Текст книги "Жилец (СИ0"

Автор книги: Роман Струков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  – Ты сам пригласил меня староста, – сказал он.

  Зием Выонг потер шею, раздумывая, чтобы значили слова пришельца. Ямар проследил движение старосты, и неожиданно предложил.

  – Я могу вылечить.

  – Да? – удивился Зием Выонг. – А мне ни одна знахарка не помогла! Это долго!

  – Ничуть, – Ямар широко улыбнулся, коснувшись шеи старосты рукой. Зуд на мгновение усилился, а после того как Ямар повел рукой в сторону, исчез.

  – Воистину, ты великий целитель, – вздохнул староста.

  – Нет, – Ямар пожал плечами, – Но такие неприятности лечу легко.

  – Да – а, – протянул Зием Выонг, уже неясно по какому поводу, и направился в дом. Ямар, помедлив, шагнул вслед, и уже в проеме входа услышал вопрос старосты, обращенный, похоже, самому себе.

  – Неужели мы обладаем какими-то невидимыми достоинствами?

  Ямар оглянулся. Серебряное ожерелье, повисшее на перилах крыльца, выглядело очень сиротливо.

  4.

  Тяжелый, неповоротливый ворот скрипя изрядно проржавевшими цепями вытянул ведро воды, и Лаодика с трудом опустила его наземь. Было очень позднее утро, но девушке отчаянно хотелось спать – всю ночь она подсматривала за чужаком, махавшим мечом на площади, а сейчас уснувшим до обеда.

  Лаодика ухватилась за ручку ведра и проволокла его несколько шагов от колодца, пока не выдохлась. Сил больше не оставалось, и она опустилась на землю, прислонившись к срубу колодца. Глаза сами закрылись, и она решила посидеть немного – пока тьма совсем не очистит неба, а «при свете и видеть легче» – как неустанно поучал ее Харон. Присловье это, впрочем, помогало не сильно – днем Лаодика видела гораздо хуже, чем ночью. Она не заметила, как уснула.

  Проснулась она от голосов, раздававшихся над самым ухом одновременно со скрипом ворота. Лаодика хотела было вскочить на ноги, но поняла, что говорящие ее не видят, и если она встанет, то подумают, что она подслушивает, а тогда пересудов не оберешься по всей деревне. Иными словами, чтобы ее не приняли за любительницу подслушивать чужие разговоры, ей ничего не оставалось, как подслушивать чужой разговор. Поэтому Лаодика затаилась, прислушиваясь к разговору невидимых собеседниц.

  – Жуть-то какая, – причитала старушка, – Слыхала?

  – А чё ж такое? – судя по голосу, собеседница первой вряд ли была намного моложе первой.

  – Да гостюшка у нас больно странный, – понизила голос первая, – Сама посуди: почему он мужиков на площади только утром и вечером гоняет?

  – Ну, положено может, – охотно поддержала тему вторая.

  – Не скажи как полночь – так его и не видать почти, зыбкий он становится, ровно призрак. А в полдень виден ярко, как изнутри светится, но ведь и на улицу не вытащишь – спит он, – видите ли. Странно?

  – Ну, странно, – согласилась вторая.

  – А вот еще, – это ж какими он силами доски царапает и веревки рвет? Рукой махнул – и на тебе, дыра либо черта. Этак только еретики и прочие колдуны могут.

  Лаодика, услышав это удивилась. Не уж то старухи так ослепли, что меча не видят?!

  – Это ж какие еретики?

  – Те, что за рекой, – уже совсем шепотом ответила первая. Вторая не согласилась.

  – Ну кума, это уж ты привираешь!

  – И ничего не привираю! – рассердилась та, что начала разговор.

  – Вот тебе самый верный признак. Ты тень у него замечала?

  – Да не присматривалась я...

  – Я тоже, но вот кума точно видела – днем от него тени нет, а ночью – густая и черная. Вот поэтому он в основном утром и вечером мужиков учит, чтоб тень не видели!

  – А может быть – поразмыслив, согласилась вторая, – Я тоже приметила – по ночам он по деревни ходит, да в двери тыркается, что-то в книжечку рисует, да заклятвия бормочет, да такие, что от него аж отбрасывает.

  – Это еще что! Я слышала, что они и со старостой по особому о плате договорился.

