Текст книги "От Петра I до катастрофы 1917 г."

Автор книги: Роман Ключник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Восемь месяцев не могли справиться с восставшими петровские полки во главе с фельдмаршалом Б.П. Шереметьевым. В 1707 году в Предуралье и Средней Волге подняли мощное восстание башкиры, у которых отобрали почти всех лошадей и «добили» неимоверными налогами. Башкир поддержали татары, восстание расширилось, приобрело опасный национальный окрас – запылали русские деревни и православные церкви. В результате жёстких расправ петровских армий часть башкир и татар убежали в Турцию. Петру повезло, что башкиры и татары не успели соединиться с восставшими на Дону казаками во главе с атаманами Максимовым и Булавиным.

Только через год Петр подавил это восстание, а двухтысячный отряд восставших во главе с атаманом Некрасовым ушёл от преследования в Турцию. В Турции столько собралось беглых россиян, что неудивительно, что в последующей войне с Турцией в 1710-1711 гг. петровские армии потерпели ряд тяжёлых поражений, а Петр Первый был на волоске от пленения.

Победив в 1709 году под Полтавой шведскую армию, Петр Первый повернул армию против своего народа. «Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить её во 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по десяти губерниям среди запуганного населения, – во всем этом не узнаёшь преобразователя», – отмечал историк Ключевский. Зачистка «полтавской» армией была настолько жестокой и тотальной, что после этого не было ни одного бунта или восстания, народ был полностью подавлен жестокостью, насилием и страхом.

Кроме вышеуказанных военных карательных отрядов Петр учредил Тайную канцелярию – аналог НКВД. В результате на всей территории России велась жестокая тотальная война против своего народа.

Петр Первый создал настолько сильный репрессивный аппарат, своё преданное дворянство и сильную армию и так сильно придавил народ военной силой, что, как и большевики, не нуждался в управлении народом в технологической помощи церковников. Поэтому он и относился к церковникам соответственно пренебрежительно.

Но сама армия была при Петре гиблым местом, местом гибели огромного количества людей и не только по причине бездарности генералов, как мы наблюдали в Нарвской битве, но и по причине характерной для Петра организации. «Вебер считал, что на одного погибшего в бою приходится два или три погибших от холода и голода, порой ещё на сборных пунктах. Потому что, захватив рекрута (в плен. – Р.К.), на него одевали кандалы и делали на кисти правой руки татуировку в форме креста…

А держали рекрутов «… в великой тесноте, по тюрьмам и острогам, немалое время, и, таким образом ещё на месте изнурив, отправляли… жестокой распутицей, отчего в дороге приключаются многие болезни, помирают безвременно, другие же бегут и пристают к воровским компаниям – ни крестьяне, ни солдаты, но разорители государства становятся». Это цитата не из сочинений старообрядцев или опальных вельмож; это из доклада Военной коллегии Сенату в 1719 году», – отметил в своём исследовании А. Буровский. Петровская армия по словам знаменитого историка Ключевского была – «морильней».

ГЛАВА 5.
Близкие против Петра и Петр против близких

У кровавого деспота и монстра были интересные отношения со своими близкими людьми. Мы наблюдали ранее – Петр ради душевного спокойствия своей любовницы Анны Монс и своего постриг в монахини и сослал в дальний монастырь законную супругу и царицу. А «Кокуйску царицу» засыпал подарками и учредил государственное жалование. Петр был в восторге от своей любовницы и в январе 1703 года подарил «Монсихе» Дудинскую волость в Козельском уезде – 295 дворов, и стал говорить окружающим, что он вскоре сделает её законной царицей, жениться на ней. Но через месяц Петр сделал пренеприятнейшее, страшное для себя открытие…

