Текст книги "Унесенные ураганом"

Автор книги: Роксана Сент-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава девятая

Странно выглядит пустая крыша. Пробираясь мимо бассейна, Николь отметила, как приятно смотреть на отремонтированную часть. Только бы еще добавить сюда мужскую фигуру – разгоряченную, всю в поту, сияющую.

Салли оказалась на своем рабочем месте и на телефоне.

– По этому номеру вы можете подтвердить заказ, миссис Янг. – Она подняла глаза на Николь и показала поднятый большой палец. – Пикник на пляже? Э-э... да, я уверена, что мы сможем это устроить.

– Где Ма... Квин? – спросила Николь, когда Салли повесила трубку.

– Уехал на «Дровяной двор».

– «Дровяной двор»? – Господи, это же по Первому шоссе! Любопытствующий взгляд Салли вынудил Николь добавить: – Что ему там понадобилось?

– Дрова, наверное. Или что там еще мужики покупают в этих таинственных местах. А я только что приняла еще два заказа!

По лицу Николь расплылась улыбка.

– Черт! Скоро у нас будет под завязку.

– Точно.

Николь забрала со стола две записки и направилась к себе в кабинет. Салли двинулась за ней.

– Эта последняя дама интересовалась насчет пикника на пляже. Мы что, предлагаем новый вид услуги?

Повернув к ней голову, Николь постаралась принять свой самый профессиональный вид.

– Сделай доброе дело, узнай, как называется это новое заведение с деликатесными сэндвичами, о котором все сейчас говорят.

– «Вкусные сенсации».

– А телефон?

– Только если сознаешься, что задумала.

– Испробовать сегодня эту самую новую услугу: пляжные пикники. Если сработает, добавим ее к нашему постоянно расширяющемуся списку.

Салли обогнала Николь и взяла с ее стола большой, из плотной бумаги конверт.

– Кстати, тут курьер привез банковские бумаги, о которых спрашивал этот Квин. По-видимому, Том больше не в силах тормозить его. Курьер сказал, что звонили из Нью-Йорка и потребовали предъявить документы. Вот, посмотри, все здесь.

Между лопатками Николь побежал ручеек пота.

Она закусила губу и взяла у Салли конверт, стараясь, чтобы руки не дрожали. Зачем ему понадобилось спешить с бумагами? Но ведь он ничего твердо не обещал. Правда, за тем ленчем, с тетей Фредди, Николь бы поклялась, что Квин постарается затянуть дело. Вздохнув, она пролистала бумаги, задержавшись на злосчастном страховом полисе.

– Так узнать тот телефон? – мягко проговорила Салли.

Подняв глаза, невезучая владелица гостиницы увидела грусть на лице подруги.

– Да. Этот тип здорово утомился на нашей крыше. Хоть ужином с ним расплачусь.

Сумрак сгущался, и приближался час обетованный «когда взойдет луна», а Николь сообразила, что спланировала все небрежно. Еду и вино от «Вкусных сенсаций» доставили, но она забыла, что должна освободить свой домик для прибывающих поздно вечером гостей. Времени оставалось только одеться, рассовать свои тряпки и другое личное барахло по чемоданам и покидать эти чемоданы в багажник. Ключ от новой комнаты придется забрать у Салли позже.

Сходя вниз по деревянной лестнице, она изучала небо на горизонте. Солнце нырнуло в залив наполовину и расплескивало оранжевые и огненно-красные блики в прощальном приветствии. Время перейти к южной стороне домика. Там выходит к воде маленький садик, окруженный пальмами, олеандрами и гардениями. Среди листвы стоял круглый каменный столик. Прекрасное, защищенное от посторонних взглядов место. Жаль только, что с появлением гостей, к десяти вечера, придется его покинуть.

Но тогда Николь уже будет знать, какие у Мака намерения относительно сделки. И решит, приглашать его или нет в свой временный приют в большом доме.

Закончив сновать из дома в сад, устраивая пикник, она забежала внутрь еще раз. Добавила на губы чуть-чуть блеска и придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Перед тем как уложить одежду, она выбрала для себя длинную полупрозрачную белую юбку, вместо прилагающейся к ней свободной блузы надела короткий черно-белый топ, открывающий талию. Под всем этим имелись только застегивающийся спереди бюстгальтер и легчайшие шелковые трусики. Николь чувствовала себя потрясающе сексуальной.

