Текст книги "Цветок и чудо (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Суржиков Роман
Цветок и чудо

История началась с двухдневной дороги. Она была скучна, хоть вешайся, поскольку спутник мой – некто сир Расмус – являл собою самого молчаливого человека в графстве N. Сколько ни добивался я каких-нибудь подробностей, Расмус выдавил лишь несколько похвал в адрес своего лорда – Георга Феллиона, к коему мы, собственно, и ехали. Милорд, дескать, был на хорошем счету у государя. (У которого, спрашивается? Государей на моей памяти сменилось трое.) К милорду, мол, даже сам N-ский граф приезжал с визитом. (И что с того? Может, милорд просто кормит вкусно, вот граф и захаживает.) Больше ничего сир Расмус не сказал, а только все правил кинжал и меч, доводя их до пугающего совершенства.

На третий день пытка скукой окончилась, и мы прибыли в поместье Феллиона. Не замок, но добротный, хорошо защищенный дом. Двор обнесен стеной с чугунными кольями по верху. Само здание из крепкого камня, окна забраны дубовыми ставнями, а на первом этаже – еще и решетками. Зубцы на крыше и балконах как бы декоративны, но и укрыть дюжину-другую стрелков смогут при необходимости. Я взял на заметку эти укрепления. Парадный вход, впрочем, оказался открыт.

Меня проводили к лорду Феллиону, и он долго тряс мою руку. Я тем временем гадал, где видел прежде его физиономию – бакенбарды в пол-лица, оттопыренную губу, бородавку под носом. Наконец, вспомнил: Феллион служил заместителем министра финансов в Северную Вспышку, при лорде-канцлере. Но тот его выгнал – за подозрение в сговоре с архиепископом. Я похвалил себя, что не поленился приехать: мне чертовски нужны были деньги, а у Феллиона они водились. Помнится, его семья даже владела...

– Не ошибаюсь ли, милорд: вам принадлежит божественная святыня?

– Верно, мой друг. Часы Судьбы. Скоро вы их увидите, ибо с ними и связано дело.

И вот мы стояли в подземелье, лампады чадили на стенах. Неровные огоньки бегали по двери – кованой, черной, тяжелой, как сундучище скряги. Сняв с пояса витиеватый ключ, Георг Феллион силился попасть в замочную скважину и приговаривал:

– Я так благодарен вам, Марк. На скорость, с какою вы прибыли, не мог даже надеяться...

Его руки дрожали, как и свет, ключ застревал, цепляясь кружевом бороздок за корпус замка. Феллион выдергивал его и повторял попытку. Монолог при этом тоже соскакивал на начало:

– Сложно передать мою вам признательность. То, что случилось, может сокрушить меня, уничтожить... Проклятый ключ!.. Вы поступили, Марк, как настоящий друг. Представить не могу, что бы делал, если бы вы... Да провались он во тьму!

Ключ скрипнул и нырнул в скважину на четверть длины. Феллион довернул его и дожал еще на четверть, снова довернул и снова дожал. Добрых шесть дюймов металла вошли в замочную скважину, и что-то клацнуло в дверной толще. Милорд ухватился за рукоять возле замка и крутанул, налегая всем телом. Дверь вздрогнула, издав утробный лязг.

– Помогите мне, Расмус.

Рыцарь толкнул плечом железо, и дверь нехотя повернулась на петлях. Она была толщиною в ладонь, механизм замка выпирал еще на пару пальцев. В торце прятались восемь стальных штырей, а в косяке чернели ответные впадины. По мне, легче состариться, чем вскрыть такую дверь. Но Феллион считал ее недостаточной защитой. Мы вошли в короткий коридор, что кончался новой дверью. На этой вместо обычной замочной скважины имелись четыре рычага. Милорд принялся дергать их, заслонив собою. Я видел лишь его спину да локоть, что ходил вперед-назад. Затем Феллион рванул вниз какой-то рычаг, и дверь гулко отперлась, будто вздохнула.

– Прошу вас, – сказал Феллион, освобождая проход.

– Значит, здесь все и слу...

Я осекся на полуслове. Вопреки ожиданиям, комната была освещена. Зеркала направляли лучи света в стенную нишу против входа. Там, в гроте, жило чудо.

