она, – ты обещал. Я скоро вернусь. Обожди пока, только подальше отойди, в уголок.

Она подхватила охапку сена и быстро выскользнула из сарая. Виктор услышал скрипучий голос ее свекрови:

– Ты где шляешься, курва? Опять за кобелями ухлестываешь?

– Вам, мама, черти еще не мерещатся? Я сено скотине набирала. Сколько вы его корове положили-то? Может, вместо сена будете ей газету читать?

Сцепившиеся в сваре женские голоса стремительно удалялись. «А ведь рога у Анькиного мужа, видать, давно наросли, – подумал Виктор, – возможно, даже до призыва в армию. Слаба евонная жинка на передок…» Он взгромоздился на кучу сена в дальнем углу сарая и стал ждать, предвкушая повторение.

Разбудил его скрип давно не смазанных петель. Светлая фигура юркнула к нему в сарай и нерешительно остановилась на входе.

– Витя. Витя, ты тут? – услышал он Анин звенящий шепот.

– Тут. – Он завозился, потягиваясь спросонья. Аня скинула ночную рубаху на кипу сена у входа и, не закрывая дверь, пошла к нему. Освещенная пробивающимся в проем лунным светом, она казалась изваянной из белого мрамора богиней. Красивая, что называется, в теле, ладно скроенная. Темнота скрывала и дорисовывала все остальное.

Она подсела рядом, и Саблин почувствовал, как шаровары снова начали сползать по ногам. Груди ее дразняще мелькнули перед самым лицом Виктора, и затем Аня уселась на нем верхом. Замерла на несколько секунд, словно прислушиваясь к ощущениям, потом качнулась, раз, другой, и груди ее тяжело заколыхались в такт движениям.

– Ну, посмотрим, каковы нынче летчики, – сказала она на выдохе, и голос этот звучал, словно мурлыканье дорвавшейся до сметаны кошки…

* * *

…Вылет с самого начала складывался неудачно. Сначала, вскоре после взлета, засбоил мотор у Кузьмичева. Его «Як» очень уж плавно отвернул от группы и, оставляя едва видимый серый след, снижаясь, полетел к аэродрому. Потом повстречали двоих, очень уж наглых немцев-охотников. Эти два «мессера» сковали боем верхнюю пару из Шишкина и Саблина. И хорошо бы, если бы они просто закрутили воздушную карусель, когда ты можешь быть сбитым, но можешь и сбить сам. Нет, немцы хотели действовать наверняка, без лишнего риска, вовсю используя преимущество своих машин в скороподъемности. Они атаковали сверху, на большой скорости и так же стремительно уходили обратно. Уклоняться от этих атак не составляло большого труда, но они были уж слишком частыми. Чуть зазеваешься, и тут же получишь жменю стали и свинца. Догнать их на горке на «Яке» было невозможно. Мало того что советские истребители уступали вражеским на вертикали, так немцы, разогнанные на пикировании, имели куда большую скорость. Виктор попытался было один раз догнать особо наглого противника, когда тот атаковал Шишкина. Разогнав истребитель, он потянул вслед за «Мессершмиттом» вверх, но вскоре бросил это гиблое дело. Догнать на горке не получилось – враг, удаляясь, стал немного уменьшаться в размерах. На Виктора тут же принялся пикировать второй «мессер», и ему сразу стало не до атак, свою бы шкуру спасти. Хорошо еще, что Шишкин встретил этого «мессера» на горке и атакой в лоб заставил отвернуть. Вдобавок ко всему двигатель на истребителе Саблина начал плеваться маслом, и вскоре козырек кабины покрылся мутной пленкой, сильно мешающей обзору.