  – Как это?

  – А так! Денег, чужаку ентьму вовсе не надоть, ему что другое подавай!

  – И что же? -Леденея от ужаса, спросила собеседница.

  – Да говорят, – голос первой стал едва слышен, – Говорят, что сам он – неупокоенный, и платой ему девушка нужна в жертву, тьме которую он, значит, с собою ведет!

  Лаодике захотелось рассмеяться. Ямар ей сам сказал, что деревню защищает потому, что на нем лежит древний долг, и заработает он на этом гораздо больше, чем могут дать в деревне. Но старухи не унимались.

  – Да кто такой страх говорит-то? – допытывалась вторая.

  – Харон, привратничек наш.

  – Ну вот пусть этот старый пень свою внучку упырю этому и отдает! А то оба хороши – что Зием, что Харон, вечно сами по себе договорятся о чем-нибудь, а потом всей деревней отдувайся.

  Этого Лаодика выдержать уже не могла. Взвившись из своего укрытия она крикнула.

  – Врете вы все, карги старые! Никогда дедушка Харон такого не пообещал!

  Старухи угрожающе потянулись к ней, но Лаодика отскочила, показала им язык и побежала к дому деда.

  Бегала она все равно быстрее всех в деревне. Почти как Ямар.

  5.

  День клонился к концу, когда Лаодика осторожно подкралась к щели в дверях сарая, где жил чужак в стремлении подсмотреть, что поделывает странный пришелец. Она чувствовала в этом острую потребность – особенно после подслушанного утром разговора. Тем более, что чужак шарахался от нее как от чумной, хотя и общался с другими сельчанами, явно не вызывавшими у него большой симпатии. А ведь Лаодика была на него очень похожа, и девушке казалось, что чужак должен ее понимать.

  По началу Лаодика не поняла, что делает Ямар. В углу сарая был сложен из камней странный алтарь, на котором пирамидой были сложены куски дерева. Ямар присел перед алтарем на колени и стал делать какие-то мессы у основания пирамиды. Что-то затрещало, и Лаодика с изумлением увидела, как из пирамиды высовываются режущие глаза, прозрачно-жгучие языки Тьмы.

  Ямар протянул к Тьме руки и улыбнулся словно при виде старого друга. Девушке показалось, что Тьма лижет руки чужаку, но в этот момент один из языков Тьмы действительно коснулся ладони Ямара, и тот выругался одним из Отбойных заклятий – некоторые слова из них Лаодике были знакомы до «второго этажа» – ее научил Харон, когда она пожаловалась деду на то, что ее бьют девчонки на улице.

  Неожиданно под каленом Лаодики скрипнула доска, и Ямар внимательно посмотрел в сторону двери.

  – Кто там? – резко спросил он.

  Подумав, девушка открыла дверь. Ямар вздрогнул, зачем-то покосился и сказал нехотя.

  – Ну, заходи, коль пришла.

  Лаодика проскользнула внутрь, а Ямар вновь повернулся к алтарю, преувеличенно деловито поправляя куски дерева.

  – В деревне говорят, что ты неупокоенный, – сказала Лаодика, глядя на жадно потрескивающую Тьму, явно требующую жертву.

  – Ну – ну, – неопределенно буркнул Ямар, бросив на алтарь полено.

  – Скажи, ты совсем не боишься...Тьмы? – спросил он чуть погодя.

  – Нет! – в доказательство своих слов Лаодика протянула руку к алтарю, и вдруг почувствовала, что Тьма ожгла ее руку почище ледяной воды.

  – Она меня укусила! – удивленно сказала девушка.

  – Она и меня кусает, – Ямар пошарил в заплечнике и вытащил от туда толстый серебряный браслет, протянув его Лаодике.

  – Одень-ка!

  Девушка повертела браслет, и защелкнула его на запястье. Ямар долго и пристально смотрел на Лаодику, что заставило ее испуганно сжаться. Ямар сумрачно произнес несколько слов на странном, холодном и жестком, как перекатываемые во рту камни языке, среди которых «Мутация» было не самым сильным, зато самым непонятным. В сарае воцарилась тишина. Лаодика осторожно спросила.

  – Что, заклинание не сработало?

  – Можно и так сказать, – согласился Ямар, – Глядя в стену.

