Текст книги "Фата-Моргана 1 (Фантастические рассказы и повести)"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Айзек Азимов,Ричард Мэтисон (Матесон),Эрик Фрэнк Рассел,Альфред Элтон Ван Вогт,Гордон Руперт Диксон,Фрэнк Патрик Герберт,Теодор Гамильтон Старджон,Зенна Хендерсон,Джон Кейт (Кит) Лаумер,Борис Виан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

– Господин, – сказала она, – я должна идти. Начинается испытание, и каждый должен быть один. Теперь вы знаете это… Пта…

Она молилась? Обращалась к какому-то невидимому существу. Она уже ушла. Над пустыней тянулись другие тени. Мимо прокатилась телега с блестящими осями, на ней сидели двое мужчин, обмениваясь короткими фразами. Пэйдж снова увидел оазис, тени, похожие на пальмы, храм с яшмовыми колоннами. Беглянка несомненно кого-то искала там. Напрягая все душевные силы, он, «безвременный», – через песок и туман увидел вдали гордый силуэт, странно знакомое темное и прекрасное лицо и изумрудные ленты на лбу. Царь, подумал он. Фараон. И у них, конечно, встреча. С необъяснимым раздражением он отвернулся от оазиса.

Оставшись в одиночестве, Пэйдж сориентировался. Он парил над песками, но достаточно было подумать о скальной расщелине, чтобы в то же мгновение оказаться на краю утеса. Снизу гюднималась свежесть источника. Вот то, что они называют левитацией и телекинезом, сказал он себе. Возник одинокий лев, испустил яростный рык, насторожился и прыгнул в сторону, когда Пэйдж беззаботно шагнул к нему. Могучий зверь бежал, опустив голову, как избитая собака. Силой духа Пэйдж заставил его вернуться на тропу, а потом – рухнуть в расщелину; теперь ему повиновались все звери.

В это мгновение он осознал опасность.

Это было не существо, по крайней мере, пока. Скорее, оно было пучком психических волн – могучим, неумолимым, властным. Нечто такое, что опустошало храм, перед которым умирали все человеческие мысли. Пэйдж собрал всю волю, чтобы не отступить и не побежать. Напротив, он шагнул навстречу достаточно далеко, чтобы увидеть, что это метод нападения древнего, кровожадного рода, без оглядки на какую-либо мораль развившего свою способность высасывать души. Психические вампиры, если не хуже… Влияние было таким сильным, что на сетчатке путешественника автоматически возникло изображение сфинкса, только теперь сфинкс был живым.

«Почему бы и нет? – спросил себя Пэйдж. – Земные монументы полны божественных животных образов, легенды планеты рассказывают об ужасах, безумствах и таких святотатствах, что мы, люди, пытаемся забыть их, так как с ними трудно жить бок о бок. Но люди все же где-то встречали ассирийских царей-быков, гарпий и горгон… Почему бы царю не властвовать над ночью?»

Пэйдж пошатнулся: визуальный удар был нанесен с такой силой, что он ощутил физический шок, взор закрыла кровавая пелена. Его прожгла волна галлюцинаций. «Как боксер в нокауте, – подумал он, пытаясь выставить защитный экран. – Но возможно ли это, чтобы поверженный боксер когда-либо ощущал такую жгучую боль?» Волна откатилась, он снова смог дышать и упорядочить, наконец, обрушившиеся на него впечатления.

Они были разнородными и шли, по меньшей мере, от двух разных существ: одно было мрачным, отвратительным, родом из какой-то вселенной. Бесконечная тьма, обледеневшие или раскаленные планеты, шлак, круживший вокруг раскаленных солнц, и эти солнца звались именами звезд, которых человек еще не достиг: Сириус, Альтаир, Альдебаран. Не оттуда ли пришли хищники? Настойчиво напирали видения, полные дисгармоничными звуками, взрывающимися от космических катаклизмов, мощным рычанием ящеров каменноугольного периода, сладковатым запахом разложения от болот, где умирало все живое. История, полная борьбы, насилия и воплей – вселенная со всеми вечными мыслимыми ужасами.

