Текст книги "Летопись Линеи (СИ)"

Автор книги: Роман Алёшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ничего не приходит в голову, а ты?

– Полночи терзался в сомнениях, но все-таки выбрал имя.

Готфрид присвистнул и вопрошающе посмотрел на друга.

– Розалинда, – ответил Леон и достав меч, поднял его в воздух, сквозь мельтешащие тени листвы просочился солнечный свет и забегал по гладкому и чистому лезвию.

– Полагаю в честь твоих любимых цветов и герба дома?

– Лишь отчасти, еще и в честь Розалинды Люпьер. Моего предка по материнской линии... мне порой кажется, что моя любовь к розам передалась от этой женщины.

– Ты не рассказывал о ней раньше.

– Признаюсь и думать не смел, что тебе это будет интересно.

– Еще как! Мне все интересно, что с тобой связано, мы ведь друзья, верно? Ты ведь и сам интересовался моими делишками, хе-хе.

– Ты прав, мой друг. Что ж, изволь выслушать историю. Как и моя матушка, Розалинда была уроженкой Линденбурга, с северо-западного края нашей провинции. Со слов бабушки у нее был прекрасный сад с голубыми розами. В те времена северяне часто совершали набеги на наши земли с моря. Главе дома, Раймунду Люпьер приходилось отбиваться от них силами своей дружины. В одном из таких боев он и погиб, а все хозяйство легло на плечи Розалинды. – Леон снова задумался, скорбно думая о том, что чувствовала та женщина и как справлялась со всем. Думая об этом ему хотелось оказаться в прошлом и защитить эту смелую женщину, сражаться с захватчиками, не зная страха и пощады.

– Видимо тогда прекрасному саду конец и пришел? – мрачно предположил Готфрид, как ему казалось, очевидное.

– Напротив. Розалинда не бросила сад, она вела все хозяйство и продолжала ухаживать за садом пуще прежнего, чтобы ее ухоженный и цветущий сад издалека говорил любым захватчикам, что женщины в роду Люпьер не сдаются и не уступают мужчинам. Розалинда взялась за меч, чтобы встать во главе дружины своего мужа и поменяла родовой герб. Так к воткнутому в траву мечу, добавилась обвивающая его голубая роза.

– Выходит герб твоего дома корнями уходит в прошлое по материнской линии? Ну и дела, мой друг, а ты еще говоришь, что мне это было бы неинтересно. Стыдно даже, столько лет тебя знаю, а историю эту слышу впервые. Позволь спросить, а что же стало с гербом твоего отца?

Леон рассмеялся.

– Я уже заинтригован!

– Отец никогда не любил то, что там изображено и он с радостью принял герб моей матери как герб дома Бертрам.

– Теряюсь в догадках, что же там было изображено? Собачье гузно? Прости за столь резкую крайность.

– Отец не хотел говорить, и я с трудом узнал правду от матери – рыцарь... верхом на осле.

Теперь расхохотался и Готфрид.

– Безусловно, там была своя богатая история, почему он таков, но кому есть дело до истории? Историй на гербах не пишут. Люди видят знамя и то, что на нем нарисовано. – пояснил Леон.

– Жаль мой отец не успел рассказать, что значит наш герб... – рыцарь задумался. – Ну конечно же! – внезапно воскликнул Готфрид и хлопнул себя по колену. – Решено! Я назову свой меч Корвус!

– Хмм, ворон, в переводе с общего языка (общим языком назывался староальвийский язык). Полагаю, твой герб подтолкнул тебя к сему выбору, я прав?

Готфрид кивнул, сейчас он радовался как ребенок и таким его можно было видеть только с Леоном... ну или в компании сомнительных девиц. Тут мимо Готфрида порхнуло нечто похожее на крупную бабочку и замедлив движение, зависло в воздухе. Оказалось, что это вовсе и не бабочка, а существо мало отличимое от медузы – водянистый и полупрозрачный грибочек с ловчими щупальцами. Медуза обратилась в крылатого конька или нечто похожее на него, а еще через мгновенье, бабочкой и облетев рыцаря еще раз, скрылась в лесу, пролетев прямо сквозь ствол дерева.

