Текст книги "Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Роман Алёшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Страшно было подумать, во что бы превратил упавшего, следующий удар. Чудовищный молот с клиновидными зубцами опустился на землю и этот удар почувствовали все те, кто был рядом. Маир спасся, резво перекатившись в сторону, но тут же зацепился кольчугой за коренья. Атаб взмахнул молотом снова, а лежащий солдат с глазами, захлебнувшимися ужасом понял, что это конец. С яростным криком на атаба с молотом кинулся несостоявшийся трубадур Афиней, – ранее потерявший меч. Афиней нашел его и тут же им воспользовался. Вогнав клинок в бок атаба почти что на половину, Афиней в страхе выпустил его из рук и едва сохраняя равновесие, отошел на ватных ногах. Атаб понял, что не согнется с клинком меж ребер и изменил траекторию движения молота, разворачивая корпус. Афиней издал странный звук, – смесь того, что могло получиться от звона кольчуги, хруста ребер и беспомощного звука, похожего на утиное «кря». С грудью превратившейся в кашу плоти и костей, Афиней отлетел в траву и умер прежде чем коснулся земли. Паре, сошедшейся в бою с этим атабом повезло меньше всего, ведь на оставшихся двух пришлось по три бойца. Увы, времени выбрать цели и занять подходящие позиции не было. Бой завязался молниеносно и пришлось сражаться с теми, кто оказался рядом. Текущий расклад еще можно было расценить как удачу. Ведь не прикажи Леон ранее рассредоточится, атаб с молотом и двуручным мечом сейчас бы размели как листья всю группу бойцов, которая бы только путалась у друг друга под ногами. Вооруженный молотом атаб выронил свое оружие, затем ухватился за вогнанный в бок меч и вытащил его из своего тела как из ножен, лишь едва заметно поморщившись. Золотым маслом кровь сочилась по черным шароварам. Этим же мечом атаб заколол запутавшегося в кореньях Маира как беспомощную свинью и в нем же оставил чужой меч, поскольку атабы презирали оружие прочих рас.

В это же самое время с правого фланга Леон, Ивель и Трофим сражались с атабкой, тесня раненную девушку своими ударами. Главарь с огромным двуручным мечом от которого не спас бы ни один щит, отгоняя от себя трио наступавших, попытался дорваться до раненной и помочь, но Розалинда на пару с клинком Трофима настигли ее прежде этого. Розалинда пробила верхнее сердце атабки, а клинок Трофима, сражавшегося рядом, застрял в животе, так и не найдя второе сердце. Однако даже этой раны было достаточно, чтобы воительница ослабла и осев на колени, выронила саблю. Она стряхнула с лица тонкие дреды, поднимая голову без тени страха, глядя смерти в лицо, как было принято у ее племени. Умереть правильно, считалось едва ли не самым важным в жизни каждого атаба. По их поверью, глядя в глаза превзошедшего в битве противника, в момент смерти можно было разглядеть все тайны вселенной и за счет этого существовать после смерти, возродившись в Атар-Табате.

– Тварь, – сквозь зубы бросила лучница и с превеликим удовольствием пустила стрелу в горло атабке.

Она с легкостью могла выстрелить ей прямо в глаз, но не желала дарить милосердную смерть убийце Джека. Тем временем, главарь разведгруппы атабов понял, что их стрелка уже не спасти и перешел в наступление. Людей поджидал внезапный холодный душ из грубой силы. Атаб вспарывал шелковую ткань воздуха, от чего последний возмущенной ревел. Мечник размахивал своим громоздким оружием перед лицом солдат так, словно собирался порубить сам мир на равные куски, дабы поделить его как куски пирога. Готфрид едва ли не растерялся, видя перед собой гиганта с таким огромным мечом. Сказывалось отсутствие опыта сражений с атабами. Даже несмотря на то, что рядом с ним было еще двое людей, Осий и Исаак, подступиться к мечнику они не могли. Длина и широта меча позволяла атабу не подпускать к себе хоть с десяток противников, что и говорить о троих. Ко всему прочему к нему на помощь спешил еще и воин с молотом, пусть раненный, но все еще боеспособный. К счастью для трио солдат, во главе которых стоял Готфрид, Леон и двое его напарников взяли на себя атаба с молотом. Раненный атаб держал перед собой боевой молот как щит, защищая самим молотом лицо, а древком часть груди и пах. Атаб спешно сокращал дистанцию между собой и людьми. Трофим и Леон зашли с разных сторон, чтобы боец с молотом всегда был спиной к одному из рыцарей. Рыцари пытались ужалить его клинками, но крайне неуверенно, осторожно. Атаб совершал круговые взмахи молотом, способные пришибить любого, кто оказался бы рядом. Между ударами он вновь вставал в защитную стойку, выставляя молот перед собой.

