Текст книги "«МиГ»-перехватчик. Чужие крылья"
Автор книги: Роман Юров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Хорошо, Витя, хорошо, – голос комэска все еще подрагивал, однако в нем слышалось удовлетворение. – Одного зажгли. Давай за мной, не отставай, забираем вправо вверх. Вадим, как у вас дела?
– Командир, мессы отстали, отходят на юг.
– Хорошо. Давайте тута вверх, будете нас вытаскивать…
Позади устремившейся вверх пары МиГов отвесно падал горящий мессершмитт. Виктор увидел это мельком, осматриваясь. Красивое зрелище, ради которого и живет летчик истребитель – смазанная ветром, полоса жирного черного дыма и рождающий ее, алеющий пламенем вражеский самолет. Немецкие летчики не ожидали этой атаки. За несколько секунд они сами превратились из охотников в дичь и теперь, деморализованные видом своего горящего истребителя, спешно выходили и боя. МиГи развернулись на горке и устремились вниз, заходя в лоб второй группе самолетов. Теперь Виктор рассмотрел их повнимательнее, девятка двухмоторных машин, выстроившись клином звеньев, стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах. Выше их и чуть впереди, мелькали две черточки – мессера прикрытия, в стороне набирала высоту первая тройка врагов.
– Витя смотри тута, – голос командира эскадрильи был хриплый, напряженный, – сейчас атакуем бомбардировщики РСами в лоб, ориентируйся по мне, бей залпом но не увлекайся. Потом уходим вниз, правым разворотом. Вадим, вы нас чистите. Как принял?
– Принял, – голос Петрова тонул в треске помех.
Виктор нацелился на ведущего фашистских бомбардировщиков. Самолеты сближались на большой скорости и враг стремительно рос в прицеле. Как только под крыльями шубинского мига полыхнуло, он сразу нажал кнопку пуска РС. Дымные кометы устремились в сторону врага, что-то вспыхнуло, вокруг бомбардировщиков расцвели дымные шапки разрывов. Он закричал от радости, видя, как один из снарядов попал прямо в ведущего фашистских бомбардировщиков. Взрывом тому оторвало плоскость и теперь, горящая машина кувыркалась к земле. Оторванное крыло бомбардировщика тоже горело и плавно вращаясь, как падающий лист, падало следом. Это все он увидел мельком, картина явилась на мгновение и пропала под капотом самолета, чтобы навсегда остаться памяти.
– Командир, вас атакуют, ук… – дальнейшего Виктор не услышал, все утонуло в шуме эфира. МиГи синхронно перевернулись и устремились вниз, уходя из под атаки. Перегрузкой его придавило к сиденью, в глазах помутилось. Когда отпустило, он увидел как впереди, чуть выше, бомбардировщики сбрасывали бомбы в чистое поле, торопливо разворачивались, ложась на обратный курс, однако одно звено упрямо шло к цели.
– Проскочили немцы, – донесся голос Вадима, – проскочили, вверх лезут.
– Прикрывай, тута, – даже сквозь треск помех, в голосе комэска слышалась усталость. Мы это звено атакуем. Витя, разгоняемся и сзади-снизу…
Бомбардировщики неторопливо приближались, ощетинившиеся пулеметными стволами, в бело-серых разводах камуфляжа они производили устрашающее зрелище. Судя по силуэтам, это были пикировщики Юнкерс-88 – весьма серьезная машина. Истребители, на скорости провалились уже почти под своих врагов, и тут Шубин резко рванул свою машину вверх, нос его истребителя на секунду озарился вспышками, посылая свинец в беззащитное брюхо бомбовоза. Это длилось меньше секунды, затем он отвернул и, пользуясь громадным преимуществом в скорости, выскочил вверх, занимая позицию над врагами. Виктор повторил его маневр, однако скорректировал, стараясь стрелять в правый двигатель бомбардировщика. Он увидел, как короткая трасса снизу вверх ткнулась в мотор, затем его машина затряслась, попав в воздушную струю и вот он уже рядом с комэском, разворачивается на атакующую их тройку мессеров.
