Текст книги "Смертельный удар"

Автор книги: Роман Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Жрец был сильно охоч до дожирского, а запасы адмирала изрядно опустели, и у него оставалась всего дюжина бутылок, которые он берег на крайний случай. Уже целую четверть за обедом подавали только имессонское. Адмирал, заметив дюжего офицера с туповатым выражением на лице, жестом подозвал его. Тот выпятил грудь и шагнул вперед, громко ударив подошвой о палубу.

– О м-м-м-могущественный! Скруй, Адмирал поспешно прервал его:

– Благодарю тебя, вознесенный Скруй, не мог бы ты предложить первосвященному Сгруму присоединиться к нам за обедом с доброй бутылкой дожирского.

– Д-да исполнится в-в-в-воля М-м-магр, с р-р-р-радостью. Когда дюжий офицер исчез за занавесью каюты первосвященного, адмирал слегка поморщился. Еще одно чудо на его голову. Племянник Верховного жреца. И этот заика еще смеет мечтать о карьере морского офицера…

Обед начался в молчании. Жрец всем своим видом показывал, насколько большое одолжение он делает всем сотрапезникам тем, что присутствует здесь. Не забывая, однако, регулярно вздымать руку с кубком, который слуга тут же торопливо доливал дожирским. Наконец, когда глаза первосвященного слегка подобрели, адмирал решил, что пора переходить к делу.

– Как вы находите дожирское, первосвященный? Жрец пьяно ухмыльнулся.

– Как всегда, превосходным, мой дорогой адмирал. – Тут его ухмылка переросла в гримасу. – В отличие от ваших капитанов, которые бегут, бросая свои корабли.

Над столом повисла напряженная тишина, а жрец, пьяно хихикнув, продолжил:

– Сегодня вечером я метну бабки с пальцев жертвенного раба. Посмотрим, возможно, Магр смилостивится над ним и дозволит ему быструю смерть.

Адмирал стиснул кулаки и, кивнув слуге, чтобы тот вновь наполнил кубок первосвященного, произнес с плохо скрытым напряжением в голосе:

– Но, как мне кажется, его вина не столь велика. Ведь, по существу, он совершил великое деяние, угодное Магр, доставив нам сведения о неизвестном флоте, угрожающем нам в этих водах.

– Бред! – пьяно взревел жрец. – Он должен был отправить гонца, а не бежать сам.

– Капитан Искарот всю ночь пробирался между вражескими кораблями, стараясь побольше разузнать о враге, – возразил адмирал.

– Чепуха, – возмутился жрец, – все, что нужно, он должен был увидеть во время битвы. А если ему это не удалось, то я не знаю, как он стал капитаном. К тому же достаточно было только сообщения о том, что появился вражеский флот. Ибо я не знаю никого, кто мог бы противостоять силам, находящимся под вашей командой. Три сотни боевых триер – слишком мощная сила. – Жрец икнул, потом с комичной суровостью закончил – Так что я, пожалуй, не буду бросать бабки. Столь вызывающая трусость требует особого искупления.

Адмирал раздраженно сдавил салфетку. Разговор зашел совсем не туда, куда он рассчитывал. Играм решил перевести беседу на какую-нибудь более нейтральную тему, но не успел. С носовой стрелковой площадки раздался звон сигнального колокола. Капитан и адмирал вскочили, едва не опрокинув стол, а жрец с пьяным раздражением уставился на них.

– Ик… что это, адмирал, ик, ваши подчиненные не могут, ик, дать нам возможность, ик, спокойно пообедать, ик?

– Прошу простить, первосвященный, но, похоже, это не подчиненные. – Адмирал отвесил легкий поклон. – Еще раз приношу свои извинения, но сейчас мое место на мостике. – И он вышел из каюты в сопровождении капитана Смрога, бросив на ходу подвернувшемуся по пути Скрую: – Позаботьтесь о первосвященном Сгруме.

Адмирал поднялся на мостик. Дежурный кормчий после почтительного поклона доложил:

– С передовых триер передали, что обнаружены корабли врага.

– Численность?