  – А что такое жизнеспособная мутация?

  – Неважно, – буркнул Ямар, – Отдай браслет.

  Спрятав его в мешок он умолк.

  – Правда то, что ты упырь? – решилась спросить Лаодика спустя какое-то время.

  – Что? Вранье! – Ямар неестественно рассмеялся.

  – Тогда почему ты меня так боишься? – Лаодика прямо посмотрела в глаза Ямара, и тот неожиданно смутился. – Я слышала, что тот, кому подарит свою любовь неупокоенный, вынужден будет уйти за реку вместе с ним. Я бы пошла.

  – Вовсе не нужно таких жертв, – Ямара передернуло, – Я не собираюся никого уводить...тем более таким...э-э...способом.

  – Не собираешься? – в голосе девушки прозвучала нотка разочарования.

  – Пойми... Лаодика, – Ямар чуть запнулся, выговаривая ее имя, – Мы чужды друг другу. Абсолютно. Ваша...жизнь – совсем не та же, что у нас. Вы нам...омерзительны.

  Тут взгляд Ямара неожиданно упал на девушку, и Лаодика подумала, что если в глазах Ямара стоит омерзение, то ей стоит бывать мерзкой почаще.

  – И...просто из разных миров! Чуждых! Абсолютно! – Бешенный пес доказывал это, похоже, сам себе.

  – Ты думаешь Я в этом мире своя? – Лаодика рассмеялась – Надо мной вечно издеваются – «слепая», «короткозубая», «червяк бледный»...Меня нашел Харон, где-то в горах, по его словам мне и двух лет еще не было... Пойми свой головой тупой – одна я здесь такая, совершенно одна! Я еще здесь и родных-то нет, и...Ямар, я не такая! Да, я привыкла к своему зрению дурацкому, зубам коротким, но что я могу сделать с тем, что я чужая? Я люблю ходить по ночам, и меня клонит в сон днем! Я ненавижу всех жителей деревни – они уродливы, от них плохо пахнет...Может, я упырица? Вампируха?

  – Может быть, – подтвердил Ямар с каменной физиономией.

  – Ну тогда возьми меня с собой – если ты оттуда! Или убей, ты способен! Но я не хочу больше так жить! Лучше бы ты вовсе не появлялся, упырь недоделанный! Ты показал мне, что есть другой мир – а я чувствую, что меня влечет именно туда! Почему, почему ты не хочешь взять меня с собой?!

  Ямар долго смотрел в угол сарая. Затем неожиданно усмехнулся – правда, невесело.

  – На той стороне, девочка, тоже не все просто. Ты думаешь, я тебя не понимаю? Мне тоже довелось быть чужаком на той стороне, немного в другом смысле, конечно, но в итоге – никакой разницы.

  – Расскажи!... – Лаодика коснулась его плеча, и Ямар вздрогнул, но не отодвинулся.

  ...– Дрон, ну почему они меня так ненавидят? За что?! – маленький мальчик отчаянно дергает кузнеца за ситанину, и сакалиб, не произносящий обычно ни единого слова, опускается рядом с Ямаром, и долго смотрит ему в глаза.

  – Когда тигр мертв, каждый хочет пнуть тигренка, и вырастить его беззубой скотиной...

  – А кем был твой отец? – спросила Лаодика.

  – Наемником, – Ямар оскалился, – Северным варваром – полуэльфом. Таких зовут – шайтанова кровь.

  – Почему?

  – Дерутся по-особому. Себя не помнят, – Ямар пожал плечами, – А отца прозвали – Северный Шайтан, за ярость. Хороший был воин...говорят. А в жены взял простую крестьянку – и она уговорила остаться в Бену Башар, ибо помыслить себя не могла где-то еще. А в таких маленьких деревеньках на чужаков смотрят косо. Община их не принимает... Однажды – мне уже лет семь было – к нам в Бену Башар приехал сборщик налогов. Он всегда брал подать больше обычного и... – лицо Ямара скривилось, – требовал себе в постель любую крестьянку, по выбору. В тот раз он потребовал Хемадир, мою мать.

  – И твой отец вступился за нее?

  – Да, – Ямар умолк, – Правда...она была...готова «пострадать для общины». Отец был, разумеется, против – а у сборщика податей, Джафар Мадрак его звали, была охрана. А потом ее не стало – а сборщик податей едва успел унести ноги.