Первая стрела впилась в его правую руку, обхватившую древко вверху, вторая в левую. Лучница рассчитывала на то, что атаб выронит молот и откроется, а уж тогда она плюнет ему в лицо парой дерзких стрел. Следующая стрела впилась атабу в колено, затем еще одна и еще, а затем лучницу разрезало на две равные дольки, каждая со своей косичкой и эти дольки рухнули на землю как старая вывеска. Войдя в неистовый раж и увлекаемая водоворотом жажды мести в багровые грозовые пучины, лучница не слышала, как ей что есть мочи орали, предупреждая об опасности. Мечник оттеснил Готфрида и двух солдат в сторону, скашивая кусты и мелкие деревца как мельница смерти, а Леон и еще один солдат уже ввязались в бой с атабом вооруженным молотом. Лишь лучница считала, что все под контролем, что оба атаба заняты битвой и один из них перед ней, а значит она сейчас нашпигует его стрелами как подушечку для иголок. Широкое, огромное по человеческим меркам, лезвие двуручного меча обрушилось на голову девушки как гром среди ясного неба. Под остротой, весом клинка и силой, вложенной в удар, меч не встретил сопротивления в своем чудовищном, полном крови и костей путешествии от макушки меж косичек до самого паха лучницы, остановившись лишь в земле под ее ногами. Две части тела рухнули на землю, а на разделенном надвое лице так и застыло выражение ненависти к атабу, которого лучница нашпиговывала стрелами. Как бы дико это ни было, но единорог Ивель не пришел хозяйке на помощь, ведь ее врагами были Атабы, те кому эти животные подчинялись как сильвийцам. Трофим согнулся пополам и его стошнило. Воин с молотом тут же воспользовался этим моментом и нанес сокрушительный удар по спине бывшего стражника.

– ТРОФИМ БЕРЕГИСЬ! – выкрикнул Леон имя, само собой внезапно всплывшее в памяти.

Отбросив щит и хватаясь за рукоять меча как за канат, брошенный падающему в бездонную пропасть, Леон кинулся на атаба. Рыцарь готов был поклясться, что видел, как грудь Трофима взорвалась, выбрасывая наружу все свое содержимое так же стремительно как старый пропойца прощается с содержимым своего желудка, когда тот уже не может вместить алкоголь. Сейчас все это было неважно: не помня себя от гнева из-за погибших, Леон ударил атаба по ногам со всей силы и того подкосило достаточно, чтобы следующий удар смог впиться в его шею. С того момента как атаб получил ранение от Афинея, он потерял немало крови и движения его уже были непростительно заторможенными для быстротечной сечи. В момент атаки Леона атаб как раз собирался вскинуть молот, погрязший в месиве из вареной кожи, разорванных колец кольчуги и плоти Трофима. Но его планам было не суждено воплотиться в жизнь, – после удара по ногам, атаб оперся на молот, чтобы не рухнуть на землю, согнувшись и едва не встав на колени. Розалинда впилась в шею атаба как дикий зверь, застряв на половине пути. Атаб выронив молот и полностью упав на колени, схватился за шею рукой, зажимая рукой разрез глубиной в половину своей шеи. Сквозь четыре пальца струилось золото, яркое на фоне голого торса бордового цвета с черными полосами боевой раскраски. Покачиваясь, прежде чем упасть, воин атабов последние свои силы вложил в то, чтобы повернуть торс и взглянуть на того, кто забрал его жизнь. Он увидел, как «человек металла» – так атабы называли рыцарей, с криком устремляет свой жалкий меч с каким-то женским украшением в виде цветка, к его голове. Со второго удара Леон снес голову противника и та упала ему под ноги.