Пэйдж нисколько не сомневался, что это были воспоминания чудовища. Пта – юная девушка назвала это имя. Пта… Под именем Сокариса он некогда правил Мемфисом – или это был кто-то из его предков? Во всяком случае, сейчас он хотел овладеть всей страной… Но зачем он напал на путешественника во времени? В эту короткую секунду Пэйдж пожалел о том, что согласился на эксперимент. Рецки и его ассистенты, конечно, не предусмотрели такую опасность. Пейдж до изнеможения боролся с ужасом, но бурные, внезапные, нечеловеческие ощущения овладевал его подсознанием.

Но на помощь ему пришла тихая музыкальная волна – хрустальная мысль, похожая на лунный луч. Глубоко человечная, она рассказывала о небесно-голубом море, об опаловой Земле, о гармоничной древней мудрости, заставляющей гордиться т; м. что ты землянин; волна сложилась в поток ясных картин, и он понял, что получил подмогу. А храм, оазис?.. И на чьей стороне тот прекрасный, мрачный фараон?

Времени для размышлений не было, на него снова обрушился кровожадный ужас. Сначала натиск был порывистым и беспощадным, но теперь враг сменил тактику, с удивлением обнаружив противодействующую силу. Теперь прихотливая мысль чужака нежно подкрадывалась и хлестала по нервам чудовищным наслаждением, переходящим границы всякой физической радости, которое от этого било сильнее, чем боль. Она соблазняла, нашептывая на границе сознания отвратительные вещи, обещая в равной мере и муки, и восхитительное наслаждение. Существо, овладевавшее его нервной системой и игравшее на ней, как на клавишах, ужасные симфонии, жило так долго и изнурило себя такой страстью, что человеческий мозг при контакте с ним плавился, а человеческая душа навсегда оставалась оскверненной и в конце концов разрушалась. Охваченный внезапным отчаянием, Пэйдж понял, что все знания чужака в это самое время стали его знаниями: концентрацией своей воли Пта заставлял его жить в своем адском царстве.

Он, опять он… Но где же фараон, на которого хотело напасть чудовище?

Пэйдж боролся, как и положено мужчине, исследователю, которого учили сохранять собственную личность как в одиночестве, так и в ужаснейшем хаосе. Он был Хьюго Пэйджем, человеческим существом из 2500-го года, его. учили, как освобождаться от одиночества, от оков ненависти и сладострастия. Как только он ясно осознал это – колдовство разбилось и черно-красная волна откатилась. Пэйдж обнаружил, что лежит на песке с поджатыми коленями. Вокруг были большие камни. Ладони кровоточили. Его поразили громкие удары собственного сердца, и он понял: последняя атака была такой мощной, что почти вырвала его из четвертого измерения – он опять принял человеческий облик… Пэйдж вздрогнул.

Из тишины пустыни донеслась мелодичная волна, возможно, голос той незнакомки, волнующий и теплый:

– Бегите, о, бегите! Они хотят сокрушить вас.

– Меня? Почему меня? Я же не из этой страны и не из этого времени…

– Вы ничего об этом не знаете. Ужасная опасность…

– Можно мне к вам прийти? – спросил Хьюго. Каждое слово раздирало его пересохшее горло. – Можно мне помочь вам?

– Нет. Нет… – Он ощутил волну глубокого отчаяния.

– Я снова хочу увидеть вас.

– Это невозможно. Если им удастся материализировать вас вы пропали.

– А они это могут?

– Не знаю. Они уже ограбили столько мозгов атлантов… Уходите в другое измерение. Не думайте обо мне.

Это была не его незнакомка. Та бы не смогла так говорить.

«Они ограбили мозги атлантов»…

И его тоже. Пэйдж чувствовал себя опустошенным. Несколько мгновений он разделял переживания и чувства чудовища, значит, и другие имели доступ к его собственным знаниям. Пэйдж вздрогнул: несмотря ни на что, он был хорошим физиком и еще лучшим хрононавтом. Сумеют ли они применить его знания? Смогут ли… Он представил, как Земля 2500-го года наполняется зверскими масками Древнего Египта, и его передернуло.

