Текст книги "В долине Дагестана"

Автор книги: Роман Сенчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Анна Семеновна, лет шестидесяти, молодо улыбалась…

Вообще женщины были пенсионного возраста. Лишь двух – ту, что налила мне водку, и еще одну, в черном обтягивающем платье под расстегнутой курткой, подчеркивающем большие шары грудей, – можно назвать условно молодыми. Примерно лет сорока. Но и пожилые и помоложе были веселы, как школьницы. Правда, в этой веселости чувствовалась какая-то искусственность (передо мной и своим главой, что ли, играли?) и даже отчаяние. Вот, дескать, несмотря ни на что, мы радуемся.

Пришла Надежда Николаевна, и ее встретили шумно, усадили, навалили на тарелку еды, стали благодарить:

– Спасибо за заботу!.. Спасибо, что муниципальным наш хор сделали!..

– А что это дает? – подзахмелев от двух рюмок, влез я с вопросом.

– Ну как же! – удивилась женщина с железным зубом. – До этого мы самодеятельными были, бесплатно выступали, репетировали, а теперь хоть по четыре тысячи, но получаем. Плюс за концерты.

– Раньше-то, помню, – засмеялась Анна Семеновна, – собираемся на распевки, а мужья: “Куда опять погреблась?” А теперь сами: “Тебе на репетицию, собирайся-собирайся”. Теперь мы у них добытчицы.

И рыбачки довольно закивали этим словам. Но тут же и загоревали:

– Да, сидят без работы. Как это, рыбакам – и не рыбачить…

Мне налили еще рюмку; я поискал взглядом, чем бы закусить. Еды вроде бы было много, но все какое-то не такое. Солений не хотелось, холодных пирогов тоже… Одна из женщин заметила мои поиски, протянула тарелку:

– Оладушек икорных попробуйте.

– Икорных? – насторожился глава села.

– Да это щучья, с того года еще. Баночка в подполе стояла, решила вот напечь…

– М-м, ну ладно.

Чокнулись разными напитками. Я бросил в себя водку и смело откусил неведомый икорный оладушек. Прожевал, проглотил. Что-то солоноватое, словно бы из склеенных мягких зернышек… Терпимо. Доел.

– Извините, хозяева, пора нам ехать, – вздохнула Надежда Николаевна. – Еще дел много сегодня. Успеть бы…

Женщины принялись уговаривать, хоть и искренне, но без большой надежды, посидеть еще.

Я посчитал нужным сказать, что село мне очень понравилось, и песни, и “Рыбачки”.

– У вас здесь жизнь настоящая чувствуется, – сделал под конец комплимент.

И сразу же получил ответку:

– Так переезжайте к нам. Дом подберем хороший, писать про нас будете. На баяне научим играть. Если не женаты, так и женим – девки-красавицы есть.

Сказано было опять (как и позавчера в редакции) как бы в шутку, но и с долей некоторой серьезности. Вдруг, дескать, возьмет и переедет…

Мне оставалось пообещать:

– Буду думать. Уж точно – буду вспоминать о вас. Спасибо.

Вторую половину дня провел, как и накануне, в редакции. Надежде Николаевне (хотя вряд ли ей, скорее главе района) пришла идея написать письма патриарху, главному муфтию и Лукину. Я, естественно, поддержал, – странно было бы, если б сказал, что не стоит.

И мы несколько часов составляли эти письма. Время от времени Надежда Николаевна отходила звонить по телефону – видимо, согласовывала формулировки с начальством. Со мной каждые полчаса связывался Виктор Федорович и сообщал, что договаривается с отцом Александром о нашей встрече, потом – с отцом Юрием, благочинным православных приходов Кизлярского округа. “Если сложится, поедем в Кизляр, – добавлял. – Хорошо? Здесь рядом”. – “Поедем, конечно, – отвечал я изо всех сил бодро. – Я готов”.

Но на самом деле мечтал об одном – скорее оказаться в номере, уснуть, а утром прыгнуть в машину и помчаться в аэропорт. Устал. Да и похмельице крутило.

Часа в четыре Виктор Федорович появился в редакции, но был расстроен.

– Отказали, – сказал глухо, с обидой. – Журналист, мол, приехал и уехал, а нам здесь жить.

Я попытался его успокоить:

– Это только подчеркивает, насколько все неблагополучно. Я об этом упомяну в своей статье.

– Да, да… Только тоже не очень. Действительно, возьмут и сделают что-нибудь… Храм сожгут. Да и… – Виктор Федорович безнадежно махнул рукой. – Не знаешь уже, что лучше, что хуже.