  Ямар надолго умолк. Затем невесело усмехнулся и продолжил.

  – Но пообещал вернуться. И тогда отца, ночью, он после боя всегда без сил отлеживался, по приговору общины, скрутили и отвезли в город. Где и казнили, как бунтовщика. А я продолжал жить в деревне – чужая кровь, над которой всегда так хочется поиздеваться!

  ...Дрон ерошит волосы Ямара, пристально глядя в его глаза.

  – Они думают, что ты способен на большее, чем они. Ты сильнее. И поэтому они хотят, чтобы ты поверил в то, что ты слабее их.

  – А разве это не так? – Ямар утирает распухший нос рукавом.

  – Ты – не слабее. Ты просто другой. По иному думаешь и действуешь. А непонятное всегда пугает и заставляет оттолкнуть.

  – Но я хочу быть с ними!

  – Они не хотят быть с тобой. Этого не изменить. Привыкай.

  Дрон молчит и добавляет.

  – Бойся толпы. Она всегда готова принести в жертву того, кто хоть чем-то выделяется из общей массы. Даже если этот кто-то хочет ее защитить. – все равно, лишь бы не тронули. Так погиб твой отец. Не стоит толпа даже попытки ее защитить...

  Эти слова врезались в память Ямара, как врезалось в нее и другое – мелкий противный дождь, моросящий с неожиданно яркого и чистого неба и он сам – плачущий у трупа Дрона, тщетно силящийся понять...

  – Дрон, ты же говорил, что толпа не стоит защиты, и знал, что они с тобой сделают – так ПОЧЕМУ?!

  Больше они с Лаодикой не сказали друг другу ни слова. Просто глядели в надвигающуюся на них Тьму.

  6.

  Сварт Сафрак редко задумывался над тем, каким способом зарабатывает на жизнь. Куда уж яснее – если ты сделал свой меч средством существования, то какая разница, свой меч ты используешь, или чужой? Чужой даже безопасней – собственная шкура целее будет. Человек с такой философией, мыслящий масштабно становится политиком. Но Сафраку выше мародера подняться не удалось. Грабеж на дорогах, участие в военных кампаниях на стороне победителей, зимовку в деревнях, нуждающихся в защите от разбойников, когда «защитники» приносили никак не меньше урон, чем возможные нападающие – все это считалось Сафраком вполне достойным способом существование. И, как знать, может для него оно так и было.

  В любом случае, вечно недовольный малыми масштабами добычи, вечно голодный и вечно злой идею пограбить заречные селения он принял легко и быстро.

  Самый сложный поначалу было преодолеть собственный страх перед пересечением Реки, но подогреваемый извечной ненавистью к потустороннему миру он прошел быстро. Тем более, что очень быстро выяснилось – за Рекой их боятся панически. Хотя никого бы не удивило и обратное.

  Отводя взгляд от лежащей перед ним деревеньки Сафрак сумрачно оглянулся. Весь его отряд – человек сорок, весело острили и скапились, подбадривая друг друга перед нападением. Сафрак пожал плечами. В конце концов, налет подобный предстоящему он провел не впервые, и все было рассчитано идеально – время, место и оружие. Вряд ли хоть кто-то сумеет оказать сопротивление. А за вещи, приносимые из таких селений, маги платили не торгуясь любую цену – не говоря уже о тех драгоценностях, что можно было снять почти с каждого обитателя деревни.

  Вот только совершенно некстати в Сафраке заговорила память – и вспомнилась другая, похожая деревенька на той стороне Реки. Сафрак мотнул головой – негоже раскисать перед боем, и глупо, что вспомнилась именно та – не первая и не последняя... Набрав в легкие побольше воздуха Сафрак заорал приказ.

  * * * *

  ...Таверна была маленькая, но света двух факелов, горящих на подставках по обе стороны двери было явно недостаточно, чтобы разогнать темноту. Ямар, съежившись от холода сидел на жесткой скамье и мрачно разглядывал Бассама, опять насосавшегося хмельного пойла. В третий раз они были в городе, и третий раз повторялась та же картина: Джайредди, деревенский силач, абсолютно ничего не соображающий, оставался с лошадьми, а Бассам, шел в какую-нибудь таверну. Ямару приходилось приглядывать за обоими, что очень сложно, когда тебе всего 12 лет, а в город тебя посылают, надеясь, что ты сбежишь. Но хотя в Бену Башар мальчику приходилось и впрямь несладко, чувство ответственности заставляло его остаться.

