Текст книги "Женщина, которая любила смерть"

Автор книги: Робин Уэйн Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Робин Уэйн Бейли
«Женщина, которая любила смерть»

Она была непостижимо прекрасна. Бог Смерти одарил женщину красотой, и теперь он любил ее на своих черных шелковых простынях, как делал это уже много раз, с такой нежностью, которая изумляла его самого. Когда все кончилось, он, как уже бывало много раз, почувствовал смущение и беспокойство, что не пристало богам.

Он уложил ее голову на сгиб локтя и побаюкал. Заботливым прикосновением пальца убрал прядь черных, как вороново крыло, волос с ее спящих глаз – изумрудных глаз, что зажигали в нем страсть, но также вызывали печаль и, может, даже несколько неподобающий страх. Ее легчайшее дыхание ласкало его шею.

Мне не должно позволять себе подобные чувства, – подумал он.

Эти губы – вот самое драгоценное сокровище из всего, чем он владел.

Он встал с постели. Расставленные по комнате свечи ожили – загорелись необыкновенным фиолетовым пламенем. Пока он расхаживал, она приподнялась на локте. Тревожная складка пролегла у нее на лбу. При виде женщины у него заныло сердце, а ведь он совершенно забыл о том, что оно у него есть.

Он позвал ее по имени.

– Самидар, – сказал он и, хотя в горле у него пересохло, как в печи, постарался придать своему голосу силу. В самой его сердцевине разверзлась пустота – она угрожающе разрасталась, готовая поглотить его всякий раз, когда он глядел на эту женщину. Пока он еще в силах, ему следует воспрепятствовать этому. – Отныне здесь нет места для тебя.

Ее голос, наполненный жаркой нежностью, едва не растопил его решимость.

– Мой бог, – сказала она. На мгновение ему послышалось моя любовь, но это невозможно. Он – Смерть. – Честное слово, не хочется, чтобы ты плохо думал обо мне, а посему не буду умолять и спорить. – В ее ответе не было страха, она просто выскользнула из-под простыней и встала – покорная и гордая одновременно. – Что пользы противоречить твоей воле? Ты явил мне такую доброту, какой я не знала в прежней жизни, и за это я тебе благодарна. Делай со мной все, что пожелаешь.

Покорное согласие пронзило его, словно стрелами, и он почти возненавидел ее. Она – подлый цветок, исподволь отравляющий его ароматом неразумного чувства. При этой мысли он горько усмехнулся. Как все-таки легко винить ее в своей слабости.

Он схватил женщину за плечи и придвинул к себе, стараясь изо всех сил оставаться равнодушным.

– В Эсгарии, стране, где ты родилась, какой-то враг – могущественный и надменный – разрушил мой храм. – Он провел рукой по ее правой щеке, запоминая эти тонкие черты и шелковистость кожи.

– Эсгария, – повторила она. – Как необычно звучит это слово.

Он взял ее за подбородок. «Ну вот, – сказал он себе, – ее рот уже не столь прелестен».

– Ты узнаешь, кто преступник, и сообщишь мне его имя.

Она отпрянула. И, будто устыдившись, что он заметит выражение ужаса на ее лице, отвернулась.

– Хочешь отправить меня обратно, – прошептала она, – в мир живых?

Лицо Смерти застыло. Опасная пустота, что возникла из-за женщины, начала медленно затягиваться, и он взирал теперь на нее, сузив глаза, чувства его угасали – по крайней мере ему хотелось в это верить.

– Я не решаюсь оставить тебя с собой, – ответил он, – но и отпустить насовсем не могу. Отныне ты – моя посланница, мое орудие и моя кара. Бывшая смертной, ты не можешь стать моей королевой и потому будешь моей правой рукой.

Она задрожала, обнаженная и кроткая, снова повернулась к нему и склонилась в поклоне. Волосы ее упали вперед, спрятали лицо.

– Делай со мной все, что пожелаешь, – снова сказала она. – Я всегда была тебе верной слугой.

Неужели он слышит горечь в этих словах? Или ему почудилось и она сказала лишь то, что хотела сказать? Какая мука! Если не отправить ее немедленно, ему никогда не сделать этого.

Он отступил от нее и взмахнул рукой. В углу что-то блеснуло в неровном пламени свечи.

– Там – доспехи для тебя, – молвил бог Смерти. – Пока ты будешь ими облачена – ничто не причинит тебе вреда.

Самидар подняла голову и медленно встала.

– Отдай мне лишь то, что было моим, когда я пришла сюда, – тихо произнесла она, беря его за руку. – От тебя я приму только это кольцо с гранатом – оно напоминает капельку крови на твоем пальце. И не наделяй его никаким волшебством.

«Что означает подобная просьба? – гадал он. – Как следует ее понимать? Нет, не должно богу испытывать такой трепет и сомнения. Как и любовь – все это лишнее». Однако он снял с себя кольцо и надел ей на палец, единственно для того воспользовавшись волшебством, чтобы оно оказалось впору.

– Я дал тебе поручение, – сказал он, принимая суровый вид. – Ты получишь все, что принадлежало тебе прежде, даже Жало Демона, чтобы лучше служить мне.

Она наклонила голову, но наморщила лоб.

– Кинжал? – спросила она.

Не замечая вопрошающего взгляда, он уложил ее на постель. Губы близостью своей влекли его так сильно, что даже богу невозможно устоять. Он поцеловал ее, затем занялся с ней любовью, хотя на этот раз был намеренно грубоват и избегал нежностей.

– А теперь спи, – шепнул он ей на ухо, когда закончил. – И может быть, ты увидишь сны.

* * *

Ее разбудил теплый солнечный луч, коснувшийся ее лица. Он струился сквозь разрушенную крышу. Она наслаждалась приятным ощущением, но в то же время насторожилась и опечалилась. В аду нет солнца, и она поняла, что опять оказалась в мире живых, вдали от своего Господина.

Разглядывая дыры в крыше над головой, она вспомнила о своей цели. Пол помещения был усыпан битым камнем, кусками кладки, расщепленными балками, обвалившейся черепицей. Пахло пылью, а еще сильнее – зеленью благоухающего мира за стенами храма. Медленно, ощупывая непривычную плоть, она села ровно, а затем плавно, с кошачьей грацией, поднялась на ноги.

Взгляд ее сразу же упал на храмовый алтарь – он лежал, опрокинутый на землю, треснувший, как после удара огромным молотом. За алтарем она увидела длинный кусок веревки, с ее помощью, очевидно, были свалены высокие колонны, отчего обрушилась крыша. Какое кощунство! Потрясенная, она обернулась, затаив дыхание, чтобы посмотреть на фонтан Смерти из вулканического стекла. На его месте валялись большие фрагменты. А Пруд Долгожданного Освобождения, из которого можно пить всем – любому мужчине и любой женщине, – стоял грязный, заросший.

Ее рука безотчетно потянулась не к мечу у правого бедра, но к кинжалу у левого. Нащупав его там, она удивилась, взволнованно обняла пальцами серебряную рукоять, ощутила, как подрагивает кинжал в ладони от накопившегося ненасытного голода. Она шепнула: «Жало Демона», и оружие затрепетало, услышав свое имя.

Меч ее был из хорошей стали, ладный и острый как бритва, но в отличие от кинжала в нем не было ничего особенного, ничего дьявольского.

Она вслух произнесла это слово, как будто пробуя его на вкус, потом еще раз. Ее занимал вопрос, насколько изменилось для нее его значение после того, как она побывала в аду.

Желая отвлечься от размышлений, она решила проверить, что за доспехи на ней надеты – черные полированные нагрудники, где на черной коже выложены золотые геометрические фигуры, блестящие наколенники и нарукавники. Все так похоже на доспехи Смерти, только предназначено для женщины. Они сверкали даже в самых слабых лучах света.

Круглый щит, черный и ослепительно блестящий, был прислонен к разбитому фонтану, а рядом с ним лежал шлем, украшенный золотым узором. Она пошла туда, чтобы забрать их, но задержалась у Пруда Долгожданного Освобождения. Из воды на нее смотрело ее отражение, и она наклонилась, зачарованная, желая прикоснуться к этой линии щеки, к этим губам. Лицо выглядело необычно. Да, это ее лицо, но слишком юное, безупречное, почти неестественное в своем совершенстве.

Немного погодя она поднялась. Забрав щит и шлем, пошла прочь из разрушенного храма, пребывая в смятении; перед глазами стоял ее собственный облик, и давно забытые воспоминания постепенно, капля за каплей, стали возвращаться к ней, не давая покоя. Предвкушая встречу с сине-зелеными просторами Эсгарии, она неспешно вышла из храма. Эсгария – родная земля! Холмистые степи раскинулись перед ней, и далеко на западе возвышались пурпурные вершины Гор Солнечной Колыбели. Она улыбнулась тому, что вспомнила их название. С наслаждением вздохнула, воздух был сладок, белые полевые звездочки, усеявшие землю, источали изысканный аромат.

Но затем из груди ее вырвался мучительный крик, она опустилась на колени, выронив щит и шлем.

– Отцеубийца! – Как будто прорвало плотину, и все воспоминания нахлынули, возвратившись. – Братоубийца!

Отец и брат – она убила их обоих, и память сохранила все в точности, как оно было. Воспоминания о страшных злодеяниях вновь стали терзать ее, разрывая душу на части.

А есть ли у меня душа? – подумала она, утирая слезы. За эти преступления, а также и за другие она терпела муки ада, пока бог Смерти своею милостью не обратил на нее внимания. Она разглядывала свои руки, изучая, сжимала и разжимала кулаки, стараясь примириться с тем, что это руки убийцы. Бледная кожа порозовела. – Значит, во мне течет кровь. Но есть ли у меня душа?

– О мой отец! – прошептала она, срывая маленькую полевую звездочку среди травы. – Брат мой! – Сорвала другой цветок и отпустила оба лететь по ветру. – Простите меня!

Из храма донесся треск и грохот. Еще одна балка упала, еще одна часть крыши обвалилась.

Губы ее плотно сжались. Вспомнив о своем поручении, она встала на ноги. Не для того она здесь, чтобы просить прощения, но чтобы служить своему Господину.

На земле сохранились отпечатки копыт и ног. Следы старые, но отчетливые. Мимо храма проходила пыльная дорога. У края дороги валялся еще один полусгнивший кусок веревки, а рядом, почти спрятавшись в траве, лежало еще кое-что – оказалось, стрела. Подобрав стрелу, она заметила на ней три красные полоски, как раз над оперением из трех гусиных перьев. Вандалы оставили улику. Она с громким треском разломила стрелу и, отбросив большую часть, засунула обломок с метками в наколенник.

И снова взгляд устремился к залитым солнцем горным вершинам, и другое непрошеное воспоминание завладело ее мыслями. Однажды отец охотился там, и она еще помнит вкус медвежатины, которую он добыл тогда. Печаль и скорбь чуть было снова не захлестнули ее, но она справилась с душевным волнением, – в конце концов, все это было так давно. Можно сказать, в другой жизни.

Приняв эту мысль, она пустилась в путь по дороге.

Ей встретилось небольшое селение – всего несколько лавок и хижин, разбросанных по обеим сторонам дороги. Кроваво-красный закат окрасил небо, и ее черная тень вытянулась далеко вперед, когда она проходила мимо первого дома. Оттуда доносились запахи жареной оленины и свежеиспеченного хлеба. Из открытого окна на нее посмотрела женщина, кормившая младенца грудью. Колыбельная песня, которую она напевала, внезапно оборвалась, и ставни захлопнулись.

Кузнец как раз закрывал свою кузницу. Он проводил ее недобрым взглядом, крепко сжимая в руке свой молот. Она прошла стороной, но не потому, что испугалась его, а просто увидела, как старуха у домика через дорогу подала ей знак рукой.

Домишко обветшал, но вокруг него цвели розы, и вечерний воздух благоухал нежным ароматом. Старая женщина сидела в дверях – отсюда ей была видна дорога, а перед ней стоял маленький столик. Узловатыми руками она бездумно тасовала колоду карт, но выцветшие глаза все примечали. Она закачалась взад-вперед и закивала головой.

– Я тебя узнала, – молвила она.

Удивившись, Самидар свернула с дороги и подошла к ней.

– В самом деле, бабушка?

Старуха продолжала кивать, но карты оставила.

– Можешь сравниться со мной в магии? – Она положила ладонь на стол. Изрезанная деревянная поверхность вдруг видоизменилась, превратившись в бушующую воду с пенистыми волнами. Но при этом осталась гладкой поверхностью обычного стола.

Самидар пристально посмотрела в старческие глаза, оценила заключенные в них знания и мудрость, после чего склонилась над столом и дотронулась до него. Чары старой женщины рассеялись. Столешница обернулась ночным небом – безоблачным, глубоким, темным, покрытым крошечными звездочками, – окном в бесконечность. Но все равно это был стол. Затем он стал зеркалом, в котором отразились оба лица, и хотя одно из них принадлежало старой женщине, а другое молодой, не очень они и различались.

Не говоря ни слова, старуха встала и пошла в дом лишь для того, чтобы вернуться с полным ковшом прохладной воды, который Самидар взяла из ее рук. Она отставила свой щит и стала пить. Вода оказалась не так сладка, как вино Смерти, но приятна на вкус. Она вернула пустой ковш, потом достала из лат обломок стрелы с оперением и положила его на стол.

Старухе не нужно было ничего объяснять.

– Кровавые Пауки, – мрачно откликнулась она. – Их красные метки всем известны. – Она немного поколебалась, но потом решительно посмотрела прямо в глаза молодой женщине: – Тебе нужны они или я?

Теперь настал черед Самидар сомневаться.

– Ты в самом деле знаешь, кто я?

– Я стара, и бог Смерти давно уже подбирается ко мне, – отвечала старуха. – Я знаю звук его шагов. У тебя его поступь.

Подул ветер, и в воздухе разлилось благоухание роз. Длинная прядь волос упала на лицо Самидар. Она отбросила ее назад, но в затихающем шепоте ветерка ей послышался голос ее Господина.

– Этой ночью ты можешь спать спокойно, – сказала она старой женщине. – Моему Господину до тебя пока нет дела. Расскажи мне лучше об этих Кровавых Пауках.

– Жестокие слуги Безликой Госпожи. – Она показала на дорогу. – Иди по ней. И если у тебя к ним дело – ты обязательно встретишь их.

Самидар разглядывала старуху, и ей вдруг стало неловко.

– Жаль, у меня нет монеты – отблагодарить тебя за эти сведения.

Слабая улыбка тронула уголки губ старой женщины.

– Ты подарила мне ночь покоя, – ответила она. – Это дороже любых сокровищ. – Она снова бросила взгляд на дорогу, и улыбка ее погасла. – Но будь осторожна, Посланница, – добавила она. – Наша деревня проклята, и опасность здесь таится даже для таких, как ты.

Порывистый ветер поднимал пыль и кружил ее на сухой дороге. В темнеющем небе уже показались первые звезды. Самидар шагала не спеша. Она посматривала на дома и лавки, замечала плотные ставни и крепкие двери.

В воздухе повис страх. Он задел ее кожу, словно прохладный сквозняк; его соленый вкус она ощутила на языке. Где-то хлопнула дверь, было слышно, как со скрежетом опустился тяжелый засов. Замедлив шаг, она обернулась. Даже старуха со своими картами и столом скрылась в своем доме.

Как быстро наступила ночь! В аду ведь не было ни ночей, ни дней, ни сумерек, ни зорь. Все громче пели цикады. Из травы, неистово размахивая крыльями, внезапно вылетел фазан, покинувший свое гнездо.

Вдруг из последнего дома, стоявшего у дороги на краю деревни, раздался пронзительный крик. В остальных домах все окна остались закрытыми, ни один человек не выглянул. Крик повторился. Дверь того самого дома распахнулась. На улицу выбежала женщина с ребенком на руках.

За ней вышли двое вооруженных людей в красных масках, а из-за дома показались еще четверо. Они догнали женщину и повалили на землю, стали ее избивать, пинать ногами. Ребенок – маленькая девочка – вырвалась и, визжа, хотела спастись бегством. Рука в красной перчатке поймала ее и грубо подняла в воздух, как добычу.

– Убейте свинью, – сказал один из мужчин. – Мы поймали поросенка.

Меч сверкнул над телом женщины. Издав еще один душераздирающий крик, она закрылась рукой, как будто плоть ее способна отразить удар.

Вдруг прямо в пыль, к ногам хозяина меча, словно вызов, упал обломок стрелы. Мужчина замешкался, не решаясь ударить. Еще четверо воинов достали мечи. Тот, кто удерживал ребенка, отступил.

– Кто ты? – тревожно спросил один из них, вглядываясь в темный силуэт, так незаметно подобравшийся к ним.

Гнев лишил Самидар дара речи. Она бросилась вперед, нанесла одному из них продольный удар по груди, другого ударила щитом и освободила пространство вокруг женщины.

– Беги, – скомандовала она. Но вместо этого мать кинулась к дочери, и воин в красной маске, ругаясь, сразил ее мечом. Самидар нанесла ему ответный удар.

Мужчина отпустил вырывавшуюся пленницу, повернулся и пустился наутек. Два его спутника последовали за ним. Маленькая девочка, всхлипывая, подбежала к матери.

Самидар огляделась вокруг, ярость, кипящая в ней, не ослабевала. По-прежнему никто из жителей не осмеливался выйти из дома, никто не предложил свою помощь. Она вытерла клинок об одного из мертвецов в красной маске, сунула оружие в ножны и вернула щит себе на спину. Потом взяла ребенка на руки.

Странное чувство охватило ее. Маленькое тельце было таким теплым. Ребенок обхватил Самидар ручками и прижался лицом к ее плечу. Она в одиночестве качала девочку, думая о том, как поступить. С ненавистью уставилась на лежащих на земле мертвецов.

– Позволь мне позаботиться о ней.

Самидар обернулась. Старуха протянула руки и взяла у нее дитя, лицо ее было печальным и нежным. Она стала утешать хныкавшую девочку, гладить ее по головке, убирая с лица мокрые от слез локоны черных волос, вытирать бледные щечки заскорузлым пальцем.

– Ты единственная из всех жителей отважилась выйти из дому, – с горечью произнесла Самидар.

Глаза старухи тоже затуманились от слез. Она прижала ребенка к высохшей груди.

– Я помню, ты сказала, что этой ночью Смерти нет до меня дела, – ответила она. – А у них такой уверенности нет.

У Самидар сжались кулаки, эти запуганные людишки не вызывали у нее никакого сочувствия. Она нагнулась и сорвала маску с одного из трупов. Под ней скрывался обычный человек, но на лицо нанесена татуировка в виде паутины – от волос до подбородка, от уха до уха.

– Кровавый Паук? – спросила она, молчаливый кивок был ей ответом. Посмотрела в темноту, где терялась дорога. – Куда могли направиться его сообщники?

– В свою крепость, что на равнине неподалеку, – сказала старуха. – Вернулись к своей Безликой Госпоже.

Поднявшись, Самидар склонилась над ребенком и коснулась ее плечика. Милое детское личико повернулось к ней – широко раскрытые напуганные глаза, похожие на темные изумруды, встретились с ее взглядом. Еще одно воспоминание вспышкой вернулось к Самидар.

– У меня тоже были дети, – сказала она маленькой девочке. Самидар не хотелось показывать, что ей грустно об этом вспоминать. – Ты вырастешь очень красивой.

Она сурово сжала губы, отвернулась и пошла по дороге. Темнота ничуть не пугала ее, она видела хорошо и во тьме. Кровавые Пауки разрушили храм ее господина. Их стрела и их веревки – тому доказательство. Но это еще не все, она презирала их – убийц и головорезов! – за то, что отняли невинную жизнь, за то, что правили людьми, душа их саваном страха.

Она остановилась на вершине холма. За ним на фоне звездного неба, лицом к луне, как раз выглянувшей из-за горизонта, чернело громадное здание – это был замок, дышавший древностью. Башни его опасно накренились, крепостные стены по-змеиному обвивались вокруг него. Архитектурный стиль замка принадлежал другой эпохе, задуман и создан он не человеческим разумом, Самидар поняла это сразу. Свет ламп или факелов лился из бойниц и окон, разделенных на части, которые располагались необычными группами. Они блестели – злобно взирали! – подобно глазам насекомых.

Но она все же дерзко приблизилась к замку – щит на руке, шлем на голове. На стене выстраивались люди, и чем ближе она подходила к воротам, тем больше их становилось. Блики огня из жаровен блестели на их лицах, мечах и наконечниках стрел.

Она почувствовала на пальце тяжесть кольца, подаренного Смертью, и вспомнила его обещание: Все, что тебе принадлежало, будет снова твоим. Собрав свою волю, она потревожила ночь и вызвала ветер. Тучи сгустились, поглотили звезды и луну. Все к ней вернулось – легче, чем она ожидала. Сила заструилась в ней, тело ее ликовало. Она позвала, и гром ей ответил.

Кровавые Пауки на стене отозвались испуганными криками. Одна стрела отскочила от ее щита. Затем стрелы полетели градом, выпущенные дрожащими от страха лучниками. Она рассмеялась. Порыв ветра унес с собой жалкие стрелы. Небо разверзлось, и полил дождь.

У нее припасены свои стрелы для метания.

Она простерла руку к грозному небу. Зазубренная молния обрушилась вниз и ударила в ворота. Одна из двух огромных створок разлетелась в щепки, только петли остались висеть. За первой молнией последовала вторая. Дерево, металл и камень – все взлетело на воздух. Парапет, сооруженный как раз над разбитыми воротами, обвалился и рухнул. Люди завопили, и эти крики казались ей самой сладкой местью за убитую женщину!

Самидар решительным шагом прошла через дымящиеся развалины в огромный внутренний двор. К ней бросился человек с топором, в глазах его застыл отчаянный страх. Блеснул ее собственный меч, на сверкающем клинке заиграли блики огня и стихавших молний. Уклонившись от удара топором, она обнажила ему лицо, разрезав красную маску, и двинулась дальше.

Большинство из них разбежались. Некоторые сжимались, хныча, когда она проходила мимо, – жалкое подобие мужчин. Находились и глупцы, нападавшие на нее. Она спокойно расправлялась с ними, исполненная презрения.

Один из людей припал к земле у колодца, меч свисал из его безвольной руки, он спрятал лицо и задрожал, когда она приблизилась к нему.

– Ты – воплощение Смерти! – пробормотал он.

– Богохульник! – ответила она. Но не стала его убивать. Какое-то движение по ту сторону колодца привлекло ее внимание.

Огромные двери, ведшие в замок, бесшумно растворились. Это заметили даже Кровавые Пауки. Тишина воцарилась повсюду. Воздух звенел от ожидания.

Она утратила интерес к неравному бою. Осторожно пересекла двор и оказалась перед широкой каменной лестницей. Она поднялась по ступеням ко входу, немного задержалась наверху и ступила в темноту.

Тусклый свет освещал единственный проход. Сняв шлем и подвесив его за ремешок к ножнам, она направилась прямо на свет. В помещении стоял странный запах плесени и пыли вперемешку с чем-то еще непонятным.

Еще одни коридор осветился впереди, в то время как позади свет погас. Кто-то ведет ее, догадалась она. И колдует. Не важно. Сжав челюсти, она шла туда, куда указывал свет. Наконец еще одни двери оказались у нее на пути. Они тоже раскрылись сами. Свет за этими дверями исходил не от ламп и не от свечей.

Зал был громаден, потолок уходил ввысь, теряясь в темноте. Над головой переливалась мягким светом огромная замысловатая многослойная паутина. Ее узоры поражали воображение. Ее размеры изумляли.

Она внушала благоговейный страх – и отвращение.

В самом центре паутины висел прозрачный мешок в форме яйца. Сквозь тончайшие стенки угадывалось чье-то тело. Оно шевельнулась.

– Почему ты напала на мой дом и на моих слуг? – Голос принадлежал женщине – вежливый, пытливый.

Самидар опустила щит и посмотрела наверх, вытянув шею.

– Ты осквернила дом моего Господина, – резко ответила она. – Храм Смерти. Даже если это сделали твои люди, ты им приказала.

– Ошибаешься, – возразила Безликая Госпожа, Самидар сразу поняла, что это была именно она.

– Я нашла там стрелу с красными метками и еще твои веревки, – продолжала она. – Доказательства твоей вины.

Тело снова заворочалось, и мешок на паутине затрясся, придя в движение.

– Никчемные доказательства, – ответил нежный голос. – У старых руин хорошо охотиться. Вот откуда там стрела.

– Твои люди – жестокие и бесчеловечные скоты, – заявила Самидар. – Вовсе они не охотники. Я своими глазами видела, как они сегодня вечером напали на хижину и убили мать маленького ребенка.

– Все равно они люди и должны что-то есть, – прозвучало в ответ. – И я тоже должна.

Самидар размышляла. Охотой можно объяснить найденную стрелу, но откуда взялись веревки и все те разрушения? Ей вдруг стало трудно думать. Она наконец поняла, что за запах примешивался ко всем остальным. Запах паутины. Ее нити источали отвратительное зловоние.

– Я не верю твоим словам, – произнесла она. – Почему тебя называют Безликой Госпожой? Ты боишься показать мне свой лик?

На ткани мешка появился длинный разрез.

– Крестьяне называют меня так, потому что я не показывалась за этими стенами вот уже семьсот лет.

– Семьсот лет? – переспросила Самидар. Она потерла нос и затем зажала ноздри. Все равно смрад мешал ей.

В длинной щели мешка мелькнула тень, от вида ее необычных очертаний у Самидар по спине пробежал холодок. Показалось женское лицо – юное и привлекательное, в обрамлении серебристых волос. За ним – туловище. Кожа бледная, груди маленькие и чувственные. Рук не было.

То, что появилось следом, больше походило на кошмар. Жирное брюхо с черными и желтыми полосами, восемь черных членистых ног, которые с изящной цепкостью держались за нити паутины. Наполовину женщина, наполовину паук! Какая гадость!

Заработал паучий прядильный орган. Существо плавно опустилось на блестящей нити.

– Меня зовут Ита, – сказала она, приземляясь. – В свое время мой отец был одним из самых искусных великих мастеров-пауков в северном лесу Итай Калан. – Оказавшись на полу, она пристально и решительно посмотрела в глаза Самидар. – А теперь убери свой меч. Меня, как и моего отца, нельзя ранить или убить оружием людей, а моя магия так же сильна, как и твоя.

Самидар думала иначе.

– Я не разрушала твой храм, – продолжала Ита миролюбиво. – Мои люди – тоже.

Самидар невольно отступила на шаг. Она с трудом владела собой.

– Они напали на женщину и убили ее, – обвиняла она. – Хотели забрать маленькую девочку.

Мягкое мерцание паутины и голос Иты околдовывали.

– Да, – шептала Ита. – Сладкое дитя. Я ведь тебе говорила – мне нужно есть.

Потрясенная Самидар встряхнула головой. Ита, оказывается, уже вовсю поработала своими чарами. Крепкие нити кольцами опутали ее, и она, словно в коконе, повисла в воздухе на огромной паучьей сети.

Ита подобралась к Самидар, широко переставляя свои жуткие восемь ног, и склонилась над ее лицом.

– Крестьяне привязаны ко мне, околдованные моими чарами, и не могут бежать. Но их вкус мне уже приелся. А тобой, пришлая, я полакомлюсь.

Меч лежал на полу, слишком далеко. Самидар боролась с паутиной, пытаясь дотянуться до кинжала на поясе – Жала Демона. Пальцы нащупали рукоять, и она выдернула кинжал из ножен.

Острое лезвие с легкостью разрезало блестящие нити, и в зал ворвался оглушительный вопль из бесчисленных измученных голосов. Самидар высвободилась и нанесла неловкий удар Ите, целясь в живот. Ита проворно отскочила назад, в это время ее пленница упала на пол. Ита спустилась следом на свежей паутине.

Самидар с трудом встала, от падения у нее сбилось дыхание. Она кружилась, сжимая свой кинжал. Зловещий клинок жадно трепетал в руке, требуя насыщения на разные голоса.

Глаза Иты горели гневом.

– Твоему оружию меня не убить! – выкрикнула она. – И магии твоей меня не победить. В моем замке я госпожа, и твоя кровь насытит меня!

Ита набросилась с поразительной быстротой. Сбив Самидар с ног, она снова подобралась к ней и стала плести свежие нити.

– Не человек, а сам бог Смерти создал этот клинок, – произнесла Самидар с гневной горечью. – Голоса из ада зовут тебя к себе!

Она погрузила кинжал в туловище Иты, в то место, где, как она рассчитывала, у нее было сердце. Дьявольский голос клинка умолк на мгновение. Ита отшатнулась назад, глаза выпучились от неожиданности, а потом и от страха. Губы раздвинулись, готовые закричать. Но не ее крик вырвался изо рта, а хор голосов, принадлежавших кинжалу.

– Семьсот лет – вполне достаточно, – пробормотала Самидар, когда Ита затихла на полу. Она извлекла кинжал и вернула его в ножны. Он довольно урчал в ее руке, насытившись на какое-то время.

Самидар покинула зал. Спотыкаясь, она вслепую шла по бесконечным коридорам, наконец добралась до окна и спрыгнула. Несколько человек все еще безвольно бродили по внутреннему двору, они в ужасе повернули к ней свои татуированные лица.

Больше она о них не думала, просто прошла через разрушенные ворота и дальше по дороге. Снова оказавшись на вершине холма, обвела взглядом равнину и призвала бурю. Одна за другой алые молнии обрушивались на замок Иты, вонзались в него, обжигая. Когда наконец не осталось ни одной башни, ни одного целого камня, Самидар успокоилась и отвернулась.

* * *

Три дня она трудилась на развалинах храма. Приложила немало сил, чтобы поправить алтарь. Вырвала сорную траву, росшую из трещин в старом полу. Взяв ведро у старой женщины, натаскала воды в Пруд Долгожданного Освобождения, и когда села отдохнуть на краю, лицо Смерти явилось перед ней.

– Готова ли ты назвать имя врага, разрушившего мое святилище? – спросил он.

Она протянула руку к его лицу, ей страстно хочется к нему прикоснуться, но нельзя тревожить воду. Осмелится ли она сказать ему, как жаждет его ласк, или о том, как пусто и одиноко ей здесь, по эту сторону жизни? Она вздохнула, решив не поддаваться чувствам. Ради собственной души она не сделает ничего такого, что заставит его подумать о ее слабости.

– Мой Господин, – сказала она. – Теперь я знаю, кто твой враг и кто разрушил храм. Это не Ита и не ее Кровавые Пауки.

Бог Смерти кивнул:

– Имя.

– Я нашла ключи к разгадке этой тайны, – сказала она. – Маленькая девочка с моими глазами и волосами. Старуха с моим лицом, но только постаревшим. Стоило мне поближе разглядеть развалины… – Она пожала плечами. Ее Повелитель обманул ее, но она узнала ответ. Теперь она может тянуть время. Так он подольше останется с ней.

– Имя, – повторил бог Смерти. – Назови его.

Самидар упрямо улыбалась.

– Семьсот лет одиночества свели Иту с ума.

Бог Смерти смотрел на нее сквозь воду своими непостижимыми глазами. И все же временами ей казалось, в них что-то таится, какая-то искорка, какое-то подобие чувств, словно он мог испытывать их к ней, будь у него сердце.

– Ты все поняла, – сказал он. – Я не обманывал тебя, как ты, конечно, решила. Я преподал тебе урок, Самидар, который даже бог Смерти должен усвоить. Я бессмертен. Ты, наверное, думаешь, что вечная жизнь – великий дар. Но она – моя тюрьма и бесконечный кошмар.

– Как это случилось с Итой? – прошептала Самидар. – Как это будет со мной?

Бог Смерти не ответил, но вода ни с того ни с сего покрылась рябью, и его отражение задрожало.

Она сглотнула, со страхом и волнением думая о том, что ждет ее впереди.

– Могущественный и надменный враг, – произнесла она наконец, вспомнив его слова, – это Время.