Текст книги "Крепкий орешек"

Автор книги: Родерик Торп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Нет, мистер Лиленд. Я буду говорить с вами, – голос Тони звучал на фоне гудения лифтового двигателя. – Сегодня всю ночь вы совершали кровавые, неслыханные по своему злодейству убийства.

– Нет, ты первый убил Риверса. Я видел, как хладнокровно ты застрелил его.

– История нас рассудит, – ответил Тони.

Слушая его, Лиленд пересек здание, направляясь к офису Стеффи.

– Мистер Лиленд, сколько человек вы убили этой ночью?

– Еще немного, Тони, и это будет точно известно.

– И вы не стыдитесь себя?

– Нет, – в офисе Стеффи все было перевернуто вверх дном. Они что-то искали. Он с трудом отыскал свой пиджак и не потому, что здесь царила такая неразбериха. Просто его брюки стали совершенно другого цвета. Он прошел в ванную.

– Весь мир узнает, какой вы варвар! – кричал Тони. – Вы сломали парню шею! Вы сбросили двух человек с крыши!

– Послушай, ты, сукин сын! – заревел Тако Билл. – Отпусти его дочь!

– Не, лезь, Билл, – сказал Лиленд.

– Его дочь – взрослый человек, и она несет ответственность за то, что самый репрессивный в мире диктаторский режим получает оружие и держится у власти, угнетая миллионы беззащитных крестьян. Вы слышите, мистер Лиленд? Что вы делаете, мистер Лиленд?

– Принимаю две таблетки аспирина. У меня болит голова.

Он уже сделал это. Он решил больше не умываться, чтобы не занести грязь в глаза. С головы до полотенец на ноге был весь покрыт смазкой, пылью, грязью и потемневшей засохшей кровью. Смазку и засохшую кровь он снимал с волос, как сливочный сыр с ломтика хлеба. Он открыл медицинский кабинет, думая о том, что будет дальше. Что-то точило его изнутри, не давая покоя. Он снял перевязь.

– Мистер Лиленд, на кого вы работаете?

– На самого себя, – он достал браунинг. Чем грязнее он будет, тем лучше. В браунинге оставалось одиннадцать патронов. – Послушай, Тони, теперь все замкнулось на мне. Давай мы с тобой заключим сделку. Честную. Тебе нужен заложник. Возьми меня вместо моей дочери.

– С удовольствием. Вы просто читаете мои мысли.

Лиленд проверил, не будет ли это мешать при движении. Страшно было решиться на это, но, может быть, пронесет.

– Как мы это сделаем?

Снизу послышалась стрельба. Он был прав в своем предположении: один находился внизу, Тони – второй, а третий оборонял крышу. Их оставалось трое, в том числе одна женщина. Он понял это, услышав, как она читала по рации слова и цифры. Он еще раз убедился, что пластырь мешать не будет.

– Вы знаете, где я нахожусь, – сказал Тони. – Спуститесь на лифте, без оружия. Когда вы будете здесь, ваша дочь войдет в лифт и сможет отправиться на все четыре стороны.

– Великолепно задумано.

– Не соглашайтесь, Джо.

– Билл, именно к этому я стремился всю ночь.

– Джо, мы входим в здание, – сказал Эл Пауэл. – Подумай, прежде чем сделать что-нибудь.

– Сообщи мне, когда вы будете внутри. А пока я вынужден сотрудничать с этим парнем. Что мне еще остается делать?

– Джо, – сказал Билл, – судя по тому, что показывает телевидение, полицейские еще не вошли в здание. Кто-то ставит такой заградительный огонь, что они не могут прорваться.

– Дайте мне поговорить с ним, – сказал Эл Пауэл. – У них укрепленная и очень выгодная позиция на третьем этаже; оттуда они ведут обстрел в северном и южном направлениях, а большего им и не нужно.

Лиленд молчал. Тони и Стеффи были наверху одни? Маловероятно, что тот, кто взорвал сейф, так быстро спустился вниз. Но и подняться он не мог. Тони и Лиленд хорошо изучили друг друга. Тони хотел убедить его, что он на сороковом этаже. Лиленду не понравилось, что Тони хотел провернуть трюк, который не удался Лиленду: ты садишься в лифт и не знаешь, где он остановится. Уж больно просто. Он поднял рацию.

