Текст книги "Гордая любовь"

Автор книги: Робин Хэтчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

30

Ремингтон швырнул на стол последний номер «Нью-Йорк тайме» и обвел взглядом просторную комнату клуба. Деловые люди и богатые бездельники сидели в удобных креслах и в большинстве своем читали газеты и курили трубки или сигары. Уокер раздумывал, кто же из присутствующих благодаря своей близости к семейству Вандерхофов наверняка получит приглашение на свадьбу Либби.

Эта мысль заставила Ремингтона крепко сжать зубы.

За последние несколько недель он испробовал все, кроме разве открытого штурма дверей «Роузгейт», чтобы увидеть девушку, но их пути ни разу не пересеклись. Теперь, когда о помолвке Либби и лорда Ламберта объявили официально, могло уже быть действительно поздно, догадывался Ремингтон.

«Если бы вы действительно любили меня, то оставили бы в покое…»

У Ремингтона сжалось сердце, когда он вспомнил, как прозвучали эти слова, какой уставшей и опустошенной выглядела Либби. Это он сделал с ней такое. Он виноват в том, что ее прекрасные глаза полны печали. Если бы только…

– Ремингтон Уокер! Вот так удача!

Он поднял глаза и увидел, что перед ним стоит Чарльтон Бернард.

– Это прозвучит ужасно некрасиво, приятель, но я вдруг подумал, не сможешь ли ты оказать мне одну любезность. – Чарльтон плюхнулся в соседнее кресло. – Моя сестра – ты помнишь Лилиан? – устраивает сегодня вечер для узкого круга своих друзей, и ей не хватает одного молодого человека. Она заставила меня жизнью поклясться, что я не вернусь без кого-нибудь, кто согласится принять ее приглашение. Ну скажи, что придешь!

Ремингтон готов был сразу отклонить это предложение, но Чарльтон не позволил ему даже рта открыть.

– Это будет первый вечер, который устраивает Лилиан после того, как она вышла замуж прошлым летом. Они с мужем только что переехали в новый дом, и Лилиан загоняла слуг до полусмерти, готовясь к своему дебюту в качестве хозяйки дома. Ты, может, слышал, что на ужин приглашены лорд Ламберт и его невеста Оливия Вандерхоф. Что не облегчает положения моей сестренки! Матушка, конечно, была не слишком довольна тем, что мисс Вандерхоф предпочла этого виконта мне, ее дражайшему сыночку, – Чарльтон усмехнулся, – но старушка сделает хорошую мину ради своей дочурки Лилиан. – Его улыбка исчезла. – Послушай, я понимаю, отвратительно приглашать тебя таким вот способом, но ты оказал бы мне большую услугу.

Ремингтон почти не обращал внимания на слова приятеля. Он перестал слушать, как только понял, что на вечере будет Либби.

– Буду рад помочь, – сказал он, когда Чарльтон замолчал.

– Замечательно! Вот адрес Лилиан. – Он передал Ремингтону карточку. – Ужин начнется в восемь. Увидимся там. – Чарльтон поднялся и поспешил прочь.

Ремингтон внимательно посмотрел на карточку.

У него появился еще один шанс увидеть Либби. На сей раз он не позволит, чтобы что-то получилось не так, как надо.

Оливия, как обычно, позволила служанке выбрать платье, которое наденет вечером, но на сей раз изменились причины ее равнодушия. Безразлично, какое на ней будет платье, если единственное, что имело смысл, – встреча с Ремингтоном. Необходимо поговорить с ним, выслушать то, что он не раз пытался ей сказать. Но прежде всего она должна найти способ ускользнуть от всевидящих глаз отца.

Словно почувствовав, что в сердце Оливии произошли какие-то перемены, Нортроп последние сутки не покидал «Роузгейт». Казалось, он все время был рядом, наблюдая и прислушиваясь. Уединиться Оливия могла только в собственной комнате.

– Вы прекрасно будете выглядеть в этом, – мисс Оливия, – сказала Софи, принеся наряд. – Зеленый цвет вам идет больше всех других. К тому же это платье от Ворса, знаете ли. Не удивительно, что каждая леди мечтает иметь наряды, заказанные в Париже. Даже миссис Дэйвенпорт не может сшить ничего подобного, а ведь ваша матушка многие годы была постоянной ее клиенткой.

