Текст книги "Летопись Линеи (СИ)"

Автор книги: Роман Алёшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Я по глазам вижу, юноша, что вы мечтатель, такой же как я. Никогда не сдавайтесь, уступая мечту реальности, мечта беззащитна перед ней! Я вижу в вас воплощение решительности – не теряйте это качество. Прощайте. – он развернулся и ушел, поддерживаемый за руку Гаргулем.

По рассвету, когда гроза наконец прекратилась и небо прояснилось, трое гостей покинули усадьбу: сонные и уставшие, от столь бурной на события ночи. Зато в деревню они вернулись счастливые, с улыбкой до ушей. Леона и Готфрида распирало от радостных чувств сопричастности к тому, что чья-то жизнь теперь станет лучше. Готфрид остановил Гермеса рядом со статуей Дашарской королевы – та по-прежнему удерживала сброшенную до пояса тогу. Вблизи рыцарь увидел то, что не было видно издали в дождь: некогда красивое лицо статуи было покрыто выщерблинами и множественными точками от ударов. Нос был отколот. Как-будто вечно прищуренные глаза смотрели прямо на рыцаря. За этот необычный для средиземного королевства размер глаз, жителей Дашарского королевства часто называли "узкоглазыми". Кто-то шутил, что всему виной их палящее солнце, из-за которого они всегда щурятся. Насколько Готфрид знал, в Дашаре испокон веков был матриархат, вместо рыцарей там военную силу представляли амазонки – женщины, сызмала воспитывающиеся как воины. В эпоху становления Триады, альвы не нашедшие себе места среди сильвийцев и цинийцев покинули свой народ, отправившись в великое изгнание, обратившееся поход на юг Линеи, в бескрайнюю пустыню Кахад. Большинство полагало, что альвы шли туда умирать и не без основания: палящее солнце пустыни, отсутствие воды и еды убивало их вернее меча и стрел. Лидер изгнанников пал и остальные уже были готовы принять его участь. Тогда одна альвийка заняла его место и сумела вдохновить прочих. Ее имя было Хараксим, и эта женщина смогла придать изнеможенным альвам сил, чтобы идти дальше, в глубины жаркой пустыни. Пустыни где впоследствии и было основано королевство Дашар. Она верила, что там, за очередными дюнами будет спасение и она оказалась права. После, Хараксим почитали как святую, а ее род правит до сих пор, превознося и славя своих женщин. Изгнанники обрели свою самобытность и назвали свой народ "харенамцы", от альвийского слова "харена", что переводилось как песок. Из книг Готфрид также знал, что Дашаре круглый год жара и живущий там народ не знает, что такое снег. Народ Дашара слабо интересовался иноземной жизнью и чужими традициями, рьяно храня свои собственные. Дашар не участвовал в войнах за земли, как прочие государства, ведь он и без того владел самой огромной территорией в Линее. Территорией, на которую бы никто не позарился – океан песка под палящим солнцем. Не лез Дашар и в большую политику, предпочитая жить и наслаждаться жизнью в своем собственном солнечном крае. Кое-кто поговаривал, что они слабы из-за того, что там правит женщина и в воинах у Дашара женщины стоят наравне с мужчинами. Так это было или нет, неизвестно, однако известно, что далеко не каждый рыцарь бы согласился выйти на арену для сражения со львами и медведями, как это делали Дашарские амазонки. Готфриду нравились Дашарские девушки тем, что их возраст было тяжело угадать и девушки за двадцать и старше все еще могли выглядеть как пятнадцатилетние, юные и полные энергии. В Дашаре работорговля была чем-то само собой разумеющимся, а еще поговаривали, что там помимо узкоглазых Дашарцев живут люди с совершенно черной кожей и что в Дашаре едят палочками – странный народ одним словом! Впрочем, что взять с тех, кто отправился в добровольное изгнание, да еще и в пустыню?

"Когда-нибудь мы побываем там с тобой, Леон. Мы объездим и посмотрим весь мир, всю Линею!" – подумал сонный Готфрид и направил коня к хате Зотика. Леон и собственно сам староста уже были внутри.

Глава III

КОНЕЦ ГРЕЗАМ

Проспав несколько часов, рыцари позавтракали с семьей Зотика и договорились со старым другом отправиться на охоту сразу после посещения небесного гарнизона. Как-будто извиняясь за вчерашнее хмурое настроение, Линея решила порадовать своих детей теплой улыбкой сегодня. На небе от непогоды не осталось и следа, лишь на земле: превратившиеся в месиво грязи дороги и блестящая листва деревьев, еще не стряхнувшая с себя слезы небес. Солнце метнуло золотые копья лучей и те вонзились в плоть мира, разлив по земле подобно крови свет, а небеса окрасились в цвет морской волны. В воздухе разлилось благоухание утренней свежести и запаха мокрой травы. Эквилары покинули гостеприимную деревню, выехали на тракт и отправились дальше на юг.

– Лев, что ты думаешь о нашем ночном приключении?

– Признаюсь, мне на ум не приходит иных слов, кроме как: невероятно, потрясающе, незабываемо! Сколь бы необычным сталось все с нами произошедшее, сердце мое сейчас терзаемо иным.

– Чем же? – поинтересовался Готфрид, искреннее удивленный тем, что нечто может занимать друга больше.

– Слова Лисы о рыцарях, затем ассистентки Витторио... имя ее забыл. Почему они дурного мнения и рыцарях? Ведь рыцари должны ассоциироваться с оплотом добродетели, рыцари защитники чести и угнетенных.

– Рыцарь – это слово, за словом стоит человек, а человек человеку рознь. Безусловно многие из нас получили блестящее образование и обучение воинскому ремеслу, но многие не значит все. Из тех же кто по праву достоин называться рыцарем, о ком складывали легенды, как например о рыцаре луны, не все и всегда остаются такими же благородными и отзывчивыми спустя время. Я понимаю тебя, мне и самому хочется, чтобы рыцари не порочили свое имя... нескромно, правда? Но так не будет, потому, что это жизнь, а не роман и люди подвержены порокам. – Сказав это, Готфрид сразу вспомнил как освободил Лису.

– Я это понимаю, не сочти меня беспросветно наивным, однако меня гложет горькое чувство досады, а чувства к гласу разума глухи, увы.

Один раз в пути рыцари останавливались на привал и уже к вечеру добрались до южной границы княжества, к небесному гарнизону. Беатриче неустанно следовала за Готфридом, есть-пить не просила и то хорошо. Друзья уже воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся, разве что Готфрид иногда отчитывал эйдоса, когда тот произвольно менял форму. Готфрид хотел, чтобы эйдос всегда оставался в образе девчушки с плавающими в воздухе волосами. Это выглядело очень трогательно и сказочно, словно за рыцарем увязалась не иначе как фея.

***

Что из себя представляет небесный гарнизон? Это сеть аванпостов, возведенных по периметру всей границы Линденбурга. Казалось бы, ничего необычного, аванпостов во всех королевствах хватает. Так-то оно так, вот только гарнизоны лесного княжества не с проста назывались небесными. Непосредственно сам гарнизон находился на дереве-великане. Сродни сикомору в столице, вокруг которого был выстроена столица княжества. Деревянные мостки заботливой спиралью огибали старый, массивный ствол дерева и заканчивались в подобии небольшого городка в кроне дерева. Меж веток и древесного ствола были проложены платформы на которых располагались хижины. Иные секции соединялись меж собой веревочными мостами, которые всегда было легко обрубить в случае чего и остаться вне досягаемости противника. Помимо деревянной лестницы вокруг дерева, был и грузовой, веревочный подъемник, как следовало из названия, он предназначался для груза, не защитников. Капитан южной заставы не давал по мере сил солдатам лениться и заставлял подниматься в гарнизон пешком. На краях ветвей располагались наблюдательные посты, откуда было удобно как наблюдать за округой, так и стрелять по целям внизу. Помимо очевидной стрельбы из лука, был у защитников еще один сюрприз уходящий своими корнями в защиту осаждаемых замков. Если при осадах замков и фортов, на головы штурмующих лили вареную смолу, кипяток или сыпали камни, всячески выказывая гостеприимство и радушие, то зодчий небесных гарнизонов в долгу не остался, блеснув смекалкой. Одно только название чего стоит – неприятный дождь... неприятный! В жестоком чувстве юмора придумавшему это средство защиты не откажешь. В каждом небесном гарнизоне имелись десятки ведер, до краев, заполоненных подобием длинных, тонких и крайне острых гвоздей. Центр тяжести гвоздиков был таков, что при сбросе с высоты, они всегда переворачивались острием вниз. Таким образом, защитники гарнизона могли устраивать осаждающим тот самый, железный дождь – неприятный дождь. Иглоподобные гвозди сброшенные с высоты с легкостью пробивали все незащищенные участки тела, да что там – даже кольчугу они при удачном раскладе пронзали. Ежели на воине не было шлема, то его ждала неминуемая гибель.

Входом в гарнизон служила часть давно рухнувшего гигаса. Его ныне полый ствол использовался как коридор, соединяющий территорию вокруг форта с внутренней его частью, защищенной массивной дверью. По углам частокола использовались и другие останки некогда рухнувших гигасов. Самые маленькие стволы использовались точно башни замка. Раскинувшийся у подножия дерева гарнизон снаружи выглядел как нечто среднее между деревянным фортом, огороженным частоколом и застоявшимся бивуаком изнутри: тут и там понатыканы шатры, дымили костерки, слонялись с унылыми лица солдаты, кто-то пел, а кто-то пил, играл в кости, травил байки, состязался в армрестлинге. Заскучавшие воины искали себе любое занятия в лагере. Глядя на них Леон прекрасно видел, что каждый из них хочет забыться за кружкой браги или пинтой эля, чтобы только заняться чем-нибудь кроме натачивания меча и чистки доспехов. Леон же не понимал, как можно скучать, когда вокруг такая прекрасная природа, а над головой по сути мечта детства каждого ребенка – домик на дереве! Леон грезил о том, как он мог бы жить в таком вот поселении на дереве и сочинять стихи дни напролет, глядя с высоты на ковер леса, прерываясь на охоту и тренировки. Несущие тут службу солдаты явно думали о другом, – например, о том, как свалить к чертовой матери из этой глуши.

Юных эквиларов встретил командир заставы, старый рыцарь Роже, – ему загодя доложили о приближающихся всадниках дозорные. Роже был рыцарем с кустистой бородой, обжитыми сединой висками и недружелюбным взглядом металлического цвета глаз. Взглядом ясно говорящем, что рыцарь устал от всего на свете и прежде всего от такой жизни. Лишь завидев фамильный герб Бертрамов, вышитый на груди Леона, капитан отсалютовал и сразу пригласил гостей отужинать и отдохнуть с дороги непосредственно в самом небесном гарнизоне. После чего Роже отправился раздавать нагоняй по лагерю, чтобы солдаты привели все в подобающий вид. Леон весь сиял и улыбался, это не осталось незамеченным его другом. Задрав голову, светловолосый рыцарь смотрел на тоннели света, пробивающиеся сквозь лабиринт ветвей и листвы – так в своих катакомбах тэрране смотрят на свет, пробивающийся с поверхности через разломы в каменной тверди. Но прежде всего он смотрел на сам гарнизон, – деревянные конструкции, раскинувшиеся на ветвях подобно паутине: деревянные мостики, веревочные мостики, округлые платформы и площадки среди ветвей – все это внушало Леону неописуемый восторг.

– Впечатляет? – поинтересовался молодой вояка, нарезающий заготовки для стрел.

– Очень!

– Всех впечатляет... первый месяц, может два, а потом понимаешь, – один хер, что на земле, что на дереве, – делать-то тут нечего. С кем мы тут сражаемся, так это со скукой. – солдат зевнул и принялся дальше строгать заготовки.

– Скука хотя бы не убивает, – заметил Готфрид, прекрасно знающий, что такое страх и пульсация адреналина в крови во время неистовой битвы, когда все происходит так быстро, что даже испугаться толком не успеваешь.

Готфрид уже начал подзабывать это чувство, однако вчерашняя встреча с иглачом точно плеснула ледяную воду ему в лицо, напоминая каково это. Ощущения не из неприятных.

– Это как посмотреть, кай рыцарь, – философски заметил все тот же солдат. – Был у нас тут один, мастак ныть, все маялся от безделья, а как-то раз после смены на посту его не нашли. Искали значится наверху, а он был под ногами, на земле бишь, – разбился. Вот и думай теперь, сам сиганул от безысходности или оступился? Кстати меня зовут Джек.

Рыцари представились в ответ.

– Хорош щи сгущать, затвердеют – грызть будешь! Ганнар на дежурстве был сонный и свалился в темноте потому как факела не сменили на его ветке. – вмешался другой солдат, полирующий свой нагрудник.

– Может и так, – уступил солдат с заготовками. – В любом случае, нам это только на пользу пошло. Капитан с тех пор на мамзелек в лагере сквозь пальцы смотрит, да и за эль уже так не дрючит... естественно если ты не на смене.

– Ты забыл про ограду, – добавил полирующий нагрудник.

– Точняк! С того самого раза как Ганнар шмякнулся, в верхней крепости ограды налепили, с ней как-то надежнее, что ли.

– О! Кай рыцарь, а что это у вас за мамзелька ручная? Умеет какие фокусы показывать, танцевать, петь? – поинтересовался солдат, тыча пальцем в Беатриче.

Эйдос спрятался за воротник Готфрида, опасливо выглядывая оттуда бирюзовыми бусинками на кукольном личике.

– Она что тебе скоморох, бард или фокусник? Беатриче – мой спутник.

– Хто? Вы этой штуке еще и имя дали, хы-хы, забавно.

– Хотел бы я себе такую, да только вот покрупнее бы... не потрогать, так хоть прелестями ее полюбоваться, а эта мелюзга какая-то, ничего не разглядишь толком...

– Боги в помощь, эйдосов полно вокруг, попробуйте приручить какого-нибудь, – предложил Готфрид и дал понять, что разговор окончен.

Эквилары осмотрели еще раз форт и начали восхождение вокруг ствола дерева в главную крепость.

– Вижу твоя детская мечта не позабыта, – подметил Готфрид, наблюдая, как сияет Леон, изнемогающий от нетерпения оказаться на высоте, среди ветвей, но в обжитой среде.

– Всегда мечтал о домике на дереве, а тут целый городок!

– Хмм, а что? Идея – отбирать в небесный гарнизон исключительно тех, кто мечтал о доме на дереве, будут счастливы на службе.

– Это вряд ли. Когда мечта становится обыденностью, она уже не доставляет прежнего удовольствия. Хорошего помаленьку.

– Ты говоришь, как старый дед или человек, чьи грезы давно исполнились.

– Если подумать, то так и есть – я мечтал вырасти, мечтал стать пажем, оруженосцем, а затем рыцарем. Каждый раз я гонюсь за мечтой как за хитрой лисицей, но ухватив ее за хвост, понимаю, что это была лишь ступень и мне нужна следующая цель, куда сложнее прежней, недосягаемая так просто, если досягаемая вообще.

– Надо просто сразу выбирать невозможную мечту, – посоветовал Готфрид.

– Например? Какая у тебя сейчас мечта? Не считая мечты о нескончаемом кутеже? – Леон остановился перевести дыхание, Готфрид последовал его примеру.

– Хех, – Готфрид почесал затылок и слегка покраснел. – Если без кутежа, то у меня их несколько: побывать в Поднебесном и взглянуть на дворцы широи среди клубящихся облаков, прогуляться в обители Богов и заглянуть хоть глазком в Затмение, мир которым пугают в страшных сказках. Вот это на мой взгляд действительно мечты, далекие и неосуществимые.

– И это меня еще называют мечтателем? – рассмеялся Леон. – Мне теперь стыдно говорить о своей мечте – тебя мне не переплюнуть, куда там – даже не подобраться!

– Давай колись уже, пока никто не слышит! – дружески хлопнув по локтю друга, заметил Готфрид, на всякий случай осмотревшись и убедившись, что рядом никого нет.

– Я хочу помогать людям, вселять в них оптимизм и добро, хочу путешествовать по миру и знакомиться с чужой культурой и... – теперь пришел черед Леона краснеть. – Я хочу встретить любовь всей жизни, свою одну единственную и быть с ней вместе до конца. Чтобы мы были первыми друг у друга и так оставалось пока смерть не разлучит нас.

"Леон-Леон, ты мечтаешь о том, что дается многим само собой, без особого труда". – подумал Готфрид, однако в слух сказал иное:

– Можешь на меня рассчитывать, лев – я помогу тебе всем чем помогу, чтобы достичь желаемого.

– Прости, что не могу ответить тебе тем же. Горю желанием стать для тебя надежной опорой и другом на пути к твоим мечтам, но даже не представляю с какого края подойти к столь великим целям.

– Не бери в голову! – Готфрид отмахнулся. – Ну что, передохнули и пора дальше? – ответом ему стал кивок друга и его яркая, полная оптимизма улыбка.

После пятисотой ступеньки рыцарям уже было не до разговоров, учитывая то, что оба были облачены в латы. Воздух тут был пропитан запахом смолы, листвы и древесины. С непривычки такой подъем дался не с проста даже столь юным и полным сил юношам. Впрочем, свою роль сыграл еще и доспехи. Зато как Леон был рад, когда они ступили на деревянную платформу среди ветвей. Леон тут же поспешил подойти к перилам и посмотреть вниз. Форт отсюда казался игрушечным.

– Только вниз не плюйте! – внезапно раздался чей-то голос.

Леон обернулся, увидев совсем еще мальчишку, но при оружии и в форме небесного гарнизона.

– Я и не думал, – признался Леон.

– Вы не подумайте только, что я о вас плохо думаю, кай рыцарь. Я это всем новеньким говорю, так на всякий случай, а то было дело повадились некоторые так развлекаться...

– Думаю, что плевками дело не ограничилось, – предположил Готфрид.

– Верно... ой, а как вы догадались?

– Хорошо людей знаю, малец! – улыбнувшись, ответил рыцарь, а про себя подумал: "По себе знаю, чего уж там!" – рыцарь зашелся внутренним смехом, вспоминая свои отроческие хулиганства.

Как правило, небесный гарнизон охватывал несколько гигасов за раз, от трех до четырех. Это зависело от удачи, конечно – если рядом были еще деревья-великаны, чьи массивные ветви находились по соседству, то гарнизон строили и на них. Особенность таких вот небесных гарнизонов заключалась в том, что лестничный подъем был только у одного дерева, у подножия которого и располагался форт. Другие сообщались с ним исключительно посредством веревочных мостов меж ветвями. Первый и избитый вопрос, который задают приезжие, пытаясь сумничать, касается того какой прок в деревянных крепостях, которые можно поджечь? Для любой другой территории это замечание было бы уместно, но только не для Линденбурга, прозванного лесным княжеством не от нечего делать. Метать горящие стрелы тут было сродни самоубийству – пожар в считанные минуты распространится так быстро и неконтролируемо, что оцепит и нападающих, которые погибнут, задохнувшись в дыму прежде, чем до них доберется огонь. С таким обилием деревьев и растительности вообще, поджог ничем не лучше пиления ветки на которой сидишь. Сняв доспехи, друзья вдоволь нагулялись среди ветвей, по древесному военному городку, после чего встретились с капитаном за ужином. На столе их ждала жаренная оленина, сыр, хлеб и вино.

– Трепаться не люблю, скажу все по сути, Гидеон это ценит, как и я. Никаких нападений нет, все спокойно, хотя есть и кое-что подозрительное. Около двух месяцев назад атабы начали покидать свои бивуаки, уходить и вот, что странно – уходили частями, а не всем Табатом сразу, как у них заведено. Изо дня в день их становилось все меньше. Теперь их у южной границы можно сказать и нет. Все бы ничего, но наземные разведчики не смогли отследить их направление. В лесах еще рыскают их разведчики, но и только.

– Согласен, подозрительнее некуда, – согласился Готфрид.

– Как сквозь землю провалились! – возмутился капитан Роже.

– Нам нужно осмотреться самим, осмотреть места где атабы разбивали лагерь. Далеко забираться не будем, ведь как вы сказали, атабы исчезли, но не ушли в каком-то конкретном направлении. Вы сможете выделить нам, скажем, человек восемь? Не хотелось бы вдвоем наткнуться на отряд атабов. – высказал свой план Леон.

– Всего из восьми? – удивился Роже.

– Большой отряд подобен медведю, бредущему через лес. Его сопение и треск под могучими лапами веток много опережают его самого, в то время как небольшой отряд, подобен лисице, – едва приметен и бесшумен. – пояснил Леон.

Роже посмотрел на Готфрида, недоумевая и ожидая его комментариев. Беатриче тем временем встала рядом со свечой на столе, которая была совсем чуть ниже ее. Эйдос поднес лицо к пламени практически вплотную, заглядывая в него точно в окно, за которым открывался новый, дивный мир, полный чудес. Выглядит жутковато, но эйдос был не материален и пламя не причиняло ему (ей?) ни малейшего вреда.

– Мой друг говорит о том, что мы не за дракой лезем, а взглянуть что и как. Рисковать ни своими, ни чужими шеями мы не собираемся. – пояснил Готфрид, удивленный как и Роже, но не манерой Леона изъясняться, а тем, что Леон решил осмотреть границы.

– Звучит разумно с одной стороны, но и крайне опасно, с другой. Не сочтите за неуважение мой вопрос, господа. Доводилось ли вам участвовать в сражениях против атабов?

"Против атабов? Да нам довелось даже с призраками повоевать!" – про себя выкрикнул Готфрид.

– Признаюсь, в битве с атабами мы сталкивались лишь единожды, при осаде разбойничьего форта Дырявый Кит.

– Дырявый Кит... – Роже задумался. – Сам увы не участвовал в той битве, лишь слыхивал. Гуго Войд тот форт ведь взял, так? Это же было четыре года назад, вам тогда по сколько лет было?

– Четырнадцать, тогда мы оба уже были оруженосцами кая Гуго Войда.

– Могу я поинтересоваться, много ли атабов на вашем счету с тех пор?

– Ни одного. Как и положено оруженосцам мы держались позади, присматривая за лошадьми. Шайка, облюбовавшая Кита, в основном состояла из людей, атабов там было лишь трое. Тем не менее, к нам прорвался-таки один, раненный. Заручившись поддержкой ближайшего к нам рыцаря, мы сразили его, но приписывать эту победу себе, как вы понимаете, неуместно.

– Ясно, – кратко бросил Роже, даже не стараясь изобразить на своем лице интерес. Шумно отхлебнув из кубка, он утер бороду рукавом и ответил. – Я дам вам разведчика и семь моих лучших людей. Надеюсь на ваше благоразумие. Я не хочу, чтобы сын Гидеона погиб на вверенной мне земле.

– Смею вас заверить, кай Роже, на тот свет мы ничуть не торопимся.

– И то верно, подлеца Гуго пережили, значит есть ум в голове.

Готфрид взглянул на друга. Леон медленно отложил нож с куском мяса в тарелку. Оскорбить при Леоне Гуго Войда было все равно, что оскорбить его родителей. Светловолосый рыцарь мечтал хоть вполовину приблизится к этому легендарному герою и не смел терпеть клевету в его адрес. Что ж, Леон шумно вобрал воздух в грудь, желая походить на Гуго во всем, а значит прежде всего сохранять самообладание во что бы то ни стало.

– Кай Гуго Войд был ложно обвинен. Я, мой друг Готфрид и другие рыцари были подле него, и мы свидетели его невиновности. Я лично своими глазами видел тело дочери князя Эддрика в логове чудовища. Девушка была мертва задолго до того, как мы нашли ее.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что вы видели, кай Леон. Однако, как мы все прекрасно теперь знаем, пепельные холмы дурманят голову и увиденное там легко принять за явь, но явью оно не является. – Роже собрал жирную подливку куском хлеба и закинув тот в рот, довольный собой, закончил. – Иначе как понимать то, что князь Эддрик заточил Гуго в темницу, несмотря на все его заслуги? Вот вы говорите, что вы свидетель? Извольте знать, что у меня в гарнизоне тоже есть свидетель. Рыцарь, который был там вместе с вами, между прочим. Так вот он другое рассказывает.

– Осмелюсь предположить, что ничего хорошего? – осведомился Готфрид.

– Именно так, кай Готфрид. Говорит так дочка князя была хороша, что Гуго не удержался да оттрахал ее как следует, а дабы сокрыть преступление, горло ей перерезал и бросил в гнезде чудища.

– Доброго вам вечера, господа. Благодарю за ужин и гостеприимство, кай Роже, оленина была превосходна. Хочу прогуляться перед сном. – произнес Леон голосом тяжелым как давно неиспользуемая наковальня и таким же холодным.

Роже проводил его равнодушным взглядом. Его личные ожидания касательно сына Бертрама подтвердились, – он ожидал увидеть мягкого и по-женски ранимого юношу, как о нем судачили, и он его увидел.

– Ваш друг всегда такой ранимый?

– Только когда оскорбляют тех, кого он ставит в один ряд с родителями и когда жертва оскорблений тот, кто сам в разы лучше оскорбляющего.

Роже лишь хмыкнул, не ответив на колкий выпад юнца.

– Гуго неплох, спору нет, но как по мне его слава преувеличена. В деле я его не видел, зато видел Бодуэна Монферратского. Вот этот рыцарь как по мне по праву мог носить звание – первого меча Линденбурга. Жаль, что сгинул он во время войны с этими проклятыми северянами...

– Будь вы моего возраста и не будь мы оба рыцарями, я бы хорошенько дал вам в морду. Можно остроумно начесать языком много хлестких и громких слов, но ничего не сравнится с одним добрым ударом в харю. Доброго вечера. – Готфрид встал из-за стола и направился к выходу из хижины капитана, не желая оправдывать друга, потому, что оправдываться на взгляд Готфрида должен был Роже. Готфрид остановился лишь в дверях и Роже метнул ему в спину слова как кинжалы.

– Сопляк, если не остудишь свою горячую голову, то найдется тот, кто воспользуется холодной сталью для этого, – совершенно беззлобно, даже с усмешкой ответил Роже.

– Будь жив Гуго, уж он то всенепременно остудил бы вашу, – бросил через плечо рыцарь и удалился.

Готфрид нашел друга у края одной из деревянных платформ. Леон стоял, облокотившись на перила, взгляд рыцаря был устремлен вдаль, на юг. Здесь, сквозь мерно покачивающуюся листву, открывался вид на зеленое море обычных, с высоты кажущихся крохотными деревьев Лиранского княжества, раскинувшего скатерть своих земель к югу от Линденбурга. Вдалеке были видны пылающие в закате вершины утесов Змеиной Долины. Эти утесы словно надменно выказывали свое превосходство всему прочему ландшафту вокруг, а потому были награждены тем, что пальцы уходящего солнца еще касались их на лике земли. Еще полчаса, не больше и теплые, нежные пальцы солнца окончательно отнимут руку от столь жаждущей их, Линеи и она будет дожидаться своего жгучего, страстного любовника всю ночь, храня в сердце подаренное им за день, тепло.

Подойдя к другу, Готфрид тоже облокотился на перила, щурясь на горизонт, словно там было что-то особенное. Где-то там и правда что-то было. На горизонте медленно плыла черная точка. Быть может это была крупная птица, а может один из Лиранских наездников верхом на Равеншрайке – дивном существе с вороньей головой и крыльями, но телом пантеры. Эти животные были символом и гордостью Лирана, его гербом. Помимо того, что равеншрайки обитали лишь в этом "вороньем" княжестве, исключительно Лиранские наездники умели приручать этих существ, впоследствии восседая на них точно на лошадях, скачущих по небу.

– Прости меня, я повел себе недостойно и вспылил. Не стоило себя так вести. Мы оба знаем правду о Гуго, но другие ее не знают и вправе заблуждаться. Я должен извиниться перед Роже, он так гостеприимно принял нас, а я не выказал ему должного уважения.

– Ты вспылил? Умоляю, тебя лев! Ты еще не знаешь, что значит вспылить, а этот мужлан Роже заслуживает трепки, а не извинений. Он и мизинца Гуго не стоит, уверен Гуго мог бы разговаривать с нами, попивая эль, и одновременно биться на мечах с Роже даже не глядя на него. Роже заискивает перед нами только из-за твоего отца, в его глазах мы лишь напыщенные мальчишки.

Леон задумался, смотря как будто сквозь друга и вновь взглянув на горизонт, произнес.

– Когда я смотрю с высоты на мир, мне кажется, что нас не остановить. Я в себе чувствую столько сил и желания сделать этот мир лучше, а не прозябать отведенное мне время. Еще, я должен извиниться за риск, которому подверг вас с Зотиком.

– О чем ты?

– На медвежьем хуторе, когда мы столкнулись с призраком и за нами шли те полые латы, я эгоистично повел себя и решил остаться. Я чувствовал, нет, – был уверен, что там что-то не так, что есть подвох и нужно лишь копнуть глубже, чтобы узнать истину.

– Ерунда! – Готфрид отмахнулся. – У нас все было честь по чести, как говорится.

– А если бы те страшилы не оказались фарсом? Мы могли погибнуть.

– В одном я с тем странным стариком согласен, – что бы ни случилось, нельзя терять решительность, а погибнуть это не про нас! Мы слишком хороши, чтобы умереть! – Готфрид сам не верил в то, что говорил, но он пережил слишком много горя, чтобы позволят мрачным мыслям увлекать себя, а потому старался держать оптимизм при себе всегда и всюду. – А теперь расскажи мне, что ты задумал? Насколько я помню, твой отец хотел от нас простых формальностей – приехать сюда, посмотреть, что к чему, поговорить и все.

– Отец не отдавал приказ, он просил, а, следовательно, можно и подумать самим, как он всегда учил. Насколько я помню, он просил осмотреть границы, про приграничные земли речи не шло. Не хочу быть посыльным, хочу сделать что-то стоящее и показать ему, чтобы он гордился мной.

– Он и так гордится твоим обучением и воспитанием.

– Когда в юности мой отец ходил в ранге эквилара и странствовал, он совершил немало подвигов и помог многим людям. Я хочу быть достойным наследником его имени. Хочу помогать нашему княжеству всем, чем смогу. Вчера мы остановили шайку разбойников и помогли Луковкам, а завтра я хочу попытаться понять, что заставило атабов "провалиться сквозь землю". От того, что мы тут узнали, никакого проку, мы не можем уехать не узнав больше, точно нам все равно.

– Мне не все равно, напротив, – я заинтригован.

– Как и я, – согласился с другом Леон.

Друзья постояли еще некоторое время, наблюдая за стаями небесных скатов в небесах. Те кружили не то играя, не то исполняя воздушный танец. Глядя на этих грациозных существ, издали напоминающих ткань, подхваченную ветром, рыцари встретили вечер. Небесное чело покрыли сверкающие бисеринки пота, известные как звезды. Затем темный небосклон открыл свой белый глаз, именуемый луной. Ходило поверье, что это этими глазами Боги следят за Линеей. Желтый глаз для того, чтобы смотреть за всем днем и белый, чтобы следить ночью. И хотя маги из Магистратуры Астэра доказали, что солнце вовсе никакой не глаз, то с луной все было гораздо сложнее, потому, что на ней периодически и правда открывалось огромное, самое настоящее око. Тут уже ученые и маги разводили руками, соглашаясь с версией мещан о том, что это Божье око, присматривающее за всем миром.

Ночью небесный гарнизон приобретал свою неповторимую атмосферу, всему виной были факела. Деревянный город превращался в сказочное дерево с огоньками – именно таким Леон каждый вечер видел Линденбург из окон летней резиденции Бертрамов, когда в крепости сикомора-гигаса зажигали факела. Только на этот раз Леон был внутри подобной крепости. Было в этом что-то неуловимо прекрасное и романтическое, – сидеть перед пылающей жаровней и греть руки, будучи в тридцати метрах над землей. Это захватывало и пугало одновременно, особенно когда под твоими ногами скрипели деревянные половицы, сквозь щели меж, которых подобно ужасающей и неведомой бездне, на смотрящего поглядывала далекая земля. Если взглянуть в сторону лесного княжества, то все казалось обыденным – кругом листа, ветви и стволы деревьев. Но стоит посмотреть на юг, как тут же захватывало дух, ведь уже на границах княжества без остатка исчезали гигасы и начинался обычный лес. Именно глядя на него с высоты приходило понимание насколько все же огромны и необъятны леса Линденбурга. Гигас на котором располагался гарнизон был одним из последним у края южной границы, поэтому с него открывался вид на необъятные просторы, пугающие и так же манящие.