Текст книги "Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Роман Алёшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава I ЛЕСНЫЕ РЫЦАРИ

Леди Линея – так иногда шутливо называют свой мир его обитатели, а некоторые даже пишут картины, где изображают Линею в виде беловолосой женщины в золотом платье и с озорной улыбкой. Что есть Линея? Для заурядного обитателя целый мир, а для путешественников и картографов лишь огромный континент, пусть еще досконально не изученный, но уже утоливший жажду знаний заядлых авантюристов. С запада Линея омывается океаном прозванным Бесконечный. Еще ни одному мореплавателю не удавалось достичь новых берегов, держа курс на запад. Одни возвращались с пустыми руками, иные не возвращались вовсе и оставалось лишь гадать – нашли ли они новый мир, прекрасный настолько, что их покинуло желание возвращаться или же, они сгинули в путешествии? Третьи же и вовсе спешили заверить, что за западным океаном обрывается все сущее, утопая в бездне, ведь многие полагали, что мир плоский. Разные причины и обстоятельства побуждали авантюристов пускаться в столь опасные путешествия. Одни искали новые земли, другие, сокровища, третьи мечтали оставить на карте свое имя или доказать, что за океаном что-то есть. Впрочем, об этом до сих пор велись споры, – одни выдвигали дерзкие мысли о том, что мир имеет форму сферы, другие доказывали, что мир есть ничто иное как квадрат. Находились и те, кто утверждал, что Линея расположена не иначе как на горбах Орбиса, гигантского верблюда, идущего сквозь бесконечную, ночную пустыню.

Северная часть Линеи щерилась белоснежными зубами горных вершин, плавно переходящих в величественные, похожие на кривые улыбки, фьорды, обросшие густыми хвойными лесами. Поговаривают, что именно на далеком севере был найден новый континент, но там так холодно, что мореплаватели возвращались домой, оставив азарт покорителя новых земель в чужих снегах. На востоке за частоколом неприступных скал возвышается величественный вулкан Шабас. Путешественники утверждают, в тех краях озерная вода настолько горяча, что в ней можно купаться даже зимой, а в иных озерах и свариться заживо! В Линее три пустыни и каждая из них уникальна. Например, одна из их находится на севере и без зазрения совести соседствовала с морозными вершинами гор, при том, что в самой пустыне будучи на открытой местности, когда солнце в зените, можно изжариться заживо. Если кому-то это может показаться странным, то он и понятия не имеет о том, что значит «странно», ведь в случае с северной пустыней, это сущая ерунда! Не ерунда то, что эта пустыня имеет большую площадь внутри, нежели снаружи. Вторая, юго-западная пустыня примечательна тем, что по сути является дном выкипевшего моря, а что сокрыто на этом дне, никому неизвестно, поскольку еще ни одному авантюристу, ни одной дружине и отряду, сколь бы многочисленным и вооруженным он ни был, не удалось вернуться оттуда. Наконец последняя в списке, но первая по своим размерам (шутка ли, она занимает всю южную половину континента), южная пустыня. Подобно подолу золотого платья, на юге Линеи рассыпались ее пески, еще южнее украшенные бисером архипелага тропических, малоисследованных островов. Похожие на складки одеяла, барханы южной пустыни тянутся от горизонта до горизонта и нет им конца множество дней и ночей. Линею поделили меж собой четыре королевства: северное королевство Визант, средиземное Астэриос, западное Сильверия и южное Дашар. Не лишена Линея и шарма магии, подобно женской улыбке та может быть, как таинственной и прекрасной, так и прямолинейно разрушительной. Очевидно, Линея любящая мать, ведь как иначе объяснить то количество всевозможных рас, народов и животных, что она пригрела на своей груди? Но всему свое время. Сейчас же посмотрим в самый центр континента, на средиземное королевство Астэриос, а именно, на его западные границы, где в пуще лесов расположилось одно из его пяти княжеств – Линденбург. Лесное княжество, так его прозвали за широко известные огромные лесные массивы деревьев-великанов и разнообразие деревьев как таковых.

