Текст книги "Пандус (СИ)"

Автор книги: Роман Смеклоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Смеклоф Роман
Пандус

    «Уважаемый Колюшев Юрий Николаевич, ваша жалоба рассмотрена, но, к сожалению, пандус не может быть установлен в связи с аварийной...», он скомкал бумажку, которую читал, и запустил через всю комнату под кадку с сухим фикусом.

   Так дёрнул колеса, что инвалидная коляска встала на дыбы и чуть не завалилась на спинку.

   Из соседней комнаты выглянул Вадик, поправил очки с толстыми линзами и сочувственно посмотрел на соседа.

    Опять?

   Юра только кивнул, до хруста сжав челюсть. Он прошёл две Чечни, Абхазию, воевал в ДНР и не получил ни царапины. Ранение заработал, разнимая пьяных сослуживцев. Он всегда лез на передовую, не мог смолчать, где было нужно, из-за чего вечно оказывался виноватым. Вот и теперь, мог бы спокойно ждать выздоровления, врачи обещали поставить на ноги в течение года, но упрямо добивался от местных властей установки пандуса на лестнице из подъезда.

    Тебе бы в политику, попытался Вадик. Ты бы им там устроил.

    Им устроишь, буркнул Юра. Круговую поруку не прорвешь. Я же всех прошёл от самой мелкой сошки до этой высокопоставленной сволочи, Сидорова! Помнишь, он первый раз не ответил, так я же его всё равно достал. Вот он теперь за всех своих подчиненных и ответит.

   Он неожиданно улыбнулся.

    Я нашёл выход.

    Какой?

   Вадик шагнул в комнату, поправляя очки. В отличие от соседа, он на скорое выздоровление рассчитывать не мог и упорно искал возможность облегчить свои страдания. Бесконечные боли пытались раздавить его тщедушное тело, но пока сила воли побеждала.

    Слышал про анимотрансплантацию?

   Вопрос был риторическим, о методике переселения душ, названного от латинского «анимо» жизненная сила или жизненный дух, знали все.

    Так вот в правительстве разработали экспериментальную программу контроля за органами власти...

    Строчку что ли из газеты запомнил? перебил Вадик. По нормальному можешь сказать, если сам разобрался.

    Разобрался? Юра улыбнулся. Я уже отправил им запрос и получил ответ. Как раз ждал, когда Сидоров пришлёт мне официальную бумажку с отказом. Чтобы уже никаких сомнений не было.

    Хочешь участвовать? отступив на шаг, ужаснулся Вадик. Анимотрансплантация не доработана, слышал, как в Таганроге что-то замкнуло в анимосети, и вместо одной души в тело переселились все подопытные анимического отделения? Представляешь какого это, когда в тебе поселилось сразу несколько разных людей? Это как множественная шизофрения. Раздвоение, растроение, расчетверение, распятирение...

    Хватит...

    Да чего там хватит. Расшестерение личности, и все они одновременно говорят в твоей голове. Что-то спрашивают, отвечают, кричат, смеются. Так же с ума можно сойти. Ужас!

   Юра подъехал поближе.

    Дело не в твоей любимой анимотрансплантации, а в возможностях которые она предоставляет.

    Ну-ну! Вадик прислонился к дверному косяку.

    Гну-гну, разозлился сосед, попытавшись привстать из инвалидной коляски. Такую возможность упускать нельзя, понимать надо! Я докажу, что Сидоров и его подчиненные безосновательно отказывались устанавливать пандус, и тогда нас поменяют душами. Чтобы этот гад на своей шкуре почувствовал, каково жить без ног! Это же высшая справедливость!

   Юра погрозил кулаком недосягаемому врагу.

    Да чушь какая-то, отмахнулся Вадик. Разве такое бывает? Никакой справедливости для обычных людей нет!

   Сосед только хмыкнул, доставая из коляски бумаги.

    Еще как бывает. Мне осталось подпись поставить, и ты будешь жить рядом с Сидоровым, он протянул толстую папку.

   Настоящий лабиринт из юридических формулировок, многочисленных приложений, пояснений, сносок и графиков. Мелкие буквы плясали перед глазами, с трудом передавая смысл написанного. Вадик даже протёр очки, чтобы лучше разбирать сложный текст. Выходило, что сосед и вправду добился своего. Местный чиновник, который так долго отказывал в возведении пандуса, был признан виновным в халатности, превышении служебных полномочий и приговаривался к принудительной анимотрансплантации.