Вдвойне обидно Виктору было то, что основные силы ничего не предпринимали для того, чтобы им помочь. Три наших истребителя барражировали ниже и далеко в стороне, виднеясь на фоне неба маленькими черточками. Для Виктора было непонятно, почему они так спокойно там летают, когда верхняя пара ведет бой. Ведь, казалось бы, что сложного набрать высоту и самим атаковать? Но, видимо, для штурмана полка, капитана Крапивина, это была все-таки непосильная задача… В конце концов, плюнув на все, Виктор качнул Игорю крыльями и увел пару под прикрытие основной группы. Однако легче от этого не стало. Немцы ушли наверх, а затем опять принялись атаковать, не давая паре Виктора набрать высоту. Звено Крапивина так и летало рядом, на установленной высоте, видимо, сохраняя выгоднейшую для патрулирования скорость. Скоро Саблина уже трясло от злости. Он злился на своих однополчан, спокойно летящих в стороне, злился на свой собственный истребитель, который не мог на равных тягаться с вражескими. Злился на немецких летчиков, которые, вместо того чтобы лететь по своим делам, раз за разом бросали свои истребители в пике, атакуя. Было сильное желание сломать этому капитану после посадки ноги, немцев сжечь живьем, а «Як» разбить на хрен. Но на деле об этом оставалось только мечтать.

К счастью, «мессеры» вскоре отошли на запад, видимо, заканчивалось топливо. Виктор тоже прильнул к плексигласу фонаря, пытаясь разглядеть показания топливомеров и матеря фантазию конструктора, догадавшегося разместить их в крыльях. Бензина оставалось мало, в бою, на повышенных оборотах двигателя, он расходовался особенно быстро. Согласно приказу, Саблин должен был патрулировать еще пятнадцать минут, вот только в этом случае горючего на обратный путь скорее всего могло не хватить. Он снова огляделся. Небо было чистое, только ниже, на фоне редких косм облаков, проплывала тройка «Яков» основной группы. Решение оставалось одно – уходить домой. Он снова качнул крылом Игорю, и два «Яка» отвернули на восток, навстречу аэродрому.

– Ну что, Жорка, – сказал он своему механику после посадки, – хреново работаешь. Опять масло гонит, вон, весь козырек заляпало…

– Товарищ командир, – несмотря на загар, Жорка умудрился покраснеть, – да я только вчера новый сальник поставил.

– Ну ты тогда посмотри, чего оно. – Виктору было некогда разговаривать, у КП уже маячила фигура комполка, и пора было спешить на доклад.

Дорохов дожидался на новом КП, сидя за переносным столиком в тени кустов сирени. Комполка давно облюбовал это место, предпочитая простор тесной землянке, отсюда открывался прекрасный вид на весь аэродром и окрестности. Полк оказался под постоянным колпаком недреманого командирского ока и часто с КП доносился матерок Дорохова, костерившего кого-то на стоянке или в небе. По его указанию там недавно установили радиостанцию, подвесив раструб динамика на вкопанный рядом столб, и подвели телефоны…

– Где остальные? Почему вас только двое? – Ледяной тон Дорохова не предвещал ничего хорошего. – Я вас по радио вызывал, почему Крапивин молчит?

– Вели бой с «мессерами», топливо вышло. Группа бой не вела, продолжает патрулирование, скоро должны вернуться.

– Это как? – брови командира удивленно взлетели верх. – Что за ерунда?

– При патрулировании были атакованы парой «Мессершмиттов». Дрались с ними минут двадцать, те сверху атаковали, мы за ними не вытягивали.

– А почему под группу не ушли? – комполка посмотрел на часы и хмыкнул. – Чем остальные занимались? Команды по радио слышали? ВНОС передавало, что севернее немецкие бомбардировщики прошли, я вас минут пять вызывал…

– Ничего по рации не слышал, – ответил Виктор, а Игорь отрицательно замотал головой. – Наши были далеко в стороне и сильно ниже. Если бы они хотя бы к нам поднялись или на стороне в высоту полезли, а так… Мы потом к ним спикировали, но без толку. Хоть бы помогли, ведь видели, что мы бой ведем. Не буду я больше с Крапивиным летать…

