Текст книги "Пробуждение Румоко"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Когда-то я программировал компьютеры. С них-то все и началось. Однажды я узнал нечто весьма необычное. И тревожное. Я узнал, что скоро весь мир окажется "под колпаком". Каким образом это случится? О, это дело тонкое! Сейчас на каждого человека заведено "электронное досье". В нем содержатся сведения о его рождении, образовании, семейном положении, путешествиях, переменах места жительства и тому подобном. Регистрируется каждый его шаг от рождения и до смерти. Хранятся эти "досье" в так называемом Центральном банке данных, появление которого вызвало большие перемены в жизни общества. И не все они (в этом я сейчас абсолютно уверен) были к лучшему.

Одним из весельчаков, создававших эту систему, был я. Признаюсь, пока все шло хорошо, я не очень-то задумывался о последствиях. А когда хватился, было уже поздно что-либо менять.

Проект, в разработке которого я участвовал, предусматривал объединение всех уже существующих банков данных. Это обеспечивало доступ из любого уголка планеты к любой информации – надо было только набрать на клавиатуре компьютера код, соответствующий данному уровню секретности.

Я никогда не стремился служить абсолютному добру или абсолютному злу. Но в тот раз мне казалось, я близок к первому. Проект сулил великолепные результаты. Я считал, что в нашем чудесном, электрифицированном fin de siecle такая система просто необходима.

– 13

Только представьте себе: где бы вы ни были, у вас есть доступ к любой книге, или фильму, или научной лекции, или к любым статистическим сведениям.

Кстати, о статистике. Ее вы теперь не сможете обмануть, потому что ваше "досье" будет открыто для всех заинтересованных лиц. Любое коммерческое или правительственное учреждение сможет навести справки о состоянии вашего имущества, банковском счете и обо всех ваших тратах; следователь, подозревающий вас в том или ином нарушении закона, без труда выяснит, где и с кем вы находились в момент преступления, проследив за вашими платежами и перемещением в наемном транспорте. Вся ваша жизнь будет развернута перед ним, как схема нервной системы в институтском кабинете неврологии.

Признаюсь, поначалу эти перспективы вдохновили меня. Во-первых, система обещала положить конец преступлениям. Лишь безумец, рассуждал я, отважится нарушить закон, зная, что у него нет ни единого шанса уйти от наказания. Но и безумца можно вовремя остановить, если в его "электронном досье" содержится необходимая медицинская информация.

Кстати, о медицине. Теперь малейшее изменение в состоянии вашего здоровья не ускользнет от внимания врачей. Подумайте о всех тех болезнях, которые поддаются лечению только в самом начале. Подумайте о продлении срока вашей жизни!

Подумайте о мировой экономике. Какой прогресс ожидает ее, если будет известно, где находится и для чего служит каждый десятицентовик!

Подумайте о решении проблемы транспорта. Вообразите, что весь транспорт мира – сухопутный, воздушный, морской – действует как единый, прекрасно отлаженный механизм.

Мне грезился приход золотого века...

Чушь!

Мой однокашник, косвенно связанный с мафией и с университетской скамьи пересевший не куда-нибудь, а за стол кабинета в Федеральном налоговом управлении, поднял меня на смех.

– Ты всерьез думаешь, что можно регистрировать все банковские вклады и следить за всеми сделками?

– Всерьез.

– Между прочим, швейцарские банки никого не допускают к своей документации. А если такое и случится, найдутся другие надежные хранилища. Не забывай о существовании матрасов и ям на задних дворах. Никому не под силу сосчитать, сколько денег ходит по свету.

Прочитав несколько научных статей на эту тему, я понял, что мой приятель был прав. В своей деятельности, касающейся экономики, мы опирались, в основном, на приблизительные, усредненные цифры, причем далеко не всегда статистики могли обеспечить нас необходимыми данными. Например, им не удалось выяснить, сколько в мире незарегистрированных судов. Статистика не в состоянии учитывать то, о чем у нее нет сведений. Следовательно, имея неучтенные деньги, вы можете построить неучтенный корабль и жить на нем. На земле много морей, и вряд ли контроль за транспортом будет таким совершенным, как мне казалось вначале.

