Текст книги "Охота на охотника"

Автор книги: Роман Злотников

Соавторы: Андрей Николаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 6
Прибытие на Хлайб

Сверху облака были похожи на равнину, покрытую грязноватым подтаявшим снегом. «Футов шестьсот пятьдесят – семьсот от поверхности», – прикинул Ян Уолш. Обычно облака поднимались выше, и тогда казалось, что можно выйти из окна и пройтись по ним, увязая, будто в сугробах. Однако ночью прошел дождь и испарения города, пропитанные выхлопами наземного транспорта, дымом от тысяч забегаловок, готовящих пищу на открытом огне, сточными водами и вонью нескольких миллионов человеческих существ, опустились, скрыв гравитационную сеть, протянутую между пятью башнями. Из-за этих башен город и получил свое название. Они стояли по периметру, замыкая город в почти правильный пятиугольник. Почти, потому что Северная башня отстояла от центра чуть дальше остальных. Почему, никто не знал. Причуда архитектора, а может, ошибка строителей. Так или иначе, три башни – Западную, Восточную и Южную-2 – Уолш видел отчетливо, тогда как Северная казалась зыбким расплывчатым монстром, вылезающим из моря, от которого ее отделяло едва ли десять миль. Даже в ясную погоду она пряталась в испарениях, и только на закате часть ее окон бросала сквозь дымку отраженные солнечные лучи. Тогда она еще больше походила на чудовище, сверкающее глазами в наступающих сумерках.

Даже подумать было страшно, каково сейчас там, внизу, на уровне моря. Уолш только два раза спускался в преисподнюю, которую по недоразумению называли городскими кварталами: первый раз, когда прилетел на Хлайб и, согласно дипломатическому протоколу и собственным убеждениям, был обязан ознакомиться с местом сосредоточения основной части населения Хлайба, и второй – когда его секретарша вздумала полетать и порхнула вниз с крыши башни. После случая с секретаршей и натянули невидимую грависеть – уж очень повадились суицидники летать с башен. Уолш попытался посчитать, сколько будешь находиться в свободном полете, пока не размажешься по земле, сбился и плюнул. Не очень-то и хотелось. Тогда его пригласили опознать тело в полицейский участок. Он опознал секретаршу по родинке под грудью, чем вызвал усмешки проводившего дознание следователя и патологоанатома. Оба раза он возвращался к себе, на четыреста семидесятый этаж, полностью занятый посольством, и неделю валялся, мучимый жестокой аллергией. Видно, что-то такое было в воздухе Хлайба, что он исходил соплями и кашлем, даже выбираясь на крышу башни, на полуторатысячеярдовую высоту над городом. Уолш даже здесь, в кондиционированном, биологически исправленном и постоянно проверяемом на предмет бактерий воздухе посольства каждый месяц испытывал приступы аллергии. А сегодня придется подниматься на продуваемую всеми ветрами посадочную площадку для встречи какого-то специального агента, некоего Ричарда Сандерса, чтоб он сдох по дороге. У посла в предвкушении этой встречи уже с утра начали слезиться глаза и першило в горле, но ничего не поделаешь – служба. Пятнадцать лет, как одна монета, киснул он на Хлайбе, а что поделаешь, если рылом не вышел и все волшебные места в посольском корпусе расхватали выходцы из так называемой аристократии. Понятно, их родители пробили им места в престижных колледжах и вели по жизни, взяв за ручку и отряхивая пыль с коротких штанишек, а он, Ян Уолш, собственной башкой пробивался в жизни. Посол невольно поднял руку и погладил себя по лысине, будто проверяя, не осталось ли там синяков. Может, он и полысел от здешнего климата? Ну и черт с ним. Осталось три года, а там и волосы нарастим, и душу и тело вылечим! Три года прятаться в кондиционированных покоях, улыбаться на приемах, спать с постылой любовницей, а где взять другую, если никто, заслышав про Хлайб, лететь сюда не хочет? Флоранс, и та согласилась разделить с ним компанию, когда он твердо пообещал и подкрепил обещание соответствующими документами у нотариуса, что обеспечит ей безбедное существование на все оставшиеся годы жизни. Флоранс он подцепил во время последнего отпуска, который позволял себе раз в два года. Обычно он проводил месяц на Вионе, нежился на пляже, купался в ласковом море, пустом и чистом, как бассейн, заводил подружку на пару недель, а вот от Флоранс отлепиться не сумел. Она была перелетной бабочкой, порхавшей с курорта на курорт в поисках богатых клиентов. У нее было всего в меру: в меру пышное тело, в меру амбиций, в меру ума. Вот этого ума ей и хватило, чтобы понять – век потаскушки, пусть и из полусвета, короток, как век бабочки-однодневки, и Уолш привез ее сюда, на Хлайб, в качестве референта черт знает по каким вопросам. Сейчас и не вспомнить, да и не важно. Было это три года назад, но за три года любая женщина может надоесть, и Уолш все чаще задумывался: не отпустить ли ее с миром и не найти ли ей замену – отпуск намечался через два месяца. Денег жалко, но с другой стороны, терпеть эту слезливую, раздобревшую от безделья особу уже не было сил. Уолш прикинул, что если с очередным кредитом, который выдает его банк, конечно, открытый через подставное лицо, под дикие проценты, все сложится удачно, то о деньгах можно не беспокоиться. Он даже повеселел. Что, специальный агент? Да и черт с ним! Встретим, окружим заботой, подсунем ему Флоранс. Главное – чтобы отчет агента понравился в министерстве. Можно даже будет устроить ему экскурсию по злачным местам. Естественно, только не в Нижнем городе. Если с этим парнем что-то случится, голову снимут вместе с выслугой, а терять выслугу после пятнадцати лет пребывания на помойке очень не хочется. По всему видно, правительство озабочено, чтобы все прошло гладко, даже сообщение, которое пришло неделю назад, раскодировать будет сам агент, в присутствии посла. Интересно, по какому ведомству числится этот Сандерс? Если не по министерству финансов, тогда наплевать. Сказано: оказывать полное содействие. Ну, это мы еще посмотрим. Видимость деятельности создать несложно: сделаем, что в наших силах, господин Сандерс; окажем любую помощь, уважаемый сэр, но видите ли в чем дело. Каждая башня – считай отдельный город, я не могу настаивать на содействии, я могу лишь просить. Что? Нижний город? Да вы с ума сошли, дорогой мой! Это же клоака, вертеп на вертепе, бандит на бандите, даже если он президент компании. Что ж, запретить я не имею права, но в таком случае я снимаю с себя всякую ответственность. Да, сэр! О чем непременно поставлю в известность министерство! Да, только так!