В лоб фашисты не пошли, отвернули, ну тут же Виктор едва не стал жертвой свалившейся сверху другой пары врагов. В последний он момент заметил приближающуюся желтоносую тень и свалил истребитель в штопор, уходя из под атаки. Однако на этом неприятности не кончились, выпрямив машину, он обнаружил у себя на хвосте еще одного мессера, этот сбрасываться не пожелал, вцепился словно клещ. Понимая, что еще немного и его расстреляют, рванул машину вниз, уходя в ранверсман и в нижней точке, резко ушел в размазанную бочку. Мессер проскочил вперед и едва сам не превратился в жертву. Виктору не хватило немного скорости, чтобы довернуть и расстрелять драпающего фашиста. Он суматошно озирался, пытаясь найти своего ведущего. Рация молчала, слышался только невыносимо громкий треск помех, он мешал, вызывая головную боль. Ведущего не было видно, одна пара мессеров ходила слева, в стороне, в паре сотнях сотне метров выше, пронеслось звено юнкерсов, с открытыми бомболюками. За ведущим самолетом тянулся темный шлейф дыма, еще выше, разворачивалась пара МиГов для атаки.
– Все-таки разогнали гадов, – мелькнула у него мысль, от этого стало немного легче, все таки атаковать бомбардировщика со скудным вооружением МиГа – занятие не самое приятное. Виктор продолжил поиски и вскоре нашел своего командира. Тот оказался слева ниже, он гнался за мессом, не видя, что ему в хвост уже заходит другой. В отчаянии, Саблин резко довернул, заходя в атаку и видя, что уже не успевает, принялся обстреливать противника издалека. Тот, на стрельбу не реагировал, решительно сближаясь, однако комэск резким маневром увернулся от его атаки и полетел навстречу Виктору. Нос его самолета озарился вспышками, трассы потянулись к машине Саблина, уходя куда-то за хвост. Он похолодел от страха, уводя истребмтель в сторону – его собственный командир решил его убить. Однако сзади, внезапно появилась уходящая в сторону пара мессеров. Шубин стрелял по ним.
– «Вот раззява, прозевал», – огорчился Виктор, – «за малым не срубили». Он пристроился к ведущему, сразу стало спокойно и как то надежно – в паре с комэском он себя чувствовал как за каменной стеной.
Он отбили еще одну атаку и, в это время, бой закончился. Петров и Шишкин, находящиеся уже выше всех, атаковали верхнюю пару мессершмиттов и сбили самолет ведущего. Виктор увидел, как один из мессеров, практически отвесно пикирует к земле. За ним тянулся едва видимый белесый след, однако ни дыма, ни огня видно не было. Так он и воткнулся, оставив на земле маленький алеющий куст пламени. Остальные противники, видя такой исход, сразу вышли из боя, дымя форсируемыми моторами, они со снижением ушли на юг. Гоняться за ними не было ни желания, ни сил. К тому же у пары Вадима явно кончалось горючее. Они покачали крыльями и заторопились на юго-запад, домой.
На душе у Виктора все пело от радости. Еще бы, такой бой, дрались в явном меньшинстве и победили, причем как победили – сбили троих, нескольких врагов подбили, а сами живы и здоровы. «Хотя», – оборвал он себя, – «чего радуешься? Ведь тебя самого за малым не сожгли, у немцев, сколько было случаев, чтобы срубить незадачливого ведомого? Повезло… нажми вражеский пилот на гашетки пораньше и все, кто знает, что бы случилось?»
А на станции, продолжалась работа, выгружали военную технику, людское пополнение. Большинство из тех, кто сейчас был внизу, наверно не догадывался, что бомбардировщикам оставалось всего несколько километров до цели. Что было бы, отбомбись они по станции – страшно представить. Сверху хорошо было видно, что людей там много. Натворили бы дел.