Как же было бы хорошо, если бы Салли ошибалась насчет потайной возни Мака с готовящейся продажей. Не то чтобы это имело решающее значение. Не Мак, так какой-нибудь другой нью-йоркский воротила уж непременно был бы здесь, вынюхивая прибыль. Но для нее это не пустой принцип. Она хочет доверять этому мужчине, а не только жаждать его тела.

Сейчас у него появился шанс завоевать ее сердце. Может быть, он ухватится за этот шанс; может быть, не захочет. Но Фредди права. В двадцать восемь лет пора начинать жить.

Быстрая проверка домика. Сегодня после обеда его тщательно вычистили. На кофейном столике – цветы, в холодильнике – вино. Клиенты должны остаться довольны.

Теперь забрать банковский конверт. Авось пикник не будет испорчен, если перед ним сразу покончить с неприятными делами.

Николь проверила место, приготовленное для пикника, зажгла свечи, чтобы отогнать комаров, и босиком пробралась сквозь чащобу свай, на которых стоял ее домик. Она увидела Мака раньше, чем он заметил ее. На берегу, в брюках хаки и мягкой хлопковой рубашке, синей с белой нитью. Рукава, конечно, закатаны. В одной руке – ботинки, что в другой – не понять.

Предвкушение зажгло все внутри страстным огнем, пока Ник следила, как он идет к домику по влажному, плотному песку. Господи! Никогда в жизни она ничего с такой силой не хотела, как этого мужчину.

Николь оставалась под домом, зная, что он не разглядит ее в тени. Гость приостановился у подножия лестницы, все внимание – вверх, не туда, где она ждет его, всего на расстоянии двадцати футов.

Босая нога коснулась первой ступеньки без звука.

– Вы по объявлению? – прошептала она с дразнящей ноткой.

Он тихо охнул и застыл на месте. Пристально вгляделся в лабиринт двухдюймовых балок, на которых покоился домик. Затем, не говоря ни слова, направился к ней.

– Я ищу персону в синем.

Как и ожидалось, от него веет ароматом мужчины, почти так же волнующим, как сексуальный голод на его лице.

– Вы не злитесь по поводу моей рекламы? – Николь иронически изогнула бровь.

Квин протянул вперед розу. Лепестки защекотали подбородок Ник, сладкий запах заставил расшириться ноздри.

– Вы искусны в словах, леди. В этот раз я поверил им безоговорочно.

Николь жалко улыбнулась. Как удается этому человеку одним движением превращать ее в клубок обезумевших гормонов?

– Пусть это будет моим способом выразить благодарность моему кровельщику.

Квин глянул поверх ее плеча в сад.

– Свечи? И накрытый стол? Я не ожидал ничего столь торжественного.

– А чего, например?

– Только своих любимых лакомств. Начиная с этого.

Квин мазнул поцелуем по ее рту, раздвинул губы Ник языком, пощекотал. Ботинки глухо ударились о мягкий песок, и горячая рука легла на талию девушки, на голую кожу. Через полминуты Квин отпустил ее.

– Я тосковал о вас, – тихо и нежно проговорил он.

Николь облизнула губы, чувствуя оставшийся на них вкус поцелуя.

– Но недостаточно, чтобы отогнать от меня ваших нью-йоркских собак.

Квин недоуменно взглянул на нее.

– Это вы о чем?

– О документах, присланных банком. Как раз сегодня. Кто-то вчера связался с Томом Норткотом и нажал на него.

Квин задумчиво нахмурился.

– Я ничего об этом не знаю. – Он спокойно обнял ее за плечи, подобрал ботинки и повел девушку в сад. – Завтра гляну на эти документы.

– Нет. – Они уже дошли до стола. Николь взяла ненавистный конверт. – Давайте разберемся со всем прямо сейчас и покончим с этим. Здесь что-нибудь лежит такое, чтобы вы переменили намерения?

Квин опустил глаза на ее юбку. Приподнял край ткани так, что луна просвечивала насквозь и выявляла очертания ног.

– Нет. Но вот здесь кое-что может.

По телу Николь пробежала искра возбуждения, но она твердо отодвинула ее на край сознания.