Запищал зуммер, напоминая о том, что пора приступать к делам. Посол вставил в нос фильтры, вызвал секретаря – относительно молодого и пронырливого, а главное, не подверженного приступам депрессии человека – и направился к лифту. Секретарь семенил чуть позади, преданно дыша в затылок. Нет, этот с крыши не спрыгнет. Слишком любит жизнь, да и долю в делах имеет. Кто знает, если бы Джанет была в деле, может, и подумала бы, прежде чем шагнуть в пустоту…

«Глория» висела над Хлайбом, сцепившись силовым каркасом с «Ганимедом», который и приволок яхту к конечной точке маршрута. В шлюз, провожая Сандерса и Полубоя, набилась вся команда, за исключением вахтенных, первого помощника Петреску и второго помощника Мелори – наконец-то Сандерс узнал фамилию парнишки. Бывший первый помощник находился под арестом в собственной каюте, а Мелори в криогенной камере – вылечить его на Хлайбе возможности не было, и Мерсерон решил доставить его на Таир, где, как он сказал, порвет любого, кто встанет между вторым помощником и лучшими врачами номинальной столицы республики. Пассажиры тоже были в числе провожающих. Конечно, те, кто выжил. После абордажа и последующей схватки было решено, что приключений с них хватит, и они решили вернуться на Таир.

Команда выстроилась в коридоре пассажирского отсека, пока капитан в присутствии пассажиров толкал речь в рубке, благодаря «господ археологов». Речь транслировалась по корабельной сети и была, на вкус Сандерса, слишком выспренна, а на взгляд Полубоя – просто ни к чему. Путь до шлюза напоминал дорогу, по которой проходили римские триумфаторы. Сандерса и Полубоя награждали дружескими тычками, каждый норовил пожать руку, Анжела Янсен пылко поцеловала обоих, а Эльжбет просто разрывалась, обнимая то одного, то другого. Паоло не препятствовал.