– Тьфу ты! Думал птица какая заплутала, а это эйдос.

– Похоже ты ему понравился, как он тебя лихо облетел, можно сказать осмотрел оценивающим взглядом.

– Если этот эйдос женского пола, то я не удивлен сей закономерности, – рыцарь самодовольно улыбнулся.

– Навряд ли у них есть пол, это же вроде как духи, хотя не решусь утверждать, ученые мужи так и не определились с этим, куда уж мне лезть.

– И что же это выходит, лев, помру я значит, стану духом и перестану быть мужчиной?

– Боюсь, что так, в определенном смысле.

– О, я понял тебя, но я не об этом, хех. Я это я. Надеюсь, что я – это не мое тело и его черты, рассуждая более духовно.

– Как раз по этой причине я и считаю, что лишь в определенном смысле ты утратишь свою мужскую суть.

То ли соглашаясь с услышанным, а то ли протестуя, небо над головами рыцарей заворчало гремящими раскатами. За разговором они и не заметили, как все затянуло тучами. Сверкающие желтизной поля давно остались позади, теперь вдоль тракта тянулся густой лес. В нем были как деревья-великаны, то есть гигасы, так и обычные, выглядящие на фоне первых точно дети в сопровождении взрослых.

– Вот те на! Гроза пожаловала, еще вымокнуть нам только и не хватало сейчас.

Кобыла Леона фыркнула, услышав свое имя.

– Остерегайся собственных желаний, ты же хотел сразить солнце, – улыбнулся Леон и пришпорил лошадь, Готфрид последовал за ним. – Предлагаю сойти с тракта в лесную чащу и укрыться от дождя под каким-нибудь грибом.

– Все тебя в лес тянет, не иначе как в тебе есть капелька крови от сильвийцев! У меня есть другое предложение. Давай-ка навестим Зотика, благо почти пути, ну, а после отправимся к гарнизону. Дело ведь не срочное, небольшую задержку терпит?

– Добро, – согласился Леон, переводя Грозу в галоп.

Эйдосы или в простонародье – морские духи. Нематериальные существа, природа которых не ясна Магистратуре до сих пор. Они не появились в эпоху Возрождения Линденбурга, наряду с прочими измененными животными и новыми видами флоры с фауной. Насколько можно было верить летописям Линеи, эйдосы существовали столько, насколько далеко могли углубиться исследователи, копающие тоннели в историческом грунте мироздания. Преимущественно эйдосы имели вид морских медуз, (от того и прозвище – морские) но зачастую меняли свой облик на самые причудливые образы, некоторые из которых они брали непосредственно из мыслей и желаний ближайших разумных существ. Некоторые эйдосы имели привычку привязываться к разумным существам, а также некоторым животным и сопровождать их без всякой цели. Порой их можно было встретить в компании представителя любой расы, – эйдос просто следовал за выбранным им хозяином. Впрочем, их можно было прогнать, они определенно очень хорошо понимали эмоции и читали мысли. Какую роль в экосистеме играют эти существа никому неизвестно, хотя и велось не мало споров на эту тему. Очередная загадка Линеи, такая же непостижимая, как и размеры Византской пустыни.

***

Через пару минут юноши увидели тонкую, витиеватую струйку дыма, тянущуюся из чащи леса к небесам цвета вчерашней залы. К кострам, особенно знойным летом в Линденберге относились со всем положенным вниманием и строгостью. Княжество неоднократно страдало от лесных пожаров. Готфрид взглянул на друга, а тот лишь кивнул, без слов поняв заданный вопрос. Охотничьих угодий здесь не было, а до ближайшей деревни путь тоже не близкий. Кто же запалил костер средь бела дня? Одинокий путник, устроившийся на привал? Не пристало странствующим эквиларам упускать из виду такое дело. Проехав дальше по тракту, рыцари обнаружили опрокинутую повозку, вокруг которой валялись тряпки, тюки, корзины, ящики и коробки, а также множество рассыпанных инструментов: молотки, пилы, гвозди. Среди всего этого обнаружилось и несколько человек, кто-то, судя по густым, красным пятнам на одеждах, мертв, а кто-то без сознания. Видимо, эти люди защищались как могли, – их оружие лежало рядом на земле, но было ясно, что они не бойцы. Задорный пыл новоиспеченных эквиларов при виде мертвецов поостыл. Судя по поклаже несчастных, это были не охотники и не крестьяне, а простые батраки, нанятые для ремонтных работ или иного ремесленного дела. Однако, пожалуй, самым примечательным фрагментом на развернувшейся картине хаоса была девушка – цинийка. Она была привязана к ближайшему дереву, с повязкой на рту.