    Сроком на одну неделю?

   Юра гордо кивнул.

    Мне больше и не надо, а этому гаду на всю жизнь хватит. Пусть почувствует себя на моём месте.

   Вадик только кивнул, возвращая документы.

    Не боишься?

    Да за такую возможность и жизни не жалко.

   Сосед пристроил толстую папку на коленях и начал подписывать страницу за страницей.

* * *

   Уже через неделю всё было готово к операции. Государственная кара неумолима, особенно, когда приводится в исполнение экспериментальной программой.

   Пётр Петрович Сидоров до самого последнего момента не верил, что его, опытного конъюнктурщика, поставил в такое неловкое положение какой-то нищий калека. Они встретились в коридоре больницы, и этот Колюшев нагло смеялся ему в лицо. Сидорова передёрнуло. С каких это пор безответные граждане, которым положено держаться и терпеть, насмехаются над носителями власти? Его пугало, что он не заметил, когда вступили в силу новые порядки, не подготовился, не принял меры, не ушёл из-под удара. В его кругах такая небрежность могла дорого стоить.

   Их подключили к анимотрону, большой машине похожей на томограф, и задвинули в металлический 'пончик', так, что они почти соединились затылками. Главврач, седой в белоснежном халате, долго объяснял, как проходит процесс анимопереноса. Из занудной лекции стало ясно, что такое громоздкое устройство и близкий контакт нужны только в первый раз, а дальше будет достаточно крошечного прибора анимопровайдера. Он сам перенёсет души хоть на другой конец Земли.

   Врачи тихо переговаривались. Нарастал неровный, дребезжащий гул. У Сидорова так скакало сердце, что он не слышал шума медицинского оборудования. Уши заложило и казалось, что сейчас душа оторвётся от тела и пойдёт на взлёт. Оттолкнётся от земли и навсегда покинет и горячо любимое тело, и матушку Россию со всеми многочисленными перспективами и возможностями.

   Колюшов же наоборот победоносно поднял руки и крикнул: 'Поехали!'.

   Врачи накинулись на него, прижимая к лежаку.

    Лучше этого держите, а то его в ад утянет! весело заорал проклятый калека и Сидоров потерял сознание.

   Но не провалился в дремучее небытиё, а остался на самой грани, словно в полудрёме различия серый корпус анимотрона и белые халаты. Врачи кружились вокруг, позабыв медицинские премудрости и призывая божественные силы в древнем языческом хороводе. По крайней мере, так казалось Сидорову. Он даже поднял руку, чтобы на всякий случай перекреститься и замер. Здоровенные пальцы-сардельки ему не принадлежали.

    Аааааа! заревел он, но стало ещё хуже.

   Из не его глотки вырывались незнакомые звуки, поэтому Сидоров замолчал и дёрнулся, чтобы встать, но смог только сесть. Чужие ноги не слушались. Их словно не было. Дрожа от ужаса, он щупал их, и впадал в панику. Его анимотранспланцировали в тело калеки!

    Как тебе?

   Голос прозвучал откуда-то со спины. Он уже слышал его.

   Сидоров обернулся. Его настоящее лицо с хитрым прищуром глаз с любопытством смотрело с другой стороны анимотрона.

    Давай наперегонки? предложило его бывшее тело и задрыгало ногами.

   Но врачи не позволили им совершить забег, а быстро развезли по разным палатам.

   Колюшов продолжал орать, предлагая всё более и более изощрённые соревнования. А когда до боли знакомый голос затих, вопить начал Сидоров. Он обещал пересажать всех врачей, уволить их жен, сдать в приюты детей и отправить на живодерню их собак и кошек. Клялся, что лично вывезет всех в деревню Хрено́во и уложит на кладбище. Его не успокоили ни смирительная рубашка, ни каталка с ремнями, ни укол успокоительного. Только исчерпав весь арсенал ругательств, Пётр Петрович охрип и замолчал.

    Неделя, пробормотал он. Я вернусь обратно и всех вас убью. Из пандуса сделаю крест на могилу чертового калеки.