Оправившись немного от нарвского поражения, Петр, обнаружив, что шведский король Карл Двенадцатый застрял со своей армией в сражениях в глубине Польши, послал в конце 1701 года в разведывательный поход на запад, в Лифляндию, Б.П. Шереметьева(1652-1719). Неожиданно для Петра Шереметьев удачно прошёлся по Лифляндии: разгромил заградительные шведские отряды, взял без боя несколько городов, их ограбил, затем сжег и вернулся с богатой захваченной добычей: ценности, скот, лошади, много пленных, в основном мирное население. И воодушевлённый Петр зачастил с военными походами в прибалтийские земли. В 1702 году русские войска осадили важную стратегическую крепость Нотебург, расположенную в месте истока Невы из Ладожского озера. В феврале 1703 года Петр прибыл, чтобы лично руководить штурмом. Штурм удался – захваченному Нотебургу Петр дал другое иностранное название – Шлиссельбург, что в переводе – «ключ-город», похоже, что у Петра идеи строительства Петербурга ещё не было, и Шлиссельбург он рассматривал как опорную крепость – ключ к Балтике. Во время пышных торжеств в крепости по поводу победы Петру попали письма участвовавшего в этом походе саксонского посланника Кенигсека.

Письма оказались от Анны Монс, любимой «Монсихи», которая, как оказалось, в отсутствие Петра время зря не теряла, не скучала – давно была любовницей Кенигсека, то есть давно наставляла Петру, царю, «рога». Состояние нормального, обманутого, с раненым самолюбием мужчины понятно, но о состоянии Петра в этот момент можно только догадываться… Тем более, что в письмах «Кокуйская царица» отзывалась о Петре, мягко говоря, нелицеприятно, жаловалась на его варварские замашки. Одновременно «Монсиха» присылала письма «с сердечками» Петру…

Несмотря на кокуйское воспитание Анны Лефортом, на давнюю «любовную» престижную связь между ней и царём, несмотря на многочисленные дорогие подарки от Петра, Анна Монс не хотела связывать свою жизнь с монстром; ей не хотелось выносить его пьянства, разнузданность, развращенность, оргии, ненормальность, она хотела выйти замуж за нормального культурного человека.

Кроме того, ей было неприятно, когда Петр мимоходом заваливался в спальню её лучшей подруги Елены Фадемрех. Существует насколько версий: по одной – письма «Монсихи» попали к Петру случайно, по другой – «добрый» курьер подсунул «по ошибке», по третьей – во время победного пира Кенигсек странным образом случайно утонул и в его вещах нашли зловещие письма. Скорее всего, верна одна из первых версий, и, зная характер Петра, можно сказать, что обнаружив измену, Петр в ярости приказал утопить конкурента, и сам за этим с удовольствием наблюдал.

Судя по последующим действиям, Петр, похоже, сильно любил Ан-хен, ибо не постриг её в монахини, не заточил в монастырь и не отрубил голову, как поступил с Марией Гамильтон в подобной же ситуации, хотя близкие отношения с Марией были несколько месяцев, а только ограничил её свободу домашним арестом, а потом долго наблюдал и мстил, гадил.

Озлобленный Петр перестал общаться с Анной. Но, когда в 1706 году Анна Монс хотела выйти замуж на прусского посланника в России барона Иоганна фон Кейзерлинга, ревниво-мстительный Петр, чтобы не допустить женитьбы, обвинил Анну в ворожбе. Следствие по этому делу длилось целый год, в течение которого 30 человек из окружения Анны были арестованы и подвергнуты жестоким пыткам. Только упорными стараниями дипломата-жениха в 1707 году следствие было прекращено, но почти всё подаренное Петр отобрал, конфисковал.

Вероятно, Кейзерлинг сильно любил Анну, ибо несколько лет добивался разрешения жениться на Анне и, наконец, всё-таки получив его у Петра, женился на ней в июне 1711 года. И вроде бы – счастливый конец – для Анны, для обоих, но не тут-то было – стоило после «медового периода» барону Кейзерлингу отъехать от дома, как он погиб при загадочных обстоятельствах. Вероятнее всего, Петр по – прежнему старался жестоко мстить Анне; давно замечено – у людей сатанинского склада психики благородство отсутствует напрочь. Анна умерла от чахотки в 1714 году. Петр всё это время не был одинок и был вполне счастлив с другой любимой женщиной; эта история более трагичная для Петра.