Как упоминалось ранее, мир Линеи населяло множество рас. Расы эти можно поделить на Богоизбранный народ и Безбожников. Первые от вторых отличались тем, что были созданы непосредственно Богами. Прочие, расы, включая мета-расы, к сотворению которых Боги были непричастны, именовались Безбожниками. Последние появились на свет благодаря Монолитам, существам по легендам схожими по возможностям с Богами и ими же впоследствии уничтоженными. О Монолитах почти ничего неизвестно, кроме того, что они были побеждены Богами в противостоянии, окончившимся полномасштабной войной. В свое время Монолиты возжелали создать на каждую расу, созданную Богами свою собственную и даже больше. Они успели создать лишь три расы прежде чем были конфликт с Богами стер их из истории мира. Стоит сказать, что в мире Линеи вопрос о вере в Богов не стоял вовсе, ведь как можно верить в солнце, когда его наличие есть очевидный факт? Так и с Богами, кои не были аморфным вымыслом, затаившимся в реках чернил, застывших среди пыльных холмов пергаментов и книг. Боги неоднократно являлись в мир и вступали в контакт со своими творениями, это происходило примерно раз в два-три эона. Вопрос стоял в почитании. Кого-то почитали больше, кого-то меньше, но не верить в то, что запросто могли видеть твои собственные деды или даже родители было попросту невозможно. Однако, Боги уже три столетия не являли себя жителям Линеи, что порождало самую разнообразную молву. Морты, они же люди, в силу своей непродолжительной жизни воспринимали Богов как миф, другое дело альвы. Те застали последнее пришествие Богов и рассказывали о нем, впрочем, люди им все равно не верили. Длительное безмолвие Богов некоторые трактовали как утрату интереса к Линее. Другие считали, что Боги покинул мир, сами или же погибнув. Иные любопытствующие о судьбе Богов просто ждали и надеялись, уверенные в том, что Боги никуда не делись.

Но довольно о Богах, ведь сейчас нужно рассказать об их творении, а если быть точным, о творении Богини Ашадель, благодаря которой на свет которых появилась первая раса Линеи – альвы. Так уж сложилось, что с единая в момент ее сотворения раса, уже тысячу лет как разделилась на три мало похожих народа – сильвийцев, цинийцев и харенамцев. Сразу стоит упомянуть и жаргонные слова, коими кличут эти народы люди. Сильвийцев часто называют лесными альвами из-за их любви к природе и столицы расположенной в лесу. Реже их зовут светлыми альвами, причина тому – бледная кожа. За цинийцами закрепились такое жаргонное прозвище как пепельные, из-за пепельного цвета кожи и волос. Иногда их еще называли темными альвами, из-за контраста с сильвицами. Еще, редко и как правило, когда хотят обидеть, цинийцев кличут – отступниками, из-за поддержки низвергнутой Богини Ашадель, которой цинийцы остались верны до конца. Харенцамцев прозвали песочными или желтыми альвами из-за их родины, – непомерно гигантской пустыни Кахад, где распростерлось южное королевство Дашар. Сами же альвы называли друг друга в зависимости от того к какому народу они принадлежали и никак иначе. Несмотря на схожесть во внешности в силу единой некогда расы, народы эти ныне разительно отличались друг от друга, начиная от внешности, традиций и заканчивая мировоззрением. Так, что кроме названия и неких внешних черт альвов мало что ныне роднило, не зря же некогда единый народ разбился на три отдельных, создав Триаду.

