Текст книги "Этот бессмертный (сборник)"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Annotation
Фантастические произведения Роджера Желязны – это удивительный полет воображения писателя. Герои его романов – ожившие боги Древнего Египта, размышляющие над смыслом существования жизни и неуязвимые суперличности, грозящие стать властелинами Вселенной. Этот особый диковинный мир переплетающихся реальностей и грез заставляет читателя задуматься над вечными вопросами сущности Добра и Зла, Смерти и Бессмертия.
Благодаря серии действительно фантастических совпадений, в книгу попал рассказ члена ростовского КЛФ «Притяжение» Сергея Битюцкого. Причем авторство рассказа "Когда расцветают бомбы" составители приписали Желязны.
Переводчики в книге не указаны. Содержание:Этот бессмертный. РоманОстров мертвых. РоманСоздания света,создания тьмы. РоманМастер снов. РоманЭтот момент бури. РассказКогда расцветают бомбы. Рассказ
Роджер Желязны
Этот бессмертный
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
Остров мертвых
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Создания света, создания тьмы
Прелюдия в Доме Мертвых
Пробуждение рыжей ведьмы
Смерть, Жизнь, Маг и розы
Интерлюдия в Доме Жизни
Темная тень лошади
Изменение прибоя
Место сокровенных желаний
Ангел Дома Огня
Наброски
Явление Железного Генерала
Предсказатель города Лигламенти
Оружие и Железный Генерал
Гнев рыжеволосой
То, что плачет ночью
Марачек
Сексоскоп
Поручение
Бротц, Пуртц И Дульп
Цербер зевает
Бог – это любовь
Никогда не быть
Могущество пса
Пара подошв на алтаре
Булавка и жезл
Искушение святого Мадрака
Громолазер
Выигранный жезл
Люди, места и вещи
Слова
Тень и материя
Повелитель Дома Мертвых
Ночь становится Гором
Вещь, которая называлась сердцем
На берегу и на мели
Интермеццо
Трость, подвеска, колесница и прочее
Пропасть
Корабль дураков
Фемина экс-машина
Свадьба между Раем и Адом
Сон ведьмы
Ангел Дома Жизни
Мастер снов
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Этот момент бури
Когда расцветают бомбы
notes
1
2
3
4
5
Роджер Желязны
Этот бессмертный
Этот бессмертный
1
– Ты из Калликанзаридов, – неожиданно сказала она.
Я повернулся на левый бок и улыбнулся в темноте.
– Свои лапы и рога я оставил в Управлении…
– Так ты слышал это предание!
– Моя фамилия – Номикос! – Я повернулся к ней.
– На этот раз ты намерен уничтожить весь мир? – спросила она.
– Об этом стоит подумать, – я рассмеялся и прижал ее к себе. – Если именно таким образом Земля погибнет…
– Ты ведь знаешь, что в жилах людей, родившихся здесь на Рождество, течет кровь Калликанзаридов, – сказала она, – а ты как-то говорил мне, что твой день рождения…
– Вот именно так!
Меня поразило то, что она совсем не шутит. Зная о том, что время от времени случается в древних местах, можно без особых на то усилий поверить в различные легенды – вроде тех, согласно которым похожие на древнегреческого бога Пана эльфы собираются каждую весну вместе, чтобы провести десять дней, подпиливая Дерево Жизни, и исчезают в самый последний момент с первыми ударами пасхального перезвона колоколов.
У меня не было обыкновения обсуждать с Кассандрой вопросы религии, политики или эгейского фольклора в постели, но, поскольку я родился именно в этой местности, многое все еще оставалось в моей памяти.
Через некоторое время я пояснил:
– Давным-давно, когда я был мальчишкой, другие сорванцы поддразнивали меня, называя «Константином Калликанзарос». Когда я подрос и стал уродливее, они перестали это делать. Во всяком случае, в моем присутствии…
– Константин? Это было твое имя? Я думала…
– Теперь оно Конрад! Забудь о моем старом имени!
– Оно мне нравится. Мне бы хотелось называть тебя Константином, а не Конрадом.
– Если это тебе доставит удовольствие…
Я выглянул в окно. Ночь стояла холодная, туманная, влажная – как и обычно в этой местности.
– Специальный уполномоченный по вопросам искусства, охраны памятников и Архива планеты Земля вряд ли станет рубить Дерево Жизни, – пробурчал я.
– Мой Калликанзарос, – отозвалась она неспешно, – я не говорила этого. Просто с каждым днем, с каждым годом все меньше становится колокольного звона. У меня предчувствие, что ты каким-то образом изменишь положение вещей. Может быть…
– Ты заблуждаешься, Кассандра.
– Мне и страшно, и холодно…
Она была прекрасна даже в темноте, и я долго держал ее в своих объятиях, чтобы прекратить ее болтовню, чтобы прикрыть ее от тумана и студеной росы…
Пытаясь восстановить события этих последних шести месяцев, я теперь понимаю, что, пока мы стремились окружить стеной страсти наш октябрь и остров Рос, Земля уже оказалась в руках тех сил, которые уничтожают все октябри. Возникнув извне, силы окончательного разрушения медленно шествовали среди руин – обезличенные и неотвратимые. В Порт-о-Пренсе приземлился Корт Мистиго, привезя в допотопном «Планетобусе-9», наряду с другими грузами, рубахи и башмаки, нижнее белье, носки, отборные вина, медикаменты и свежие магнитные ленты из центров цивилизации. Он был богатым и влиятельным галактотуристом. Насколько он был богат, мы не узнали и через множество недель, а насколько влиятелен – я обнаружил всего пять дней тому назад.
Бродя среди одичавших оливковых рощ, пробираясь среди развалин средневековых французских замков или мешая свои следы с похожими на иероглифы отпечатками лапок чаек, здесь, на морском песке пляжей острова Кос, мы просто убивали время в ожидании выкупа, который мог не прийти, который фактически никогда и не пришел…
Волосы у Кассандры цвета оливок из Катамара, и такие же блестящие. У нее мягкие руки, крохотные нежные пальцы. У нее очень темные глаза. Она всегда хороша собой. И всего лишь на четыре дюйма ниже меня, и потому, если учесть, что мой рост немного превышает шесть футов, ее изящество является немаловажным достоинством.
Конечно, любая женщина кажется изящной, когда идет рядом со мной, потому что я начисто лишен всех этих качеств. Моя левая щека напоминает карту Африки, сотканную из разноцветных лоскутков – дикое мясо, последствия лишая, который я подцепил, раскапывая один курган, под которым теперь музей Гуглейнгейма в Нью-Йорке с его знаменитыми полотнами.
Глаза у меня разного цвета (я гляжу на людей правым жестким голубым глазом, а когда мне хочется познакомиться с кем-нибудь, я смотрю карим глазом – воплощение искренности и доброжелательности). У меня волосы настолько покрывают лоб, что между ними и бровями остается не заросшая полоса шириной всего в палец. Я ношу ортопедическую обувь, поскольку моя правая нога короче левой.
Кассандра вовсе не нуждается в том, чтобы быть контрастом на моем фоне. Она на самом деле красива.
Я повстречался с ней случайно, отчаянно гонялся за ней и женился на ней против собственной воли (последнее было ее идеей).
Сам я, по сути, об этом не думал даже в тот день, когда вошел в гавань на своей шлюпке, увидел ее на берегу и понял, что жажду ее. Калликанзариды никогда не были образцом в семейных делах. В этом я тоже какое-то исключение.
Утро было ясное, утро нашего третьего месяца вместе и последнего моего дня на острове Кос – минувшим вечером я получил вызов.
После ночного дождя все еще было влажно, мы сидели на крыльце и пили турецкий кофе, закусывая апельсинами. Дул свежий бриз, и от него кожа покрывалась пупырышками даже под свитером.
– Отвратительно себя чувствую, – сказал я и закурил, так как с кофе было уже покончено.
– Понимаю, – сказала она, – успокойся.
– Я ничего не могу с собой поделать. Приходится уезжать отсюда и оставлять тебя здесь. И от этого все кажется мерзким.
– Возможно, это продлится всего лишь пару недель. Ты сам об этом как-то говорил. А затем ты вернешься.
– Надеюсь, что так, – кивнул я, – если не потребуется Польше времени. До сих пор я не знаю, где буду.
– Кто это, Корт Мистиго?
– Актер с Веги, журналист. Важная персона. Хочет написать о том, что осталось на Земле. Поэтому-то я и должен показать ему ее. Я! Лично! Черт возьми!
– А разве можно жаловаться на перегрузку в работе, беря десятимесячный отпуск и плавая праздно из одной местности и другую?
– Да, я имею право жаловаться – и буду! Предполагалось, что эта моя должность будет синекурой.
– Почему?
– Главным образом потому, что я сам все подобным образом обставил. Двенадцать лет я тяжело трудился над тем, чтобы музеи, памятники и Архив были такими, какими являются теперь. Десять лет назад я все устроил так, что мой персонал сам по себе может справиться с чем угодно. Мне же остается только время от времени возвращаться, чтобы подписывать бумаги, в промежутках занимаясь тем, чем мне самому заблагорассудится. Теперь этот подхалимный жест – заставить самого управляющего сопровождать писаку с Веги, хотя это мог бы с успехом сделать кто угодно из персонала! Ведь обитатели с Веги вовсе не боги!..
– Ну-ка, погоди минутку, пожалуйста, – перебила она меня. – Что за двадцать лет?
Я почувствовал, что тону.
– Тебе же нет и тридцати лет, – продолжала она.
Я почувствовал, что опустился еще глубже. Я немного выждал, затем стал подниматься наверх.
– Э-э… Есть кое-что, о чем я никогда прежде не говорил тебе… Сам не знаю почему… А сколько тебе лет Кассандра?
– Двадцать.
– Хо-хо. Что ж… Я почти в четыре раза старше тебя.
– Не понимаю.
– Я и сам не понимаю… Так же, как и врачи. Я как будто остановился где-то в возрасте от двадцати до тридцати лет и таким остаюсь с тех пор. Мне кажется, что это нечто вроде… какой-то только мне свойственной мутации. Да разве все это имеет какое-нибудь значение?
– Не знаю… А впрочем, да.
– Но тебя не волнует ни то, что я хромаю, ни моя избыточная волосатость, ни даже мое лицо. Почему же тебя беспокоит мой возраст? Я молод во всех отношениях!
– Это далеко не одно и то же по сравнению со всем остальным, – сказала она не допускающим возражения тоном. – А что, если ты никогда не состаришься?
Я закусил губу.
– Обязательно состарюсь! Рано или поздно, но это все же произойдет!
– Но если это будет поздно? Я ведь люблю тебя, и я не хочу состариться раньше!
– Ты проживешь сто – сто пятьдесят лет. Пройдешь специальный курс омоложения. Это от тебя никуда не уйдет.
– Но все равно я не буду такой молодой как ты!
– И вовсе я не молодой. Я родился стариком.
Но довод не подействовал. Она расплакалась.
– До этого момента еще долгие и долгие годы, – старался утешить ее я, – кто знает, что может случиться с нами?
От этих слов она расплакалась еще больше.
Я всегда был импульсивным. Голова у меня работает, как правило, весьма неплохо, но мне всегда кажется, что я сначала действую, а потом уже обдумываю, что сказать. Вот и на этот раз я испортил всю основу для дальнейшего разговора.
Именно это еще одна из причин, почему я выбрал компетентный персонал, обзавелся хорошей радиосвязью и стараюсь большую часть времени проводить на воле. Хотя и есть, конечно, некоторые обязанности, которые нельзя никому перепоручить. Поэтому я сказал:
– Смотри. В какой-то степени радиация коснулась и тебя тоже. Целых сорок лет я не мог понять, что я вовсе не сорокалетний. Возможно, нечто подобное произойдет и с тобой.
– Тебе что, известны другие случаи, подобные твоему?
– Ну…
– Не известны?
Помню, что тогда мне больше всего хотелось оказаться на борту своего судна. Не того огромного великолепного корабля, а в своей старой лоханке под названием «Золотой Идол». Оказаться где-нибудь подальше отсюда, ну хотя бы в гавани. Помню, что мне хотелось снова вот так стоять на мостике и опять увидеть Кассандру во всем ее великолепии. Хотелось начать все еще раз с самого начала – и либо сказать ей обо всем прямо тогда, либо все это время, пока я с ней был, даже рта не раскрывать о своем возрасте.
Это была прекрасная мечта, но, черт возьми, медовый месяц уже заканчивался, Я молчал, пока она не перестала плакать.
– Так что же? – спросил я в конце концов.
– Все хорошо, не обращай внимания…
Я взял ее за руку и поднес ее пальцы к губам.
– Может быть, это все же неплохая жизнь, – сказала она, – что ты должен уехать на некоторое время.
Холодный бриз снова обдал нас ледяной влагой, заставив съежиться. Наши руки задрожали. Бриз стряхнул листья с деревьев, и они закружились над нашими головами.
– Не преувеличил ли ты свой возраст? – спросила она. – Ну хоть чуть-чуть?
Судя по ее тону, с моей стороны сейчас самым умным было согласиться с ней. Поэтому я ответил:
– Да, – стараясь, чтобы голос звучал как можно более убежденно.
Она улыбнулась мне в ответ, как бы благодаря за это признание.
Вот так мы и сидели, держась за руки и наблюдая за тем, как разворачивается утро. Через некоторое время она начала напевать, почти не открывая рта. Это была печальная песня, ей было много сотен лет. Баллада о молодом борце по имени Фомоклос, борце, которого никто не мог победить. Постепенно тот стал считать себя величайшим из всех живущих тогда борцов. Он бросил вызов, взобравшись на вершину горы. Поскольку обитель богов была неподалеку, они не заставили себя ждать. Уже на следующий день появился мальчик-калека верхом на огромном, дикого вида псе. Они боролись три дня и три ночи, Фомоклос и мальчик. А на четвертый день мальчик сломал спину гордецу. Там, где появилась кровь не знающего поражения богатыря, вырос цветок без корней, с лопатовидными листьями, питавшимися кровью, который стал ползать по ночам в поисках утраченного духа павшего человека. Но дух Фомоклоса покинул Землю, и поэтому эти цветы обречены вечно ползать и искать.
Все это сейчас излагалось попроще, чем у Эсхила, но ведь и мы, простые люди, не те, что были некогда, особенно живущие в материковой части. А кроме того, все на самом деле было иначе.
– Почему ты плачешь? – неожиданно спросила она.
– Я думаю о картине, изображенной на щите Ахиллеса, – сказал я. – И о том, насколько ужасно быть образованным зверем… И к тому же я не плачу. Это влага падает на меня с листьев.
– Я приготовлю еще кофе.
Пока она готовила кофе, я вымыл чашки. Потом я сказал ей, чтобы она присматривала за «Идолом», пока я буду отсутствовать. Если я вызову ее к себе, то нужно будет вытащить лодку на берег.
Она внимательно все выслушала и обещала исполнить.
Солнце поднималось все выше. Высоко в небе, как вестник чего-то страшного, появился летучий крысс-паук. Мне страшно захотелось сжать пальцами рукоятку своего пистолета 38-го калибра, открыть шумную пальбу и увидеть, как падает это чудовище. Но огнестрельное оружие сейчас было на борту «Идола», и поэтому я просто наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду.
– Говорят, что они внеземного происхождения, – сказала она мне, глядя на исчезающего вдали крысс-паука, – что их завезли сюда с Титана для показа в зоопарках и подобных заведениях.
– Верно.
– И что они очутились на воле в течение трех дней и одичали. Они стали крупнее и более агрессивными, чем у себя на родине.
– Однажды я видел животное, имевшее размах крыльев почти десять метров.
– Мой двоюродный дед однажды рассказал мне историю, которую он слышал в Афинах, – начала она, – об этом человеке, который убил одного крысс-паука без всякого оружия. Чудовище схватило человека прямо на пристани, где он стоял – в Пирее – и взлетело с ним. Но человек голыми руками сломал ему шею. Они оба упали с высоты тридцати метров в залив, и человек остался жив.
– Это было очень-очень давно, – кивнул я, – задолго до того, как Управление развернуло кампанию по истреблению этих бестий. Тогда их было повсюду великое множество, и в те дни они были гораздо более смелые. Теперь же они стараются избегать городов.
– Насколько я помню, того человека звали Константином. Может быть, это был ты?
– Его фамилия была Карагиозис.
– Ты тоже Карагиозис?
– Если тебе так хочется. Только почему?
– Потому что позже он помогал разыскать в Афинах возвращенца Рэдпола и потому что у тебя очень сильные руки.
– Ты что, заодно с возвращенцами?
– Да, а ты?
– Я работаю в Управлении. У меня нет политической ориентации.
– Карагиозис подверг бомбардировке курорты.
– Да, он совершил это.
– Ты желаешь повторения бомбардировки?
– Нет.
– Я почти ничего о тебе не знаю.
– Ты знаешь обо мне все, что угодно. Если хочешь узнать что-то неизвестное тебе, только спроси.
Она засмеялась.
Я поднял голову к небу и произнес:
– Мое воздушное такси приближается.
– Я ничего не слышу, – пожата она плечами.
– Сейчас услышишь.
Через мгновение оно скользнуло с небосвода прямо к острову Кос, следуя сигналу радиомаяка, который я установил во внутреннем дворике. Я встал и поднял ее на ноги.
Шестиместный скиммер жужжал уже совершенно низко. Лучи Солнца играли на его прозрачном плоском днище.
– Ты хотел бы взять что-нибудь с собой? – спросила она.
– Ты знаешь, что хотел бы, но не могу.
Скиммер совершил посадку, открылась дверь пилота, и человек в очках повернулся к нам лицом.
Я помахал ему рукой.
– У меня такое чувство, – сказала она, – что тебе грозят какие-то опасности.
– Весьма сомневаюсь, Кассандра, – рассмеялся я. – Прощай!
– Прощай, мой Калликанзарос.
Я залез в скиммер, который тут же взмыл в небо. Мне осталось только вознести молитву Афродите, полагаясь на умение пилота управлять машиной.
Внизу Кассандра махала мне.
За моей спиной все ярче разбрасывало сеть своих лучей Солнце. Мы летели на запад. От Коса до Порт-о-Пренса четыре часа лета – четыре часа серых волн, бледных звезд и моего безумия…
2
Зал кишел людьми, сверху сияла огромная луна тропиков. Я одновременно видел и луну и зал, и не удалось выманить Эллен на балкон, все двери которого были настежь распахнуты.
– Снова возвращение из мертвых? – слегка улыбнувшись, она поздоровалась со мной. – За год всего лишь одна открытка с Цейлона.
– Неужели вы скучали обо мне?
– Могла бы…
Она была маленькая и, подобно всем, кто ненавидел день, густо кремовая. Несмотря на свой искусственный загар, она мне напоминала искусно выполненную живую куклу с неисправным механизмом.
У нее были пышные, очень пышные красно-каштановые волосы, завязанные в такой гордиев узел, что казалось невозможным его развязать. Цвет ее глаз было трудно определить. Все зависело от ее мимолетного каприза, но все же они были глубоко-глубоко синими. Что бы она ни надевала, одежда ее была всегда коричневой и зеленой. Этой одежды было столько, что, казалось, можно завернуться в нее с ног до головы, отчего эта женщина казалась каким-то бесформенным растением.
Это было ее странной прихотью, если только она не стремилась скрыть свою беременность, в чем я, правда, очень сомневался.
– На Цейлоне я был совсем недолго. Большую часть времени я провел на Средиземноморье.
Внутри раздались аплодисменты. Я был рад, что меня там не было. Актеры только что закончили «Маску Деметры» Гребера, сочиненную им в честь наших гостей с Веги. Пьеса была продолжительностью в два часа: нудная и плохая. К тому же написана она была пятистопным ямбом.
Гребер писал длинные, пронизанные метафизикой поэмы. Он много рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже упражнения для дыхания. Во всем же остальном он был вполне пристойным человеком.
Аплодисменты утихли, послышалась негромкая музыка, как будто играли стеклянные бубенцы, и стал слышен тихий говор.
Эллен облокотилась о перила.
– Я слышала, что вы женились.
– Да, – кивнул я. – А зачем меня позвали сюда?
– Спросите у своего босса.
– Я спрашивал. Он сказал, что мне предоставляется роль гида. Но я хотел бы узнать: почему? Мне нужна истинная причина. Я все время думаю об этом, но тем не менее она становится для меня все более загадочной.
– Но откуда же мне знать истинную причину?
– Вам известно все.
– Вы переоцениваете меня, дорогой. А как она из себя?
Я пожал плечами:
– Похожа на наяду.
– А на кого похожа я? – спросила с усмешкой Эллен.
– Я бы не стал говорить кому-либо, на кого вы похожи.
– Я оскорблена. Я просто должна быть на кого-то похожа, так как в противном случае…
– Да, именно так. Вы – уникальны!
– Тогда почему же в прошлом году вы не забрали меня с собой?
– Потому что вы любите быть на людях. Требуется, чтобы весь город был перед вами. Вы счастливы только здесь, в Порт-о-Пренсе.
– Но я несчастна здесь!
– Но вы здесь менее несчастны, чем стали бы в любом другом месте на этой планете.
– Мы могли бы попытаться, – сказала она и повернулась ко мне спиной, чтобы взглянуть на огни в районе гавани. – Вы знаете, – продолжала она немного погодя, – вы настолько дьявольски уродливы, что поэтому даже и привлекательны…
Я замер рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее плеча.
– Поймите, – продолжала она ровным голосом, – вы – кошмар, который шествует как человек.
Я опустил руку и слегка кивнул:
– Я знаю об этом. Приятных сновидений.
Я уже повернулся, но она удержала меня за рукав:
– Подождите.
Я посмотрел на ее руку, перевел взгляд на ее глаза, затем опять на руку.
Она отпустила рукав.
– Вы же знаете, что я никогда не говорю правду, – начала она. – И я подумала кое о чем, что вам следовало бы знать в отношении этой поездки. Здесь Дональд Дос Сантос, и я думаю, что он также собирается в путь.
– Дос Сантос? Любопытно!
– Он сейчас в библиотеке вместе с Джорджем и каким-то арабом.
– Что? – воскликнул я. – Арабом? С руками, покрытыми шрамами? Желтоглазый? Как его имя? Хасан?
– Да. Вы что, с ним уже встречались?
– В прошлом он кое-что сделал для меня, – признался я.
Я улыбнулся, хотя внутри меня все похолодело, ибо я терпеть не могу, когда мой собеседник догадывается, о чем я думаю.
– Вы улыбаетесь? – спросила она. – О чем вы думаете?
– Я думаю о том, что вы относитесь ко многому гораздо более серьезно, чем это казалось мне раньше.
– Чепуха! Я уже не один раз говорила вам, что я трусливая лгунья. Даже всего несколько секунд назад. А ведь речь идет о небольшой стычке во время большой войны. И вы совершенно правы, что я здесь менее несчастна, чем где-нибудь в другом месте Земли. Поэтому-то, может быть, вы поговорите с Джорджем и уговорите его взяться за работу на Галере или на Бакабе. Это возможно?
– Безусловно, – кивнул я. – Кстати, как там коллекция жуков Джорджа?
Некоторое подобие улыбки.
– Растет, – ответила она, – и очень быстро. И так же живут и ползают, а некоторые из этих тварей радиоактивны. Я ему говорю: «Джордж, а почему бы тебе не поволочиться за другими женщинами вместо того, чтобы проводить свое время с этими жуками?» Но он только трясет головой. Тогда я говорю: «Джордж, когда-нибудь одна из этих уродин укусит тебя, и ты станешь импотентом. Что ты тогда станешь делать?» Тогда он объясняет, что этого не может случиться, и снова читает лекции о ядах насекомых. Может быть, он и сам какой-нибудь огромный паук в личине человека? Мне кажется, что ему доставляет удовольствие, определенное сексуальное удовлетворение наблюдать за тем, как они копошатся в своих банках. Не знаю, что еще…
Я повернулся и заглянул в зал, потому что ее лицо уже не было ее лицом. Когда мгновением позже я услышал ее смех, я снова повернулся к ней и сжал ее плечо.
– О’кей. Я теперь знаю немного больше, чем прежде. Спасибо. Мы еще встретимся?
– Мне подождать?
– Нет. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Конрад.
И я побрел прочь…
Пересечь зал – трудное и продолжительное занятие, если он полон людей и они знакомятся с вами. Если все они держат в руках бокалы, а у вас к тому же заметная тенденция прихрамывать.
Так вот, все это так и было, и я прихрамывал.
Я пробирался вдоль стены по периметру людской толпы и внезапно очутился среди молодых дам, окружающих старого холостяка.
У него не было подбородка, почти не было губ и волос. Выражение, которое имела некогда плоть, покрывавшая его череп, давным-давно перешло к его темным глазам. И оно появилось в этих глазах, как только они увидели меня. Насмешливое выражение надвигающейся ярости.
– Фил, – произнес я, поклонившись. Никто иной не может расписать маску, подобную этой. Я слышал, что говорят, будто это умирающее искусство, но теперь я понял, что это не так.
– Вы все еще живы? – удивился он, причем голосу него был на семьдесят лет моложе, чем все остальное. – И снова, как обычно, опоздали.
– Я униженно раскланиваюсь, – сказал я ему, – но меня задержали на именинах одной дамы семи лет от роду, в доме моего старого знакомого.
– Все ваши приятели – старые приятели, не так ли? – рассмеялся он, и это был удар ниже пояса. Именно потому, что я когда-то был знаком с его родителями и водил их вдоль Южного фасада Эрехтейона в Афинском акрополе, показывая, что вывез оттуда лорд Элджин.
Посадив их отпрысков на колени, я рассказывал им сказки, которые были как мир стары в те времена, когда возводился этот акрополь.
– И мне нужна ваша помощь, – добавил я, не обращая внимания на насмешку и нежное, пикантное женское окружение. – У меня весь вечер уходит на то, чтобы пересечь этот зал и выйти туда, где Сэндс разместился со своими придворными с Веги… Простите меня, мисс, – сказал я, – вечер уже закончился, и очень жаль, что я спешу и не могу задержаться возле вас.
– Вы – Номикос! – выдохнула одна прелестная крошка, уставившись на мою щеку. – Мне давно хотелось…
Я поймал ее руку, прижал к своим губам, заметил, как порозовели ее щечки, и усмехнулся:
– Не судьба! – с этими словами я отпустил ручку. – Ну так как же? – спросил я Гребера. – Уведите меня отсюда в максимально быстрый срок в вашей придворной манере, продолжая разговор, чтобы никто не осмелился нас перебить. О’кей? Давайте двигаться.
Он резко кивнул.
– Простите меня, дамы. Я скоро вернусь.
Мы начали движение через зал мимо множества беседующих друг с другом людей. Высоко над головой плыли поворачивающиеся люстры, похожие на многогранные глыбы из хрусталя. Тихо звучала телистра-арфа, расшвыривая звуки своей песни, напоминавшие звуки цветного стекла.
Люди жужжали и копошились, словно насекомые Джорджа, и мы избегали столкновений с ними, переставляя без остановки одну ногу за другой.
Нам, слава богу, удалось ни на кого не наступить.
Вечер был теплый. Большинство мужчин было одето в легкую, как пух, черную форму, предписанную для персонала в случае торжественных вечеров. Те, что были одеты иначе, не были представителями администрации.
Черное одеяние, несмотря на всю свою легкость, было весьма неудобным. На груди слева красовалась зелено-голубая эмблема Земли – кружок диаметром в два дюйма. Чуть ниже его – символ одного из департаментов, еще ниже – значок, обозначающий ранг. Воротник униформы через небольшой промежуток времени начинал казаться гарротой. Мне, по крайней мере, чудилось, что я вот-вот задохнусь, сдавленный этим железным ошейником.
Дамы были одеты или зачастую раздеты, по своему собственному усмотрению, обычно во что-то яркое, сопровождаемое мягкими полутонами, если только не принадлежали к персоналу администрации. В этом случае они были плотно упакованы в короткие черные платья, но все же со свободным воротничком.
– Я прослышал о том, что здесь находится Дос Сантос? – поинтересовался я.
– Так оно и есть.
– С какой целью?
– Не знаю, да меня это и не интересует.
– Ай-яй-яй! Что же произошло с вашей замечательной гражданской совестью? Департамент литературной критики не раз расхваливал вас за это.
– В моем возрасте запах смерти ввергает меня в состояние все большей и большей тревоги, стоит мне только ее почуять.
– Неужели Дос Сантос источает именно такой запах?
– Он весь им пропитан!
– Я слышал, что он нанял одного из ваших прежних партнеров еще во время Мадагаскарского дела.
Фил склонил набок голову и стрельнул в меня взглядом, полным насмешки.
– Слухи очень быстро доходят до вас. Вы ведь друг Эллен? Да, Хасан здесь. Он наверху вместе с Досом.
– И кого же он на этот раз хочет избавить от бремени жизни?
– Я ведь вам уже сказал раньше, что ничего не знаю об этом, да и не хочу знать.
– И все-таки, может быть, решитесь угадать?
– Не имею особого желания.
Мы наконец-то выбрались в часть зала, где было не столь многолюдно, и я остановился, чтобы пропустить одну-другую рюмочку рома.
– Вы не откажетесь, Фил? – спросил я, протягивая своему напарнику бокал.
– Мне показалось, что вы страшно торопитесь?
– Верно, тороплюсь, но все хочу прикинуть, какая сложилась ситуация.
– Ну-ну. А пока, что ж, давайте выпьем. Мне пополам с кока-колой.
Я украдкой взглянул на него. Когда он отвернулся, я мысленно последовал за его взглядом в направлении легких кресел, расположенных в нише северо-восточной части зала, рядом с телинотой. На ней играла пожилая дама с металлическими глазами. Рядом попыхивал трубкой Управляющий планетой Земля, Лорел Сэндс.
Эта трубка – одна из интереснейших граней личности Лорела. Настоящая трубка, изготовленная в мастерской Меерохалума. На планете таких трубок осталось совсем немного. Что же касается всего остального в его личности, то его можно было бы назвать чем-то вроде антикомпьютера. Закладываешь в него несколько самых различных, тщательно собранных факторов, цифр и статистических данных, и он превращает все это в сплошной мусор.
Проницательные темные глаза, медленная всепонимающая манера говорить, цепко держа собеседника одним лишь взглядом. Редкие, но выразительные жесты, когда кажется, что он прямо-таки режет воздух ладонью или тычет воображаемых дам под бок своей трубкой. Темные волосы с седыми висками, высокие скулы, загар под стать цвету его твидового костюма (он умышленно избегал темной одежды).
На свою политическую должность он назначен Управляющим по делам Земли на Тапера, и он со всей серьезностью относится к исполнению своих функций, зачастую даже чрезмерно демонстрируя свою самоотверженность, несмотря на периодические приступы язвы.
Он далеко не самый умный человек на Земле. Но он – мой босс! И кроме того, он один из лучших моих друзей.
Рядом с ним сидит Корт Миштиго. Я почти ощущаю физическую ненависть, которую питал к нему Фил, – от его бледно-синих пяток с шестью пальцами до повязки на лбу, алый цвет которой весьма красноречиво свидетельствует о принадлежности к верховной касте. Причем он ненавидел его не столько из-за него самого, сколько, я был уверен, из-за того, что он был ближайшим родственником, а именно внуком самого Татрема Миштиго, который сорока годами раньше начал показывать всему миру, что величайшими современными писателями являются уроженцы Веги. Старый джентльмен до сих пор не отдает ему пальму первенства, и я ни за что не поверю, что Фил способен простить ему это.
Краем глаза я заметил Эллен, которая поднималась по широкой, богато украшенной лестнице в другом конце зала.
Краем другого глаза я увидел, что Лорел смотрит в мою сторону.
– Меня, – сказал я, – уже обнаружили, и я должен теперь идти засвидетельствовать свое почтение этому Вильяму Синбруку. Идем вместе?
– Да… Прекрасно, – кивнул Фил. – Страдания – это как раз то, что нужно для души.