В это же время произошло вот что: ошеломленный гибелью Ивель, неуклюжий Осий бросил меч и пустился наутек к своему мерину. Он неловко взобрался на лошадь и уже собирался ее пришпорить. Подобно упавшему небу, железная плита рухнула ему на плечо и глаза толстяка закатились как у испуганной лошади. Что-то хрустнуло, но Осий только это и успел услышать, потому как огромный меч с гнетущим гудением раздробил все его кости и органы, перерубив всадника и лошадь под ним надвое.

– Чтоб его в Затмение затянуло! Как нам уложить это мудло!? – взревел Исаак истеричным, срывающимся голосом, выпучив глаза от увиденного.

Когда мечник развернулся, орошая кровью с меча землю вокруг себя и посмотрел на эквилара взглядом в котором почти что угадывалась жалость, Готфрид понял, что у него трясутся ноги, а все нутро вот-вот сведут судороги. Вот прямо сейчас от страха у него уже прихватило живот. Все его мечты пронеслись разом в голове, отравив мысли горечью от того, что он может быть разлучен с другом смертью. Да что он! Они оба могут погибнуть здесь, на этой опушке! Окрашенный красным клинок атаба сейчас обновил краску, кровь с него брызнула на доспехи и лица солдат, когда он сделал очередной взмах, чтобы перерубить их. Атаб смерил Готфрида и его напарника взглядом, холодным как свет далеких звезд. Мечник знал, что сейчас эти люди погибнут так же, как и альвийка с толстяком и даже панцирь из металла не защитит человека с черным плащом. Единственный уцелевший из троицы, воин атабов провел кончиками четырех пальцев по широкому лезвию меча, а затем проделал то же движение, но у себя на лице. На лице воина остались кровавые полоски, перечеркивающие лицо по диагонали, сродни боевой раскраске на торсе. При этом мечник сохранял непоколебимую безмятежность. Готфрид был уверен, что взорвись сейчас небо или разорвись земля, а может и все разом – атаб и глазом не поведет, не спустит глаз с врага. Еще Готфрид знал, что атабы никогда не бегут с поля боя. Будь он даже один, а против него тысяча, атаб не отступит. Стало по-настоящему страшно за себя и за друга. Вера в собственную неуязвимость похоже пала первой в этой битве. Теперь Готфрид понял, почему люди хулили атабов, говоря о том, как те тупы и что им чужда тактика, боевые построения и прочие премудрости ратного боя. Хуление боевой мощи этой расы ничто иное как попытка отвести внимание от собственной слабости перед ними. Да, любая дисциплинированная армия без труда разгромит разрозненные толпы атабов, но вот в таких стычках преимущество было не на стороне людей.

«Боги праведные, да если бы атабы были умнее, они бы вырезали не только омадов, но и всех нас!» – вдруг понял Готфрид.

– Ко мне! – крикнул Леон, подзывая жестом товарищей и отступая из лагеря в лес.

Пот заливал глаза, а тело дышало жаром, ходить и сражаться в полных доспехах длительное время, было сущей пыткой. Леон так взмок, что уже подумывал о том, что жара прикончит его раньше свирепого мечника. Готфрид не задавал вопросов и жестом позвав за собой Исаака, ринулся к Леону. Атаб счел ниже своего достоинства бежать за людьми. Вместо этого он закинул меч на плечо, тяжелый как взгляд владельца и небрежно придерживая его одной рукой, пошел следом за своими жертвами длинными шагами в угрюмом, разрушительном триумфе – это была его охота. Проходя мимо останков альвийки, атаб презрительно сплюнул, выражая свое презрение самой слабой на его взгляд, расе. Атабы считали людей слабаками, надо ли говорить за кого они держали альвов, проигравших людям? Даже шебов атабы ставили превыше людей, из-за их изворотливости и мастерского обращения с духовыми трубками, с их ядовитыми дротиками, а также за способности дышать под водой.