   Чужой бас гулко раздавался в тишине пустой палаты, и злые слова казались жалкой пародией. Хотелось перевернуться на живот и уткнуться лицом в подушку, но его лишили даже этой возможности.

    Ты поаккуратнее.

   Из темноты выплыла смутная фигура в белом халате. Блестящие глаза уставились на связанные руки, и Сидоров сам покосился в ту сторону. На его запястье блестел пластиковый браслет.

    Что это? выдохнул он.

    Анимопровайдер, усмехнулся врач. Сломаешь, навсегда останешься в этом теле.

    Рехнулся? заревел Пётр Петрович. Он же спадает! А если я его потеряю?

   Фигура в белом халате наклонилась, обдав парами спирта.

    И правда великоват, завтра поменяем, а пока...

   Он вытащил из кармана рулон лейкопластыря и примотал браслет к руке.

* * *

   Уже на следующий день Колюшов решил выйти на чужую работу, но ему не разрешили. Как до этого запретили появляться дома у настоящего Сидорова, чтобы не травмировать его семью, пользоваться личными вещами, машиной, дачей и прочими привилегиями. Вообще его новая жизнь больше походила на домашний арест. Если он вдруг хотел размять ноги, ведь такого шанса у него давно не было, за ним сразу же увязывался невзрачный человек в сером костюме. Терпения хватило только на прогулку в ближайшем парке и посещение двух магазинов в соседних домах. Купив кефир по выданной пластиковой карточке без имени, Юра вернулся на 'явочную', как он сам её назвал, квартиру. Сел в казённое кресло и, поглаживая пластиковый браслет на запястье, уставился в зарешёченное окно. Когда он планировал наказать зарвавшегося чиновника, то рассчитывал совсем на другое.

    Добрый день, Юрий Николаевич! Вы позволите?

   Незваный гость, непохожий на татарина, вышел из-за спины и сел во второе кресло. Ноги скрывали начищенные черные ботинки, поджарое тело обтягивал дорогой костюм (почему-то дорогой костюм всегда можно отличить от недорогого), а на носу блестела тонкая оправа почти незаметных очков. Внешностью он немногим отличался от юриного охранника, и Колюшов быстро определил в нём офицера спецслужб.

    Извольте, пробормотал он. Это квартира скорее ваша, чем моя. Так что чувствуйте себя как дома.

    Благодарю! Можете звать меня Константин Константинович.

    Я вас не звал.

   Незваный гость закинул ногу на ногу, устроив сверху ладони.

    Что-то вы враждебно настроены?

    А чему радоваться? хмуро выдавил Юра. Ваша экспериментальная программа сплошная фикция!

    Почему же? спросил Константин Константинович.

    Мне ничего нельзя. Зачем тогда эти ноги и это тело, если я не могу ими воспользоваться.

    Как же вы хотели ими воспользоваться?

   Колюшев наклонился к гостю.

    Хочу выступить перед коллегами товарища Сидорова. Чтобы они воочию увидели, что это больше не он, и поняли, что такое может случиться с каждым. Что наказание есть и для них. Что оно может продлиться не неделю, а месяц, год, даже всю жизнь!

    Ах вот оно что, оживился Константин Константинович. Тут я вас полностью поддерживаю. Этих нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы не зарывались и знали кто хозяин. Да и наглядность должна дать правильные плоды, так что я 'ЗА!'. Как раз опробуем анимоконференцию.

   Юра насторожился.

    Что-что?

    Последняя разработка, гордо заявил незваный гость, объединяет всех носителей анимопровайдеров в одну анимосеть в которой они могут общаться и мгновенно передавать любые, даже самые секретные сообщения. Ни малейшей возможности перехвата сведений. Есть правда побочные эффекты, вовремя анимоконференции нельзя врать, но я думаю, со временем мы устраним это антиполитическое препятствие, а в вашем случае это и вовсе на руку. Согласны?

   Колюшев кивнул.

    Мне скрывать нечего.

    Прекрасно! Тогда ждите. Я всё подготовлю.

* * *

    Вы, правда, не он? спросил Вадик, но вместо ответа, перед его носом захлопнулась дверь.