Обнаруженная рыцарями девушка относилась именно к цинийцам, а посему остановимся именно на ее народе. Итак, цинийцы, как правило, были выше большинства людей. Заурядный рост мужчины данной расы менее двух метров встречался исключительно редко, а рост женщин обычно вел счет со ста-восьмидесяти сантиметров. Телосложение пепельных альвов схоже с людским, но в отличии от людей, фигура цинийцев не менялась с течением времени. Иначе говоря, они не полнели и не худели, равно как и никогда не старели. Мужчины пепельных альвов всегда славились широкими плечами, жилистостью и общей статностью. Их нельзя было назвать изящными, нет, эта характеристика по праву досталась сильвийцам, цинийцы же были просто красивы, коварно красиво. Цинийские альвийки славились длинными ногами, широкими бедрами, узкой талией, солидной, под стать росту грудью, обладая при этом общей стройностью телосложения. Кого-то прельщала эта красота, а кто-то сетовал на отсутствие анатомического разнообразия присущего другим расам. Все цинийцы имели темно-серую кожу пепельного оттенка, отчего и появилось название их народа. Цвет их волос не поражал разнообразием и варьировался от полностью черных как сажа, до практически полностью белесых, подобных хлопьям подхваченного ветром пепла, легкого как мысли. Отдельно стоит сказать о том, почему альвов прозвали остроухими. Уши цинийских альвов формой своей напоминали наконечник копья длиной в два указательных пальца и дерзко бросались в глаза несмотря на любую шевелюру владельца, придавая тем не менее этой расе пикантный вид. Конкретно у цинийцев уши были плотно прижаты к черепу и острым концом направлены вверх. Столицей этому народу служил северный город из цепи замков, расположившихся среди недружелюбных скал фьордов. Вытесанные прямо на вершинах Византских фьордов, из железа и камня, обдуваемые холодными ветрами Бесконечного океана, холодные и темные, они выдержавшие натиск тысяч штормов эти крепости не зазывали путников комфортом и вычурной красотой. Гран Дарен – так называлась столица цинийских альвов. Визант, край где они обитали слыл суровым и скудным на растительность, зато щедрым на острые скалы и рифы. Цинийцы славились как великолепные моряки и китобои, не мудрено, что пиратство среди них нашло столь широкое распространение. В силу территориальной расположенности выживали альвы за счет рыболовного промысла и бартера, а в давнишние времена, набегам на прибережные поселения южан. Со столицей Византа, прослывшие теми еще гордецами, цинийцы слабо контактировали, но субординацию соблюдали, подчиняясь королю севера, которого сами северяне называли не иначе как конунг. Кое-то из цинийцев считал, что пиратство куда более интересный вид заработка, полный свободы и романтического духа авантюризма.

Доподлинно известно, что цинийцы прекрасно видят в темноте. Еще ходили слухи о том, что они невосприимчивы к огню, отсюда мол и прозвище "пепельные", однако это могла быть как напускная молва, так и вовсе вымысел самих цинийцев, склонных к охоте возвеличивать себя над всеми прочими расами. Тысячу лет назад в альвийской империи возникла вражда, именно тогда альвы и разделились на разные народы, пролившие не мало крови. Конечно все расы когда-то тупили мечи и копья друг о друга. На этом поприще история альвов ничем бы и не выделялась, если бы не одно "но". С тех пор как альвийская империя пала, а на смену ей пришла Триада, меж сильвийцами и цинийцами осталась безмолвная вражда. Оба народа недолюбливали друг друга и относились друг к другу предвзято. В завершении стоит сказать, что всех альвов роднило то, что они считали себя мудрейшими и умнейшими народами на Линее, хотя бы уже в силу первенства появления на свет. Не зря альвийский язык, стал впоследствии общим, обязательным к изучению любым образованным лицом. К тому же, он бросал своеобразный вызов языковым барьерам, ведь языки, равно как и его диалекты в различных княжествах и иных землях разнились. Именно по этой причине, большинство названий и терминов в Линее имели альвийские корни. Большинство представителей других рас были либо слишком ленивы, либо не имели достаточной на то фантазии, чтобы придумать достойную замену терминам альвов, так те и прижились.

Итак, перед эквиларами предстала цинийка. Ее глаза бирюзового цвета метали взгляд подобно стрелам от одного рыцаря к другому. Пепельного оттенка волосы, собранные в конский хвост, чесали кору дерева, когда девушка недовольно мотала головой, словно пытаясь этими действиями сбросить повязку. На пленнице были ботфорты, походная куртка из крашенной в черный цвет и уже порядком выцветшей кожи и черные, мужские штаны. Вполне себе походная одежда для путешественника. Вот только образ этой девушки не очень увязывался с батраками, распростершимися у повозки. Рыцари спешились и обнажив мечи внимательнее осмотрели место происшествия. Прикрываясь щитом, Леон мечом раздвинул ближайшие заросли шиповника, проверяя, не прячутся ли в засаде разбойники. Девушка не сама же себя привязала к дереву, не так ли? Готфрид тем временем поспешил на помощь альвийке, освобождая ее из пут и заранее, жестом призывая к тишине. Развязывая ей руки, он принюхался, кое-что насторожило его...

– Будьте благословенны пятикратно! Мы столяры и плотники! – проигнорировав жест Готфрида, тут же залепетала она и схватила мужчину за локоть. – Знай себе ехали себе в Линденбург с охотничьих долов и вот тут, на этом самом будь оно неладно, месте, на нас напали эти мерзавцы!

– Какие мерзавцы, лир? – уточнил Готфрид.

В Астэриосе было три основных уважительных формы обращения, не учитывающих социальное положение: хал, лир и кай. Первые два были формой обращения ко взрослому мужчине и женщине, соответственно. Третья же была ничем иным, как почетным обращением к мужчинам в ранге рыцаря.

– Головорезы разумеется, кто же еще?! Не наши кони же решили на нас напасть! – возмутилась девушка, сложив руки на пояс.

– Как знать, барышня, я тут коней не вижу, а с места преступления обычно скрываются лишь преступники, – не удержался от шутки Готфрид.

– Неслыханная дерзость! Клянусь честью эти мерзавцы понесут наказание. – поддержал девушку Леон, попутно осматривая место происшествия.

– Что за вздор?! Шутки шутите? Тут люди между прочим погибли. – смерив холодным взглядом Готфрида, фыркнула альвийка. – Хотя для вас мортов смерть, пожалуй, дело привычное.

– Прошу простить моего друга, лир! Уверяю вас, он не желал дурного, решив смягчить ваши тяжелые чувства шуткой. Вы сейчас, наверняка крайне напуганы. Мы поможем вам, госпожа, клянусь честью теперь вы под нашей защитой. – поспешил с объяснениями Леон, но Готфрид жестом остановил его, не отступая от своих мыслей.

– Объясните мне, лир, почему разбойники связали вас, а сами ушли? – со свойственной ему подозрительностью и легкой раздраженностью от наивности Леона, поинтересовался Готфрид.

– Я краем уха слышала, что у них тут лагерь недалеко. Мне один из этих дуболомов хотел врезать по голове. Представляете себе? Мне! Безоружной женщине! Никаких манер! Впрочем, что взять с чурбана, клянусь у камня больше разума, чем у него. Хвала Ашадель, их главарь рявкнул, что мол не нужно портить "товар". Вот меня к дереву и привязали, покуда не вернутся за остатками наших пожиток. В первый заход эти головорезы были полностью загружены нашим добром и за мной решили вернуться позже. – брезгливо рассказала альвийка.

Юные рыцари участливо слушали щебетание девушки, сокрушающейся о произошедшем, а за их спинами тем временем поднимались "мертвые" батраки, беря в руки сабли, цепы и щиты. Гроза громко фыркнула, Леон обернулся и похоже своевременно, поскольку застал альвийку со стилетом в руке. Последний она достала явно не для того чтобы покрасоваться. Такое оружие легко загнать в щель меж пластинами панциря. Столь коварный удар в спину Леон отбил щитом, хорошенько вдарив по руке девушки, от чего та выронила оружие. Готфрид же когда все началось, молниеносно среагировал на происходящее. Решив пленить девушку, он было схватил ее за ворот куртки, но та с гибкостью и грацией черной кошки ускользнула в сторону, обошла рыцарей и присоединилась к основной шайке, прячась за их спинами. Снова громыхнуло и от солнечной погоды не осталось и следа. Подобно массивным льдам, густые тучи сомкнулись, оставив голубой океан с золотым диском где-то в глубинах небесного океана. По тракту разгулялся порывистый ветер, как обычно в своей сумасбродной страсти, подбрасывающий пыль в воздух и заставляя деревья склоняться перед его величием силы и свободы.