* * *

Колючая, вечерняя метель настойчиво колотила в окна Линденбургского особняка Бертрамов. Снежная стихия явно хотела ворваться внутрь, дабы бросить вызов нашедшему прибежище в этом доме теплу. Ее величество зима далеко не первый месяц бросала в бой все свои силы, желая, чтобы все ныне живущие присягнули ей на верность, одев белое. Все близлежащие поля и тракты, замки и леса уже подчинились ее воле. Ледяная корка на большаках хрустела под колесами телег как старые, перемалываемые косточки. В особняке тем временем почти все отошли ко сну, говоря почти все, имеются в виду двое, – дворецкий и глава семьи. Не спали лишь Элеанор Бертрам и ее сын. Женщина за тридцать, с золотыми волосами и таким же сердцем. Половину своей жизни она ждала, ждала то самое сокровище, что сейчас лежало перед ней уютно зарывшись в одеяло. Будучи супругой Гидеона Бертрама, именитого полководца армии местного князя, Элеанор как никто другой ценила семейный уют. Было время Гидеон отсутствовал дома долгими месяцами, участвуя с военных кампания. Ждать его было не столько тяжело, сколь тягостно гадать, вернется ли он вообще и если да, не будет ли ранен? К счастью теперь все это позади. Изрядно напившись крови, земли Астэриоса взяли передышку от войн, как внутренних, так и внешних. Теперь Гидеон вынимал меч из ножен лишь за тем, чтобы почистить, да ощутить приятный вес в руке, руке еще способной совладать с клинком.

Элеанор находилась в комнате своего семилетнего сына Леона, читая ему одну из его любимых сказок на ночь. Сказка рассказывала о доблестном странствующем рыцаре, который чтобы спасти тяжело больного сына, отправился на сражение с легендарным драконом. Не желание стяжать славу или раздобыть несметные сокровища дракона манили его, как тысячи его предшественников, а лишь одна вещь – Фиал Грез, сосуд, обладающий великой силой, сосуд из которого по приданию пили сами Боги и видимо в разгар не очень трезвых трапез, случайно смахнувших его со своего стола на землю смертных. Испивший из фиала, мог исцелиться от любой хвори. Кое-кто поговаривал, что побывавшая в нем вода, способна даже воскрешать мертвых, но трепачи разносящие такие слухи гнались взашей, как и иные пустобрехи. Естественно Леон слышал эту сказку уже много раз, но его детское воображение будоражили образы описанные в ней, а ласковый и спокойный голос матери, оживлял события истории для него почти что наяву. Элеанор дочитывала последнюю главу.

Семь дней и семь ночей бесстрашный рыцарь Андре де Монбар сражался с драконом, облаченный в чешуйчатые доспехи из кожи редкой, двуглавой саламандры, укрывающие его от всепожирающего пламени грозного чудища, пока наконец оба они изнеможенные боем не прекратили сражение и дракон не спросил: «Отчего же ты заявился один? Без легиона оголтелых рыцарей, только и мечтающих, что завладеть моими сокровищами, – неужто алчен настолько, что желаешь всю славу и сокровища себе?». И рыцарь ответил: «Нет для меня иного сокровища в мире, кроме как моего сына! Лишь свет его жизни затмевает собой любое сияние любых гор золота!». Дракон заинтересовался таким ответом и между непримиримыми противниками завязался куда более спокойный разговор. Рыцарь изложил суть своего похода и ошеломленный то ли храбростью, то ли отчаяньем этого человека, дракон отдал Фиал, взяв с рыцаря слово чести, что он вернет его обратно, как только исцелит сына. На том они и расстались.

– Мама, а вернул ли рыцарь Андре дракону Фиал? – внезапно поинтересовался Леон, сам удивившись такому вопросу, который он не задавал ранее.

