Текст книги "На Юге, говорят, теплее"
Автор книги: Роман Шмыков
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Времени шесть дня, и мой шаг становился всё более неуверенным. Я боялась, что до темноты мы так и не найдём хоть какой-то крыши над головой, а когда я уже хотела готовиться к ночлегу посреди кустов, укрывшись листьями папоротника и опавшими ветками елей, так впереди появилась красная вывеска заправки. Я сначала не поверила глазам и подумала, что это просто сосна без веток, но за подъёмом дороги, давшимся слишком трудно, чтобы идти дальше, была сама заправка. Бензоколонки покрылись толстым слоем ржавчины, но само строение выглядело вполне себе пригодным для ночлега.
Я приказным тоном дала указание Алисе спрятаться в кустах и сидеть тихо, пока я не подам сигнал. Я оставила свой рюкзак с ней и достала пистолет. Алиса знала, что в случае чего она должна будет ещё долго просидеть на одном месте, и когда поймёт, что она может уйти, то заберёт всё, что сможет унести из моего рюкзака и пойдёт по направлению Ю. Я оставила ей и часы, так я делаю всегда, когда проверяю потенциальное место для стоянки, потенциально опасное.
Внутри темно. Пустые стеллажи, даже журналов не было. Обычно люди оставляли после себя мусор, оставляя прибежища, но и мусора не оказалось. Я проверила подсобку и обнаружила там ведро со шваброй, больше ничего. Я вышла и помахала Алисе. Она поднялась из кустов и, таща по земле мой рюкзак, двинулась ко мне. Я на полпути подхватила груз, и мы вошли внутрь. Тут прохладно, самое то, чтобы не умереть от обезвоживания. Мы выпили по несколько глотков из водных запасов и за дальними стеллажами расстелили спальные мешки.
Алиса где-то под полками нашла комиксы и принялась листать, сидя у входа так, чтобы свет падал ровно на глянцевые страницы. Я села рядом и стала рассматривать картинки, вообще не читая текста в белых овалах над головами мультяшек. Уверена, Алиса тоже не читала, а скорее разглядывала цветные картинки.
Зазвучал мелкий дождь, со временем набиравший силу. По железной крыше над нами начался целый барабанный оркестр, а небо быстро затянулось чёрными тучами. Молний мы так и не увидели, спрятавшись чуть поглубже в заправке, но гром бахал где-то вдалеке, долетая до нас практически эхом.
Я достала фонарик. Мы редко им пользовались, даже не всегда по мере необходимости, но я увидела, как дочка расстроилась, когда страницы комикса в наступившем полумраке стало невозможно разглядеть. Я включила фонарик, и тот слабым, мигающим светом пролился на страницы, оставляя зайчиков на стене от блестящих плотных страниц.
– О чём он?
– Не знаю, – Алиса пожала плечами, – кажется, про мышей и кошек. Я не читала.
– Почитаем вместе?
– Не хочется как-то.
Алиса зевнула и продолжила листать страницы комикса, а когда дошла до концовки, то вернулась к самому началу. Она начала разглядывать картинки с самой первой странички, вообще не погружаясь в чтение.
– Хочешь, я тебе почитаю?
Она кивнула, и я взяла комикс в свои руки так, чтобы и фонарик не уронить, и чтобы Алисе было видно. Она сама переворачивала страницы, снова потянув большой палец ко рту.
– Хочешь пить? – я остановилась на пятой страничке.
– Да, и можно немного лапши?
Мы немного поели, и чтение продолжилось. Закат оранжевыми лучами пронзал серые тучи, уходящие с небосвода. Мы придвинулись ближе к выходу и увидели, как звёзды появляются на фиолетовом краю над нашими головами. Воздух был настолько чист, что казалось, будто на ковёр просыпали блёстки. Алиса взяла меня за руку и прислонилась головой к моему бедру. Я услышала, как она громко зевнула. Я отвела Алису к спальному мешку и завернула как пельмешек. Немного почитав, я прекратила где-то на середине комикса, а Алиса уже спала и тихонько храпела, чуть не донеся пальцы ко рту. Она положила большой палец на нижнюю губу, чуть её оттопырив.
Время шло тягуче. Я спать не хотела, хотя наружи становилось всё темнее. Очень тихо, настолько, что будто кроме меня и Алисы в этом мире больше никто звуков не издаёт. Стало чуть прохладнее, но всё равно было тепло. Я ощущала, как тело ноет с шеи до пяток. Я боялась прикоснуться к ногам, они так напряжены, что вот-вот лопнут от любого неловкого движения или прикосновения.
Сначала я думала, что мне показалось, но потом присмотрелась и заметила второй раз мелькнувший свет снаружи. Потом послышались звуки моторов. Я разбудила Алису, и та начала громко хныкать. Я зажала ей рот руками, ощутив разгорячённое дыхание дочери мне в ладонь. Она ногтями впилась в мою руку, и только тогда я увидела, что зажала ей рот вместе с носом. Алиса проснулась полностью и поняла, что стоит вести себя крайне тихо. Что-то происходит там, снаружи.
Звук движущейся машины звучали совсем близко, и я побоялась перебираться в подсобку, где было слишком мало места, чтобы уместиться нам обеим с рюкзаками вместе. Я скинула в подсобку все наши вещи, поставив в дальний угол и Алису. Знаю, как она боится темноты, и пришлось дать ей фонарик, сказав, чтобы та ждала до утра. Я быстро стянула часы со светящимися в темноте цифрами, буквально кинула ими в Алису и заперла в подсобке, а сама спряталась за кассу.
Если огромная сумка лежит без дела, набитая провиантом, то значит, что и люди рядом. Я дала маленький шанс Алисе, хотя не особо верила в успех. Эта мысль вгрызлась в мою голову как червь в мягкое яблоко. На мои глаза навернулись слезы, когда я услышала пьяный смех, перемежающийся с грохотом выхлопной трубы снаружи.
Захлёбывающийся мотор затих, но фары ещё горели. Тени мелькнули по бензоколонкам и, извиваясь как водоросли в воде, стали уменьшаться. А это значило, что они идут сюда.
Когда шаги тяжёлых сапог уже отгремели у самого входа, я услышала всхлип Алисы, и по спине пробежали мурашки ужаса. Я заткнула рот руками и уставилась на дверь, за которой сейчас сидит моя дочка, в полной темноте и маленьком пространстве. Фонарик? Я дала ей фонарик? И это всё…
– Денис, посмотри там… – пьяный голос скомандовал, прозвучав совсем хрипло.
Металлические набойки зазвенели слева от меня, за несколькими пустыми стеллажами. Я поджала колени поближе к себе и накинула капюшон. Я надеялась стать похожей на груду мусора, или, на худой конец, на труп. На что мне приходится рассчитывать? Это просто смешно.
Судя по голосам, их было трое. Только если оставшиеся не ждали в машине. У них нет фонарей кроме тех, что были у машины снаружи, и они ходили в темноте. У меня было чувство, что они намеренно ищут именно меня, и больше никого. Я услышала металлический щелчок, за которым последовал неприятный запах. Заправка медленно наполнялась сигаретным дымом, и таким едким, что лёгкие стало сводить. Лихорадочный кашель был уже на подходе. Я подумала, что если бы Гриша курил, то я бы хоть немного была привыкшей к смогу сигарет, но нет, всё складывалось в худшую сторону, и я опять услышала всхлип Алисы, чуть более громкий, чем предыдущий. У неё там, наверное, всё меньше и меньше становилось воздуха, а этот мерзкий сигаретный дым заберётся куда угодно. Скорее всего он уже медленно просачивался через тонкую щель под дверью, превращая подсобку в газовую камеру.
Шаги стихли, но я уверена, что никто не покидал заправку. Мародёры просто встали, и звук скрипучих вдохов, а затем и громкие выдохи делали это помещение вообще не пригодным для нахождения.
– Дай сигаретку…
– Пошёл в п*зду! Ты в машине уже две стрельнул. У Володи две ещё осталось и всё, а ехать ещё несколько часов. У меня уши свернутся в трубочку.
– Ничего, потерпишь, дай сигаретку.
– Дай ему, – послышался женский голос. – Не жмись.
– Вот ты и дай, тебе есть что.
Глухой звук удара, потом смех. Они стали выходить, решив даже не проверять кассу. Хотя, на кой им деньги? Сейчас они никому не нужны, а всё вокруг буквально пустовало. Алиса присвоила себе последнее, что здесь было – детский комикс.
Голоса звучали снаружи ещё какое-то время, но слова я не смогла разобрать за звуком запущенного мотора. Мимо дверей проехала машина, белая, с толстыми полосами ржавчины на боку. Выхлопной дым смешался с сигаретным, мой рот наполнился воздухом, толчком вылетевшим из лёгких, но застрявшим у сомкнутых губ. Как только звук свистящих тормозных колодок и шум мотора стал хоть немного тише, я зашлась в кашле. Горло драло, и я не могла остановиться. Алиса вышла сама, светя на меня включенным фонариком.
– Выключи, быстро! – я успела сказать два слова между приступами кашля. Свет мгновенно пропал, и сдавленный плач Алисы добрался до моих горящих ушей.
Алиса подошла ко мне и села коленями на голый пол. Она обняла меня за плечи, и я стала медленно успокаиваться, пока сигаретный дым оседал в помещении и в моих лёгких. Внутри словно насыпали болтов, от чего дышать было так же трудно, как тащить за спиной тяжёлый рюкзак.
В глазах потемнело, и я думала, что сейчас упаду в обморок. Я привстала и припала спиной к стене, стукнувшись затылком. Алиса тут же подползла ко мне и прыгнула мне почти всем телом в руки. Её тело беззвучно содрогалось, она вытирала сопли, текущие рекой, рукавом кофты. Алиса уткнулась в мою грудь лицом и дышала жаром.
– Всё хорошо. Теперь всё хорошо. Успокойся.
Конечно, она не успокоилась. Днём мертвец, вечером мародёры. Где бы мы ни были – они всегда одинаковые. Пьяные и злые. Насильники и убийцы. Они забирают всё, что хотят. Решают, кому жить, а кому умереть. Хуже животных. Для таких война – курорт и лишний повод устраивать полный хаос вокруг. Война закончилась, а люди как ненавидели друг друга, так и ненавидят.
Я увидела в ночном мраке открытую подсобку. Темнота внутри была ещё более плотной, чем здесь, и я поверить не могла, что Алиса смогла провести там эти несколько ужасных минут. Что чувствовала маленькая девочка, запертая в полной темноте? Я её бросила, но теперь она здесь, цела и невредима. Я тоже, мы ещё живы, но измотаны, как физически, так и морально. Внутри откуда-то у меня поднялась ненависть, и в первую очередь к самой себе.
Я подумала, что Алиса уснула, но она лишь просто перестала плакать. Она подняла голову и посмотрела на меня. В достаточно светлой ночи я видела два блестящих от слёз глаза. Пора укладываться, попробовать снова.
Я собралась с силами и передвинула стеллаж ближе к кассе так, чтобы наши ноги не были видны даже тогда, когда мы вытягиваемся в полный рост на полу. Нас накрыла тень. Я оставила рюкзаки в подсобке, достав оттуда лишь спальные мешки. Алиса не стала спать в своём, и мы легли вдвоём на мой. Она забилась головой мне под руку и быстро уснула. Её мерное дыхание мне в бок медленно усыпляло и меня. Я стянула часы с руки спящей дочери и посмотрела на время. До шести утра осталось пять часов. Я думала об этом, когда медленно засыпала.
Конечно, сны были ужасными.
Глава 3
Прошло два дня с тех пор, как мы чуть не попались мародёрам. Мы шли по той же дороге, переночевав однажды в кустах, как я и боялась, и одну ночь провели в заброшенном доме на обочине. Деревянный, красивый, но внутри абсолютно пусто. Мебели нет было вообще, лишь сгоревший пол посередине комнаты напоминал ритуальный круг. Меня страшило то, что с каждым днём мы ели всё меньше. Это плохо, но у меня и у Алисы уже начинались рвотные позывы при каждом приёме пищи. Наши желудки уже не могли принимать одну воду и сухую лапшу, и я всё чаще замечала кровь на салфетках, когда вытиралась после туалета, в который превращался каждый подходящий для этого куст.
Шаги Алисы становились более беспорядочными. Мы двигались всё медленнее и медленнее, сильно отдаляя момент, когда доберёмся до Юга. Я давно носила в себе мысль о том, чтобы остановиться на долгое время. Не на день или два, а на неделю и больше. Нам нужен отдых, иначе тела откажут как машина без топлива. Я посмотрела на карту, ближайший город примерно в двадцати пяти километрах от нас, но дорога к нему ведёт ровно вправо от того маршрута, которого мы должны придерживаться. Я спросила Алису, и она согласилась, безвольно кивнув поникшей головой. Ей уже плевать.
Мы свернули с дороги и пошли к городу, где точно должен оказаться хотя бы один торговый центр. Нам необходимо пополнить запасы и отоспаться. Снова риск и возможность погибнуть ни за что, но иного выхода нет, иначе заветный Юг так и останется недостигнутой точкой на старой смятой карте.
– О чём думаешь? – я посмотрела на дочь, глядящую ровно вперёд. Я нагнулась немного, чтобы увидеть её глаза. Они словно два стеклянных шарика, блестящие и пустые. – Алис? О чём задумалась?
– Помнишь мою игрушку? Оранжевый мышонок в зелёных шортах с подтяжками? У него ещё усы отвалились в первый же день?
– Да, я помню. А что такое?
– Я не взяла его с собой намеренно, но меня теперь беспокоит, что я не помню, где его оставила. Вроде бы дома, не у бабушки, но в шкафу или просто на полу, когда решала, что взять с собой.
У Алисы с первого дня не было никаких игрушек, а это значит, что выбор был сделан в пользу чего-то более важного. Интересно, что тринадцатилетняя девочка, посещающая по воскресеньям школу для необычных детей, посчитала более полезным, чем одна из любимых игрушек её детства?
– Скорее всего на верхней полке. На шкафу в твоей комнате. Я туда убирала игрушки, когда ты о них забывала.
Алиса резко остановилась и закрыла лицо руками, полностью закутанными по кончики пальцев рукавами кофты.
Нет смысла спрашивать, что случилось. Я обняла дочь. В спине закололо от рюкзака, превратившегося уже давно в мешок с кирпичами, этот скарб уже надоел.
Неправильно ли думать о том, чтобы покончить со всем этим? Просто бросить, пнуть со скалы рюкзак и сигануть вслед за ним?
– Мам, хочу пить. У нас есть?
Алиса посмотрела на меня, вытирая рукавами сопли и слезы. Я достала бутылку и открыла крышку. Далось это с трудом, и на побледневшей коже пальцев остались бороздки, отдающие жгучей болью. Алиса сделала пару неровных глотков. Я думала, что она подавится. Она набрала в рот воды, щёки раздулись, и отдала мне бутылку. Я тоже немного отхлебнула и убрала бутылку обратно в рюкзак. Мы пошли дальше, и Алиса продолжила путь с полностью заполненным ртом водой.
Не смотря на разгар летних дней, даже зелёные листья опадали с деревьев, заменяясь быстро на более молодые. Дорога была устлана целым зелёным ковром, которые ветер гонял из стороны в сторону. Прохладный, он вгонял в сон. Ноги предательски гудели.
Я так устала идти.
К вечеру мы оказались в черте города. Он начинался с промзоны, и сначала мы увидели заброшенный завод с огромными толстыми трубами, покрытыми мхами и лианами до самых верхушек. Эта серость наводила жуткую тоску, и нам стало немного легче, когда это бетонное уныние сменилось на красивый, но пустой город. Он оказался маленьким, но ухоженным, как детская комната. Разноцветные дома, этажей в пять, стояли тут и там, образуя прямоугольные дворы, в каждом из которых детские площадки с качелями пустовали без гомона высоких голосов. Больше всего нас удивила чистота. Ни одного окна не было разбито. На стенах домов нет граффити, и кроме листьев на дорогах нет ничего, будто только вчера по городу прошлись с генеральной уборкой.
Я не знала точно, где здесь торговый центр, но мы шли по направлению к источнику красоты. По бокам главной дороги начинались ряды синеватых елей, перемежающиеся с низкорослыми кустарниками. Они немного разрослись без человеческого контроля, и тонкие корни тянулись от клумб почти до серединной разметки асфальта под нашими ногами. Мы вертели по сторонам головой, словно очутившись в другой стране. Я так привыкла хоть к какому-то проявлению урбанизма и человеческой беспечности, что забыла, каким может быть городской уют, где тишина всегда, и днём, и ночью, и люди все знаю друг друга.
Мы чуть не прошли мимо центра. Он был маленьким, не выше окружающих его домов. За его территорией, словно застенчивый ребёнок, выглядывала небольшая аллея со скамейками и заполненным стоялой водой фонтаном. Там нет никаких статуй, лишь тонкие трубы разной длины были похожи на сосульки, растущие вверх. Мы перешли дорогу по пешеходному переходу, и это вызвало странное, но приятное ощущение, словно соблюдение правил уже давно погибшего мира может приносить давно забытое удовольствие.
Двери оказались закрыты. Даже не так, они были заставлены. Железный прут проходил через ручки и заворачивался в узел, не дающий открыть двери до конца. Я подумала, что внутри кто-то может быть, но старый опыт говорил, что люди, даже боящиеся мародёров, вывесят какие-нибудь опознавательные знаки, чтобы обычные прохожие без злых намерений могли остановиться на ночлег. Но ничего такого вокруг мы не нашли. Мы обошли кругом здание и ничего не увидели, ни единого знака, хоть как-то способного нам рассказать, есть ли внутри кто-нибудь.
Алиса указала рукой на маленькое приоткрытое окошко. До него я могла дотянуться и при желании даже залезть. Я скинула рюкзак и поднялась на цыпочки, немного ухватившись руками за край окна. Внутри светло, но я никого не увидела. Я залезла чуть глубже, по пояс, и осмотрелась. Торговый центр казался нетронутым, возможно, нам опять повезло. Здесь мы сможем переночевать и пополнить медленно пропадающие запасы.
Я помогла Алисе забраться внутрь и закинула следом за ней оба рюкзака. Сама тут же последовала за ними, чуть не упав лицом вниз. Я зацепилась пяткой за верхнюю раму и приземлилась на руки, немного ободрав кожу на ладонях. Алиса подскочила ко мне и помогла подняться. Я уверила её, что всё в порядке, но кожу жгло, как от удара с размахом по плоской поверхности.
Мы выучили несколько правил. Одно из них гласило: «Никогда не окликайся, заходя в незнакомое тебе помещение». Лучше разведать обстановку, будучи незамеченным. Если люди опасные, а это даёт шанс уйти и остаться в живых. Если же попалась обычная остановка странствующих людей, то никто не убьёт тебя лишь за то, что ты прокрался без корыстных целей. Все понимали, что безопасность немного сменила лицо, и осторожность приобрела совершенно новые черты. Хотя, если на то пошло, у каждого они ещё и до войны могли отличаться.
Витрины пустовали пустыми, но были целыми. Покрытые пылью, они тянулись вдоль всего первого этажа, образуя почти ровный круг. Эта пыль почти непроглядной оболочкой закрывала магазины, и мы поднялись на второй этаж, не найдя на первом хотя бы небольшой продуктовой лавки. Она был на третьем, и мы еле поднялись по неработающим эскалаторам. Мы выбрали стоянку на будущие несколько ночёвок. Это книжный магазин. Видимо, после апокалипсиса книги стали совершенно бесполезны, и теперь ими только костры и разжигать. Битти был бы доволен[1]1
Персонаж романа «451° по Фаренгейту» автора Рэя Брэдбери
[Закрыть].
Мы снова решили прятаться за кассой. Она была в дальнем конце и даже за углом стены. Найти нас теперь можно только в том случае, если искать нарочно. Я передвинула полки с книгами, какие смогла, и закрыла нас как за баррикадой, оставив узкий проём лишь для того, чтобы пройти при желании.
Мы оставили груз к книжном и отправились в продуктовый. Вот он был практически пуст, и на полках остались только протухшие продукты. валялись несколько консервов. Я положила их в тележку рядом с уже опостылевшими макаронами. Если оставить их в воде, то они немного размякнут, превратившись в кашу. Добавить немного соли и остатки специй, и уже не так мерзко. Кто б знал, что диета начнётся лишь после конца света.
Здесь был и отдел игрушек. Остались несколько плюшевых и какие-то некрасивые пластмассовые игрушки, которые в оригинале должны были походить на моделей с модных показов, но выглядят как жопа из кустов.
Алиса взяла плюшевого попугая, он вполне прилично выглядит, хотя из него торчали во все стороны цветные нитки разной длины. Ребёнку нужны игрушки, а вот мне не помешал бы алкоголь. Напиваться не хочется, но вот уснуть быстрее – крайне заманчивое желание. Само собой, я ничего не нашла в винном. Там только пустые бутылки, сваленные в одну стеклянную гору, и ничего больше. Наверное, алкоголь самым первым пустился в расход. Я расстроилась, уже представляя первые глотки, приятно обволакивающие горло немного вяжущей нёбо жидкостью. Может, оно и к лучшему, и Алиса не увидит, как её мама в одиночку, не считая саму Алису, пьёт, чокаясь с самой собой.
Мы не ужинали, а это плохо. Алиса развернула самостоятельно спальный мешок и легла, как обычно почти моментально уснув. Я тоже присоединилась к ней, глядя в потолок с не горящими лампами. Я не думала ни о чём, прислушиваясь в пульсациям мозга. Я ощущала свой же запах изо рта. Так воняет отчаяние – голодом, который не хочется утолять. Я перевернулась на бок, упёршись лбом в тонкую ножку Алисы. Мне так спокойнее, я, наконец, уснула.
Меня разбудил шорох внизу. Он прыгнул эхом от стены к стене и добрался до нашего магазинчика. Судя по полумраку снаружи, утро ещё толком не наступило. Я посмотрела на часы и увидела четыре с половиной утра. Шорох повторился, и я поняла, что должна проверить его источник. Алиса спала и постоянно ворочалась во сне, пока я искала в сумке пистолет, стараясь не шуметь. Спокойный сон дочери был уже не в главном приоритете. Я нашла оружие и вышла из магазина. Внизу шевелилось что-то, там шевелилось всё. Тёмная масса двигалась как желе в тарелке неуверенного человека.
«Да воскреснет Бог, и рассеются Его враги, и пусть бегут от Него все ненавидящие Его…»
Это они – мертвецы. Десятки, если не сотни. Двери магазинов открыты, и видимо из них хлынули эти бесформенные массы. Я чуть не уронила пистолет вниз, утратив рассудок на мгновение. Мы загнали себя в ловушку, и ведь могли догадаться – двери этого здания были забаррикадированы снаружи, а не внутри, а это значит, что и опасность была здесь, а не во внешнем мире.
Какая же я всё-таки дура!
Я услышала, как Алиса позвала меня своим сонным голосом. Она не знала, что нужно вести себя тише. Моё сердце стучало где-то в районе горла, и я не могла повернуть головы, чтобы посмотреть на дочь, дать ей своим взглядом понять, что лучше бы нам быть чуть тише. Алиса встала из-за прилавка и тёрла глаза рукавами кофты. Она пошла ко мне на шатающихся ногах, её веки были опущены. Она словно бродила во сне, да и я бы хотела думать, что скоро этот кошмар закончится, и мы обе очнёмся в своих постелях, пока Гриша как всегда готовит завтрак на всех.
– Мам? Зачем ты…?
Я молчала, округлив глаза. Я не могла произнести ни слова и лишь двигала губами, думая, что Алиса сможет по ним всё прочитать. Я хочу, чтобы она не спрашивала ни о чём. Стараясь не запинаться о валяющиеся на полу книги, я аккуратно шла по направлению к дочке. Я хочу, чтобы она сейчас заткнулась.
– Мама, что случилось?
Я держала пистолет в правой руке, и этой же рукой я закрыла рот Алисе, ударив её тяжёлым прикладом оружия прямо по зубам. Она закричала мне в ладошку, и я согнула её пополам, уложив на пол. Я держала её так крепко, что её личико покраснело. Алиса царапала мои руки, а слёзы падали прямо на них.
– Тише, тише… прошу тебя, они там.
Я шептала так тихо, что сама еле различала свои же слова. Алиса перестала так сильно брыкаться и посмотрела на меня покрасневшими глазами. В одном из них лопнули капилляры, и глазное яблоко медленно розовело. Алиса похлопала меня своей похолодевшей ладошкой по руке, и я ослабила хватку, убедившись, что в её рту не затаился предательский вопль.
У меня сбилось дыхание, я хотела обнять дочь, но застыла, прислушиваясь к происходящему внизу. Гул их хриплых голосов заставил меня ощутить животный ужас. Алиса, моя маленькая Алиса встала и похлопала меня по плечу. Она всё понимает. Моя умничка, она всё знает и понимает, зачем я сделала то, что сделала. Она схватила меня за одежду и втащила в магазин, где я смогла наконец-то вдохнуть. Из меня потоком хлынули слезы. Я вытирала их тыльной стороной руки, сжимающей до посинения пистолет. Алиса гладит меня по щекам, смахивая солёные капли.
Мысль скользнула от одного виска к другому. Пуль хватит на обеих… я даже поднесла к подбородку дуло, но тут же убрала. Я обрадовалась, какой же глупости я обрадовалась – Алиса не увидела этого, не придала этому значения. А ведь я хотела… я хотела как лучше. Всегда, правда, но я боюсь, что сдамся первой, оставив Алису одну.
Я убрала пистолет в рюкзак и наказала Алисе сидеть за прилавком. Сама, меряя пол маленькими шагами, подошла к ограждению между мной и обрывом в кипящую живую пропасть. Я высунулась так, что торчит только мой вспотевший лоб и два влажных трясущихся глаза.
Они всегда так делают, когда сбиваются в стаю, и лишь одиночки могут бродить при свете дня. Они как минимум одной рукой держатся за другого, стараясь не отбиться от остальных. Эти слепые пожиратели ходят змейкой, даже преследуя жертв. Я помню, как выглядела эта линия из мертвецов, она из того пролома в заборе всё тянулась и тянулась. Им не было конца, и своими еб*чими обгоревшими руками они держались за плечо впереди идущего, обычно самого злобного. Мутировавшего, похожего на самого дьявола.
Они не знали о нашем присутствии, и вышли наружу из своих теней, пока на небе не появилось жгучее солнце, превращающее каждого из них за считанные дни в лужицу расплавленной плоти. Поэтому они так любят тьму – мать, их породившую.
В тени они прячутся и ждут.
Я вернулась обратно за укрытие и припала к нему спиной, покрытой маленькими каплями пота, сбегающими прямо в задницу. Я закрыла рот руками и чуть не закричала, подавившись всхлипом. Мельком заметила взгляд Алисы и повернула голову в сторону, словно это что-то изменило. Всё равно эта бедная девочка видит, как её единственный защитник медленно теряет рассудок.
Я боялась этого. Всего полгода назад, и вот снова – их много, и они не умеют насыщаться. Я видела, как они рвут ороговевшими зубами человеческую плоть, тянут жилы и ломают кости. Это видела и Алиса. Не должна была, но увидела.
Хуже войны только её последствия.
Я на четвереньках, как трусливая псина, заползла в магазин и закрыла стеклянные двери изнутри. Смешно. Я подпёрла их двумя стеллажами с книгами, двигая по миллиметру эти тяжести, лишь бы не скрипнули, и обняла дочь. Алиса поджала колени, сидя в тени. Её худое тельце тряслось, и я думала, что больше она боится за меня, чем тех чудовищ снаружи.
Мы будем ждать, сколько потребуется. Я придумаю план, и мы выберемся. Всё будет хорошо. Ведь так? Ты меня слышишь? Ответь! Просто дай знак, я чувствую себя такой одинокой без тебя…
Я подумала, а может…
Может быть и здесь помимо окон есть стеклянный прозрачный потолок? Если бы мы смогли его разбить, то солнце загнало бы их снова в тень, и мы с Алисой выбрались бы тем же путём. Я буквально отцепила Алису, схватившуюся за меня как маленькая обезьянка, и гуськом добралась до выхода.
Пришлось немного отодвинуть стеллажи, чтобы открыть дверь и выбраться наружу. В потолке было стекло, но это совсем маленький купол, который пустит слишком мало света. И была ещё одна новость – мертвецы поднимались выше по этажам. Я посмотрела на часы. До восхода от силы минут пятнадцать, и солнце поднимется в небе так, чтобы его свет падает ровно на головы чудовищ из детских ночных кошмаров. Я рванула обратно и задвинула стеллажи ближе к дверям так, что стекло затрещало и чуть не потрескалось. К книжном стало темно из-за баррикады, и это могло либо спасти нас, либо окончательно сгубить. Среднего не дано.
Алиса сжалась, а потом и я услышала этот хрип. Он звучит уже так близко! Хруст грубой, покрытой корками кожи похож на раздавленный мешок с сухарями. Мимо выхода прошёл один их них, даже не повернувшись в нашу сторону. За его плечо держался ещё один, у него нет головы, и из шеи торчит что-то наподобие сломленного бурей ствола дерева. Потом и третий – они тянулись друг за другом, создавая очередь, мимо нас, как на показе.
В горле пересохло. Сухие стенки слипались, и я даже не могла сглотнуть застрявшую где-то у гланд скупую слюну. Глаза болели, я будто не моргала, глядя, как они бесконечным потоком идут мимо нас, издавая свои мерзкие звуки. Я ощутила их вонь, просочившуюся сквозь узкую щель между стеклянными дверьми и под ними. Закрыв нос рукой, я посмотрела на Алису – она зажала половину лица рукавами кофты и посмотрела в ответ. Она помотала головой, но я не смогла понять, что это значит. Я села ещё ниже, прижавшись головой почти к самому полу. Безумно хочется, чтобы день быстрее начался.
На часах 5:46. Солнце уже должно давно появиться из-за горизонта и медленно подниматься к своему зениту. Змейка из мертвецов стала ускоряться, и вот последний из них протопал мимо, унося за собой гнилостно-сладкий запах. Стало легче дышать, но сердце всё равно билось об рёбра внутри. Мертвецы прячутся в тени, в прохладе, и выйдут только к ночи. Алиса привстала, и я не успела её остановить, прежде чем она высунулась из-за кассы. Я боялась, что кто-то из них мог отбиться от основной стаи и плестись позади всех, но больше никого за стеклом не появилось, и Алиса хотела перешагнуть через меня, но я ей не дала.
– Куда ты?
– Хочу проверить.
– Они ушли, – шептала я, после каждого слова глотая вязкую слюну. – Посидим ещё.
– А если нет?
– Тогда тем более сидим.
Я дёрнула Алису за рукав, и та чуть не упала, опёршись рукой за моё плечо. Алиса села чуть поодаль и скрутила руки на груди, выпятив нижнюю губу. Я знала, что она обижается не по-настоящему, но видеть её такой всегда было неприятно. Меня это порой злило, но не сейчас. Всё вокруг слишком поменялось, чтобы я злилась на дочь за такую мелочь.
– Чуть позже проверим. Главное – это безопасность, верно, Алис?
– Угу, – не меняя позы и выражения лица промычала Алиса. – Но я хочу сама проверить.
– Зачем?
– За тем, что могу сама. Я тоже могу проверять.
Права ли? Наш опыт жизни отличался, но вот опыт выживания был одинаковым, и могу ли я корить дочь за то, что она старается сделать всё, что в её небольших силах? Наверное, это с какой-то стороны неправильно, но меня судить некому, у меня всё ещё на плечах ответственность. Так? Гриш…
Становилось жарче. Солнце поднялось, и теперь его лучи пробивались сквозь летучую пыль в торговый центр. Внизу послышались шипение и рыки, видимо, кто-то из них попал под свет. Я покрылась томительной испариной, и голова становилась ватной. Мы сильно не выспались и испытали большой стресс. Я должна думать о нашем скором спасении, но идеи всё не идут. Алиса так и уснула в позе «обиды», склонив голову к ещё не начавшей расти груди. Я медленно уложила её на расстеленный спальный мешок. Пусть поспит. Может, забудет, что случилось этим утром. Мы слишком хорошо знаем, что это за страх. Слишком хорошо.
Снова наступила тишина. Это тошнотворное отсутствие звуков, и порой кажется, что совсем оглох. Только в таком состоянии начинаешь слышать саму себя, свои мысли, даже самые потаённые, самые темные. Ты их стыдишься, но от этого они никуда не исчезают. Мысли копятся, крепнут и превращаются в навязчивую идею. Найти для себя оправдание с каждым разом становится всё труднее. В коленях гудит при каждом движении, и становится страшно перед тем, что ждёт нас всех в конце пути.