Когда время патрулирования уже истекало, и они увидели сменщиков – тройку МиГов из первой эскадрильи, Шубин решил немного схулиганить. Резко снизившись, на высоте метров пятьдесят, они прошли плотной парой прямо над станцией. Скорость была километров шестьсот, Виктор шел чуть ли не впритирку к ведущему, внизу все мелькало, сливаясь в бело-серую полосу, однако он готов был поклясться, что их там приветствовали, махали руками и кидали в небо ушанки. Это было приятно. Это было чертовски приятно, он раньше себе и представить не мог, что может быть настолько хорошо. Эйфория победителя смешивалась с радостью за успешно проведенный бой. За то, что, несмотря на все страшилки, немцев можно бить и бить хорошо. И что он сделал свою работу – летчика истребителя, настолько хорошо сделал, что душа поет. И еще много-много людей радуются твоему мастерству.
На стоянке их уже ожидал комиссар полка, поздравил с успешным боем, долго тряс руку Шубину, Виктору тряс куда меньше. При этом незнакомый лейтенант из БАО, несколько раз фотографировал этот момент. Потом техники, под руководством того же комиссара принялись было Шубина качать, тот отбивался, однако безуспешно. У Виктора эта картина вызвала какое то отторжение своей приторностью, это было неискренне, неправильно. Он незаметно отошел за капонир и, приложив к гудевшей голове снег, уселся на пустую топливную бочку. Это помогло, боль в висках, отпустила, стало легче. Тут его и нашел Шишкин.
– Ну как ты? – он уселся радом, достал из кармана комбинезона жменю жареных семечек, протянул Виктору: – Держи!
Помолчали, заплевывая снег черной кожурой.
– Хороший бой, – нарушил молчание Игорь: – Я в таком в первый раз участвую.
– Хороший, – подтвердил Саблин, – присунули фрицам по самые помидоры. У тебя машина целая? У меня две дыры в плоскости. И бомбер бескрылый скорее все мой, хотя тут не докажешь без фотопулемета.
– Побили меня крепко, еле сел, теперь надолго в ремонт. Вадим с Нифонтом на разведку полетел, его самолет как раз починили. Но зато второй истребитель точно мой, но это будет начальство решать, кому сколько. – он усмехнулся. – А бой хорош был, за такой может и орден кому дадут.
– Ха, орден, – Виктор криво улыбнулся, – бойцу за атаку – хрен в сраку, санитарке за… слышал такое?
– Я не слышал! И мне очень интересно, откуда это мог услышать ты? – Шишкин стал очень серьезным, его зеленые глаза буквально сверлили Виктора.
– Тю на тебя, – Виктор делано улыбнулся, – что еще за теория заговора? Мужики болтали…
– Какие еще мужики, Витя? Что вообще с тобой происходит? Ты сам на себя не похож в последнее время, словечки эти…
Виктора спасло появление Шубина. Комэска выглядел смертельно уставшим, однако напора не растерял
– Саблин, чего тута, со снегом сидишь? Птичья болезнь одолела?
– Да нет, Дмитрий Михайлович, наверно радио расстроилось, такой треск стоял… я половину боя никого не слышал, только треск. Теперь вот маюсь.
– А… надо будет Гольдштейна отпороть, а что по бою думаешь?
– Думать надо. Ошибок наделал много, едва не сбили. Но, по-моему, немцы просто не ожидали такого сопротивления.
– Почему, тута, так решил?
– Я не знаю точно, но скорее всего они считали, что дерутся с двумя разными парами, а не с четверкой. Поэтому второго мессера и сбили.
– Это ты правильно заметил. Ладно, пошли мемуары писать, после подумаем. Нам сейчас еще лететь на разведку, под Таганрог. Давай тута, я механиков накрутил, чтобы торопились, темнеет скоро, надо успеть…
Вечерело, погода ухудшалась на глазах. Ветер уже утих, но редкая размытая облачность закрывала солнцу, мешая обзору. Чем ближе подходили к Таганрогу, тем облака становились плотнее, прижимали сильнее к земле, приходилось идти на высоте метров семьсот. Виктор вспомнил свой первый вылет, летел как теленок, ничего не зная и не умея. Сейчас было куда лучше, осматривался уже почти рефлекторно, на приборы смотрел редко, чувствуя самолет буквально «задницей». Головная боль уже прошла, да и Гольдштейн успел отрегулировать радио, и скупые команды Шубина слышались четко, без треска.