Две синие капли висели в ярде над полом. Нижняя была размером с яблоко, верхняя – почти с тыкву. Они сообщались тонкой струйкой: верхняя капля перетекала вниз и сжималась, а нижняя росла. На ум приходили водяные часы, вот только корпуса у часов не было! Ни колб, ни стекла – лишь жидкость, парящая в воздухе! Святые боги!

Я подошел ближе, рассмотрел. Капли имели лазурный цвет. Прозрачные – видно стену за ними. Прозрачные не как оконное стекло, а как толща воды в кристально чистом море: дно будто на ладони, но прыгнешь – утонешь в глубине. Так и внутри капель жила прозрачная бездна. Я был уверен: сунь туда руку или даже копье – не выйдет с той стороны, а целиком нырнет в каплю.

Конечно, я не стал трогать эту штуку. Только позволил себе подуть на лазурную жидкость. И она промялась под давлением воздуха, пошла плавными волнами.

– Поразительно!..

– Да, – кивнул лорд Георг, вложив в один звук всю фамильную гордость.

– А как... простите, как ее принесли сюда? Воду не возьмешь в руки!

Феллион сунул кулак под нижнюю каплю и раскрыл ладонь. Потянул руку из ниши – и водяные часы послушно двинулись за нею, вися в дюйме над пальцами. Лорд поднес святыню к мои глазам, давая разглядеть.

– Вы прежде видели подобное?

Я-то многое повидал на своем веку, хоть и не хочу особо хвастать. Но подобного этому нигде не встречал.

– Нет...

– Как вы понимаете, Марк, Часы Судьбы – самая большая ценность, какою я владею.

Он внес капли обратно в нишу и сжал ладонь. Невидимая связь между пальцами и святыней порвалась, Часы Судьбы остались в нише, когда Феллион убрал руку.

– Я буду прав, если скажу, что святыня стоит дороже вашего поместья вкупе с деревнями и пастбищами?

– Никогда не думал о продаже, – холодно отрезал Феллион. – Подобная мысль – позор для дворянина. Но, полагаю, вы не ошибаетесь.

– Святыня защищена самым надежным способом, какой вам по карману?

– Разумеется. Стены в шесть футов камня, двери по десять пудов весом, замки сработаны лучшими мастерами-механиками столицы. Ключ от внешней имеется только у меня. Сочетание позиций на внутренней я сменю, и оно также будет известно лишь мне одному.

– А... эээ... простите, но как на счет двух дыр в потолке?

Я указал на круглые отверстия, из которых лился свет.

– Это не окна. Там канал футового диаметра с тремя изгибами, свет передается с помощью системы зеркал. Ни один человек не проползет в такую трубу.

– Даже ребенок?

– Даже гном ростом с хорька.

– И именно здесь, милорд...

Ответ, в сущности, был очевиден: на полу у моей ноги темнело бурое пятно.

– Да, сударь, именно здесь.

И лорд Георг начал рассказ.

Гость приехал в прошлую субботу. Феллион принял его очень радушно, ибо никак иначе подобных гостей не принимают. Накрыли праздничный стол, сама леди Риана – дочь и любимица лорда – наливала гостю вино. Говорили о политике, пили за здравие ее величества. Обсудили Майскую реформу – очередное доказательство мудрости императрицы. Вспомнили его милость N-ского графа, коему Феллион приходится вассалом. Граф с мая в постоянных разъездах, и это неразумно с его стороны. Кто-нибудь может прийти к выводу, что граф собирает коалицию против ее величества. Феллион же уверен, что граф ничего такого не планирует, даже вообразить подобное сложно... Тема была провокационной, но гость держался мягко и вежливо. Не подбивал на спор, не угрожал, не козырял своим положением, не задирал нос. Вручил леди Риане прекрасный подарок: сделанный из хрусталя цветок с пчелой на лепестке – символ материнства. Феллион проникся симпатией и показал гостю святыню. Часы Судьбы произвели впечатление – гость круглил глаза, прижимал к груди ладони, много спрашивал. Потом уехал, не оставшись на ночь: дела, дела...

Спустя три дня, во вторник утром, Феллиона разбудил сир Расмус. Он был в сильном волнении. Мечник Медведь, что нес ночную вахту, при обходе обнаружил кошмар: дверь к святыне открыта! Он доложил Расмусу, а тот разбудил лорда. Втроем вошли в хранилище и увидели страшную картину: возле Часов Судьбы в луже крови лежал давешний гость. Лазурные капли Часов отражались в зрачках мертвеца.