– Ну чо пижоны, попалися! Неплохец уловец за утречко. Сначалец торговый обозец, а теперь парочкец рыцарей, не иначе как очередные пустоголовые, напыщенные юнцы или юнец и девец... с белобрысым и не разберешь так сразу. – довольно проговорил один из "батраков", самый крупный из них, поигрывая боевым цепом в руке. Определенно, грамотность была его не лучшим качеством.

Головорезы начали рассредоточиваться, окружая друзей, самая банальная, но эффективная тактика.

– Ничо так, плащик-то у белобрысого, чур мой, – оскалился один из разбойников.

– Лошади тоже хороши, – добавил другой. – Таких ток продавать, а не вялить в запас.

– Позволю с вами согласиться. День и вправду задался, не успели мы покинуть стены родной усадьбы, как пленили шайку разбойников. – заметил с вызовом и без тени страха Леон.

– Или похоронили, – добавил Готфрид и говоря это, на его лице не было и намека на улыбку.

Разбойники враз изумились и переглянулись. Кое-кто даже всмотрелся в лесную чащу за спиной. Оно и понятно, их было восемь человек, включая альвийку, а рыцарей всего двое. Не удивительно, что некоторых из них пробрало на смех.

– Хорошо шутканул! Тебе б скоморохом выступать, всяк потешнее, чем в костер пердеть!

Разбойники тем временем полностью окружили рыцарей и юные эквилары встали спиной к спине. Клубилась подымаемая ветром пыль, очередной порыв растрепал волосы Леона.

– Глянь мужики, у этого щелкопера волосы как у бабы, а мож у него и в штанах щель, а?

Альвийку подобные фразочки похоже ничуть не смущали. Девушка ждала, поглядывая на небо, грозящее вот-вот разразиться ливнем. Ее раздражало то, что двое рыцарей еще живы, а с неба вот-вот польет дождь.

– Господа, предлагаю вам сложить оружие, дабы не портить это прекрасное утро ненужным кровопролитием и безоговорочно сдаться нам. На вас нет доспехов, убивать вас сродни забою скота. – продолжил гнуть свою линию Леон, пропустив мимо ушей оскорбления.

– Гы-гы, слыхали да!? Нас в господа возвеличили? Даже не халы, а сразу господа!

– Какие мы тебе господа! – взревел один из разбойников.

– Эт ктотец тут скотец?! Ах ты ж хренец ты гнутый, вали их братаны!

На том дипломатия приказала долго жить, уступая место старому, доброму насилию. Одно дело турниры и поединки, другое – вот такая вот потасовка. Такие слова как: правила, честь, доблесть тут не стоили и гроша ломанного. Просто горстка людей, которая хочет прикончить другую как можно скорее. Альвийка не ринулась в бой, все еще потирая ушибленную щитом руку. Очевидно рассудив, что семь здоровых лбов сейчас сомнут мальчишек за секунды. В конце концов семь ведь больше чем два? Раньше эта нехитрая арифметика работала.