Над Таганрогом их встретили неласково, сразу несколько батарей открыли огонь по самолетам, разрывами превратив и без того темный день в ночь. Однако они разведали почти пустой аэродром, и, наблюдая взлет дежурного звена фашистских истребителей, быстренько повернули обратно. Драться с четверкой немцев, пусть даже с превышением по высоте, когда по тебе долбит столько стволов – занятие для самоубийцы.
Дальше случилось страшное. Когда они уже почти вышли из-под обстрела, зенитный снаряд ударил в крыло самолета Шубина. От взрыва истребитель перевернуло, крыло моментально охватило пламя и горящая машина, ускоряясь, устремилась вниз. Виктор, оцепенев, смотрел во все глаза за катастрофой. Однако, недалеко от земли, пламя неожиданно погасло, истребитель вышел из пикирования и нехотя, странно подергивая крыльями, принялся медленно набирать высоту.
Виктор не верил своим глазам, он уже успел мысленно проститься с комэском, но видно зря. Подлетел вплотную, разглядывая повреждения. Они ужасали, в правом крыле зияла громадная дыра, площадью, наверное, около квадратного метра. На фюзеляже, внизу за крыльями, чернела вторая, поменьше.
– Что там, Витя? – раздался отчаянный голос Шубина. Сам он, с белым, как мел, лицом, вцепился в ручку управления и с трудом вел искалеченную машину. Виктор, знаками, показал ему на дыру в фюзеляже.
– Ясно, рули высоты не работают, на триммерах еле-еле набираю, крутит, тута, его постоянно.
Это было видно и без комментариев, истребитель комэска норовил завалиться на продырявленное крыло, Шубин пытался его выправить, заставлял лететь ровно, но это было безуспешно, он все равно заваливался. Поэтому самолет летел словно вразвалочку, постоянно переваливаясь с крыла на крыло и медленно, очень медленно, набирая высоту.
Облачность и не думала подниматься, можно было бы забраться в нее, пересекая линию фронта, но не с таким напарником. Истребитель Шубина с большим трудом едва набрал триста метров высоты, скорость его сильно упала, они не летели, а буквально ползли. Лишь бы не было мессершмиттов, – Виктор повторял эти слова как заклинание, крутя головой, стараясь не пропустить ничего, летая вокруг самолета командира, как заботливая овчарка у стада.
Но его ожидания не сбылись, сзади, со стороны Таганрога, появилась приближающаяся четверка. Они были еще далеко, виднелись маленькими безобидными точками, но учитывая нынешнюю скорость Шубина, они их догонят минут через пять.
Шубин тоже их увидел. Виктор поразился, каким сухим и безжизненным стал его голос: – Уходи Витя, дальше я сам. Линию фронта перетяну и сяду, тут близко.
Видя, что тот не реагирует, он зло рявкнул: – Уходи домой. Я приказываю!
Саблин толкнул вперед рукоять газа и плавно потянул ручку на себя, истребитель послушно устремился вверх, под самые облака, оставляя командира в одиночестве. Он смотрел вниз, наблюдая за истребителями врага и машиной комэска, сравнивая скорости и высматривая ориентиры. Виктор летел под самыми облаками, периодически залетая в эту темную вату. Немцы приближались, они быстро и уверенно нагоняли машину комэска, идя четверкой, на высоте метров пятьсот, Виктор бросив последний взгляд на компас, ушел выше.
Свет сразу померк, машина оказалась в непроницаемом молоке, сразу началась тряска, самолет дергался, его швыряло из стороны в сторону. Это издалека все эти тучи и облака кажутся такими нежными и красивыми, внутри болтанка такая, что хочется придержать потроха, чтобы не вытряхнуло. Выждав положенное время, он перевернул машину и на полном газу, разгоняясь пошел вниз. Облака кончились внезапно, тусклый вечерний свет больно ударил по глазам, но это было не важно. Важно было то, что он успел и верно угадал с курсом.
