Текст книги "Город Улыбок(СИ)"

Аркан XIII . Смерть. Последняя исповедь пастыря.

На большом экране заиграла уже привычная для всех горожан музыка. Меня даже передернуло от этих звуков. Хорошо, что Карл не заметил. Он очень невнимателен и слегка туповат – идеальный друг в наше непростое время. На экране появилась анимационная девочка с большимы глазками и жизнерадостной улыбкой. «Уважаемые жители города, – произнес ее детский голосок, – мы, первый информационный канал Смайл-сити, счастливы приветствовать вас в нашем вечернем выпуске новостей. Рады вам сообщить, что за этот день коэффициент счастья в городе вырос на одну целую и три десятых процента». Я невольно поморщился, хорошо, что Карл и этого не заметил. А даже если увидел бы, это не большой проступок, чтобы доносить. Да и не похож этот тщедушный тридцати шестилетний мужичок на доносчика. Кишка тонка! В наше время, чтобы быть информатором властей – нужно отличаться смелостью. Потому что им не нужны информаторы, они и так все обо всех знают.

"Не забывайте потреблять больше товаров и услуг ради процветания экономики нашего города и ради всеобщего благополучия! Ведь не зря у нас такие высокие зарплаты и такие низкие цены! Так что немедленно, – нарисованная девочка на гигантском стометровом экране топнула ножкой и сделала сердитое личико, – немедленно идите и купите себе какую-то новую красивую одежду, или порадуйте себя вкусняшкой! И чаще улыбайтесь! Ведь вы жители самого счастливого города на земле! А теперь давайте споем гимн нашего любимого города! Ну же, подпевай!".

Многие прохожие начали останавливаться и вместе с анимационной девочкой напевать слова гимна.

"Славься город наш великий

Прекрасный город смеха и улыбок,

Славься..."

Я нажал на газ. Сегодня я не мог это терпеть. Карл посмотрел на меня с удивлением.

– Кевин?!

– Прости, Карл! Что-то нездоровится, хочу быстрее домой!

Карл понимающе кивнул. Точнее, это ему казалось, что он понимает. А вот я уже ничего не понимал. После того, как я встретил того типа – все пошло наперекосяк. Я больше ни на чем не мог сосредоточиться. Даже моя сегодняшняя проповедь прошла из рук вон плохо. Многие прихожане почувствовали неладное. Джессика даже подошла ко мне со своей вечно сияющей улыбкой, чтобы поинтересоваться все ли в порядке. Последнее время она проявляет излишнюю внимательность к моей персоне. Может, она шпик из Бюро Нравственности? А может, просто запала на меня? К черту! Ей, я тоже сказал, что мне просто нездоровится. Быстрей бы попасть домой. Там я могу быть кем угодно и делать что угодно. Там можно все, здесь, на людях – крайне мало чего. Такие правила города. Мимо промчался аэромобиль кого-то из моих прихожан.

– Счастливого вечера, отче!

Я приветливо улыбнулся и помахал в ответ. Потом включил верхний боковой и перешел на соседнюю линию, на пять метров выше, потом провернул это еще раз и взял максимальную разрешаемую высоту. Сейчас мой аэромобиль несся примерно в тридцати метрах над землей. На этой высоте редко кого встретишь, а мне сегодня больше всего хотелось остаться в одиночестве. Вот и дом Карла. Он пожал мне руку и поблагодарил. Так же он сказал что-то о том, что я слишком много работаю, что мне нужно больше отдыхать, и что я просто святой человек, ведь люди слушают мои проповеди с замиранием сердца. Мы распрощались с широкими улыбками на губах, как и полагается добропорядочным гражданам Города Улыбок. Какой же он идиот, этот Карл. Люди слушают меня потому, что я умею красиво и вдохновляющее говорить. А занимаюсь я этим потому, что это самый простой и не пыльный способ зарабатывать здесь хорошие деньги. Все просто.

Я припарковал свой аэромобиль на воздушной стоянке, включил фиксирующие магниты и сигнализацию. Хотя, в последнем не было особой необходимости. В Рондо нет преступности. Может она есть на втором кольце, где живет средний класс, или на третьем кольце, среди трущоб, я не знаю, я давно там не был. Но Рондо – это сердце Смайл-сити, это рай на земле, тут все счастливы. По крайней мере, об этом постоянно уверяют гигантские стометровые экраны. Своими детскими голосами они сообщают о ежедневном росте коэффициента счастья. Никто, правда, не знает, что это за коэффициент, и как он измеряется, но мы верим. Не стоит сомневаться в могуществе и процветании города, сомневающихся может ждать кое-что похуже, чем общение с инспектором из Бюро Нравственности, или терапия в Городском Центре Счастья. Но, пока жизнь в Рондо похожа на рай, мы не задаем лишних вопросов и восхваляем Город Улыбок. В конце концов, у нас есть все. У нас такой уровень зарплат, что нам просто некуда девать деньги. И чтобы как-то избежать большого скопления капитала у граждан и дальнейшей инфляции, власти города постоянно придумывают новые увеселения или новый платный софт. Да, массовая компьютеризация всех сфер жизни – это весьма дорогостоящее удовольствие, которое могут позволить себе лишь жители Рондо. Жизнь во втором и третьем кольце Города Улыбок совсем не такая легкая и безмятежная.

Я прислоняю глаз к небольшому сенсорному экрану, и сканер считывает рисунок сетчатки. Компьютерный голос говорит: "Кевин Пароуз, городской священник, доступ разрешен".

– Кевин, как ты долго! Я так счастлива видеть тебя! – Молодая красивая девушка встречает меня прямо на входе в мою квартиру. – Детишки тоже рады.

– Заткнись! – Ору я, захлопывая за собой дверь.

– Дорогой, что-то случилось? Если ты не улыбнешься, коэффициент счастья...

Она прерывает свою речь, ведь мой плотно сжатый кулак прилетает ей в челюсть. Женщина падает на пол.

– Кевин! Я так рада...

Я срываюсь, я наношу ей удар за ударом, снова и снова, пока из ее глаз не начинают торчать механические волокна, а через сплющенное лицо не будет видно системную плату.

– Кевииин... яяяя....таааак....раааадааааа...

Я наношу еще несколько ударов, и поломанная голосовая плата замолкает навсегда. Я разрываю блузку на ее груди, срываю юбку, трусики. Ее тело почти такое же, как у настоящей женщины и пахнет так же. А самое главное преимущество моей жены-гиноида это то, что она всегда безотказна и с ней можно делать все, что угодно. Я насилую ее все быстрее и быстрее, стараясь не смотреть на ее расплющенную голову. Двое деток-андроидов, мальчик и девочка, никак не реагируют на то, что я только что сломал их мать, а сейчас трахаю на их глазах. Точнее реагируют, но, так же, как и всегда, они широко улыбаются.

Сейчас мне их улыбки невыносимы, они словно болезненные ожоги для моей души.

– Прочь! Пошли прочь! – Ору я, но два этих глупых маленьких робота продолжают стоять и улыбаться.

Я испытываю оргазм. Вскакиваю на ноги, и, не одевая штанов, хватаю железную вешалку для одежды, стоящую у двери. Я наношу удары по каждому из этих улыбающихся уродцев, бью и бью, пока их лица не превращаются в такую же бесформенную массу, как и лицо их мамочки.

Потом я просто выбрасываю всех троих в чулан. И они один за другим, скатываются по ступенькам. Они уже моя восьмая семья роботов, так что им там не будет скучно. Там кладбище моей суррогатной любви, моих кукольных семейств, памятник моей попытке играть в нормальность, быть как все.

Черт, я снова сорвался, я чувствую, что антидепрессанты уже не помогут, но все же достаю из баночки, что в кармане, парочку этих чертовых таблеток и глотаю это дерьмо. Конечно, это уже не поможет. Может попытаться достать наркотики, правда, это незаконно, легальна только марихуана, но я бы предпочел героин. У мафии наверняка есть, может попытаться сделать заказ? Эх, а все из-за него, чертов клоун. Почему он встретился мне вчера вечером? Все пошло наперекосяк, хотя все уже давно пошло наперекосяк.

Если я сейчас позвоню в полицию и скажу, что изнасиловал и убил свою жену гиноида, а потом изуродовал деток андроидов, они лишь посмеются и пожелают мне хорошего вечера. Да еще посоветуют, в каком магазине лучше заказать новых. Такие правила в этом городе. Если навредишь другому человеку, наказание будет жестоким, вплоть до смертной казни. Но со своими игрушками ты можешь делать все, что угодно. Но только не публично, а у себя дома. Интересно, как бы отреагировали мои прихожане, если бы узнали, что их любимый наставник, изнасиловал и убил свою женушку. Скорее всего, меня никто бы даже не осудил, кому какое дело, кто как развлекается со своими куклами.

– Лайла, загрузи текстуры готического особняка, – крикнул я.

– Должна вас предупредить, – ответил милый женский голос, – что эта текстура находится в списке нежелательных текстур Бюро Нравственности, а значит ее использование может...

– Заткнись и выполняй! – Проорал я. – А то повторишь судьбу тех кукол!

– Слушаюсь!

Обои и стены комнаты стали размытыми, мгновение и картинка сменилась, она становилась все четче, и вот я уже стою в комнате с приглушенным освещением. В углу – красивый старинный камин, внутри которого потрескивают горящие поленья, на стенах – сюрреалистические портреты, мебель – массивная и резная, возле окна появляется мягкое кресло. Ну вот, я в старинном особняке, где-то на окраине викторианского Лондона. И весь этот чертов Город Улыбок был просто кошмарным нелепым сном.

Я иду на кухню к большому серебристому холодильнику. Достаю все ингредиенты для ужина и помещаю их в рабочую зону "техноповара". Ввожу команды на сенсорной панели управления. Ужин будет готов через двадцать минут. А пока можно и выпить. Я наливаю себе виски, беру кусок буженины. Автоматическая мясорезка за секунду подает мне тарелку готовой нарезки, идеально ровные тонкие кусочки – отличная закуска. Я еще раз заглядываю в холодильник, в отдельных камерах с блестящими панелями управления лежат сотни разных деликатесов, хранящиеся каждый в своем температурном режиме. Здесь столько еды, что можно месяц не голодать, а с новыми технологиями заморозки, она может стоять здесь хоть сто лет, и быть все еще пригодной к употреблению.

В голове всплывает давно забытое воспоминание. Грязный старый холодильник, в котором нет почти ничего съедобного, маленький мальчик в засаленной и местами рваной одежде бежит к матери.

– Мама, мама, я хочу кушать! Мамочка, почему ты плачешь?

Еще молодая, но уже изнуренная тяжелой работой и бедностью женщина, вытирает слезы.

– Сынок, просто мне нечем тебя накормить. Вот придет папа со смены, он принесет покушать.

Мальчик знает, что так и будет. Его папа не такой как у остальных, он не пьет, не бьет маму, и всегда приносит покушать. Мальчик знает, что папа приносит свой пай, который дают работникам, что он сам недоедает, но любой ценой старается накормить своего сына.

– Кевин, иди сюда! Давай еще повторим эти буквы.

– Но мам, я не могу учиться, когда так хочется кушать.

– Ты должен сынок, – мальчик увидел, как его мама пытается сдержать рыдание.

– Не надо мамочка, я выучу все, я буду лучшим, я вырвусь отсюда, как ты и мечтала, и потом я расскажу тебе о сияющем Рондо, о месте, где все всегда улыбаются, и где всегда много еды.

Я заметил, как капли падают на пол, одна, вторая, третья. Я не верил своим глазам. Слезы, это были мои слезы. За все годы пребывания в Рондо я плакал второй раз. Первый раз был тогда, когда я пытался передать родителям деньги и еду. Но меня поймали. Гражданам Рондо строго настрого запрещалось помогать "неблагополучным" жителям второго и третьего кольца. Когда я смотрел, как охранники топчут приготовленную для родителей еду, как скармливают ее собакам, пока где-то там за периметром мои родители и маленькая сестра голодают, тогда я впервые заплакал в Городе Улыбок. За это меня избили и продержали две недели в карцере. Мне пригрозили, что если я попытаюсь провернуть такое во второй раз, меня ждет суровое наказание, вплоть до строжайшей меры – смертной казни. И я, подавленный страхом, больше никогда не пытался помочь семье. Но я и не плакал, больше никогда не плакал.

Родители, они знали, что прощаются со мной навсегда, когда меня, как лучшего ученика школы, забрали в Рондо. Они знали, что я не смогу им помогать, но они сделали так потому, что любили меня, потому что хотели, чтобы хотя бы я пожил полноценной жизнью. И я больше никогда не рисковал, чтобы их жертва не была напрасной. Я наслаждался всеми благами жизни, наслаждаясь ними за нас всех, подавляя в себе боль от осознания того, что не смогу разделить это с теми, кого так люблю.

– Вы плачете? Простите, я вынуждена буду сообщить об этом...

– Нет Лайла, – сказал я, аккуратно вытирая слезы, – пролил немного виски. Я такой растяпа. Свяжи меня с Марком.

– Простой звонок, видео связь, голографический контакт?

– Простой звонок, ни его мерзкой рожи, ни тем более голограммы мне здесь не нужно.

– Слушаюсь, соединяю.

По комнате пошли длинные гудки, после чего я услышал знакомый голос:

– Привет, Кевин! Как дела?

– Марк, – ответил я, садясь в кресло, – мне нужны новые куклы!

– Кевин, ты серьезно? Ты сломал восемь за последний год, восемь, Кевин! Это не шутки! Я не смогу тебя постоянно покрывать! Кто-то из Бюро рано или поздно пронюхает, что ты не уравновешен, у тебя заберут работу, а тебе назначат принудительную реабилитацию. Ты бы может сам подлечился? От этого ведь еще никто не умирал!

– Мне ненужно лечение! – Закричал я. – Я в порядке, это твои куклы не в порядке. Они всегда всем довольны, и всегда улыбаются...

– Ну так в этом вся соль моего изобретения, – голос Марка звучал в комнате так, будто он сидел рядом, а не находился в другом конце Рондо. – Этим же они и лучше живых женщин. Они не ноют, не жалуются, у них не болит голова, они не обижаются, но что самое приятно – выполняют все, абсолютно все твои приказы.

– Марк, она улыбалась, она улыбалась, когда я избивал ее, когда я превращал ее лицо в кашу. И те двое маленьких ублюдков тоже улыбались, пока я трахал труп их матери, и они улыбались, пока я избивал их, превращая их лица в металлически-пластиково-селиконовое месиво. Марк, черт побери, тебе не кажется, что с нами всеми что-то не так?

– Кевин, ты переработал, возьми отпуск и махни в курортный сектор. Ты просто чертов трудоголик.

Я засмеялся. Трудоголик? Я не работал физически ни часа в своей жизни. Вот мой отец, за жалкие гроши вкалывавший по четырнадцать часов на заводе был трудоголиком. А я сколотил себе состояние, читая людям истории о Боге. И только сейчас, спустя двадцать лет своей карьеры я понял, что Бог давно покинул Город Улыбок.

– Марк, – сказал я, неожиданно для самого себя, – я ведь знаю тебя. Ты же пытался, хотя бы раз пытался?

– О чем ты, Кевин? – тон инженера стал прохладным, я это почувствовал.

– Марк, ты ведь не дурак, понял, о чем я. Плачущую куклу, хоть одну, но ты создал?

– Кевин, ты очень подставляешь меня такими вопросами.

– Марк, я давно знаю и уважаю тебя...

– Да, Кевин, я создал андроида, способного плакать, но... они пришли за ним... – судя по голосу, Марк был зол.

– Кто? Из Бюро Нравственности? – поинтересовался я.

– Нет, – Марк на той стороне провода замолчал, а потом добавил шепотом, – ОНИ...

– Клоуны? – я почувствовал, как холодеет кровь в жилах.

– Я не хочу об этом говорить! Пока, Кевин!

По комнате зазвучали короткие гудки.

– Разъедини! И отключись сама!

– Отключиться? – переспросила Лайла.

– Да!

– Слушаюсь!

Стены вдруг стали размытыми, изображение задрожало и полностью исчезло. Больше никакого камина с приятно потрескивающими поленьями, и прочего готического антуража, только голая комната с белоснежными стенами. Вот он каков, наш мир без прикрас.

Клоуны, значит?! Раньше я думал, что они просто городская страшилка, но все же, слишком многие встречали их. А теперь вот и Марк. Да и вчера вечером, мне не померещилось, я точно видел клоуна.

Клоуны всегда стоят за всем в Городе Улыбок. Если ты будешь часто плакать и грустить, клоуны придут за тобой. Никто не знает кто они такие, люди или андроиды. А может ни то, ни другое? Непонятно что они такое и на кого работают, скорее всего, они сами по себе. Это призраки Города Улыбок. Появляются там, где есть слезы, чтобы заставить всех улыбаться. Я слышал историю, как городская мафия захотела взять их под свой контроль. На клоунов устроили ночной рейд, мафия отправила лучших убийц, под утро десять из них нашли в центре города, прибитыми к рекламным щитам. Их животы были вспороты в форме улыбки. А из кишок выложена надпись: "Они были слишком грустными". Через сутки, главу мафии нашли мертвым, с разрезанным ртом, от уха и до уха. Злые языки посмеивались, что он выглядел счастливым. С тех пор клоунов побаивается даже мафия. Нынешний глава городской мафии, дон Скордзини, предпочитает просто не замечать их существования. Умный человек! Не зря я за его покровительство отдаю пять процентов доходов. Мафия называет это страхованием, они говорят, что когда меня прижмет, и у меня будут проблемы, то их покровительство с лихвой все окупит. Та мне то что, я все равно не успеваю тратить свои зарплаты.

Что касается самих клоунов, то их интересовали только те, кто долгое время грустил или печалился. Они просто приходили к такому человеку и забирали его в свой "цирк". Никто не знал, где находится "цирк", и что он из себя представляет, даже те, кто возвращались от туда, ничего о нем не помнили. Они возвращались где-то через месяц после исчезновения, но уже были другими людьми, всегда улыбались и никогда не грустили. Вот только, их постоянное пьянящее счастье, превращало их в каких-то безвольных овощей, с одной лишь реакцией на все раздражители – улыбкой. Я поежился, не хотел бы я попасть в руки к клоунам и пройти их странную терапию. Если такова цена счастья, спасибо, я пас, предпочту остаться человеком.

И вдруг неожиданно для самого себя, я засмеялся. Человек?! А человек ли я? Я один в этом городе, совсем один. Вокруг только механические куклы и живые улыбающиеся манекены. И страх, страх потерять комфорт и роскошь, которые дарит Рондо. Ведь я, рожденный в трущобах третьего кольца, хорошо помню, что жизнь бывает и другой. Я пытался вспомнить свою мать, отца, сестру. Но память не сохранила их лиц, как я не силился, но не мог ничего вспомнить, прошло двадцать пять лет с тех пор, как счастливого и одновременно напугано десятилетнего мальчугана Кевина посадили в поезд, идущий в Рондо, посадили, чтобы дать ему шанс на новую жизнь, понимая, что больше никогда не удастся его увидеть. В тот день мать плакала от счастья, и от гордости за сына, но и от невероятной грусти расставания тоже.

Черт, я сжал кулаки, я совсем не помню ее лица. И не осталось даже фотокарточек, мы были так бедны, что не могли себе позволить и этого. Забавно, сейчас за свою месячную зарплату, я мог бы купить сотню новейших современных фотоаппаратов. Я все еще пытался вспомнить образы родных, но перед глазами были лишь чертовы клоуны, их разрисованные лица с красными носами и разноцветными волосами. Всегда ли клоуны были такими монстрами? Нет, я помнил других, не стремящихся заставить зрителя смеяться любой ценой. Я помню их по-доброму веселыми, когда их улыбка не таила в себе приговор. Это было однажды, мать тогда продала свой любимый и единственный шарф, чтобы купить нам билеты в цирк. И хоть этого хватило лишь на места в самом заднем ряду, но я до сих пор помню всех тех диковинных зверей, выступления клоунов, акробатов и воздушных гимнастов, фаер-шоу и прочие цирковые номера. Это был самый счастливый день в моей жизни, тогда мама смеялась, искренне и по-настоящему. Где она сейчас? Наверняка, уже умерла, как и отец, скорее всего. В трущобах третьего кольца долго не живут, там нет ни денег, ни хорошего питания, ни нормальных условий жизни, ни нормальной медицины. Те, кто там доживают до пятидесяти – считаются долгожителями. А моя сестра? Она, наверно, вышла замуж за какого-то работягу из того же завода, где работал и отец. Он, наверняка, зарабатывает гроши, напивается в стельку и регулярно бьет ее. Я почувствовал, как горячие слезы текут по щекам.

– Ты не Город Улыбок! – заорал я в темноту ночного города, и крик мой растаял среди тысяч сияющих неоновых огней. – Ты город Проглоченных Слез!

Я допил виски залпом. Я слишком много грущу, слишком много плачу, как для добропорядочного гражданина. Они придут за мной, я чувствую это. Я уже буквально слышу их шаги за дверью, вот-вот раздастся звонок. И я посмотрю в их мертвые глаза. "Пройдемте с нами!" Нет, это скажут не они, это скажу я. Клоуны не говорят, на их лицах всегда застывшая улыбка. Но клоуны умеют говорить губами других людей. Жутко! Я загляну в их мертвые глаза, посмотрю на эту застывшую улыбку, и мои собственные губы произнесут:

– Кевин Пароуз – вы больше не добропорядочный гражданин Города Улыбок! Вам придется пройти с нами!

И они уведут меня в свой "цирк", а вернусь я уже другим, вечно-улыбающейся куклой. Нет! Я снова засмеялся. Вы меня не получите! Мне просто нужна была надежда, просто нужна была вера!

И я обрел ее вчера! Там, после работы, когда я уже закрывал двери церкви, я увидел его, клоуна. Он был другим, хоть он и был первым и единственным клоуном, которого я увидел в Рондо, но я понял, что он совершенно другой. Да и внешностью он отличался от этих улыбчивых ублюдков. Вместо клоунского наряда все его тело было покрыто бинтами, он походил на мумию. А вместо клоунского грима и дурацкой улыбки, на нем была маска, маска грустного клоуна с нарисованной слезинкой. И его глаза. Они были живыми, не так как описывалось в городских легендах. И еще, этот клоун плакал! И почему-то его слезы стали для меня символом надежды, символом веры в перемены. И он тоже что-то сказал, что-то сказал моими губами. Я прикоснулся к ним пальцем, и вспомнил.

– Разве это вежливо, такому как ты, до сих пор оставаться живым?

– Вежливо? – Я засмеялся. – Это не просто не вежливо. То, что я до сих пор существую, это грубо, оскорбительно и даже мерзко.

В дверь постучали. Нет, вы меня не получите. Я достал из шухляды журнального столика старенький револьвер. Такими не пользуются уже свыше сотни лет, но я был уверен, что оружие в исправном состоянии. Ведь я всегда тщательно и аккуратно смазывал его, я знал, что оно пригодится. Но кто же мог предположить, что именно таким образом. Я услышал, как дверь в мою квартиру открылась. Добрые клоуны пришли за плачущим мальчиком, чтобы забрать его в страну, где не бывает слез. Но мальчик-то не промах оказался.

Я наконец-то собрался со смелостью и полез в карман, чтобы посмотреть, что туда вчера положил тот плачущий клоун. Только сейчас я решился на это. Из кармана я достал бумажную карту, я видел такие, еще в детстве, у гадалки возле цирка, кажется, они назывались Таро. У меня в руках была картинка, изображающая Жнеца. Короли и бедняки валялись у его ног. Все ровны перед смертью. После игры, и королей и пешек кладут в одну коробку.

– Смерть! Тринадцатый аркан! – Почему-то озвучил я в голос и засмеялся. – Приговор привести в исполнение! – Я поднес револьвер к виску и нажал на курок.

Я увидел на оконном стекле какую-то сероватую слизь с кровью. Это мои мозги? Тогда чем я сейчас думаю? Как все до этого дошло? На периферии затухающего сознания, там, на крыше соседнего дома, я увидел клоуна. Нельзя было разглядеть, смеялся он или плакал. Но мне так хотелось, чтобы он плакал.

Аркан XVI . Башня. Революция шлюх.

Говорят, в Городе Улыбок не бывает грусти! Говорят, что это лучший город на земле, где живут самые счастливые люди! Говорят, что рай был наконец-то создан. И с этим трудно поспорить.

Неоновые огни города манят меня, словно ночного мотылька. Десятки, сотни, наверное, тысячи светящихся экранов рекламируют весь ассортимент товаров и услуг, которые способны удовлетворить самые капризные запросы. Я иду в центр города. Тротуары идеально ровные и чистые. Мне так нравится этот приятный цокот моих каблучков. А этот сладковато-терпкий запах, исходящий от пестрых, ухоженных цветочных клумб, опьяняет меня. Я срываю небольшой цветок, он такой синий, такой яркий, напоминает цвет моих глаз. Я подхожу к зеркальной витрине ближайшего магазина и смотрю на свое отражение. Мне определенно идет этот цвет. Хотя, мне идет все. Ведь я такая красавица. Такой меня сконструировали.

Я провожу рукой по своему телу, это, кстати, те самые знаменитые "девяносто-шестьдесят-девяносто". Я выпячиваю свои пухлые губки, поворачиваюсь то одним боком, то другим, внимательно изучая свое отражение, провожу рукой по своим длинным блестящим черным волосам. Удовлетворенная осмотром, продолжаю свой путь. Да, я по-прежнему совершенство. Такой меня создал сам Марк Гольдман, один из гениальнейших инженеров Смайл-сити. Он собирал меня около года, лично, не доверяя эту работу никому другому. Я не какой-то там конвейерный робот, я высококачественная модель ручной работы, KTL-56/s.4 или Кейтлин. Хотя, мне больше нравится простое Кейт. Люди улыбаются, когда проходят мимо меня. Правда, в этом чудесном городе всегда все улыбаются, но я думаю, на меня им особенно приятно смотреть. Я им нравлюсь. Я всем нравлюсь. Интересно, я бы нравилась им так же, этим прохожим, если бы они узнали – какое количество мужских членов побывало в моем милом ротике. Уже и не сосчитать! Все-таки, я одна из лучших шлюх Города Улыбок.

Я поправила сумочку на плече и немного ускорила шаг. А через минуту уже не просто шла, а пританцовывала, этот город и этот вечер, а главное – мое новое предназначение – делали меня счастливой. Люди не удивлялись моему поведению, в Городе Улыбок много счастливых жителей, и танцы на улицах не редкость. Какой-то мужчина даже остановился и поаплодировал мне, я кокетливо улыбнулась в ответ, стрельнула глазками и направилась дальше.

Выстрел! Он был таким неожиданным, что я чуть не выронила сумочку. Выстрел прозвучал где-то в соседнем небоскребе, этаже на десятом, наверное. Странно, в таких домах обычно живут самые зажиточные граждане города, бизнесмены, судьи, священники, изобретатели, инженеры и так далее. Я не стала засорять себе голову глупыми мыслями по поводу этого происшествия и отправилась дальше. Сегодня, мне должен представиться случай отточить мои навыки.

Я еще немного побродила по центру города, а потом, как и планировала, отправилась пешком в один из отдаленных районов Рондо. Именно там должна была состояться моя маленькая охота.

Я просто бродила по ночным кварталам, вдыхая запах цветущих деревьев. И тут это случилось, чуть после полуночи.

– Вы не заблудились? – молодой парень вышел из тени дома и подошел ко мне.

– Ой, вы... вы так неожиданно появились! – я очень натурально изобразила испуг.

– Простите, – мужчина улыбнулся, – я не хотел вас напугать!

– Понимаете, я действительно заблудилась. Я только недавно переехала в этот район, и все никак не запомню дорогу. Вы не могли бы меня провести, если вас это не затруднит? – Я кокетливо улыбнулась и томно вздохнула. – А я бы как-то отблагодарила вас.

Я заметила, что на щеках парня появился легкий румянец, и его дыхание стало тяжелее. Признак возбуждения. Отлично! Я была не только хорошей актрисой, но и неплохим психологом, а так же, я всегда наблюдала за мельчайшими реакциями тела окружающих. Так меня научил Фрэнк, он обучил меня всему. Фрэнк был лучшим в этом бизнесе, в Городе Улыбок не было лучшего сутенера. Многие ему завидовали и ненавидели его. Но близкая дружба Фрэнка с доном Скордзини делала его практически неуязвимым для его врагов. Даже Бюро Нравственности обходило наш бордель стороной, а уж сошки поменьше никогда не рискнули бы связываться с другом городской мафии.

– С радостью проведу вас! – улыбнулся в ответ молодой человек.