Готфрид отбил Корвусом удар сабли, метившей ему в шею, попутно укрыв голову от цепа и поворачивая корпус таким образом, чтобы удар ножа третьего разбойника пришелся в наиболее защищенную часть панциря. Когда било цепа громыхнуло по щиту, рыцарь ощутил удар всем телом, все кости как будто загудели. Между тем, Готфрид поймал лезвие сабли атакующего в гарду своего меча, оттолкнул пинком в живот противника и тут же рубанул по шее – шутки кончились. Разбойник опешил и с дикими глазами отпрянул, выронив саблю и хватаясь руками за рану, бесцеремонно орошающую траву его жизнью. Как Готфрид и рассчитывал, разбойничий нож проскрежетал по его панцирю, оставив едва заметную царапину. Рыцарь сделал выпад мечом, но худосочный разбойник с ножом ловко отскочил назад. Здоровяк с цепом, раскрутил тот над головой собираясь вот-вот обрушить на эквилара. Защищаться от такого удара не было смысла, в лучшем случае от парирования онемеет рука, в худшем – будет сломана. Рассвирепев, Готфрид рванул вперед и врезался в здоровяка плечом, сбив удар и повалив разбойника на землю. Уже на земле он без труда заколол здоровяка, у бедолаги не было ни щита, ни доспехов. Готфрид воспринимал противников как свиней – таких же толстых, неуклюжих, доступных и податливых для своего клинка. Впрочем, под робой батрака оказалась вареная кожа, но ее оказалось недостаточно, чтобы остановить острейший меч. Леон тем временем пустил в бой Розалинду, и она с решимостью одноименного предка сверкнула в воздухе как слеза. Без труда, даже с неким нарочитым изяществом Леон отразил мечом удары вражеских сабель, полоснув по руке одному противнику и пронзив сердце другому. Третий головорез получил удар щитом в горло, захрипел и забулькал, хватаясь за шею и его тут же коснулся стальной, холодный поцелуй Розалинды. Фехтование разбойников не отличалось мастерством, вообще. Они просто рубили саблями так как мальчишки с палкой в руках молотят кусты. Четверо уже упали замертво. Пятый бросился на утек, да так быстро, что, наверное, и на коне не догнать. Зато стреле вполне по силам. Леон сорвал с плеча лук, оплетка тетивы мягко коснулась пальцев, растягиваясь.

– Только пятки и сверкают, – удивился Готфрид, глядя на вихляющего меж кустов и деревьев разбойника.

Наконечник уже готовой к полету стрелы пару секунд следил за ним, а затем, подобно Дашарской пантере, стремительно бросился за добычей. И хотя в момент выстрела беглец успел нырнуть в заросли, до рыцарей донеслось как он хрюкнул и упал лицом в траву. Шестой головорез зажимал рану на руке и скулил, а седьмой бросил нож на траву, падая на колени и призывая к милости.

– Мда-а, – протянула альвийка, скрещивая руки на груди. – Юный возраст и количество сыграли с нами злую шутку. Думала вы жалкие сынки местных дворян. Знаете, такие, что в руках никогда не держали ни меча, ни женщин, но дорвавшись до мечей и сев на коня, решили, что весь мир принадлежит им одним. Рассекает тут по большакам не мало таких фуфелов и самодуров, сапоги с их трупов приятно снимать.

Девушка и не думала бежать, ведь в том не было смысла. Один побежал и вот теперь он лежал.

– Отчасти вы правы, барышня, – ответил Готфрид и усмехнулся, чем сильно смутил Леона. – Мы молоды, полны сил и жаждем приключений, но это не значит, что мы не подготовлены.

Откуда альвийке было знать, что с раннего возраста, этих мальчишек натаскивал Гуго Войд? Лучший мечник Линденбурга и под его же началом эти двое уже успели погреметь мечами. Одно время Леон задавался вопросом, – отчего их отец не сам обучает их? Ответ пришел со временем сам собой. Гидеон не хотел теплым отеческим чувствам, хоть и не выказываемым открыто, мешать. Гидеон желал, чтобы мальчишек загружали, не щадя и не делая поблажек. Сам бы он не смог так жестко обходиться с сыном. Обучать Готфрида отдельно от сына по очевидным причинам он тоже не мог, – друзья были неразлучны. К тому же втайне Гидеон хотел, чтобы более приземленный Готфрид оказал на Леона влияние, вернув из страны грез на землю. Эти двое занимались изнурительными тренировками, учась сражаться верхом, стрелять из лука и разучивая приемы фехтования один за другим каждый день. Обливаясь кровью и потом, мальчишки взбирались на скалу мастерства, чтобы отдохнуть лишь на ее вершине, но никак не по пути туда.

– Что ж, за прошедшие минуты мы стали весьма близки, ведь ничто так не сближает людей как постель или битва. Не пристало близким людям разговаривать, не зная имен друг друга. – заметил Готфрид.

– Мое имя Леон Бертрам, а это мой славный друг Готфрид Бьюмонт, мы эквилары.

– Да на кой мне имена бабочек-однодневок? Вы ж помрете через пару десятков лет, я даже и не вспомню, что встречала вас и у нас тут вообще-то бой идет или я чего-то не знаю?

– Битва не повод быть невежливым, а еще мы запоминающиеся, – вставил Готфрид.

– С таким родом занятий через пару лет вы плохо кончите, девушка, не иначе как на виселице, – добавил Леон.

– И не в качестве зрителя, – добавил Готфрид.

– Да уж, с каких таких пор эквилары полюбили языком чесать? Ваше сучье племя обычно рубит, а потом спрашивает. – фыркнула альвийка, вместо того, чтобы представиться. – Решили меня до смерти заговорить? Давайте, делайте уже свое грязное дело, если сможете.

– Любопытно, а все подумали о том же, о чем и я? – высказался Готфрид, чем опять смутил Леона.

– Не меч определяет поступки своего хозяина, но хозяин определяет за кого будет сражаться его меч. Иначе говоря, не судите книгу по ее обложке. – заметил Леон.

– Если б не увидела сама, ни в жизнь бы не поверила, что человек, который шпарит такой высокопарной ерундой, чай словоплет какой, знает за какой конец держать меч.

– Мой друг дело говорит, лир. Вы ведь и сами показали это своим маскарадом. С виду вполне себе невинная, не скрою, весьма привлекательная особа, а на деле та еще плутовка... все как мне нравится. – рассудил Готфрид, проговорив последнее себе под нос.

Раненный юноша и его товарищ, сдавшийся в плен безмолвно наблюдали за происходящим, томясь от незнания своей дальнейшей судьбы. Надо отдать должное, девушка держалась молодцом, хотя кто их знает, этих альвов, – за ее миловидным и юным лицом могла скрываться женщина, прожившая не одну человеческую жизнь. Многие альвы пользовались этим, всячески показывая, что они старше и опытнее прочих рас, даже если были на самом деле юны.

– О, моя голова! За что вы мне встретились! Тяжело вас мортов понять, комплимент и оскорбление в одном предложении, впрочем, пустое. Черная Лиса, – вот мое прозвище, я атаманша местной ватаги Дровосеков, а это мои люди. – альвийка обвела рукой уцелевших. Довольны? Что дальше, обнимемся и пива выпьем под лютню у костра?

– Опустите щит прозвищ и покажитесь, лир. Имя скрывает лишь тот, кто прячет себя ото всех, в том числе и от себя самого. – произнес Леон.

– Он всегда такой или он там чего по бумажке читает? – альвийка закатила глаза.

– А ты всегда такая... ершистая и бойкая? – начал Готфрид, но осекся и сказал не то, что хотел.

– Дай-ка подумать. Пожалуй, только тогда, когда оголтелые мужики распускают руки, срывают грабеж, ну и еще когда вино разбавлено, – гордо ответила темнокожая девушка, тряхнув белым хвостом волос.

– Это мы то распускаем руки? – изумился Готфрид.

– Другие франты в плащах цветастых. Моя девочка подрезала кошель у одного такого, так он ей так двинул, что челюсть сломал, вот и вся ваша рыцарщина, – бахвальство и только.

– Твоя шайка называет себя Дровосеками?

– Ну естественно! Мы ведь и есть Дровосеки – рубим так сказать, деревянных эквиларов, клянущихся честью чаще чем святоши, зачитывают молитвы.

– Деревянные эквилары раскусили твой план едва сняв с тебя путы, – усмехнулся Готфрид.

– Да неужели?

– Ужели. Иное мужичье может быть и не смутила бы привязанная к дереву альвийка, которую в любой нормальной шайке самой первой же уволокли в лес и по рукам пустили, а вот нас смутило, как и запах.