– Пока передали об обнаружении двух-трех дюжин, но… Адмирал кивнул:

– Это флот. Искарот говорил, что они не отсылают корабли очень далеко от своих основных сил.

Он повернулся и окинул взглядом окружавшие его корабли. На мгновение у него почему-то сжалось сердце, но он волевым усилием задавил столь неподходящее ощущение. Бояться было нечего. По словам Искарота, корабли этого неизвестного врага слишком малы, слабо вооружены и не имеют таранов. А все их преимущество заключается в необычайной маневренности и многочисленной команде, хорошо подготовленной к абордажной схватке. Значит, основной тактикой должен стать отказ от таранного удара и сохранение дистанции. Тогда триеры, пользуясь превосходством в метательной артиллерии, смогут расстреливать вражеские корабли, не давая им завязать абордажную схватку до тех пор, пока сами не будут готовы это сделать. Правда, он до сих пор не мог понять, как столь слабые на вид корабли, если он, конечно, правильно понял описания Искарота, могли столь быстро расправиться с мощными боевыми триерами.

– Новый сигнал с передовых триер. Корабли врага перестраиваются. Видимая численность – около сотни кораблей. Размеры – большая часть не более посыльных ониер и около десятка побольше. Большие корабли идут впереди, в центре линии.

Адмирал кивнул. Десять кораблей побольше. Может, это и есть какое-то тайное оружие, позволившее каким-то посыльным ониерам победить мощные боевые триеры?..

– Золотой эскадре – увеличить ход. – Он сжал поручни ограждения.

Передавать особенности разработанной им тактики на остальные корабли эскадры времени уже не было, поэтому оставалось только показать все личным примером. Золотая эскадра, на кораблях которой стояли самые мощные во всем флоте баллисты и катапульты, подходила для этого как нельзя лучше. К тому же, если противник вывел вперед свои наиболее крупные суда, значит, он желает сразу захватить инициативу. Позволить ему сделать это адмирал никак не хотел. Флагман затихал. Отряды золотоплечих уже стояли на определенных им местах, и только один, состоящий из пяти десятков воинов, растерянно сгрудился вдоль обеих стен каюты первосвященного, которая была возведена как раз на месте их построения. Стрелки из лука заняли свои места, а расчеты баллист и катапульт живо расчехляли свои механизмы. Наконец все успокоилось. Некоторое время был слышен только плеск волн, скрип весел в уключинах и басовитый гул гонга, отсчитывающего темп. И вот послышался протяжный крик артиллерийского офицера:

– Оттянуть тетиву!

Тут же в мелодию идущей полным ходом пентеры вплелись звуки скрипа вращаемых воротов. Адмирал нахмурился. Две задние баллисты не могли вести огонь, так как каюта жреца заслоняла им весь сектор обстрела. Корабли врага уже были хорошо видны. Вражеский флот беспечно шел под парусами убрав весла внутрь. Адмирал понял, что они берегут силу гребцов для решающей схватки. Что ж, это было разумно. Впереди, прямо напротив уже вышедшей в первую линию Золотой эскадры двигалось восемь кораблей с двумя рядами весел, которые по размерам почти достигали триер. На их палубах виднелись и достаточно мощные баллисты и катапульты, хотя на первый взгляд они все же были слабее, чем те, что были установлены на кораблях Золотой эскадры. В этот момент у него над ухом послышался пьяный голос:

– Они собираются драться с нами?!

Адмирал дернулся. Рядом с ним, слегка покачиваясь, стоял первосвященный Сгрум. У обреза борта несколько младших жрецов торопливо отвязывали двенадцативесельную лодку, явно вознамерившись спустить ее на воду, для чего необходимо было прекратить движение и убрать весла.

– Что вы задумали, первосвященный? – спросил адмирал, уставившись на младших жрецов. Тот проследил за его взглядом и, сморщившись, рявкнул:

– Прекратить!