А медицина? Врачи – тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо.

Например, лень. Вряд ли каждый из них будет добросовестно вести историю болезни каждого из своих пациентов – особенно, если пациент предпочтет платить за лекарство наличными, не требуя рецепта.

Выходит, я упустил из виду человеческий фактор? Пожалуй. Все люди делятся на тех, кому есть что скрывать, тех, кому просто не нравится, если о них знают слишком многое, и тех, кому скрывать нечего. А

– 14

"система", похоже, рассчитана только на последних. Это значит, она будет далеко не идеальна.

Да и ее создание, по-видимому, встретит некоторые трудности. Вполне можно ожидать недовольства и даже открытого противодействия, причем на самом высоком уровне...

Но открытого противодействия нам почти не оказывали, и работа над проектом шла полным ходом. Когда я разработал систему связи между метеостанциями, метеоспутниками и Центральным банком данных, меня назначили старшим программистом.

К тому времени я узнал достаточно, чтобы к моим опасениям добавились новые. Неожиданно я обнаружил, что работа уже не приносит мне удовлетворения. Это открытие побудило меня как следует задуматься о последствиях нашей деятельности.

Никто не запрещал мне брать работу на дом. Похоже, никто не заподозрил, что дело тут не в самоотверженности, а в желании узнать о проекте все, что только можно. Неправильно расценив мои действия, меня снова повысили в должности.

Это весьма обрадовало меня, поскольку расширяло доступ к информации. Затем, по разным обстоятельствам (смерть, повышение в должности, увольнение некоторых сотрудников) значительно изменился кадровый состав нашего института. Перед пай-мальчиками открылась зеленая улица, и я за короткий срок значительно продвинулся по служебной лестнице.

Я стал консультантом у самого Джона Колгэйта.

Однажды, когда мы были почти у цели, я поделился с ним своими тревогами. Я сказал этому седому человеку с болезненным цветом лица и близорукими глазами, что мы, быть может, создаем чудовище, которое отнимет у людей личную жизнь.

Он долго смотрел на меня, поглаживая пальцами розовое пресс-папье из коралла, и, наконец, признал:

– Возможно, ты прав. Что ты намерен предпринять?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Я просто хотел сказать, что не уверен в необходимости нашей работы.

Вздохнув, он повернулся вместе с вращающимся креслом и уставился в окно.

Вскоре мне показалось, что он уснул. Он любил вздремнуть после ланча. Но он вдруг заговорил:

– Уж не думаешь ли ты, что я не выслушивал эти доводы по меньшей мере тысячу раз?

– Я это допускал. И меня всегда интересовало, как вы их разбиваете.

– Никак, – буркнул он. – Я чувствовал, так будет лучше. Пускаться в дискуссию – себе дороже. Может быть, я неправ, но рано или поздно не мы, так другие разработали бы способы регистрации всех значительных характеристик такого сложного общества, как наше. Если ты видишь другой выход, более приемлемый, – скажи.

Я промолчал. Закурив сигарету, я ждал, когда он снова заговорит. Он заговорил:

– Ты когда-нибудь подумывал о том, чтобы уйти в тень?

– Что вы имеете в виду?

– Уволиться. Бросить эту работу.

– Не уверен, что правильно понял...

– Дело в том, что сведения о разработчиках "системы" поступят в нее в самую последнюю очередь.

– 15

– Почему?

– Потому что я так хочу. Потому что в один прекрасный день ко мне придет кто-нибудь другой и задаст эти же проклятые вопросы.

– А до меня вам их задавали?

– Если и задавали, какое это имеет значение?

– Если я правильно понял, вы можете уничтожить сведения обо мне, прежде чем они поступят в Центральный?

– Да.

– Но без данных об образовании и трудовом стаже я не смогу устроиться на работу.

– Это твоя личная проблема.

– А что я куплю без кредитной карточки?

– Думаю, у тебя найдутся наличные.

– Все мои деньги в банке.

Он повернулся ко мне и спросил с ухмылкой:

– В самом деле?

– Ну... не все, – признал я.

– Ну так как?

Пока он раскуривал трубку, я молчал, глядя сквозь клубы дыма на его белые-пребелые бакенбарды. Интересно, всерьез он это предлагает? Или издевается?

Словно в ответ на мои мысли, он встал, подошел к бюро и выдвинул ящик. Порывшись в нем, вернулся со стопкой перфокарт размерами с колоду для покера.

– Твои. – Он бросил перфокарты на стол. – На будущей неделе все мы войдем в "систему". – Пустив колечко дыма, он уселся.

– Возьми их с собой и положи под подушку, – продолжал он. – Поспи на них. Реши, как с ними быть.

– Не понимаю.

– Я их тебе отдаю.

– А если я их разорву? Что вы сделаете?

– Ничего.

– Почему?

– Потому что мне все равно.

– Неправда. Вы – мой начальник. "Система" – ваше детище.

Он пожал плечами.

– Сами-то вы верите, что "система" так уж необходима?

Опустив глаза, он глубоко затянулся и ответил:

– Сейчас я не так уверен в этом, как прежде.

– Я вычеркну себя из общества, если поступлю, как вы советуете.

– Это твоя личная проблема.

Немного поразмыслив, я сказал:

– Давайте карты.

Он придвинул их ко мне.

Я спрятал их во внутренний карман пиджака.

– Как ты теперь поступишь?

– Как вы и предложили. Положу под подушку. Буду спать не них.

– Если не решишься, позаботься, чтобы ко вторнику они были у меня.

– Разумеется.

Он улыбнулся и кивнул, прощаясь.

Я принес перфокарты домой. Но спать не лег.

Спать я не мог и не хотел. Какое там спать – я думал! Думал целую вечность, во всяком случае – всю ночь напролет. Расхаживал по комнате и курил. Шуточное ли дело – жить вне "системы"? Можно ли вообще существовать, если сам факт твоего существования нигде не зарегистрирован?

– 16

Часам к четырем утра я пришел к выводу, что вопрос можно поставить по другому: что бы я ни натворил, как об этом узнает "система"?

После этого я уселся за стол и тщательно разработал кое-какие планы. Утром, разорвав каждую перфокарту пополам, я сжег их и перемешал пепел.

– Садись, – велел тот, что повыше, указывая на стул.

Я сел.

Они обошли вокруг меня и встали позади.

Я задержал дыхание и попытался расслабиться.

Прошло чуть больше минуты. Затем:

– Расскажи нам все как есть.

– Я устроился сюда через бюро по найму, – начал я. – Работа мне подошла. Я приступил к своим обязанностям и повстречал вас. Вот и все.

– До нас доходили слухи – и мы склонны им верить – что правительство, исходя из соображений безопасности, иногда создает в Центральном фиктивную личность. Затем под этим прикрытием начинает действовать агент. Наводить о нем справки бессмысленно – в его "досье" предусмотрено все.

Я промолчал.

– Такое возможно? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Слухи действительно ходят. А как там на самом деле, я не знаю.

– Ты не признаешь себя таким агентом?

– Нет.

Они пошептались, затем я услышал щелчок замка металлического чемоданчика.

– Ты лжешь.

– Нет, не лгу! Я, может быть, двух человек спас от смерти, а вы оскорбляете! Что я такого сделал?

– Мистер Швейцер, вопросы задаем мы.

– Ну, как хотите. Просто мне непонятно. Может быть, если вы скажете...

– Закатай рукав. Все равно какой.

– Это еще зачем?

– Затем, что я приказываю.

– Что вы хотите сделать?

– Укол.

– Вы что, из медико-санитарной службы?

– Откуда мы – тебя не касается.

– В таком случае, я отказываюсь. Когда вас сцапает полиция, не знаю уж, по каким причинам... Так вот, когда вас сцапает полиция, я позабочусь, чтобы у вас были неприятности и с Медицинской ассоциацией.

– Пожалуйста, закатай рукав.

– Протестую! – Я закатал рукав. – Если вы решили меня убить, знайте – ваша игра окончена. Убийство – дело нешуточное. Если же вы меня не убьете, я вам этого так не оставлю. Рано или поздно я до вас доберусь, и тогда...

И тут меня будто оса ужалила в плечо.

– Что это?

– Препарат Тэ-Цэ-Шесть. Возможно, ты слышал о нем. Сознание ты не потеряешь, так как нам понадобится твоя способность логически мыслить. Но честно ответишь на все вопросы.

– 17

Мое хихиканье они, несомненно, объяснили воздействием сыворотки. Я возобновил дыхательные упражнения по системе йогов, – они не могли нейтрализовать препарат, но повышали тонус. Возможно, именно они дали мне несколько необходимых секунд на концентрацию воли. Помогала и отрешенность, которую я всячески в себе поддерживал.

О препаратах типа ТЦ-6 я был наслышан. От них восприятие становится буквальным. Остается способность логически рассуждать, но полностью утрачивается способность лгать. Но я надеялся обойти все рогатки, следуя течению. К тому же, в запасе у меня был один хитрый трюк.

Больше всего я не люблю ТЦ-6 за побочные эффекты, сказывающиеся на сердце.

Действия укола я не чувствовал. Все было как будто по-прежнему, но я понимал: это иллюзия. Увы, взять подходящий антидот из самой обыкновенной на вид аптечки в тумбочке я не мог.

– Ты слышишь меня?

– Да, – услыхал я собственный голос.

– Как тебя зовут?

– Альберт Швейцер.

За моей спиной раздались два коротких вздоха. Парень, который повыше, шикнул на приятеля, хотевшего что-то спросить.

– Чем ты занимаешься?

– Ремонтом оборудования.

– Чем еще?

– Многим. Я не понимаю...

– Ты работаешь на правительство? На правительство какой-нибудь страны?

– Я плачу налоги, а следовательно, работаю на правительство. Да.

– Я имел в виду не то. Ты – секретный агент?

– Нет.

– Агент, но не секретный?

– Нет.

– Кто же ты?

– Инженер. Обслуживаю технику.

– А еще кто?

– Я не...

– Кто еще? На кого еще ты работаешь, кроме руководителей

"Проекта"?

– На себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Моя деятельность направлена на поддержание моего экономического и физиологического благополучия.

– Я спрашивал о других твоих хозяевах. Они существуют?

– Нет.

– Похоже, он чист, – услышал я голос второго.

– Возможно, – буркнул первый и снова обратился ко мне. – Как бы ты поступил, если бы в будущем встретил меня где-нибудь и узнал?

– Отдал бы в руки правосудия.

– А если бы это не удалось?

– Тогда я бы постарался причинить вам серьезные телесные повреждения. Возможно, я даже убил бы вас, если бы мог выдать убийство за несчастный случай при самообороне.

– Почему?

– Потому что я заинтересован в сохранении моего здоровья. Поскольку сейчас вы наносите ему ущерб, есть возможность, что в будущем вы предпримете новую попытку. Я не намерен этого допустить.

– 18

– Я сомневаюсь, что это повторится.

– Ваши сомнения для меня ничего не значат.

– Ты совсем недавно спас двух человек, а теперь хладнокровно рассуждаешь об убийстве.

Я промолчал.

– Отвечай!

– Вы не задали вопроса.

– Может, он невосприимчив к "психотропам"? – спросил второй.

– Мне о таком слышать не приходилось. А тебе? – последняя фраза адресовалась мне.

– Не понял вопроса.

– Этот препарат не лишил тебя способности ориентироваться во всех трех сферах. Ты знаешь кто ты, где ты и когда. Тем не менее, препарат подавляет твою волю, и ты не можешь не отвечать на мои вопросы. Человеку, который часто подвергается инъекциям "сыворотки правды" иногда удается преодолеть ее воздействие, мысленно перефразируя вопросы и отвечая на них правдиво, но буквально. Скажи, ты это делаешь?

– Ты уверен, что правильно задаешь вопросы – вмешался второй.

– Ладно, спроси ты.

– Тебе приходилось употреблять наркотики? – обратился он ко мне.

– Да.

– Какие?

– Аспирин, никотин, кофеин, алкоголь...

– "Сыворотку правды", – подсказал второй. – Средства, развязывающие язык. Тебе когда-нибудь приходилось их употреблять?

– Да.

– Где?

– В Северо-Западном университете.

– Почему?

– Я добровольно участвовал в серии экспериментов.

– На какую тему?

– Воздействие наркотических препаратов на сознание.

– Мысленные оговорки, – сказал второй приятелю. – Думаю, он натренирован. Хотя это совсем нелегко.

– Ты способен побороть "сыворотку правды"? – спросил первый.

– Я не понимаю.

– Ты способен лгать? Сейчас?

– Нет.

– Опять ошибочный вопрос, – заметил тот, что пониже. – Он не лжет. В буквальном смысле все его ответы правдивы.

– Как же нам добиться от него толку?

– Понятия не имею.

Они снова обрушили на меня град вопросов и в конце концов зашли в тупик.

– Он меня допек! – пожаловался тот, что пониже. – Так мы его и за неделю не расколем.

– А стоит ли?

– Нет. Все его ответы – на пленке. Теперь дело за компьютером.

Близилось утро, и я чувствовал себя превосходно. Чему немало способствовали вспышки холодного пламени в затылочной части мозга. Я подумал, что сумею разок-другой соврать, если поднапрягусь.

За иллюминаторами каюты серел рассвет. Должно быть, меня допрашивали часов шесть, не меньше. Я решил рискнуть.

– В этой каюте "жучки".

– 19

– Что? Что ты сказал?

– По-моему, корабельная охрана следит за всеми техниками, – заявил я.

– Где эти "жучки"?

– Не знаю.

– Надо найти, – сказал тот, что повыше.

– А какой смысл? – прошептал тот, что пониже, и я его зауважал, поскольку подслушивающие устройства не всегда улавливают шепот. – Они здесь установлены задолго до нашего прихода. Если, конечно, установлены.

– Может, от нас ждут, что мы сами повесимся? – проворчал его приятель. Тем не менее, он принялся обшаривать взглядом каюту.

Не встретив возражений, я встал, дотащился до койки и рухнул ничком.

Моя правая рука как будто случайно скользнула под подушку. И нащупала пистолет.

Вытаскивая его, я опустил рычажок предохранителя. Затем я уселся на кровати, направив пистолет на "гостей".

– Вот так-то, олухи. Теперь я буду спрашивать, а вы – отвечать.

Тот, что повыше, потянулся к поясу, и я выстрелил ему в плечо.

– Следующий? – Я сорвал глушитель, сделавший свое дело, и заменил его подушкой.

Тот, что пониже, поднял руки и посмотрел на напарника.

– Назад, – велел я ему.

Он кивнул и отошел назад.

– Сядьте, – приказал я обоим.

Они сели.

Я обошел их и встал сзади. Забрал у них оружие.

– Дай руку, – приказал я тому, что повыше. Пуля прошла навылет. Я продезинфицировал и перевязал рану. Потом сорвал с "гостей" платки и внимательно рассмотрел лица, оказавшиеся совершенно незнакомыми.

– Ну, ладно, – заговорил я. – Что вас сюда привело? Почему вы спрашивали о том, о чем вы спрашивали?

В ответ – молчание.

– У меня меньше времени, чем было у вас. Поэтому я вынужден привязать вас к стульям. Признаюсь, я не расположен валять дурака, а потому не буду накачивать вас наркотиками.

Достав из аптечки катушку лейкопластыря, я надежно привязал пленников к стульям. Потом закрыл дверь на цепочку.

– На этом корабле переборки кают звуконепроницаемы, – заметил я, пряча пистолет. – А насчет "жучков" я соврал. В общем, захочется покричать – не стесняйтесь. Но лучше воздержитесь, потому что каждый вопль будет вам стоить сломанного пальца. Так кто вы такие?

– Я – техник, обслуживаю "челнок", – ответил тот, что пониже. Мой друг – пилот.

За это признание он получил от напарника злобный взгляд.

– Ладно, – кивнул я. – Раньше я вас здесь не встречал, так что поверю. А теперь хорошенько подумайте, прежде чем ответить на следующий вопрос: кто ваш настоящий хозяин?

У меня было перед ними преимущество: я работал на себя, как независимый подрядчик. В то время я действительно носил имя Альберт Швейцер, так что лгать на допросе мне не пришлось. Я всегда полностью вживаюсь в образ. Если бы "гости" спросили, как меня звали раньше, ответ, наверное, был бы совершенно иным.

– Кто дергает за нитки? – спросил я.

– 20

Молчание.

– Ну, ладно, – сказал я. – Раз вы по-хорошему не понимаете...

Две головы повернулись ко мне.

– Чтобы получить несколько ответов, вы намеревались причинить ущерб моему здоровью, – пояснил я. – Не обессудьте, если я отыграюсь на вашей анатомии. Бьюсь об заклад, что получу от вас два-три признания. Я подойду к делу чуточку серьезнее, чем вы. Просто-напросто буду пытать вас, пока не заговорите.

– Не сможете, – сказал тот, что повыше. – У вас низкий индекс жестокости.

Я невесело усмехнулся.

– Посмотрим.

Легко ли, по-вашему, прекратить свое существование и вместе с тем продолжать его? Я решил эту задачу без особого труда. Но мне проще: я с самого начала участвовал в разработке Системы и мне доверяли.

Разорвав свои перфокарты, я вернулся на рабочее место. Делая вид, что тружусь над новой темой, я искал и наконец нашел безопасный терминал.

Он находился в холодных краях, на метеорологической станции

"Туле".

Хозяйничал на ней один забавный старикан, великий любитель рома. Как сейчас помню тот день, когда я высадился с "Протея" на берег бухты и пожаловался старику на жестокость морей.

– Можешь отдохнуть у меня, – предложил он.

– Спасибо.

Он проводил меня на станцию, накормил, потолковал со мной о морях и о погоде. Потом я принес с "Протея" ящик "бакарди", поставил на пол и предоставил старику вскрыть его.

– Я вижу, тут все автоматизировано? – заметил я.

– Точно.

– Так какого черта тебя здесь держат?

Он рассмеялся.

– Мой дядя был сенатором. Надо было куда-то меня пристроить, вот он и подыскал это местечко. – Он потянул меня за рукав. – Пошли, глянем на твой корабль, нет ли где течи.

Мы поднялись на "Протей" – приличных размеров яхту с каютой и мощными двигателями – и осмотрели ее.

– Я побился с друзьями об заклад, – объяснил я старику, – что дойду до полюса и привезу доказательства.

– Сынок, да ты спятил!

– Знаю, но все равно дойду.

– А что? Может, и дойдешь. Когда-то и я был таким же – легким на подъем, и здоровьем Бог не обидел. А ты, небось, подрастратил силенки напоследок, а? – Он пригладил прокуренную и просоленную бороду и ухмыльнулся.

– Было дело, – буркнул я. – Ты пей. – Мне не хотелось, чтобы он наталкивал меня на мысли о Еве.

Он выпил, и на некоторое время разговор увял.

Она была не такая. Я имею в виду, мне нечего было рассказать о ней старому похабнику.

А расстались мы с ней четыре месяца назад. Не по религиозным и не по политическим причинам. Все было гораздо глубже.

– 21

Поэтому я наврал ему о выдуманной девице, и он был счастлив. Я повстречал Еву в Нью-Йорке, где занимался тем же, чем и она – отдыхал. Ходил на спектакли, фотовыставки и тому подобное.

Она – рослая, с коротко стриженными светлыми волосами. Я помог ей найти станцию метро, вместе с ней спустился и поднялся, пригласил пообедать и был послан к черту.

Сцена:

– Я к этому не привыкла.

– Я тоже. Но голод не тетка. Так пойдем?

– За кого вы меня принимаете?

– За интересную собеседницу. Мне одиноко.

– По-моему, вы не там ищете.

– Возможно.

– Я вас совсем не знаю!

– Я вас тоже. Но, надеюсь, спагетти под мясным соусом и бутылочка кьянти помогут нам решить эту проблему.

– А вы не будете ко мне приставать?

– Нет. Я смирный.

– Ладно, уговорили. Ведите.

И мы отправились есть спагетти.

День ото дня мы становились все ближе. Мне было плевать, что она живет в одном из этих крошечных сумасшедших "пузырьков". Я был достаточно либерален и считал, что если пропагандой строительства подводных городов занимается клуб "Сьерра", значит, такие города действительно необходимы.

Наверное, надо было отправиться вместе с ней, когда закончился ее отпуск. Она звала.

В Нью-Йорке я бывал нечасто. Как и Ева, я приплыл туда, чтобы посмотреть на Большую Землю.

Надо было сказать ей: "Выходи за меня замуж".

Но она не согласилась бы предать свой родной пузырь, а я не согласился бы предать свою мечту. Я хотел жить в огромном мире над волнами – и уже знал, что для этого необходимо. Правда, до рождественских открыток в то время я еще не додумался.

Я обожал эту синеглазую ведьму из морской пучины, и теперь понимаю: надо было все-таки уступить. Черт бы побрал мой независимый характер. Если бы мы с ней были нормальными людьми... Но мы не были нормальными людьми, вот в чем беда.

Ева, где бы ты ни была, я не скажу о тебе дурных слов. Надеюсь, ты счастлива с Джимом, или Беном, или как его там...

– Пей, – повторил я. – Попробуй с кока-колой.

Я осушил стакан коки, он – коки с двойной порцией "бакарди". При этом он жаловался на скуку.

– Подбирается ко мне проклятая, – сказал он.

– Ну ладно, пора и на боковую, – сказал я.

– Пора так пора. Можешь ложиться на мою койку, мистер Хэмингуэй.

– Спасибо, дружище.

– Я тебе показал, где одеяла?

– Да.

– Ну, тогда спокойной ночи, Эрни.

– Спокойной ночи, Билл. Завтрак – за мной.

– Идет.

Зевая, он побрел прочь.

Я выждал полчаса и принялся за работу.

С его метеостанции можно было выйти непосредственно на Центральный. Я хотел сделать аккуратную вставочку в программу. На пробу.

– 22

Спустя некоторое время понял: получилось! Теперь я могу поместить в Центральный любую информацию, и никто не поставит ее под сомнение!

В тот вечер я казался себе чуть ли не богом.

Ева, быть может, зря я не выбрал другой путь.

Утром я помог Биллу Меллингсу справиться с похмельем, и он ничего не заподозрил. Мне отрадно было сознавать, что у этого славного старика не возникнут неприятности, даже если кто-нибудь мною заинтересуется. Потому что дядя Билла – сенатор в отставке.

А сам я теперь мог стать кем угодно. Мог запросто создать новую личность (год рождения, имя, сведения об образовании и т.д.) и занять приличествующее место в обществе. Для этого требовалось лишь включить передатчик на метеостанции и ввести в Центральный программу на коротких волнах. Стоило ненадолго выйти в эфир – и можно было начинать жизнь в любой инкарнации. Ab initio.

О, Ева, я хотел быть с тобой! Как жаль, что этому не суждено было сбыться.

Думаю, правительство тоже знает этот трюк и время от времени им пользуется. Но у меня преимущество: правительство не подозревает о существовании "независимого подрядчика".

Я знаю многое из того, о чем следует знать (даже больше, чем необходимо), хоть и с уважением отношусь к "детекторам лжи" и "сывороткам правды". Дело в том, что свое подлинное имя я храню за семью замками. Знаете ли вы, что полиграф Киллера можно обмануть не менее чем семнадцатью способами? С середины двадцатого века его так и не усовершенствовали. Лента вокруг грудной клетки и датчики потовыделения, присоединенные к подушечкам пальцев, могли бы дать чудесный эффект, но эти хитроумные устройства покуда никем не созданы. Возможно, именно сейчас над усовершенствованием "детектора лжи" бьются несколько институтов, но результатов пока что-то не видать. Я могу сконструировать такой "детектор", который никому на свете не удастся обмануть, – но сведения, добытые с его помощью, в суде по-прежнему будут цениться невысоко.

Другое дело – психотропные вещества. Но и они не всемогущи. Например, патологический лжец способен не поддаться амиталу или пентоталу. Под силу это и человеку, невосприимчивому к наркотикам.

Но что такое "невосприимчивость к наркотикам"?

Вам когда-нибудь приходилось искать работу и проходить тестирование на уровень интеллекта и смекалку? Уверен – приходилось. Сейчас каждый с этим сталкивается (кстати, результаты всех этих тестов поступают в Центральный). Постепенно вы к этому привыкаете, приобретая качество, которое психологи называют "невосприимчивостью к тестам". То есть, вы заранее знаете правильные ответы.

Да, именно так. Вы привыкаете давать ответы, которых от вас ожидают, и осваиваете некоторые приемы, позволяющие выиграть время. Вы утрачиваете страх перед тестами, сознавая, что можете предугадать все ходы противника.

Невосприимчивость к наркотикам – явление того же рода. Если вы не боитесь "сыворотки правды", и если раньше вам приходилось испытывать на себе ее воздействие, – вы ей не поддадитесь.

– Я задал вопрос. Отвечайте, черт побери!

Я всегда считал, что страх боли, подкрепляемый самой болью, неплохо развязывает язык. Теперь я решил испробовать это на практике.

– 23

Встав спозаранку, я приготовил завтрак. Налил стакан апельсинового сока и потряс старика за плечо.

– Что за черт...

– Завтрак, – сказал я. – Выпей.

Он осушил стакан. Потом мы отправились на кухню и сели за стол. Глядя на меня поверх яичницы, он сказал:

– Будет время – заглядывай ко мне. Слышь?

– Загляну, – пообещал я, и с тех пор наведывался к нему несколько раз, потому что он мне понравился.

За беседой, длившейся все утро, мы осилили три кофейника. Когда-то он служил врачом на флоте, и практики у него было хоть отбавляй (позднее он извлечет из меня несколько пуль и сохранит это в тайне). Кроме того, он был одним из первых астронавтов. А сейчас, по его словам, ему хотелось быть просто опустившимся старикашкой. Впоследствии я узнал, что лет за шесть до нашей первой встречи у него умерла от рака жена. Он бросил медицину и стал отшельником.

Мы с ним и сейчас дружим, но все-таки я не открываю ему, что он дал приют самозванцу, подделавшему свою родословную. Я мог бы рассказать ему все как на духу, ведь он из тех, на кого можно положиться. Но я не хочу взваливать на его плечи моральную ответственность за мои темные дела.

Так я стал человеком, которого нет. Но при этом у меня появилась возможность стать кем угодно. Для этого требовался сущий пустяк: составить программу и ввести ее в Центральный. Сложнее было другое: раздобыть средства к существованию.

Для этого требовалась работа. Причем, такая, за которую хорошо платят. Я привык жить как мне нравится, id est красиво.

Это условие значительно сужало сектор поиска и вынуждало меня отказаться от множества профессий, которые не противоречат закону. Но я мог обеспечить себя надежной "крышей", устроившись на работу по любой специальности, которая не вызывала бы у меня скуки. В конце концов, я так и поступил.

Я сообщил Центральному о своей безвременной кончине, и он покорно проглотил "липу". Поскольку родственников я не имел, мой переход в мир иной никому не причинил хлопот. Все мое имущество я превратил в наличные и набил ими карманы.

Затем я создал себе новую биографию. Выработал множество привычек, этаких фривольных причуд, свойственных каждому человеку.

Жил я на борту "Протея", стоявшего на якоре у побережья Нью-Джерси, под прикрытием островка. "Протея" тоже не существовало в природе. Я трудился не покладая рук и преуспел, став одним из самых удачливых "солдат удачи" на свете.

Я вплотную занялся дзю-до. Как известно, есть три школы этой борьбы: кодокон – чисто японский стиль, – будо квай и школа Французской федерации. Два последних стиля похожи на первый, но отличаются более жестокими подсечками, бросками и захватами. Создатели этих школ понимали, что "чистый" стиль был выработан для низкорослых борцов, в нем большая роль отводится быстроте и точности движений, нежели силе. Поэтому они попытались приспособить базовую технику для рослых спортсменов, допустив применение силы в ущерб точности. На мой взгляд, это весьма неплохо, потому что я человек рослый и крепкий. Правда, когда-нибудь, возможно, мне придется пожалеть о своей лени.