В шлюзе Сандерс сказал ответную речь, в которой просил по мере возможности хранить молчание о происшедшем, иначе, мол, по университету поползут нежелательные в ученой среде слухи. Впрочем, он был уверен, что все это бесполезно, так что их экспедиция, скорее всего, окончится гораздо раньше, чем предполагалось. А чего не можешь изменить, по поводу того не стоит волноваться… Полубой стоял рядом красный, как зовросский тюльпан. С трудом удалось уговорить его сказать несколько слов, но лучше бы он промолчал.

– Господа! – начал мичман. – И дамы, – добавил он, вспомнив о приличиях, – напрасно вы все это… да. Чисто случайно все получилось… а я и не хотел.

Собравшиеся грохнули дружным и несколько нервным смехом. Полубой покраснел еще больше, хотя казалось, что больше некуда. «Сейчас он тоже похож на медведя, – подумал Сандерс, – только не на того, который вылетел из каюты, разнося в щепки дверь, а на другого, циркового. Неуклюжего, для смеха одетого в приличный костюм с галстуком».

Полубой махнул рукой и потянул шлейку с риталусами, чинно сидящими возле него. Зверьки поднялись и деловито потопали за ним в челнок.

– А я так и не погладила собачек, – вздохнув, сказала Анжела Янсен. – Я тоже таких хочу!

Сандерса сильно дернули за рукав.

– Если ты намерен вот так, ничего не сказав, слинять… – начала Карен.

Дик не дал ей договорить и под рев команды и аплодисменты пассажиров обнял и припал к ее губам.

– Я буду ждать вас на Таире, профессор. – Усмешка далась Карен нелегко – губы кривились и дрожали, в глазах стояли слезы. – И если ты не прилетишь, я тоже стану археологом и откопаю тебя, куда бы ты ни зарылся.

– Я приеду, – сказал он, сам в это не веря, коснулся губами уголка ее глаза, почувствовал слезинку и, резко развернувшись, пошел вслед за мичманом.

Возле люка его опять перехватили, на этот раз возможный наследник хана Казым-Гирея.

– Я ваш вечный должник, – сказал Ахмет-Гирей, прижимая руку к сердцу. Бровь ему зашили, и опухоль на глазу почти спала – остался только сине-желтый синяк, странно смотревшийся на смуглом лице. – Ваш и господина Полубоя, несмотря на то что он не захотел меня выслушать. В любое время жду вас на Итиле. Удачи, профессор.

Правая рука у него была на перевязи, и он подал для пожатия левую.

Устраиваясь в ложементе кресла, Сандерс покосился на Полубоя. Тот сидел, отвернувшись к задраенному иллюминатору и, казалось, считал секунды до старта.

– Вот это проводы, а, Касьян?

– Ни к чему это, – пробурчал Полубой, – честное слово, случайно получилось. Второй раз так не выйдет.

«Ага, случайно, – подумал Сандерс, пристегиваясь, – в случайности, уважаемый мичман, я давно не верю». Он откинулся на подголовник, вспоминая недавние события…

– На пол! – гаркнул Полубой.

Онемевшие от неожиданности пассажиры и команда застыли. Сандерс сбил подсечкой Эльжбет, та увлекла за собой Паоло, к которому прицепилась, казалось, намертво. Петреску присел, скуля и закрывая голову руками. Дик обернулся как раз вовремя, чтобы принять по касательной на клинок падающий удар сабли и встречным ударом разрубить горло напавшему десантнику. Краем глаза он заметил, как Полубой наклонился, выпрямился, и в руках его блеснули две сабли. Он был в своих пятнистых штанах и невозможной полосатой майке, огромные бицепсы бугрились на могучих руках, вздувшиеся трапециевидные мышцы делали фигуру похожей на перевернутый треугольник.

Спотыкаясь о попáдавших на пол людей, к нему бросились двое пиратов, визжа и вращая оружием. Мгновенный проблеск – словно сверкающий веер раскрылся перед мичманом, и один из пиратов упал с рассеченной головой, а второй, скуля, отступил, размахивая обрубком руки. Сандерс невольно охнул. Да уж, с рукопашной подготовкой у русских, похоже, все было в ажуре.