Во время похода в Лифляндию войсками Шереметьева был захвачен город Мариенбург, в котором в семье пастора Глюка работала кухаркой и прачкой Марта Скавронская 1684 года рождения. По одной из версий её родители умерли от чумы, и её дядя шведский квартмейстер Иоган Рабе отдал сироту в дом пастора Глюка. Пастор её перекрестил и воспитывал. Но когда Марта родила ребенка, то пастор поспешил её выдать замуж за шведского солдата Иоганна Крузе.

И через два месяца после их свадьбы в Мариенбург вошли русские войска, вернее российские, ибо после Нарвского поражения у Шереметьева были многонациональные войска. «Шереметьев переправился за Нарову, пошел гостить в Эстонию таким же образом, как гостил прошлый год в Лифляндах. Гости были прежние: козаки, калмыки, татары, башкирцы, и гостили по прежнему… Шереметьев вошел беспрепятственно в Вешенберг, знаменитый в древней русской истории город Раков (Раквере) и кучи пепла остались на месте красивого города. Та же участь постигла Вейсенштейн, Феллин, Обер-Паллен, Руин; довершено было опустошение Ливонии», – писал Р. Мэсси о двух походах в Прибалтику в 1701 и 1702 годах.

Марта Скавронская, судя по фамилии, была полькой, ибо корень фамилии переводится только на польский язык – «скавронек» – это жаворонок, и на польский лад популярная фамилия звучит – Скав-роньска. Но Марта – это популярное имя у немцев и шведов, а поляки шведские и немецкие имена не брали. Похоже, национальность Марты раскрывает ветхозаветное имя её отца – Самуил, а мудрый еврей подстраивался под историческую обстановку – когда Польша была до Риги, то фамилия была польская, а с приходом шведов появились у детей шведские имена. И фамилия дяди квартмейстера Рабе – у немцев и шведов тоже самое, что на Украине или в России – Рабинович. И. Н. Шорникова и В. П. Шорников в своём исследовании утверждают, что Рабе был мужем Марты, но больше информации о том, что всё-таки им был Крузе.

Марта Скавронская оказалась военной добычей казаков и башкир Шереметьева, потом 18-летнюю брюнетку приметил полковник Бауэр и забрал её в офицерские палатки, затем Марту приметил Шереметьев и забрал в свои штабные апартаменты. Трофейная красавица была настолько хороша и ласкова, что Шереметьев привёз её с собой в Москву, где приметил её Меншиков, и Шереметьев не стал перечить и жадничать, а на пьянке в доме Меншикова 1 марта 1704 года хозяин похвастался своим приобретением Петру Первому. Российский царь заинтересовался и проверил – не соврал ли любимый друг… Молоденькая трофейная прачка ничего не умела, у неё не было образования, пастор Глюк не учил её грамоте, но она во время своих приключений в плену научилась хорошо угождать мужчинам, быть ласковой и весёлой, возможно Бог дал ей только этот талант. А вот это больше всего и ценил Петр Первый, именно это он и называл любовью. Сошлись «два сапога пара». Марта переехала к Петру.

Петр стал быстро залечивать душевные раны после Анхен. Окружающие заметили, что Марта не боится Петра в припадках гнева, и только она способна смело и ласково его утихомирить в этом состоянии, снять нервное напряжение. Петру пришлась по душе и весёлая нравственная позиция Марты – она наблюдала за его многочисленными увлечениями, не ревновала, не скандалила, а только шутила и посмеивалась над его частыми романтическими похождениями. А иногда было над чем посмеяться, – однажды очередной раз «поимев» приглянувшуюся жену какого-то офицера Прасковью, Петр подхватил от неё сифилис или какую-то другую неприятную венерическую заразу – болезнь, и страшно злой приказал её мужу выпороть свою жену – «негодную Фроську» (А. Б.).