Но убраться в другое измерение? С другого берега времени силуэт профессора Рецки показался ему странно зыбким. Этот фантом должен коснуться клавиатуры и поставить ручку в положение «назад». Это показалось Пэйджу невозможным. Этот грубый мир чем-то привлекал его. Это была его Земля, и все же одновременно другая, новая планета… Опьяняюще чистый воздух, необычно яркие краски, ржавая луна, волшебно мерцающая сквозь песчаную бурю… Пышно разросшийся оазис, свежие, как после ливня, пальмы, все, вплоть до одуряющих ароматов, что поднимались от бледных чашечек лотосов, торжественно возвещало о вселенной – молодой, богатой, опьяняющей. И в тоже время ужас и смерть никогда не были так близки и явственны. Все в этом времени было создано для того, чтобы наслаждаться радостью мгновения. «Я живу!» – кричали стоптанные могучими ногами бегемота ивняки. «Я существую!» – искрился ночной мотылек, хотя жить ему оставалось лишь до утра. Все эти короткие минуты были наполнены почти болезненной радостью бытия.

В этом розовом свете на краю пустыни появились они. Ни на одной планете Пэйдж не видел ничего ужаснее. Их шествие подчинялось какому-то порядку – пародии на воинский строй. Фигуры, правящие колесницами, казались знакомыми по детским кошмарам. Кто не видел во сне, что его преследует банда или что он падает с головокружительной высоты? Знания, добытые гипнотическим обучением, не могли помочь: у египтян было мало богов с человеческим обликом, а других он не мог себе представить. Сейчас же из каждой низины («В этой заколдованной земле, – писалось в древнем халдейском манускрипте, – каждый бархан скрывает миллион демонов»), из каждой дюны возникали странные крылатые фигуры с головами осьминогов и собак. Одни, с телами из громыхающих колец, скользили по земле, издавая шум, подобный морскому прибою, другие кружились, испуская искры – и все они стягивались к оазису Амона. Шли ящеры и гигантские бараны, существа с шакальими головами ехали на колесницах, запряженных бегемотами, боги Бубастиса, Мендеса, Ассирии, монстры и боги совсем без лиц. Все эти призраки темного страха тянулись за триумфальной колесницей.

А под пурпурным балдахином восседал живой сфинкс.

Процессия неумолимо медленно двигалась вперед. Ничто не могло сдержать этот победный марш. Перед этим разбуженным ужасом, перед лицом всех этих вновь оживших призраков человек мог бы стать только циновкой под ногами богов. И все они шли к оазису Амона.

Пэйджа на мгновение охватило желание опять встретить ту незнакомку, желание такое сильное, что он вцепился зубами в запястье. У него была своя миссия – собрать как можно больше информации и бороться, если на него нападут, а потом вернуться домой. Но даже сама мысль о возвращении теперь ему казалась абсурдной.

На коленях – так он устал – Пэйдж подполз к источнику в тростниках. Вода была чистой и прохладной. Он пил большими глотками, не замечая, как снова обострялось его мысленное восприятие. Ручей, что поил оазис, немного ниже терялся в расщелине среди гранитных обломков, откуда доносилось приглушенное ворчание. Пэйдж наклонился ниже, и в нос ему ударил сильный запах хищника. Ниже плато находился водопой львов. Стая зверей показалась ему красным прибоем, которым на мгновение вздулась вода.

Звери поглядывали друг на друга и изгоняли слабых. Он различил в массе больших тяжеловесных животных как бы залив со скользящими по песку гривами – играющих молодых львов и прекрасных львиц цвета спелого маиса. Немного ниже виднелись антилопы, от жажды забывшие об опасности, неуклюжий носорог, с маленькими, налитыми кровью глазами, под ним осыпался берег. Между гигантами сновали песчаные леопарды.

Ветер сменился, и звери почти мгновенно застыли. Прекрасная львица, розовая, как обнаженная женщина, выпрыгнула из дюн. В прыжке по воздуху пронесся тигр. Взвыли шакалы, и стало слышно, как весь этот рычащий концерт перекрыл леденящий кровь хохот гиены. Пэйдж, еще лежа на земле, понял: первые звери почуяли его. Пэйдж поднялся и пошел дальше вперед – освобожденная материальная сила, способная смести со своего пути все, что бы это ни было и кто бы это ни был…

– Я готов, Пта! – сказал Пэйдж.

Столкновение двух разумов было таким сильным, что пустыня содрогнулась.