Младшие жрецы изумленно уставились на первосвященного, а тот повернулся к адмиралу и снисходительно пояснил:

– Верховный жрец повелел мне перед началом битвы пересесть в лодку, дабы быть готовым проследовать в то место боя, где нашим воинам наиболее потребуется духовная поддержка. Но я не вижу врага, который способен сделать что-то большее, чем просто захрустеть своими косточками на зубах посланцев Магр.

Адмирал стиснул зубы. Жрец явно был готов дать деру, но, увидев численность и размеры кораблей приближающегося флота, расхрабрился. Играм с горечью подумал, что жрец готовился совершить именно то, за что так рьяно обвинял капитана Искарота. Хотя, конечно, он не давал клятвы умереть на палубе своего корабля.

– Вражеские корабли в зоне досягаемости!

Играм снова обернулся к приближающемуся врагу. Реально оценить состояние тетив баллист и катапульт можно было только при выстреле. Поэтому он громко выкрикнул:

– Залп!

Гулко хлопнули тетивы, потом подобные звуки донеслись и с остальных кораблей Золотой эскадры. Триеры пока молчали.

Из их менее мощных орудий стрелять с такого расстояния было бессмысленно. Спустя несколько мгновений копья и каменные ядра вспенили воду совсем недалеко от бортов вражеских кораблей. На мачте идущего впереди вдруг взлетели какие-то флаги. В ту же секунду из весельных портов всех неприятельских кораблей высунулись весла, и горгосцы услышали громовой удар тысяч весел, одновременно ударивших о воду. Еще через секунду с мачт упали паруса, а сами мачты на ониерах вдруг стали клониться вниз, пока не исчезли, уложенные от носа к корме. Громко грянул еще один залп. Это расчеты баллист и катапульт, уже подготовившие орудия к выстрелу, повинуясь сигналу артиллерийского офицера, вновь спустили тетивы своих механизмов. Этот залп был немного более удачен. Несколько копий с других кораблей вонзились в палубы, около дюжины ядер ударили в борта и по веслам приближавшихся кораблей. И в этот момент они ответили. Адмирал завороженно смотрел, как круглые ядра взмывают в воздух, как они по гораздо более пологой траектории приближаются к его кораблям, как с глухим хрустом разлетаются на куски, выплескивая на палубы и борта волны жидкого огня. Когда столб пламени взметнулся на палубе пентеры, Играм почувствовал, как его охватило какое-то оцепенение. Внизу гребной золотоплечих, на которого попало несколько капель, визжа, крутился на месте, пытаясь сбить огонь, а потом, обезумев от боли, подбежал к борту и рухнул вниз, не удосужась даже расстегнуть шлем или дернуть за узлы шнуровку, стягивающую доспехи. Спустя несколько мгновений о палубу и борта пентеры ударилось еще несколько ядер, несущих огненную смерть, и корабль превратился в пылающий ад. Адмирал перевел взгляд на остальные корабли Золотой эскадры. Четыре, вырвавшиеся несколько вперед, уже превратились в гигантские огненные костры, из середины которых еще раздавались приглушенные ревом огня отчаянные крики. Еще около десятка, потеряв ход, безуспешно пытались справиться с быстро разгоравшимся пожаром. Остальные, поспешно отвернув, порывались скрыться от преследовавших их вражеских кораблей, которые прекратили обстрел своими чудовищными огненными снарядами, но начали успешно использовать тараны. И потому еще три квартиеры, приняв на борт изрядное количество воды, уже заваливались на проломленный борт, обрекая на мучительную смерть рабов – гребцов первой линии, прикованных к своим веслам. Через несколько мгновений с палубы одной из них с грохотом обрушились катапульты.

Флот превращался в беспорядочное стадо, в котором каждый капитан думал не о победе, а о выживании.

– Адмирал, шлюпка спущена. Мы не можем потушить это заклятое Щер и Зугар пламя.

– Что? – Адмирал недоуменно уставился в лицо капитана Смрога. – Где первосвященный?

Смрог осклабился:

– Он уже докладывает Магр, – и указал на обугленный труп с оскаленным в чудовищной улыбке черепом.

Адмирал будто во сне подошел к борту и ухватился за свисающий канат.