Мессера, растянувшись, заходили в атаку на истребитель комэска. Тот только пересек линию фронта и пытался дотянуть до облаков, однако катастрофически не успевал. Враги оказались впереди и ниже Виктора, они прозевали его появление, увлеченные преследованием беззащитного советского самолета. Он разогнал машину к земле, стараясь быть ниже своих жертв, чтобы как можно дольше быть невидимым и быстро догнав замыкающий истребитель, атаковал его сзади-снизу. Все это время, он, сжавшись в комок, словно пружина, трясся от нервного напряжения. Однако как только красно-белые трассеры уткнулись в серое брюхо мессершмитта, напряжение исчезло, оставив только холодную испарину. Крупнокалиберные пули, выпущенные чуть ли в упор, с легкостью пробили фюзеляж, словно гвозди бумагу проткнули бронеплиту и попали в бензобак. Мессер сразу загорелся, Саблин рванул ручку управления на себя, избегая столкновения, расходясь с врагом в считанных метрах и снова ушел, вверх, к облакам. Остальные противники, стаей испуганных воробьев порскнули в стороны, не желая становится следующей жертвой. Один из них потянул было за Виктором, но видя его преимущество в скорости, быстро отстал.
– Молодец, Витюша, молодец, – Шубин захлебывался от восторга, – ты одного зажег, он уже на вынужденную плюхается. Давай их еще разок, давай родной. Я попробую в облака уйти, тут недалеко осталось…
Вторая атака из облаков, была уже неудачная. Один из противников, что снова пытался атаковать Шубина, своевременно увернулся от его атаки, двое других попытались в свою очередь атаковать уже Саблина, но у них не вышло, разогнавшись за счет высоты, он был быстрее. Им осталось только стрелять по нему с запредельной дистанции, вымещая злобу. Огоньки их трассеров мелькали ниже его машины, когда молочная пелены снова сомкнулась над кабиной его истребителя. Хоть атака и сорвалась, но он увидел, как облака впереди смыкаются, снижаясь чуть ли не до земли, позволяя Шубину в них уйти, а главное, он выиграл ему так необходимое время. Комэску нужно продержаться буквально минуту-полторы и он сможет уйти, раствориться в белой мути. А значит, нужно снова выходить из спасительных облаков и атаковать, приковывая врага к себе.
В третий раз Виктор перемудрил, вывалился из облаков с сильным креном, да еще и не там где предполагал. Пока разворачивался, пара мессеров уже зашла ему в хвост и пусть пока они были еще далеко, но хорошего в этом мало. Третий мессер уже подбирался к самолету комэска, поливая его издалека очередями, но видимо, но из-за постоянных Шубинских дерганий, никак не мог попасть. После того, как очередь Виктора пролетела рядом, месс отвернул. Машина Шубина нырнула в облака, Виктор, хотел было уже последовать за ведущим, как сильнейший удар едва не вырвал ручку из рук. Он инстинктивно втянул голову в плечи, прижимаясь к бронеспинке, дал правую ногу, рядом пронеслись иглы трассеров, затем снова последовал ряд сильных ударов. Виктор отдал ручку от себя и нажал на левую педаль уводя самолет в сторону. Как оказалось вовремя – справа выше прошла новая порция трассеров. В этот момент его истребитель наконец таки влетел в белую вату. По телу словно прошла волна радости: – Хорошо, ушел от фашистов, за малым не сбили.
Он быстро осмотрел повреждения – левый элерон был разворочен, осталась едва половина, на крыле отчетливо выделялись следы пулевых пробоин. Больше из кабины ничего разглядеть не получалось, мотор тянул ровно, приборы показывали, что все в норме, однако самолет буквально висел на ручке, очень неохотно реагируя на попытки набрать высоту, постоянно валился влево, на побитое крыло. Радио молчало, пропал даже вездесущий треск помех. Виктор постарался выровнять машину и лег на курс домой.