– Слышь, умник, – командир начал багроветь, – ты мне еще тут поговори. Каждая сопля будет решать, с кем ему летать, а с кем нет. Прикажу – с утюгом полетишь и без парашюта прыгнешь. Ясно? Идите с глаз моих… Сергей Яковлевич, – окликнул он проходящего инженера полка, – проверьте остаток топлива на машинах Саблина и Шишкина и пришлите механика, пусть снова радио настроит. И еще, пусть каждый день с утра проверяет настройку. А то ерунда какая-то…

Отходя, они услышали фразу командира про топливо, и у Игоря на лице заиграли желваки. Он сердито плюнул под ноги, пошарил по карманам, ища портсигар, и негромко спросил:

– Это что же, выходит, не верят нам?

– Не знаю, – Виктор и сам был удивлен фразой комполка, – похоже на то. Да черт с ним, пускай проверяют, один хрен у нас баки почти сухие. Вот чего наши в бой не полезли, я никак не пойму.

– Козлы, – резюмировал Игорь, и друзья в ожидании нового вылета пошли отдыхать. Однако едва они уселись в тени, в компанию остальных летчиков эскадрильи, как вдалеке послышался гул авиационных моторов, и вскоре над аэродромом появилась тройка «Яков». Это наконец-то вернулась с задания основная группа. У Виктора отлегло от сердца. Если бы немцы сбили кого-то из этой тройки, то их с Игорем потом затаскали бы, и попробуй докажи, что ты не верблюд. Вернувшиеся «Яки» пошли на посадку, и только тут Виктор увидел, что у одного из них торчит выпавшая нога шасси. Вели воздушный бой? В ожидании неприятностей засосало под ложечкой.

Два истребителя сели нормально, а вот третьему не повезло. При посадке выпавшая нога сложилась, самолет уткнулся крылом в траву, и во все стороны брызнула разбитая в пыль земля, мотор захрипел и замолчал. Спустя секунду сложилась и вторая стойка шасси, «Як» заскользил на брюхе и вскоре остановился, подняв огромное облако пыли. Когда пыль рассеялась, они увидели живого и невредимого Авдеенко, растерянно выглядывающего из кабины.

– Опять комиссар на пузо сел, – сказал Шишкин, – наверно, по привычке…

– Ага, – подтвердил Виктор, – еще пару таких посадок, и Авдеенко станет большим специалистом в этой области. Будет с гастролями по фронтам ездить, показывать.

– Отставить разговорчики. – Хашимов вступился за своего комиссара. – Сами бы не лучше сели.

Авдеенко, комиссара их эскадрильи, друзья дружно не любили, и было это взаимно. Он был очень уж наглым и хамоватым, что никак не соответствовало ни его летным навыкам, ни занимаемой должности. Неприязнь их началась еще в Саратове, когда они только прибыли в полк. Там в первый же день Авдеенко на правах старшего по званию попытался забрать у Виктора трофейные очки. Дело едва не окончилось мордобоем, но вмешался Хашимов, и инцидент замяли. Однако осадочек у сторон, как говорится, остался. На другой день в полку выполнялись тренировочные вылеты, и Виктору выпало провести учебный бой именно с Авдеенко. Он не знал, было ли это случайно или комиссар специально все так подстроил, чтобы наказать строптивого новичка. Но бой состоялся, и Авдеенко на глазах всего полка был позорно бит. За полчаса боя они пять раз сходились в лоб и после пытались перекрутить друг друга, и все пять раз Виктор быстро заходил противнику в хвост и висел там как привязанный. Спустя пару дней комиссар как-то выступил перед комполка с инициативой отобрать у Виктора с Игорем неположенные им регланы, однако Дорохов подобное рвение не одобрил, и Авдеенко снова потерпел фиаско. Сейчас, на фронте, он притих, но Виктор был уверен, что пакости от него еще последуют. Не тот это человек, чтобы забывать обиды.

К непривычно лежащему на земле самолету уже потянулся аэродромный люд. Хашимов ушел первым, за ним двинулись и остальные летчики.