Когда они уже отошли от пылающего флагмана, в клубах дыма мелькнул хищный силуэт вражеской ониеры. Она вынырнула из дыма у кормы ближней триеры и, ударив загнутым носом в корму у стыка борта и гребных камер, будто живое существо вползла вверх по борту, мгновенно закрепившись в верхней точке несколькими десятками абордажных крючьев. Тут же раздались хлопки спущенных тетив и рев воинов, устремившихся в атаку. Играм застонал и выхватил меч. Гребцы испуганно вздрогнули, увидев, как адмирал с обнаженным мечом вскочил на ноги. Но он обвел их безумным взглядом и, развернув меч, вонзил его себе в грудь.

Он опередил смерть всего на несколько мгновений. Не успело безжизненное тело адмирала рухнуть на скамью, как вынырнувшая из клубов гари унирема обрушилась на лодку и раздавила ее как щепку.

В этот день был уничтожен горгосский флот.

Частъ II
Год Полной зимней ночи

– Вы как хотите, благородный господин, но дальше мы не пойдем. И так, коли вернемся, Ому-покровителю соленого акульего мяса пожертвуем. Заслонил от ситаккских «акул».

Человек, назвавшийся писцом Эвером, несколько мгновений всматривался в глаза шкипера этого утлого суденышка, потом медленно склонил голову:

– Хорошо, капитан, будем считать, что вы выполнили свою часть сделки.

Лицо его собеседника вспыхнуло радостью, но тут же потухло. Шкипер окинул Эвера боязливым взглядом и, сглотнув, напомнил:

– А-а… Э-э-э… Вторую половину… То есть плату-то.

Тот, кто назвался писцом, согласно кивнул, развязал тугой кожаный кошель и отсчитал в подставленную ладонь вторую половину условленной платы. Потом подхватил котомку и, вцепившись в протянутую руку шкипера, перебрался по перекинутой доске на причал, у которого был пришвартован корабль. Когда он уже стоял на прочных досках причала, из-за борта корабля донесся приглушенный хриплый голос:

– Не узнаю тебя, Икром, раньше бы ты ни за что не отпустил с корабля такого хлипака с туго набитым кошелем.

Послышался звук увесистой затрещины, и грубый голос капитана прорычал:

– Ты дурак, Маблуй. Где ты видел писца с таким тугим кошелем? Этот тип явно просто не хочет открывать свое истинное имя, хотя и не считает необходимым особенно скрываться. Мне совсем не хочется из-за дюжины-другой монет отправиться на корм акулам, как капитану Суммуту, да приберет Саиттан его душу.

Хриплый голос упрямо буркнул:

– Подумаешь, ножом по горлу – да в воду. Кто узнает-то?

– Ты кретин. Они добрались до ситаккца в ситаккских водах! Где же можно будет спрятаться нам?

Эвер усмехнулся. Надо же случиться такому совпадению Измененный, хотя и косвенно, спас ему жизнь. Но тут его пригвоздила к месту мысль, пронзившая, будто удар молнии. Ему вдруг пришло в голову, что именно Измененный, по существу, и сделал его тем, кем он сегодня стал. Кем бы он был, если бы тот не возник в этом мире именно на его острове? Самым обычным Наблюдателем. А может быть, какому-то из старших посвященных пришло бы в голову, что Тамарис заслуживает другого, более представительного Наблюдателя. В этом случае его труп был бы однажды обнаружен в выгребной яме какой-нибудь припортовой таверны. А может быть, он просто исчез бы, будто никогда и не жил. Сегодня он прекрасно знал, как поступают в подобных случаях. Так что по всему выходило, что боги связали его с Измененным гораздо сильнее, чем кого бы то ни было в этом мире. Ибо их связь существовала не благодаря, а вопреки их желаниям. Некоторое время Эвер стоял, ошеломленный этим открытием. Потом подхватил котомку и двинулся в сторону аккумского рынка. Надо было найти корабль, который доставил бы его на Ситакку. После того как Измененный прошлым летом уничтожил горгосский флот, ситаккцы остались единственной силой, способной остановить Измененного на море. И к тому же, хотя большинство капитанов, выходя на промысел, избегало иметь дело с элитийскими торговцами, памятуя о судьбе Суммута, ставшей в этой части моря уже притчей во языцех, в портовых тавернах Ситакки и Аккума все больше росло недовольство. Наблюдатель докладывал, что если бы удалось связать словом о мести хотя бы десяток капитанов, то остальные немедленно присоединились бы к ним. А это давало шанс на создание нового флота. Точного числа ситаккских галер, выходящих на разбойный промысел, никто не знал, однако Наблюдатель определял его не менее чем в четыре сотни кораблей. Если прибавить к этому еще и то, что ситаккцы были не в пример лучшими моряками, чем горгосцы, то становилось ясно, почему Совет Хранителей не мог не попытаться использовать открывавшиеся возможности.