Она скрестила на груди руки. Решение пришло без раздумий. Заставить его раскрыть карты. Предъявить ультиматум. Другой возможности чего-то добиться у нее нет.

– Пока существует это, – она постучала ногтем по конверту в его руке, – ни о чем другом не может быть и речи.

В глазах Квина мелькнуло разочарование, но от лица девушки эти глаза не отрывались.

– Хорошо, ваша взяла. – Он придвинулся к мигающим свечам и раскрыл конверт. – Посмотрим, что у нас тут есть.

Пока Квин раскладывал бумаги на столе, Николь исчезла внутри дома, потом появилась с вазой в форме цветочного бутона, в которую поставила розу и немного зелени. Он проглядывал сопроводительное письмо, подписанное Норткотом, когда Николь налила в два бокала вино. Приняв из ее рук узорный сосуд, он привычно поднял его в тосте.

Николь покачала головой. Квин вздохнул и, не пригубив, поставил вино на стол. Взявшись за толстенькую пачку закладных документов, он глянул первым делом на итог.

Долг у Николь порядочный. Выплаты не безобразно велики, но, чтобы справляться с ними, Николь определенно надо шевелиться. Шестым чувством Квин угадал, что она устраивается рядом. Достаточно близко, чтобы читать через его плечо, и достаточно далеко, чтобы избегать физического контакта.

Квин перелистнул страницу – опять цифры. Может ли где-нибудь в этой бумажной куче найтись неправильность, достаточная, чтобы убедить Дэна отказаться от покупки?

А зачем? – поинтересовался его внутренний голос. Чтобы завершить отпуск фантастическим, необузданным сексом, сказать «до свидания» и поспешить обратно в Нью-Йорк? Бросить свой пляж она ведь и не подумает.

Николь придвинулась чуть ближе, дразня ароматом цитрусового шампуня и духами: мускусный, более сексуальный, чем обычно, запах. Все чувства Квина пришли в возбуждение. Хотелось схватить ее в охапку и смять эти сверкающие губы своим ртом, приступить ко всем этим лакомствам...

– Мак, – проговорила она, теребя угол листа, – это страница с подписями. Почему вы так пристально ее изучаете?

– Просто проверяю подлинность, – буркнул он, переходя к следующей порции писанины. Что же с ним происходит? Даже не приступив к сексу, он уже размышляет об их будущем. – Го-осподи, – выдохнул Квин, сам не веря собственным мыслям.

– Понимаю. – (Она знает, о чем он думает? – удивился он.) – Этот чертов полис.

Заставив себя сконцентрироваться, Квин вчитывался в каждое слово. Тихонько выругался.

– Николь, как вы умудрились такое подписать?

– Я думала, это обычные банковские формальности. Когда подписываешь и подписываешь, знаете, перестаешь понимать, что все эти бумаги что-то значат.

– Кто руководил заключением сделки?

– «Марин федерал».

– Этот гад Норткот?

– Он не гад. – Николь сдержанно хихикнула. – Просто очень консервативен.

– За такими консервативными глаз да глаз, проворчал Квин. – Среди них попадаются истые волки в деловых костюмах.

– Какой он волк! Я его со школы знаю.

– Чтобы страховка была составлена подобным образом – это же невозможно!

– Составлена же.

– Это копия.

– Я прочла оригинал. Такой он и есть, хранится в банке. Я там битый час сидела с адвокатом, разбираясь, что к чему. Здешний агент страховой компании признал, что полис необычный, но настоял, что бумажка действительна, и зажал где-то сто пятьдесят тысяч.

Квин хмыкнул.

– Наверно, это было чувствительно.

– И не говорите.

На последней странице кое-что бросилось ему в глаза.

– Смотрите. – Он показал ей строчку мельчайшего шрифта в самом низу. – Полис переходит к новому владельцу.

– И что это значит?

– То, что мы, возможно, не захотим совершить покупку. То есть я-то могу уехать вместе с бульдозерами, но у вас, солнышко, все еще остаются проблемы.

Она вздохнула и посмотрела на Квина. Сочетание надежды и отчаяния на ее лице взволновало его. Квин мягко положил ладонь ей на плечо.

– Лучшее, что я могу сделать, – это раскопать все это безобразие первым делом, как проснусь утром. Если найду способ придержать сделку или даже убедить Дэна, что она невыгодна, так и сделаю.

Николь смерила его подозрительным взглядом.

– Это чтобы успокоить меня и заняться... ну, вы знаете чем.

Губы Квина изогнулись в невольной улыбке.

– Это чтобы помочь вам, ничего более. Если покупка с подвохом, Дэну она не нужна. – Он провел по шелковистой коже кончиками пальцев, щекоча изнутри запястье. – А если дело затянется на месяцы, мне придется регулярно навещать Леди в Синем, и то, о чем, как вы выразились, я знаю, может ведь и продлиться.

Николь улыбнулась в ответ, сверкнув синими глазами в лунном свете. Подняла бокал и подождала, пока он сделает то же самое. Коснулась своим бокалом его:

– За проволочки.

Он нахмурился и не стал пить.

– За проволочки в чем? Я не хочу тянуть время.

– Сначала ужин, – объявила Николь.

Что за пытка! Ну как проглотить хоть кусочек? Это же невыносимо, когда мужчина настолько хочет женщину.

– Надеюсь, вам понравится, – сказала она, сопровождая слова значительным взглядом. – Это – из нового магазина деликатесной кулинарии, называется «Разогретая цыпочка в собственном соку».

Квин чуть не поперхнулся вином.

– О да. Думаю, мне понравится.

Николь распределила тарелки, поглядывая на сотрапезника из-под ресниц. Намерения у него явно добрые, может быть, даже благородные. Можно довериться. Мурашки предвкушения пробежали по ее телу.

Может ведь и продлиться...

Никаких обещаний вечной любви. Только желание и его удовлетворение.

А вот сколько времени они смогут оставаться цивилизованными и не поддаваться этому желанию? Он уже следит за каждым ее движением, и этот взгляд заставляет содрогаться все ее тело в ответном порыве.

Полчаса, самое большее. Можно сесть рядом с ним, на скамье остается место... но если бедра хоть раз соприкоснутся, о еде придется забыть.

Резкий хлопок. Автомобильная дверца.

– Мы уже не одни? – небрежно поинтересовался Квин, попивая вино.

Послышались голоса, хлопнула еще одна дверца, под ногами захрустел гравий.

– Господи! Они явились слишком рано.

– Кто?

– Гости, в этот номер.

– Вы что, пригласили на этот вечер гостей?

– Я сдала свое помещение, на неделю.

– Что-о?

– Почти все номера заняты. Интересуется много парочек. – (У подножия лестницы появился мужчина, волокущий два чемодана.) – Ну да. Это Кьюсики. Дэйвид и Вирджиния из Форт-Майерса. – Ее глаза сверкали. – Реклама работает!

Квин обошел стол, встал позади Николь. Рука коснулась ее кожи ниже волос.

– Раз уж моей особе так и так придется служить для рекламы гостиничного секса, мне следует приобрести побольше опыта.

Он поцеловал Николь в шею. Николь принудила себя не терять головы.

– Нам придется уйти. Мак. Нельзя мешать людям.

– Мешать людям? – Он лизнул мочку ее уха. – А то, что они мешают мне, ничего?

Прожекторный светильник неожиданно озарил сад, погрузив обоих в море ослепительного света. Квин, обхватив Николь за талию, потащил ее в кусты, в тень.

– Все в порядке. Мы подождем на пляже, пока они не угомонятся, тогда вернемся и перенесем наш пикник ко мне. – Квин вывел Николь на тропку, ведущую к пляжу, и потянул ее дальше, к лунной дорожке на воде. – Последим отсюда. Когда погаснут огни, проскользнем обратно.

– Так мы прождем не один час, – заметила Николь.

– Хм. – Объятия стали плотнее. – И чем займемся, чтобы не скучать?

Луна скрылась за серебристой тучкой. Влюбленные приблизились к воде. Тишина, только плещутся маленькие волны и – намного громче – бьются два сердца. Белая пена защекотала пальцы на ногах Николь, потом холодная вода плеснула на щиколотки, и она собралась уже ахнуть, но не смогла. Ее рот был закрыт жадным, призывающим поцелуем. Тихое, страстное рычание в груди Квина будоражило кровь. Руки скользнули ниже, притянули девушку к мужскому телу, давая ей понять, как она подействовала на него.

– Со мной это делается каждый раз, когда я смотрю на тебя, – шепнул он прямо в ее рот. – Каждый раз, когда я думаю о тебе.

– Ты... ты часто думаешь обо мне?

– О, примерно каждые полторы минуты. Нет. Каждую минуту.

Пальцы подползли снизу к краю бюстгальтера. Колени Николь начали подгибаться, и она ощутила, что Квин опускает ее. Вместе они приземлились на песок.

– Прилив вот-вот доберется до нас, Мак, – предупредила Николь.

Ноль внимания. Только очередной нетерпеливый поцелуй и пальцы, добравшиеся уже до застежки. Через секунду она расстегнулась.

Подняв топик, Квин открыл ее груди приглушенному свету и наклонился, чтобы испробовать вкус отвердевшего соска.

Вцепившись в напряженные мышцы его плеч, Николь не могла удержаться, чтобы не прильнуть к нему.

Пальцы Квина поползли по бедру. Выше.

Прибой шумел, полизывая бедра Николь. Ей казалось, что ее нервы шипят и искрят; мощные волны боли и удовольствия прокатывались внутри нее. Николь тонула.

– Промокнем, – пробормотала она.

– Шш. – Квин поцеловал ее в губы. – Слушай.

Со стороны ее домика донеслись голоса:

– Смотри, Дэйв! Они оставили для нас обед, и какой романтический! Свечи и вино!

Лицо Квина в лунном свете приняло веселое выражение, и обоим пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться. По ступенькам пробежали быстрые шаги.

Николь спрятала лицо на груди Квина.

– О, какая жалость. Твой ужин пропал.

Мужчина ответил ей поцелуями. Лоб. Глаза. Рот.

– Черт с ним. Закуской я уже насладился, теперь хочу основное блюдо. Пойдем ко мне. – Опершись на локоть, он занялся застегиванием бюстгальтера, неторопливо, не преминув забрать женскую грудь в ладонь. – Конечно, если ты и мой номер не ухитрилась сдать.

– Нет. Номер закреплен за парнем для рекламы гостиничного секса.

Квин сверкнул зубами и натянул поверх лифчика топик.

– Обожаю свою работу.

Глава десятая

Николь до сей поры не имела понятия, что ее тело способно не только говорить и приказывать, но и петь.

До двери они едва добрались. Мак несколько неуклюже повозился с ключами, но, как только они оказались внутри, вся неуклюжесть пропала. Не давая Николь шанса раздумывать, он повел ее к спальне, побуждая колдовскими поцелуями и не менее колдовскими руками.

Комната была освещена одними лишь стрелками лунного света, пробивающимися сквозь жалюзи.

– Моя юбка вся мокрая, – сообщила Николь.

– Значит, надо ее снять, – ответил он, проводя рукой по животу Ник и забирая в пальцы влажную ткань. – А знаешь что? Мои брюки тоже все мокрые.

– Их тоже нужно снять, – заявила Николь, дергая за поясную пряжку.

– Дамы вперед. – Он провел свою руку ей за спину и расстегнул молнию, не забыв поиграть открывшейся кожей ягодиц. – Когда я умру, не посыплешь ли ты мой пепел в ящик со своим бельем?

Николь хихикнула; юбка полетела на пол, и Квин принялся за верхнюю половину ее костюма, осторожно потянув топик через голову, целуя при этом ее груди.

– Никогда не видел ничего более прекрасного, – шептал он.

И Николь верила. Он закрыл ее рот своим, почтительно на этот раз, любовно. Знакомые искры побежали по ее телу, но чувство было другим, не тем исступлением, которое владело ею только что на пляже.

Другим. Это и называется «любить».

Легко, нежно он проводил линии на ее теле, следуя изгибам, бережно, будто в его руках бесценное произведение искусства.

– Мак, я тоже хочу чувствовать тебя.

Дрожащими пальцами Николь принялась расстегивать пуговицы. Рванула рубашку, насмешив его своей настойчивостью. Ник блуждала губами по загорелой коже, вдыхая солоноватый влекущий запах. Как он упоителен, как она наслаждается им! Вдохнуть и не выдыхать, не расставаться...

Тело. Больше тела. Высвободить его из брюк, вот так... под ними боксерские шорты – долой эти шорты!

– Николь. – В рокочущем голосе чувствуется мука. Он наклонился к ее рту. – Позволь мне любить тебя.

Она вздохнула в знак согласия, и все ее существо затрепетало от возбуждения. Когда Квин принялся плавно стягивать с нее трусики, ей захотелось подняться навстречу его руке.

– Моя Леди в Синем.

Она приподняла свои бедра, томимая торжествующим желанием. Не видя, ощутила губами, как он улыбается.

– Почему ты медлишь, Мак?

– Потому что я хочу кое-что тебе сказать.

Николь чуть расслабилась.

– Сейчас?

– Да. Именно сейчас. Я понял это сразу, как только в первый раз поцеловал тебя.

В Николь проснулось любопытство.

– Понял что?

– Что я знаю это.

Николь изучала его лицо, стараясь угадать, что означает это выражение. Или она ничего в людях не понимает, или он сейчас скажет ей правду. Чистую, ничем не запятнанную правду.

– Так что же ты знаешь?

– Что это ты, мисс Николь Уайтейкер, – ты моя единственная.

Николь уставилась на него, не в состоянии сообразить, о чем это он.

Единственная? Она не могла думать о значениях слов, сейчас она могла только чувствовать. Беспомощно отдаваться древнему инстинктивному ритму, возникающему, когда бедра касаются бедер, плоть добирается до плоти, мужчина – до женщины.

Ты моя единственная.

Слова эти продолжали звучать в ее голове, пока они поднимались и опускались, взбираясь все выше на американских горках, о которых мечтали с самой первой встречи, с первого момента, когда увидели друг друга. Быстрее, сильнее! Повторяя ее имя, Квин подбадривал ее, а она крепче оплела его ногами и поцеловала разгоряченную потную кожу.

Ты моя единственная.

Николь вонзила зубы в твердое мужское плечо, выворачиваемая наизнанку желанием. Мучительная, жгучая потребность уничтожила все остальное. Николь была не в состоянии ни видеть, ни слышать, ни ощущать запахи, ни дышать – ни остановиться. Только погружения в нее, ведущие, влекущие к краю наслаждения – и к освобождению, к долгому, и сладкому, и ничем не омраченному счастью.

И когда счастье это было достигнуто, они могли только произнести имена друг друга и обменяться бессильным поцелуем. Кровь вновь потекла по положенным жилам, дыхание начало выравниваться.

Нарушив молчание, Мак нежно тронул губами ее висок.

– Это все-таки ты.

И она знала сейчас, знала в точности, что он имеет в виду. Глубокое удовлетворение, усталость и расслабленность не впускали застарелый страх в ее душу.

Казалось, что они лежат так, не двигаясь, долгие часы, измученные и удовлетворенные; но Квин знал, что прошли минуты. Он чувствовал биение ее сердца, замечал, как пленка пота начинает высыхать. Кондиционер хоть и неуверенно, но все же работал.

– Мак?

Он улыбнулся:

– Знаешь, так меня зовут только товарищи по бейсбольной команде и кое-кто из бывших со мной в колледже студентов.

– Ты назвался этим именем, когда мы в первый раз встретились, и теперь я думаю о тебе как о «Маке». – Она повернулась к нему. – Играешь в бейсбол?

– В городской команде. Ничего серьезного: обманутые в надеждах менеджеры, которым бы хотелось иметь талант.

– А я думала, большие шишки из корпораций общаются только за коктейлями.

– Это во вкусе моего шефа. Он псих и работает двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. – Прижимая женское тело к себе, Квин вдруг подумал, что было бы неплохо, если бы она увидела, как он играет. А он бы мог посмотреть на трибуны и увидеть ее там, среди подружек... и жен. – Мне нравится бывать на воздухе. Камерон, мой брат, тоже играет. Больше для того, чтобы выпустить пар.

– Ты хороший игрок?

– В принципе да. – Он провел пальцем по ее ключице и подмигнул. – Могу подбираться сбоку, могу атаковать прямо.

– Можешь, точно. – Николь погладила его мускулистый живот. – У тебя тело бейсболиста. Сильное, твердое и...

– Ну?

– ...чудесное.

– А у тебя тело для журнальной фотографии, для центрального разворота. Пышное, совершенное и... – он взял в ладонь нежную грудь, – фантастическое. Как это тебе так повезло?

– Не повезло, лучше сказать.

– Шутишь? – Он отодвинулся, чтобы отчетливей видеть ее лицо. – Женщины тратят квартальную зарплату, чтобы увеличить себе кое-какие места, а тебе все это подарила природа.

– Лучше бы у меня хорошо закрывались окна и на каждом балконе были решетки.

Квина укололо чувство вины.

– Знать бы, как много это значит для тебя, я бы и не подумал...

– Подумал бы, – мягко прервала Николь. – Это твоя работа. Даже большее – твоя карьера, твое партнерство. Жизнь, можно сказать.

Он бы тоже так рассуждал раньше. Но сейчас это показалось ему идиотизмом.

– Моя жизнь не вся заключается в этом.

– Ясно, что нет, – шутливо согласилась она. – Есть еще бейсбольная команда.

– Наш уровень не слишком высок. Если и выигрываем, хватает только выпить пива.

– А деньги для тебя важны.

– Не так уж, – защитился он от мягкого упрека в ее голосе.

– Ну, значит, честолюбие. Успех. Высокое положение. Авторитетное звание.

– Так вот как я выгляжу со стороны?

– У тебя шило в одном месте, Квин. – (Он отметил, что Николь назвала его по имени, но предоставил ей продолжать.) – Я видела, как ты вел себя на той встрече, где еще был Норткот. Уверена, что ты умеешь из каждой сделки выжать максимум.

– Умею, Николь. Я хорошо умею делать свою работу. – Подперев голову рукой, Квин глядел на нее сверху вниз. – Это не вполне то, чем бы я предпочел заниматься, но так уж вышло. Не скажу, что я всегда прав. И мне жаль, что моя карьера мешает нам сейчас. Мешает этому, – он провел рукой по гладкой коже ее бедра. – Но моя карьера – это не жизнь. Это способ зарабатывать на жизнь.

– Как ты оказался в торговле недвижимостью?

Лучше спроси, как я мог там не оказаться.

– Ну, я говорил уже, папа всех нас загнал, так сказать, силой в самую конторскую из конторских работ. Престижные колледжи, ученые степени, все такое. – Она промолчала, и Квин почувствовал, что должен сказать больше. Объясниться. Кинуться в пропасть безоглядного доверия. – Пойми меня, – продолжил он. – Отец оказался прав. С деньгами и с уважением людей жить легче. А для него это было вообще все на свете.

– Почему?

Вопрос серьезен, это читается в ее глазах. С любой другой женщиной Квин отделался бы шуткой. Но не с Николь.

– Мои родители развелись, Колин тогда был еще маленький. Мама... ей хотелось большего. Прочла, понимаешь, книжку о женской эмансипации, решила, что мужчин ненавидит и заботиться о трех пацанах не для нее, ну, и уехала в Вайоминг. – Он ощутил волну сочувствия и благодарно сжал Николь в ответ. – Растила нас бабушка – самый лучший человек на свете.

– Как же вы все пережили это?

– Обошлись, каждый на свой манер. Кам стал крутым, Колин – необузданным.

– А Квин?

– Шутником.

Николь только улыбнулась в ответ, и опять осталось ощущение, что она ждет большего. Почему бы нет? Если она – та самая, единственная, ей надо знать о нем все.

– Даже под чутким руководством бабушки отцу тяжело было удерживать нас вместе как семью. И хотя он и купил себе со временем собственную фирму и на грузовиках появилось его имя, он оставался человеком физического труда. Всю жизнь прожил ремесленником-строителем. И думал, что вот он добьется того, чтобы мы все носили деловые костюмы и сидели в кабинетах, и тогда станет ясно, что мама была, ну, не права, что ли. Докажет ей, что хорошие родители способны сделать для детей.

Некоторое время она не отвечала, прикусив прелестную губку.

– И ты слушался, как хороший мальчик. Но хотел бы чего-то другого.

О черт! Постоять на краю пропасти? Да она сейчас втянет его в самую глубину. Пожав плечами, Квин сохранил равнодушный тон:

– Я сам сделал выбор, Николь. Стать хорошим мальчиком. А потом – большим человеком. Может быть, я был бы не менее счастлив, если бы пошел по стопам отца и строил дома. – Он сверкнул улыбкой. – Нынешний отпуск мне понравился.

Выражение лица Николь смягчилось, и она плотнее угнездилась в изгибе его тела.

– Прямо не знаю, как благодарить тебя, Квин.

– Мак, – шепнул он. – Мне это больше нравится.

Она поцеловала плечо Квина и вздохнула, ее пальцы вновь отправились в путешествие по его животу.

– Мак. Что мне теперь делать? Я не хочу уезжать отсюда. Не хочу расставаться со своим жилищем, с работой, со всем своим маленьким миром. Я знаю, что это все в ужасном беспорядке, но...

– Шш. – Он заставил ее умолкнуть, положив палец ей на губы. – Я займусь этим, прямо завтра. Нужно кое в чем разобраться, и я намереваюсь поговорить с боссом обо всех открывающихся здесь возможностях и как сделать, чтобы не сносить тут всего. Давай на сегодня оставим этот разговор.

– Хорошо, только мне надо кое-что сказать тебе. Очень важное. Это имущество... продажа... в общем, я не из-за этого всего была с тобой сейчас.

– Я и так это знаю. – Квин поцеловал ее волосы, притянул к себе это невероятно прекрасное тело. – Все дело в том, как хорошо я чиню твою крышу.

– Именно так, – согласилась Николь, поблескивая глазами в лунном свете. – Ты закончишь там, перед тем как уехать?

– Один – нет. Мне надо еще раз посмотреть на те бумаги. Все продумать...

Николь подскочила.

– Мы же оставили бумаги там, на столе, вместе с пикником!

Квин бережно уложил ее обратно.

– Позже возьму. Заодно уберу со стола, после того как те расхитители наконец лягут спать.

– Спасибо.

– Сначала кровельщик. Потом уборщик. Какие еще занятия ты для меня приготовила?

– О, у меня много вакансий.

Он потянул ее ногу и положил к себе на бедро.

– Например?

– Любовник. – Она соблазнительно изогнулась.

– Введи меня в игру, тренер.

Что и было сделано.

Первым сознательным ощущением Николь поутру явилась сильная рука, лежащая поперек ее живота. Ровное спокойное дыхание овевало ей ухо. Не двигаясь, Николь стрельнула глазами на утренние тени, чтобы оценить время. Шесть, решила она, судя по розовому цвету кусочка неба, который могла видеть. Полседьмого, может быть.

Ей хотелось мурлыкать наподобие котенка. Хорошо спалось в кровати Мака! Перед этим они не разжимали объятий, кроме как на те несколько минут, какие Мак любезно потратил на вызволение бумаг. Николь приготовила целую тарелку сэндвичей из сыра и крекеров, нашедшихся в корзине, и они съели их прямо в постели, потом опять любили друг друга – на ложе из крошек. И повторили это снова.

Николь сдержала улыбку при этом воспоминании. Да, ночью случилось многое, что стоило помнить. Но наверх, к свету сознания, все же постоянно всплывали его слова, те слова, которые он сказал в самый первый их раз:

Ты моя единственная.

Что это могло значить? Не на самом же деле он так думал. Они знакомы меньше недели! Или все-таки?

Мужчина пошевелился и обнял ее крепче. Как будто знал, о чем она сейчас думает. Но его дыхание опять стало по-прежнему ровным, и Николь, закрыв глаза, позволила себе пофантазировать о том, что Мак, возможно, ее не оставит. Вовсе не поедет обратно в Нью-Йорк или хотя бы будет приезжать сюда. Как это он выразился? «То, о чем я знаю, может ведь и продлиться»?

Но он же только о сексе говорил. Или нет?

Ею овладело тепло, рождающееся где-то в груди. Прямо там, где билось ее сердце – одинокое, независимое, старательно оберегаемое от неизбежных страданий, приходящих с любовью. От ноющей, мучительной боли, впервые узнанной тем зимним утром в Чикаго, от страха и шока открытой под ногами могилы.

Двух могил.

Любить – значит потерять. Ведь так?

Закрывшись ресницами от нежного утреннего света, она вызывала в памяти обрывки прошлого, которые обыкновенно старательно прятала подальше. Блинчики на круглом столе в залитой солнцем кухне. Сладкий аромат, исходящий от взрослой женщины: она читает Николь, сидя, обнявшись с ней, на голубых бархатных подушках дивана. Вот рослый черноволосый мужчина весело смеется, подхватывает девочку, вертит ее в воздухе по всей комнате и поет: «Николь-фасоль!»