– Бей их! – заорал Мерсерон, вскакивая на ноги.

Юджин и Карл одновременно бросились к освободившемуся оружию. Карл получил по голове рукоятью и повалился навзничь, но Юджин успел подхватить саблю.

С одной стороны коридора бились Сандерс и Мерсерон, делавший длинные выпады из-под руки Дика, которые больше создавали психологический эффект, чем действительно могли нести угрозу. С другой бушевал Полубой, в стремительном движении превратившийся в многорукое чудовище. Юджин, оказавшийся неплохим фехтовальщиком, страховал его, отгоняя пытавшихся зайти сбоку десантников. Ахмет-Гирей с саблей в руке загнал женщин и скулящего первого помощника в каюту Сандерса и Полубоя и присоединился к Дику, оттеснив назад капитана. Теперь Сандерс смог перевести дыхание – против него одновременно действовали двое, и он уже начал уставать. Под ногами что-то промелькнуло, и десантник, наседавший на него со зверским лицом, закричал от ужаса, выронил саблю и попытался оторвать вцепившегося в горло риталуса. Зверек чиркнул лапой ему по лицу, и Сандерс с содроганием увидел, как мокрой тряпкой сползла с лица кожа, повиснув под подбородком, и поползли по кровавому месиву вытекшие глаза.

Юсуф что-то гортанно кричал, созывая людей.

– Вперед, к шлюзу! – крикнул Полубой, тесня десантников.

Сандерс и Ахмет-Гирей шаг за шагом отступали – их противники сменялись, нападая парами, а их заменить было некому, хотя Мерсерон рвался достать кого-нибудь через голову Дика.

Сражение постепенно переместилось на широкую площадку перед шлюзом, и у Сандерса упало сердце – здесь перевес в людях должен был сыграть решающую роль. Всеобщая свалка разбилась на отдельные схватки. Ахмет-Гирей вертелся вьюном – против него бились одновременно трое. Сандерс с капитаном едва успевали отмахиваться от наседавших пиратов. Мерсерон рубанул сплеча. Его противник выскользнул из-под удара, сбивом уводя клинок капитана в сторону. Мелькнула широкая сабля. Капитана заслонил внезапно выросший перед ним второй помощник. Лезвие снесло ему верхушку черепа, как кусок арбуза. Обливаясь кровью, парень повалился на палубу. Мерсерон зарычал, хлестнул наотмашь, разрубая пирату лицо…

Ахмет-Гирей развалил одного противника через ключицу до груди, но не успел прикрыться от удара другого, подставил левую руку, смягчая удар, и теперь рука, распоротая от кисти до локтя, висела плетью. Лицо его стало серым, и только глаза горели неугасимой яростью боя.

Сандерс чувствовал, что силы уходят. Легкие горели, губы с жадностью хватали воздух. Мерсерон был не в лучшем положении – парадный китель капитана был располосован, щеку пробороздила глубокая царапина, сочившаяся кровью, и если бы не риталусы, методично выгрызавшие из рядов нападающих очередную жертву, все было бы уже кончено. По ним били саблями, пытались поймать руками, но это было все равно что ловить тень, хотя Сандерсу показалось, что несколько раз зверьков зацепили. Правда, на стремительности и эффективности их атак это, похоже, никак не отразилось.

Схватка затягивалась, и ощущалось, что десантники, привыкшие к скоротечности боя, тоже выдыхаются. Нападали они вяло, больше для проформы, и Сандерс выбрал момент, чтобы оглянуться. Нет, пираты не устали, они просто ждали, когда усталость одолеет уцелевших защитников «Глории». Ахмет-Гирей, шатаясь, отступал, пока не уперся в переборку спиной, с трудом блокируя удары, Мерсерон побагровел, дыхание с хрипом рвалось из его груди, и только Полубой и Юджин слаженно, будто на показательных выступлениях, отбивали выпады и рубящие удары и атаковали сами.