  Бассам, по своему обыкновению, упился до нетранспортабельного состояния. Хуже всего было то, что Ямар не мог оставить Бассама в таверне и уйти за помощью – поскольку в поясе пьяницы лежали полугодовые сбережения всей деревни. Все, что оставалось Ямару – ждать, когда хмельные пары выветрятся из головы Бассама.

  За стол неожиданно плюхнулась какая-то компания, стуча деревянными кружками по столу. На Бассама они не обратили внимания, а Яма, и без того не слишком крупный для своих 12-и, был полностью скрыт телом своего односельчанина. Правда, и он не мог видеть говорящих.

  – Дело верное, – заявил один из них, – маленькая такая деревенька, Бену Башар...

  – Сафрак, я не большой специалист по деревенькам. Что с них взять? Там нет ничего, кроме зерна и коз.

  – Тебе, Тальбан, легко говорить – после взятия того форта в Отранте тебе хоть заплатили!

  – Это мне заплатили? – возмутился тот, кого называли Тальбаном, – Мне не выплатили и трети обещанного!

  – Таль, я не спорю – чувствовалось, что Сафрак пожал плечами, – но у моих ребят лето вообще было пустое! Нам негде зимовать и нечем кормиться!

  – Ну и где ты засел?

  – В Бену Гатафан...

  – Хорошее село, богатое. Думаю, до весны ты там продержишься.

  – Возможно да, Таль, а может и нет. Сам знаешь, гатафанцы народ крепкий, и если они вдруг откажется нас кормить, переубедить их будет трудновато...Рашап! – вдруг выругался Сафрак, почувствовав, что нога все больше съезжавшего на пол Ямара уткнулась в его сапоги.

  – Что там у тебя? – осведомился Тальбан.

  Сафрак, оказавшийся рослым рыжебородым мужчиной, вытащил Ямара из под стола и повернул его к свету факелов, слегка приподняв.

  – Похоже, я поймал шпиона, – заявил он.

  – Ну так прирежь его, – посоветовал Тальбан, – Чего рассуждать?

  – Погоди, я хочу разобраться, – Сафрак внимательно посмотрел на Ямара и спросил. – Мальчик, ты шпион?

  – Нет, – замотал головой Ямар, – Я с дядей Бассамом пришел, а он напился и уснул. Вы не поможете донести его до телеги?

  Тальбан, одноглазый, похожий на быка верзила, рассмеялся.

  – Ну, Сафрак, это здорово! Он просит о помощи ТЕБЯ. Ха-ха!

  – Да ладно давай поможем, – Сафрак поставил Ямара на пол и подхватил Бассама под плечо. Тальбан с ленцой встал, присоединившись с другой стороны.

  – Все равно пиво в этой таверне никуда не годное, – пояснил он свое согласие, и они дружно поволокли крестьянина к дверям. Ямар забежал вперед, чтобы показывать дорогу к телеге.

  – Все равно я бы прирезал этого щенка, – буркнул Тальбан, – Он же из деревни! Крестьяне все, друг друга знают. Может рассказать...

  – Брось, Тальбан, вряд ли...кто ему поверит? Да и что там могут сделать, в этой деревеньке? Вилами погрозить?

  Ямар прислушивался к разговору за спиной и холодел от ужаса. Наконец они добрались до телеги (Джайредди, похоже, куда-то отошел), и прислонив Бассама к борту Сафрак, смеясь, спросил у Ямара.

  – Малыш, а чего это дядя у тебя такой тяжелый? Может, у него есть деньги?

  – Если и были, то пропил? – весело сказал Ямар, но Сафрак все же принялся шарить руками по телу Бассама. Но Бассам, как раз в это время (и, возможно, что от манипуляций Сафрака) изверг наружу содержимое своего желудка, и Сафрак с руганью отскочил.

  – Ладно тебе пачкаться, ради пары-то монет, – брезгливо буркнул Тальбан, наблюдавший со стороны.

  – Это тебе хорошо говорить, после Отранты!