   Сидоров метался по крошечной комнатушке как загнанный зверь. Коляска натыкалась на стулья, цепляла вылинявший ковёр и задевала диван. Засохший фикус он давно перевернул. Ноги не желали подчиняться, а руки устали крутить колёса, но больше всего бесила беспомощность. И так целую неделю? Он закрыл лицо руками. На глазах непрошенные и забытые выступили слёзы.

    Ааааа! чужой голос сводил с ума.

   Он так махнул рукой, что пластиковый браслет чуть не слетел на пол. Его так и не заменили. Врачи словно забыли кто он такой на самом деле, и обращались с ним, как с никому ненужным калекой. Перед отправкой домой, он с трудом поймал главврача, но успел задать единственный из мучавших вопросов: 'А если несчастный случай?'. Его уверили, что волноваться не стоит, при угрозе жизни анимопровайдер разорвёт анимоцепь и душа вернётся в своё тело.

    Я хочу домой, простонал Сидоров.

   На глаза попался старинный телефон с дисковым набором номера. Он поднял ядовито зеленую трубку и поднёс к уху. Длинный гудок воткнулся в барабанную перепонку, напомнив тоскливый сигнал теплохода из далекого детства. В памяти всплыло два номера. Сначала Сидоров набрал домашний, но ему ответил оглушительный треск. Он попробовал ещё раз. Тот же результат. На пятый раз он сдался, то ли забыл собственный номер, то ли какой-то сбой на линии. Тогда он позвонил на работу и, о чудо, ответил его помощник.

    Федька! заорал Сидоров.

    Пётр Петрович? удивленно выдавил помощник.

    А кто же ещё! Мне нужна помощь...

    Простите Пётр Петрович, но если это и правда, вы, нам всем запретили с вами разговаривать, а тем более помогать.

   Сидоров не успел возмутиться и высказать обнаглевшему помощнику всё, что о нём думает, а тишина телефонной линии превратилась в предупредительное покашливание.

    А если это пранкер, испуганно закричал Федька, то иди в жопу, никакого Петра Петровича здесь больше нет, и повесил трубку.

   Пётр Петрович выронил телефон, и кое-как установил на место.

    Как нет? Я же есть. Ну почему?

   Он еще что-то бормотал, плечи вздрагивали. Подняв глаза к пожелтевшей побелке потолка, он глухо взвыл и закричал:

    Господи, за что?

   Трубка запрыгала, издав требовательный звонок. Сидоров машинально схватил её и сказал:

    Слушаю!

    Правильно делаешь, ответил смутно знакомый голос. Только поздно. Надо было делать то, что говорили, а не задвигать зятя, сам знаешь кого.

    Я всё исправлю, пообещал Пётр Петрович.

    Поздно! повторили в телефоне. Ты теперь в экспериментальной программе.

    Как пример остальным?

    Именно.

   В трубке протяжно загудело.

   Всё встало на свои места. Теперь понятно, что обратной дороги нет. Его распнут перед строем в любом случае. Звонить больше некому и незачем никто не поможет!

* * *

    Я есть хочу! рявкнул Колюшев, когда ему в очередной раз преградили дорогу.

   Невзрачный человек в сером костюме покачал головой.

    Вы можете заказать всё что захотите. Вам выдали банковскую карту, по ней можно оплатить...

    К черту карту! Я хочу сначала увидеть еду, которую буду есть.

    Ничем не могу помочь.

    А сигарет купить можно? скривился Юра.

   Невзрачный человек кивнул.

    Я схожу.

   Колюшев обиженно отвернулся, но как только за его 'тюремщиком' хлопнула дверь, бросился к телефону. После набора номера в трубке зашуршало, и механический голос равнодушно сообщил: 'Звонок перенаправлен'.

    Мы же вроде договорились? без прелюдий уточнил Константин Константинович на том конце провода.

    Да идите вы к черту! не выдержал Юра. Я как осуждённый.

    Не передёргивайте.

    А какая разница? Колюшев нервно барабанил пальцами по стене. У меня даже свой собственный тюремщик есть.

    Он персональный помощник...

    Вы издеваетесь?

    Нисколько, спокойно ответил Константин Константинович. Он будет делать всё, что вы захотите, кроме того что вам нельзя.