Юджин парировал клинок противника, кистевым движением вырвал саблю из его рук и полоснул поперек груди. Зажимая рану, десантник отступил, и на его месте возник Юсуф. Движения его были стремительны. Обманом он заставил Юджина открыться и стремительно ударил в грудь. Юджин успел заслониться саблей, он все сделал правильно, и сталь встретила сталь, но его сабля лопнула, будто стеклянная, встретившись с клинком Юсуфа. Сандерс увидел, как пять дюймов окровавленной стали вышли на секунду из спины Юджина.

Юсуф мгновенно выдернул оружие, отскочил назад, издав победный клич. Юджин зашатался, обломок сабли выпал из его руки, и он осел на палубу, будто из тела выдернули все кости. Он еще падал, когда Юсуф, подскочив, развалил его голову до подбородка стремительным кистевым ударом. Сандерс замер. Что-то было неправильно. Для такого удара нужны сила и замах, а Юсуф едва повел клинком.

Полубой оглянулся и заревел так, что заложило уши. Отбросив двоих десантников, он пошел на Юсуфа, вращая саблями.

Сражающиеся расступились, освобождая место для схватки.

Юсуф пошел кругом, мягко ставя ноги. Экзоскелетный скафандр придавал его движениям плавность и силу набегающей на берег волны. Выставив клинок острием к противнику, он замер, сторожа каждое его движение. Сандерс впился взглядом в его оружие. По лезвию, вдоль кромки, шла матовая полоска, гасившая падающий на нее свет, будто вбирая его в себя.

Полубой глыбой надвигался на противника, не переставая вращать клинками, которые казались в его руках обычными кухонными ножами. Сабли пойманными гадюками бились в его огромных ладонях. Он чуть пригнулся, но все равно возвышался над Юсуфом на целую голову. Майка на нем висела клочьями, открывая мощный торс. Под кожей перекатывались бугры мышц. Сандерс похолодел. Мичман, скорее всего, не видел, на что способен клинок врага, и будет строить свою атаку на классических приемах фехтования, но крикнуть, предупредить его не успел. Юсуф ухмыльнулся, быстро шагнул вперед и, не мудря, нанес удар сверху. Полубой провел классический отбив… и его клинок, срезанный почти возле самой рукояти, узкой полоской порхнул в воздухе. Полубой успел отклониться в сторону, одновременно нанося косой удар в основание шеи. Юсуф, парируя, коротко взмахнул саблей, и мичман остался безоружным.

Кто-то выругался – кажется, Мерсерон. Десантники заухмылялись. Возле Полубоя возникли риталусы. Растопырив лапы, они припали к палубе, медленно поводя головами.

– Назад, – негромко рыкнул мичман и отбросил обломки сабель, – я сам разберусь.

Юсуф шагнул вперед, дразня противника острием клинка. Полубой рванул на груди остатки майки и, выставив руки в классическом борцовском захвате, качнулся вперед. Юсуф нанес страшный удар сплеча навстречу ему. Сандерс моргнул – ему показалось, что мичман, странно исчезнув на мгновение, возник вплотную перед противником, стоя на одном колене. Левая рука Полубоя сжимала кисть руки Юсуфа, судорожно стискивающей рукоять клинка. По экзоскелетному скафандру Юсуфа будто пробежала волна напряжения. Секунду противники смотрели друг другу в глаза, потом в наступившей тишине треснула, ломаясь, кость запястья, Юсуф болезненно вскрикнул, и Полубой нанес ему удар в лицо снизу вверх раскрытой ладонью. Голова Юсуфа откинулась назад, касаясь затылком лопаток, хрустнул позвоночник, и он упал на колени. Полубой поднялся, продолжая удерживать его за кисть. Тело Юсуфа безвольной куклой висело у него в руке. Полубой вынул из безвольных пальцев саблю, разжал кулак, перекрестился и поцеловал висящий на груди крестик. Десантники замерли, ошеломленно глядя на тело своего командира. Их оставалось еще человек восемь против четверых, один из которых едва стоял на ногах, но смерть Юсуфа сломила их волю. Звякнула, падая на палубу, сабля, за ней другая, третья. Полубой коротко рявкнул что-то на фарси, и десантники, заложив руки за голову, мгновенно выстроились вдоль стены, лицом к ней.

