Текст книги "Унесенные ураганом"

Автор книги: Роксана Сент-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Глава двенадцатая

Добраться до рта, который он мечтал поцеловать весь день, Квин не успел. Из этого рта градом посыпались вопросы. Как, когда, чего, почему?

– Шш. Погоди. – Он положил на ее губы палец и повернулся к Камерону. Увидел, что тот скалится как идиот. – Ты был совершенно прав, Кам. Условие об отдельном определении ущерба уменьшает льготу по возмещению убытков от ветра. Это во-первых, а во-вторых, необходимо извещение от властей штата.

Камерон кивнул.

– Я предположил, что, если таковы законы Нью-Йорка, здесь нечто подобное тоже должно действовать.

– А уязвимость по строительным стандартам? – Этот вопрос задал Колин. – Форма крыши влияет на средний ущерб?

Квин ткнул пальцем в Колина. Очень сообразительный он, этот бунтарь против условностей, с прической хвостом и с серьгой.

– Прямо в точку попал, братик. – Он сверкнул улыбкой в сторону Николь. – Знаешь, очень полезно иметь в семье банкира с юридическим дипломом, да и архитектор может иногда пригодиться.

Живая искорка, заблестевшая в ее глазах, придала им удивительную голубизну подлинного сапфира.

– И черепицу они здорово кладут, – пробормотала она.

– Сегодня мне пришлось использовать все, что у меня есть, не поддаваясь желанию все-таки хоть разок чмокнуть этот прекрасный рот, – пояснил Квин. – Если бы со страховым полисом я не угадал, надо было бы побыстрее закончить с крышей.

Колин взмахами рук обозначал линии крыши:

– Прямо скажу, отлично сделано. Плоскости и ребра в идеальном балансе, и несколько высоких точек. Тот архитектор досконально разбирался в подлинном испанском стиле.

– Эту крышу начертил и возвел мой прадедушка, – с явной гордостью произнесла Николь. – Ее геометрия мне всегда нравилась.

Квин послал Камерону значительный взгляд. Как бы он ни ценил тот факт, что братья побросали все и предоставили ему свои знания и умелые руки, торчать с ними на верхотуре, любуясь линиями, он не хотел.

Камерон молча принялся собирать инструменты. Через минуту-другую Квин проводил братьев за двери номера-склада, пообещав вскоре заглянуть к ним.

Глубоко вздохнув, он направился обратно на крышу. До чего же ему не терпелось оказаться наедине с Николь!

Взобравшись по лестнице, стоявшей на балконе, Квин остановился на верхней ступеньке, откуда была видна вся крыша.

Николь сидела на конце горизонтальной балки, скрестив перед собой длинные ноги, высоко открытые короткой юбкой. Откинувшись назад и опираясь на руки, она глядела на залив с тающими на нем последними отблесками заката.

Наконец она повернулась и взглянула на Квина.

– Ты не такой бессердечный капиталист, как я думала. Я ошиблась на ваш счет, мистер Воротила. Очень ошиблась.

Сложив руки на груди, он прислонился к теплой черепице.

– Прелесть моя, можешь ошибаться сколько хочешь. Хотя я предпочитаю, чтобы меня понимали правильно.

С соблазнительной улыбкой она откинула назад голову и грациозно прогнулась. Вздохнула, точно довольный котенок, и закрыла глаза.

– Спасибо тебе, Квин.

Невольная сексуальность позы была такова, что ему стало трудно дышать.

– Мак, – поправил он автоматически, одновременно соображая, не взять ли ее прямо здесь, на идеально сбалансированной крыше, вызвавшей восхищение его брата. – Так как же я получу все причитающиеся мне выражения признательности?

Николь медленно встала; Квин подтянулся наверх, чтобы дать ей руку. Затем, встав тверже на нижней ступеньке, он наблюдал, как она спускается. Видно ему было из этого удобного положения все, что находилось под юбкой. Включая огненно-красное кружево – когда она нагибалась.