    Прекрасно, проворчал Юра. Я пожрать хотел, а он меня не пустил. Мне что, есть нельзя?

    Можно. Вы можете заказать...

    Я по-человечески хочу.

    Ваше право. Скажите ему, что вам нужно он купит и приготовит...

    А есть вы тоже за меня будете? буркнул Колюшев. Хоть выпить то можно?

    Ваше право, вы же совершеннолетний, усмехнулись из телефона.

    Вот спасибо, вот уважили, саркастически протянул Юра. Только я один не пью.

    Вашему персональному помощнику нельзя, но я пришлю вам специального человека, пообещал Константин Константинович.

    Профессионального собутыльника? Вот это да! Никогда с таким не выпивал. Вот спасибо, продолжил издеваться Колюшев. Сразу чувствуется, моя милиция, меня бережёт. Можете ничего не говорить, я представляю из каких вы органов.

    Зря вы иронизируете, вздохнул Константин Константинович.

    Шлите своего алкомастера, оборвал его Юра и повесил трубку.

   Настроение окончательно испортилось. Экспериментальная программа оказалась очередной показухой. Хрупкая надежда разбилась и теперь резала осколками.

* * *

   Надо было что-то делать. Они не заставят его сдаться! Выход есть всегда. Его не может не быть. Когда-то у Сидорова тоже ничего не было, но он пролез, продавил, заставил с собой считаться. Сможет и сейчас. Только нужны деньги. У нищего калеки не может быть сейфа, банковской ячейки или счёта, свои накопления он прячет где-то здесь. Сидоров обшарил комнату. Древнее, никому ненужное барахло. Пару сотен в выдвижном ящике тумбочки. Мелочь на комоде у двери. Неужели 'люди в сером' тут всё вычистили? Или тут нечего было вычищать?

   Он с тоской взглянул на книжный шкаф. Точно! Отец так прятал заначку от матери. Пётр Петрович начал вываливать книги на пол. Пыльные тома лупили по скрипучему паркету с трагическим 'Пуф!'. Главное, чтобы овчинка стоила выделки. Удача некоторое время кочевряжилась, но всё же повернулась к нему лицом. Из лермонтовского 'Героя нашего времени' выпала разглаженная пятитысячная купюра на черный день.

   Сидоров хмыкнул. То ещё состояние, но лучше чем ничего. Для начала сойдёт. Главное добраться до закладки на даче, а уж там посмотрим, кто будет участвовать в экспериментальной программе. Компромата на всех хватит. Все умоются!

   Выкатив в коридор, он натолкнулся на Вадика.

    Тебе чего?

    Вы тот самый бюрократ?

    Пошёл ты!

   Сидоров с мстительным удовольствием переехал ногу в тапке и под аккомпанемент стонов и матюков, открыл входную дверь. Ни ключи, ни другие вещи брать не стал возвращаться он не собирался. Выбрался на лестничную клетку и, цепляясь за стены, доехал до лифта. Главное не волноваться. Сейчас поймает такси, доедет до дачи, а уж там разберётся.

   Он выкатил из подъезда и нерешительно остановился. Четыре высоких ступени оказались непреодолимым препятствием. Покрутив колеса так и этак, он примерился к съезду, но спуститься так и не решился.

    Надо было сделать этот проклятый пандус, пробормотал Пётр Петрович, но тут же ответил сам себе. Если всем делать пандусы, то себе ничего не останется.

   Он попытался позвать на помощь, но ему ответило тоскливое эхо. Проходящая мимо бабулька только поцокала языком.

    Чего голосишь милок, всем на нас наплевать. Вот бы их на наше место. Пусть бы гады попробовали выжить.

   Она бубнила себе под нос, пока не вышла со двора.

    Что, папаша, слезть не можешь?

   Двое потёртых забулдыг появились как будто бы из ниоткуда.

    Ага! кивнул Сидоров.

    На фуфырик не подкинешь?

    Откуда.

   Забулдыги помялись, но всё же взялись за подлокотники кресла. Крякнули и снесли коляску с лестницы.

   Пётр Петрович попытался выдавить 'спасибо', но его неожиданно обхватили за горло. Один из добровольных помощников крепко держал, не давая рыпнуться, а второй проворно шарил по карманам.