Оливия даже не взглянула на платье. Она просто подняла руки и позволила служанке опустить его сверху вниз, надев через голову. Прохладная гладкая ткань прошелестела по корсету и льняной рубашке, панталонам из хлопка и темно-зеленым чулкам. Потом она повернулась к высокому зеркалу на ножках, в котором отразилось ее совершенно равнодушное ко всему лицо, и позволила Софи застегнуть наряд на спине.

Платье, сшитое из темно-зеленого китайского крепа, украшали ленты и бантики из черного муара. На талии был прикреплен букетик розовых искусственных цветов. Низкий вырез-каре, оставляющий открытой верхнюю часть груди, прикрывала присобранная газовая накидка, на левом плече так же лежал венок из розовых цветов. Совершенно новый фасон изысканного платья производил неотразимое впечатление.

Но как же она скучала по брюкам и сапогам! Как ненавидела жесткий корсет, впивающийся в ребра грудной клетки! Ей постоянно хотелось сделать глубокий вдох полной грудью, чтобы ничто при этом не мешало.

– Ваши туфли, мисс Оливия. – Софи придвинула прямо к ее ногам вечерние туфли.

Девушка обулась, подошла к стулу перед туалетным столиком и села, представляя служанке возможность заняться прической хозяйки.

Оливия задумчиво крутила колечко на пальце и, не произнося ни слова, размышляла о Ремингтоне. Как же повидаться с ним, если отец следит за ней словно ястреб? Не могла же она снова просить Спенсера отвезти ее в дом Ремингтона. Он мог заподозрить что-то неладное и сказать об этом отцу. Оливия отнюдь не была уверена, что может доверить свою тайну кому-либо из слуг. Все они прекрасно знали, насколько безжалостным может оказаться их хозяин. Разве имеет она право просить кого-то из них рискнуть своим местом ради того, чтобы доставить ее записку Ремингтону? А вдруг она доверится не тому человеку, и все станет известно отцу?

– Мисс Оливия, могу я вас кое о чем попросить?

Оливия попыталась сосредоточиться на звуке голоса служанки и встретилась с ее отражающимся в зеркале взглядом.

– О чем?

– Когда вы поедете в Англию после свадьбы? Я подумала, не можете ли вы взять меня с собой, как вашу служанку? Понимаете, там все еще живет моя бабушка. Я не видела ее с самого раннего детства. Родители мои умерли, и мне очень хотелось бы снова увидеть бабушку. Кроме нее, у меня не осталось никого из родных.

Не исключено, что она может отправить Ремингтону записку через Софи в обмен на обещание забрать ее с собой в Англию. Может, это и есть шанс, на который она уповает? Может быть…

– Я сделаю, что смогу, Софи. Обещаю.

«Но если мне немного повезет, – добавила она про себя, – ты не поедешь в Англию, потому что я туда не поеду».

Вернувшись из свадебного путешествия в Европу, Альфред и Лилиан Камерон устроились в скромном четырехэтажном особняке из темного камня на Лексингтон-авеню всего в нескольких кварталах от епископальной церкви св. Епифании.

Хорошенькая восемнадцатилетняя Лилиан приветствовала гостей, прибывающих в дом Камеронов, слегка нервной улыбкой и смущенным взглядом новобрачной. Особенно ее волновал приезд виконта и его невесты.

В тот момент, когда Либби под руку со Спенсером Ламбертом появилась в дверном проеме, Ремингтону посчастливилось оказаться в полном одиночестве, что позволило ему не отрываясь рассматривать девушку.

Кажется, она стала еще прекраснее с того момента, когда он видел ее в последний раз. На ней было изысканнейшее платье, шею украшало великолепное изумрудное колье. Кожа на лице Либби стала молочно-белой, ни на носу, ни на щеках не осталось и намека на веснушки.

«Я скучаю по твоим веснушкам, Либби».