– Виды в этой местности просто невероятны! – со смешком сообщил он, помогая ей преодолеть последние ступеньки. – Никогда не угадаешь, какой цвет увидишь следующим.

Тихий смех. Повернувшись, Николь без единого словца залепила его рот страстным горячим поцелуем.

– Я очень хочу поблагодарить тебя как следует, – мягко произнесла Николь. – Только у меня нет сейчас комнаты, а твоя полна Макгратов.

– В комнате позади нас есть матрас, – ответил он, проводя руками по ее ягодицам. Затем потянулся к блузке и расстегнул верхнюю пуговицу. Первый роскошный дюйм промежутка между грудями открылся его взору. Закончив расстегивать, он отодвинул ткань в стороны, любуясь красным кружевом. – Все в тон. Молодец девочка.

Николь хихикнула.

– А я думала, тебе нравится синее.

– Мне нравится... – слова не хотели сходить с языка, – любой цвет, какой ты носишь. – Застежка спереди бюстгальтера выпустила изобильную плоть, дав ей пролиться в его жаждущие руки. – Ты великолепна, – сумел он еще пробормотать, задыхаясь, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Зажав голову Квина в ладонях, Николь притянула его к себе долгим, алчущим поцелуем. Не прерывая поцелуя, Квин повел ее, заставляя пятиться, сквозь открытую дверь в затемненную комнату. Перемежая поцелуи ласками, они раздели друг друга, нетерпеливо, томимые обоюдным желанием. Жаркая комната, горение страсти покрыли обоих блестящей пленкой пота.

– Вот нам постель, – Николь кивнула на матрас, все еще в упаковке, – совершенно новая по крайней мере.

Мак оценил сверхгабаритный матрас, потом посмотрел на Николь. Из одежды на ней – только сексуальная улыбка. Одного взгляда на ее удивительное тело хватило ему, чтобы принять решение.

Он содрал покрытие их импровизированного ложа, другой рукой подталкивая женщину к атласным выпуклостям матраса.

Они отчаянно нуждались друг в друге и не церемонились с удовлетворением этой нужды. Изнуренные любовью, оба соскользнули с матраса и свернулись вместе на полу. Наконец-то напряжение ушло. Однако тяжесть с сердца Квина не исчезала. Догадывается ли она, что именно он сотворил сегодня? Спас ее владение – и тем самым уничтожил всякую связь между ними двоими. И вот теперь для него нет места в ее жизни, и вообще в ее мире ему нечего делать. Он сам об этом позаботился, воюя утром с Норткотом.

Это не имеет значения, убеждал он себя. Ведь она счастлива.

А я-то – нет. Нашел наконец ту единственную, обещанную бабушкой, ждущую его, и только его. И должен навсегда покинуть.

– Тебе хорошо? – спросила его Николь, лаская лицо тонкими влажными кончиками пальцев.

Он кивнул и улыбнулся. Говорить не хотелось.

– Ты... какой-то растерянный.

– Растерянный, – признался он и поцеловал ее. – Я весь растерялся в озерах твоих синих глаз, леди.

– Ты умеешь заговаривать зубы, Квин Макграт. А теперь расскажи, что такое, в точности, ты наговорил Тому Норткоту, чтобы он переменил намерение.

Но объяснений, ожидаемых Николь, он дать не успел. Из кучи одежды на полу зазвонил телефон.

Квин потихоньку чертыхнулся и пошел к телефону.

И успел всего лишь произнести свое имя, потом только слушал. По временам пытался вставить что-то, но каждый раз останавливался и, по-видимому, получал по первое число.

Освещение было слабым, но бесстрастное лицо Квина Николь различала. Подумалось, что он, вероятно, хотел бы остаться один.

Николь натянула белье и юбку. Мак смотрел, продолжая слушать, кивать и иногда говорить «ага». Когда она потянулась за бюстгальтером, он перехватил ее руку.

– Не уходи, – прочла она по губам. Затем он прокашлялся и сказал в трубку: – Брат Тома Норткота – очень ловкий страховой агент. Сварганил такой полис, что держатель почти наверняка оставался ни с чем. – Пауза. – Потому что он получил очень неплохую премию от компании за эту свою вдохновенную формулировку. И так уж им повезло, что банк не послал копию полиса администрации штата. Так что владелец недвижимости положенного по закону Флориды извещения не получал и, стало быть, полис недействителен.

Изумленная, Николь продолжала слушать. Зачем Том это сделал? Только, чтобы поддержать брата?

– Да, Норткот кое-что получил. – Мак, по-видимому, отвечал на такой же вопрос. – Его братец сбежал, чтобы не отвечать за свои страховые фокусы, Норткот прикрыл его, а то, что закладная по «Морскому ветерку» просрочена, дает основание списать порядочный долг. А раз уж ты обеспечил для него еще тридцать пять закладных... Незаконного тут ничего нет, но с этической стороны... – Он закрыл глаза, тихонько вздохнул. – Да, таков бизнес.

Ни к чему выслушивать остальное. Том выигрывает большие деньги от сделки с Дэном Йоргенсеном.

Выйдя на балкон, Николь закрыла за собой дверь, не взглянув на Квина. Перегибаясь через перила, увидела, как несколько парочек наслаждаются вечерним купанием, а подальше двое мужчин перекидываются на песке мячом.

Камерон и Колин. Как чудесно иметь таких родственников, думала она. Бросили все свои дела и пришли на помощь.

А ведь, наверно, заняты не меньше Квина и дела у них не менее важные.

Нежное дуновение ветерка приподняло ее волосы, поцеловало кожу, оставив вкус соли. Мак тоже так целовал ее... Прикрыв глаза, она отдалась воспоминаниям. Как это волнующе – заниматься с ним сексом. Быстро и энергично или же медленно и нежно. Всякий его поцелуй, всякое касание заставляло таять, растворяться в неге...

Вопрос, наконец-то сформировавшийся в ее голове, уже не давал ей покоя.

Как же можно отпустить его?

Вот так и можно. Один незначительный момент в ее жизни; позабавилась, пошалила, поиграла в секс...

Поиграла? Это рвущее на части, потрясающее душу чувство, этот сжимающий сердце вертикальный танец – игра?

Она никогда не испытывала ничего подобного. И не только в смысле секса, тут было что-то еще. С самой первой встречи она нуждалась в нем, наслаждалась одним звуком его голоса, любила смотреть, как он работает, любила его заботу, его чувство ответственности. Любила его смех, и его рот, и его глаза.

Любила.

Его.

Игра, ничего себе.

Но что же теперь? Похоже, карьера Квина застряла на мели, «Йоргенсен девелопмент» после последнего выкрутаса вряд ли погладит его по головке. Но у него же своя жизнь там, в Нью-Йорке, – квартира, друзья, целая бейсбольная команда друзей. А у нее здесь «Морской ветерок».

У их связи нет будущего. Николь подавила стон боли при этой мысли. Ну что ж, есть сегодняшняя ночь. Остаток выходных. Они запрутся в комнате, а потом...

Шорох скользящей стеклянной двери прервал ее мечтания. На Маке были одни брюки, пояс висит расстегнутый, рубашку он не надел. Понять, о чем думает, по лицу невозможно.

– Конец? – спросила она.

– Будет, если я не попаду на самолет через два часа.

– Что? Зачем уезжать прямо сейчас? Останься хотя бы до конца отпуска, Квин!

– Меня зовут Мак, не забывай.

– Тебя зовут Квин, когда я зла на тебя.

Он обнял ее, прижал к груди. Николь чувствовала, как бьется его сердце, ровно, в унисон с ее собственным. Он поднял ее подбородок и пытливо вгляделся в глаза.

– Понимаешь, Николь, в моем деле не бывает настоящих отпусков.

Николь прищурилась.

– И ты не возмутился, что твой босс прибег к не совсем честным действиям?

– Он просто использовал возможности, чтобы получить, чего хотел. Это – биз...

– Хватит. – Она закрыла ему рот рукой, но он снял эту руку, поцеловал ее и переплел ее пальцы со своими.

– Бизнес, Николь. Жестокий, иногда не очень красивый. От этого никуда не денешься.

Боль стиснула ее грудь, не впуская воздух. Николь шагнула назад.

– Ошиблась я все-таки. Капиталист ты, и больше ничего. Тиран.

Он схватил ее за руку, протянутую к двери.

– Бизнес – это только часть меня.

– Самая существенная.

– Нет, не самая. – Он качал головой, помрачнев от своего неумения объяснить.

– Что же тогда самое важное для тебя, Мак?

Николь не дышала и поклялась бы, что он не дышит тоже. Одно слово. Только одно слово, чтобы она осталась, чтобы могла надеяться.

Ты.

– Мне нужно вернуться домой и разобраться, – наконец произнес он.

Медленно выдохнув сквозь зубы воздух, Николь смотрела на него, представляя себе, что будет, когда он вернется домой. Когда с удобствами расположится в своей квартире на Манхэттене, сядет за руль своей безумно дорогой машины, выпьет пивка с приятелями по команде... а Николь Уайтейкер останется не более как приятным воспоминанием.

– Хочу спросить тебя. – Собравшись с силами, она взглянула ему прямо в глаза. – Что ты имел в виду, когда сказал, что я – единственная?

Квин изменился в лице. Черты утеряли резкость, огонь в глазах притух.

Не ожидая ответа, Николь кинулась бежать к лестнице.

Глава тринадцатая

Тетушка Фредди – пусть будет благословенно ее доброе сердце! – испробовала все, чтобы утешить племянницу. Разглядывала астрологические знаки, баловала Николь ароматерапией и натуральными, без сахара, печеньями, мягко подшучивала, пытаясь вызвать на лице девушки улыбку. Без толку.

Николь понимала, что по идее должна быть счастлива: вернула себе «Морской ветерок». Ладно, утром устрою праздник, потом приступлю к ремонту и реставрации, обещала она себе.

Но пока что ей нужно понянчиться со своим разбитым сердцем. И с этой целью до поздней ночи торчать на благоустроенной плоской крыше – в секретном уголке Фредди – и размышлять над тем, что же она такое сделала не так.

Из этих раздумий ее вывели шаги на наружной лестнице. Что тетя придумала на сей раз, чтобы вывести Леди в Синем из синего уныния?

Улыбка от уха до уха. Это было первое, что заметила Николь, когда тетя появилась из-за угла. Она не хихикала, но была близка к этому.

– Господи, чем они их только там кормят?

– Что? Где – там?

Фредди сделала большие глаза и прошептала:

– Там, где разводят Макгратов.

По спине Николь побежали мурашки.

– Ты о чем?

– Тут твоя бригада кровельщиков, – она приподняла бровь. – Заехали по дороге в аэропорт и хотят говорить с тобой.

На один безумный момент Николь показалось, что с ними может быть Мак. Но его, естественно, не было.

– Мы хотели попрощаться, – объяснил Камерон, пронизывая ее взглядом глаз цвета морской синевы. Солнце оставило золотые искры в его волосах, превратив парня в изображение божества – покровителя серфинга, облаченного в ярчайшую рубаху и шорты цвета хаки. – Работа завершена.

– Ах да, сейчас я с вами расплачусь. – Она тряхнула головой. – Пожалуйста, разрешите...

– И не думайте, – прервал ее Колин. – Для нас это был отдых.

Хорошо бы улыбнуться. Голос так похож на голос Квина, богатый интонациями, ласковый, низкий. И сам он выглядит почти как Квин, вот только серьга и забавный хвостик...

Камерон сунул руки в карманы и переступил с ноги на ногу.

– Мы уезжаем, Николь. Просто подумали, что надо сказать... в общем, захотели глянуть, как у вас дела.

– Как у меня дела? – Николь смотрела на собеседника с недоумением.

Колин тем временем пристально смотрел на нее.

– Нам было интересно, так ли ты плохо выглядишь, как Квин, – сказал он. – Оказывается, так же.

– Колин! – Взглядом Камерона можно было убить.

– Да ты посмотри на нее. Так же скуксилась, как он при отъезде.

Мурашки перебрались с ее спины к сердцу.

– Вот как? – Николь пожала плечами. – Значит, ему не нужно было уезжать.

– Он поступил так, как считал нужным, – сказал Камерон. – Квин всегда поступает правильно.

Николь недоверчиво хмыкнула.

– Да ну?

– Так точно. – Тон Колина выражал возмущение, что кто-то способен в этом сомневаться. – Я-то рублю сплеча, а вот Квин, он ответственный парень. Иногда срывается, но ответственный.

Николь улыбнулась.

– Срывается и все же ответственный? – Теплое чувство к братьям затопило ее сердце. – Спасибо за то, что приехали сюда и так старательно работали. Я очень высоко ценю вашу помощь.

– Ну а как же иначе? – удивился Колин. – Квин позвонил на той неделе и сказал, что он...

Камерон поспешно схватил брата за плечо:

– Помолчи.

Колин покосился на него:

– Ей надо бы знать.

– Пусть сам скажет.

Теперь надо говорить ровным голосам и смотреть твердо.

– Могу я задать вопрос и получить честный ответ?

– Нам уже пора идти, – объявил Камерон.

– Я абсолютно честен! – Колин, поигрывая с золотым колечком в своем ухе, убийственно ухмыльнулся.

– Квин кое-что мне сказал, и это... поставило меня в тупик. Он сказал... что я у него единственная. Не знаешь, что бы это значило?

Колин метнул взгляд на Камерона, потом перевел на нее, но промолчал. Камерон шагнул ближе и положил руку ей на плечо.

– В нашей семье «единственная» – это твой компаньон по духу. Твоя судьба.

Под ногами Николь закачалась земля.

– Так говорит наша ирландская бабушка, – добавил Колин. – Что для каждого есть только одна суженая, и когда мы найдем ее, то поймем это.

– Ну а если нашел и бросил, тогда?

– Единственную не бросают, – мрачно сообщил Колин.

– Я очень доволен, что нам довелось встретиться, – сказал Камерон.

– И увидеть твое объявление, прежде чем его сняли, – добавил Колин.

– Я не снимала... – Николь оборвала себя. Это не имеет никакого значения. Все равно она собиралась позвонить в понедельник, чтобы ее рекламу убрали. Наверно, дядя Салли перенес свою распродажу на более ранний срок.

– Отличное объявление, между прочим, – Колин ехидно улыбался. – Плод истинного вдохновения.

– Вы даже не имеете представления, насколько истинного, – с трудом проговорила Николь.

Закрыв входную дверь, она прижалась к ней лбом. Голос Колина продолжал звучать у нее в ушах:

Единственную не бросают.

Это может значить только одно. Она, Николь, не является той единственной.

Когда Квин Макграт принимал решение и начинал действовать, помешать ему не могло ничто. Так было и в эти выходные в Нью-Йорке. Когда он приземлился в Ньюарке, сразу же позвонил братьям в «Морской ветерок» и сообщил о своем решении.

Камерон сперва засомневался, но Колин заставил его подчиниться и даже дал Квину несколько полезных советов.

В кабинете Дэна Йоргенсена Квин сказал: «Я увольняюсь». Два совсем простых слова. Выражение, появившееся после них на лице Йоргенсена, стоило того, чтобы только ради этого слетать в Нью-Йорк.

На сердце сразу стало легко. Квин уже давно знал, чем все кончится. Нужен был только какой-то толчок, чтобы сдвинуть его с мертвой точки.

Может быть, сработало разочарование в глазах Николь во время того телефонного разговора. Может, все случилось, когда он прибивал на место толь и вспомнил, как ему нравилась в свое время эта работа. А может, щелчок в голове произошел тогда, когда он шагнул в лифт для вознесения в небеса.

Да неважно. Важно, что сам Квин изменился. Недостаточно, впрочем, чтобы отказаться в последний раз сыграть в бейсбол.

На это ушла вторая половина воскресенья. Сыграл он хорошо, вечером позвонил бабуле, потом уложил вещи.

И наконец-то он ведет свою машину с убирающимся верхом вдоль по Первому шоссе. Прославленное панно видно с центральной полосы прекрасно. Он вспомнил самое первое послание и не мог удержаться от улыбки. Леди в Синем.

Вскоре Квин входил в «Морской ветерок» с уверенностью человека, чей инстинкт редко подводит.

– Николь здесь? – спросил он у задорной рыжей Салли.

У той приоткрылся рот.

– Она сейчас живет в доме у тетки. Вряд ли будет здесь сегодня; завтра, может быть.

Завтра? Ждать так долго? Ну нет.

– Адрес дайте, пожалуйста.

Салли колебалась.

– Ладно, вашим братьям я его дала.

– Моим братьям? – Квин нахмурился. – Им зачем?

– Хотели с ней поговорить.

Салли накорябала адрес на клочке бумаги и протянула ему.

– Спасибо. Да, вы шестнадцатый номер сдали уже?

– Господи, ну конечно. Сразу же.

– А восемнадцатый?

– Это домик Николь. Правда, если бы подвернулся постоялец...

– Прекрасно. Я его беру. На неопределенный срок.

– А что скажет Николь?

– С Николь я разберусь сам. – Квин широко улыбнулся, видя ее огорошенное лицо.

Проезжая мимо панно, он на него не взглянул, чтобы не отвлекаться от плана. Нужно помнить совет бабушки. Они проговорили долго, и самое важное было:

– Отыщешь ее, и никогда уже больше не отпускай.

Нет, бабуля. Не отпущу, ни за что не отпущу. Он все еще улыбался, когда Фредди открыла ему.

– Привет, Фредди. Я ищу Николь.

– Она уехала обратно в «Морской ветерок», солнышко.

У Квина упало сердце. Весь план на глазах идет прахом.

– Давно уехала?

– Пять, десять минут – не больше.

– На красной «хонде»?

– Да, и ты можешь позвонить ей по сотовому.

Ну уж нет!

– Придется ее искать. Спасибо, Фредди.

Но что за выражение у нее на лице? Она старательно потянула носом.

– Хорошо пахнет сегодня, тебе не кажется?

Вот чокнутая. Он коротко кивнул, а она добавила:

– Пахнет... любовью.

Квин расхохотался, сграбастал ее за плечи и звучно чмокнул в щеку.

– Черт, ты права, Фред.

Выезжая на улицу, он все еще видел, как она стоит в дверях своего дома. Дважды ударил по кнопке сигнала и помахал ей. Потом потянул носом, подражая Фредди. Пахнет любовью. Никаких сомнений в этом нет.

Мыслями о Маке Николь больше себе голову не забивала. День стоял прекрасный, голубое небо без облачка и пропасть теплого флоридского солнца. В такой день хорошо начинать все сначала, говорила она себе. Забрать из банка чек и приняться за восстановление «Морского ветерка».

Она опустила стекла окон. Выехав на Первое шоссе, прибавила скорость и автоматически увеличила звук радио. Станция, специализирующаяся на легком роке, на этот раз угостила ее унылой любовной серенадой.

Николь ткнула первую попавшуюся кнопку. Женский голос замурлыкал песенку о волшебном поцелуе.

Она выключила радио совсем.

Машины двигались довольно быстро, но дорога к мосту на остров была забита больше, чем обычно. Позади раздавались гудки. Торопятся, подумала Николь. Куда?

Домой. К своим любимым. Каждый к своей жене, детям, к вкусным домашним обедам.

Николь вздохнула. Если даже она и передумает насчет жизни в одиночку, это ничего не изменит. Единственный человек, которого она желала бы всегда видеть рядом с собой, не хочет ее. Ему нужна его должность, квартира, деньги. Женщина не нужна.

Николь прилагала усилия, чтобы прогнать слезы из глаз. Так не пойдет. Она не собирается хлюпать носом и...

Радуга букв. Уставившись на них, она едва осознавала, что тормозит машину до черепашьей скорости.

Неряшливо, непрофессионально, дилетантски... самое восхитительное, что Николь когда-либо видела в жизни. Мешанина из цветов, от руки нанесенная на черное.

«Леди в Синем. И в Белом. И в Розовом. И в Красном. Я возвращаюсь в «Морской ветерок» и больше этого рая никогда не покину. Ты – моя единственная».

Позади отчаянно возмущался гудок, визжали тормоза. Но Николь уже ни на что не была способна: ни двинуться с места, ни думать, ни даже дышать. Расстегнув пояс безопасности, она включила аварийный тормоз. Схватившись за край крыши, подтянулась и встала на сиденье, не беспокоясь о том, что, торча над автомобилем, выглядит глупо.

– Какого черта? – проорали сзади.

Больше этого рая никогда не покину.

Она тонула в волнах сумасшедшего счастья. Мак. Она – единственная, и он к ней возвращается. Мак.

Один из гудков не переставал гудеть, длинно, настырно.

– Эй, леди!

В конце концов она обернулась, так и не сумев стереть с лица идиотскую улыбку.

Вот он. Через полосу, двумя машинами дальше. Сидит на подголовнике, так же смешно торчит из машины, как и она. Мак.

Указывает на нее пальцем.

«Ты, – изображает губами. – Ты – единственная».

Выскакивает из машины... кидается наперерез движению... Сердце Николь почти остановилось. Она соскользнула обратно внутрь автомобиля, открыла дверцу и попала прямо в его объятия.

– Это не ты написал, – сказала она со смехом.

– Я только составил текст. Рисовали мои братья. – Он тоже засмеялся и притянул ее плотнее к себе. – Как ты знаешь, я верю, и очень твердо, что реклама должна быть правдивой. Ты – единственная женщина, которая существует для меня, Николь. Я люблю тебя.

Эти слова омыли Николь теплом.

– Я тоже люблю тебя, Мак.

И поцелуй. Долгий, страстный. Мак прервал его только тогда, когда оба засмеялись. Крики вокруг набрали громкости – и рискованного содержания.

– Женись уж, дружок, – посоветовал водитель из кабины соседнего грузовика. – Все равно никуда не денешься.

– Так и собираюсь! – крикнул в ответ Мак, и вдруг его улыбка исчезла, сменившись серьезным, даже мрачным выражением. Он наклонился к Николь и тихо добавил: – Если она меня возьмет.

Некоторое время оба молчали. Все окружающее отступило на второй план, когда Николь погрузилась в глубину его карих глаз.

– Возьмешь, Николь? Сделаешь меня своим мужем?

– А как же Нью-Йорк? – с трудом проговорила она. – Твоя жизнь? Твоя работа?

– Я хочу перебраться сюда. А моя жизнь – это ты. – Он поцеловал ее в лоб. – Ну а насчет работы – может, у тебя в гостинице сейчас нанимают? Дела там кипят, как я слышал.

В сердце Николь вспыхнуло и заискрилось счастье.

– Вообще-то мне бы пригодился кровельщик. А также маляр, плотник и муж. – Встав на цыпочки, она шепнула ему в ухо: – Капиталистических воротил просят не беспокоиться.

– Я как раз тот, кто вам нужен, леди.

Она положила голову к нему на грудь и вздохнула. Конечно же. Он как раз тот, кто ей нужен. Ее единственный.