    Ух ты! он чуть не подпрыгнул. А папаша-то банкует, и торжественно поднял пятитысячную купюру, второй забулдыга довольно заворчал.

    Это моё! попытался Сидоров. Я буду кричать, позову на помощь. Милиция!

   Добровольные помощники раскатисто заржали.

    Да кому ты на хрен нужен? Зови, давай! Они у тебя еще и коляску отберут за вождение без прав.

   Продолжая гоготать, забулдыги пошли вдоль дома, обсуждая, сколько водки можно купить на пять тысяч и какую лучше брать.

   Ругательства кончились. Вместо злости душу сковала сонная апатия. Как бороться? Как найти выход, если весь мир против тебя?

   Пётр Петрович посмотрел им вслед и молча покатил к подъезду, но перед ним непреодолимой преградой встала лестница. Проклятый пандус мстил ему.

* * *

   Невзрачный человек в сером костюме притащил два огромных пакета с картошкой, грибами, соленьями, деликатесами и водкой. Начал шаманить на кухне, попросив Колюшева не мешаться и посидеть в комнате. А через полчаса прибыл алкомастер. Ему было за пятьдесят. Добродушное лицо со смешливыми ямочками вызывало расположение, а почти незаметная, но постоянно промелькивающая на губах улыбка, вызывала ответное желание улыбнуться. Он протянул руку.

    Георгий!

    Ты шпион? пожимая его крепкую ладонь, уточнил Юра.

    Бывший, не юля, ответил алкомастер. Почти тридцать лет стажа.

    Понятно, вздохнул Колюшев. Вербовать будешь.

   Георгий довольно засмеялся.

    Обязательно. Это уже привычка. А чем ты можешь помочь Родине?

    Советом, фыркнул Юра. Побольше заботиться о своих гражданах и поменьше воровать.

    Дельно, согласился алкомастер, снял ботинки и прошёл на кухню.

   Поздоровался с чистящим картошку 'тюремщиком', заглянул в пакеты и начал раскладывать на столе продукты.

    Только Родина не заботится и не ворует. Она беззащитная. Но суть я уловил.

    Её все понимают, а толку никакого, проворчал Колюшев.

    И то правда, кивнул Георгий, нарезая хлеб. Будем ругать политиков или всё-таки за жизнь поговорим?

    Хм. Где она та жизнь? Ни смысла, ни будущего.

    О! Махровый реалист, алкомастер улыбнулся. Тогда давай по маленькой, чтобы смысл всё-таки нашелся.

   Он разложил черный ароматный хлеб с тонким куском сала, мазанул сверху мёдом и положил солёный огурец.

    Пробовал такой древнерусский сэндвич?

   Юра покачал головой.

   Георгий разлил водку и подал рюмку.

    Как же тогда будущего нет, если ты еще многого не видел. Чтобы делать выводы надо сначала попробовать.

   Колюшев поджал губу, хотелось сказать какую-нибудь гадость, но алкомастер смотрел так открыто и дружелюбно, что он не смог.

    За Родину!

    За неё родимую, согласился Георгий. Ты, брат, не безнадежён.

    Её-то я люблю, выпив, сипло проговорил Юра, закусывая древнерусским сэндвичем. Я не люблю то, что вы с ней делаете.

    Справедливо, кивнул алкомастер. Полностью с тобой согласен. Только не вы, а мы.

    Ну да, саркастически протянул Колюшев. Мы же все в одной упряжке, только одни тянут, а другие едут, да еще и погоняют.

    Так не тяни, свободу воли то еще никто не отменял. Или ты сам вожжи взять хочешь?

   Они надолго замолчали, хрустя солеными огурцами. Тюремщик, поджарив картошку, ушел в комнату, и Юра не выдержал первым.

    Ты вот мог не тянуть, когда шпионил?

    Мог, Георгий разлил по рюмкам. Если бы захотел. Но я хотел другого.

    Ага! Родину защищать. Знаю, сам таким был.

   Они выпили.

    Только молодость проходит, а что остаётся? Колюшев невольно посмотрел на свои ноги.