– Будем драться тут, – переводя дыхание, объяснил белый рыцарь.

– Тут? – переспросил Готфрид, осматриваясь и пытаясь понять, почему Леон выбрал это место.

– Драться?! Да вы звездухи обнюхались что ли?! – взревел Исаак, упоминая не иначе как звездную пыль. – Бежать нам надо, а не драться!

– Один уже добегался, – отрезал Готфрид и напоминание о том, что стало с Осием, сродни размашистой пощечине, приведшей угрюмого солдата в чувства.

– В бой, – напряженным голосом, кратко произнес Леон, потому что для большего времени не было, мечник атабов пришел за ними.

Эквилары и солдат небесного гарнизона рассредоточились. Сейчас все было ясно и без команд. Готфрид, еще раз осмотревшись, раскусил план Леона. Исаак же пока не понимал, ожидая действий рыцарей, что были младше его на четыре года. Атаб остановился, как будто в последний раз с сожалением взглянув на людей, а затем схватился за меч двумя руками и опуская с плеча. Леон тревожно облизал пересохшие губы. Мечник знал как все закончится и главное, что эта битва закончится сейчас.

«Получилось!» – воскликнул про себя белый рыцарь.

Отсчитав пару шагов в сторону, Леон без страха бросился на атаба и Розалинда взметнулась в воздух точно орел, лишь затем, чтобы камнем обрушиться на жертву. Готфрид напал со своей стороны, а Исаак несмотря на дикую тряску во всем теле от страха и очевидно перепачканное исподнее, не собирался оставаться безучастным и также кинулся на верзилу. Атаб свирепо взмахнул мечом и… тот ударился обратной стороной лезвия о дерево. Пагубное замешательство охватило мечника. Леон заманил его с опушки в лес, где деревья стояли так близко друг к другу, что не давали как следует взмахнуть столь массивным мечом. От удара Леона атаб защитился мечом, повернув его кончиком лезвия к земле и развернув клинок так, чтобы широкое лезвие можно было использовать как щит. Атаб начал отступать, защищаясь. Вот только от трех людей одновременно он защититься ну никак не мог. Укол за уколом, порез за порезом – торс атаба солидно оброс ранами прежде чем он выбрался обратно на опушку, проложив за собой золотую тропу влаги. Люди и не думали прекращать натиск, но на опушке атаб вновь мог сражаться в полную силу своим огромным мечом. Неуклюжий взмах меча разорвал воздух, Леон отступил, прикрываясь щитом. Кончик атабского лезвия чиркнул по нему, оставив глубокую борозду. Атаб слабел, прежде он бы нанес удар прежде чем рыцарь успел отступить. Вероятно, об этом и задумался атаб, пропустив страшный удар Готфрида. Корвус буквально вспорол правую руку атаба от запястья до локтя и атаб выронил тяжелый меч.

– На колени, мразь! – выкрикнул Исаак и одним ударом перебил сухожилия на правой лодыжке мечника.

Высокая, монументальная фигура припала на колено, но даже лишившись меча и оказавшись в безвыходной ситуации, мечник не терял своего высокомерного, невозмутимого лица. Разъяренный Леон отбросил щит и снова ухватившись за меч двумя руками, бросился на противника.

– За наших! – выкрикнул он и занес меч затем, чтобы отсечь голову атабу.

Внезапно атаб совершил финт, которого от него никто не ожидал – рывком подался вперед. Врезавшись в Леона торсом и используя весь свой вес, мечник повалил рыцаря на спину, оказавшись на нем сверху. В следующий миг вся сущность Леона от увиденного и пережитого сжалась до естества сравнимого по размерам с крохотной пылинкой, путешествующей в межзвездном пространстве. Атаб запрокинул голову и что было сил вдарил рогом в забрало шлема. В этот же миг, почти в унисон Готфрид и Исаак вонзили свои меча в сердца атаба, каждый в свое. Леон почувствовал удар, от которого по ощущениям все в голове перемешалось, в ушах загудело, а и без того не особо хороший обзор через забрало и вовсе исчез, обратившись жидкой, липкой пеленой тьмы. Иглы пульсирующей боли впились в глаза, и эта боль разлилась по всему черепу, эхом отозвавшись в затылке, пульсируя в такт ударам сердца. Несмотря на два клинка пробившие оба сердца, у атаба хватило сил выдернуть рог и запрокинуть голову для еще одного, последнего удара для обоих. Тут голова атаба дернулась, и он так и замер с запрокинутой головой, а затем замертво повалился на спину.