– Чего ты расселся, пойдем тоже посмотрим? – обратился Игорь к неподвижно сидящему Виктору. – Заодно сходим, послушаем, что Крапивин на разборе полетов скажет.

– Не, не хочу. Я лучше посплю часок. Чего-то ночью не выспался.

– А чем это ты ночью занимался, что до сих пор улыбка на пол-лица и засос на шее? Гы-гы-гы. Отжарил ее? Давай, рассказывай…

– Сам ты отжарил. Я делом занимался. – Виктор сложил реглан, улегся и положил его под голову как подушку. – Налаживал связь между фронтом и тылом.

– И сколько раз ты ее наладил? – казалось, что от улыбки у Игоря сейчас треснут щеки.

– Я не помню. – Виктор зевнул и накрыл лицо пилоткой. – Раза четыре… или пять. Связь хорошая, устойчивая… сегодня, наверное, снова пойду…

Через час его растолкали, и пока летчики шли на КП и ждали командира, Игорь успел рассказать ему последние новости.

Оказалось, что Крапивину в вылете стало плохо. Настолько плохо, что после посадки он едва выбрался из кабины и его сразу отвезли в лазарет. На обратном пути тройку «Яков» внезапно атаковала пара «мессеров»-охотников, но стреляли они неточно и сумели повредить только истребитель Авдеенко.

– Тот на разборе на нас начал выступать, мол, мы группу бросили, – шептал Игорь, недобро поглядывая на сидящего невдалеке комиссара, – так командир его матюгами укрыл. У нас на «Яках» баки почти пустые были. С твоего слили литров тридцать, а с моего едва два ведра набралось…

…Виктор лежал на мягкой перине, блаженствуя. Рядом, ткнувшись грудью в бок и задумчиво водя кончиками пальцев по его животу, лежала Аня. Женские волосы щекотали шею, его левая рука, служившая ей подушкой, сильно затекла, но он не обращал внимания. Было хорошо, ночной воздух потихоньку охлаждал разгоряченное тело, и сон все сильнее смыкал свои объятия.

Аня внезапно зашевелилась и громко зашептала:

– Вить, а Вить, ты не спишь? – Не дождавшись ответа, она затеребила его плечо и, поднявшись на локте, требовательно заглянуло в лицо: – Ну Вить…

– Чего тебе? – Виктор открыл глаза. «Если она хочет еще раз, то к черту, сколько же можно, – раздраженно подумал он, – завтра летать, а я опять буду как зомби ползать. Так и накрыться недолго».

Но она не приставала, как обычно, а, глядя в лицо, жалобно спросила:

– Вить, а дальше что будет?

«Это она о чем? Неужто хочет за меня замуж? – удивленно подумал он. – Ни фига себе! Вот это фантазия у бабы! Да ее полдеревни перетрахало. У мужа на фронте никакая каска на голову не налезет, там уже не рога, а Царь-рога. Любой лось от зависти удавится». Однако озвучивать это он не стал, лишь немного подозрительным тоном поинтересовался: – Ты о чем?

– Фронт-то близко, – грустно сказала она, – немцев сюда снова пустите или дальше погоните? – Аня пристально вглядывалось в его лицо, при этом глаза у нее были чем-то похожи на коровьи, такие же добрые и глупые.

Виктор думал недолго. В конце концов, от этой женщины он получал только ласки, и молчать сейчас было бы черной неблагодарностью.

– Если есть куда идти – уходи. Запрягай в телегу корову, хватай детишек, свекруху и уходи. Только идти нужно сразу за Волгу. Если там нет никого, то тяжко придется, если есть родня, то зиму перебедуете и весной обратно вернетесь. Времени на это неделя. Это самое большее.

– За Волгу, – ахнула она, – как же так? Откуда ты знаешь такое?

– Да вот так. Мы, летчики, много знаем. Только ты не трепись, а то посадят обоих. Скоро тут немцы будут. Потом мы их прогоним. Совсем прогоним, но с полгода они тут пограбят. Так что если идти некуда, то прячь, что осталось.