Лорд немедленно послал за мною – тут же, не сходя с места, велел Расмусу седлать коня и мчать во весь опор. И вот, спустя пять дней, я здесь.

– Помогите, друг мой, – окончил рассказ Феллион. – Я в тупике, и уповаю лишь на вас.

Я поскреб затылок, чтобы лучше думалось. Из того, как упорно он звал меня другом, следовало, что помощь ему действительно нужна. Но трагизм положения пока от меня ускользал.

– Простите, милорд, но в чем беда? Кто-то хотел украсть Часы Судьбы, ваши стражники его убили. Выдайте им награду и расслабьтесь – Часы-то на месте!

Феллион сморщился:

– Вы меня не поняли, Марк. Когда нашли тело, замки были исправны. Обе двери не взломаны, а отперты. На теле – ни отмычек, ни чего-либо подобного, чем орудуют воры. Гостя кто-то привел в хранилище святыни, и там убил.

– Ладно, – пожал плечами я. – Один из ваших стражников поймал в доме вора, но не убил на месте, а сперва отвел в хранилище. Не знаю, зачем. Может, ворюга очень просил напоследок увидеть Часы...

Феллион раздраженно замахал руками:

– Нет, нет! Вы все еще не понимаете. Я опросил своих парней – никто из них не убивал гостя. А ключ от хранилища есть только у меня!

Одна деталь давно меня заинтересовала, и я спросил:

– Позвольте уточнить, милорд. Гостя звали Гость, или он имел еще второе имя?

– Я не сказал? Он звался барон Ингл.

Хо. Вот так поворот. Помнится, я даже присвистнул.

– Барон Ингл? Тот самый, со шрамом?

– Да, сударь.

– Особый доверенный ее величества?

– Шпора императрицы, если угодно. Одна из тех, что государыня вгоняет в бока дворянам, дабы те скакали, куда ей нужно.

Теперь-то я начал понимать, что к чему.

– Иными словами, милорд, вам предстоит сказать императрице, что один из ее самых верных людей, к тому же выходец знатного рода, – грязный ворюга?

– Еще хуже, Марк. Мне предстоит сказать, что он убит в месте, куда могу войти только я. И что обе двери в это место не взломаны, а спокойно открыты ключом, имеющимся лишь у меня.

– И вас смущает тот факт, что императрица – не дура?

– Еще бы! Она сделает ясный вывод: это я убил Ингла! Да еще пытаюсь представить его вором, что только сильнее разозлит ее величество!

– Полагаете, императрица не простит вам этой шалости?

– Меня ждет каторга и лишение титула! В лучшем случае это, а в худшем...

– Сочувствую, милорд.

Я пожал плечами и собрался уходить, ибо сделать тут нечего. Но Феллион вскричал:

– Черт возьми, Марк! Сколько хотите денег? Пятьсот золотых? Тысячу? Найдите настоящего убийцу! Спасите меня!

– Найти настоящего убийцу?.. То бишь, спрятать труп в лесу и свалить дело на какого-нибудь честного разбойника? Даже если я соглашусь, императрица вряд ли скушает это. Она не дура, как говорилось выше.

– Нет, Марк, найти – значит, найти. Настоящего – значит, настоящего. Не я убил барона Ингла, вы можете мне поверить?!

– Не вы?

– Нет.

Я прищурился этак со скепсисом:

– И не ваши люди?

– Нет.

– А кто же?..

– Вот это и узнайте!

Хм. Я призадумался, почесывая щетину (отросла в дороге – сам уже на разбойника похож). С душком дельце выходит, опасненькое. Мыслю себе: если шпору владычицы угробил Феллион – а на это похоже, – то как бы мне не стать вторым трупом в деле. Ведь: "Найди мне, Марк, убийцу" – значит, конечно: "Найди такого убийцу, который меня устроит". А стражник помалкивает, но весьма красноречиво стоит поперек выхода со своими железками на поясе. Так что недурно бы мне убраться отсюда, пока не составил компанию Инглу. Лет шесть прошло, как мы с ним в столице винцо хлебали. Вот уж удивится барон, если теперь встретимся в мертвецкой на соседних полках!

Но есть и аргументы, чтобы остаться. Во-первых, вряд ли меня выпустят. Во-вторых, имеется довод в пользу невиновности милорда. Лишь один, но все же. И в третьих...

– Тысяча золотых, – веско молвил Феллион.

– Вы так сердечно просите. Никак не могу отказать!