– Никогда! Никогда, слышите меня!? Никогда не оставляйте раненных у себя за спиной! Усвойте этот урок. – грустно улыбнувшись, произнес старый рыцарь, выронив арбалет и оседая у дерева, чтобы перевести дыхание.

В пылу битвы оставшаяся в живых троица и позабыла о старине Верманде. Тот был ранен в самом начале боя, когда его оттащил за холмик Леон. Затем рыцарь отполз к своей лошади, где занимался своей раной. Остановив кровь и собравшись с силами, он прихватил арбалет убитого Маира и крайне своевременно всадил болт в затылок атаба. Исаак сел, вернее чуть ли не рухнул на землю как подкошенный и хорошенько так выпустил накопившиеся в нем газы. Дрожащими руками солдат вытянул откуда-то мешочек из сыромятной кожи на ремешке и развязав его, взял щепотку серебристого порошка, который тут же начал втирать в десну. Никому не было до этого дела, никто и не думал его отчитывать. Напротив – Готфрид бы сейчас сам не отказался от чего-нибудь напускающего туман в ясность разума. Пусть и не звездной пыли, но от стаканчика какой-нибудь сивухи обжигающей нутро точно расплавленное олово, рыцарь бы точно не отказался. Откинув шлем, Готфрид сорвал с пояса бурдюк с водой и полил себе на голову, мотнув ей как промокший пес, а затем бросился к Леону. Белый рыцарь не двигался, распластавшись звездой напротив поверженного атаба.

– Лев! Прошу скажи, что ты жив! Скажи хоть что-нибудь!? – Готфрид попытался поднять забрало, но у него ничего не вышло, удар рога сильно помял его. Леон молчал, а доспехи не давали возможности послушать бьется ли сердце.

Готфрид приподнял друга и дрожащими, путающимися руками кое-как снял с него шлем. От увиденного у Готфрида закружилась голова и он едва не лишился чувств, на миг отворив дверь своему разума мыслям о том, что его друг погиб. Все лицо Леона было красным от крови, кровь текла из рваной раны на лбу точно водопад. По крайней мере именно так и показалось Готфриду. Два кристально чистых, синих озера возникли на кровавой маске и Леон ответил:

– Я снова вижу.

Готфрид прижал голову друга к груди и на его глазах выступили слезы радости. Придя в себя, он поспешно снял плащ и распорол его кинжалом на длинные полосы. Смочив водой один из обрезков, он вытер им как тряпкой, лицо друга, а оставшимися черными лентами перевязал Леону лоб, отчего тот стал похож на разбойника с большой дороги, зачастую любивших такие повязки, удерживающие длинные волосы, дабы те не мешались в бою. С помощью друга, Леон приподнялся и сел. Беатриче трогательно приложила ручки ко рту, словно сдерживая крик.

– Зря ты так с плащом, он же дорогой зараза… у нас нашлось бы чем перевязать рану.

– Да насрать на него! Если бы потребовалось я бы содрал с себя кожу, чтобы перевязать тебя.

– Жуть какая, – ответил Леон и тепло улыбнулся другу. – Спасибо, дружище. Я сделаю для тебя то же самое без раздумий. – рыцарь говорил медленно, слова сейчас давались ему с трудом.

– Я знаю.

– Господа рыцари, я конечно не поставлен главным в отряде, но все же дам совет – валим отсюда на хрен, пока не наткнулись на парочку-другую этих скотоложцев.

Так грубо атабов называли из-за их рога на лбу, намекая на то, что их предки сношались не иначе как с единорогами или кем похуже, отсюда и рог появился.

– Нужно похоронить погибших, – заявил Леон, вставший на подкашивающиеся ноги при поддержке друга, его пошатывало так, что он пока не мог стоять самостоятельно.