  Вяло переругиваясь, оба воина двинулись по улице, оставив Ямара переводить дух рядом с Бассамом.

  * * * *

  Когда воины Сафрака ворвались в окраинные дома деревни, они обнаружили, что в них никого нет. Это заставило Сафрака стянуть отряд и быстрым шагом повести его к площади, расположенной в центре селения. От добычи он отказываться не собирался.

  ...Как обычно, неупокоенные нападали в полночь, когда их было почти не видно. В руках упыри держали магические посохи, на концах которых трепетали языки Тьмы, заметные гораздо лучше самих неупокоенных, но вызывавшие панический ужас. Правые руки упырей были отведены, готовые бросить смертоносные заклинания. По рядам крестьян прокатилась волна ужаса, но им удалось ее подавить. Этот ужас был родственен тому, который они испытывали в присутствии чужака – Ямара, а к нему они немного привыкли...

  ...Ямар сидел на крыше дома Зием Выонга, внимательно глядя на отряд соплеменников с факелами и мечами в руках, быстро втягивающийся на площадь. Они еще не знали, что обречены, но жалости к ним Ямар не испытывал. Ненависти, правда, тоже...

  Сафрак привык, что его войско вызывает ужас у крестьян. Но в этот раз ситуация ему совсем не понравилась. Селяне стояли на площади ровными и беззащитными рядами, ветер трепал их лохмотья, которые они – никогда не видевшие больше обола за раз – гордо называли одеждой, и Сафрак почувствовал физическое отвращение к этим нелюдям. Они должны быть стерты с лица земли!

  Сафрак воздел меч над головой в сигнале «внимание», описал им круг – «все» и направил меч в сторону селян, осмелившихся на сопротивление. Рев почти полусотни глоток заполнил площадь и отряд Сафрака в едином порыве побежал на крестьян, готовый врубиться в беззащитную массу.

  Когда Сафрак понял, что ошибся, было уже поздно. Из глубины рядов навстречу атакующим вынырнули жала копий, передний ряд крестьян развернул плоскости щитов, и вся фаланга сделала несколько шагов вперед. Воина Сафрака – мародеры, привычные больше к индивидуальному бою и резне разбились о стену щитов и копий, а фаланга продолжала давить вперед. Мечник – профессионал, тем и опасен, что обучен биться сразу с несколькими бойцами. Но крестьянские ополчения почти всегда разбивали пеших мечников, заставляя там, где это возможно перебираться воинов на лошадей. Если дать мужлану меч, то он себя же и зарежет. А вот если держать мечника на расстоянии длины копья, укрывшись за стеной щитов, то воин просто не сумеет проявить свои преимущества.

  Именно в эту ловушку и угодил Сафрак. Правда, он был слишком опытным воином, чтобы так просто в ней погибнуть. Воины швыряли факелы в крестьян, кто-то пытался уклониться, но строй плотно держал их в своих тисках, безразличных к судьбе отдельного человека.

  Сафрак лихорадочно оценивал ситуацию. Фаланга селян не имела флангов, прикрытая стенами домов, и была построена в пятнадцать рядов – у мародера просто не было сил, чтобы прорвать ее. А еще у него было очень мало времени.

  – Рассредоточиться! – выкрикнул приказ Сафрак. В конце концов, это же крестьяне, а не обученные кондотьеры. Сейчас, обрадованные первым успехом, они сломают строй, и тогда все еще может измениться!

  Ямару не составило труда понять, что задумал Сафрак, но он лишь отрицательно покачал головой. Главной ошибкой мародера было то, что он ввязался в бой в мешке площади. Бежать ему было уже некуда – боковые проходы были завалены всяким хламом, на крыши домов высыпали женщины с цепями и всяким дрекольем.

  Оставалось ввести последний ресурс – десятка два свежих, молодых селян – страшных не столько примитивными клинками из кос, которыми они размахивали наудачу – лишь бы попасть, сколько готовностью рвать упырей когтями и зубами...

  Сафрак легко вспорол живот на павшего на него селянина, крутнулся на ногах и снес замершему на мгновение мертвецу голову. Даже в пылу боя он продолжал анализировать ситуацию, – это и сделало его командиром. И сейчас он ясно видел, что ни более высокая скорость его воинов, упырей, как их здесь называли – какая ирония! – ни то, что крестьяне будто не видели мечей, легко натыкаясь на ядовитые для них клинки – его отряд уже не спасут. Оставалось лишь продать свои жизни подороже.