В связи с этой историей и историей с Мартой можно вспомнить высказывание жены знаменитого философа Пифагора, очень уважаемой в Греции за мудрость Фиано. Когда её спросили: «На какой день очищается женщина после мужчины?», то Фиано ответила: «После мужа тотчас, а после чужого никогда».

Петру было комфортно с Мартой, после очередной «виктории» над чьей-то женой он делал ей комплимент: «ничто не может сравниться с тобою». Так счастливо и стали жить. Петр Первый законспирировал прачку Марту Самуиловну на русский лад – назвал Екатериной. Под страхом смерти окружающим было запрещено упоминать о происхождении Екатерины и её настоящее имя. У Марты-Екатерины обнаружилось очень крепкое здоровье – она легко рожала ему детей, их оказалось 11. Из них двух дочерей родила до их свадьбы, то есть были незаконнорожденные.

В 1708 году Марту третий раз перекрестили, она приняла православие, её крестным отцом при перекрещивании был сын Петра – Алексей, после этого Марту стали называть – Екатерина Алексеевна.

И получился неприятный казус – Петр женился на своей духовной внучке.

Когда после победы над шведами под Полтавой в 1709 г. Петр в 1711 году пошёл в Прутский поход против Турции, то Екатерина сопровождала его в походе, и даже командовала солдатами, а когда Петру грозил плен на берегу Прута и шведский король уже грозился водить его пленного на веревке, то Екатерина участвовала в труднейших переговорах с турками. Турки до пленения дело не довели. И Петр целым и свободным вернулся в Россию и ещё умудрился прихватить взятую в походе в плен дочь валамского (молдавского) князя Кантемира – знаменитого поэта, которую Петр изнасиловал и решил взять её себе в Россию, и заточил про запас в селении Черная Грязь, затем переименованном в Царское Село, но после этого «забыл» про молдавскую красавицу по принципу «ни себе – и никому», и в заточении она умерла. Опять можно подчеркнуть характерную для Петра циничную «бесхозяйственность» – в Прутском походе погибло 27 285 человек, из них только 4800 погибло в боях с турецкими войсками, остальные 22 тысячи погибли из-за Петра Первого – в результате отвратительной организации военной кампании: от голода, холода и болезней.

После трагического Прутского похода Петр в 1712 году женился на Екатерине, и Екатерина становится официально двумужней. «С 1702 года исчезает всякое упоминание об Иоганне Крузе. Исчезает, правда, только из российских источников. Шведы очень хорошо знают, куда девался законный муж российской императрицы. Иоган Крузе служил шведскому королю ещё много лет, а под старость в гарнизонах на Аландских островах… Семьи Иоган тоже не завел и пастору объяснял, что жена у него уже есть и брать на душу греха он не станет… Он пережил свою законную жену, Марту-Екатерину, но не намного, скончавшись в 1733 году. Всё сказанное очень хорошо объясняет, почему в царское время считалось, будто Иоганн Крузе пропал без вести…

Марта-Екатерина была законной женой Иоганна Крузе. Она оставалась ею и тогда, когда Петр официально женился на ней в 1712 году. Она только стала двоемужницей и притом в случае судебного разбирательства должна была стать женой Иоганна, как венчавшегося с ней на 10 лет раньше царя», – отметил в своем исследовании А. Буровский.

Теперь Марта-Екатерина стала законной женой царя, то есть российской царицей, и её дети могли претендовать на российский престол. С этих пор Марта стала ревностно относиться к старшему сыну Петра от Евдокии Лопухиной – Алексею, и его семье.

Годом раньше Петр насильственно женил Алексея 11 октября 1711 года на родственнице жены императора Карла Шестого Софье Шарлотте-Кристине Брауншвейг-Вольфебюттельской, ибо Петр Первый строил какие-то замысловатые стратегические планы. Шарлотта приехала в Россию со своими подругами и держалась в стороне от русских, постоянно требуя у Алексея денег, о любви в этой семье трудно было говорить.

1715 год оказался переломным в отношениях Алексея с отцом, Петром. С 1710 года Петр Первый стал перманентно больным – в нем сильно развились все накопленные болезни от разгульной жизни, и в первую очередь сифилис. Петр стал ещё более раздражительным и свирепым. Уже в 1711 году болезни сильно его беспокоили, и он вынужден был в начале Прутского похода срочно уехать на лечение в Карлсбад на воды. После свадьбы с Екатериной Петр метался в поисках эффективного лечения и спасения жизни, – в 1712 г. поехал лечиться в русскую Померанию, затем опять в Карлсбад, затем в чешские Теплице. Но были только временные улучшения, а в общем ситуация ухудшалась.

В 1715 году здоровье Петра совсем ухудшилось, Петр настолько занемог, что уже исповедался и причащался, то есть думал, что может умереть. И встал «ребром» вопрос о преемнике власти. И в этой ситуации резко обострились все накопившиеся недовольства Петра сыном Алексеем.

Алексей сильно раздражал Петра своей непохожестью, он был уравновешенный, образованный человек, знал много иностранных языков, не увлекался военными играми, был нормальным, не пил в таких количествах и в таких компаниях, не организовывал «всепьянейшие соборы» и оргии, не было у него алчной властности и жестокости и т. д. – он Петру был чужой по духу, не было в нём того родного сатанизма. А выбора у Петра на было – других сыновей не было, хотя Петр понимал, что, мягко выражаясь, Алексей был не в восторге, что Петр ни за что удалил его мать от трона и даже заточил безвинную в монастырь. В 1709 году Петр даже послал Алексея в Дрезден на учёбу в фортификационную школу, надеясь увлечь его военным делом, видя, что Алексей, бесспорно, умный человек. Но Алексей так и не стал другим, остался собой.

Вторая царица Марта-Екатерина никак не могла родить Петру сына – наследника, она родила ему двух дочерей до женитьбы и после старательно рожала Петру детей каждый год, но всё получались девочки. Екатерина ревностно и тревожно смотрела в сторону семьи Алексея – не родился бы там ещё один наследник. В 1714 году в семье Алексея родилась дочь, но на следующий год – в 1715 году родился сын Петр, будущий император Петр Петрович. Династия продолжалась: Петр Первый – Алексей Петрович – Петр Алексеевич. Но судьба очередной раз коварно улыбнулась – в 1715 году Марта-Екатерина наконец-то родила сына и назвала, конечно же, Петр. Вот теперь прачка из Лиф-ляндии с польской фамилией, шведским именем и еврейскими корнями могла побороться за установление в России своей династии. Началась жестокая неравная борьба.

Тональность отношения Петра Первого к старшему сыну резко меняется, Петр в 1715 году посылает Алексею письмо, хотя оба находятся в Петербурге, рядом:

«Того ради так остаться, коле мыслишь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или измени свой нрав или нелицемерно удостой себя наследником или будь монах».

Это был неприличный шантаж, запугивание, но главное – требование невозможного, и Петр это прекрасно понимал, но он ненавидел чуждого ему родного сына, и любимая Марта к этому его активно подталкивала, науськивала. Петр с этого момента стал гнобить, преследовать своего сына Алексея. Петр ещё раз демонстрировал отсутствие всякого благородства и всю свою темную низость.

Алексей просто физически не мог изменить свою личность, а идти в монахи ему вовсе не хотелось – у него была семья: молодая красивая жена, навязанная отцом, и двое детей. И Алексей в 1715 году отказался от престола. Но неприятности Алексея не закончились. В начале 1716 года умерла супруга Алексея Шарлотта-Кристина. Петр к началу 1716 г. немного оклемался и поехал на лечение в Пермонт, а в 1717 году поехал на воды в Амстердам. Во время всех этих поездок по Европе пытался совмещать полезное с полезным: и лечился и вёл активные дипломатические переговоры с европейскими лидерами, чтобы сколотить блок против Швеции и Турции, но никто кроме Польши с ним не захотел связываться.

Но на протяжении всего этого вояжа и лечений Петр присылал Алексею многочисленные письма с угрозами – пытаясь заставить его уйти в монастырь, постричься в монахи, несмотря на то, что Алексей отказался от престола в пользу сына Марты-Екатерины. В письме от 19 января 1716 года Петр писал:

«А не буде того не учинишь, то я с тобой, как с злодеем, поступлю». В сентябре 1716 г. Петр ещё более жестко повторяет своё требование. Причём очень странно – никаких конкретных претензий Алексею Петр не предъявлял. Алексей понимал, что в случае отказа постричься в монахи ему грозит опасность, а его детям – большие неприятности. Но Алексей не хотел покидать общество, детей; к тому же в этот период «пошутил Купидон» – Алексея угораздило влюбиться в пленную крестьянку, крепостную, рабыню его наставника Н. Вяземского Ефросинью Фёдоровну. Алексей понимал, что отец никогда не разрешит ему жениться на его любимой. Пока Петр не вернулся в Россию, Алексей решил бежать из страны, подальше от Петра, и поехал с Ефросиньей в Вену.

Узнав о бегстве сына, Петр Первый был в бешенстве, это воспринималось как позор – сын убежал от отца-царя, самолюбие Петра было сильно ранено, а недовольство сыном дошло до крайней свирепости.

Он тут же потребовал от Австрии выдать сына. Но власти этой страны отнеслись к Алексею гуманно, не захотели заковывать его в кандалы и отправлять к Петру, а предложили Петру решить семейные неурядицы мирно, путём переговоров. Алексей поехал ещё дальше – в Неаполь, и из этого города послал в Россию в Сенат письмо с объяснением своего поступка. Дипломаты Петра – Толстой и Румянцев, преследовали Алексея по всей Европе, чтобы передать лживые обещания Петра.

И в этот момент следует обратить внимание на важный момент – о чём подло лгут десятки книг и учебников – о предательстве Алексея; за границей Алексей не вёл никакой антигосударственной деятельности, не организовывал никакого заговора: ни внутри России, ни за её пределами не сколачивал никаких иностранных блоков против России и не уговаривал европейских монархов идти войной на Россию или смещать с престола Петра ради своей власти – нет ни одного доказательства, ни одного факта. Можно единственно зафиксировать, что Алексею не нравилось отношение Петра к своему народу, его внутренняя жестокая политика, и он свою критику высказывал в беседах с иностранцами. Но внутренней политикой Петра были недовольны примерно 99 % россиян, почти все, кроме небольшой кучки приближенных. А всё, что писали и пишут современные авторы против Алексея, – это повтор, перепевы совершенно необоснованных обвинений самого Петра Первого.

После того, как Петр чуть не умер в 1715 году, отношение к «больному пожилому льву» его «преданных» приближенных изменилось, и стали возможны события, которые до этого были немыслимы. Петр, несмотря на свою «любовь» к Марте-Екатерине и на свои болезни, старался не забывать свой «постельный реестр», – это был некий план, который невозможно назвать «планом покорения сердец приглянувшихся красавиц на ближайшее время», а что-то пошлое произносить не хочется. И Петру приглянулась фрейлина Екатерины – Мария Гамильтон, которая была выходцем из древнего шотландского рода. Как пишут многие авторы, больной многими венерическими заболеваниями Петр «распознал в юной красавице дарования, на которые невозможно было не воззреть с вожделением» – и стал утолять свои вожделения. Через несколько месяцев Петр по какой-то причине вдруг «разлюбил» Марию, перестал обращать на неё внимание, скорее всего пошёл дальше по «постельному реестру». Марию тут же «подобрали» приближенные Петра, после Петра «иметь любовь» с бывшей фавориткой царя было весьма престижно.

Во время же длительного отсутствия Петра в 1716-1717 гг. в России усилился бардак и различные безобразия. Деньги разворовывались в чудовищных объемах, а царица Марта – Екатерина Первая, решив, что статус её крепче некуда: Петр её обожает, наследника всё-таки родила, а основной конкурент от престола отказался и бросился в бега, – решила не мучить своё здоровое тело и позволить себе свободу в наслаждениях, тем более, что «любовь» Петра, в таком же понимании «любви» и Мартой, в связи с его болезнями стала слабеть.

«Число мимолетных увлечений Екатерины приближалось к двум десяткам. Из будущих членов Верховного тайного совета не воспользовались её милостями разве что только патологически осторожный Остерман да Дмитрий Голицын, продолжавший смотреть на «матушку-царицу» с высокомерным отвращением…», – отметил в своём исследовании А. Буровский. Петр второй раз оказался «рогатым», но он об этом ещё не знал.

Когда Петр вернулся в 1717 году в Россию, объявил царицей Марту-Екатерину и обнаружил, что из его кабинета, кабинета царя, пропали важные государственные бумаги, – стали искать шпионов. В это время дежурил старый доверенный денщик Иван Орлов – его и стали пытать с пристрастием. Орлов клялся и божился, что грешен во многом, но только не в шпионаже. Среди перечисленных им грехов оказалось, что у него давний роман с Марией Гамильтон. Лучше бы он этого не говорил для своего же блага. Фрейлина под пытками призналась, что изменила царю (!) и что вынуждена была сделать несколько абортов, внутриутробных отравлений, в том числе и от Петра. Изменить царю – это государственная измена, и завели новое следствие. Петр решил поступить оригинально – пошёл, всё рассказал Екатерине, надеясь, что та в ярости уничтожит свою подопечную, но та отреагировала спокойно и сказала, что всё давно знает и прощает фрейлину. Разочарованному Петру пришлось самому заняться судьбой девушки. Но в это время обманным путём уговорили вернуться в Россию Алексея, и Петр отложил разбирательство. Алексей поверил обещаниям Петра – не приносить ему и Ефросинье никакого вреда, Петр обещал даже разрешить им пожениться – когда они вернутся.

Но сразу при пересечении границы России 3 февраля 1718 г. Алексея арестовали, и началось следствие, Петр обвинил Алексея в измене. Всё окружение Алексея подверглось пыткам с пристрастием, на которые притащили Алексея и заставили смотреть на муки близких людей.

После чего многих «неправильно» влиявших на Алексея людей казнили: Кикина, Афанасьева, Дубровского, священника-духовника Якова Игнатьева. В ходе следствия сделали неприятное открытие – недовольных царём слишком много, но всех казнить не стали. Петр же в свободомыслии Алексея винил в основном «бородачей», то есть священников, жалуясь, что у его отца был один (т. е. – Никон), а у него – тысячи.

В процессе этого следствия вскрылась ещё одна неприятность для Петра – естественно, вспомнили об Евдокии Фёдоровне Лопухиной, находящейся в монастыре – «старице Елене», и стали пытать её окружение на причастность к заговору, и обнаружили любовную связь Евдокии Фёдоровны с майором Степаном Глебовым. Петр-то думал, что заточенная в дальний монастырь первая красавица России 20 лет находится в изоляции и должна была уже давно помереть от несправедливости, одиночества и тоски. И Петр поднял крик об очередной государственной измене, начал ещё одно следствие.

Оказалось, что в 1709 году майор Степан Богданович Глебов занимался набором в рекруты в окрестностях монастыря и заехал глянуть на царицу, которая жила уже не в монастыре, а рядом в деревне иноком – «скрытно мирянкой». Между ними вспыхнула красивая любовь; Глебов стал наведываться к Лопухиной, привозить ей теплую одежду и продовольствие. После свадьбы Петра с Мартой-Екатериной в 1712 году отношения между Лопухиной и Глебовым стали близкими. Хотя мотаясь по службе по всей России, Глебов не часто заезжал к Евдокии, но судя по сохранившимся девяти письмам Евдокии они чувствовали себя счастливыми последние 6 лет, вот отрывок из одного письма:

«Светлый мой, батюшка мой, душа моя, радость моя, как мне на свете быть без тебя! Ох, любезный друг мой, за что ты мне таков мил! Уже мне нет тебя милее, ей Богу! Ох лапушка моя, отпиши мне, порадуй хоть мало. Не покинь ты меня ради Христа, ради Бога. Прости, прости, душа моя, друг мой!»