   Привыкнуть к тому, что они двигаются, он никак не мог. Жить в чужом теле было таким странным ощущением, что он старался не думать об этом. Тем более, это же всё временно, а если начнешь рассусоливать, да примерять по себе новый организм со всеми его недостатками и достоинствами, то можно и привыкнуть. А это, наверное, ещё страшнее, прижиться в чужом теле и позабыть про своё.

    Остаётся мудрость и опыт, кивнул алкомастер. Хотя дело не в том, что приобрёл, а в том, что не потерял. Разучишься удивляться. Искать что-то новое. Да просто стремиться вперёд. И всё! Тебя больше нет!

    Прямо вот так с плеча? Нет и всё?

   Георгий кивнул, наливая ещё водки.

    Это, брат, не философия, а самая обыкновенная жизнь. Некоторым и время проживать не надо. Они в двадцать пять уже седые, грустные и отчаявшиеся.

   Юра насупился, приняв последние слова на свой счёт.

    Попробовал бы без ног удивляться, балабол.

    А ты на жалость не дави, отмахнулся алкомастер, и чуть не выронил ложку, накладывая картошку. У каждого есть проблемы. Это только со стороны кажется, что кому-то лучше, чем тебе. Я же твоё дело три раза перечитал твои ноги вылечат...

   У Колюшева кольнуло под сердцем. Он сразу догадался, что со стоящим напротив добродушным шпионом что-то не так.

    А с тобой что?

   Георгий покачал головой.

    Ничего. С женой совсем плохо. Мы с ней столько прошли. Она со мной всю жизнь бок о бок проработала. Я её сам завербовал, он ухмыльнулся. А потом как-то закрутилось. Оглянуться не успел, как влюбился без памяти. Сколько раз я её спасал, а вот теперь не могу...

    Так вы что вместе шпионили? удивился Юра. Так же не бывает! Близкие не должны знать что...

   Алкомастер довольно засмеялся.

    Фильмов что ли насмотрелся? Как твоя жена может не знать? Ты же всю жизнь по всему миру мотаешься. Переезжаешь с места на место, с разными фамилиями, разной биографией. Ерунда это всё! Все всё знают. По-другому никак. Мы с ней три раза женились, чтобы легенду поддерживать. И я ни разу не пожалел, он снова усмехнулся. У тебя-то есть кто?

   Колюшев нахмурился.

    Была одна. Не дождалась. Да и кому я нужен? Без денег, без ног, без будущего...

    Опять ныть начал, фыркнул Георгий. Хочешь жить нормально, придётся побороться.

    Так я и борюсь!

* * *

   Сидоров крутил колёса, как ошалелый, и вскоре выбрался из захламленного сквера на дорогу. Машины летели мимо, и как он не махал, как не пыжился, не останавливались. То ли их отпугивала громоздкая коляска, то ли 'бомбилы' внутренним чутьём чуяли, что у него нет денег. Он уже совсем отчаялся, когда затормозила желтая машина с шашечками. Опустилось окно, и таксист равнодушно спросил 'Куда?'.

    Коттеджный посёлок 'Фрунзевец'...

    Вас же предупреждали, вздохнул водитель. Даже не пытайтесь добраться на дачу. Она сейчас не ваша. Неужели вам мало проблем?

    Ты кто такой? задохнулся от возмущения Пётр Петрович.

    Кто, кто? Оперативник в пальто, невесело усмехнулся таксист. Вам просили передать, что больше предупреждений не будет. Выкинете еще какой-нибудь фортель, закроем в приёмник-распределитель с бомжами.

   Стекло поднялось и желтая машина уехала.

   Автопоток всё так же нёсся по дороге, и одинокую фигуру на обочине просто не замечали. Его будто и не было. Не человек, даже не тень человека. Недоразумение, ошибка на которую и смотреть то не хочется.

   Сидоров растеряно сидел в коляске, уставившись на серый от пыли отбойник. Крутануть колеса и выехать перед несущимися автомобилями? Главврач в больнице обещал, что при опасности для жизни анимопровайдер разорвёт анимоцепь и душа вернётся обратно. Вот только все равно страшно. А вдруг что-то пойдёт не так?

    Эй! Тебе чего тут надо?

   По тротуару, помогая себе руками, скакал на доске калека без ног.

    Ничего, пробормотал Пётр Петрович, отворачивая от дороги, в конце концов покончить с этим жалким существованием он всегда успеет.