Эвер пересек рынок, медленно пробираясь в густой толпе и стиснув одной рукой кошель с золотыми монетами. На Аккуме не было Наблюдателя, поэтому он мог рассчитывать только на свои силы. А ловкость аккумских воров уже давно стала нарицательной и по ту, и по эту сторону Срединного моря, как называли его аккумцы, по-видимому считая себя находящимися в САМОЙ середине. Выбравшись из толпы, он на мгновение остановился, скинул с плеча котомку и ощупал ее днище. Но та, как видно, не привлекла ничьего внимания, и потому Эвер снова забросил ее на спину. Снова стиснул в руке кошель и двинулся вверх по улице, направляясь прямо к воротам достопочтенного Амара Турина.

Хозяин встретил его довольно радушно. Амар Турин стал тем, кем он стал, только потому, что умел разбираться в людях и заводить выгодные связи. Этот гость однажды не только принес ему сказочную прибыль, но и избавил от крупных неприятностей. Да и разрыв знакомства не приносил никакой выгоды, а радушная встреча, по его расчетам, наоборот, опять могла принести изрядный барыш.

– Одни боги знают, как я счастлив видеть вас, уважаемый Эвер! – Лицо Амара Турина прямо-таки светилось от удовольствия, всем своим видом подтверждая его слова.

– Я тоже очень рад, что горькая судьба, занесшая меня на ваш остров, хоть немного облегчает мои страдания удовольствием встречи с вами.

Амар Турин насторожился и окинул гостя внимательным взглядом. Он терпеть не мог связываться с неудачниками. Но тугой кошель на поясе гостя несколько рассеял его опасения. Эвер всегда расплачивался золотом, и Амар Турин имел все основания предполагать, что он до сих пор не изменил этому правилу. И, судя по толщине его кошеля, до полной нищеты его гостю было еще очень далеко. А что еще может быть более непоправимым несчастьем?

– О уважаемый Эвер, я всем сердцем сочувствую вашему горю, каким бы оно ни было, и искренне готов положить все свои скромные силы на то, чтобы помочь вам вернуть благосклонность богов. – Купец слащаво улыбнулся и радушно указал в глубь дома: – Я собирался отобедать, не угодно ли присоединиться? Заодно и расскажете, чем так обидела вас судьба.

Брат Эвер благодарно кивнул и прошествовал в парадную комнату.

Первая часть обеда проходила в молчании. Амар Турин любил потешить брюхо, а брат Эвер, хотя и уступал ему по степени приверженности к подобному способу получения наслаждения, но после целой четверти пребывания на диете, основными составляющими которой были солонина и дешевое кислое вино, свинина, запеченная в тесте, и великолепное дожирское явно заслуживали самого пристального внимания. Наконец, когда был утолен первый голод и Эвер почувствовал, что снова способен наслаждаться тонким букетом дожирского, а Амар Турин, сыто рыгнув, сделал вывод, что со второй переменой блюд можно и подождать, собеседники подняли глаза друг на друга. Несколько мгновений они оценивающе присматривались, потом опомнились и, рассмеявшись, тут же спрятали столь откровенные чувства за масками добродушия и благожелательности.

– Я вижу, вы нисколько не изменились, уважаемый Амар Турин. Только, по-видимому, стали еще богаче.