– Согласен с тобой, паренек, – уж позволь говорить с тобой на равных, как рыцарь с рыцарем. Вопрос в том, кто этим займется? Я ранен, ты тоже на ногах вижу устоять не можешь, Исаак судя по его довольной роже уже любится со звездной нимфой, не иначе. Остается твой друг и шесть трупов.

– Прошу меня извинить, у меня голова идет кругом после того удара, я с трудом сейчас понимаю, что к чему. Что вы предлагаете… кай Верманд ваше имя, верно?

Леон взглянул на Исаака, – тот где-то потерял свою каменную маску угрюмости, сменив ее маской, выражающей неземное блаженство.

– Он самый. Я предлагаю сматывать удочки пока можем, а сюда пошлем отряд побольше, уж они заберут тела и похоронят в земле, которой служили павшие, а не в этом вороньем гнезде. – в голосе старого рыцаря явно чувствовалось пренебрежение к Лиранскому княжеству, которое пренебрежительно называли вороньим, из-за их герба и равеншрайков.

Леон попытался обдумать столь простое предложение, но ничего кроме головокружения это не вызвало. Перед ним стояло два Верманда, два Готфрида и два Исаака. Куда хуже то, что двоились и тела павших в бою, что увеличивало масштаб бойни. Даже голос старого рыцаря и тот двоился, смешивался и спутывался, отчего Леон слышал слова, но не понимал их сути. Выбора не было, Леон принял единственное правильное на его взгляд, решение.

– Передаю командование Готфриду, я не в состоянии сейчас трезво мыслить, – ответил Леон часто моргая, в надежде прогнать темные пятна и лишних, иллюзорных воинов, расплывающихся перед глазами.

– Уходим, сейчас же! – скомандовал Готфрид своему малочисленному отряду.

Исаак посмотрел на него безумными глазами и с улыбкой до ушей.

– Исаак, мы возвращаемся в гарнизон, ехать можешь или тут остаешься?

– Могу-у-у, – медленно протянул солдат и молча направился к своей лошади.

– Что с единорогом делать будем? – спросил Верманд, взглядом указав на животное, привязанное к сосне.

– Отпустим конечно же, – ответил Готфрид.

– Жаль ее, хорошая кобылка была, загрызут волки как пить дать, – с досадой ответил старик и закашлялся, прихватив перевязанную рану рукой.

Доподлинно известно, что единожды выбрав себе наездника, единорог оставался верен ему одному до конца своей жизни. Если наездник погибал, то единорог отправлялся в скитание и после этого ни альв, ни атаб уже не могли укротить это животное. Готфрид приблизился к единорогу, чтобы отвязать, но то встрепенулось и начал метаться – типичная реакция на представителя расы отличной от альва или атаба. Юноша понял, что отвязать не выйдет и тогда обнажил меч и просто рубанул чомбур. Верманд напрягся, поглаживая арбалет – от единорога потерявшегося хозяйку можно было ожидать чего угодно. Освободившись, животное зашло на опушку, красно-золотую от крови и пошло к останкам Ивель. Единорог лег на землю вокруг частей альвийки и уронил голову.

– Гляньте, да она же плачет, – изумленно прошептал старый рыцарь.

Леон и Готфрид взглянули на единорога и ахнули – из глаз животного струились слезы.

– Я не могу на это смотреть, – отвернувшись, сказал Готфрид. – Идем, лев.

– Подожди, я сейчас.

Превозмогая головокружение, хватаясь за ближайшие стволы деревьев при ходьбе, Леон начал собирать мечи павших воинов. Готфрид понял, что хочет друг и тут же помог ему. Увы, лук или шпагу Ивель взять не удалось, единорог охранял останки альвийки. Леон воткнул все мечи в землю в одном месте, а на центральный водрузил свой шлем с пробитым и погнутым забралом.

– Хоть что-то для них сделать, пока тела не заберут, – произнес белый рыцарь.