Полет в облаках, без ведущего, по приборам, оказался пыткой. Поврежденная машина все время норовила свалиться, рыскала по курсу и «плясала» по высоте. В том момент, когда ему казалось, что истребитель наконец-то летит ровно, Виктор буквально вывалился из облаков, пикируя под углом градусов десять и с сильным креном. Обливаясь холодным потом, он быстро выровнял машину и потянул обратно. Внизу была только пустынная степь, виднелась припорошенная снегом кучка строений, не то хуторок, не то стан колхозной бригады, характерных ориентиров никаких. Зато в стороне, чуть ниже, шел одиночный мессер, видя Виктора, он бросился в атаку, но поздно, спасительные облака снова закрыли кабину истребителя непроницаемым молоком.
В следующий раз, он снова вывалился буквально через пять минут, нижняя облаков граница проходила уже метрах в двухстах и такие пируэты становились опасными. Мессеров не видно, зато внизу обнаружился шикарный ориентир – железная дорога. Летя вдоль нее, Виктор наткнулся на довольно крупную деревню, сверившись с картой, понял, что это село Покровское, он сильно отклонился влево от маршрута. Однако увидев позади две точки, решил не рисковать и вновь ушел в облака. Дальнейший путь казался легким – пролететь несчастных сорок километров и сесть. Однако это оказалось непросто, в снежном облаке, трясло как никогда сильно, да и видимость сократилась до нескольких метров. Солнце уже почти зашло, серая мгла кругом сильно давила на психику, хотелось увидеть чистое небо. Когда, по его расчетам, должен был показаться аэродром, он начал плавно снижаться. Стрела альтиметра медленно ползла к нулю, но ничего не изменялось, вокруг была та же самая, темная муть, и лишь когда он уже собирался уйти обратно, вверх, немного посветлело. Внизу был снегопад, облака просели метров до пятидесяти. Снег был и внизу, и вверху, видимости никакой, куда лететь – непонятно. Солнце уже зашло, вокруг самолета была только серо-белая мгла. Виктор до боли в глазах всматривался в пространство, но земля словно вымерла, нигде, ни огонька, ни одного ориентира. Он встал в вираж и максимально возможно прибрал тягу, топлива осталось чуть больше половины бака. Найти бы хоть что-то, к чему можно привязаться, но все было тщетно, вокруг только серый снег.
Внезапно слева мелькнул огонек. Виктор сразу повернул туда, надеясь, что это аэродром, однако огонек скоро погас, непонятно откуда взявшись. Он долго нарезал круги над темной степью, глаза болели от напряжения, должны же там, на аэродроме хоть ракету дать. Все было напрасно. Видя, что сигнальная лампочка горит вовсю, а бензина, в баках, почти не осталось, он решил садиться. Вообще, в таком случае, полагалось прыгать, но Виктору было жаль терять свой замечательный истребитель.
Посадочную площадку выбирал недолго, а чего выбирать, когда кругом голая, ровная степь. Проверил привязные ремни, прибрал газ и пошел на посадку. Садился жестко, с большим козлом, после второго касания машина затряслась как в лихорадке, степь оказалась не такой идеально ровной, как казалось сверху. Он быстро выключил зажигание, опасаясь пожара, в этот момент одно шасси подломилось и самолет замер, перекошенный, уткнувшись левым крылом в землю. Наступила непривычная тишина, только слышно было, как потрескивает остывающий двигатель, как скрипит левое крыло и шипит воздух в пневмосистеме. Он сел.
Отстегнув ремни, Виктор ловко выпрыгнул из самолета, однако поскользнулся на левом, опущенном к земле крыле, и отбил копчик. Не надо было оставлять парашют в кабине. Обошел истребитель, обеспокоенно цокая языком при виде повреждений. Помимо побитого крыла, виднелась солидная дыра в фюзеляже, от правого руля высоты остались одни лохмотья. Пулевых дыр было тоже многовато. Он погладил избитую машину по поникшему крылу: – «Ничего, потерпи немного. Палыч тебя обязательно починит». – Постояв с минуту в задумчивости, принялся собираться. Хотя нищему собираться – только подпоясаться, он забрал парашют, снял с самолета часы и пошел определять, куда же это его занесло.