  – Сафрак! – заорал кто-то совсем рядом и мародер, развернувшись, увидел человека, который – как он понял сразу же – и был виновником уничтожения его отряда.

  В пылу боя не до признаний и рассказов о тяжелом детстве. Ямар не мог знать, узнал ли его вождь мародеров, да ему это и не было интересно. По счету Ямара Сафрак уже был мертв – и удар меча должен был лишь поставить точку в затянувшей дуге, целясь противнику под левую руку. Ямар скользнул в сторону, полоснув по запястью Сафрака и заставив его выпустить меч. Продолжив движение Бешеный Пес вонзил меч в грудь мародера и шагнул назад, высвобождая клинок.

  Его противник захрипел прижимая руки к ране, но «чинкуэда»-"пятерня" потому так и называется, что рану от нее не замнешь ладонью. Удивление в глазах Сафрака сменилось пониманием.

  – Но ты же наш. – выдавил он, рухнув сначала на колени, а потом уткнувшись лицом в пыль площади.

  – Именно поэтому, – буркнул Ямар, озираясь в поисках очередного противника. К счастью, их оставалось совсем немного.

  7.

  Ямар в последний раз проверил завязки кожаного мешка – заплечника, задумчиво коснулся железных пряжек карманов, а затем, почувствовав чужое присутствие, резко обернулся, глядя в лицо Харона.

  – Уходишь? – спросил старик.

  – Конечно, – Ямар усмехнулся – Что мне тут делать?

  – Староста на площади готовит праздник.

  – Ваши праздники не для меня, – от голоса Ямара повеяло замогильной свежестью. – И должен заметить, у вас всех довольно неприятная внешность.

  – Как и у тебя, – Харон улыбнулся, показав длинные зубы.

  Ямар вздрогнул, пожал плечами, забросил мешок на плечо и шагнул к выходу. В спину ему ударил вопрос.

  – Зачем ты приходил?

  Какое-то время Ямар молчал, а затем сухо сказал.

  – Напомнить привратнику о том, что пора вспомнить о своих обязанностях. Маги устали сдерживать Рубеж Реки. А он не должен рухнуть.

  Ямар умолк, и после паузы добавил.

  – Кроме того, я не люблю могильных воров.

  Бешеный Пес помолчал, быть может, ожидая ответа, и шагнул за порог, где его догнали последние слова.

  – Она не наша. Возьми ее с собой.

  Ямар не стал переспрашивать – кто.

   Лаодика встретила его у окраины селения. Ветер трепал ее светлые волосы, и Ямар в который раз подумал, что девушка выглядит почти как человек.

  – Уходишь? – грустно спросила она.

  – Да! – ответил Ямар грубее, чем намеревался.

  – Зачем ты приходил? Не мог оставить нас в покое, да?! – голос девушки сорвался.

  – Значит, не мог, – буркнул он.

  – Пожалуйста, возьми меня с собой, – всхлипнула Лаодика, неожиданно повиснув у него на плечах.

  Ямар обнял плачущую девушку, глядя ей за спину – где в его руке блестел длинный шилообразный стилет из грубого серебра, откованный специально для «трудных случаев».

  «Ты ведь, девочка, являешься угрозой для человеческой расы» – мрачно думал он – «Такая жизнеспособная мутация в некросфере...да вы вырежете нас! Но и этого я сделать не могу!»

  – Пожалуйста, возьми меня с собой! – вновь попросила Лаодика.

  – Нет! – рявкнул Ямар, отшвыривая девушку и делая шаг к тропинке. Стилет, отброшенный в другую сторону, зазвенел по камням.

  Пройдя несколько десятков шагов по тропе он коротко и зло рассмеялся.

  – «Она не наша!» – передразнил он Харона – Старый хитрец! Решил иметь своего человека на нашей стороне? Не выйдет, умник!

  Ямар еще раз засмеялся, и быстро зашагал в сторону Реки, яростно вколачивая пятки в гранит тропы.