– Ох, горюшко-то какое, – вздохнула Аня, – за что же беда такая? – Она снова улеглась рядом, что-то тихо бормоча себе под нос, прикидывая, что же ей дальше делать. Под это бормотание Виктор уснул…

Солнце едва показало свой край, когда сонные летчики торопливо шли к аэродрому. Шли молча, лишь тяжело бухали сапоги по утоптанной траве, да богатырские зевки нарушали утреннюю тишину. Над степью витала серая дымка, в балках висели редкие клочья тумана. Утренняя прохлада заставляла поеживаться, напрочь отбивая сон, но и говорить никому не хотелось. Наконец начала просыпаться оставшаяся позади деревня. Послышались голоса перекликающихся хозяек, рев скотины, защелкал кнут пастуха. Начинался новый день войны, со своими страхами и надеждами. Люди просыпались, чтобы провести его в окружении повседневных рутинных хлопот или смертельной опасности. Кому что доведется. Кому-то весьма повезет, и нынешним вечером он будет любить мягкую жену на семейной кровати. Кто-то будет засыпать в тесной прокуренной землянке, под храп однополчан и редкую перестрелку. Кто-то, проснувшийся утром полным сил и надежд, не увидит захода уже никогда.

Вскоре пшеничное поле кончилось, и начался аэродром. Он тоже пробудился ото сна, взревывали опробуемые двигатели, суетились техники, проводя регламентные работы, царила обычная аэродромная жизнь. У крайнего капонира, наполовину затянутый маскировочной сетью, стоял истребитель Шишкина. Раскапотированный, со снятым винтом, он напоминал не боевой самолет, а огрызок. Техник, весь серый от усталости, заголив по локоть руки, бренчал в ведре с бензином сливными краниками, промывая. Лицо Игоря разочарованно вытянулось, видимо, он рассчитывал, что за ночь на его истребитель успеют поставить новый мотор.

На утреннем построении Дорохов в очередной раз в хлам разнес инженерно-техническую службу. Как полагал Виктор, было за что – из восемнадцати остававшихся в полку самолетов исправными были только десять. Плохая организация работы техников была налицо. С другой стороны, количество заводского брака и недоделок просто зашкаливали. Добрая половина полка были свидетелями, как в Саратове во время приемки самолетов старший техник первой эскадрильи на спор нашел в новеньком, только с завода, истребителе семьдесят недоделок и неисправностей. Такое было качество советского авиапрома. Вдобавок основная часть техсостава были недавними выпускниками ШМАСов и имели крайне мало опыта. Тем не менее орал командир долго и стращал страшно. К концу его монолога и Сергей Яковлевич – инженер полка, и подчиненные ему технари имели вид жалкий и напуганный.

После построения летчики собрались на КП, ожидая указаний и очередности вылетов. Дорохов после утреннего разноса, видимо, еще не выпустил весь пар, ронял слова, словно свинцовые блямбы:

– Я приказывал… в вылетах использовать радиосвязь. Почему… в эфире тишина? – Он показал рукой на торчащую на столбе тарелку репродуктора. – Это прямая обязанность… ведущего группы, руководить по радио подчиненными… руководить боем. Вы два раза мяукните… и тишина. Буду наказывать. Вяло… вяло деретесь. На весь полк три-четыре агрессивных летчика. И это не всегда командиры. Вчера… вторая эскадрилья вела бой с «Юнкерсами». Почему… никого не сбили?

– Тащ майор, – вскочил щеголеватый старший политрук Евсеев, командир второй эскадрильи, – не было возможности прорваться. «Мессеры» сковали боем, не дали атаковать.

– Я об этом и говорю. – Дорохов поморщился, и Виктор понял, что этой ночью командир не спал, очень уж измученный был его вид. – Была плохая организация. И это ваша прямая вина, товарищ Евсеев… и ответственность за нее будете нести вы. Вас пара «мессеров» сковала боем. Пара! А вас было шестеро… Я весь ваш бой слушал… только почему-то не слышал. Не было управления… не было маневрирования парами и звеньями… не было руководства. Это, товарищи, не годится. Или выводы сделаете вы… или их сделаю я.