– Дик, быстро в ангар, освободи команду, – сказал Полубой. – Капитан, вы не против, если мы запрем этих клоунов в одной из пассажирских кают и поднимемся на мостик?

– Совсем не против, – сказал Мерсерон, утирая пот рукавом мундира, – я не буду против, даже если вы скажете, что вы теперь командуете «Глорией».

– Нет уж, спасибо. А вот если позволите занять место комендора – не откажусь.

– Ради бога, мистер Полубой, только сначала я бы хотел заморозить этого парня, – он кивнул на Мелори, – до ближайшего госпиталя.

Сандерс освободил команду, объяснил ситуацию и побежал в рубку. Карл стоял на коленях возле тела Юджина, Эльжбет с Паоло в ужасе смотрели на трупы, не в состоянии двинуться с места. Анжела сидела прямо на полу возле привалившегося к стене Ахмет-Гирея и рыдала, не в силах остановиться. Он гладил ее по плечу здоровой рукой, шепча что-то на ухо. Мелори уже унесли, Петреску капитан приказал запереть в его каюте. Сандерс, обходя трупы, подошел к Карен, стоявшей в дверях каюты.

– Организуй уход за ранеными. Доктор сейчас подойдет, только перевяжет парней из команды, которые сидели в ангаре. Им тоже досталось.

– А ты? – спросила Карен, кусая губы.

– Я в рубку. Рядом два боевых корабля, и внезапность – наш единственный шанс.

Полубой уже сидел за пультом управления огнем, проверяя фокусировку «тарантулов» и переводя энергию из накопителей на орудия. Мерсерон и два офицера пытались оживить силовое поле и наладить связь.

– Механик, что с реактором?

– Они вывели его на холостой режим. Через пятнадцать минут могу дать ход.

– Как? – Мерсерон обернулся к Полубою.

– А черт его знает. Я не навигатор, – проворчал тот.

– Что с защитой? – спросил Сандерс.

– Выбор невелик: либо орудия и процентов сорок защиты, либо один залп из орудий и попытаемся уйти, – ответил капитан. – Несколько датчиков слежения уцелели. – Он показал на экран.

Два корабля висели в полумиле от «Глории».

– Уйти не дадут, – покачал головой Сандерс.

– Они не будут стрелять. – Полубой крутанулся на кресле, поворачиваясь к нему лицом. – Не забывай – они не знают, что здесь произошло. Но уйти не дадут, это точно. Разобьют двигатели и снова возьмут на абордаж. Сейчас надо сидеть тихо, стоит немножко потянуть время – пусть думают, что здесь все в порядке. А вот если начнут нервничать… – Полубой покачал головой. – Хотя стрелять на поражение они тоже станут в последнюю очередь. Пока не будут окончательно уверены в том, что абордажная команда и этот их главарь мертвы. Вот тогда нам придется туго.

В этот момент тоненько запищал зуммер вызова. Похоже, оставшимся на кораблях надоело ждать, а может, истекло некое контрольное время. Все замерли. Потом капитан повернулся в сторону Полубоя:

– Что будем делать?

– Есть у нас такая песня, – задумчиво сказал Полубой, – «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает».

– «Варяг», – Мерсерон наморщил лоб, – кажется, это ваш тяжелый крейсер из состава третьей ударной группы?

– Вы почти угадали, полковник, – усмехнулся Полубой. – Так что, двум смертям не бывать, а одной не миновать? Дик, ты что скажешь?

Все посмотрели на Сандерса так, будто от него одного зависело принятие решения. Он огляделся, покрутил головой. Да-а, кто бы знал, что придется сдохнуть не от пули и ножа…

– Давай, Касьян…

«Ганимед» упал на пиратские корветы, как орел на зазевавшихся сусликов. К тому времени один из них был почти недееспособен – Полубой показал, что как комендор он ничуть не хуже, чем абордажник, и корвет, выбрасывая струи ледяного пара, беспомощно висел в пустоте. Команда пыталась заделать пробоины, от второго пирата только-только отвалили абордажные боты, направляясь к яхте, когда залп главных орудий фрегата накрыл корветы. Обломки абордажных ботов еще кружились вперемежку с телами десантников, а не добитый Полубоем пират уже распадался. Корпус, вспыхивая частыми взрывами, разваливался на глазах у Сандерса, Полубоя и Мерсерона, сгрудившихся у единственного живого экрана.