Она, казалось, услышала его и подняла глаза. Их взгляды встретились, и какую-то долю секунды они не могли отвести друг от друга взор. Ремингтон ожидал, что она холодно и с отвращением отвернется от него. Может, он заметит в ее глазах боль, вызванную предательством. Но он никак не надеялся увидеть приветливую улыбку.

И все-таки именно такая улыбка играла в уголках ее губ!

Она что-то шепнула виконту и направилась прямо к Ремингтону через всю комнату.

– Мистер Уокер, – тихо сказала она. – Как приятно снова вас встретить.

«Что еще за розыгрыш?» – недоумевал он.

– Позвольте представить вам Спенсера Ламберта, виконта Челси.

Неужели она хотела наказать его за вероломство таким вот образом, выставив ему навстречу своего жениха?

Она повернулась к стоящему рядом с ней человеку.

– Спенсер, это Ремингтон Уокер. Его отец, как мне рассказывали, до войны выращивал великолепных лошадей прямо у нас на Юге. И мистер Уокер стал продолжателем этой традиции, хотя и переехал в Нью-Йорк. Я видела, на каком скакуне он ездит, и могу вам сказать, лучшей лошади я в жизни не встречала.

Мужчины обменялись рукопожатием, но Ремингтон едва взглянул на виконта.

– Рад познакомиться с одним из друзей Оливии, – сказал Спенсер. – Может, вы как-нибудь покажете ваших лошадок?

– Да, конечно, – буркнул в ответ Ремингтон, все еще внимательно глядя на Либби и пытаясь разгадать, что означает ее выражение лица.

Она окинула взглядом зал.

– О, Спенсер, посмотрите-ка! Вон стоят Пенелопа и Александр. – Она снова повернулась к Ремингтону. – Извините нас, пожалуйста, мистер Уокер, но мы должны поприветствовать Харрисонов.

– Конечно.

Парочка двинулась прочь, но Либби на секунду задержалась и, оглянувшись, шепнула:

– Я должна поговорить с тобой. С глазу на глаз.

Такая возможность выдалась им, когда джентльмены удалились в курительную комнату после ужина, а леди перешли в гостиную. Ремингтону и Оливии достаточно было обменяться одним быстрым взглядом, чтобы понять, что следует предпринять. Через минуту каждый потихоньку покинул свою компанию и поднялся вверх по лестнице. Они встретились в небольшой гостиной на втором этаже, едва освещенной одной-единственной газовой лампой.

Оливия почувствовала, как все внутри у нее переворачивается и нервно дрожит. Она вдруг поняла, что не знает, что собирается сказать и как начать разговор. Наконец она спросила:

– Как Сойер?

– Прекрасно. Он очень по тебе скучает. – Его синие глаза; казавшиеся почти черными в слабом свете гостиной, напряженно всматривались в девушку.

– Ремингтон, я… – Она облизала пересохшие губы и попыталась начать сначала: – Ремингтон, я… я хочу, чтобы ты рассказал мне, как все было. Я хочу все знать. Мне необходимо все знать.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее руки, но она отступила назад. Она пока еще была не готова к его прикосновению. Она все еще боялась; что ее хрупкие надежды могут разбиться вдребезги на тысячу мелких осколков.

Он заговорил, голос его звучал тихо и мягко:

– Хорошо, Либби, я не буду к тебе прикасаться. – Он направился к двум стульям. – Давай сядем. Это долгая история.

Она первая села на краешек резного деревянного стула. Сердце ее бешено стучало.

Ремингтон запустил пальцы одной руки в пышную шевелюру и слегка нахмурился.

– Трудно решить, с чего начать.

«Скажи, что любишь меня. Начни с этого», – но она знала, что именно с этого начинать и не следует. Она еще не в состоянии была выслушивать объяснения в любви.

– Ты знаешь, что много лет назад наши отцы были друзьями? – Он не стал дожидаться ответа. – Это было до войны.

Она слушала его рассказ о Нортропе и Джеф-ферсоне, о довоенных и послевоенных годах, об отчаянии Джефферсона и его самоубийстве. Ее не удивило то, какую роль сыграл отец в уничтожении Джефферсона Уокера и его железной дороги. Ей слишком часто за последние годы приходилось видеть, как Нортроп делает то же самое с другими людьми.

– Когда твой отец пригласил меня в «Роузгейт» и попросил найти тебя, я сначала подумал, что он знает, кто я такой, и решил, что таким способом он хочет как-то компенсировать мои потери. Но, оказывается, он меня не знал. Он забыл моего отца, словно его никогда и не существовало. Когда я потребовал выплатить мне премию, в случае если найду тебя раньше, чем истечет год, то никак не ожидал, что он согласится. Но, поскольку он дал свое согласие, я решил, что это мой единственный шанс отомстить. Я не мог уничтожить его так, как он уничтожил моего отца, но был уверен, что найду способ мщения.

Оливии казалось, что ее грудь зажата в тиски и каждый вздох отдается болью.

Взгляд Ремингтона устремился куда-то в дальний угол комнаты.

– Когда я очнулся в твоей комнате, в «Блю Спрингс» и впервые увидел тебя, то понял, что вернуть тебя к отцу будет нелегко. Я понял, что ты там счастлива. Но я дал слово у могилы отца, что он будет отмщен. Я хотел все завершить, отправить телеграмму и вернуться в Нью-Йорк. Мне хотелось как можно скорее убраться из Айдахо. – Он снова встретился с ней глазами. – Но я полюбил тебя, Либби. Месть потеряла смысл. Единственное, что имело значение, – быть с тобой. Когда я ездил в Вейзер с Питом Фишером, то отправил твоему отцу телеграмму, в которой сообщил, что у меня ничего не получилось и тебя отыскать невозможно. Я посоветовал ему отказаться от поисков.

– Как же он сумел меня найти? Почему он заплатил тебе?

– Он организовал за мной слежку, нанял другого детектива, чтобы отыскать меня, когда я вовремя не прислал очередной отчет, – глаза его сузились и зло заблестели, – А премию он заплатил мне, чтобы быть уверенным, что ты не останешься со мной. Твой отец очень хитрый, коварный человек.

Это звучало весьма убедительно и вполне могло быть правдой. Но как в этом убедиться?

– Почему же ты сразу на мне не женился? – прошептала она, проглотив комок горьких слов. – Почему ты хотел отложить свадьбу?

– Потому что не хотел, чтобы между нами стоял твой отец. Я не хотел быть его должником, ведь часть денег он мне выплатил перед моим отъездом из Нью-Йорка. Я хотел, чтобы все стало как должно быть, прежде чем мы поженимся.

– Но ты скрыл от меня правду. Не сказал, кто ты на самом деле, заставил меня поверить, что до сих пор живешь в «Солнечной долине». Заставил меня поверить многому, что на самом деле было неправдой.

Он наклонился вперед:

– Да, я не рассказал тебе правды и поступил неправильно. Мне не следовало молчать. Я должен был все тебе объяснить. Но между нами уже нагромоздилось столько лжи, и я боялся, что ты меня возненавидишь, если узнаешь правду.

– Ты боялся?

– Я боялся потерять тебя. – Он взял Оливию за руку, и на сей раз она не отняла ее. – Может, я в конце концов получил тот же результат, но надеюсь, что это не так.

Она закрыла глаза.

– А я боюсь, что да.

Его пальцы сжали ее ладони.

– Я люблю тебя, Либби. И хочу на тебе жениться. Я хочу увезти тебя назад в «Блю Спрингс». Мы были так счастливы там. И мы снова сможем быть счастливы.

Она посмотрела на него. Неужели он говорит правду? Неужели они могут опять быть счастливы? Отважится ли она поверить ему? Он так часто лгал ей, но ведь и она заслуживала того же упрека. Разве ее вина в случившемся была меньше? Смогут ли они перешагнуть через все, что легло между ними? Сможет ли она когда-нибудь снова безоговорочно ему верить?

Она высвободила руку и поднялась.

– Мне следует вернуться, прежде чем заметят мое отсутствие. Не хочу, чтобы люди болтали лишнее.

– Либби, подожди! – Он снова потянулся к ней.