Командир немного помолчал, оглядел притихших летчиков и продолжил:

– По сегодняшним делам: Евсееву двумя экипажами провести разведку войск противника по маршрутам… – Он говорил названия городков и деревень, отщелкивая их, словно метроном, после добавил: – потом у начштаба уточните. Одно звено пусть ожидает в готовности номер два. Только что пришел приказ из дивизии, разведка обнаружила большое скопление танков, по ним будут работать «Илы». Хашимов, это задача вашей эскадрилье, обеспечите шестью экипажами прикрытие.

– У нас только пять исправных «Яков», самолеты Лукьянова, Шишкина и Авдеенко до сих пор в ремонте.

– Возьмете «Як» из звена управления. Но не мой. Немцы сейчас активизировались, так что, думаю, будет жарко, пусть идут более опытные летчики: Саблин, Кузьмичев, Шишкин, Лукьянов и Авдеенко. Вылет примерно через полчаса. «Илы» должны появиться над нашим аэродромом, как пролетят – взлетайте следом. Идите выше их метров на четыреста-пятьсот. Не забывайте про эшелонирование. Пусть пара Саблин – Шишкин идет сверху, метров на пятьсот выше группы. Они на этом уже собаку съели…

Тяжело груженные «Илы» шли неторопливо и весьма низко, Виктору сверху казалось, что они вот-вот зацепят землю своими винтами. Неторопливость объяснялась вооружением – под крыльями у штурмовиков висели выливные авиационные приборы – ВАП, длинные трехметровые трубы, похожие издалека на канализационные. Заряженные белым фосфором и залитые водой для безопасности, они были страшным оружием. Только вот неизвестно, кому было страшнее, немцам, на которых с неба проливался негасимый фосфорный дождь, или пилотам «Илов». ВАПы очень сильно снижали скорость штурмовиков, а о противозенитных маневрах и оборонительных «ножницах» можно было забыть. Вдобавок максимальная высота сброса фосфора составляла метров двадцать, что позволяло обстреливать «Илы» всем, что можно, вплоть до табельных пистолетов.

Танковая колонна фашистов обнаружилась быстро, по густому облаку пыли. Была она большая, наверное, с батальон танков и до сотни машин сопровождения. К тому же она оказалась весьма неплохо прикрыта ПВО, и идущих в атаку штурмовиков встретило буквально море огня. Кем считали себя пилоты «Илов», Виктор не знал, но сам полагал их смертниками с железными яйцами. Большого мужества требовалось, чтобы вот так, на бреющем, идти навстречу плюющейся огнем и свинцом смерти.

Под ураганным обстрелом строй «Илов» распался. За одним из штурмовиков потянулся густой белый шлейф. Поврежденный «Ил» начал подниматься было вверх, как вдруг вспыхнул, завалился на крыло и упал. На месте его падения поднялось большое облако белого дыма – горел фосфор. Однако остальные прорвались к цели, и теперь белое облако накрыло уже колонну. Земля сразу превратилась в филиал ада и скрылась в клубах дыма. Черный чад горящей резины и бензина смешивался с пылью и дымом от фосфора и почти скрыл цель. «Илы» носились над этим облаком, поливая огнем расползающиеся в стороны букашки машин и танков, свинцом и сталью мстя за погибшего товарища. С колонны пробовали огрызаться, но уже как-то вяло.