– Виват, Жилмар! – заорал Мерсерон, забыв, что совсем недавно грозился приложить все силы, чтобы отправить капитан-лейтенанта в отставку.

Оставшийся корвет попытался прикрыться силовым полем и даже успел ответить фрегату из «онагров», но силы были слишком неравны. «Ганимед», почти не маневрируя, за полчаса превратил корвет в исходящее паром решето. Еще час ушел, чтобы высадить абордажную команду на сдавшийся корвет, и только потом два бота направились к «Глории». Мерсерон поворчал для приличия, мол, могли бы сначала и нас посетить, но после признал действия Жилмара правильными.

Во время последнего боя яхта потеряла способность двигаться, и «Ганимед», сцепившись с ней силовым каркасом, повел «Глорию» к Хлайбу. Тела Юджина и трех погибших в схватке членов экипажа заморозили, чтобы предать земле на Таире, на яхте осталась лишь аварийная команда, все остальные проделали оставшийся путь на фрегате.

Сандерсу и Полубою освободили офицерскую каюту. Риталусов капитан Жилмар хотел было отправить в ангар, но тут уж воспротивились и пассажиры, и Мерсерон, и, естественно, Полубой. В каюте он осмотрел животных, перекатывая их по полу, как младенец плюшевые игрушки. Сандерс, присевший рядом на корточки, только головой покачал, не обнаружив на чешуе ни одной царапины.

– Черт возьми, по крайней мере одному несколько раз досталось саблей, – недоумевал он.

– Для них это семечки, – буркнул Полубой. В мирной обстановке он опять стал угрюм и немногословен. – А вы неплохо дрались, Дик.

– Куда мне до вас, – отмахнулся Сандерс.

Он подошел к столу, куда Полубой положил захваченную саблю Юсуфа. На трофей не покусился даже капитан-лейтенант Жилмар, несмотря на то что иметь на военном корабле оружие разрешалось только членам команды. Добытое в бою оружие остается победителю – таков закон абордажников. Сандерс взял клинок в руки. Витая гарда была вызолочена, навершие имело форму головы ястреба. Сам клинок едва заметно изгибался в верхней трети, кромка лезвия и обоюдоострый утяжеленный наконечник были покрыты матовым напылением. По клинку шла надпись арабской вязью.

Полубой отпустил риталусов и подошел к Сандерсу.

– Он раскроил череп Юджину, словно лист бумаги, – сказал Сандерс.

– Я видел, – кивнул Полубой.

– Что за напыление, как думаете?

– А черт его знает. – Полубой поднес клинок к глазам. – Никогда не видел, чтобы за тридцать секунд перерубили три абордажные сабли. Здесь даже зарубки не осталось.

– Возможно, на Хлайбе удастся сделать анализ металла.

– Это вряд ли. – Полубой, умиротворенный и сонный после обеда и душа, положил саблю на стол и улегся на койку. – Времени у нас не будет анализы делать.

Он отвернулся к стене и через минуту захрапел.

Дик пошел искать, где расселили женщин, – организм после нервного напряжения схватки требовал расслабления, а Сандерс считал, что лучший вид расслабления – общение с женщиной. К Карен его, однако, не пустили. Корабельный медик встал грудью перед их каютой, сообщив, что бедные дамы находились на грани нервного срыва, а потому он всем прописал успокоительное и они спят. Делать было нечего, и Сандерс, заглянув в кают-компанию, пропустил с капитаном Мерсероном и капитан-лейтенантом Жилмаром по стаканчику и отправился спать…

Утром они уже висели на орбите Хлайба, потом последовали проводы, и вот сейчас Сандерс наблюдал, как поворачивается в иллюминаторе челнока шар планеты. Почти всю поверхность скрывали облака, и лишь справа сквозь рваное одеяло туч проглядывали скалистые горы и подступающий к ним океан.