– Нынче настали сложные времена, уважаемый Эвер. Но умный человек всегда найдет иные возможности для совершенствования, – тут купец хитро прищурился, – каковая мысль, как я думаю, будет не менее справедлива и в отношении вас.

Оба понимающе рассмеялись. Амар Турин давно понял, что, несмотря на не очень притязательный вид, Эвер сегодня занимает несравнимо более высокое положение в своем таинственном братстве. Все: осанка, манеры, уверенность во взгляде – выдавало человека, уже привыкшего повелевать.

– Могу я узнать, что привело вас на Аккум на этот раз? Эвер усмехнулся:

– В основном вы, уважаемый Амар Турин.

– Я?! – Хозяин изобразил крайнее изумление, за которым, однако, пряталось жгучее любопытство. – Чем такой незаметный человек, как я, мог привлечь ваше внимание?

Эвер решил пока не раскрывать все карты:

– Дело в том, уважаемый, что мне необходимо попасть на Ситакку. И сделать это необходимо так, чтобы по приезде люди, которые имеют вес в тамошнем обществе, отнеслись бы к моим словам самым внимательным образом.

Хозяин дома вновь изобразил на лице крайнее удивление:

– Но чем я могу помочь? Какое влияние на этих кровожадных разбойников может быть у скромного и бедного аккумского купца? – И Амар Турин выжидающе уставился на собеседника. Эвер молча смотрел ему в глаза. Наконец, выдержав приличествующую паузу, купец хитро усмехнулся и вкрадчиво произнес – Впрочем, деньги могут многое, особенно на Аккуме.

Его собеседник согласно кивнул:

– Ну кому об этом знать, как не вам, уважаемый.

Они еще помолчали. Потом Амар Турин произнес:

– Во сколько вы оцениваете свою заинтересованность в этом деле?

Эвер развел руками:

– В этом деле я считаю более правильным положиться на ваше мнение, уважаемый.

Амар Турин ненадолго задумался, потом осторожно произнес:

– Я бы советовал не скупиться и вложить в дело не менее полутора тысяч золотых.

Эвер мысленно присвистнул. Аккумец не стеснялся в запросах. Но это уже были его проблемы, хотя он пока об этом не подозревал.

– Что ж, всецело полагаюсь на ваше мнение.

Амар Турин на мгновение просиял, но тут же надел на лицо маску озабоченности:

– В таком случае, пока поступят деньги, я мог бы уже начать устанавливать некоторые связи.

Эвер усмехнулся про себя, тут же изменив выражение на лице с благожелательности на некую смесь удивления и озадаченности:

– О каких деньгах вы говорите, уважаемый?

Амар Турин непонимающе воззрился на собеседника:

– Простите, уважаемый, но мне показалось, что вы упомянули о том, что хотели бы попасть на Ситакку, и вовсе не в качестве раба.

– Это так.

Амар Турин всем своим обрюзгшим телом изобразил непонимание.

– Прошу простить, но я как-то не принял во внимание, – сказал Эвер, – что пока не сообщил вам, по какой причине мне необходимо попасть на Ситакку.

Амар Турин привычно натянул на лицо маску вежливого интереса, однако всем своим видом давая понять собеседнику, что потерял интерес к дальнейшему продолжению разговора. Эвера прямо корчило от внутреннего смеха, когда он представлял, что будет с купцом, когда он закончит излагать все, что собирался сказать, но он не подавал виду.

– Помните ли вы, уважаемый, о некоем рабе-молотобойце по имени Грон?

Амар Турин насторожился:

– Насколько я помню, он сильно интересовал вас в прошлый раз. Мне представлялось, что к этому моменту он давно должен был бы перестать представлять какой-либо интерес для кого бы то ни было.

Эвер сокрушенно вздохнул:

– Хотел бы я, чтоб это было именно так. Лоб купца покрылся испариной.

– Вы хотите сказать, что он еще жив? Эвер печально кивнул:

– Увы, кстати, лет пять назад он выкупил некоего Угрома с ситаккской галеры.