  Староста Зием Выонг редко заглядывал в ту книгу, что лежала у него на столе. Редко – потому что необходимости в том не было. Он знал, что прочитать ее следовало сразу же, как появился чужак, но староста избегал этого соблазна. Но теперь он читал книгу всей площади, потому что чувствовал – пора!

  А ветер проникал в его пустые глазницы и обдувал полусгнившую плоть.

  «Кожа его гладка, движения быстры и ловки, зубы коротки и тупы. Тьму он зовет Светом, Источник Тьмы – Солнцем, день для него ночь, а ночь для него день... Обитает он по ту сторону от Света нашего, а имя ему – жилец, ибо живой он. И обворовывает он дома наши, покой тревожа, а другие разновидности жильцов, ежели и есть они, нам неизвестны...»

  Но теперь староста Зием Выонг твердо знал – теперь известны.

  ... Рубеж, как обычно, начался неожиданно. Кто его знает, где середина этого высохшего песчаного русла? Мало было тех, кто здесь прошел, и еще меньше – тех, кто задался этим вопросом. Просто Ямар почувствовал, как пространство дрогнуло и поплыло, исчезая в странном мареве, а ноги стали вязнуть в ставшем вдруг сыпучем песке.

  Ямар прикрыл глаза ладонью и посмотрел перед собой. В центре русла бывшей реки на опрокинутой лодке сидел Харон, держа в руке весло. Поймав взгляд Ямара он неожиданно смутился.

  – Вот... – извиняющееся сказал он, – Река давно уже пересохла, а весло все еще ношу с собой. Глупо, да?

  Ямар осторожно кивнул, но от комментариев воздержался. Здесь была территория Харона и лучше было не раздражать перевозчика.

  Харон какое-то время смотрел вдаль – вдоль русла реки, а затем спросил.

  – Что привело тебя к нам, в царство мертвых?

  – Дела, – буркнул Ямар, – Грань Реки перестали чтить. На эту сторону повадились мародеры, грабители могил. Так что я – в некотором роде курьер.

  – Да, – задумчиво протянул Харон, – Давненько я не видел добровольных курьеров, да еще и живых. Давненько...

  Его глаза как раскаленные угли впились в Ямара.

  – У тебя ведь личные причины, да?

  Ямар молча кивнул, а затем все же разлепил непослушные губы.

  – Сафрак сжег мою деревню.

  – Знаю! – резко бросил Харон. – Но скажи, что там такого, в этой деревеньке? Тебя там преследовали и травили, а когда ты попытался отвести судьбу – чуть не убили. Там нашел смерть твой отец... Так стоит ли за них – мстить?

  – Да, – просто ответил Ямар.

  Харон покачал головой.

  – Я видел многих мстителей. Они сделали месть целью своей жизни. Ненависть выедала их души – и когда они совершали месть, редко что-то могло наполнить их душу с той же силой. Они любили с надломом, дышали с натугой, боролись без цели. Они были уже мертвы – хоть и жили по ту сторону Реки. Чем ты отличаешься от них?

  Ямар наклонился вперед, подобрал горсть гальки со дна реки и задумчиво перебирая камешки в руке, заговорил.

  – Месть – не лучшее человеческое изобретение...возможно. Но тогда почему те сказания, что исполняют барды, шаиры и скальды так популярны? Ведь не потому – ох, не потому, что кто-то воспевает месть. Они поют неотвратимости возмездия.

  Харон молчал, и Ямар, искоса глянул на него, продолжил.

  – Я слышал, есть страны, где месть берет на себя государство. Может, это и хорошо – ведь тогда даже сироты и безродные сугои становятся защищены. Может, это и плохо – ведь тогда человек отдает государству право распоряжаться за себя. А я...я свершил то, что должно было свершиться еще девять лет назад – и когда люди услышали сагу о том, что могильный Вор Сафрак не вернулся из-за Реки, а виной тому был один из жителей когда-то разоренной им деревеньки – может быть, кто-то не нападет на следующую?

  – Да и за Реку ходить перестанут – побоятся истории о Пропавшем отряде, – согласился Харон, пристально взглянув на Ямара.

  Ямар кивнул, и почувствовав, что преграды, сдерживающей его, больше нет, двинулся вперед, пересекая русло. Остановившись рядом с Хароном он вскинул руку в приветственном салюте.

  – Да, надеюсь, нескорой встречи.