Неожиданно, чуть в стороне Виктор увидел летящую мимо тройку «лаптежников» «Ю-87». Видимо, для немецких пикировщиков такая встреча с русскими истребителями тоже оказалась неожиданной, они резко, со снижением, рванули в сторону и исчезли в дымке. С севера, значительно выше, показалась восьмерка наших двухмоторных бомбардировщиков «Пе-2». Виктор сразу узнал их по характерным хвостам с двумя килями. «Как-то тесновато в небе стало», – подумал он. Штурмовики уже закончили свои атаки и теперь собирались домой, выше них, с большим интервалом между парами, летела четверка «Яков» основной группы. Все было спокойно, никаких немцев. Еще пятнадцать минут полета, и они будут дома…

– Саблин, вы под атакой! Саблин, уклоняйтесь! – голос Хашимова зазвучал тревожным набатом. Виктор суетливо оглянулся и оторопел, четверка «пешек», немного растянувшись по высоте, пикировала на их пару. Увернулись они с Игорем в последнюю секунду, уйдя переворотом вниз. Пешки проскочили совсем рядом и продолжили пикирование на основную группу, Виктор увидел у них на крыльях кресты. Сверху пикировала еще одна четверка. Они с Игорем снова уклонились от атаки, однако в этот раз враги разделились. Пара насела на Игоря с Виктором, а другая спикировала вниз. «Да это же не «пешки», – запоздало подумал Саблин, – это сто десятые «Мессершмитты», тяжелые истребители. Вот это влипли…».

Бой принял характер безобразной свалки. Эфир сразу оказался забит матюгами и командами Хашимова, пытающегося управлять группой. Внизу носились «Мессершмитты», мелькали юркие силуэты «Яков», загорались огоньки пушечных и пулеметных трасс. Вверху дела обстояли неважно: истребитель Шишкина куда-то пропал, и теперь пара немцев атаковала Виктора. Один из них висел сзади, постреливая, второй падал сверху на скорости и тут же уходил обратно. Виктор попытался стряхнуть с хвоста назойливого противника, но это не удавалось. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, «мессер» держался цепко, и едва Виктор начинал от него отрываться, как падающий сверху второй противник тут же восстанавливал статус-кво. Положение спас Шишкин. Виктор увидел, как его истребитель вынырнул откуда-то снизу и, стуча пулеметами, погнался за уходящим вверх сто десятым. Второй по-прежнему висел у Саблина на хвосте, его хищный нос, с нарисованной там осой, был довольно близко. Решив долго с ним не возиться, Виктор ушел в вираж, полагая, что тяжелый истребитель неминуемо отстанет. Однако фашист почему-то так не думал, охотно последовал следом и вскоре начал догонять. Саблин тянул ручку изо всех сил, с оконцовок крыльев его «Яка» уже срывались белые жгуты воздуха, но желто-черная оса не отставала. Он не понимал, в чем дело: тяжелый истребитель должен иметь худший вираж, это как азбука, однако на деле получалось иное. Нос фашиста озарился вспышками, и воздух в считаных сантиметрах от «Яка» загудел, раздираемый свинцом. Сразу вспомнилось табличное носовое вооружение фашиста в две пушки и четыре пулемета, и стало грустно – зацепит хоть краем и конец. Понимая, что жизнь повисла на волоске, Виктор отжал ручку управления и, немного разогнавшись, резко потянул вверх. «Як», лишенный скорости на вираже, набирал высоту неохотно, трясся и в любую секунду готов был сорваться в штопор. Но это было спасение. Немец, так ловко перекрутивший его в вираже, пошел за ним вверх следом и теперь беспомощно завис без скорости, метров на двести ниже.

Боясь поверить своему счастью, Виктор плавно, боясь срыва, переложил самолет на крыло и упал на своего противника сверху. Но тот сдаваться не собирался. Осознав свою ошибку, вражеский летчик начал опускать нос, набирая скорость, его стрелок зашелся в истошной очереди, рискуя расплавить ствол, но было поздно. Разрывы ШВАКовских снарядов заплясали на крыле у «Мессершмитта», и тут же показались оранжевые язычки пламени. «Мессершмитт» наконец-то разогнался вниз, уходя на запад, но одно крыло у него пылало, разгораясь все сильнее. Через несколько секунд, видимо, взорвались баки, сильно пыхнуло, и сто десятый закувыркался вниз.