Текст книги "Арифметика демократии (СИ)"

Автор книги: Роман Дудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Дудин Роман Александрович
Арифметика демократии

Дудин Роман

АРИФМЕТИКА ДЕМОКРАТИИ

/версия от 160311/

История первая . Как появилось Общество

Однажды десять человек решили поделить между собой десять апельсинов. Но, как оказалось, считать большинство из них не умели, поэтому поднялся галдёж по вопросу, сколько каждому следует выдать. Одни предлагали попробовать выдавать каждому по одному, другие требовали по два, а третьи кричали, что по три. Больше трёх никто не предлагал, ибо считать большинство из них как раз и умели, что до трёх, и потому, остановившись на этой цифре, волновались по поводу того, что могут остаться лишние апельсины. Ещё кто-то один с нетерпением требовал, чтобы ему дали хоть дольку, а потом продолжили деление. «Да подожди ты, – говорили ему, – вдруг из-за тебя кому-то не хватит?», и продолжали спорить.

Вдруг, среди общего шума они, наконец, расслышали, как кто-то из них говорил, что он умеет считать до десяти, и может правильно рассчитать деление. Всем сразу стало легче – теперь они могут рассчитывать на то, что им всё удастся сделать по грамотному. Шум прекратился, и все стали внимательно слушать, что скажет умеющий считать человек.

Умеющий считать предложил им законопроект о делении апельсинов, в котором было три пункта:

1. Апельсины должны быть справедливо разделены поровну между всеми участниками.

2. Каждому должно достаться по пять.

3. Он лично, как инициатор закона, проводит деление и устанавливает очерёдность действий по своему усмотрению, но исключительно в рамках закона.

Люди, умеющие считать до трёх, не могли ни вычесть из десяти пять, не поделить пять на десять, но они все знали, что "пять – это очень, очень много". И когда они услышали волшебные слова "справедливо" и "поровну", этого для них оказалось достаточно, чтобы единогласно с воодушевлением поскорее проголосовать за принятие этого закона.

Когда закон принимался, к нему был добавлен ещё четвёртый пункт, согласно которому, каждый раз, когда потребуется опять поделить десять апельсинов между ними, они опять будут ему следовать. Всё было сделано по взаимному согласию и с большим воодушевлением, и ни в отношении никого не было применено никакого принуждения.

Прописанные правила в договоре именовались Законом, а вся их компания "Обществом Справедливости и Равенства", и всё было сделано с соответствующим пафосом. А когда Закон был принят, перед тем, как приступить к своим обязанностям, автор законопроекта положил руку на лист с законом, и многозначительно произнёс:

– Я клянусь ему следовать!

Когда наступила делёжка, люди получили какие-то дольки, которые имели мало общего с их представлением об "очень, очень много". И тогда они смотрели на свои дольки, и на целые апельсины, которые держал в руках инициатор закона, они не могли понять, как такое могло получиться. Они спрашивали:

– А где же тут поровну?

– Нет, ну вы посмотрите, что у нас, а что у него! Раз, два, три, ой, ой! А у нас... где хоть один?!

– Да тут даже и считать до десяти не надо уметь, чтобы понять, что он нарушил наш замечательный закон! -обращались они к нему, но в третьем лице, во всеуслышание, чтобы он сделал "выводы" и пересмотрел своё поведение. Однако "выводов" не последовало, и тогда они стали спрашивать что-то друг у друга, спорить, потом разбрелись куда-то, ища кого-то, у кого можно было что-то спросить, потом снова собрались, что-то обсудили, и в конце пошли к инициатору Закона, и сказали:

– Мы люди неграмотные, считать не умеем, но вот нам вроде как знающие люди сказали, что это всё обман, что ты предпринял, и мы должны были получить больше. Отдавай нам всё то лишнее, что ты себе присвоил!

Инициатор закона ответил:

– Вы что мне тут такое заявляете? Говорите конкретно и по цифрам, что и куда в соответствии с Законом должно было быть распределено.

– А мы не можем тебе такое сказать. Мы же не умеем считать, – ответили люди, – это ты должен сделать!

– Ну, так вот я и сделал, как должно быть правильно, а если вы считаете, что я не правильно сделал, то объясните, как по-вашему должно быть правильно, – ответил инициатор закона, – а если вы не можете, то я что ли в этом виноват?