В снежной мгле едва проглядывалась изрезанная балками земля, где то здесь, может даже вон за тем холмом, притаился такой желанный, такой родной аэродром. Вокруг снег и темнота. Небо замуровано облаками, земля как будто вымерла, нигде ни огонька. Ощущение было такое, будто Виктор остался единственным живым человеком в этом огромном замороженном мире, Пройдя метров триста вперед, он наткнулся на заснеженную гладь ставка. То, что сверху казалось идеальной равниной, оказалось полем, на склоне запруженной балки. Промедли он с посадкой секунд на десять и возможно пришлось бы ему сегодня купаться. – «Черт, да это же ориентир», – он достал карту и подсвечивая спичками принялся ее изучать, – «ну конечно, вот же этот ставок, в десяти километрах севернее аэродрома».
Виктор поудобнее закинул парашют за спину и пошагал домой, словно бульдозер, разгребая снег унтами. Временами останавливался, проверял направление по компасу и, снимая шлемофон, слушал степь, мало ли что. Поход по зимней военной степи, отличается от вечернего променада по городской набережной. Но в степи было тихо, слышался только тихий шепот падающего снега.
До деревни добрался часов в девять вечера. Вымотался до предела, день был очень тяжелый и морально и физически, три воздушный боя и, на десерт, двухчасовой переход в унтах по снегу. Хотелось лечь и заснуть. Вот только голод донимал. Пока Виктор решал, что же сделать первым – направиться в столовую или доложиться начальству. Оставаться без ужина категорически не хотелось, но и командование на такое поведение могло крепко обидеться. Но, как говорится: – «на ловца и зверь бежит», – начальство объявилось само. За углом ближайшего дома послышались голоса и объявился комиссар, в сопровождении в инженера полка, они шли ночной улице, подсвечивая дорогу фонариком и о чем-то тихо переговариваясь. Виктор, как и положено, по стойке смирно, чеканя шаг, зашагал навстречу. Идти строевым, в унтах да по свежевыпавшему снегу оказалось неудобно.
– Товарищ старший батальонный комиссар, сержант Саблин прибыл, после выполнения боевого задания.
Луч света мазнул по лицу Виктора и погас.
– Саблин? Живой? – Голос у комиссара был низкий, с придыханием, – Что с самолетом? Ну ка, давай детали!
– В ходе выполнения задания по разведке аэродрома Таганрог, самолет ведущего – капитана Шубина получил повреждения. Прикрывая отход ведущего, вел бой с четверкой мессершмиттов, сбил один истребитель противника в воздушном бою. Обеспечив выход из боя капитана, и получив в бою повреждения, ушел в облака, однако в районе аэродрома попал в сложные метеоусловия – сильный снегопад. Из-за плохой видимости аэродром не нашел, по выработке горючего произвел аварийную посадку в поле.
– Ты гляди, как по писаному. Молодец! – комиссар пожал ему руку, – Поздравляю со сбитым фашистским стервятником. Шубин уже давно сел, доложил. Молодец…
– Самолет сильно поврежден? – не удержался и влез в разговор инженер полка – Баженко. В отличие от комиссара голос у него был хриплый и скрипучий. – Где самолет?
– Из внешних повреждений: разбиты левый элерон и правый руль высоты, сломано левое шасси, но крыло вроде целое. Сзади-справа крупная пробоина в фюзеляже. А стоит он тут. – Виктор зашелестел разворачиваемой картой.
– Давид Соломонович, посветите пожалуйста, – инженер склонился рассматривая. – Недалеко. Это хорошо.
– Юрий Алексеевич, вы людей лучше с утра пошлите. Я знаю ваш энтузиазм, поэтому сразу предупреждаю. Сейчас ночь, снегопад, заплутают еще в степи. А вам товарищ Саблин, объявляю благодарность.
– Служу Советскому Союзу! – Виктор вытянулся по струнке.
– Ладно, идите, отдыхайте, подкрепитесь хорошенько. Я командиру передам. Комэску своему, лучше доложите завтра, он сегодня… приболел.