Челнок вошел в облака, и пилот передал управление автомату – их вели на радиоприводе. Прослойка облачности, как оказалось, была тонкой – всего футов триста. Внизу Сандерс разглядел пять огромных башен, словно пальцы руки торчавших из нижнего слоя облаков. Через несколько минут им предстояло встретиться с послом Содружества на Хлайбе. Вилкинсон при последнем инструктаже, проходившем без русского, предупредил Сандерса, что посол – тот еще тип, хотя дело знает и, кроме него, помощь оказать никто не сможет. Ян Уолш, несмотря на свои финансовые махинации, имел некоторый вес в высшем обществе Хлайба, и напрягать с ним отношения не стоило ни в коем случае.

– У него рыльце в пушку, к тому же он живет с проституткой. Улыбайся сколько угодно, но к человеку, который пятнадцать лет продержался в такой клоаке, как Хлайб, следует отнестись с максимальным уважением, – наставлял Вилкинсон Дика. – У нас, конечно, есть чем его прижать, но перегибать палку не стоит. Как говаривал старина Аль Капоне, добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем одним пистолетом…

Челнок снизился, и Сандерс подивился размерам башни – квадрат крыши, со стороной никак не меньше тысячи ярдов, казался нормальным летным полем. Как бы подтверждая это, чуть в стороне от посадочной полосы стояли выстроенные в линейку глидеры гражданского образца. Башенка управления полетами возвышалась в дальнем углу поля, а рядом с необычайно длинной по стандартным меркам разгонной полосой, отсвечивая мутными стеклами, притулился бетонный бункер.

Челнок завис над площадкой, двигатели смолкли, и Сандерс поднялся, загадав, что если Уолш ему понравится – все будет в порядке. Полубой прошел к выходу, привычно придерживая семенящих на шлейке риталусов.

Распахнулся люк; чмокнув, присосался к бетону трап, и на Сандерса вперемежку с водяной пылью обрушился поток ни с чем не сравнимых запахов. Пахло ржавчиной, болотом и прокаленным асфальтом одновременно, а над всеми ароматами царила неповторимая сероводородная вонь. Замерев на секунду, Дик спустился по трапу. Влажный ветер вмиг растрепал прическу, и Сандерс поморщился – ему хотелось предстать перед послом аккуратным и собранным.

Позади процокали по трапу когти риталусов, и Полубой встал рядом с Сандерсом, исподлобья оглядывая безлюдное поле.

– Кажется, нас должны были встретить?

– Кажется, да, – согласился Дик, чувствуя, что Ян Уолш ему уже не нравится.

В бетонном бункере распахнулась низенькая дверца. Две несуразные фигуры в длинных не то плащах, не то балахонах двинулись к челноку. Впереди шествовал невысокого роста толстяк – плащ обтягивал солидное брюшко, как полиглас каркас дирижабля. За ним семенил высокий, чтобы не сказать длинный, и худой мужчина, в вытянутой над головой толстяка руке удерживающий громадный зонт. Зонт трепетал от порывов ветра, то складывался веером, то раскрывался парашютом, и оставалось только удивляться, как он не унесет длинного прочь с крыши и не обрушит вниз, в туман и облака, укрывшие безобразие Хлайба от нескромных взглядов.

Можно было пойти навстречу, но Сандерс предпочел подождать. В конце концов, он не мальчишка какой-то и инструкции, выданные послу, знал наизусть – оказывать всемерное содействие, а тот, видите ли, от дождя прячется. Разве это дождь? Так, мерзость какая-то моросит с неба.

Толстяк приблизился, и Сандерс увидел, что он лыс, как яйцо псевдожирафа с Перкантории. Был как-то Сандерс на этой милой планете. Решил неизвестно почему – может, временное помешательство настигло – поохотиться на модную дичь. Дичь придавила местного егеря в первый же день и гоняла Сандерса по пескам две недели, пока за ним с орбиты не прислали спасательную капсулу. На память о собственном безумстве он прихватил с планеты яйцо самой зубастой и неистовой твари, которую он видел, по недоразумению названной жирафом, пусть и псевдо. Ничего круглее и глаже он в жизни не встречал и вот теперь встретил. Именно такая гладкая и круглая голова была у чрезвычайного и полномочного посла Содружества на Хлайбе, Яна Ч. Уолша-младшего. Посол внимательно посмотрел на стоящих рядом Сандерса и Полубоя и безошибочно – столько лет на дипломатической службе что-нибудь да значат – обратился к Дику: