Текст книги "Территория милосердия (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   – Аллах велик! – повторила Хиба за всеми.

   В ментотрансляторном кафе были и мальчики, даже парни – молодые мужчины, успевшие отрастить бороду. Они курили гашиш и глотали таблетки какого-то наркотика, именуемого «психо». Один из них, явно пользовавшийся уважением товарищей, представился Умаром. Ему было пятнадцать, на два года больше, чем Хибе. Как оказалось, Назик, Фатиха и остальные девочки отлично знали его – Хиба почувствовала приступ жгучей ревности, глядя, как он источает им комплименты и выслушивает ответные подначки.

   – А это кто? – спросил он вдруг жёстко. Взгляды присутствующих обратились к Хибе, которая ощутила себя словно нагой в своей школьной униформе. Отсутствие нашивки с крестом, пусть и не положенной ей по возрасту – но она-то знала наверняка, что никогда такой не получит! – жгло её плечо, словно калёное железо. И, как назло, именно она превращается в изгоя уже в кругу арабов – опять-таки потому, что на ней эта форма.

   – Это – Хиба, – сказала Назик, чуть скривившись. – В общем, она нормальная.

   Умар одарил Хибу ледяным взглядом, который, словно рентген, пронизывал её насквозь. Казалось, он читает её мысли – а может, просто пытается поджечь, используя некое заклинание. Девчонки, с которыми она общалась, верили в то, что такое возможно. И Назик! Как коварно она произнесла это слово «нормальная» – ни один человек, имеющий каплю достоинства, после этого не стал бы водиться с Хибой. О, это был наиболее удачный момент для мести! Хиба почувствовала, что краснеет. Внезапно ей захотелось убежать домой, к Герхарду, и рассказать ему всё.

   Совладав с собой, Хиба сжала губы и улыбнулась. Эта улыбка, пусть и вымученная, вернула ей самообладание. Умар ещё раз посмотрел на неё своим обжигающим взглядом, повторно вогнав Хибу в краску, а потом кивнул и начал о чём-то шептаться с Назик. Та выслушала его и, улыбнувшись, сказала подругам, что им пора. Хиба была немногословна, пока они шли домой, в свой квартал, в то время как остальные девочки оживлённо обсуждали парней – и, особенно, Умара.

   – Хиба, да ты словно не в себе, – подошла к ней Назик. – Уж не влюбилась ли случайно?

   Кто-то рассмеялся, и вскоре вся компания подхватила этот смех. Прохожие удивлённо озирались, когда они проходили мимо.

   – Хиба влюбилась в Умара! – кривлялись девчонки. Хиба, побледнев, одёрнула форменный жакет и ускорила шаг. Не говоря ни слова, она оттолкнула Назик, чей широкий рот от смеха казался просто огромным, и побежала. Никто её не преследовал; вскоре она исчезла в вечернем сумраке, оставив подружек судачить о её странном поведении.

  6

   Янек Дворак был стеснительным мальчиком. Он родился вне брака и рос без отца, поэтому в школе ему приходилось несладко, хотя Тош и покровительствовал ему. Сам Тош был разведённым, и неоднократно посещал Ханну Дворак по вечерам; порой Янеку приходилось выходить погулять – на его лицевом счету в это время появлялись деньги, достаточные для того, чтобы посетить ментотрансляторное кафе. Янек очень стеснялся всякий раз, когда Тош обращался к нему; в таком же тоскливом, как у его матери, взгляде читалась надежда на то, что командор раскроет мальчику самую сокровенную тайну и назовётся его отцом. Тош в таких случаях улыбался, стараясь не травмировать ребёнка без нужды; имя настоящего отца, высокопоставленного чиновника из Рима, было ему известно, это подтверждали и результаты генетической экспертизы, разумеется, неофициальной.

   Янеку недавно исполнилось тринадцать; он был лишь на четыре месяца младше Хибы, и Тош рассчитывал на то, что они станут друзьями. Тош ещё раз критично посмотрел на Янека: плоское лицо с круглыми, чуть навыкате, голубыми глазами, укрытое шапкой соломенных волос; угловатые плечи. Янек был среднего роста, да и все его результаты в школе были достаточно средними; казалось, ему суждено было достичь совершеннолетия, занять незначительную должность в Красном Кресте и прозябать на ней остаток своей жизни.

   Тош избрал местом для разговора небольшой открытый дворик во внутреннем блоке. Здесь был разбит сад, в котором росли виды кустарника и деревьев, характерные для европейских лесов, погребённых сейчас под ледником. Посреди садика возвышался дуб, которому было уже не меньше ста лет – это дерево особо почиталось роткрейцерами, оно символизировало силу и законность их власти. Глобальное похолодание изменило климат Земли: на Ближнем Востоке установился прохладный умеренный климат, ранее характерный для средних широт; дожди стали нормой, а не событием. Когда европейцы оставляли свою родину, они вывезли не только ценности, но и семена и саженцы эндемичных растений, даже плодородный чернозёмный грунт, содранный на огромных территориях. Всё это вывозилось на Ближний Восток, где титаническими усилиями создавалась экологическая среда, подобная той, что раньше существовала в Европе.

   Командор посмотрел на стоявшего перед ним ребёнка. Янек, после школы, как обычно, заглянувший к матери, неловко переминался с ноги на ногу. Тош, вспомнив, как отец в своё время говорил с ним, придал голосу покровительственный тон и начал разговор:

   – Янек, как ты вырос! Настоящий мужчина! – он хлопнул мальчика по плечу. Янек натянуто улыбнулся и даже что-то пробормотал в ответ.

   – Почему так тихо, Янек? Говори громче! Крестоносец должен рычать, как дизельрыцарь!

   Глаза Янека блеснули, в них мелькнуло какое-то выражение, которого Тош раньше не замечал.

   – Спасибо, командор Тош!

   – Это уже получше, Янек. А дама сердца у дизельрыцаря есть? Как у Барона Фишера, а?

   Барон Фишер, герой популярных ментотрансляторных боевиков, водил космический истребитель, стрелял из ручного бластера и обнимал красоток, и зачастую всё это – одновременно. В глазах мальчишки зажегся огонёк – Тошу явно надавил на нужную пружину.

   – Нет, командор Тош!

   – Что, кончилась нефть – кончилось рыцарство?!

   Последнее выражение, популярное на Ближнем Востоке, применялось, в зависимости от ситуации, в разном контексте. В ментотрансляторных клубах, куда и сам Тош захаживал в юности, это означало, что денег на счету нет, и пора уходить. Он прозрачно намекал Янеку на то, что его возможности слишком скромные.

   – Вроде того...

   – Почему же кончилось? Был бы дизельрыцарь, а дама найдётся! Моя Хиба – уже взрослая, только и говорит мне, что ей нужен хороший парень. Парень, который, если что, смог бы её защитить – что скажешь?

   По реакции Янека, которую мальчик даже не пытался скрыть, Тош понял, что предложение ему не понравилось. Янек замялся, подбирая слова:

   – Она гуляет с арабами. Мама говорит, что Хиба не будет роткрейцером.

   – Кто сказал, что не будет? – удивился Тош. Как ему было отлично известно, подобные «обещания» не стоят ничего, а в ответ можно требовать что угодно. – Да подвинуть этих сарацин нужно, чтоб твоей даме сердца не досаждали!

   Янек молча кусал губы; видимо, он считал подобный исход нереальным. Тош почувствовал, что осталось совсем чуть-чуть.

   – Это мы здесь всё решаем, Янек! – он подошёл вплотную и положил мальчику руку на плечо, чтобы тот почувствовал его силу. Янек чуть вздрогнул, но тут же выдавил из себя покорную улыбку, которая почти сразу же приобрела вполне бравый вид.

   – Поговоришь завтра с Хибой, а если эти, недолеченные, будут возникать – скажешь мне. Воспитаем их чуть-чуть – если надо, то и дезинфекцию с огнемётами проведём.

   Янек снова улыбнулся – видимо, надеясь, что ему не лгут, но явно подозревая подвох. Чтобы поставить убедительную точку в разговоре, Тош снова хлопнул мальчика по плечу и, развернувшись, ушёл.

  7

   Хиба виделась с Умаром всё чаще. Сперва они встречались вместе с остальными, но постепенно парочка стала отделяться, уединяясь то в одном укромном уголке, то в другом. Хибу никогда раньше не влекло к мужчине, и всё было для неё новым – и сладостное ожидание встречи, и замирание сердца, и прикосновение его горячих рук, и запах мужского тела.

   – Хочешь увидеть, как живут за городом? – спросил он однажды.

   Хиба неоднократно видела пригородные трущобы по голографическому каналу и в ментотрансляторном клубе. Видела, как миссии Красного Креста под вооружённой охраной посещают эти районы, заселённые «лицами из группы риска», и разбрасывают им упаковки с пищей прямо с грузовиков. Несмотря на такую заботу, эпидемии, одна ужасней другой, включая и психические, то и дело вспыхивали в обширном пригороде, заселённом, как говорил Тош, «паразитами». Сам вид трущоб внушал отвращение: груды отходов источали зловоние, громоздясь прямо на «улицах», а проститутки то тут, то там предлагали себя прохожим за пару крейцмарок.

   – Наверное, нет, – ответила Хиба чуть дрогнувшим голосом.

   – А я там живу, – ответил Умар с вызовом. – Ну что, пойдёшь сдашь меня?

   У Хибы от такой новости перехватило дыхание. Умар живёт в пригороде? В это не верилось. Неоднократные утверждения в том, что преодолеть санитарную зону, отделявшую трущобы от Багдада, невозможно, убедили её в том, что это – правда. Умар действительно не жил в их квартале, а на все расспросы отвечал, что его дом находится «там», и махал рукой в неопределённом направлении. Девочки знавшие Умара уже давно, особенно Назик и Фатиха, смеялись и говорили, что он живёт на западном берегу, а потом непринуждённо меняли тему разговора. Теперь все эти недомолвки и перешёптывания, эти заговорщицкие взгляды – всё получало своё объяснение и причину. Умар был исламистом, это он дал Фатихе ту листовку с молитвой! При мысли о том, что Фатиха получила взамен, сердце Хибы учащённо забилось.

   – Но как? – разум её сопротивлялся, она искала любые отговорки, лишь бы не верить в такое. – Там сенсоры, датчики, минные поля, дроны...

   Умар рассмеялся.

   – Это для дураков.

   Она расспрашивала своего возлюбленного ещё битый час, пока Умар, наконец, не сдался и не сказал, что он не один такой. Каждый день тысячи жителей пригорода проникали в Багдад, несмотря на все запреты и строжайшие меры безопасности. Однако ответа на главный вопрос – «как» – Хиба так и не получила. Умар только намекнул на то, что их присутствие выгодно властям, включая и роткрейцеров, поэтому на многие вещи смотрят сквозь пальцы.

   В тот день он угостил её анашой. Раскурив сигаретку, набрав в лёгкие как можно больше дыма и поцеловав Хибу, Умар выдохнул всё ей в рот. От первого вдоха она закашлялась, но Умар крепко обхватил её за шею, не отпуская. Почувствовав слабость, вернее, приятную лёгкость в движениях, Хиба попросила ещё. И Умар вновь поцеловал её, позволив надышаться тяжёлым дымом анаши. О, что это был за поцелуй! Черты лица любимого расплывались, словно мираж; она, поддавшись, начала раздеваться, отвечая на его ласки со всем пылом, на который была способна. Тот вечер был самым долгим и прекрасным в её жизни.

  8

   Янек Дворак никогда не нравился Хибе. Молчаливый, нередко становившийся мишенью для издевок со стороны одноклассников, он был полной противоположностью Умару. Теперь, когда она стала женщиной Умара, и втайне мечтала о том, чтобы стать женой, Янек стал вызывать омерзение. Однако когда Герхард настоял на том, чтобы она начала встречаться с Янеком, Хиба была вынуждена согласиться. Первая совместная прогулка была просто невыносимой; рассказы о Войнах за нефть, дизельрыцарстве и Бароне Фишере, которые сбивчиво излагал уступавший ей в росте на голову Янек, были совершенно детскими и глупыми. Наконец, пообещав подумать над предложением сходить вместе на ментотрансляторный боевик, Хиба позволила Янеку провести себя до порога, и, сдержанно пожав на прощание руку – грех, по меркам ислама, и она молила Аллаха о том, чтобы никто из подружек сейчас не видел её, – распрощалась. В последующие дни она избегала встреч с Янеком в школе, в то время как на улице подруги почему-то стали сторониться её, а Умар и вовсе не отвечал на звонки. Девушки отказывались говорить о нём, пока Назик, едва сдерживая гнев, не объяснила, в чём причина.

   – Если ты собираешься жить по законам шариата, – начала она и, дождавшись утвердительного кивка, продолжила, – то должна знать!..

   – Что именно? В чём дело? – Хиба едва смогла произнести эти слова, совершенно подавленная.

   – Это как не знать самого простого, самого оче-вид-но-го! – возмущённо развела руками Назик. Её круглое, полное лицо превратилось в маску ненависти, и до этого едва скрываемой. – Мужчина может иметь четырёх жён, но женщина двух мужчин иметь не может!

   Потрясённая Хиба молчала, не способная сказать хоть что-то в ответ. Ей было известно о том, что шариат раньше позволял мужчинам заводить нескольких жён – пока роткрейцеры не отменили эти законы, – и помнила, как остальные девушки порой спорили о том, которая из них могла бы стать старшей женой, если бы они жили по шариату.

   – Умар не отвечал, поэтому я не могла спросить у него, а Герхард...

   – Я не могу больше слушать этот лепет! – бросила Назик и удалилась.

   Хиба, едва сдерживая слёзы, взяла нейтрифон и набрала номер Умара. Тот не отвечал. Лишь на следующий день Назик согласилась предать ему послание – ещё две девушки выступили свидетельницами. Назик ушла, оставив Хибу терзать себя сомнениями: правильно ли она поступила, позволив Янеку взять себя за руку, или нет. В тот вечер Умар не позвонил.

   На следующий день была пятница, а встреча с Янеком была назначена на субботу. Хиба, придя из школы, просидела весь вечер в своей комнате, глядя на нейтрифон, ожидая, пока тот зазвонит. Наконец, когда уже начинало темнеть, раздался звонок – это была Назик. На экране было заметно, что Назик стоит у ментотрансляторного кафе, в котором они обычно проводили свободное время.

   – Выходи. Кое-кто хочет тебя видеть, – буквально прошипела она и отключилась.

   Хиба отпросилась у Герхарда и выскочила на улицу. Через пять минут она была у кафе «Ал-Мас». Обнаружив Назик в компании Умара и ещё нескольких девушек, она поспешила к ним. Умар стоял спиной; Назик что-то ему сказала, и он обернулся к Хибе , у которой на глазах от радости выступили слёзы. Крепко взяв её за руку вместо приветствия, Умар отвёл Хибу в сторону – и отвесил пощёчину.

   – Это – на первый раз, просто потому, что ты не знала законов шариата. В следующий раз...

   Умар извлёк длинный кривой нож и прижал его к лицу Хибы. Лезвие было холодным, как лёд; казалось, ещё чуть-чуть – и кончик его вонзится в глаз. Но Хиба ничего не боялась: Умар был жив – и он говорил с ней!

   – Умар, прости меня! Я не знала!..

   Умар спрятал нож; его лицо приняло сердитое выражение.

   – Меня всего один день не было в городе, и ты завела себе какого-то... – Он добавил неприличное слово, вызвавшее у остальных девчонок смех.

   – Я хотела спросить тебя, но ты не отвечал! – вырвалось у Хибы сквозь рыдания. – И потом тоже не отвечал!..

   – Потом уже не хотел, – сказал Умар пренебрежительно. – Ладно! Что там этот говнюк, ему ещё чего-то нужно?

   Хиба рассказала ему всё о запланированном на завтрашний день совместном походе на ментографический фильм о Бароне Фишере.

   – Боевики любит, – Умар кивал, словно говоря о чём-то с самим собой. – Ну, хорошо, посмотрим, что он за боевик...

   На прощание он одарил Хибу поцелуями, ставшими для неё целебным бальзамом.

  9

   Янек причесался и ещё раз посмотрел на своё отражение в зеркале.

   – Очень ничего, мой маленький дизельрыцарь, – Ханна Дворак одёрнула его униформу и, в который раз критично осмотрев сына, водрузила на его голову фуражку. Он тут же капризно скривил губы и поправил головной убор согласно уставу школы – как-никак, он был мужчиной, а мужчина всё должен делать сам, мать неоднократно ему это повторяла.

   – Ну, молодец! Что за фильм?

   – «Вторжение с Плутона», я его уже смотрел пару раз. Думаю, что Хибе понравится.

   – Должен понравиться, – Ханна сделала кислую мину – арабская девочка вызывала у неё подозрение. То, что она слишком хороша для «исполнительного состава», ничего не меняло – иначе ей в Красный Крест не пробиться. Это знали все, в том числе и сама Хиба. В конце концов, Ханна смирилась с мыслью о том, что всегда нужно с чего-то начинать, и что Хиба, в случае, если отношения будут иметь «последствия», не создаст излишних проблем.

   Янек, подражая Барону Фишеру, надвинул фуражку на глаза и скорчил рожу.

   – Мой бластер прожжёт в тебе дыру размером с футбольный мяч...

   – Так, Янек, тебе пора.

   Янек хлопнул дверью и сбежал вниз по ступеням. У подъезда, в котором жил Тош, Хиба, несмотря на то, что уже было четыре – сеанс начинался в половине пятого, – отсутствовала, и ему пришлось подняться на двадцать восьмой этаж, благо лифт был в рабочем состоянии. Командор Тош сам открыл ему и привёл Хибу со словами:

   – Всё, молодой Ян, доверяю тебе сию юную даму. Заботься о ней и охраняй.

   Хиба нервно выдернула руку из пальцев Янека, едва дверь закрылась.

   – Я...не торопись так.

   Они прошли к клубу «Ал-Мас», в одном из залов которого демонстрировался ментографический фильм. Янек, оформивший покупку двух билетов через ЕСКОНЕТ, всю дорогу рассказывал Хибе о ментографии. Та, по её словам, ничего об этом не знала, и Янек имел отличную возможность рассказать ей о похождениях Барона Фишера и о том, что фильм ничем не отличается от обучающей ментотрансляции. В ходе сеанса они смогут подключиться к ментограммам героев, чтобы смотреть на события их глазами.

   – А к негативным героям можно подключаться?

   – Нет, это запрещено по закону. Только положительные герои – или вид от третьего лица. К герою другого пола подключаться тоже нельзя – в общем, там будет список. Машина умная, всё сделает за тебя.

   Хиба угрюмо кивнула. Она уже несколько раз ходила с Умаром на фильмы, в которых можно было делать все запретные вещи. Их производили в пригороде, как и многое другое, включая наркотики, и провозили нелегальным путём.

   У входа в кафе маячил Умар и группа его приятелей. Увидев роткрейцера и Хибу, они приблизились быстрым шагом. Не говоря ни слова, Умар обрушился на Янека, который даже в фуражке едва дотягивал ему до плеча, с градом ударов. Тот почти сразу упал. Пнув лежащего роткрейцера несколько раз, Умар осмотрелся по сторонам и сказал:

   – Всё! Уходим. Аллах велик!

   Когда Янек смог подняться на ноги, Хибы и нападавших рядом уже не было. Отряхнув пыль и одев смятую фуражку, он пошёл к командору Тошу, чтобы доложить о случившемся. Так как из носа его текла кровь, мальчику то и дело приходилось запрокидывать голову; при этом он придерживал, согласно уставу, фуражку левой рукой – их воспитывали в уважении к таким мелочам. А сарацин, как он уже имел возможность в этом убедиться, воспитывали совершенно иначе.

   Когда Янек пришёл к командору Тошу, то застал насмерть перепуганную Хибу, которая, едва началась драка, побежала домой. Командор сам оказал мальчику первую помощь – его воспитанница была слишком испугана для этого – и проводил до дверей, пообещав во всём разобраться.

   Мать, увидев, во что превратилось лицо её сына, пришла в бешенство. Она слала проклятия всем – и, в первую очередь, Хибе.

   – Она ни при чём, мама, – вступился за свою девушку Янек.

   – Ни при чём?! Как можно быть таким идиотом, Янек? Арабы развращены исламом, их женщины носили маски для того, чтобы никто не видел, к кому они наведывались на сей раз, чтобы побыть «женой на день». И далеко не всегда это были женщины – о, вседозволенность развращает, можешь мне поверить! – Ханна Дворак встала и взяла нейтрифон.

   – Кому ты звонишь?

   Ханна злорадно рассмеялась – похоже, её обрадовало, что свидание сорвалось, причём с таким громким скандалом.

   – Есть один...

   Больше она ничего не сказала, но на следующий день Янеку вновь пришлось выйти погулять – пришёл мужчина, который, как он догадывался, работал в отделе борьбы с психическими болезнями. Под этим названием скрывалась всемогущая тайная служба Красного Креста.

   Больше Янек никогда не встречался с Хибой. Мужчина, который представился Дитером, напротив, заглядывал всё чаще и даже подружился с мальчишкой. Однажды, будучи навеселе, он разговорился:

   – Арабы эти – хуже скота. Воняет от них, особенно от тех, что живут в пригороде, как от мусорника...

   Вспомнив, как он дважды ходил на свидание с Хибой, Янек почувствовал, что щёки его начинают алеть.

   – ...многие лазят в город, как клопы – то туда, то сюда. Таскают разную дрянь: наркотики, порнографию, оружие, даже исламистскую пропаганду. Вот, например, тот, который обидел Янека, этот Умар. – Янек, услышав своё имя, замер и весь превратился в слух. Дитер, приветливо улыбнувшись ему, продолжал. – Ну, такой подонок, что про него самого ментотрансляцию нужно показывать. Он в секте состоит, которая пропагандирует перевоплощение Арифа Аль-Кураши – ну, вы, может слышали.

   – Да, я знаю, – ответил Янек. – Трагедия Эр-Рияда.

   – Этот Умар в свои шестнадцать лет – уже главарь банды, Янек их видел, и имеет нескольких несовершеннолетних проституток – здесь, в городе!

   – В городе такого допускать, наверное, нельзя, – ответила Ханна. – Ещё там, в трущобах...

   – Да там целый подземный тоннель обнаружили. Скоро будем закрывать. А Умар этот...словом, забудьте о нём. На таких, как он, любят садиться мухи.

   Взрослые рассмеялись, и Янеку было невдомёк, в чём причина их веселья.

  10

   Герхард Тош смотрел голографический фильм. В нём банда арабских подростков избивала городских жителей – одного за другим. По словам его гостя, в большинстве случаев это были экзекуции, осуществлявшиеся по приказам сверху – их отдавал шейх, живший в пригороде, почти наверняка, сам Махмуд или кто-то из его приближённых. Жертвами становились арабы, и в одном случае – белый, Янек Дворак.

   Дитер Кельман из отдела борьбы с психическими болезнями сказал:

   – Они выбивают долги из арабов, которые не оплатили проституток, наркотики – или проигрались в азартные игры. По-своему, тоже лечат их от вредных привычек. Однако этот случай с белым, пока что – единственный, настораживает. И он связан с вашей падчерицей, Хибой.

   Тош постарался выглядеть невозмутимым.

   – Вы меня в чём-то подозреваете?

   – Я не только подозреваю, но и обладаю правом вас изолировать и подвергнуть лечению, после которого вы сами попросите вас усыпить, мой дорогой Герхард.

   У Тоша отвисла челюсть. Но, похоже, что Кельман не лгал. Они обладали большими полномочиями, особенно здесь, в Багдаде. Командор Адхамии решил вытянуть из собеседника максимум информации, а потом замять дело, использовав кое-какие связи. О том, что будет с Хибой, он не думал. На всякий случай он подготовил слова извинения перед Азулеем.

   – Давид Азулей – вам знакомо это имя? – Тош сглотнул. Похоже, слухи о том, что изобретено неконтактное средство для ментоскопии, соответствуют истине.

   – Конечно. Он неоднократно посещал меня...

   – И в том числе привозил вам программное обеспечение, с помощью которого арабы воспитывают подобного рода мерзавцев?

   – Нет. Я категорически это отрицаю, – Тош почувствовал, что руки его дрожат. Он убрал их со стола и несколько раз сжал в кулаки. Это помогло ему прийти в себя и восстановить самообладание.

   – Ментоскопия это покажет. Вынужден сразу вас разочаровать, Герхард, некоторые решения относительно вас приняты на самом верху. Вы, должно быть, ещё не знаете, но Азулей уже неделю как арестован и дал на вас показания – совершенно добровольно. Мы знаем всё и о «кузене Сале», который должен был приехать сюда с демократизирующей ментопродукцией, и о планах больших митингов, в которых не последнюю роль должна была сыграть Хиба. Вы удивитесь, как много нам известно.

   Тош побледнел. Он молчал, не в силах произнести ни слова. Кельман тем временем продолжал:

   – Вы отлично понимаете, что многое из этого я знал и раньше, но держал при себе в силу определённых причин, которые, я думаю, не составляют для вас секрета.

   Командор Тош кивнул в ответ. Он прекрасно знал о том, что Кельман – взяточник, имеющий долю в каждом грязном дельце из тех, с которыми «борется», и что сам он никогда бы не выступил против главы районного отделения. Но чтобы ради какого-то ублюдка...

   – Вы ещё не имели возможности посмотреть свежую информацию, командор. Ровно две минуты назад на всей территории ЕСКОН введено военное положение. Мы выполняем на ши союзнические обязательства перед США и теперь пребываем в состоянии войны с Марсом. Все процессы либерализации – сворачиваются.

   Тош был потрясён этими известиями. Тем не менее, грубоватая откровенность Кельмана не могла быть ложью.

   – Я...что от меня...

   Кельман прервал его коротким жестом:

   – У вас есть выбор: вы либо увольняетесь – и мы вынуждены будем лишить вас права на проживание в городе, – либо мы переводим вас в исполнительный состав.

   Тош задыхался.

   – Исполнительный состав?..

   Глава отдела по борьбе с психическими болезнями кивнул:

   – Сообразно вашему рангу и образованию – в интеллектаты.