Последняя фраза была произнесена с ядовитой интонацией, однако Виктор не обратил на это внимание. – «Нахрена мне его благодарность», – думал он, – «лучше бы помог материально. Ну, там орденок подкинул, или медаль какую. Тут давно пора решать половой вопрос, а для этого надо произвести положительное впечатление на местных дам. На крутые тачки они тут не ведутся, как и на костюмчик от Хьюго Босса. Нет тут ни тачек, ни костюмов. Зато, на золотые и серебряные железки, прикрученные к гимнастерке, местные дамы должны клевать безотказно». Улыбаясь собственным мыслям, Виктор пошагал к столовой.
Там, на кухне гремели посудой, одинокая официантка заканчивала мыть полы. Увидев Виктора, она уронила швабру и замерла, стрельнув глазами куда-то в сторону. Проследив за ней взглядом, он увидел на столе, где он обычно сидел, стакан, накрытый краюхой хлеба.
– О! – обрадованно, протянул Виктор, – это, как я понимаю, мое. Да?
Официантка, та, самая рыженькая, любовница майора Пруткова, задорно улыбнулась. Подойдя к Виктору, она, неожиданно встав на цыпочки, поцеловала его в губы и тихо произнесла: – Поздравляю вас с победой, товарищ Саблин.
Голос у нее был мягкий и чуть-чуть хрипловатый. Она звонко засмеялась, глядя как опешивший Виктор, пытается вдохнуть. Пока он приходил в себя от вкуса ее губ, от ее запаха, пока думал, что же ему делать дальше, официантка уже скрылась в недрах кухни. Он только успел крикнуть ей вслед: – Надеюсь, вы покормите усталого героя? – чем вызвал еще один приступ звонкого, озорного смеха.
Поминальная водка, оказалась какой-то слабенькой. В ожидании ужина, он махнул залпом все, что было в стакане, зажевал краюхой хлеба. Он уже забыл про свои переживания, про воздушные бои, про то, что сегодня сбил вражеский самолет и, возможно, даже не один. Из головы не шел образ рыжеволосой красавицы. – «Почему она меня поцеловала? Может, я ей нравлюсь? А как же тогда Прутков, он же, случить что, меня в асфальт закатает… или это такая шутка была»?
Видимо все же шутка. Ужин ему принесла уже другая официантка. Тоже, молодая и симпатичная девушка, из новеньких. Расставляя столовые приборы, она насмешливо посматривала на Виктора, в глазах так и мелькали бесенята, однако ничего такого не случилось. Он с аппетитом, съел и суп из концентратов и извечные, макароны, не торопясь выпил остывший, несладкий чай. Рыженькая, так и не появилась, а идти на кухню он постеснялся.
– «Вот чертовка», – думал Виктор, выходя из столовой – «посмеялась, а я тут голову ломаю. Коза драная». – Он зло плюнул в снег и зашагал домой.
Проходя мимо хаты командира, все же решил зайти – доложиться. Шубина дома не оказалось. Хозяйка дома, как было известно Виктору – Манька, крупная женщина, лет тридцати пяти, возилась у печки, однако на невинный вопрос о его местонахождении словно взбеленилась.
– Ты чого сюды прийшов? Ты чого его тута шукаешь? У сучек ваших пошукай, сволота кобелиная!
Насколько Виктор знал из полковых сплетен, отношения у нее с комэском были более чем близкие и, такая реакция любовницы Шубина, была непонятна. Майор Никифоров, Шубинский сосед, который тихо сидел в углу и с большим удовольствием слушал этот монолог, поймав гневный взгляд хозяйки, моментально стер с лица улыбку и сразу убрался в свою комнату. Хозяйка же продолжала бушевать:
– От же клоп блудливый. Щоб ноги його больше в моий хати не було. Так йому и передай. Кобелина похотливый.
Трясясь от злости, она схватила лежащий на полке фанерный чемодан и швырнула его в Виктора. Тот увернулся и чемодан, с треском открыв дверь, свалился на крыльцо. Манька силой вытолкнула Виктора на улицу и ногой зафутболила многострадальную фанерину в снег.
– И щоб ноги не було, – взвизгнула она, с грохотом захлопывая дверь у Виктора перед носом.
– «Это что еще за Шекспировские страсти в отдельно взятом авиаполку»? – недоумевал Саблин, поднимая избитый чемодан. – «Всего четыре часа отсутствовал, а тут такое»…