Люди оказались в растерянности: такого ответа они не ожидали. Они ждали услышать что-то вроде "Да, признаюсь, виноват, всё верну, только не бейте!", или, на худой конец "А вот фигушки вам – я всё съел, и ничего вы назад вы уже не получите!", чего, кстати, более всего и опасались. Но такой поворот событий поставил их в тупик: такого, чтобы и апельсины были на месте, и забрать их оснований не находилось, они и не предполагали.

Люди ушли, потом опять начали спрашивать друг друга, спорить, потом опять искать кого-то, и на этот раз уже вернулись не одни, а вместе с ним, и все пошли к инициатору закона, и сказали, показав на того, кто был с ними:

– Вот он умеет считать, он будет он нашего лица вести с тобой разбирательство. Его провести у тебя не получится!

Основатель Закона произнёс:

– Ну, иди сюда, умеющий считать человек. Будем разбирать, что не так в моих действиях.

Человек подошёл. Основатель показал ему закон и спросил:

– Закон видишь? Что тут написано? Каждому по пять, и я забираю первым. Подписи под этим чьи? Всех их. Вот я забрал себе раз-два-три-четыре-пять. Ты шестой где-то видишь? Нет? Хорошо. Есть возражения по этому пункту? Никаких? Идём дальше. Что тут написано? Делим "поровну". Вот то, что остаётся, делим поровну. Вот дольки первого второго, третьего, остальных, вот мои дольки, всем одинаково? Разве нет? Ну вот, все вместе складываем, получаем оставшиеся пять. Где я что-то себе лишнее присвоил?

– Не, ну просто, из написанного как бы следует, что поровну должны были поделены все апельсины, а не оставшиеся пять.

– А что, эти пункты можно как-то по-другому выполнить?

– Ну, например, сначала всё поровну делим, а затем внутри своей доли отсчитывай свои "пять".

– Нет, извини, тут прописано, что очерёдность устанавливаю я. Я установил ту очередность, которую счёл нужной.

– А зачем было принимать такой закон, который непонятно как выполнять?

– А что сразу я то? Они все вместе со мной его принимали. Вот с них и спрашивай!

Говоря эти слова, он запихивал в рот свои дольки.

Умеющий считать повернулся к людям и попытался объяснить:

– Всё не так просто ...

Его перебил возглас:

– Да ты с ним за одно! Сколько он тебе апельсинов отвалил, чтобы ты нас продал?

– Вам надо учиться считать, прежде, чем принимать законы! – ответил он.

– А вот не надо нам указывать, в какой последовательности что делать! Ты бы лучше на своём месте делал, что тебя просили. А наше место нам указывать не надо, мы лучше знаем, что нам надо!

Поняв, что его слушать не хотят, умеющий считать махнул рукой и пошёл по своим делам. Позади слышался галдёж толпы. "Да что же это наш лидер считать не умеет, что ли? Ну не умеешь ты, так не берись, нет, надо же взяться за то, что не умеет....", "Презираю его!", "Вот меня бы выбрали, я бы всем поровну дал – мне пять, тебе пять, тебе пять, ему пять, всем пять! А это нет, они вот того выбрали...", "Вот если бы я умел считать, я бы порядок навёл!".

Так закончилась история, которая была всего лишь началом последовательности событий, которые кому-то могут показаться совсем необычными, а кому-то наоборот, до боли знакомыми.

История вторая . Как Общество развивалось

Однажды так случилось, что снова возникла необходимость поделить апельсины между людьми. Но на сей раз апельсинов было не десять, а сто, и людей было ровно столько же. И официально умеющим считать до ста считался только один, и ещё за девятью признавали способность посчитать до тридцати, а оставшиеся девяносто всё так же умели считать до трёх, как и в предыдущей истории.

Когда умеющий считать до ста появился перед публикой, он размахивал листом, на котором было что-то написано. Все взгляды устремились к нему, и она начал читать:

1. Апельсины должны быть поделены между всеми справедливо и поровну.

2. Каждому должно достаться по пять.

3. Для ускорения процесса те, кто умеют считать, участвуют в распределении их в меру того, насколько могут помочь.

4. Кто умеет считать до ста, разделяет всех на группы по десять человек, и над каждой ставит того, кто умеет считать до тридцати.

5. Каждой группе он раздаёт её долю, а его помощники распределяют уже внутри группы.