Пэйдж опять пришел в себя в прохладной глубине склепа. Его голова покоилась на голубом валике из покрывала, и Пэйдж вспомнил, что египетские кровати вместо подушки имели подставки в форме полумесяца. Им казалось, что это приносит прекрасные сны. Идея была такой абсурдной, что он засмеялся. Виски его охватывал металлический обод. Он увидел чьи-то большие глаза, затененные длинными ресницами.

– Вы храбро сражались, – сказал голос. И после некоторого молчания добавил. – Вы прекрасны.

– Значит, вы меня видите? – спросил он и попытался подняться. Но маленькая рука удержала его.

– Не шевелитесь. Когда мы вас подняли, вы казались мертвым. По вашим доспехам прошли все львы пустыни и вся свора Пта – к счастью; они оказались прочными.

– Где Пта?

– Я думаю, убежал. Уполз в пустыню, потеряв почти все свое войско: ведь он, в конце концов, всего лишь большой зверь!

– Вы подняли меня… Кто? Вы?

– Мой отец. Дядя Нефтали. И другие. Вы наградите их потом, сейчас это неважно. Через несколько мгновений подействует средство, которое мы вам дали, тогда сможете встать и вернуться в Тебен. Вас там примут как бога.

– Но я не хочу идти в Тебен. Не хочу, чтобы меня видел весь мир.

– Фараон должен править в Тебене.

– Но…

– Вы фараон. Вас зовут Аменофис Первый, сын Амосиса, внук Камоса. Вы правите двумя египетскими странами: Белым и Голубым Египтом, частью Азии и неисчислимыми народами пустыни. Вы носите урея и двойную корону, вы – бог.

Должно быть, начало действовать средство. Пэйдж сел на ложе.

– Послушайте, – сказал он, – один из нас двоих сошел с ума: мое имя Хьюго Пэйдж, и я пилот и хрононавт. Я пришел сюда из две тысячи пятисотого года по реке времени и хочу вернуться тем же самым путем. Вообще-то я, кажется, понимаю – прочел это в ваших мыслях – что в этом храме находится фараон Аменофис. Где он? Он настоящий царь Египта, и у меня нет ни намерения, ни даже способностей узурпировать его право на трон.

В небесно-голубых глазах мелькнуло восхитительное отчаяние.

– Дядя Нефтали! – закричала незнакомка. – Дядя Нефтали! Скорее сюда! Шок был сильнее, чем мы думали… Наш принц потерял разум.

К Пэйджу подошел почтенный беловолосый старец и пощупал пульс.

– О, фараон, – сказал он. – Будь благословенно твое имя тысячи и тысячи раз. Пусть повелитель придет в чувство, у вас уже нормальная температура.

– Я такой же фараон, как и вы.

– Понятное воздействие битвы с демонами, господин. Я ваш сладкопевец и придворный поэт, и я торжественно признаю в вас моего господина. Желаете, чтобы я позвал моего брата Иосифа, вашего управляющего? Или моего брата Дана, начальника вашей стражи? Если бы не верховный жрец Изид, который…

– У вас кобра-урей и двойная корона, господин, – сказал старец с голубой кожей.

Пэйдж провел ладонью по лбу – и почувствовал витки золотой змеи, лазуритовой геммы. Перед ним склонился раб-нубиец и протянул ему золотой диск. Зеркало. Неужели это его лицо? Откуда этот томный отблеск больших глаз, мечущих молнии?

– Я… – начал он. – Я больше ничего не понимаю. Произошел обмен…

– Это невозможно, повелитель! Ваши слуги всю ночь охраняли оазис. И до, и после битвы с вами рядом была принцесса Нетер, ваша невеста.

Принцесса Нетер, его невеста…

Он утопил свой взгляд в ее больших глазах, и она улыбнулась ему. Это была самая восхитительная девушка, какую он когда-либо встречал – и надежнейший товарищ в битве. Она вытащила его из логова чудовища. Ему показалось, что он всегда знал ее или, по крайней мере, видел в снах, в том мире, который, возможно, когда-то будет.

– Оставьте нас одних, – сказал он повелительным голосом, чужим для него самого. – Я хочу поговорить с принцессой Нетер.

Они были одни перед этим алтарем Амона-Ра, вокруг были только божественный диск и яшмовые колонны. Пэйдж привалился к подножию статуи, а Нетер взяла его ладони и нежно пощекотала их своими длинными ресницами.