Петру на Лопухину было «давно наплевать», он забыл о её существовании, но этой историей было ранено не столько его мужское самолюбие, сколько чувство собственника, и очень гневило то, что оказалось, что Лопухина не очень-то страдала вдалеке в одиночестве и даже была счастлива.

Пыткам подверглось всё окружение Евдокии, включая её духовника Федора Пустынного и епископа Ростовского Досифея, которого колесовали, затем отрубили голову, и голову выставили в публичном месте на кол. У Петра бы хороший повод «разойтись вовсю» и получить много черного удовольствия.

Шесть недель подряд «доктора» Петра пытали майора Глебова. Так долго пытали, потому, что очень стойко и мужественно держался Степан Богданович и против чести законной царицы Евдокии Фёдоровны ничего не сказал. Некто Плейер доносил Петру: «майор Степан Глебов, пытанный в Москве страшно кнутом, раскаленным железом, горящими углями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, ни в чём не сознался». В то время самому отъявленному преступнику, предателю давали максимум 15 ударов кнутом, а Глебову нанесли 34, фактически оставив без кожи.

Петр бесился, вопрос – «сломать» героя был для него принципиальным. Петр сам со своей буйной фантазией поучаствовал в пытках, но майор Глебов держался. Тогда Петр Первый придумал пытку-казнь, которую в России в это время не практиковали – решил посадить на кол живым, а чтобы Глебов подольше и поужаснее помучился – Петр рассчитал и соорудил специальный кол с перекладиной, чтобы кол не пронзил быстро насквозь, и смерть не была скорой.

Во время казни на Красной площади Москвы 15 марта 1718 года в окружении толпы зевак Глебов на колу мужественно переносил ужасные муки, а находящийся рядом Петр, злорадно наслаждаясь его муками, умолял Глебова признаться в преступлении – если не перед Петром, то перед смертью – перед Богом. Степан Глебов монстру здорово ответил: «Ты, должно быть, такой же дурак, как и тиран… Ступай, чудовище, – и плюнул Петру в лицо, добавив: Убирайся и дай спокойно умереть тем, кому ты не дал возможности спокойно жить». Взъярённый тиран был побеждён силою духа мученика. Петр пробовал ещё зло издеваться над умирающим – по его приказу, шутя, одели мученику шапку и набросили тулуп – чтобы не замерз и не помер раньше времени и не испортил забаву царю.

18 часов Глебов медленно умирал мучительной смертью, рядом «дежурили» в ожидании покаяния архимандрит Лопатинский, священник Анофрий и иеромонах Маркел, который в отчете написал: «никакого покаяния им не принес». На вторые сутки, почувствовав близость смерти, Степан Богданович попросил этих троих причастить перед смертью, но все трое оказались трусами, забоялись недовольства Петра и отказали мученику, этим все вышеперечисленные «духовные лица» совершили страшный грех.

Петр Первый негодовал в своём бессилии, он был побеждён, было поражено его царское и личностное самолюбие – Петр Первый был уверен, что он, Петр – «самый крутой», мощный и всесильный царь. Три с половиной года метался побеждённый Петр со своим негодованием и раненым самолюбием, возможно, ему снились мучительные кошмарные кровавые сны, – и с того света на него смотрел с мудрой презрительной улыбкой непобедимый мужественный майор Степан Глебов. И Петр не выдержал и решил ещё раз с ним сразиться, на него напасть вместе со Святейшим Синодом – 15 августа 1721 года Петр Первый приказал Святейшему Синоду осудить Степана Глебова и предать вечному проклятию – анафеме.