– Эл, вы должны принять семьдесят пять человек, которые спускаются по лестнице, и вы должны занять нижнюю часть здания.

Над зданием завис вертолет, по которому с крыши открыли огонь из тяжелого автоматического оружия. Значит, один по-прежнему был наверху. Так сколько нужно времени, чтобы до полиции дошло, наконец, что один человек бегает вверх-вниз, помогая удерживать две позиции?

– Я хочу, чтобы вы знали, что у нас еще остались снаряды для поражения вертолетов! – крикнул Тони. – Людям, опускающимся по лестнице, мы позволим выйти на улицу. Мы не хотим больше крови. Мистер Лиленд, вы готовы?

Лиленд уже карабкался по лестнице.

– Что я должен делать? – один был наверху, другой внизу, и Тони. Он не мог одновременно стрелять по вертолету и держать Стеффи за руку.

– Садитесь в лифт.

– Мне придется идти от офиса моей дочери, и у меня порезана нога.

– Понимаю.

– Это грязная сделка, Джо, – сказал Билл.

– Пусть он говорит, пусть выскажется.

– Если бы вы, мистер Лиленд, не вмешались и не устроили это кровопролитие, мы бы доказали всему миру, что ваша дочь и ее партнеры, Риверс и Эллис, занимались деятельностью, однозначно запрещенной вашим правительством, а именно: они продавали оружие Чили. Одна из ошибок капиталистической прессы состояла в том, что она уверяла своих читателей в нашей глупости. Но мы не дураки.

Лиленд дошел до тридцать четвертого этажа. Надо было пройти еще один, потом он вызовет лифт. Ему плевать было на Риверса, Эллиса и их оружие. Сообразительные ребята. Идиоты. Стефани даже не знала, получит ли она свою часть вознаграждения. Они связали ее по рукам и ногам, запутали ее. Они хотели всех перехитрить, а перехитрили самих себя, и теперь их путь лежал в морг. Он вспомнил, что сделал с трупом Риверса, – парню вторично не повезло. Если ты не можешь снять обувь с убитого, то как ты смог так изуродовать его тело? Его мысли снова вернулись к дочери: какой же она стала! Неужели все происшедшее не заставит ее измениться и изменить свой образ жизни?

Тони опять вышел в эфир, обращаясь ко всему миру.

– Мы давно знали о секретных условиях контракта, только что заключенного между «Клаксон ойл» и кровавым режимом Чили. По этому контракту, который теперь стал достоянием общественности, «Клаксон ойл» обязуется построить в Чили мост за сто пятьдесят миллионов долларов, которые чилийский режим получит от Соединенных Штатов и их марионеток – ведущих международных организаций. Сто пятьдесят миллионов долларов за один ненужный мост в стране, где миллионы людей живут в жутчайшей нищете! Это уже само по себе плохо, но этим дело не ограничилось. В течение следующих семи лет «Клаксон» должен поставить чилийскому фашистскому военному режиму миллионы единиц оружия для поддержания его незаконной власти, захваченной при непосредственном участии США, что зафиксировано в документах.

Дойдя до тридцать пятого этажа, Лиленд вызвал лифт. Тони не мог настолько залюбоваться собственным голосом, чтобы не услышать, как работает лифт. Лиленд не знал, что они задумали, но Тони должен был предчувствовать, что он, Лиленд, едет за ним. Он решил воспользоваться тем, что Тони находился в эфире. Если он попытается отыграться на Стефани за то, что сделал Лиленд, он лишится всякого сочувствия аудитории, которую так старательно пытался разжалобить. Он знал это. Лиленд не сомневался, что Тони говорит правду. Но трагедия Тони состояла в непонимании того, что он сам был следствием сложной неразрешенной проблемы, равно как и женщина, которой он угрожал оружием.

Приехал лифт; Лиленд нажал на кнопку сорокового этажа и, волоча ногу, заспешил на лестницу. Он услышит, что произойдет. Снизу опять раздалась стрельба. Хорошо. Может быть, это убедит Тони в том, что ситуация меняется. Лиленд был уже на лестнице, когда лифт снова остановился и почти сразу же послышалась стрельба. Все стихло. Лиленд нажал на кнопку.

– Тони, ты устал. Я проделал такую же штуку час назад, и у меня ничего не получилось. Ты меня разочаровал.

Тони вздохнул.

– Мистер Лиленд, откуда вы знаете, что ваша дочь еще жива?

Тако Билл взорвался:

– Только тронь эту женщину! Я лично убью тебя, сукин сын!

– А вот знаю, – сказал Лиленд. – Отпусти ее, если ты хочешь убить меня.

Он продолжал подниматься: судя по тому, сколько времени шел лифт, Тони был на тридцать восьмом этаже. Это был открытый этаж, со всех сторон окруженный уличными окнами.

Парень, ты лучше подумай, что будешь делать дальше.

– Мистер Лиленд, ваша беда состоит в том, что вы не знаете, за что деретесь и в каком веке живете. Ваше благородство здесь неуместно. Вы не Робин Гуд, а этот балбес со своей радиоаппаратурой не Маленький Джон. Ваша дочь – одна из главных участников заключения незаконной сделки по продаже оружия. Вы хорошо осведомлены о всемогуществе многонациональных корпораций. В США, да и по всему миру накоплено столько смертоносного оружия, что его обменивают на потребительские товары, словно это свинина или зерно. У нас есть документы, подтверждающие факты незаконного перевода денежных фондов, перекачки средств из одной страны в другую, попыток исказить или утаить данные. Сейчас, когда я выступаю с речью на вашем драгоценном дурацком празднике, в международных водах находятся корабли, держащие курс на Чили. Они якобы загружены сельскохозяйственными машинами и станками, а на самом деле везут автоматическое оружие, снаряды и другое вооружение. Они отплыли вчера утром, поскольку подтверждение о первой выплате этой компании было получено ровно в 9.00, после чего был дан сигнал. Шесть миллионов долларов – шесть миллионов народных денег. Все это время они лежали в этом сейфе, мистер Лиленд. Мы собираемся вернуть их людям. Эти шесть миллионов свидетельствуют о полном пренебрежении «Клаксона» к человеческим жизням и правам человека в погоне за богатством и властью. Своим поступком мы хотим показать, какую власть над всеми вами имеет «Клаксон». Вы все пляшете под его дудку.

– Да заткнись ты, и засунь эти деньги себе в задницу, – сказал Тако Билл.

Лиленд опустился на руки и правое колено и пополз к окнам восточной стороны. Браунинг, несмотря на свои внушительные размеры, закрепленный пластырем между лопатками, держался надежно.

Лиленд и его дочь жили на разных концах страны и виделись раз в год, редко чаще. Каждый месяц они общались по телефону, когда не забывали это сделать или когда он останавливался в какой-нибудь гостинице. Будучи в Атланте или Бостоне, где уже наступила ночь, он звонил в Санта-Монику, где вечер только начинался, и говорил всем: «Привет». Он знал, что Стеффи любила его, но наступал момент, когда она от него уставала. Хотел он в это верить или нет, но с течением времени стал старомодным. Ей досталась нелегкая жизнь, и в определенной степени он был в ответе за это, но разве он был виноват в том, что в ее жизни появился Эллис и что, поступясь совестью, она позволила втянуть себя в это дело?

Лиленд думал не о вине, а об отчуждении между людьми. Он многого достиг в жизни, у него были деньги и положение, но, оказавшись в Атланте или Бостоне, он в конце дня чувствовал себя таким же одиноким, как бродяга, устроившийся на ночлег в парке. Когда люди узнавали, кто он, чем занимался и в каких странах мира побывал, они завидовали ему, но им невдомек было поинтересоваться его личной жизнью. А ведь ему нужно было то же, что и миллионам других. Возможно, этот Тако Билл, кем бы он ни был, встретясь с Лилендом нос к носу, не смог бы поддержать и пятиминутного разговора, если бы он не касался, конечно, радио, наркотиков, секса или рок-н-ролла. Но общаясь с ним сейчас, Лиленд чувствовал, что это живой, нормальный человек.

– Мистер Лиленд, – голос Тони звучал совсем рядом. – Мне казалось, вы хотели встретиться со мной.

Лиленд убавил громкость:

– Я по-прежнему на лестнице.

– Я знаю. Что-то вы не очень разговорчивы.

– Мне и раньше доводилось беседовать с убийцами. Так что ничему новому ты меня научить не можешь.

– Ну вот вы опять за свое. Риверс был международным преступником. Здесь совершалось преступление, господин полицейский. Разве не долг гражданина остановить его? Разве ваши действия с позиций нравственности отличаются или превосходят наше стремление оповестить весь мир, что у руководства одной из крупнейших многонациональных корпораций руки по локоть в крови? Что касается вашей дочери, то такая дрессированная ищейка, как вы, могла породить только такую кровожадную суку.

«Тони убьет ее». Лиленд двигался вдоль восточной стороны, находясь на уровне лифтовых блоков. Он был уверен, что Тони затаился между ними, но, если бы это было так, Лиленд услышал бы его голос еще в комнате. Он нажал на кнопку.

– Что, Тони, страшно становится? Ты чувствовал себя уверенно, когда владел ситуацией, а теперь ты выпустил ее из рук, – Лиленд продолжал продвигаться вперед. – Как ты думаешь, что это значит? Если ты уверен в своей правоте, то должен был действовать решительнее. Может быть, тебе страшно, потому что я подошел так близко к тебе? Ты велел мне подняться безоружным, после чего расстрелял кабину лифта, уверенный, что я еду в нем. Ты, имея оружие, прикрываешься моей дочерью и при этом дрожишь, как осиновый лист. А где «вальтер», которым ты застрелил Риверса? Это должны знать все. Это ты принес в здание автоматы и пулеметы. Мы были безоружны.

– У вас нет оружия?

– Ты же этого хотел.

– Тогда встаньте, пожалуйста. Я вас и так хорошо слышу. Выключите рацию.

Лиленд выключил рацию до того, как Тако Билл или еще кто-нибудь начали протестовать. Он все еще не знал, где точно находится Тони. Но это не имело значения – пока, во всяком случае. Он хотел убедиться, что Стефани в полной безопасности. Только затем он выхватит браунинг.

– Я стою.

– Руки вверх.

Медленно поднимая руки, Лиленд сморщился от боли, которая действительно терзала его. Малыш Тони появился из-за столов со стороны, выходящей на бульвар Уилшир. Лиленд сделал шаг: он хотел, чтобы Тони видел, как у него волочится нога. Тони жестом приказал Стефани встать. Она поднялась, когда увидела отца, и Тони схватил ее за руку.

– Со мной все в порядке, дорогая, – сказал Лиленд.

– Очень благородно, мистер Лиленд, – сказал Тони. – Сюда, пожалуйста. У вас уже вид покойника. Ну? Что у вас с ногой?

Лиленд не ответил. Он демонстративно тяжело припадал на правую ногу, в результате чего его рука поднялась к голове. Тони и Стеффи стояли в восьми – десяти футах от окон, а Лиленд был достаточно далеко, чтобы Тони попал в него из своей игрушки. Для Лиленда с его браунингом Тони был тоже недосягаем. Лиленд всегда был отличным стрелком; на этот счет существовала какая-то психологическая теория, которая утверждала, что меткость зависит от того, насколько в человеке развито чувство эгоизма. Стефани, не отрываясь, смотрела на него, но не потому, что он сейчас что-то сделает. Его вид почти сломил ее. Когда они виделись в последний раз, у ее отца был нормальный человеческий облик.

– Папочка, я так виновата, что втянула тебя в это!

– Мститель, – фыркнул Тони. – Непримиримый и безжалостный. Ваш отец живет иллюзиями. У него же спрятан пистолет. Полицейский хотел заставить меня поверить, что он безоружен, и теперь он думает, что спасет вас. Он просто круглый дурак.

– С дороги, Стеффи!

– Мне доставит огромное удовольствие убить вас обоих, – сказал Тони.

Стеффи не пыталась оторваться от него, напротив, она набросилась на Тони. Воспользовавшись моментом, Лиленд сделал несколько прыжков вперед на одной ноге. Он хотел, чтобы ее здесь не было. Это было его дело.

– Уходи!

Солнце по-прежнему было у него за спиной. Он выхватил браунинг, обмотанный пластырем. Тони отбивался от Стефани, не спуская с него глаз. Лиленд подошел уже достаточно близко. Он развернулся и стал боком, готовясь стрелять так, как его учили десятки лет назад, допотопным способом, медленно опуская руку и одновременно прицеливаясь. Первый выстрел должен быть самым метким, без отдачи, желательно куда-нибудь в середину тела, где ранение будет смертельным.

– Убей его, папа! Убей!

Она повернулась к Тони и ударила его в лицо. Он наставил на нее пистолет, когда Лиленд выстрелил, ранив его в правую сторону груди. Тони смотрел на Лиленда, не веря в случившееся, но тут вторая пуля попала ему в плечо, отбросив назад. Стефани опять кинулась на него.

– Уходи, детка! Теперь он мой, и он знает это!

Тони попытался выстрелить ей в живот, не отпуская ее руки. Она повернулась к Лиленду, когда Тони пытался прицелиться в него.

– Застрели его! Он сказал, что убьет тебя!

Она снова ударила Тони. Лиленд выстрелил в третий раз и промахнулся. У него оставалось восемь патронов. Тони отступал, держа Стефани. Лиленд встал в исходное положение и приготовился стрелять снова. Первый выстрел пришелся Тони в желудок, в трех дюймах от пупка. Лиленд выстрелил еще раз, вынуждая его отступать на зал, к окну. Третья пуля легла между первыми двумя и прошла насквозь. От ее удара стекло покрылось матовыми трещинами. Тони не отпускал Стефани и валился назад. Лиленд выстрелил еще три раза, не промахнувшись.

Тони упал на окно и выбил стекло спиной. Он ухватил Стефани за руку, зацепился пальцами за ее запястье и, падая из окна, потащил за собой. Он был почти мертв. Пока они летели вниз, Лиленд слышал, как пронзительно кричала Стефани.

А люди на улице ликовали и визжали от восторга. После того, как Стефани умолкла навеки, Лиленд еще долго истошно кричал, вторя угасшему крику своей дочери.

* * *

10.38, тихоокеанское поясное время

Он все кричал, уставившись на открытое окно, за которым простиралось сверкающее небо. Он повернул браунинг и заглянул в дуло. Если бы она послушалась его, она была бы жива, цела и невредима. Она должна была довериться ему.

Но она даже не слушала его. «Застрели его, папа!» – крикнула она.

– Стеффи!

Что теперь ему надо было делать? Чего еще ждали от него, дрессированной ищейки? Толпа все вопила и визжала. Что им надо? Жаждали еще крови или денег?

Или они злились, не веря, что получат деньги? Ему не хотелось подходить к окну. Он не хотел видеть, что произошло там, внизу. К тому же не было нужды демонстрировать всем, что он опять остался жив.

Он не был уверен в этом. Ему было все равно. Теперь он вообще не знал, что могло иметь значение.

Он не двигался. На него навалилось знакомое чувство. Он пережил его, когда умерла мать, когда распалась семья, когда умерла Карен. Это чувство подсказывало ему, что пора уходить, что лучше умереть. Сейчас оно снова хватило его и с такой силой, словно никогда не покидало его и все это время жило рядом. В человеке всегда живет мысль о смерти. Ему нет никакого прощения, никакого прощения в этой жизни. Что можно сказать о мужчине, если он пережил всех женщин, любивших его когда-то? О мужчине с оружием в руках? Оружие означало смерть и ничего больше.

Шаркая, он побрел к восточной стороне здания и поднял рацию.

– ...внутри. Джо, если ты слышишь меня, повторяю: мы находимся внутри, и некоторые заложники уже спустились.

Он решил оставить рацию включенной. С улицы доносились голоса, требовавшие денег. Как таких крикунов называют на стадионе? Луженые глотки. Шесть миллионов долларов. На вооружение, на оружие. Застрели его, папа. Миллионы на строительство моста. Миллионы и миллионы, как будто в этой безумной жажде денег и накопительства был какой-то смысл. Как будто деньги могли хоть на день продлить вашу жизнь. Как будто вы будете есть больше двух яиц на завтрак, по выражению Стейнбека. Как будто деньги исчерпывали все представление о жизни. Что Стефани искала в этой жизни? Что толкнуло ее на это? Что заставило Малыша Тони поверить в революцию?

Шесть миллионов долларов. Президент «Клаксона» находился там, на улице, взирая на руины своей штаб-квартиры и гадая, удастся ли его страхователю уйти от выплаты компенсации. Лиленд работал на страховую компанию и знал, что в этом ничего невозможного не было. Оружие – это совершенно отдельная статья, оно – вне закона и не учитывается в общей сумме риска, которая должна покрываться страховым договором. Мысль об этом заставила Лиленда улыбнуться. Разве можно причинить боль нефтяной компании? На ней это никак не отразится, если только акционеры не потребуют, чтобы виновные были отправлены в тюрьму. У него оставалось два патрона. Это было все, что нужно. Всем счастливого Рождества! Он стал опять подниматься по лестнице, плача, как ребенок.

* * *

Когда Стеффи была маленькой, они играли в шашки и «Монополию». Она родилась во время войны, и в первые четыре года ее жизни они мало виделись. Был период, когда он отсутствовал дома два года. Когда он вернулся, они с Карен решили восполнить ей все, что она недополучила, чувствуя, что война травмировала ее не меньше, чем их самих. Они хотели дать ей все...

Среди забот и суматохи повседневности, вы забываете, что память, как правило, хранит как наибольшую ценность самые незначительные и будничные моменты вашей жизни. Шашки и «Монополия». Их отношения испортились, когда он начал пить, но, когда она поняла что он завязал навсегда они улучшились. Ему не нравился ее муж, Дженнаро.

Она осталась бы жива, если бы он сдался и сделался сторонним наблюдателем или покинул здание, чтобы вызвать полицию. Нет, он не был в этом уверен. Он с трудом понимал, почему столько всего натворил за ночь. Самое лучшее было бы опоздать на самолет в Сент-Луисе. Инцидент по дороге в аэропорт мог бы задержать его. Мог бы, если бы он покорился судьбе. Но, верный своим принципам, он взялся за оружие. Надо было слушать, что ему говорили. А его несло, как безумного, словно ему не терпелось увидеть, как умрет его дочь.

Любой полицейский вам скажет, что рано или поздно, вы осознаете каждую допущенную вами ошибку. Жизнь вынуждала его делать ошибки. Человеческой натуре свойственно ошибаться, а также создавать ситуации, которые порождают ошибки. Может быть, у Малыша Тони было время подумать, где он ошибся? Тони понял, что у Лиленда за спиной оружие, и все-таки он умер. Стеффи помогла ему всаживать в Тони одну пулю за другой. Она винила себя за то, то произошло с ее отцом. Она несла за это ответственность. Никто не подумал об этом.

Если бы он целился Тони в голову, он мог бы убить Стеффи. Если бы она вырвалась, он разрядил бы в него весь браунинг. Это помогло бы. Может, в перестрелке Лиленд и погиб бы, но это было бы лучше, чем то, что произошло.

* * *

Он ввалился на сороковой этаж, держа браунинг в руке. Прятаться было не к чему. Он прошаркал мимо комнаты правления, стол в которой был завален пачками денег, и двинулся к лестнице, ведущей на крышу. Надо было действовать быстро; если полиция была в здании, то они уже поднимались наверх, пусть медленно, осторожно, но поднимались. А это значило, что его свободе действий наступает конец.

Дойдя до начала лестницы, он постарался двигаться тише. Он чувствовал, что девушка находилась там, уверенная, что ей ничего не угрожает снизу. Он напомнил себе, что оказался жертвой, что его дочь – если бы не эти люди, в том числе эта девчонка, – была бы сейчас жива. Если бы он поймал ее, она бы уже давно была мертва. Лиленд с самого начала отдавал себе отчет в рискованности этого дела; Стеффи, может быть, тоже понимала это, но не смогла до конца оценить всю сложность положения.

Торопиться не надо. Может быть, они и догадаются, кто был виновником всего происшедшего за последние несколько минут и как все это случилось, но он не допустит никаких свидетелей, которые потом будут оспаривать его версию событий. Всю жизнь он носил то один жетон, то другой, не задумываясь, какой он полицейский – хороший или удачливый, но одно теперь он знал наверняка – как совершаются преступления. Кто-то сказал, что человек, оказавшийся жертвой преступления, не несет ответственности за свои действия. Этот довод не помог Патриции Херст, а ему поможет.

Итак, правило первое – никаких свидетелей.

Он не собирался садиться в тюрьму из-за шести миллионов корпорации-жулика. При данных обстоятельствах, когда погибли Тони и девять его подчиненных, а также Стефани, он не собирался щадить «Клаксон». Он еще заставит страдать этих людей, насколько это будет в его силах.

Он вскинул браунинг, наставив его на лестницу.

– Стоять!

– Камарад!

– Говорить по-английски. Руки за голову!

Это была маленькая девушка, пухленькая, розовощекая, с зелеными глазами. Она была чуть постарше Джуди, та была даже выше ростом. На верху лестницы были установлены пусковые устройства со снарядами и лежало другое вооружение, которое позволило бы им удерживать здание целую неделю. Если бы сегодня утром они были в полном составе, они бы вышли из здания, отбросив полицию, нанеся ей серьезные потери и уничтожая все на своем пути.

– У тебя здесь есть автоматическая винтовка или автомат?

Она растерялась на мгновение, потом кивнула. У нее был вид приходящей няньки. Сколько ей лет? Двадцать? Двадцать два?

– Я хорошо вижу тебя, – сказал Лиленд. – Ты понимаешь, что я хочу сказать, – от чувства гадливости к самому себе у него начали сдавать нервы. – Подними оружие за ствол и возьми две обоймы к нему. Не спеши.

Она сделала это, как ему показалось, с чувством облегчения. Он не так хорошо видел ее, как сказал: его слепил дневной свет, проникавший через дверь за ее спиной. У нее были красивые пышные темно-каштановые волосы до плеч.

– Спускайся, делая по шагу.

Он дрожал. Он ждал, когда она подойдет поближе, чтобы одним выстрелом прикончить ее, прежде чем она поймет что к чему. Не надо сентиментальничать из-за нее; он не знал, кто она, что делала, кого убивала. Если на рассвете она была здесь, то это она убила людей, находившихся в вертолете.

И пыталась убить его. Еще одна ошибка. Такова была цена поражения. Держа автомат, она спустилась по лестнице, испуганно глядя ему в глаза и силясь улыбнуться. У нее были превосходные зубы. Его пистолет был опущен, чтобы она не подумала, что он целится в нее. Он задрожал, его лихорадило. Он поднял пистолет, и она поняла, что он подарил ей эти несколько секунд жизни только для того, чтобы получить оружие. Она начала кричать. Лиленд понимал, что она еще совсем не жила, что она умрет, ничего не испытав в этой жизни. Но он вспомнил о своей погибшей дочери и застрелил эту суку, всадив ей пулю в основание переносицы.

* * *

Рация молчала. Стрельбы не было слышно. На столе лежали не только шесть миллионов, здесь были документы, письма, справки корпорации, на некоторых стояла подпись Стеффи, похожая на цветок. Он не собирался забивать себе голову полицейскими проблемами. Больше его ничто не волновало. Интересно, кто-нибудь выстрелит в него, когда он будет разбрасывать деньги над городом? Может быть, полицейские сразу решат, что он тоже из банды. Или сразу сочинят какую-нибудь историю? Решение вопроса, кто прав, а кто виноват зависит исключительно от точки зрения, с которой он рассматривается. Если вы находились в вертолете, то тоже могли нажать на спусковой крючок, потому что деньги для вас были недосягаемы. И вы не сможете объяснить, почему так поступили.

В два приема он перевез часть денег к открытому окну, используя стул на роликах. Он вез деньги мимо изуродованных трупов Риверса и парня со сломанной шеей. Здесь он был единственным живым. Десяти-, двадцати-, пятидесяти– и стодолларовые купюры были сложены в пачки, перевязаны и надписаны неизвестными банковскими служащими из Сантьяго. После того что произошло, их следовало убить тоже.

Ему пришлось распечатать все пачки. Трупы Риверса и парня со сломанной шеей уже окоченели и успели посинеть. Они лежали как пара накрахмаленных и подсиненных сорочек. Умники. Доумничались.

Нога опять давала о себе знать изводящей болью. Он не знал, хорошо это или плохо. Первые пачки быстро растворились в утренней дымке, и он открыл еще пять, прежде чем бросить их. На улице раздались крики, радостные возгласы, визг. Лиленд слышал, что приближался вертолет. Он отодвинул стул, чтобы его не было видно, и распечатал оставшиеся пачки. Ветер вырвал банкноты из раскрытого окна, подхватил и понес вверх разноцветное облако. Люди на улице визжали, машины гудели, и он отправился за второй порцией денег. Шесть миллионов, и еще шесть миллионов, за здание.

Над зданием кружил вертолет из которого свисал человек с телекамерой. Лиленд отошел от окна, чтобы его не видели. Может быть, они и догадаются, кто разбрасывал деньги из окна, но пусть попробуют доказать это. Он распечатал все пачки, прежде чем провезти их мимо двух трупов, подкатил стул к окну, откуда они устремились вверх, словно последний залп фейерверка на Четвертое июля.

Лиленд слышал, как по всему городу гудели машины. Он собрал все свои пожитки, готовый спускаться вниз.

* * *

На тридцать девятом он зарядил автомат и встал между компьютерами. Он остановился, осознав всю бессмысленность задуманного. Он был почти готов расстрелять обе обоймы и изуродовать все оборудование. А зачем? Чего он этим достигнет? Он тоже поддался магическому воздействию этих загадочных машин, так хорошо знакомому молодому поколению. Теперь ему было все равно. Все, что он разрушит, будет быстро заменено или работу передадут куда-нибудь еще. Что ж, возможно, люди, работающие здесь, и оценят его благородный порыв.

Он бросил автомат. Пусть полиция поищет отпечатки его пальцев, посмотрим, насколько успешно они справятся с этой задачей. Одного он точно не допустит – он не позволит полиции и «Клаксону» сделать из него козла отпущения.

Даже из-за этого фальшивого жетона. Шесть миллионов, пущенные на ветер, и разрушенное здание было ощутимым ущербом. Возможно, в общей сложности он составит двадцать пять миллионов долларов – достаточно, чтобы посеять панику на Уолл-стрит. Президент «Клаксон ойл» даже представить себе не мог, в какую пучину неприятностей ввергнет его Лиленд. Не мытьем, так катаньем.

Но что бы он ни сделал, ему ничто не вернет Стефани. Он мучился вопросом, когда – как давно – он упустил ее.

Он прибавил громкость.

– Говорит Лиленд. Я спускаюсь.

– Привет, Джо, – это был Эл Пауэл. – Где ты?

Он не хотел, чтобы его уличили во лжи.

– На тридцать девятом этаже. Спускаюсь с сорокового. Только что убил последнего. Вы уничтожили того, что был внизу?

– Мы никого не видели. Что ты имел в виду, сказав, что убил последнего?

– Я уже говорил, что их было двенадцать. Я вел точный подсчет. После девяти утра, когда я прервал связь, я убил еще четверых, в том числе Малыша Тони.

Тако Билл издал воинственный вопль.

– Мы видели двоих, – сказал Эл. – Они упали на патрульную машину.

– Нет. Один из них – Малыш Тони. Другая – женщина, которую он убил, – моя дочь, Стефани Лиленд Дженнаро.

– Успокойся, Джо.

– Нет, я хочу, чтобы была полная ясность. Помимо Тони, я убил еще троих – двух мужчин и женщину. Женщина была последней. Она лежит на сороковом этаже. Я считал и знаю, что убил одиннадцать человек.