* * *

– Не желаете ли осмотреть мертвое тело? – предложил хозяин дома.

О, нет, благодарю покорно. Я охотно осматриваю только девичьи тела, и то живые. А от трупов воротит, налюбовался уже. Да и не очень-то в них понимаю, не учился я на лекаря. Но место смерти осмотреть нужно, без этого никак.

На поверку здесь не нашлось ничего особого, кроме Часов Судьбы. Ровные каменные стены, два оконца в потолке – верно, туда не пролезет и кошка. Плиты пола плотно пригнаны друг к другу. Поковырял меж них лезвием кинжала – без толку, никаких просветов. Поводил свечкой вдоль стен – тоже ни щелочки, ни дуновения. Тайных ходов в комнате не имелось.

Пятно на полу – бурое, густое, почти без брызг. Вытекло много и плотно, значит, бедняга Ингл умирал быстро: не метался в агонии, а упал и в считанные минуты истек кровью. Похоже, убийца ударил только раз – и насмерть. Не вынимая клинка из тела, опустил жертву на пол, лишь тогда освободил нож. Если бы выдернул клинок из стоячего, брызнуло бы во все стороны...

– Его зарезали? – проверил я свои выводы.

Феллион и Расмус кивнули:

– Одним ударом в сердце.

Хорошо, Марк, молодчина. Идем дальше.

Меж дверей, в коридоре, на лестнице ни капельки крови. Я и не ждал, что будут, но проверить стоило. Надо твердо знать, что Ингла убили здесь, а не принесли откуда-то. Быть может, приволокли, а потом вымыли пол от следов? Нет, не может. На полу пылища, я еле оттер колени.

Осмотрел двери, убедился, что замки не взломаны. Взял ключ – залюбовался: произведение искусства. Переспросил: он точно один? Да, один, лично у милорда на поясе. А по ночам? В ящике тумбочки при кровати. А мог ли кто-то взять ключ, пока Феллион спал? Вряд ли. Во-первых, он запирает спальню изнутри на засов. Во-вторых, ночью стража дежурит у дверей спальни. В холле второго этажа, рядом с покоями лорда, стоят кресла и диван. Стражники проводят здесь ночную вахту. Дежурят двое, по очереди обходят дом, один всегда на месте.

– Кто дежурил в ночь убийства?

– Расмус и Медведь.

– Вы доверяете им, милорд?

– Они со мной десять лет. После Северной Вспышки за мою шкуру можно было выручить деньжат, но даже тогда не продали. С чего бы предавать теперь?

Тем не менее, допросить обоих нужно. Потом, сейчас бы покушать.

– Найдется ли у милорда что-то съедобное? Я согласен поесть на кухне, чтобы сберечь время.

– Быть может, сперва взглянете на труп?

– Перед едой? Надеюсь, вы шутите!

Из вежливости Феллион предложил накрыть мне в трапезной, но был рад, когда я отказался. Чем быстрей я поем и вернусь к делу, тем спокойней ему на душе. Так что меня провели в кухню и поручили заботам поварихи да горничной.

Этого, собственно, и требовалось.

Когда женщина кормит мужчину, она исполняется благодушия. А если ты энергично жуешь, причмокивая от удовольствия, и восторженно ахаешь в адрес кормилицы – она закатит глаза от умиления и даст тебе все, чего пожелаешь. Мне же было нужно немногое – всего лишь милая застольная беседа. Я похвалил стряпню кухарки и глаза горничной, заявил, что даже в столице не пробовал такого сочного фазана и не видал таких бездонных глаз. Для верности пальнул тяжелым метательным орудием – ущипнул горничную за ягодицу. Она больно стукнула меня ложкой и засияла от удовольствия. Тогда я стал расспрашивать, что да как. Как живется девушкам в поместье? Не обижает ли милорд? Чем развлекаются мои красавицы? А не страшно-то жить на отшибе? А стражники как себя ведут – прилично или еще как? Не нужно ли проучить кого? Ведь если тронут кого из моих кормилиц, то я мигом!..

Узнал всякое и разное. Стражников тут восемь душ, и они ничего. Бывает, наглеют, но вообще сир Расмус держит их в строгости. А сам сир Расмус – тот лед, ему до девушек вовсе нет никакого дела, даже не глянет лишний раз. Жить не страшно, ведь полон дом народу: стражники, лакеи, горничные, садовники – человек тридцать общим счетом. И до ближайшего села всего-то пять миль. Так что не на отшибе живем, чего это на отшибе?.. Правда, жаль, что сыновья милорда в столицу переехали, забрав всю свою свиту. При них-то еще веселее было, а теперь только леди Риана осталась. Милорд говорит, она и будет здесь хозяйкой, когда он помрет. Леди Риана ничего, хорошая, только очень уж тихая, не развлекается. Может, влюбилась в кого и страдает. Не выезжает, сидит дома, сохнет. Ну, не беда, это пройдет. Не обижает ли милорд? Да не, милорд ничего, справедливый. Вон дворецкого выгнал на неделе – так ведь было за что. Как гость уехал, так Джон и запил. Он, бывало, и прежде за воротник закладывал, но на этой неделе совсем уж. А милорд был не в духе, что мертвеца-то нашли, вот и не простил, прогнал Джона. Кстати, Марк, вы про мертвеца знаете что-нибудь? Больно любопытно, а Расмус с Медведем молчат. Что там за мертвец-то? Правда, тот самый, что в субботу приезжал? Где нашли? Правда, что возле святыни?!

Я подбросил им немного вкусностей – сказал, что убили гостя Часы Судьбы. Он к ним с недобрыми мыслями явился, Часы его и наказали: остановили сердце в груди. Для того боги их и сделали – злых людей наказывать.

Горничная с кухаркой поцокали языками и покачали головами в чепчиках. Вон оно как... Ну, часам виднее. Может, и вправду злой человек – у него на щеке такой шрам был страшнючий. Я кивнул: это точно, красотою бедняга не блистал. А не расскажут ли девушки, как он приезжал в гости? Рассказали охотно, хотя видели Ингла только дважды: как входил в дом и как выходил. Приехал на громадном коне, таком черном, что жуть. Сам в плаще, да в шляпе, да при шпаге – такому лучше не попадайся. В дверях встретил дворецкий Джон, гость ему сразу ткнул бумагу с гербом. Читать Джон не умел, но оценил герб – большой и золотой. Провел гостя к милорду, а тот, едва гость представился, сразу отвесил поклон и велел накрывать стол. Ну, в трапезную слуг не пускали, прислуживала гостю сама леди Риана. Потом милорд с гостем посмотрели Часы, а затем гость и уехал. Время уже позднее было, так что Джон отпер ему дверь и проводил до ворот. Подождал с гостем вместе, пока Серый – конюх – подведет гостева жеребца. Тот прыгнул в седло и ускакал, а Джон с Серым вернулись. Вот и все, что видели мои красавицы.

Я уточнил: уверены, что вечером на коне ускакал тот самый человек, который утром приехал? Не может так быть, что он дома остался, а уехал другой?

Нет, нет, никак не может. Они даже не сразу в толк взяли, о чем я, а как поняли, то сразу стали некать. Вечерний был тот же, что утренний, он хорошо им запомнился. Шрам жуткий, глаза узкие, нос с горбинкой, шляпа широкая, столичная (тут таких не носят), и шпага на поясе золоченая, и коробка в левой руке.

Какая еще коробка?.. Ну, как же: он и утром был с этой коробкой, он в ней привез подарок леди Риане – хрустальный цветок. На лепестке такая пчелка сидит – прелесть!

Так зачем же увез коробку-то? Подарил бы вместе с цветком... Как – зачем? Хорошая коробка, пригодится. Авось еще кому подарок дарить! А леди Риане она ни к чему, для леди цветок главное.

Словом, так мы чудесно заболтались, что я слопал и первое, и второе, и салат, и десерт, и брюхо чуть не лопалось, а обе женщины напрочь позабыли о своих делах и занимались только мною. Но тут в кухню вторгся сир Расмус:

– Сударь, вы намеревались быстро поесть и вернуться к делам. Так извольте.

– Ладно, ладно!..

Я послал женщинам воздушный поцелуй и обещал скоро вернуться. А в коридоре сир Расмус сурово спросил:

– Желаете обследовать труп?

Я поперхнулся:

– Да боги святые! Дайте мне покой с этим трупом, позвольте переварить пищу!

– Тело важно для расследования.

– Полагаете, оно назовет убийцу?.. Лучше отведите меня к леди Риане.

– Зачем?!

Расмус грозно уставился на меня. Он явно считал, что говорить мне с миледи не о чем.

– Желаете обсудить с милордом мои полномочия? Сбегайте, уточните.

Воин поиграл желваками.

– Ладно, идем.

Он провел меня на второй этаж. На первом располагались, трапезная, охотничий зал и комнаты слуг. Покои милорда и миледи – на втором, а третий пустовал. Прежде там жили сыновья Феллиона, пока не убыли в столицу.

Расмус постучал и доложил:

– Сударь Марк хочет побеседовать с вами, миледи.

Она отперла дверь.

Здесь можно сказать, что леди Риана хороша собой, но это близко не передаст картины. Леди Риане было добрых двадцать три, и она сияла той красотою, какой может похвастаться лишь полностью созревшая женщина. Уверенная, гордая осанка, крутые бедра, округлые плечи, а грудь такая, что мне стоило усилий взять взглядом на фут выше и встретить ее глаза.

– Позвольте поговорить наедине, миледи.

Расмус недовольно всхрапнул, но смирился. Я вошел в кабинет хозяйской дочки, прикрыл дверь.

– Имеете ко мне вопросы, сударь?

Я усмехнулся:

– Да, было несколько, но признаться, все вылетели из головы, когда увидел вас. Не волнуйтесь, сейчас выдумаю парочку новых.

Не дожидаясь, она спросила сама:

– Отец вызвал вас из столицы?

– Нет, из Бледного Луга, это городок в Короне.

– Значит, вы не придворный?

– К счастью, нет.

– Откуда же знаете отца?

– Я служил при дворе во время Северной Вспышки, и ваш лорд-отец также. Потом он... эээ... изволил уйти, а я остался еще на время.

– Вы были друзьями?

– Знаете, миледи, в силу должности меня звали другом почти все. Даже те, кто хотел придушить во сне.

– И какую должность вы имели честь занимать?

– Я имел честь быть подмастерьем сапожника, затем помогал дознавателю пытать людей, позже удостоился чести пытать самостоятельно... Потом пришла зрелость: я научился говорить с людьми без пыток. Это была вершина карьеры.

Я подмигнул, придав сказанному оттенок шутки, но Риана не улыбнулась.

– Вы сумеете помочь отцу?

– Затем и явился к вам.

– Спрашивайте же.

– Благодарю, как раз вспомнил вопрос. Ваши братья служат в столице?

– Да, сударь. В гвардии.

– Им по душе служба?

– Им по душе столичные развлечения. Они не думают возвращаться.

– Говорят, отец завещал поместье вам, миледи.

– Это правда, сударь.

– И братья согласились с этим?

– Они получают достаточно содержания. Поместье стоит не дороже, чем было уплачено за их чины.

– Но вместе с имением вы получите в свои руки Часы Судьбы, не так ли?

– Отец сказал: Часы Судьбы получит тот, кто готов вести дела в родной земле, а не прожигать жизнь в столице!

Ее голос стал тверд и холоден. Я примирительно развел руками.

– Я не выражаю сомнений, миледи, а только проясняю ситуацию.

– Надеюсь, теперь она ясна?

– Вполне. Расскажите о самих Часах – что они такое? Как достались вашему роду?

– Святыню нашли в девятом веке, в джунглях на юге. Она хранилась в императорской коллекции диковин триста лет, и все это время магистры наблюдали за нею, вели записи. Думали, что Часы – магический артефакт, что они могут продлять жизнь или останавливать время, или призывать дождь, управлять приливами... Предполагалось даже, что они могут смыть грехи с души того, кто на них смотрит.

Риана сделала паузу.

– Но?.. – предположил я.

– Но за три века Часы не сотворили ни единого чуда. Кто владел ими, не становился чище душой и умирал не позже прочих. Дожди шли, когда им положено, приливы наступали с Луной, как и должны. Единственным дивом часов была их точность: они перетекают сверху вниз за девяносто шесть минут и шестнадцать с четвертью секунд. За восемьсот лет их ход не изменился.

– Перетекают вниз, а затем нужно перевернуть?

– Нет, сударь. Когда вся жидкость оказывается внизу, она начинает течь вверх. Сама собою. Затем – снова вниз.

– Однако!.. Но все же, как Часы попали к вам?

– В двенадцатом веке император Джуриан подарил их Церкви Праотцов, и шесть столетий она хранилась в святилище архиепископа. Именно мой лорд-отец был тем человеком, кому архиепископ отдал Часы в награду за... истовую веру.

После "за" была пауза – крохотная, но я заметил. Риана сменила тему:

– Вам нравится мой цветок? Он сделан так изящно, а пчела на лепестке – символ материнства. Желаете взглянуть?

– Благодарю, уже рассмотрел. Это подарок барона Ингла?

– Да, сударь. Вручая его, барон сказал красивые и мудрые слова. Я была тронута до глубины души. Очень сожалею о его смерти.

Я попытался высмотреть в ее зрачках: глубоко ли? Сожалеешь ли?.. Не увидел ничего, кроме вежливой прохладцы.

– Немного необычно для гостя – привезти такой подарок. Вы согласны, миледи?

– Пожалуй... Граф N, что приезжал в прошлом месяце, ограничился парой комплиментов.

– Граф N приезжал к вашему отцу? – уточнил я.

– Да, сударь. Но, право, не знаю, зачем... Наверное, простой визит вежливости.

В прошлом месяце – значит, уже после майской реформы. Как занятно. Ингл поминал этого графа, как заговорщика и оппозиционера.

Повисла неловкая пауза, и в этот раз я счел долгом сменить тему:

– Так что же, барон привез цветок в коробке?

– В коробке?.. Кажется, да. Почему спрашиваете?

– Ну, странно как-то. Он вручил подарок за обедом, верно? Значит, сидел за столом с коробкой? Немного нелепо смотрится, не находите?

– С коробкой?.. Нет, после десерта заговорил о подарке, но спохватился, что оставил коробку в холле. Выбежал из-за стола и вскоре принес ее.

– Выбежал и вернулся с коробкой?

– Да.

– Скоро?

– За несколько минут... Но какая разница?

– И уходя, унес пустую коробку?

– Кажется, да...

– Благодарю, миледи.

Риана выглядела озадаченной и раздраженной.

– Я ответила на ваши вопросы?

Тут можно было с миром уйти, но...

– Нет, миледи, осталась еще масса. Не желаете ли прогуляться со мною вечерком?

– Вы о чем, сударь?

– Говорят, вы не выходите из дому и сохнете в тоске. А это так вредно для здоровья! Давайте же вечером выйдем во двор, пройдемся под луной, послушаем сверчков, пошепчемся...

– Вы забываетесь, сударь!

– О, нет. Лишь немного флиртую с вами. Если бы забылся... – я подошел к ней, – то впился бы в ваши сочные губы и сунул язык вам в рот. А рукой залез бы под корсет и сжал гладкую полную грудь, чтобы вы ахнули.

– Подите прочь! – бросила Риана и крикнула: – Расмус!

Пару секунд, пока рыцарь не ворвался к нам, я следил за ее лицом. Никакого смущения. Румянца не было, глаза не ушли в пол, только сузились от злости. Занятно.

А вот сир Расмус не смотрел на Риану, даже как-то нарочито не смотрел. Пробуравил меня свирепым взглядом:

– Что происходит, черт возьми?

– Я кончил беседу и готов осмотреть тело, – невинно ответил я.

Леди Риана не сочла нужным ничего добавить. Расмус вытолкал меня в коридор. Я успел заметить, как он коснулся глазами цветка и скривился от злости.

– Сир Расмус, когда успокоитесь, отведете меня к покойнику?

Он еще подышал, раздувая крылья носа. Сжал кулаки, разжал. Буркнул:

– Медведь проводит.

– Ну, значит, пойдем глядеть мертвяка, – говорил воин, спускаясь по лестнице. Он чуть косолапил, откуда, видно, и пошло прозвище. – Мертвяк внизу лежит, в погребе. Но не там, где Часы, а в другом. Там прохладно, он должен быть в порядке. Только пять дней прошло.

– Скажи, Медведь, это же ты дежурил ночью, когда убили Ингла?

– Ага, вместе с сиром.

– На втором этаже, у спальни лорда?

– Ну, да.

– А спальня миледи дальше по проходу?

– Ага.

– Если бы лорд или леди подались ночью вниз, то прошли бы мимо вас?

– Само собой.

– Но не проходили?

– Ну, нет.

– А ты все время был на месте?

– Когда не в обходе. Каждый час кто-то обходил дом, а второй сидел на месте, у спален.

– По очереди ходили?

– Ну, да.

– В котором часу ты нашел тело?

– Пять было, вроде.

– Значит, в четыре ходил сир Расмус?

– Ну, да.

– И все было еще в порядке?

– Ну, он бы поднял тревогу, если б нет...

Мы вошли в подвал, и мерзостный запах тела ударил в нос. Мертвец лежал у стены на досках, накрытый полотном. Медведь схватил ткань, но я сказал:

– Погоди. Еще вопрос. Дом же запирается на ночь?

– Угу.

– У кого ключи от дома?

– Ну, у милорда, у леди Рианы, у сира. У дворецкого Джона был, у старшего конюха. Еще один передается от вахты к вахте. В ночь убийства мне достался.

– Ясно.

– А ты это... почему спрашиваешь? Никак не возьму в толк. Что-то неладно с ключом?

– Нет, все хорошо. Как посмотрим тело, приведешь мне конюха, ага?

– Угу...

Я зажал нос.

– Ну, давай.

Он сдернул полотно с трупа. О запахе я сразу позабыл.

Все верно: одна ножевая рана в сердце, старый шрам на щеке. Сроку, похоже, дней пять: будь меньше, так не смердел бы, а больше – уже и взглянуть было бы тошно.

Только один крохотный нюанс: это не барон Ингл. Кто угодно, но не парень, с кем я пил винцо шесть лет назад.

* * *

Конюх Серый был худым, жилистым мужиком, очень подвижным. Когда говорил, подавался вперед и с нажимом выпячивал челюсть.

– Ты конюх?

– Да, я! Кто еще?

– Имеешь ключ от дома?

– А то!

– Так вот, Серый, я не буду ходить вокруг да около...

– И не надо! Нечего ходить.

– Продай мне ключ.

– Пх! Ошалел! Ключ ему!..

– Дам серебряк.

– Иди хрену пожуй!

– Два серебряка!

– Сказал – нет.

Конюх махнул на меня и рванулся уходить.

– Дай хоть на день, до завтра.

– До завтра – это значит, на ночь.

– Ну, на ночь.

– Все равно не дам.

– Черт тебя возьми, Серый! Я же человек милорда. Твой хозяин меня нанял, понимаешь?

– Ну... – конюх подумал, пожевал губу. – Если так, то дам за три монеты.

– Идет.

– И чтоб завтра вернул.

– Идет.

– И я хозяину скажу.

– А может, пять монет и не скажешь?

– Пожуй хрену.

– Золотой!

– Сказал – нет. За спиной хозяина мутить не стану.

Крепкий орешек, – с удовольствием подумал я. Что ж, конюха вычеркиваем, и остается...

– Скажи еще вот что.

– Ага.

– Ты подвел коня барону Инглу, когда тот уезжал?

– Кто же еще?

– Ингл стоял с дворецким Джоном?

– Да, с ним.

– Они просто так стояли или говорили?

– Говорили. И так стояли. Сперва говорили, а как я подошел, так замолчали.

– Ясно. Давай ключ.

– А ты – монеты.

Мы провели обмен, и Серый ушел докладывать обо мне хозяину.

Я же постоял, поразмыслил как следует, сложил, вывел... И понял, что пора и мне побеседовать с лордом Феллионом.

* * *

– Милорд, позволите обсудить с вами кое-что?

– Конечно, мой друг. Конюх сказал, вы взяли ключ от дома. Имеете некий план?

– Признаться, я купил ключ просто для проверки: продаст ли, доложит ли... А теперь хочу задать вам пару вопросов.

– Я к вашим услугам.

– Вы видели барона Ингла до его визита сюда? При дворе, например?

– Нет. Я ушел в отставку при Северной Вспышке, владычица была тогда юна. Ингл получил должность позже, когда ее величество вошли в силу.

– Благодарю, милорд, примерно так и думал. И второй вопрос: за что архиепископ отдал вам Часы Судьбы?

– Архиепископ? – он выпучил глаза так старательно, что те чуть не прыгнули из орбит. – О чем вы, сударь?

– О Северной Вспышке, разумеется. Отчаянное время. Всего год, но событий больше, чем за иную жизнь. Люди взлетали и гибли, обретали и теряли состояния, земли... святыни. Вы были заместителем министра финансов в правительстве лорда-канцлера. На троне сидела юная императрица – по сути, кукла. А страну рвали на части северный канцлер и архиепископ Церкви Праотцов. Всем известно, что лорд-канцлер в чем-то заподозрил вас и снял с должности, выслал из столицы, отнял половину владений. Но мало кто знает, что чудесные Часы Судьбы вы получили в то же время – из рук архиепископа, конечно.