Купец вздрогнул при упоминании этого имени. А его собеседник спокойно закончил:

– Да, в Элитии его знают под именем Великий Грон.

На некоторое время в комнате повисла гнетущая тишина, потом купец спросил внезапно осипшим голосом:

– Так это… ОН?

Эвер деланно печально покачал головой и, выдержав паузу, продолжил:

– До сих пор нам удавалось создавать ему некоторые проблемы, чтобы он был постоянно занят и не смог вернуться к некоторым делам, которые он считает незаконченными… – Эвер выразительно помолчал и закончил сокрушенно: – Но теперь наши возможности исчерпаны и последняя надежда на ситаккцев.

Амар Турин судорожно вздохнул и хрипло произнес:

– Мне… надо подумать.

Его собеседник ласково кивнул, и в комнате опять установилась тишина, нарушаемая только хриплым дыханием купца. Наконец он поднял покрытое испариной лицо:

– Дайте мне время. Приблизительно четверть, а пока… Будьте моим гостем.

Эвер с благодарностью склонил голову:

– Я – ваш должник, уважаемый Амар Турин.

На Ситакку Эвер попал спустя пол-луны. Узкая ситаккская боевая галера мягко ткнулась носом в песчаный берег острова, и несколько матросов спрыгнули в воду и быстро приняли доску, сброшенную одним концом с борта корабля. А потом, протянув руки, помогли этому мозгляку, вокруг которого неизвестно почему всю дорогу увивался капитан и остальные старшие груд, пройти по доске. Сойдя на берег, Эвер остановился и перевел дух. Он никогда не был приверженцем морских путешествий, но последнее время совершал их с завидной регулярностью. Эвер обвел взглядом берег. Поселение Ситакка (язык не поворачивался назвать эту скученную груду домов городом), которое то ли само дало название острову, то ли получило свое название от него, не имело пристани. Самое большое здание, довлевшее над всем и вся, было храмом Отца ветров. Эвер припомнил, что читал об этом храме, когда готовился к этой поездке. Когда-то давно один из ситаккских капитанов захватил корабль, на котором плыла бригада искусных каменотесов. Поскольку иного груза на корабле было мало, а цены на обученных рабов всегда были высоки, он решил оставить в живых их всех. Но то ли корабль его был сильно поврежден во время абордажа, то ли по каким-то иным причинам ему не удалось сразу попасть на аккумский рынок, но каменотесы оказались на Ситакке. Возвращение капитана пришлось не совсем ко времени. Это случилось поздней ночью. Так что когда капитан появился на пороге родного дома, там оказался незваный гость. Это никогда не было новостью на Ситакке, что еще не принятые ни в одну груду молодые парни помогают коротать время женам ушедших на промысел моряков. Главное, чтобы к возвращению мужа все выглядело бы прилично. Однако в этот раз капитан сильно рассердился и попытался расправиться с обидчиком, но тот оказался не промах. Так одна из галер в середине сезона морского промысла осталась без капитана. Поскольку раздел добычи всегда происходит по возвращении всех кораблей и приурочен к осеннему семилунью, то жрецы тут же наложили лапу на добычу галеры. Пока суть да дело, кому-то из жрецов пришло в голову использовать дармовых работников, чтобы подновить здание храма. Когда мастера осмотрели убогую постройку, то единодушно заявили, что, чем ремонтировать эту рухлядь, легче построить новый. Жрецы заинтересовались, и вскоре работа закипела. Естественно, к семилунью каменотесы уже не значились в списках добычи. С тех пор ситаккцы не трогают каменотесов, а галеры никогда не пристают к родному берегу после наступления темноты.

Эвер вздохнул и двинулся вверх по косогору. Проходя мимо покосившихся сараев, в которых на время зимних бурь укрывались галеры, он брезгливо сморщил нос. От сараев воняло прогорклой смолой и ворванью. Конечной точкой его маршрута был храм. Если хочешь добиться какого-то результата, то начинай с показного почтения местным богам. К тому же у него была еще одна причина, по которой ему было необходимо посетить храм. Местный Наблюдатель был его первосвященником.