– Я не Аменофис Первый, – сказал он, – и вы знаете это, Нетер.

– Вам придется стать Аменофисом.

– К чему эта ужасная игра? Однажды найдут настоящего фараона или его тело.

– Нет никакого другого фараона. Неужели вы думаете, что ревнивые властелины пустыни оставили его в живых? Существовала только тень, одна из созданных нами пустых оболочек, уже имевшая ваше лицо, потому что мы, атланты, всегда знали что вы придете. Это была такая совершенная кукла, что Пта обманулся.

– Но другие фараоны…

– Кто вам сказал, что они произошли иначе? Следует благодарить путешественников во времени за то, что, человечество среди вторжений и катастроф смогло продвигаться вперед. В этом преимущество и глубочайший смысл вашего открытия. Вы нужны Египту и мне тоже.

Ее волосы пахли амброй и медом. Ее губы приоткрылись – и Пэйдж почувствовал слабость. Но он все еще пытался цепляться за далекий мир, который считал своим.

– Река времени не допускает вмешательства в ее течение. То, что сейчас происходит – всего лишь сон!

– Нет, скорее, предпочтительная конфигурация. Аменофис Первый покинул храм Амона превращенным, вы же знаете. И сто хронистов скажут: «Он был равен богам».

– Нет. Только не я! И потом, – он отчаянно ухватился за эту мысль, как тонущий хватается за соломинку, – подумайте о том, что меня в любой момент могут вызвать назад в 2500-й год! Достаточно профессору Рецки повернуть рукоятку…

– Нет, – сказала Нетер. – Мы, другие, лунные рыбаки, мы плывем под парусом вверх по реке времени и тянем в своих сетях образы и существа. Кто-то сказал это… Поцелуйте меня, и вы все поймете… Вот видите? Кабина пуста.

– Да, пуста.

– А ваше тело – здесь.

Пер. с франц. А. Иванова

Питер Шуйлер Миллер
СТАРЫЙ МАЛЛИГАН

Дэвис остановился под фонарем, чтобы прикурить сигарету. Видно было футов на десять, дальше клубящийся туман поглощал все, кроме пятна света, в котором стояли они с сержантом Гиббоном. Гориллоподобная тень сержанта тянулась вместе с тенью Дэвиса до зыбкой границы света и тьмы. Рыбный запах мелкого венерианского моря и зловоние отбросов, гниющих в узких улочках Лаксы, комом стояли в горле. Из-за этого все, что попадало в рот, приобретало вкус гнилой капусты… Дэвису хотелось подышать консервированным воздухом космического корабля и посмотреть на звезды, рассыпанные в пространстве, словно бриллианты. Ни одна из планет Системы, если не считать Землю, не годилась для сносного существования человека, но Венера была хуже всех.

Неподалеку хлопнула дверь. В тумане тянулись какие-то тени. Вслед за ними выплеснулись пьяные голоса, но их перекрыл один хриплый бас.

Родился я сто тысяч лет наза-а-а-д.

В гробу видал святого Павла.

Могу-у-у побиться об закла-а-ад-д…

Дверь захлопнулась, отрезав звуки, но Дэвис уже затоптал сигарету, а сержант, не дожидаясь приказа, подался к кабаку. Они узнали голос. Старик Маллиган! А когда Маллиган заводит свою песню, надо через минуту ждать крепкой потасовки.

Гиббон волосатым кулаком распахнул дверь. Следом шагнул Дэвис, сжимая в руке пистолет. Поверх голов разношерстной публики, заполнившей бар, патруль безошибочно высмотрел виновника переполоха. На стойке бара, широко расставив ноги, возвышался Маллиган со своей любимой дубовой палкой, зажатой в огромном кулаке. Его физиономия побагровела, как у рассерженной обезьяны, красные глазки яростно сверкали из-под массивных надбровий, а выпирающие скулы блестели, словно полированная медь. Спина его была выгнута, рубашка на голой груди распахнулась, в левой руке была зажата пустая бутылка.

– Кто обозвал меня?! – ревел он.

В нише, которую здесь величали кабинетом, расположилась небольшая компания: блондинка и трое бледных, прилизанных юношей в безупречных вечерних костюмах. Один из них, усатый и в роговых очках, зашел слишком далеко. Его лицо покраснело, как у Маллигана, он вскочил на ноги.

– Враки! – закричал он. – Наглые враки! Он лжец, этот старик!

Пистолет Дэвиса резко хлопнул. Пьяный дурак! Но было уже слишком поздно. Рука Маллигана мелькнула, словно атакующая змея, и бутылка разбилась о стену над головой юнца. У того подогнулись ноги, и он шлепнулся на стул. Как раз вовремя, потому что дубинка старика проломила тонкую фанерную перегородку рядом с его ухом.

И началось. Стройная девушка вспорхнула со стула с побелевшим лицом. Накрашенные губы были похожи на дыру в серебряном листе. Ее кавалеры отбивались стульями. Откуда-то сзади раздался приглушенный выстрел. На выпяченной челюсти Маллигана появилась кровоточащая царапина. В то же мгновение закричал Гиббон. Дэвис инстинктивно отпрянул, и тут мир исчез в беззвучной огненной вспышке.

Знакомый лошадиный голос прорвался в сознание Дэвиса и заставил его вздрогнуть. Это восстановило память, разогнало мерцавшие в черепе багровые сполохи.

…Могу побиться об заклад,

Что жизнь прожил я славно.

Почти сто лет я был пиратом.

Аж начало тошнить от моря.

У Бонапарта был солдатом.

Хлебнул я вдосталь радости и горя.

Кто скажет мне, что это враки,

Узнает вмиг, каков я в драке!

Слушать эту белиберду не было сил. Пошатываясь, он поднялся на ватных ногах и, сжимая обеими руками раскалывающуюся голову, крикнул: «Заткнись!». Потом открыл глаза.

Он увидел голые серые камни, серое небо и пелену серого тумана, спрятавшего все остальное. Моросило, а он был совершенно голым. Мелкие капельки собирались в крупные, стекали по спине и падали с носа. На берегу бурного моря, которое било волной по мокрым скалам, он увидел Маллигана. Старик, голый и розовый, словно бритая обезьяна, возился с раковиной какого-то моллюска. Физиономия Маллигана двоилась перед глазами. Вот на ней появилась довольная ухмылка, и старик ударил кулаком по раковине. Из моллюска брызнул сок, и Маллиган начал усердно высасывать месиво.

Рядом кого-то стошнило. Это был молодой человек из бара. Сейчас на нем не было ничего, кроме очков и усов, и выглядел он еще непригляднее, чем в модном костюме с тугим поясом: он немного косолапил, а животик казался великоватым для его возраста. Дэвис с удовольствием похлопал по своему тугому животу и приступил к следствию.

Они оказались на скалистом островке, торчащем среди вонючих испарений венерианского моря. Судя по следам на скале, в случае самого высокого прилива на их долю останется шесть или восемь футов суши. А в море водятся твари, которые наверняка захотят попробовать людей на зуб.

Дэвис подсчитал носы. Шестеро, вместе с Маллиганом. Гиббон возвышался среди лужи, уныло разглядывая свои голые ноги. На правом бицепсе у него была довольно свежая царапина, а на затылке – пятно запекшейся крови. Двое юнцов, что сидели в баре вместе с очкариком и девушкой, все еще не пришли в себя. Все они были нагишом, как в первый миг рождения, если не считать мех на груди Гиббона и щетки под носом у очкарика. Старик Маллиган, шлепая по камням, подошел к ним, он уже протрезвел и выглядел безобидным, как котенок. Дэвис почувствовал, что в нем пробуждается полицейский офицер.

– Ты заварил эту кашу, Маллиган, – прохрипел он. – Теперь расхлебывай ее вместе с нами.

Физиономия Маллигана сморщилась в беззубой ухмылке.

– Ты прекрасно выглядишь без штанов, кэп, – обвел он Дэвиса взглядом. – Помню, в Нумибии мы захватили целое племя; они совсем ничего не носили на себе из одежды – но как они дрались! Фараон говорит мне: Майк, говорит, – так египтяне звали меня для краткости – Майк, говорит, вымуштруй для меня пару тысяч этих людоедов, и мы сотрем с карты проклятых Хиттитес! – Маленькие глазки Маллигана заволоклись дымкой. – Да-а, кэп, это были веселые деньки!

Дэвис почувствовал, что мышцы у него расслабились: он не сможет заставить Маллигана заткнуться. Тот покрепче каннибалов, которых когда-то муштровал.

– Ты, старый врун, – огрызнулся он. – Не лучше ли тебе бросить воспоминания о бурном прошлом и подумать, как нам выпутаться из теперешней заварухи?

В глазах Маллигана опять сверкнула ярость, он нахмурился.

– Их было слишком много, – объяснил он. – Я бы утихомирил их, но бармен отключил меня сзади пустой бутылкой. – Он показал пальцем себе за ухо. – Смотри, у меня там шишка с яйцо величиной.

– Мне не до твоей шишки!

Дело оборачивалось серьезнее, чем он того хотел бы. Выходки Маллигана обычно приводили его в тюрьму или в больницу, но, во всяком случае, не на скалу посреди океана.

– Кто стрелял в тебя и почему?

– А, чтоб его! Это был один из парней Слипа Хэнлена. Я огрел его стулом, когда Слип и остальные занялись девушкой.

– О чем вы говорите? Как мы попали сюда? Что случилось с де вушкой? – Это был молодой в одних усах. – Что случилось с девушкой? – повторил он. – Где она?

– Она? – Маллиган, казалось, удивился, что кому-то на это не наплевать. – Хэнлен уволок ее. – Маллиган усмехнулся. – Она девица с характером! Подбила глаз Слипу и чуть не оторвала ухо одному из его громил. Все-таки они накинули ей мешок на голову и связали, как сноп соломы. После этого бармен вырубил меня. Ты уже был в отрубе, кэп. Вместе с сержантом.

Дэвис услышал ворчанье Гиббона и поспешно прервал его.

– Кто эта девушка? – спросил он. – Что Слипу надо от нее и почему он забросил нас сюда?

– Она моя кузина – Энн Брэдшоу, – ответил один из молодых людей. – Ее отец – Регент, к вашему сведению. Мне кажется… кажется, они просто прикинули, сколько она может стоить, и похитили ее.

Еще бы, дочь Регента! Юнец прав – за нее Хэнлен получит столько, сколько потребует. Но ведь Система не оставит без внимания ни того, кто похитил ее, ни того, кто станет возвращать ее в отцовские руки после уплаты выкупа. Каждый член Космического Патруля будет обязан выпустить кишки из любого, кто осмелится тронуть Энн Брэдшоу. А Слип Нэнлен – обыкновенный смертный и слишком умен, чтобы начинать такое дело, не будучи уверенным в успехе.

– Что ж вы, растяпы, делали в этом вертепе? – спросил Дэвис. – Неужели у вас не хватило мозгов, чтобы догадаться не водить молодую девушку в грязный притон? Черт возьми! Вы могли нарваться на какого-нибудь хама, слишком пьяного, чтобы заботиться о приличиях, даже если бы он знал, кто она такая!

– Капитан Дэвис, – это был опять очкарик. – Возможно, я смогу объяснить. Я – ученый, профессор антропологии. Эти двое молодых людей – мои студенты. В университетском клубе были танцы, и мисс Брэдшоу сама настояла на посещении этого места. Нам надо немедленно найти ее!

Похоже, это был один из этих первоклассных специалистов, которых правительство пригласило работать в школах Лаксы. Все – очень определенной направленности: чистая наука, никаких практических дисциплин. Молодые отпрыски власть имущих должны были овладеть сливками земной культуры.’ Ради них с Земли прилетели избранные наставники, чтобы обучать и воспитывать молодое поколение.

По мнению Дэвиса, все, в чем нуждалась Венера – это лишь в военной академии с майором во главе. Первые поколения колонистов боролись лишь только за выживание, но для своих наследников они ничего не жалели. Единственное, что ограничивало их размах: девяносто два процента планеты были еще не освоены, и работы этой хватит на века.

– Слушай, босс, – Гиббон был мрачнее тучи. – По всему видать – это дело пахнет политикой. В любом другом случае Слип сдрейфил бы. В его штабе считают, что это дело замнут, когда он вернет девушку. Патруль не знает о ее пропаже – и о профессоре, и об этих охламонах. Только вмешался Маллиган, да мы нарисовались. Вот они и забросили нас сюда, где мы не сумеем встать им поперек дороги и не зададим лишних вопросов. Немного погодя кто-нибудь поплывет мимо и будет очень удивлен, обнаружив нас здесь. Тогда нам скажут, какое существует мнение на этот счет и как некстати иметь другое.

– Только нас уже не будет в живых. Наступает зима, мы без одежды… Слип Хэнлен умеет заметать следы!

Кузен девушки, молодой Брэдшоу, выступил вперед, его лицо покраснело.

– Я не верю этому! – выкрикнул он. – Дядя Артур никогда не падет так низко.

Дэвис похлопал его по плечу.

– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал он. – Даже если сержант прав, это не значит, что твой дядя замешан в этом деле. Кроме него есть и другие силы тут и на Земле, что дергают за веревочки и считают, что без этого нельзя. Должно быть, похищение девушки просто ловкий ход, чтобы заставить отца волноваться о ее судьбе, а не о благе колонии. Если с ней ничего не случится, он, может быть, сделает что-нибудь полезное для колонии. Так работают политики.

Дэвис повернулся к Маллигану, Старик сидел на корточках, разбивал раковины о камень и со смаком втягивал в себя их содержимое.

– Майк, – крикнул ему Дэвис. – Подойди сюда. Ты знаешь Венеру лучше любого из нас, так говорил мне отец. Скажи, где мы находимся и как нам отсюда выбраться?

Лицо Маллигана сморщилось в напряженном раздумье.

– Кажется, я бывал в этих местах, – ответил он. – Здесь масса маленьких островов: горная гряда выходит на побережье и продолжается в океане. Я плавал здесь с Морганом, давно это было. Мы охотились за морскими змеями.

– Морскими змеями? – переспросил второй юноша. – Вы имеете в виду, что они здесь, вокруг нас?

Старик кивнул головой:

– Ну да, тут для них подходящая глубина, чтобы вырасти большими, как бывало на Земле. О, я помню…

– Забудь об этом! – приказал ему Дэвис. – Ты думаешь, мы застряли здесь навсегда?

– Я этого не говорил, – запротестовал старик. – Ты лучше дай мне маленько подумать. Хотя нам все равно надо ждать прилива.

Они оставили его наедине с ракушками, а сами отыскали укрытие под скалистым козырьком, где смогли устроиться с относительным комфортом. Зима на Венере сырая и ветреная. Правда, было вполне тепло, но дождь и промозглый туман делали свое дело. В укрытии они снова почувствовали себя людьми.

Профессор приподнялся, стараясь высмотреть что-то сквозь свои очки.

– Можно ли доверять этому человеку? – поинтересовался он. Что может сделать такой глубокий старик?

Дэвис пожал плечами.

– Он может все, что и каждый из нас, – ответил он. – Старик Маллиган – самая большая загадка Венеры. Он прибыл сюда с Морганом во время первой экспедиции, если верить хронике. С тех пор он нисколько не изменился, и я сомневаюсь, что он постареет вместе с нами. Он знает Венеру лучше всех в Системе, и если он скажет, что вызволит нас отсюда, значит, так и будет. Я верно говорю, Гиббон?

– Да! – сержант прикладывал лишайник к раненой руке. – Когда я сходил с трапа транспортной ракеты, прибывшей сюда тридцать лет назад, первое, что я услышал, была его песня. Он был пьян и хотел проучить каких-то остолопов, назвавших его лжецом. Мне пришлось взять на помощь трех человек, чтобы засадить его в каталажку. Потом я слышал, как он рассказывал про Моисея и фараонову дочь, как он был жрецом в какой-то Мидии и как Моисей женился на его дочери. Если ему верить, у него дочери по всей Системе.

– Фантастика! – воскликнул профессор. – Не может человек жить так долго. Четыре тысячи лет! Это абсурд. Я, кстати, антрополог и уж в этом-то разбираюсь.

– Насколько я помню, он претендует на сотню тысяч лет, сухо ответил Дэвис. – Наверняка же я знаю, от отца, что он жил здесь девяносто лет назад, а по записям он еще старше. Он знает много чего из истории, раз умудряется вставить в свою болтовню научные факты. Должно быть дьявольски много накопилось в голове сведений за тысячи лет, немудрено и запутаться.