   Это было ужасное предложение. Тош как командор многое знал об «исполнительном составе» – арабах, которым вживляли ментотрансляторы с нанонейтрифонией. Рабочим ставили самые дешёвые, и включали их только во время работы. Всё остальное время люди-носители имели право вести себя, согласно общим установкам: «сон», «бодрствование», «приём пищи», «общение» и так далее. Солдаты, выполнявшие куда более сложные функции, строго говоря, теряли часть своей личности, превращаясь в «специалистов». Ителлектаты, высшая из каст «исполнительного состава», платила за свой элитный статус наибольшую цену. Тош знал причины, по которым руководство ЕСКОН пошло на создание касты интеллектатов: с одной стороны, нужно было сохранять контроль над покорённым населением, не истребляя его, с другой стороны – блокада вынуждала идти на самые крайние меры в попытках компенсировать отсутствие дефицитного сырья и новейших технологий в области вычислительной техники. Кора головных полушарий у человека содержит не менее 10 миллиардов нейронов, каждый из которых имеет несколько тысяч связей с окружающими нейронами. Рассматривая каждую связь как бит информации, легко прийти к выводу, что человеческий мозг содержит до 100 терабит. Каждую связь можно рассматривать и как операцию, что, при темпе, достигающем 10 операций в секунду, даёт общую производительность в 1 петафлопс. Тысячи, если не миллионы, интеллектатов, у которых была полностью стёрта память, были подключены друг к другу по всей стране, являясь гигантским живым компьютером.

   Самым чудовищным в этой тщательно скрываемой ЕСКОН тайне было то, что интеллектаты не обладали и каплей разума – их мозг работал исключительно на благо общества.

   Тош подумал об альтернативе – как долго он проживёт в пригороде, заселённом людьми, заражёнными исламом?

   – Что вы предлагаете реально, Кельман? – спросил он.

   – Вы всё хорошо понимаете, командор Тош. Надеюсь, вы обойдётесь без подсказок со стороны. Вы находитесь под круглосуточным наблюдением, и бежать вам не удастся. У вас есть время подумать – до завтра. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор.

   Сказав так, Кельман встал и, сухо попрощавшись, вышел. Он не произнёс слова «самоубийство», но явно дал понять, что это было бы лучшим выходом для Тоша. Тяжело вздохнув, тот откинулся в кресле и уставился в потолок.

   – Выбор за вами, командор Тош, – произнёс он невесело.

  11

   Хиба не видела смерти Умара – ей об этом сообщили подружки. Когда она, бросив учёбу, прибежала на место происшествия, тело уже увезли. Назик, крутившаяся рядом, всё видела и рассказала ей. Умар был один, отошёл о чём-то поговорить с шейхом по нейтрифону – и в этот момент к нему начали слетаться мухи. Те, кто слышал о подобных смертях, утверждали, что мухи являются секретным биологическим оружием Красного Креста. Выведенный в лабораторных условиях вид впрыскивал яд, в определённом количестве являвшийся смертельным для человека. Установка нанонейтрифонных имплантатов и наведение роя ядовитых мух на цель были вопросом техники.

   – Он был весь чёрный от этих укусов...

   Хиба переглянулась с Назик. В этот момент они понимали друг друга – убийство, совершённое на том самом месте у входа в «Ал-Мас», не могло быть ничем другим, как местью за нападение на Янека. Тош, несомненно, выступил организатором, и он должен был понести наказание. Хиба, почувствовав вопросительный взгляд Назик, кивнула. В руку ей лёг тонкий предмет, вроде карандаша. Попрощавшись, они немедленно разошлись, без лишних слов и напутствий.

   Хиба пришла домой, и, не обедая, стала ждать, пока Герхард вернётся со службы. Ей несколько раз звонили – видимо, в школе волновались по поводу её неожиданной отлучки, – но она не брала трубку.

   Наконец, пришёл Герхард. Она слышала его неизменное кряхтение – и думала об Умаре. Вспоминала часы, проведённые с ним, взгляд его глаз, его смуглое, как и у неё, лицо, его сильные чресла, его...

   Она встала и вышла в соседнюю комнату. Герхард, увидев выражение лица Хибы, удивлённо открыл рот, явно собираясь что-то спросить. В ответ раздался единственный выстрел, разорвавший тишину благополучного квартала.