6. Каждой группе должно достаться по пятьдесят.

7. Очерёдность распределения между группами определяет он сам, а внутри групп его помощники.

8. Все дальнейшие аналогичные дележи должны происходить по этим правилам.

Последовали аплодисменты, а после поднятые вверх руки, а затем был процесс подписывания документа, и в конце инициатор нового Закона, как и в прошлой истории, положил на него ладонь, и поклялся ему следовать. Как раз именно в этот момент мимо проходил умеющий считать челочек, известный нам из прошлой истории. Усмехнувшись, он спросил:

– А вы и в этот раз принимаете законы, так и не научившись считать?

– Нам не надо учиться считать, потому, что теперь нас не обманут. – Ответили ему.

– Да неужели?

– У нас в этот раз всё по-другому будет. Вон, видишь, у нас другой основатель Закона и сам Закон другой.

– Ну-ну, – сказал умеющий считать человек, и пошёл дальше.

Когда произошло распределение, в распоряжении инициатора нового Закона стало пятьдесят апельсинов. А у каждого "десятника" было по пять с дольками. И тогда каждый из них задумался, что с этим делать.

Первое, что приходило в голову, это начать возмущаться и идти качать права к основателю Закона. Но тогда "десятнику" пришлось бы отвечать на вопросы, требующие знания счёта до ста, чего он не мог потянуть. А без этого дело выглядело заведомо сомнительным – опыт истории с предшествующей компании об этом наглядно свидетельствовал. Но учиться считать сверх того, что он и так умел, типичному "десятнику" почему-то хотелось менее всего. Тогда предпочтительнее оказывался другой вариант: поделить между всеми поровну всё то, что он имеет, что и сделал один из них. Но реакция оказалось не совсем такой, какой он ожидал – вместо благодарности он стал получать упрёки и возмущения по поводу того, что он не выполняет Закон! Ведь в Законе же ясно написано, что каждому должно достаться по пять апельсинов, а что дал им он? И сколько бы он не пытался оправдываться, и говорить, что он не виноват, упрёки не прекращались.

– Ты должен уметь считать, и ты не должен был давать нас обмануть! – говорили ему.

– Но вы тоже должны уметь считать, вы же тоже принимали участие в принятии Закона! – оправдывался он.

– Нет, мы не хотим понимать, что мы в чём-то виноваты; мы только понимаем, что во всём виноват исключительно ты!

И сколько десятник не оправдывался, и не уверял, что он не знает, почему так получилось, ему не верили, и недовольство продолжалось сыпаться на него со стороны участников его группы. В конечном итоге его группа разделилась во мнении, и одна часть ему всё же поверила, а другая оставалась в убеждении, что во всём виноват именно он. Но когда вопрос упёрся в то, что всем надо учиться считать, и разбираться в ситуации, дело заглохло, и тема закрылась. И в конечном итоге от первой части своей группы он так благодарности и не получил, а от второй недовольства получил по полной. И тогда он задумался "А зачем мне это надо было? Ради чего я нарушил Закон, не взял себе свои пять?"

Глядя на его неудачный опыт, другие десятники пришли к третьему варианту: они берут себе положенные пять по Закону, а оставшееся делят между своей группой поровну, как и положено Законом. А когда их группы начинают возмущаться, они просто тыкают их носом в положения Закона, и действуют по примеру основателя Закона. И пусть они сами нахлебаются сполна недовольства от своей группы – его и так не миновать, а зато все страдания будут компенсированы пятью апельсинами, которыми они смогут распоряжаться по своему усмотрению.

После того, как вышеописанный план был технично осуществлён, "десятники", чтобы снизить недовольство, вдруг стали заявлять, что, кто прекратит галдеть, и поможет в успокоении других, получит премию в размере нескольких долек. Желающие помочь сразу откликнулись, и действие возымело эффект. В конечном итоге десятники, действующие по третьему принципу, получили даже меньше недовольства, чем первый десятник, действующий по второму, но апельсинов за собой оставили гораздо больше.

Закончив с созерцанием своего богатства, типичный "десятник" испытал интерес пойти посмотреть, что получилось у его коллег. Пройдя по их группам, они не находили никого, у кого было бы пять апельсинов, но больше трёх видели почти у каждого. Когда они увидели того, у кого-то всего два, им почему-то захотелось усмехнуться, а когда они увидели, что у одного было четыре, они все испытали к нему что-то вроде уважения. А потом они почему-то все вместе, как по команде, посмеялись над первым десятником, разделившим свои апельсины поровну, хоть и не сговаривались об этом.

По мере того, как процесс делёжки повторялся, у десятников стал появляться регулярный интерес к успехам коллег, и они систематически ходили, и смотрели, у кого сколько осталось. При этом иметь больше других считалось очень престижным. Впоследствии принцип понтоваться апельсинами у них стал чем-то вроде моды, а стремление взять себе ровно пять и ни долькой меньше – делом принципа.

История третья. Как в Обществе состоялась революция

Однажды простым участникам Общества надоело терпеть неравенство и несправедливость, которую чинили уполномоченные Законом лица. И сколько простых участников не тыкали носом в формальности Закона, и не убеждали, что всё правильно, они ничего не хотели слушать, и заявляли, что их обманывают. Но поскольку их заявления не производили эффекта на делителей апельсинов, возникла идея силового переворота. Но, поскольку люди были так устроены, что сами они идти делать дела не могут, и им обязательно нужен был человек, который бы всех повёл за собой, то такой человек появился. Первое, с чего он начал, это был революционный манифест, ибо любая нормальная революция должна была нести в себе официально задокументированную программу, в рамках которой она должна действовать. Манифест перечислял все восемь пунктов, содержащиеся в существующем Законе, и добавлял девятый: «Каждому должно достаться по пять реальных апельсинов, а не обещанных!»

Слово "реальных" было выделено жирным шрифтом, и инициаторами движения было объявлено, что этот пункт является самым главным. Когда манифест был провозглашён, раздалось всеобщее "Урааа!", и толпа приготовилась идти штурмовать закрома нынешних делителей апельсинов. Но кто-то вдруг вставил своё слово:

– Подождите! Если вы не научитесь считать, и будете действовать, то результат будет тот же!

– С чего это ты взял? – спросили его.

– С того, что вас опять обманут.

– С чего нашему вождю нас обманывать? Ведь прежняя власть была обманщиками, а если он идёт против обманщиков, значит, он за правду! А если он за правду, то, как он может нас обмануть?

Несогласный демонстративно схватился за голову, показывая своим оппонентам, насколько плохо дело. Но тут своё слово вставил вождь революционного движения.

– Ну так что, – спросил он, – вы со мной, или с этим демагогом?

– Мы с тобой! – закричала толпа, и люди побежали осуществлять экспроприацию.

Сначала держатели апельсинов не хотели отдавать свои богатства, но потом, получив по мордам, быстро передумывали, и подчинялись. А некоторые из них, завидев, как достаётся их коллегам, сами уже, не дожидаясь своей очереди, выкладывали апельсины, только бы самим остаться целыми. В пылу экспроприации некоторая часть апельсинов была растоптана, какая-то часть потеряна, и какая-то отнята. Всё то, что удалось забрать, было собрано и сложено в кучу, ожидая процесса деления. Когда же деление состоялось, люди снова недополучили ожидаемого, хоть всё было сделано в соответствии со всей программой Манифеста.

– Это потому, что в процессе экспроприации много апельсинов было растоптано, а ещё часть была растрачена прежними узурпаторами власти, – пояснил вождь революции, и люди с пониманием разошлись.

Однако, при следующем делении люди снова недополучили ожидаемого, хоть на сей раз и не было никаких событий, на которые можно было списать нехватку. И тогда недопонимание снова начало набирать силу. Но меж тем, занявшие места новых распределителей были вполне довольны, и настаивали на том, что жизнь стала гораздо лучше. Так же говорили и приближенные к ним лица. И чтобы не говорили их противники, всё же один неоспоримый факт был на их стороне: все те, кто раньше пользовались несправедливостью, получили по заслугам, и были лишены возможности продолжать это делать. Тем не менее, даже это не спасло от недовольства другой части участников Общества, и, через некоторое время состоялась ещё одна революция по аналогичному сценарию. Затем были ещё и ещё, но и они не смогли что-то существенное изменить в этом плане. Так опытным путём было установлено, что вопреки всем теориям, на практике революция не приводит к общепризнанным улучшениям. И какая бы часть не защищала революционный принцип, всегда находилась такая, которая была им радикально недовольна. Так в народе сформировалась новая позиция "Пусть уж лучше эти у власти будут, как бы не пришли ещё хуже...".

История четвёртая. Как Общество стало правовым

Однажды так случилось, что потребовалось уже делить тысячу апельсинов на тысячу человек, в связи с чем Закон нуждался в соответствующей доработке. К доработке подошли настолько серьёзно, что новая версия Закона содержала не только доработанные старые пункты, но и принципиально новые, выводящие условия существования в Обществе на новый уровень. Теперь у участников Общества были официально признаваемые за ними права и свободы, а Общество именовалось теперь не иначе, как правовое.

Когда новый законопроект был готов, появился умеющий считать человек, который зачитал следующее:

1. В нашем обществе все равны в правах, и в свободе выбора, и никто не в праве принуждать другого учиться считать вопреки его желанию.

2. Все апельсины должны быть справедливо разделены между всеми, не зависимо от того, умеют они считать или нет.

3. Тысяча апельсинов должна быть разделена на всех так, что каждому должно достаться по пять.

4. Тот, кто умеет считать до тысячи, распределяет и раздаёт тем, кто умеет считать до трёхсот, их доли, а они раздают тем, кто умеет считать до тридцати, а те уже делят окончательно между всеми остальными.

5. Очередность всех действий устанавливают уполномоченные делить апельсины, каждый в своей области.

6. Все дальнейшие деления происходят по этому принципу.

По завершению чтения последовали бурные аплодисменты и началось голосование. И тут кто-то вдруг начал протестовать:

– Вы опять принимаете законы, не умея считать!? Вам что, мало было уроков, что это делать нельзя?

– Нас в этот раз точно не обманут, потому, потому, что теперь у нас есть права, а где права, там нас не могут обмануть! – ответили ему.

– Нельзя допускать к принятию закона тех, кто не умеет считать!

– Это почему это ты считаешь, что ты имеешь право принимать законы, а мы нет? Не, извини, мы с тобой не согласны!

– Потому, что вас обманут, а вы не способны разобраться.

– А мы считаем, что не обманут!

– Как вас могут не обмануть, если вам обещают по пять апельсинов, когда тысячу нельзя поделить на тысячу иначе, чем, чтобы каждому достался всего один?!

– Ну, это твоё личное мнение, а мы вот считаем, что может быть и по пять, если только правильно поделить, а то, что ты говоришь, ещё не доказано! И мы тоже имеем право на своё мнение, так что извини, под твоё мнение прогибаться мы не обязаны.

– Да чего тут доказывать то? Вы сначала считать научитесь, потом о доказательствах говорите!

– Нет, извини, нам кажется, что вероятность того, что ты говоришь правду, очень маленькая. А ради того, чтобы это проверить, мы даже не собираемся так напрягаться и учиться считать! – ответили ему и сделали серьёзные лица.

– Тогда знаете что, голосуйте за принятие такого закона для себя, а меня не надо в эту мошенническую схему включать! Хотите по пять каждому – принимайте свой закон и давайте каждому по пять, а мне дайте мой один.

– Нет, извини, – вмешался тут автор законопроекта, – арифметика для всех одна. И суть настоящей демократии в том, что все должны делать так, как проголосуют большинство. А если позволять одному отделиться, то и другие захотят, и тогда никакого порядка построить не получится, и будет один хаос и беспорядок!

– Да! – закричала толпа, – где нет единства, там не может быть порядка! – и все приступили к голосованию.

Больше того, кто требовал отдать себе один апельсин, не слушали. И когда голосовали, не спрашивали, устраивает ли его такой порядок. И взять ему себе один апельсин никто не позволял.

После процедуры деления кому-то достались сотни апельсинов, кому-то десятки, а кому-то просто апельсины. Впрочем, положение последних было не самым худшим, если учитывать, что кому-то достались дольки, кому-то всего одна долька, а ещё очень многим пришлось огромным числом делить между собой одну дольку. Последний процесс был настолько щепетильный, что каждый напрягал, как мог, все свои силы, чтобы не дать обделить себя ни на миллиграмм. Для каждого было делом принципа отстоять вещь, которая была не только вкусной и полезной, но и как будто-то что-то олицетворяющей. Что именно, они могли даже выразить словами, но чувствовали, что это очень, очень важно.

Поскольку апельсины протухали раньше, чем их успевали съесть те, у кого их было слишком много, их хозяевам приходилось придумывать другие способы их использования. Они кидались ими друг в друга, стреляли по ним, используя в качестве мишеней, и придумывали другие развлечения, которые все вместе получили названия "апельсинобол". Основной изюминкой апельсинобола было то, что позволить себе такие вещи могли только они. Такое отношение к апельсинам, конечно, многим казалось расточительным, но что же поделать, ведь апельсины то принадлежали им по праву, а в правовом обществе собственники имели право распоряжаться принадлежащими им вещами, как им заблагорассудится.

Ещё апельсины часто использовались хозяевами так же во взаиморасчётах между собой, и в качестве оплаты за разные обязательства и соглашения. Так же активно применялись в качестве премий за всевозможные действия, на которые ради них можно было заставить пойти особо нуждающихся. Апельсиновые дольки были столь востребованы, что иногда нуждающиеся готовы были на любую работу, чтобы получить их. Имеющие много апельсинов заставляли их проделывать разные смешные трюки, чтобы развлечься, и платили за это апельсины. Например, ползать на четвереньках, и кукарекать петухом. Иногда устраивались целые конкурсы, где приз доставался тому, кто сделает самый смешной трюк. За дольки так же богатые заставляли бедных носить себя на шее, и то же за это платили. Ещё были очень популярны бои, где победитель награждался апельсином. За каждый выбитый сопернику зуб боец тоже отдельно премировался апельсином. Собиравшиеся поглазеть на бои богачи даже делали ставки на количество выбитых зубов. И в качестве ставок тоже использовались дольки и апельсины. Наиболее богатые иногда устраивали даже групповые бои.

Благодаря всему вышеописанному, каждый, кому не хватало той доли, которая ему доставалась по Закону, мог пойти и заработать столько, сколько ему не хватает. И когда кто-то возмущался, что не удовлетворён своими правами и свободами, ему отвечали: "Иди и работай, кто тебе мешает? А если не хочешь, то сиди и не ной!". Такое положение дел не всем казалось справедливым, но они никак не могли подобрать подходящих слов, чтобы чётко выразить состав претензий, а без этого претензии никто не хотел слушать. Кажется кому-то его положение унизительным – его личное дело; никто не заставляет его считать иначе, а другим вот так не кажется, и у него нет права навязывать им своё мнение. Ведь жили то они в правовом обществе, а в правовом обществе каждый имеет право иметь своё мнение о происходящем, и никого не слушать.

Однажды к занимающимся очередной делёжкой апельсиновой дольки толпе подошёл человек и сказал:

– Если вам так важно то, за что вы тут боретесь, то, что же вы меня проигнорировали, когда я предлагал вам гораздо больше гораздо меньшими усилиями? Почему вы не послушали меня, когда я предлагал вам учиться считать? А если вас устраивает что-то недополучать, то, почему я тоже должен из-за вас в конечном итоге недополучать то, что мне полагается по справедливости?

Это был тот самый человек, который не хотел принимать Закон правового Общества. Ему в ответ последовали реплики:

– Мы не понимаем, чём ты говоришь!

– Уйди, не видишь – нам некогда?!

– Можешь высказывать тут, что хочешь, а мы имеем право слушать, или не слушать.

– Ты не имеешь права указывать нам, на что мы должны тратить своё время и силы!

– Руки прочь от наших свобод!

И, когда тот, кто сказал фразу про права и свободы, её произнёс, он почувствовал за собой силу правовой системы Общества, готовой всей своей мощью встать на защиту его прав, по одному его требованию. И, ощущая себя частью этой силы, готовой действовать в его интересах, и будучи наделённым полномочиями представлять её, и даже говорить от её лица в определённых случаях, он почувствовал что-то, чего как раз ему и не хватало при деле же дольки. Так сложились устои правового Общества, а день принятия Закона его инициатор стал отмечать каждый год с особой пышностью.

История пятая . Как появилась оппозиция

У создавшейся системы распределения была одна особенность. Когда распределяющий тысячу недодавал находящимся под «сотникам» то, что им полагалось по Закону, они говорили про него, что он не умеет считать, и не способен правильно поделить апельсины. Когда от них недополучали «десятники», последние говорили то же самое и про них, и про главного. А когда самые низшие недополучали своего, они говорили это про всех них сразу. При этом, все по опыту знали, что когда начинают делить не с них, они в конечном итоге недополучат своего. И когда каждый говорил всем, что надо начинать делить с него, а его не слушали, он объявлял всех идиотами, не способными принимать разумные доводы. Поэтому позиция типичного низшего участника Общества обычно сводилась примерно к следующему: «У нас в правительстве одни идиоты, которые не умеют считать, и не могут поделить апельсины правильно, а вот если бы я был главным, я бы научился, и поделил бы, как положено. И вокруг меня тоже все идиоты, которые не понимают, что меня надо сделать главным, а раз меня не хотят делать главным, то и зачем мне учиться считать?». Позиция же типичного вышестоящего включала обвинение в идиотизме лишь тех из окружающих, кто были равными и вышестоящими. Кем они считали низших, неизвестно, ибо они про них они ничего не говорили. Но когда они обвиняли равных и высших в идиотизме, они почему-то косились именно на последних, и при этом голос у них звучал как то не особо уверено, что характернее всего ощущалось у тех, кто был уполномочен делить сотни. Создавалось впечатление, что эти вообще не верят в то, что говорят, а делают это только для вида, чтобы потребовать у главного больше апельсинов. Низшие же, наоборот, заявляли о своей позиции с таким жаром и уверенностью, что не оставалось никаких сомнений в их искренней убеждённости. И когда вышестоящие говорили о том, что ещё более высшие не умеют считать, их заявления подхватывались низшими с таким энтузиазмом, что у заявляющих появлялся какой-то спортивный интерес им подыгрывать. И, поддаваясь азарту дирижировать общим настроением, они настолько втягивались в роль, что, как будто добирали от неё недостающей им уверенности в своих словах.

Однажды один из уполномоченных делить сотню апельсинов официально заявил: "Сначала мне мои пятьсот апельсинов на мою сотню. А потом, делите, как хотите!" Красноречиво изложив, как мог, это своей сотне, он добился практически полного её одобрения. Так же ещё с ним, в принципе, был согласен другой его коллега, но с одной оговоркой: первые пятьсот должны были достаться его сотне, а вторые – сотне партнёра. И был ещё один уполномоченный делить десяток, который тоже кое-что имел против существующего порядка. Правда позиция последнего была в том, чтобы сначала главный брал свои апельсины, а потом уже, при делении между его десятком, им отдавалось пятьдесят. Как это должно было отразиться на остальных, его не особо волновало, так же, как не волновало и его новых "единомышленников". Простым же участникам Общества было абсолютно всё равно, что и как должно было быть прописано в цифрах, которых они не понимали, но им было важно, чтобы им каждому доставалось по пять, и они готовы были кинуться на поддержку каждому, кто им это пообещает.

После очень долгих и жарких дебатов по формированию единой позиции, наконец, была достигнута договорённость в рамках общей программы: "Когда начинают делить не с нас, это не правильно!". С этим лозунгом появилось новое движение, которое в последствии получило название "оппозиция".

Поддержали оппозицию все участники Общества из сотен и десятков его основателей. Потом к ним присоединились ещё уполномоченные делить, с их десятками и сотнями, и все со своими собственными подпрограммами, но в рамках общего лозунга. И таким образом, их общее движение стало набирать силу, и однажды стало настоящим большинством.

Глава Общества к оппозиции отнёсся спокойно. Он сказал, что общество у нас демократическое, а правовом и свободном демократическом обществе всегда может быть оппозиция, ибо каждый имеет право на своё мнение. И если оппозиция предоставит лучшую программу деления, чем та, что внедрена им самим, его долг, как не справившегося с задачей лидера, уйти. Только одно условие для этого должно быть выполнено: оппозиционеры должны предоставить ему законопроект, в котором должно быть прописано, что и как в конечном итоге должно быть в соответствии с действующим Законом поделено, включая их собственные доли.

Оппозиционеры стали предлагать различные законопроекты, где каждый предлагающий хотел начинать делить с себя. Но каждый раз его программа встречала возражение:

– Предлагаемый вами закон незаконный, потому, что, начиная делить с вас, мы недополучим апельсинов – это уже проверенный на практике сто раз факт! И, таким образом, ваш законопроект для нас ничем не лучше того, что действует сейчас. Поэтому начинать делить не с вас, а с нас!