    Вот и вали! Тут все места поделены!

   Как назло колесо коляски застряло в выбоине у бордюра. Ни раскачивание, ни резкие рывки не помогали. Обод будто прирос к асфальту.

    Ты что издеваешься? взревел калека. Улепётывай на хрен! Пока я Карлоса не позвал.

    Да пошёл ты! рявкнул Сидоров и забормотал под нос, продолжая трясти коляску. Одни психи кругом. Хулио Иглесиаса ещё позови.

   Пока он ковырялся с колесом, подошёл здоровенный чернявый детина в кожаной куртке. Пригладив короткий ежик черных волос, он неожиданно пнул коляску и издевательски закричал:

    Заблудились, сеньор?

   Сидоров испуганно обернулся. Карлос, а то, что это именно он, сомневаться не приходилось, больше напоминал араба. Вроде даже какого-то знаменитого.

    У меня колесо...

    Я его тебе в зад запихаю, сеньор!

   Нога чернявого детины снова въехала в коляску. Дрожь от удара перекинулась на Петра Петровича и разрядом тока прошла по телу. Он испуганно вжал голову в плечи, не зная, что делать. Казалось, что теперь уже не надо размышлять над своим жалким существованием, его и так выкинут на проезжую часть под колёса бездушных иномарок.

    Пожалуйста, подождите!

   Карлос отпустил спинку кресла, высокомерно посмотрев на подбежавшего Вадика.

    Тебе что? Ты с этим, синьором? последнее слово он будто выплюнул.

    Это мой сосед, бывший военный. Он не в себе. Забывает где он, кто он и где живет. Не трогайте его, пожалуйста, он в ваш бизнес не вмешивается, просто заблудился.

    Трындишь?

    Что вы.

    Значит совсем дурной? разглядывая бледного Сидорова, переспросил Карлос.

    Напрочь, закивал Вадик. Не факт что вспомнит, как зовут, и наклонился над коляской. Ты кто? Как твоё имя?

    Ммм... Пётр... нет...

    Вот видите. Юра его зовут.

   Карлос усмехнулся, незлобиво щелкнув Сидорова по носу.

    Придурков я люблю, протянул он, задумчиво осматривая коляску. Их все жалеют, подают. Много бабок срубить можно. Что придурок, хочешь заработать?

    Сколько? привычно спросил Пётр Петрович.

    Он ненадежный, попытался вмешаться Вадик. Забудет зачем здесь стоит и уедет куда-нибудь.

    Так я ему рёбра переломаю, сразу всё и вспомнит. Правда, синьор-придурок, вспомнишь ведь?

   Карлос доверительно заглянул в глаза Сидорову.

    Кто? невпопад ответил тот.

   Он непонимающе переводил взгляд с одного на другого, будто и правда забыл что только что случилось.

    Видите? вздохнул Вадик. От него одни проблемы. Давайте я его лучше домой отвезу и запру.

    У него своя квартира? прищурился Карлос.

    Да какой там. Со мной в государственной коммуналке живет.

    Кто? Я? вскрикнул Сидоров. У меня апартаменты в центре, и замолчал, прикрыв глаза.

   Ему начало казаться, что всё это дурной сон. Что надо только как следует захотеть, заставить себя и проснуться.

    Полный придурок.

    Его лечить надо, а денег...

    Валите отсюда! перебил Карлос. И лучше этого сеньора из дома не выпускай. Еще раз увижу на своей дороге, последнюю дурь из этого придурка выбью.

    Конечно, конечно.

   Вадик дернул коляску, и они быстро поехали через сквер обратно к дому.

    Нашли с кем связаться. Это же Димка Карликов! Его весь район знает.

    Карликов?

    Да! Раньше его звали Карлом, но потом начали звать как бразильского футболиста Роберто Карлоса. Вроде он на него похож.

   * * *

   Колюшеву снились шпионы. Не киношные Джеймсы Бонды, а самые настоящие, такие как Георгий. С добродушными открытыми лицами и располагающими улыбками. Самое приятное, что он был одним из них, бился за свою Родину, не жалея себя. Отступать было некуда, потому что не было пандуса, по которому он мог спуститься в обычную жизнь.