– Разумеется вернул, ведь он дал слово чести – рыцари не нарушают своих обетов.

– Когда я вырасту, я тоже буду честным и сильным странствующим рыцарем! – повторил Леон свою мечту, о которой он любил говорить всем и каждому, словно ее повторение приближало мальчика к ее исполнению.

– Несомненно, звезда моя. Ты будешь таким же великим, как и твоей отец.

– Мама, как ты думаешь, а хранит ли дракон этот Фиал до сих пор? – уже засыпая, интересовался Леон.

– Люди судачат о том, что Фиал Грез покоится в далекой, северной пустыне, в землях язычников, не признающих наших Богов и поклоняющихся иным. Ее называют Золотой Землей. – ласково и подробно ответила мать, хотя уже было непонятно, слышал Леон ее слова или нет, после изнурительного дня, который он провел за играми с сельскими мальчишками, засыпал он как котенок.

Спустя одиннадцать лет

Пожалуй, правильным будет сказать о людях, коли именно с них и начинается повествование. В Линее люди за пределами собственной культуры были известны как «морты», что в переводе с альвийского языка, означало – умирающие или угасающие. Из четырех рас созданными Богами, морты были последними и самими неказистыми. Если верить альвийским летописям, то людей создало Божество мужского пола, именующее себя как Лар Вагот. У людей не было долголетия прочих рас – до пятидесяти лет доживали немногие, в то время как прочие расы жили сотни две-три, а альвы и вовсе отличались бессмертием. У мортов не было красоты, изящества и утонченного вкуса альвов. Не было у них и физической силы, а также роста омадов или атабов. Как не было и изобретательности тэрран или же способности дышать под водой как умели это шэбы. Это был во всем средний и ничем не примечательный, дикий народ, который на потеху прочих, старших рас, бегал в шкурах, жил в пещерах и плясал вокруг костра под бой барабанов. Едва ли отличая их от животных, альвы использовали мортов как рабов, а иные расы и вовсе игнорировали как игнорируют пролетевшую мимо муху. Так продолжалось достаточно долгое время, покуда стояла альвийская империя. Затем в империи произошел раскол и под смутой гражданских войн, когда брат пошел на брата, некогда единый народ альвов распался, образовав нынешнюю Триаду. Именно в то время внезапно все старшие, доселе высокомерные расы с ужасом для себя обнаружили, что эти самые морты заполонили всю Линею. Свои шкуры они сменили на латы, а палки и дубины, на мечи и луки. Будучи бессмертными и не думающими о времени, альвы сами не заметили, как увеличились в числе морты, назвавшие себя не иначе как – люди. Единой массой люди обрушились на обескровленных междоусобицами альвов, обратив в прах остатки их былой империи и вырвав главенствующую роль в мире Линеи. Так это и сохранилось по сей день.

* * *

Леону исполнилось восемнадцать. Юноша рос под пристальным воспитанием отца, нежели матери. Оно и не удивительно, Гидеон Бертрам был весьма знатным полководцем княжества Линденбург, сделав себе имя в бесчисленных сражениях. В частности, лишь только из последних его военных достижений отмечали полный разгром сети разбойничьих банд в местных лесах. Так и блестящие победы в приграничных боях на юге княжества. В ходе которых Гидеон оттеснил орды воинственных племен атабов. И это, не считая территориальных междоусобиц с соседским княжеством Лиран, периодически отличающимся провокациями и каверзами. До открытой полномасштабной войны дело не доходило, но было очевидно, что сосед желает посадить на трон Линденбурга своего наместника. Возможность завладеть уделом с деревьями-гигасами была соблазнительнее иной дамочки легкого поведения. Князь Линденбурга теоретически мог запросить подкрепление у короля, вот только не без последствий. Во-первых, это бы показало слабину перед прочими четырьмя княжествами и перед собственными людьми в первую очередь, а во-вторых, пока никто из провинциальных правителей не смел беспокоить короля после недавно закончившейся разорительной войны с Византом. Король Ламберт и без того сейчас был занят восстановлением страны с подорванной экономикой и порядком. Что до Гидеона как человека, то это был строгий и суровый мужчина, но к счастью не жестокий. Большую часть жизни он провел в палаточных лагерях и на поле брани, а потому даже с близкими порой вел себя как с солдатами. Иные люди порой удивлялись как вместе сошлись такие противоположности: кроткая и мягкая как озерная вода Элеанор и хмурый, жесткий как северные скалы Византа, Гидеон. Впрочем, люди несли молву, что они познакомились, когда Гидеон еще ходил в ранге обычного эквилара и странствовал по королевству, а всякой юности свойственна необузданная страсть. Своего сына Гидеон любил не меньше его матери, но чувств открыто не выказывал, не потому, что не хотел, а потому, что давалось ему это с трудом. Сквозь толщу солдатской брони, нажитой в боях, эмоции сочились тоненькими струйками, едва находя там лазейки, столь хороша она была.