Рыцари собрали лошадей павших товарищей и привязав друг к другу, отправились обратно в гарнизон. Исаак покачивался в седле как пьяный, смотря по сторонам, но не видя. На его лице плясали солнечный свет и улыбка, хотя кругом были трупы – то еще зрелище. Готфрид переживал за то, сможет ли ехать верхом Леон, но на деле оказалось, что из всех троих с превеликим трудом поездка давалась Верманду. Езда верхом отдавалось болью в груди, превращая езду верхом в пытку, но старый рыцарь хотел как можно скорее покинуть лес и его можно было понять. Даже один атаб сейчас был в состоянии убить остатки отряда Леона.

– Как сквозь землю атабы провалились, значит? – заметил Верманд, не растративший силы для ехидства.

– Ушли, – подтвердил Леон. – Этот малочисленный отряд, что напал на нас, если не единственный, то один из последних что здесь остался, я в этом уверен. – не дожидаясь вопросов, рыцарь продолжил. – Атабы устраивают засады только когда их мало, очень мало и как правило, чтобы задержать врага. Во всех остальных случаях они не скрывают своего присутствия ни от кого.

– Либо они поменяли тактику, что им не характерно, либо они внезапно решили поумнеть, либо за ними кто-то стоит, либо я ничего не понимаю и люблю повторять слово «либо». – попытался пошутить Готфрид с трудом выносящий тягостную атмосферу, повисшую над выжившими. – Однако, брошенные бивуаки говорят сами за себя. – закончил рыцарь.

– Может их оставили нам как приманку? – предположил Верманд.

– А в чем смысл? Кого приманивать и зачем? – удивился Готфрид.

– Ваша правда, кай Готфрид. Старею я, пожалуй, вот и несу околесицу. Пришло время уступить дорогу вам, молодым. Вы можете считать меня старым, занудствующим дураком, но я все же скажу – не притрагивайтесь к этой дряни, а то и до моего возраста не протяните. – старый рыцарь кивнул в сторону отрешенного Исаака. – Будет теперь в форте Жасмин заливать о том, как сразил атаба, может даже выпросит ночь забесплатно.

– Кто такая Жасмин? – поинтересовался Готфрид.

– Самый богатый человек в южном гарнизоне, – с горькой ухмылкой ответил старый рыцарь и чуть выждав, добавил. – Девка это лагерная, развлекает солдат за звонкую монету. Уроженка Дашара вроде как.

– Позвольте сказать вам кое-что, друзья, – обратил на себя внимание Леон. – Я не отблагодарил вас сразу, ибо с трудом понимал где я и что происходит, простите меня за это. Я бесконечно признателен за то, что вы спасли мою жизнь и особенно вам кай Верманд. Не подоспей вы вовремя… хотя, не будем об этом. – спасибо вам. – Леон склонил перевязанную черным голову в знак признательности.

– Вам спасибо, кай Леон, надеюсь вы сами то не позабыли как оттащили меня за укрытие, как только началась вся эта кутерьма?

«Я и правда позабыл! Для меня это было чем-то само собой разумеющимся, а не подвигом». – подумал Леон.

– Мы все хорошо себя показали, жаль, что недостаточно хорошо, чтобы нас сейчас было больше, – с досадой произнес Готфрид.

– Да, – внезапно для всех ответил Исаак, а потом закрыл лицо руками и самым натуральным образом разрыдался.

Оставшийся путь отряд провел в угрюмом молчании до самого форта. За время пути действие наркотика выветрилось окончательно и Исаак стал еще угрюмее, чем прежде, хотя раньше казалось, что это просто невозможно. Едва рыцари въехали в форт, по их понурым лицам сразу все стало ясно, а уж лошади без наездников лишь подчеркивали догадки. Радость на лицах солдат растворилась как аромат уходящего лета с наступлением осени. Все занятия и праздные разговорчики притихли, внимание алчущих было приковано толстой цепью к вернувшимся и ничто не могло разбить эту цепь.

– Где Ивель? Где Трофим? Что с Осием? Маир погиб? – вопросы сыпались на уцелевших со всех сторон как копья на опасного зверя, загнанного в тупик.

– Пали в битве, – ответил Леон, потому, что кто-то должен был.

Все и так уже знали, где «остальные», но ждали словесного подтверждения как последнего гвоздя в крышку гроба этой горькой истины.

– А вы как уцелели!? Вы самые младшие в отряде, молоко еще на губах не обсохло! – разозлился один из солдат, позабыв, что перед ним рыцари, а, следовательно, и вести себя нужно подобающе.

– Ивель даже бойцом не была, она же разведчица! Что вы за рыцари такие, что не смогли защитить девушку! – поддержал другой.

– Попридержите коней, хлопцы, чай не с врагами говорите, – вмешался Верманд. – Рыцари юны, вот только с мечом обращаются лучше любого из вас и уж в беде не бросают, клянусь честью. Если бы не они, меня бы тут сейчас не было. Мы все выложились насколько смогли, ищите виноватых? Они уже мертвы. Хотите выпустить пар, ну так займитесь делом – привезите тела павших для погребения, пока их звери не погрызли, ясно?

– Да ясно-то ясно, вот только до их приезда парни были живы, а теперь нет, – ответил один из солдат.

– В битвах люди умирают, сынок, не знал? Тут за частоколом суровый мир, слыхивал про такой? Советую как-нибудь взглянуть.

– Кай Верманд нуждается в лечении, пошлите за знахарем, немедленно, – спешиваясь сказал Леон, чтобы прекратить перепалку, в которую начал влезать и старый рыцарь.

– Тебе бы и самому показаться, – подсказал Готфрид.

– Если знахарь один, то только после Верманда.

– Сколько их было? На вас ведь Атабы напали, верно? – поинтересовался один из солдат.

– Трое, – ответил Готфрид.

– Трое скотоложцев поубивали шестерых и двоих ранили? Вы что там пьяны были или все дружно решили поссать пойти? – возмутился солдат.

– Умный самый? Сыскался пустомеля, ты сам-то поди атабов только вагусов и видал, да? Племенные вообще озверевшие, ты не знаешь, как эти сучьи выродки дерутся!

Бранящиеся и негодующие сменили цель, переключившись друг на друга: одни считали, что такое количество потерь в битве против троих недопустимо, другие утверждали, что выжившим еще повезло, что они отбились. Исаак прошел вглубь лагеря, уселся у костра и молча смотрел в пламя. По вечерам, в конце своей дневной смены Афиней любил сменить меч на лютню и пел у костра. Солдаты с удовольствием слушали его, а кто и подпевал. Однако в этот вечер сидящих у костра ожидал угрюмый треск дров и только. Эквилары, молодые и старый, пользуясь привилегией раненных и вымотанных битвой, поднялись на небесный ярус в грузовом подъемнике. Роже встретил их с деланно безразличным лицом, когда Леон сообщил ему дурные вести.

– Я дал вам восемь моих людей, среди которых была моя лучшая разведчица, а вы возвращаете мне старика и помешенного на звездной пыли кулему? К тому же, вы ничего не узнали, только чуть не погибли сами. – Роже покачал головой, не скрывая полного разочарования и раздражения.

– Значит вы признаете, что дали нам не самых лучших своих людей? – тут же парировал Готфрид.

– Ивельетта была лучшей разведчицей, это правда, остальные оболтусы! – капитан гарнизона недовольно отмахнулся.

– Быть может будь у нас шесть умелых мечников, все сложилось иначе! Верманда я не считаю, раз уж этот рыцарь дожил до седины, значит что-то, да и может. – продолжал Готфрид.

– Не стоит спорить, Готфрид, я согласен, что это целиком моя вина. Я попросил отряд и сам выбрал количество людей, вся эта вылазка моя инициатива. – признался Леон.

«Боги, ну нельзя же быть настолько честным во всем! Так тебе сядут на шею и сделают козлом отпущения!» – запротестовал Готфрид, но лишь в мыслях.

– Вот как, – Роже задумчиво потрепал бороду. – Я хочу, чтобы завтра же утром вы покинули мой гарнизон и больше сюда не заявлялись. От вас одни беды, то, что нужно Гидеону вы уже узнали. – капитан развернулся и ушел, предоставив юных рыцарей самим себе.

Готфрид не мог смотреть на то как терзает себя виной Леон.