Атмосфера была далеко не позитивная. Я жалел, что не задержался в Коктюбее… Какая-то обреченность чувствовалась и в активности Надежды Николаевны, и в горячих подсказках редакторши, и в моей помощи. Действительно, что могу сделать я, написав даже гениальную статью о происходящем в Тарумовке? Что решат эти письма? И патриарх, и главный муфтий, и Лукин наверняка получают на дню по нескольку подобных.

Слегка развлекали лишь девушки, чересчур исполнительные, предупредительные и в то же время очень стеснительные.

Вычитав в компьютере очередное письмо, я попросил одну из них:

– Выведите, пожалуйста.

Она молча вышла из кабинета. Я посидел, подождал, думая, что, может, принтер где-нибудь в соседнем кабинете. Минут через пять поднялся, шагнул в коридор. Девушка стояла у стеночки.

– А что случилось? – спросил.

– Вы сказали, чтобы я вышла, – без обиды ответила она.

Я усмехнулся:

– Да нет, вы не так поняли. Я попросил письмо на принтере вывести.

– А, да? – И девушка опять, как два дня назад, покраснела от шеи к ушам…

К концу рабочего дня письма были составлены, подписаны Надеждой Николаевной, Виктором Федоровичем, прибежавшим председателем Совета ветеранов. Вызванивали депутатшу Народного собрания, но она оказалась в Махачкале (глава района от подписания воздержался)… Письма я решил взять в Москву и оттуда уже отправить.

– Правильно, – согласилась Надежда Николаевна. – Здесь нет гарантии, что они дойдут.

Напоследок попили чаю, похрустели печеньем. Редакторша вдруг расчувствовалась и прочитала несколько своих стихотворений о родине. Что-то типа:

Закат пылает над моим Раздольем,

Багрянцем светит.

И, нашумевшись, нагулявшись вволю,

Стихает ветер…

А потом Виктор Федорович отвез меня в мотель.

– Знаете, – сказал, отводя глаза, – у меня завтра совещание утром. Я такси заказал – довезет до аэропорта. В половине восьмого подойдет… Я бы сам… Вы не подумайте…

– Да нет, ничего. – Но на самом деле стало тревожно – ехать через пол-Дагестана на непонятном такси. – Ладно.

– Поешьте хорошенько, не стесняйтесь. Выпейте.

– А вы компанию не составите?

– К сожалению…

В общем, попрощались.

Я не постеснялся, назаказывал кучу всего, жахнул бутылку водки и еще стопарик. Кое-как, колотясь о стены, добрался до номера и, не раздеваясь, но тщательно проверив, запер ли дверь, рухнул на кровать. В последних проблесках сознания поставил будильник в мобильнике на семь утра.

Уснул глубоко и хорошо и во сне испытывал свое любимое ощущение – куда-то мягко плыл. А потом, сначала внутри сна, стало тормошить беспокойство. Неоформленное, неясное. Тормошило, щипало, будило. И наконец вытолкнуло в реальность, но в реальность мутную – ночную и пьяную.

Нет ничего хуже не спать в таком состоянии. Я лежал, закутавшись в одеяло, и мне казалось, что за окном кто-то ходит, ковыряется в замке, требует от работников ключи от моего номера… Это было, конечно, не так жутко, как во время “белки” год назад, но тоже… И главное – сейчас были вполне понятны причины на меня покушаться: нарыл информации, завтра привезет в Москву и вполне может заварить серьезную кашу. Лучше всего мочкануть сейчас. Вломиться и пристрелить. Мало ли здесь бандитов и террористов.

И в голове постукивали слова: “В полдневный зной... в долине Дагестана…” И представлялся я, обнаруженный завтра днем где-нибудь на задах мотеля. Труп с пулевым ранением, не совместимым с жизнью…

До рассвета болтался между бодрствованием и лихорадочной дремой, то и дело, при любом шорохе, садился, прислушивался, глотал из бутылки колючую минералку и снова валился на матрац. Сжимался.

Запиликал будильник. Я вскочил, умылся, собрал сумку. Голова раскалывалась, тошнило, бил озноб, тело чесалось от пота, но я был счастлив, что ночь кончилась. Почему-то была уверенность: днем со мной ничего не произойдет.

Так оно и вышло. Таксист довез до аэропорта, я почти без проблем (единственное, милиционеров насторожила моя электробритва, и они не только осмотрели ее, но и включили) сел в самолет и благополучно долетел до Москвы.

Когда “Ту-154” бежал по посадочной полосе, очень радовался. Не знал, сколько разнообразных проблем обрушится на меня в ближайшие месяцы.