Что касается самой родины Леона, княжества Линденбург, то про него вкратце можно рассказать следующее. Это единственное место в королевстве, где растут гигасы, – деревья-великаны. Чтобы объять ствол самого маленького гигаса нужно по меньшей мере тридцать взрослых человек, взявшихся за руки, а для иных все пятьдесят и более. В высоту гигасы достигали до пяти километров. Сами же деревья кроме размеров ничем не отличались от своих маленьких собратьев и делились на привычные виды: хвойные, буковые и прочие. Гигасы – это самая главная достопримечательность Линденбурга, но отнюдь не последняя в списке. Огромными размерами тут отличались не только деревья, но и все растения в целом, начиная с травы, грибов и заканчивая кустарниками. Встречались тут даже привычные виды животных, но много крупнее своих сородичей, но они почти все уже перевелись – спасибо безудержной охоте. Не редкостью в княжестве были и завры, – крупные, ящероподобные животные, преимущественно травоядные, хотя бывало встречались и хищники. Само же княжество называлось Линденбург потому, что давным-давно этот край славился обилием лип и самый первый укрепленный острог возведенный на холме, состоял преимущественно из липового частокола и липового сруба. Так городу название и дали на общем, альвийском языке, что в переводе означает – липовый форт. Несмотря на двусмысленное название, тот форт выдержал три осады и пережил два пожара, сгорая почти под чистую. Но это было давно, когда никаких гигасов и в помине не было. Нынешнее же положение дел было обязано своему прошлому. Согласно историческим хроникам, около двух эонов (один эон равен сотне лет) назад в окрестностях Линденбурга упал метеорит и некогда зеленый, лесной край превратился в абсолютное пепелище выжженной земли. К месту падения метеорита поспешили маги и ученые со всего королевства. Область падения метеорита странным образом повлияла на одного из прибывших туда альвийских магов, Барроша, превратив его раньше положенного срока в Нексуса. Так называли достигших тысячелетнего возраста альвов, в этом возрасте в них в них пробуждалась богоподобная сила. Свои новые силы Баррош опробовал на землях Линденбурга, желая вернуть в этот некогда зеленый край жизнь и у него получилось. Да так, что теперь деревья касались ветвями облаков. Тогда это событие опьянило умы толпы, а Баррош только и сказал: «Вот это я бабахнул так бабахнул, что б мне так на стол накрывали!». Последнюю часть фразы практикующие маги обычно опускали. В ней маг отразил все свое недовольство стряпней и скоростью ее приготовления на кухнях Магистратуры ушедшей эпохи. Маги в свою очередь очень чтили свою репутацию, во всех ее аспектах. Те события назвали Возрождением Линденбурга.