Вечером в храме собрались капитаны. Сезон начался уже почти две луны назад, но и первосвященник, и Амар Турин независимо друг от друга сильно постарались, чтобы немалое число капитанов прибыло на эту встречу. Эвер вышел и встал перед алтарем, по рядам капитанов пронеслась волна пренебрежительного мычания. Хранитель усмехнулся про себя. Он ждал чего-то подобного. В представлении ситаккцев урод не может быть кем-то важным, а то, что они воспринимали его как урода, было написано на их высокомерных лицах. Ну что ж, тем приятней ему будет бросить их в горнило священной войны с Измененным. Он набрал побольше воздуху и начал:

– О ситаккцы, возлюбленные Отца ветров, помните ли вы славного капитана, водившего грозную ситаккскую галеру, имя которому было Суммут…

Когда утром измученный Эвер сидел в покое первосвященника и охлаждал пересохшее горло кубком довольно редкого здесь дожирского, капитаны уже покинули храм, сурово стиснув зубы. Все, кто был в храме, поддержали решение отомстить. Хранитель сделал еще один глоток и протянул кубок подобострастно глядевшему на него первосвященнику. Уловив его почтительный взгляд, Эвер внутренне усмехнулся. В этом взгляде он узнал себя. Таким, каким он был полтора десятка лет назад. Если бы к нему на остров внезапно прибыл Хранитель, он счел бы за честь не просто прислуживать ему, а даже целовать его обувь. И не имело никакого значения, что он был тогда базарным уродцем, а тот, кто сидел перед ним, являлся, по существу, главным официальным лицом этого грозного острова, ибо систрарх был здесь всего лишь номинальной властью и эта должность автоматически закреплялась за фактическим владельцем наибольшего числа галер. Эвер вытер рот и хрипло произнес:

– Спасибо, брат Наблюдатель.

Потом вытянулся на ложе и натянул кошму. Он уже засыпал, когда ему в голову опять пришла мысль, так часто посещавшая его в последнее время. Что же произойдет с ним, когда исчезнет Измененный?

Эту зиму Грон тоже провел с семьей. Югор сильно подрос за лето, да и Лигея уже вовсю лопотала. Когда весна вступила в свои права, Югор предпринял попытку серьезно поговорить с отцом. Как-то днем он удрал от няни и поднялся в спальню родителей, едва не застав их в самый неподходящий для детских глаз момент. Поскольку Лигея уже перешла на попечение няни, они чувствовали себя теперь достаточно свободно, за что едва не поплатились. Во всяком случае, Грон успел соскочить с Толлы и натянуть на них обоих мокрую от пота простыню. И все же первым вопросом Югора было:

– Мама, почему ты кричала?

Толла слегка покраснела, но, ехидно поглядывая на Грона, сказала чистую правду:

– Это все папа, когда он в ударе, то приходится кричать.

Югор недоверчиво оглядел родителей, еще раз попробовал разобраться в происходящем:

– А чего это вы такие потные?

Толла со столь же ехидной усмешечкой пояснила:

– Мы вместе с папой занимались очень трудной работой.

– А зачем? – с детской непосредственностью поинтересовался мальчик.

– Нам нравится, – ответила Толла.

После чего Грон чуть не свалился с ложа. Мальчик несколько мгновений размышлял над непонятными ответами, потом подвел итог.

– Я ничего не понял.

– Вот и ладно, – пробормотал Грон и, возвысив голос, поинтересовался: – А где няня?

– А я убежал, – пояснил мальчик, – понимаешь, папа, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Эта фраза в устах столь крошечного создания звучала несколько комично, но взгляд Югора был серьезен, и Грон удержался.

– Ну что ж, если ты немного подождешь в… Зале совета, я вскоре буду готов выслушать тебя.

Мальчик с сосредоточенным видом вышел из комнаты. Детские шаги затихли в коридоре. Грон обессйленно откинулся на подушки, а Толла захохотала. Когда она немного успокоилась, то ненадолго задумалась, а потом произнесла, с нежностью глядя на мужа: