Текст книги "Блюхер"

Автор книги: Роман Гуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

За линиями укреплений стали лучшие войска – 1-я армия генерала Кутепова, 2-я генерала Абрамова, донские казаки; стянулись лучшие конные массы.

В августе 1920 года в осенних степях Таврии завязались первые бои за захват Каховского плацдарма.

Во главе 51-й дивизии, выполняя самую ответственную задачу наступления, Блюхер пошел в атаку у Чаплинки и Каховки. Широким фронтом, во весь рост, без перебежек, под губительным шрапнельным и ружейно-пулеметным огнем, одетые в красные рубахи, шли блюхеровцы; с налету овладели высотой у хутора Куликовского. Ошеломленные такой атакой белые сдали высоту, но, оправившись, бросились в контратаку. Это был страшный бой. По нескольку раз переходила высота от блюхеровцев к белым. И красный Блюхер и белый Кутепов в полной мере оценили друг друга – ночью оба отошли на исходные позиции.

Шел сентябрь. Начались морозы. Повалил снег. В отчаянных боях навалившимся красным белые сдавали позицию за позицией, и в конце месяца оборона Каховского плацдарма рухнула. Теперь белые оказывали последнее сопротивление на узком Перекопском перешейке, на страшно укрепленных позициях.

Морозы пошли небывалые, в ноябре были уж в 20 градусов. Полуоборванные красные и белые кутались во всяческое тряпье, грелись тем, что запихивали под рубаху солому. Но за красными была уже – северная Таврия, и в белых вкрадывались надлом и отчаяние.

Темной полосой из темных вод выдавался Литовский полуостров. Здесь на Перекопе ждала Блюхера дальнейшая военная слава. 8-го на подступах к Литовскому полуострову начался бой за Перекопский перешеек. Угрюм, крут Турецкий вал, поднявшийся над плоскостью моря, как стена, загораживающая вход в Крым. После овладения подступами красные бросились в лобовой штурм Турецкого вала. В атаку за атакой шли красные, но все атаки кончились неудачей.

С рассвета шел немолчный гул артиллерии. Стих вечером. Но развязка уже не настала. Белые стягивали все что могли, в бой пошел даже личный конвой главнокомандующего.

Над морем, над Сивашом, над полями, усеянными трупами, над укреплениями перешейка катилась ночь. Этой ночью Блюхер двинулся с тремя дивизиями, пулеметами, артиллерией по дну Сиваша – во фланг и тыл врагу.

На морозе дрожали красноармейцы в одних гимнастерках; огня не приказано разводить, и войска в темноте шли на эту, похожую на безумие, операцию.

На семь верст оторвались от берега блюхеровские войска. В семиверстном пространстве ни складки, ничего, что б позволило скрыться иль встать артиллерии на закрытую позицию. На мокром дне не вырыть и окопов. Здравый смысл говорил: если войска запоздают, до рассвета не подойдут к противнику, белые пулеметами уложат всех на дне Сиваша. Но Блюхера волновал не только рассвет.

– Не Кутепова боюсь,– говорил начштабу Триандафилову.– Сиваша боюсь. Как начнет прибывать вода, что тогда?..

– Тогда Врангель будет зимовать в Крыму,– отвечал начштаба.

Когда последний 459-й полк группы Блюхера выступил из Владимировки, Блюхер с штабом, верхом выехал вдогонку войска. Увязая, торопясь, по дну быстрым маршем шли войска, чтоб до утренника зайти в тыл врагу.

Сиваш высушило, обдуло ветрами. Ни вчера, ни позавчера не было воды. Но не только Блюхер, все торопящиеся красноармейцы, когда были уже на полпути, заметили, что ветер переменился, подул с востока. На левом фланге переходящих Сиваш частей Азовское море накренилось – показалась вода. Вода прибывала. Стихия была против красных. Блюхер торопил части. Вода уж наполняла колеи до колес орудий, колеса увязали до осей. А когда последняя пехота, вступив на полуостров, бросилась на штурм, сзади красных стояло море.

Впереди огненными взрывами забушевал огонь белых. Это был самый яростный бой за всю гражданскую войну. Увидя отрезанных морем блюхеровцев, с фронта на стону Турецкого вала, в лоб, бросились красные. И как ни сопротивлялись белые, Блюхер решил сраженье.

В атаках, одна за другой, падали линии белых. Крым открывался. Белые начинали поспешное отступление. А красные, с головными частями Блюхера, ринулись в открытый побежденный полуостров.

Блюхер получил второй орден Красного Знамени. К Блюхеру вторично пришла слава.

5. Борьба у ворот Монголии

В момент, когда блюхеровским штурмом Крыма кончилась гражданская война в Европейской России, в Азии полной победы еще не было. Хоть разбитый сибирский вождь белых, атаман Семенов и откатывался уже по пескам, по лесам за Читу, но Япония вела еще сложную игру, в результате чего меж Москвой и Читой родилось "буферное государство", Дальне-Восточная республика.

Дальний Восток в эти дни для Кремля стал самой серьезной политической ареной. Там не только продолжение борьбы с белыми. Туда – после того, как под стенами Варшавы ленинского маршала Тухачевского разбила Польша и Франция,– переносилась московская попытка опрокинуть капиталистический мир.

Вот почему столь внимательно перебирал кремлевский реввоенсовет своих маршалов, выбирая на 1921 год главу Красной Армии в Азии. Надо добить атаманов Семенова, уничтожить засевшего в воротах Монголии барона Унгерна, а главное, выйти на осторожный военно-дипломатический турнир с Японией.

Туда не пошлешь вахмистра Буденного. Помимо крепкой руки, нужен маршал с тактом дипломата и европейским кругозором.

Имя Блюхера не сходило со столбцов советских газет. Организаторский талант его доказан Уралом, воля – Перекопом, а такт и кругозор "ярославского мужика" Кремль знал из личных общений с полководцем.

32-летний таинственный, молчаливый маршал с очень внимательными глазами и твердой походкой, Блюхер как раз подходил к посту вождя армии в Азии. Он умен, талантлив, где нужно сдержан, где нужно для него нет преград. И в конце декабря 1920 года из голодной Москвы тронулся нетопленный состав сибирского экспресса, в котором Блюхер, с подобранным по собственному вкусу штабом, отбывал на Дальний Восток.

Сибирь. Сопки. Реки. Тайга. Снег. Равнины. В январе Блюхер прибыл в Читу с кремлевскими аршинными мандатами и принял военное министерство в реввоенсовете и главное командование сибирской "народной революционной армией".

Перед Блюхером стала задача – присоединенье Забайкалья и Дальнего Востока к советской России.

Семенов отступал уж далеко от Читы. Блюхер бросил вдогонку ему красные партизанские отряды. Серьезной опасностью от Кяхты с границ Монголии стоял другой атаман – Унгерн, возглавлявший монголо-бурято-китайско-казацкую армию. На станции Даурия расстался с Семеновым этот отчаянный генерал, о котором по Сибири ходили легенды, и теперь пытался развить удар по "буферному государству", нацеливая войска по реке Селенге на Верхнеудинск.

Он-то, необычайный, живописный, объявивший беспощадную борьбу большевизму, барон Петр Унгерн-Штернберг и стал первым военачальником, с которым сошелся Блюхер в Азии.

На Унгерна к Кяхте Блюхер двинул сильные красные части. Этим военачальникам, столкнувшимся у ворот Монголии в последней схватке белых и красных, обоим нельзя отказать в исключительной красочности. Таинственный псевдоним знаменитого полководца Блюхер, не то пленный "немецкий лейтенант", не то великорусский "рабочий от станка", ставший уже маршалом русской революции. И барон Петр Унгерн-Штернберг, отпрыск древнейшего, наполовину венгро-гуннского, наполовину немецкого рода, потомок и рыцарей-крестоносцев, и корсаров Балтийского моря, полунормальный фантаст, есаул Нерчинского казачьего полка.

Из Урги, пестрой столицы Хутухты, залитой восточной толпой монголов, тибетцев, бурят, разномастными всадниками, караванами верблюдов, от тибетских домов, кумирен и монгольских садов расплывалась страшная восточная слава о сверхчеловеке, "сыне неба", странном командующем Конно-Азиатской армии бароне Унгерне.

С рыжими, жидкими, опущенными по углам рта усами, изможденный, словно остались от барона лишь кости, но железного здоровья и дикой энергии, необузданный, неуравновешенный, с пронзительными глазами под высоким лбом, подолгу буйно запивавший, в Урге решил создать барон Унгерн буддийский военный орден, который очистит Россию от большевизма.

По Урге Унгерн мчался в желтом монгольском халате на автомобиле с телохранителями. Это не генерал Деникин. Это герой романов Майн Рида, пошедший войной на красных.

Унгерн любил и хорошо знал Азию. Еще в мирное время уволенный из казачьего полка за пьяный дебош и рубку шашками с однополчанином-офицером Унгерн из Азии возвращался в Европейскую Россию не обычным путем, а именно так, как герои Майн Рида, с охотничьим ружьем, в сопровождении только собак.

Эти места, где сейчас он носился на автомобиле, Унгерн знал давно, еще по монголо-китайской войне, в которой, командуя монгольской конницей, барон сражался за независимость Монголии.

Время шло. Мировая война, четыре раненья, за безудержную храбрость белый Георгий и золотое оружие. Но только дичь и необузданность гражданской войны дали выход бурной воле больного барона.

Потомок корсаров создал смелый план борьбы против Блюхера: двинуться на Троицкосавск, спуститься по реке Селенге и ударить на Верхнеудинск.

Но Унгерн никогда не вступал в бой без ворожбы.

И перед походом барону в юрту привезли старуху гадалку.

Это была знаменитая гадалка, полумонголка, полуцыганка. Психически больному отпрыску древнего венгро-гуннского и немецкого родов старуха жгла на углях птичьи кости, прорицала, биясь в судорогах, повторяя одно число 130. Это число давно уж преследовало потомка крестоносцев.

– Я умру! – кричал изможденный генерал, больной человек, главнокомандующий монголо-бурятско-казачьей армии,– но в Азии племена наследников Чингис-хана пробудились, и никто не потушит пламени в монгольских сердцах! Я знаю, что народы монгольской расы сольются в одну азиатскую федерацию под главенством Китая и пойдут на Европу и принесут на землю мир. Я рад, что разбудил азиатов и помог великой паназиатской идее!

За движением отягченного тысячелетней голубой кровью и страдающего припадками буйства Унгерна в верхнеудинском штабе следил с напряженным вниманьем главком Блюхер.

Блюхеру подробно доносили о движении противника; когда он еще, уйдя из Даурии, двигался к Урге, Блюхер знал, что Урга занята китайским гарнизоном, но знал, что барон с китайцами не церемонится. Под Ургой часть китайцев перешла к подошедшему к стенам монгольской столицы Унгерну, а несдавшимся Унгерн дал бой и, разбив наголову, занял столицу Хутухты.

Блюхер знал и отданный в Урге знаменитый приказ барона Унгерна за номером 15 от 21 мая 1921 года:

"Я, начальник Азиатской Конной дивизии генерал-лейтенант барон Унгерн, СООБЩАЮ к сведению всех русских отрядов, готовых к борьбе с красными в России:

1. 1917 год дал отвратительный преступный урожай революционного посева. Россия распалась. Потребовалось для разрушенья многовековой работы только три месяца революцион-ной свободы. Россию надо строить заново по частям. Народу нужны имена, всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно – законный хозяин земли русской ИМПЕРАТОР ВСЕРОССИЙСКИЙ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ...

2. Силами своей дивизии совместно с монгольскими войсками свергнута в Монголии незаконная власть китайских революционеров-большевиков и восстановлена власть ее законного главы Богдо-Хана.

3. В начале июня в Уссурийском крае выступит атаман Семенов, поддержанный японскими войсками или без поддержки этих войск.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Подчиняться беспрекословно дисциплине, без которой все развалится.

2. Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковывать.

3. Суд над виновными может быть или дисциплинарным, или же в виде применения разнородных степеней смертной казни. Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем. Ярости народной против руководителей и преданных слуг красных учений не ставить никаких преград. Единоличным начальникам, карающим преступника, помнить об искоренении зла до конца и о том, что неуклонность в суровости суда ведет к миру, к которому мы все стремимся, как к высшему дару неба.

Народами завладел социализм. Социализм, лживо проповедующий мир,злейший и вечный враг мира, так как смысл социализма – борьба. Нужен мир высший дар неба. Ждет от нас подвига в борьбе за мир и тот, о ком говорит святой пророк Даниил, предсказавший жестокое время гибели и несчастий: "И восстанет в то время Михаил князь великий, стоящий за сынов народа твоего. Со времени прекращения ежедневной жертвы и постановления мерзости запустения пройдет 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1335 дней".

Твердо уповая на помощь Божью, отдаю настоящий приказ и призываю всех к стойкости и подвигу.

Начальник Азиатской Конной дивизии барон Унгерн".

Против Унгерна Блюхер двинул стойкие крестьянские отряды, выверенные в сибирской партизанской войне. Они уже шли к границе Монголии. Директива коротка. Блюхер приказал: "Уничтожить Унгерна, очистить весь район от противника и удержать его в своих руках".

Красные переправлялись уже через реку Ингоду: седла и огнеприпасы перевезли в лодках, сами бойцы разделись, голые поплыли на конях; один казак на быстрине выпустил повод, лошадь запуталась передними ногами и стала тонуть; спасти опоздали, вместе с конем всадник пошел ко дну.

За рекой раскинулись дикие, шумные ветры монгольской степи. Войска Блюхера двигались, нащупывая главные силы Унгерна. В станице Кулинга застали пепелище; от уцелевших жителей узнали, что с монголо-бурятским отрядом есаула Тапхая и казачьим полком Токмакова Унгерн ушел, оставив от станицы только пепел.

Исполняя приказ, под станицей Кыра красные настигли ургинского барона, сошлись с ним в бою. Унгерн понимал почти полную безнадежность положения, знал, что с красными не справиться, что японцы повели двойную политику, заигрывая с Москвой.

Войска Блюхера, опрокинув отряды Токмакова и Тапхая, по сопкам, по степям уже шли на станицы Средне-Ульзун, Мангут и Верхне-Ульзун.

Унгерн сопротивлялся, но не выдержал. Уж без боя оставили унгерновцы Акшу. А под Кяхтой в решительном бою красные разбили наголову Унгерна, захватив самого барона в плен.

Толпы монголов, китайцев, бурят сбегались смотреть на нечеловека Унгерна. Изможденный, безумный человек дикой воли, Унгерн был совершенно спокоен. Красные повезли Унгерна на суд революционного трибунала в Новониколаевск. И когда, в том же монгольском халате с синим поясом, с генеральскими погонами, в зал заседания трибунала вводили потомка крестоносцев барона Унгерна,– Блюхер в качестве военного-дипломата заседал на южном побережье Ляодун-ского полуострова в Дайрене на конференции представителей Японии и советской России, состязаясь в дипломатической ловкости с Матсушима и генералом Такаянаги. Блюхеру нужно было распространенье власти Кремля от Москвы до Тихого океана.

Осенней ветреной ночью 15 сентября 1921 года непокорный потомок корсаров барон Унгерн спокойно и с достоинством отвечал на вопросы коммунистического суда. И также спокойно встретил смерть – расстрел.

Дайренская конференция оканчивала заседания. Ровно через год Блюхер выбил японцев из Владивостока.

Теперь начиналась новая крупная игра на Востоке. Таинственный маршал, темной биографии, в 1922 году Блюхер уже вплотную подошел к перворазрядной государственной карьере. Он не потомок крестоносцев, но человек сильной воли, и океан мировой военной авантюры – игры потянул к себе Блюхера.

Когда Московский Кремль поставил в игре на карту "мировой революции с востока", в взбаламученном тысячелетней междуусобицей Китае главным персонажем вынырнул Блюхер. Но тут неизвестный псевдоним перекрылся еще одним псевдонимом: вместо красного маршала Блюхера появился "генерал Га-Лин".

6. "Рычи, Китай!"

1924 год. Англия, во главе с министром иностранных дел лордом Керзоном, является самым опасным врагом Москвы. Ленин умер. Но Кремль хочет свалить опаснейшего врага, по рецепту Ленина, обходным путем, решив тихоокеанскую проблему в свете китайской революции, в пламени которой погибнет колониальная английская мощь. В гнезде коминтерна, в московской фешенебельной гостинице "Люкс", у организаторов международных заговоров и революций уже брошен лозунг: "Рычи, Китай!"

Китай рычит. Шумит Кантон, столица Южного Китая, центр китайской революции. "Кантонс-ким рычагом" ворочает коминтерн, чтоб тремя миллионами китайских рабочих привести в состояние революционного движенья всю страну, и вздрагивает первыми судорогами 450-миллионный "желтый" народ. Вот она, мечта Ленина, не с запада, так с востока зажечь мировую революцию!

К крупнейшему порту ведут водные пути Южного Китая; к причудливо разбросавшемуся по островам, в дельте реки Жемчужной, Кантону тяготеют все провинции Юга. Кантон сейчас необычен, это не Пекин, Шанхай, Тяньцзин, это – столица китайской революции.

Ни сетльмента, ни концессий, ни иностранцев; если кто-нибудь из иностранцев выйдет на улицу, ему кричат – "Янгуцзы!" ("заморские черти!") и хохочут над ним. В лабиринте Кантона свободно появляются лишь немцы с повязкой "я – немец", да русские с красной звездой. Рычи, Китай! Город залит электричеством, корабли разукрашены. Людское море, сотни знамен, плакатов, фонари без конца, бои ракет в воздухе, мириады звезд и огненных колес летят в небо. Это начало новых "десяти дней", которые должны потрясти остатки еще но потрясенного мира.

Митинги, демонстрации с красными, синими и белыми флагами, стягами, с портретами Сун-Ят-Сена и Ленина. Московский рычаг сворачивает 450-миллионную страну, делая ее орудием борьбы против Америки и Европы, против всей европейской цивилизации. Птицами летает по Кантону небывалая литература – листовки, воззвания,– ее тучей гонит главный советник Национального Кантонского правительства, друг китайского президента Сун-Ят-Сена, представитель Москвы в Кантоне, "товарищ Кирилл", коммунист Грузенберг-Бородин.

В свое время Сун-Ят-Сен и "товарищ Кирилл" вместе голодали эмигрантами в Лондоне и Чикаго. Бородин хорошо знает теперешнего главу революционного Китая, но о нем очень плохого мнения. В 1927 году при обыске в советском посольстве в Пекине среди прочего материала был захвачен и опубликован своевременный отзыв Бородина в Кремль о президенте Китая: "Доктор Сун-Ят-Сен это много воображающий о себе простак. Он неспособен создать ничего самостоя-тельного, но очень горд своей пятичленной декларацией основ государства, которую он на две трети украл у Монтескье, а на одну у древних китайских философов".

Бородин подымает Китай по-своему, без Монтескье. Но в Кантоне он не один. При Национа-льном Правительстве южно-китайскую революционную армию, на штыки которой обопрется Сун-Ят-Сен, организует главный военный советник, московский "генерал Га-Лин". Га-Лин прибыл в Кантон с 300 отборных русских офицеров, аэропланами, орудиями, пулеметами, неограниченными военно-техническими возможностями, предоставленными Кантону Москвой.

О, под рукой генерала Га-Лина Китай зарычит! Первая работа Блюхера в Кантоне – организация военно-революционной школы. У столицы, на реке Жемчужной, в тридцати минутах езды на моторной лодке – живописный остров Вампу. Здесь поместилась сыгравшая главную роль в организации армии и побед Кантонского правительства военная школа московского генерала, в просторечье называемая "школой Вампу".

16 июня 1924 года на торжественном открытии школы Вампу присутствовали все сочные фигуры китайской революции – президент Китайской республики, чуть схожий с Лениным, Сун-Ят-Сен с женой-революционеркой Сун-Цин-Лин; глава правительства и председатель военного совета "джентльмен китайской революции" и "самый красивый китаец", в прошлом террорист, Ван-Тин-Вей, которого, несмотря на революционность, любила последняя императрица Цыси; с ним члены совета – Тан-Ин-Кай, Чуй-Пей-Так, Ген-Гим, Си-Си-У и маленький, стройный, хрупкого телосложения, с блестящими хитрыми глазами, гибкий генерал Чан-Кай-Ши, начальник школы Вампу и главком армии, которого прочит Москва в военные вожди Китайской революции; тут и политбюро Гоминдана; все видные генералы Юга и советник Бородин с женой и по правую руку Сун-Ят-Сена, с штабом русских офицеров, самый почетный кантонский гость, атлетический, с руками боксера и спокойной улыбкой, организатор армии, московский маршал Га-Лин.

К кадетам школы Вампу Сун-Ят-Сен, окруженный помпезной свитой, обратился с страстной речью: "Сила солдата-революционера в сто раз больше силы простого солдата,– говорил президент Китая,– мы должны создать революционную боеспособную армию! Школа научит нас, как ее построить и как работать в интересах нашей партии. Некоторые наши профессора вышли из пекинских военных школ, другие из заграничных военно-учебных заведений. Они имеют большие знания, которые хотят передать вам. Вы должны внимательно слушать их и строго следовать их советам. Красная Армия в России создавалась не в один год, а в течение шести лет. Мы должны использовать опыт России и создать такую же сильную революционную армию. Лишь имея ее, наш народ станет могущественным и сильным!"

Речь похожего на Ленина Сун-Ят-Сена прерывалась криками:

– Хын-хоу! (Очень хорошо!)

И так же прерывалась речь председателя военного совета, красавца Ван-Тин-Вея, обратившегося к русским гостям:

– Когда я подготовлял в 1910 году покушение на китайского императора,говорил Ван-Тин-Вей,– я не умел изготовлять бомб и, несмотря на все расспросы, ни от кого не мог узнать этого секрета. Но в Японии я случайно встретил одного русского революционера, и он не только научил меня изготовлять бомбы, но и научил их метать!

– Хын-хоу! Хын-хоу!

Выступали члены Голирдана, генералы, Бородин, выступил и знаменитый будущий "желтый Бонапарт" генерал Чан-Кай-Ши. Не произносил речи только улыбающийся внимательными глазами, окруженный русскими военными Га-Лин. Но по церемониям, обращенным к нему, все понимали, что сейчас этот человек, по-китайски называемый "Щзя-лунь", здесь самый важный гость Москвы.

Не просты были кантонские задачи Блюхера; недаром ему приписывается фраза, сказанная после трех лет работы в китайской революции:

– Что такое русская революция, я знаю. Но что такое китайская затрудняюсь сказать.

Тем не менее генерал Га-Лин прославился не только на Юге Китая. Его узнали и генералы Севера, и японские, английские, американские военные. Кантон сделал уже мировое имя полководцу, скрытому под двумя псевдонимами.

По заявлению генерала Чан-Кай-Ши, школа Вампу под руководством генерала Га-Лина в два года дала крупные кадры образцовой армии. 129 аэропланов с русскими и китайскими летчиками слетелись к Га-Лину. Легкая и тяжелая артиллерия, все прибыло. И хитрейшему главкому Чан-Кай-Ши с генералом Га-Лином стало легче бороться против генералов Севера, воевавших еще по древней китайской тактике, пуская ночью впереди войск на противника стада баранов с привязанными к ним просмоленными горящими факелами.

В 1924 и 1925 годах московский и китайский генерал Га-Лин и Чан-Кай-Ши не знали поражений; их армия Вампу приобрела славу непобедимой; она дала правительству победу над купеческими отрядами "бумажных тигров" Чан-Лим-Пака; взяла приступом крепость Вейч-жоу, которую никто не брал в течение 1000 лет; нанесла поражение генералу Чен-Дзю-Мину, взяв приступом Сватоу; подавила мятеж генерала Чен-Юн-Чи; и наконец, в ноябре 1925 года разбила последнюю сопротивляющуюся силу – юго-западный фронт генерала Тын-Пын-Ина.

Это – неслыханная по стремительности победа. Китай зарычал.

Но в 1925 году внезапно умер друг Бородина Сун-Ят-Сен, торжественно похороненный в храме пятисот Будд. Если б не умер, может быть, Блюхер с Бородиным и сумели б удержать Южный Китай на кремлевской узде, не дав обойти себя "желтому Бонапарту".

По смерти Сун-Ят-Сена 1926 год стал годом решающей игры. Генерал Га-Лин готовился к крупнейшей операции – походу на Север против войск У-Пей-Фу, в случае успеха развивая движенье к Тихому океану, к Шанхаю.

В пастях каменных чудовищ, сторожащих ворота главного штаба Южной армии, плещут гоминдановские знамена с звездами; на часах – кадеты школы Вампу. Весь день в главном штабе Блюхера работа. Чуждый Китаю, а может быть, чуждый и России кремлевский коммунистический полководец разрабатывает здесь план смелого и крайне рискованного похода в средний Китай, в Хунань, Цзянси и Хубэй. Этот поход – задача уж всемирно-исторического значения. В случае успеха революционное движенье охватит весь Китай, и судьба колониальных сил Европы на востоке может быть решена.

В кабинете генерала Га-Лина и ночью горит огонь. Гладко выбритый, с маленькой щеткой подстриженных усов и светлыми глазами маршал на вид даже моложе своих 37 лет. За окном кабинета бродят английские судовые прожектора. Некоторая растерянность охватила европейцев; говорят, волнуется командующий английскими войсками в Китае генерал Дункан. Не готовят ли иностранцы десант? А генерал Га-Лин торопится с походом на север; хочет скорей на парах китайской революции доплыть до берегов Тихого океана преддверия восточного полушария.

Но что такое китайская революция? Вокруг Га-Лина ожесточенно заспорили китайские генералы. Командующий 8-м корпусом Тан-Чжен-Ши, Чень-Мин-Цюй, Чжан-Фа-Куй, Чен-Цян и начштаба Бай-Суп-Чи пытаются свалить главкома Чан-Кай-Ши. У Тан-Чжен-Ши большой капитал в Шанхайском банке, он скупает земли и состоит акционером торгово-промышленных предприятий; но перед походом, чтобы опрокинуть соперника, он закинул удочку прямо в Китайскую коммунистическую партию и проповедует "коммунистический буддизм", подкупая деньгами генералов.

Чан-Кай-Ши сам рвется к захвату богатых провинций, не сдает командования. Чтоб парировать удар, будущий "желтый Бонапарт" заявил печатно, что "китайская революция это только начало мировой революции".

Бурно зашумели китайские генералы о добыче, деньгах, командовании. Генерал, как и солдат, прежде всего должен твердо знать, что он получает за эту войну. Только что перешедший к революционной армии генерал Лян-Ноу-Кай больше всего расспрашивает русских штабных, можно ли в России иметь собственные деньги, земли, дома и сколько... самое большее?

К воротам штаба быстрым аллюром рикша мчит, колыхая в колясочке, генерала Га-Лина. За колясочкой, придерживаясь за крылья, бегут бодигары-телохранители, китайцы-коммунисты. Голова генерала Га-Лина откидывается из стороны в сторону от бега, но изумительно лавирует в цветной толпе рикша и с ловкой быстротой бежит свора бодигаров-маузеристов, за ними быстро крутят педали бодигары-велосипедисты.

Блюхер торопится на заседанье китайских генералов, знает, что не просто подчинить главкому сопротивляющегося Тан-Чжен-Ши и взбунтовавшихся генералов. Генеральский спор горяч, может кончиться ссорой и разрывом.

Но генерал Га-Лин прекрасный дипломат и, как ни трудно, все ж помирил генералов. Он пил с генералами огненный китайский чай, ел молодых змей, курил сигареты с опиумом. Все было договорено и устроено. Из штаба примиренные генералы, по китайской церемонии, пятились к двери, улыбаясь, и все время кланялись, переламываясь пополам, показывая стриженые черные затылки. Блюхер в ответ делал то же самое даже не улыбаясь.

15 августа 1926 года, в нечеловеческий жар, под главнокомандованьем Чан-Кай-Ши и Га-Лина, прекрасно снабженная, с многочисленными пулеметами, орудиями, аэропланами кантонская армия в 70 тысяч человек выступила из провинции Гуандун в Хунань, нацеливаясь на столицу Хунани – Чаншу.

Древнюю китайскую тактику: выбить противника и не преследовать, генерал Га-Лин отбросил. Он хочет уничтожить врага. Непрерывными боями тесня войска У-Пей-Фу, не давая опомниться смятому противнику, уже в сентябре кантонские войска подошли к столице Хунани и на спинах северян ворвались в Чаншу. Чан-Кай-Ши был опьянен успехом. Северный поход сразу же превратился в триумфальный марш.

Теперь Блюхер развивал военные действия по двум направлениям: 1. из Чанши по прямой линии на север в Учан и Ханькоу, чтоб окончательно уничтожить живую силу войск У-Пей-Фу и 2. по приморско-восточному направлению на Шанхай против генерала Сун-Чуан-Фана.

В огромных, дымчатых, глухих очках от солнца и пыли, на большом вороном жеребце среди всадников-китайцев на крошечных мохнатых лошадках, генерал Га-Лин вместе с Чан-Кай-Ши перед боем за Учан дал смотр войскам кантонской армии.

Пропуская низкорослых, с заострившимися скулами и выдвинутыми челюстями, угрюмых, с злыми лицами, вооруженных винтовками китайских солдат, окруженный русским штабом, Блюхер усмехался:

– В общем, наши ж "михрютки", только поскуластей, да лица потемней, да глаза поуже и с косиной...

И Блюхер бросил войска в бой на тысячелетние стены легендарного Учана, за которыми засели укрепившиеся войска У-Пей-Фу. Под Учаном столкнулись европейская и китайская войны. Русская артиллерия приняла вызов китайских стен, но понесла пораженье. Над глубоким рвом древние стены Учана подымались на 15 сажен в вышину, у основания доходя до 20, а на верху не менее чем до 2. Артиллерия открыла ураганный огонь. Бесполезно: русские гранаты, царапая, отскакивали от учанских стен. Тогда Блюхер бросил на приступ пехоту.

Ночью в низинах накапливались штурмовые колонны, захватив с собой легкие бамбуковые лестницы, повели отчаянный штурм на Учан.

Разыгрался китайский бой. Генерал Чан-Кай-Ши в нем понимал много больше генерала Га-Лина. Телами атакующие заваливали рвы учанских стен, подставляли лестницы, лезли. А сверху, как во времена седой древности, лилась смола, кипящая вода, сваливали бревна и груды камней. Когда же, не выдержав, войска генерала Га-Лина бросились в отступленье, их со стен Учана покосили пулеметным огнем.

Но "михрютки" должны взять Учан и разбить У-Пей-Фу! Блюхер приказал вести подкоп под древние стены. Учановцы произвели ночную вылазку и перебили саперов. Войска таяли, а столица провинции Хубэй, где три тысячелетия идет беспрерывная война, Учан, стоит несломимым.

Чан-Кай-Ши почти отчаивался. Всю операцию Га-Лин взял в свои руки. "Мы не вегетариан-цы! Я возьму их в штыки!" – бормотал в штабе "генерал Форвертс". И на раннем рассвете Блюхер бросил на стены кулак отборных войск, десятую и одиннадцатую дивизии Чжан-Фа-Куя. Это был яростный бой. Рассказывают, что, посылая на верную смерть свои полки и батальоны, генерал Чжан-Фа-Куй плакал. Но Блюхер знал, что голодных в Китае сколько угодно и солдат хватит! Колыхавшийся в мареве красного восходящего солнца древний Учан взяли китайские "михрютки", за что обе дивизии получили название "железных".

С Учанского аэродрома, с генералом Бай-Сун-Чи, Блюхер поднялся на аэроплане в голубую вышину звенящей европейской птицей над морем черепичных крыш и зеленью горы "Хвост Дракона". Рассматривал местность преследования разбитых войск У-Пей-Фу.