В виду такой особенности лесного княжества, Линденбург был главным поставщиком древесины для королевского флота и иных нужд. Одних только лесопилок тут было под сотню, а лесоруб – самая распространенная профессия. Еще одной отличительной чертой княжества были редкие деревянные доспехи. На востоке княжества располагалась дубовая пуща, оплот отшельнической расы древниц. Правильно обработанная кора дубов была прочнее любых металлов и не в пример последним, легче. Местные мастера создавали из них доспехи. Древницы ревниво охраняли свою рощу и три года назад дело даже дошло до событий, записанных в летописях как двухдневная война. Дочку местного князя Эддрика не то похитили, не то она сама сбежала к древницам, – сейчас уже правды не сыскать. Так или иначе, давние трения между защитниками рощи и желающими наложить на нее руки, все-таки высекли искру конфликта, от которой вспыхнул пожар войны между князем и древницами. Для князя Эддрика сие предприятие оказалось безуспешным и окончилось вынужденным миром. Теперь все общение с древницами сводилось к бартеру, единственно возможному способу получить кору их дубовых гигасов. Были конечно и браконьеры, но все они заканчивали свой путь выплясывая с петлей на шее. Собственно, тела многих из них, или то, что от них осталось можно были лицезреть на ветвях по окраинам рощи.

Несколько сотен лет назад на земле княжества поселилось множество воинов, выходцев с северного королевства Визант и именно здесь впоследствии была основан сильнейший рыцарский гарнизон, в шутку прослывший «липовым». Говорят, что те, кто разговаривал с жителями Линденбурга, удивлялись их строгости и дисциплине. Именно здесь воспитывались и тренировались сильнейшие рыцари всего средиземного королевства Астэриос. Столица лесного княжества была настоящей крепостью. Основанная как уже говорилось, крепкими северянами, она была неприступным укреплением с массивным фундаментом, высокими и крайне толстыми стенами. Несмотря на то, что весь город был вымощен из камня, как это было принято у северян, главнейшей особенностью Линденбурга был гигас-сикомор, вокруг которого город и был возведен, все на том же холме, где когда-то стоял липовый форт. На смену старому знамени Линденбурга, изображающему липу на холме, пришло новое – железный сикомор на холме. Железный потому, что к нижней части ствола были прилажены железные листы, дабы защитить его от возгорания на случай осады. По этой же причине были спилены самые нижние ветви и оставлены лишь те, до которых стрела уже не достанет. У основания сикомора был построен замок, вокруг которого с годами разросся по всей ширине холма и город. Резиденция замка лишь начиналась в привычном и типичном наземном сооружении и плавно переходила как в ствол, так и на ветви дерева. На ветвях расположились гарнизоны и дозорные, а также резиденция князя Эддрика Линдера. Ветви играли превосходную защитную роль: выходя за периметр городских стен, они позволяли вести огонь по захватчикам еще на подступе к городу. Говаривали, что с ветвей раскидистой кроны сикомора зоркий воин может даже увидеть, как на западе и юге блестит море, не говоря уже о подступах врага к границам. В силу того, что возведен город был на высоком холме и войти в него представлялось возможным лишь по узким тропам, это опять же играло ключевую роль в его обороне. На столь узкой дороге не могло разместиться много войск, да и наносить точечные удары по этой местности было проще простого. Такова история столицы лесного княжества, ну, а мы вернемся к истории нашего юного рыцаря, выросшего в этом краю.

Когда Леону исполнилось пять лет, отец сделал его пажем одного из лучших рыцарей Линденбурга, – Гуго Войда по прозвищу Каменный Лев. Такое прозвище ему дали за отвагу и незаурядные умения на поле боя, а также запомнившееся всем хладнокровие, можно даже сказать безмятежность рыцаря в любой ситуации. Показывая невероятную способности и обучаемость, уже в десять лет Леон из пажа перешел в оруженосцы Войда. Пройдя полное обучение и освоив все азы ратного дела, Леон к тринадцати годам, владел мечом, копьем и уверенно сидел на лошади так, точно верхом и во всеоружии вырвался прямо из лона матери. Помимо Леона, у Гидеона был еще один воспитанник – Готфрид. Плутоватый мальчишка, хотя, учитывая обстоятельства, можно было понять почему. Готфрид слишком рано остался без родителей, зверски убитых в собственном доме. Какое-то время мальчик скитался и был бездомным, затем чуть осмелев и оправившись от пережитого, вернулся в свет, с оптимистической улыбкой на лице, бутылкой вина в одной руке и трактирной девкой, в другой. Гидеон приходился хорошим другом отцу Готфрида и взял того себе в воспитанники до вхождения мальчика в совершеннолетие. Мечтательный и вечно задумчивый Леон сдружился с веселым и шумным Готфридом так, что их едва ли можно было видеть порознь. Оба мальчика в итоге стали оруженосцами Войда. Увы, три года назад произошел инцидент, названный впоследствии двухдневной войной и Гуго Войд был взят под стражу по обвинению в пособничестве древницам. Заканчивал обучение мальчиков непосредственно сам Гидеон, отец Леона.

Родился и рос Леон в пригородном особняке, являющимся по сути летней резиденцией Бертрамов. Такое детство привило мальчику любовь к природе и восхищение ею. В то время как другие юнцы с пылким напором пытались поэтическим натиском сломить оборону юных девиц, Леон предпочитал сочинять стихи о приключениях, о ветре в небесах, полях и лесах. С самого раннего детства Леон и Готфрид пропадали в ближайшей деревне, где завели крепкую дружбу с сельским мальчишкой Зотиком. Как воспитанник Леона, Готфрид жил в поместье Бертрамов. Мальчишки сызмала грезили о том, чтобы стать эквиларами, – так называли свободных, странствующих рыцарей, не принадлежащих к какому-то конкретному ордену. Леон и Готфрид могли болтать об этом без умолку днями на пролет, воображая, как будут путешествовать по долам, трактам и горам, ввязываясь в приключения, где будут наказывать злодеяния и обуздывать насилие, сражаясь с чудищами и непременно спасая какую-нибудь красавицу. Воображали как они будут узнавать новые обычаи, знакомиться с принцами и принцессами, вельможами, открывать для себя новые этикеты каждого двора. И конечно же участвовать в войнах и турнирах, покрывая себя славой и показывая свое мастерство. Отец всецело не одобрял этого, уготовив сыну куда более серьезную, военную карьеру, но не мог винить его за изрядный романтизм. Одно время Гидеон хотел думать, что его сын заразился этими помыслами от своего друга Готфрида. Но нет, скорее наоборот, Готфрид перенял повадки друга. В конце концов, откуда ноги растут у таких стремлений Гидеон прекрасно понимал, ведь сам был таким же, что порой не без труда, но признавал. Гуго Войд сослужил хорошую службу, привив мальчикам понятия о чести и достоинстве, обучив владению оружием и испытав боем в настоящих сражениях. Лишь после всего этого Гидеон открыл двери в мир, дав сыну возможность надышаться воздухом свободы, рассекая по большакам королевства.

В столице Линденбурга, единственном городе княжества (все прочие селения были деревнями) юнцов прозвали черным и белым рыцарями и вот почему. Как вороново крыло были черны волосы Готфрида и соответствующего цвета он предпочитал одежды, разбавляя густую тьму золотом – цвета его дома. Леону же от родителей-блондинов достался пшеничный цвет волос, подобный цвету созревающей кукурузы. Его волосы искрились на солнце расплавленным золотом. Они вились, закручиваясь сами собой в кокетливые локоны, о которых мечтали многие девушки. В одежде Леона несмотря на всю непрактичность этих цветов преобладал белый с синим, цвета его дома как никак. Порой Леон мечтательно говорил, что эти цвета напоминают ему небо, а небо со слов Леона – это самое красивое, что есть на свете и оно всегда с тобой, в какой бы точке мира ты не находился. Это тот кусочек родины, что невозможно потерять.

Несмотря на отсутствие разницы в возрасте, Готфрид выглядел существенно старше Леона по ряду причин: у него было квадратное, суровое на вид лицо с карими, миндалевидными глазами и густыми зарослями прямых черных волос. Леон же имел мягкие и приятные черты лица, вкупе с треугольным лицом, а посему за глаза прослыл смазливым. У Леона были ясные, выразительные глаза цвета чистого озера и извечно мечтательный взгляд, не то печальный, не то задумчивый. Леон не терпел растительности на лице и его чуть бледноватое лицо всегда была гладко выбрито так, что там даже не было и намека на щетину. У Готфрида же напротив, вечная щетина порой переходила и вовсе в бороду, но юноша не любил ее и сбривал, довольствуясь щетиной, отрастающей едва ли не за день. Ростом друзья не разнились, однако отличались телосложением. Леон уступал в ширине плеч более крупно слаженному другу. Еще Готфрид отличался более смуглым цветом кожи, нежели Леон или же Леон более бледным, чем его друг, тут с какой стороны посмотреть.

Что до характера юных рыцарей, тут можно отметить следующее. Несмотря на достойное воспитание, Готфрид прекрасно себя чувствовал, как в кругу знати, так и в самом злачном трактире, раздавая тумаки в пьяном угаре, попутно обливаясь вином. Как никак, но жизнь на улицах давала о себе знать. И как даже самое совершенное одеяние не скрывает дурных манер, так великолепное воспитание не смогло обуздать до конца некую первобытную грубость и вспыльчивость Готфрида. Несмотря на это, юноша умел вести себя достойно там, где это было нужно и был неплохо начитан, чем не раз затыкал за пояс выскочек, решивших, что перед ними неотесанный чурбан. Там, где Леон со всем изяществом и чувством такта предпочел бы вызвать обидчика на поединок, Готфрид бы отложил меч и просто набил неугодному, а потом выпил за свою победу. В свободное время Готфрид предпочитал отдавать все силы тренировкам, соколиной охоте и женщинам. Несмотря на ранние ратные подвиги, где обоим юношам впервые в жизни пришлось отнять чужую жизнь, Леон оставался мягким и довольно-таки романтичным человеком, а вот Готфрид своим нравом походил скорее на отца Леона, прослыв более суровым, порой жестоким и расчетливым, но чертовски жизнерадостным и оптимистичным. В свое свободное время Леон любил уединяться в лесу или библиотеке родового поместья. Готфрид часто говорил, что его друг от того и бледный такой, что пропадает то в четырех стенах, то под листвой гигасов, с лоскутом кожи и пером. Еще Леон хранил целомудрие, желая связать свою душу и тело лишь с одной единственной женщиной, что считал личным обетом своей чести. Готфрид же считал подобное поведение друга напрасной тратой времени, от которого нужно брать все, а не бить самому себе по рукам.

Черный и белый, – так их прозвали и при всех их различиях они были друзья не разлей вода. Даже их лошади лишний раз подчеркивали это цветовое сравнение. Готфрид объезжал черного жеребца, который ни раз сбрасывал его с седла, но юноша невзирая на синяки укротил животное, дав ему имя Гермес. Леон же нашел общий язык с капризной и вредной, белой кобылой в яблоках. Даже княжеский объездчик лошадей дивился тому, как юноше удалось сговориться с этим строптивым животным. Вверенную ему кобылу, Леон назвал Гроза, поскольку таков был ее нрав, по мнению юноши. Вместе Леон и Готфрид прекрасно дополняли друг друга не только как люди, но и как бойцы. Уже в четырнадцать лет они прославились на всю столицу княжества тем, что ведомые возрастом, пошли к кривому озеру близь столицы, наблюдать за купанием юных дев и едва не были убиты скрывавшимся тех краях, разбойничьим отрядом. К счастью для всех, это нескромное дело обернулось тем, что мальчишки не только раскрыли лагерь разбойников, но еще и сумели пленить одного из них и покрасоваться по пути домой перед деревенским девушками у озера. Вследствие чего были награждены скромными улыбками и красными щеками последних, вместо разъяренного визга и летящих в головы юных героев шишек, а может чего и покрепче. Уже потом Леон рассказывал, что это Готфриду пришло в голову все обставить именно так, что якобы будущие рыцари вовсе не находились там чтобы подглядывать за девушками, а пришли спасти их от разбойников. Пускай друзья и разнились характерами, а зачастую даже не разделяли взгляды друг друга, тем не менее обоюдное уважение по крепости можно было сравнить разве что с их дружбой.

* * *

Ныне Леону и Готфриду исполнилось по восемнадцать лет. Учитывая их выдающиеся способности, Гидеон решил, что им пора бы и заканчивать ходить в оруженосцах. Так два юноши, два друга, стали на шаг ближе к своей мечте – были возведены в ранг рыцарей лично Гидеоном. Это был самый счастливый день в их жизни: оба получили настоящие боевые доспехи от лучших мастеров Линденбурга, новые одежды, а вверенные ранее лишь во временное пользование лошади, отошли юношам навсегда, став их собственностью. Ради традиции, Готфрид даже облачился в белое, как и полагалось на посвящении. Гидеон опоясал мечом сына и своего воспитанника. Вместо первой и последней пощечины, что получал рыцарь при посвящении, Гидеон обошелся более современными действиями – лишь коснулся плеча каждого юноши, преклонившего колено своим знаменитым мечом – Лунным блеском. После Леон примерил белый плащ, на которым красовался вышитый герб его дома – воткнутый в траву меч, на белом поле и обвитый синей розой. Готфрид уже гордо вышагивал в своем новеньком черном плаще, с гербом его дома – черным желтоглазым вороном на золотом поле. Отец постарался на славу, как и кузнец, которого он подрядил выковать мечи для юных рыцарей с уникальными эфесами. Гарда меча Леона была выполнена в виде раскрытого бутона розы, клинок точно рождался из этого цветка. Подобным образом с разницей лишь в фигуре был выполнен и клинок Готфрида. Гарда была выполнена в форме ворона, крылья которого защищали руку, а лезвие выходило из раскрытого клюва птицы. Друзья долго пировали, красовались друг перед другом в полном вооружении и латном облачении, а к ночи расстались. Для Леона стать рыцарем, а впоследствии странствующим рыцарем, эквиларом, было мечтой всей жизни. Он жил, буквально дышал этим и грезил о приключения. Готфрид безусловно разделял позицию друга, приключения были ему по душе, но лишь как веселое время препровождения. Его куда больше заботило то, что став рыцарем, он становился полноправным владельцем дома своих родителей и получал наследство, в виде весьма солидной суммы. Согласно завещанию составленным отцом, его сын получал все права лишь при двух условиях: достигнув совершеннолетия и став рыцарем. Пожалуй, если бы не последний пункт, Готфрид бы даже и не задумался об этом.

Леон стоял на балконе поместья, наслаждаясь ночной прохладой и запахом цветов, что выращивала его мать. Оплетая шпалеры вьющиеся растения поднимались вдоль стен поместья до самого балкона, как заговорщицки взбирающиеся по стенам замка к опочивальне короля с целью устроить переворот одним взмахом кинжала. Глядя на луну и звезды, юноша раздумывал над тем какое же имя дать своему мечу и о том, как теперь изменится его жизнь. Теперь все станет серьезно и вместе с тем, увлекательно! Вот уж отныне жизнь не будет прежней, перед ним и его другом целый мир, который только и ждет их, как ему казалось. Жизнь странствующих эквиларов пьянила разум почище крепкого вина. Что до Готфрида, то тот остался верен себе и пришпорив коня, умчался в город, не иначе как кутить и пировать в компании прекрасных дам, отмечая не только вступление в рыцарский чин, но и получение наследства.