Она покачала головой и подняла руку, чтобы остановить его.

– Мне необходимо время, чтобы все обдумать, Ремингтон. Я помолвлена со Спенсером и…

– Не позволяй отцу выдать тебя замуж насильно за того, кого ты не любишь. Даже если ты не можешь любить меня, Либби, не позволяй ему так поступить с тобой.

«Я люблю тебя», – хотело признаться ее сердце. Но она не могла произнести этих слов. Она пока еще очень боялась. Боялась поверить.

Оливия медленно покачала головой, отвернулась и покинула комнату.

К тому времени, когда Ламберт в собственном экипаже привез Оливию домой, «Роузгейт» стоял погруженный в тишину, все окна были темны. Спенсер проводил ее до прихожей и помог снять накидку.

– Вас что-то беспокоит, Оливия? – спросил он, взяв ее за локоток и поворачивая к себе лицом. – Вы были необыкновенно загадочны и молчаливы сегодня вечером.

Она не посмела посмотреть ему в глаза.

– Нет, Спенсер, я просто устала.

– Ну тогда ладно, мне следует отпустить вас. – Он небрежно поцеловал ее в щеку. – Спокойной ночи, дорогая.

– Спасибо. Спокойной ночи.

Как только за Спенсером закрылась дверь, Оливия подхватила лампу, стоящую на столике в прихожей, и пошла вверх по лестнице. Однако, сделав всего несколько шагов, Оливия остановилась.

«Я отправил твоему отцу телеграмму, в которой сообщил, что у меня ничего не получилось и тебя отыскать невозможно…»

Она посмотрела через холл в сторону кабинета отца.

«Оливия, мистер Уокер не обманул тебя насчет телеграммы. Я ее видела…»

Если бы ей только удалось убедиться…

Оливия снова спустилась по ступенькам и направилась к комнате в глубине дома.

Кабинет отца считался святилищем, частным его владением. Ни Оливия, ни ее мать никогда туда не входили, если их не требовал к себе Нортроп. Дрожащей рукой Оливия взялась за ручку и отворила дверь.

Как только она вошла в темную комнату, на нее нахлынули отвратительные воспоминания. Она снова увидела себя маленькой одинокой девочкой из далекого прошлого, ищущей любви и одобрения отца. Ей вспомнилась девчушка с израненной душой, не понимающая, что же в ней есть такое ужасное, что родной отец не любит ее.

«Я не виновата…»

Сердце Оливии учащенно забилось.

«Я не виновата, что он не может меня любить».

Она вошла в комнату, медленно продвигаясь к массивному рабочему столу.

«Отец никого не способен любить. Я не виновата».

Девушка тихо вздохнула и, сделав глубокий вдох, почувствовала внезапное облегчение. Она вдруг поняла, что умом уже много лет назад догадалась о неспособности отца любить, отдавать себя другим. Но теперь она поверила и почувствовала это не только умом, но и сердцем, и это было совершенно внове для нее. Страх перед будущим исчез. Неважно, что она сейчас обнаружит в кабинете отца, больше она никогда не будет ничего бояться.

Она села в большое кресло перед столом, поставила рядом с собой лампу и выдвинула верхний ящик стола. Еще раз глубоко вздохнув, Оливия принялась за поиски.

Было около четырех часов утра, когда она наконец обнаружила две помятые телеграммы.

Глаза Оливии застилали слезы, но она все-таки прочла:

«Обнаружить Оливию не удалось. Если ваша дочь и была когда-то на территории Айдахо, теперь ее здесь нет. Никаких признаков, указывающих на ее местопребывание, не обнаружил. Считаю, что продолжать поиск бесполезно. Советую вам экономить время и деньги и согласиться с тем, что она исчезла навсегда. Р. Дж. Уокер».

Она пробежала глазами вторую телеграмму, и сердце ее радостно забилось, как только она уловила единственно важные для нее слова:

«…Обнаружил не только мистера Уокера, но и вашу дочь…» Подпись: «Гил О’Рейли».

Он не обманул ее! Ремингтон не лгал! Он не выдавал ее отцу.

Девушка закрыла лицо дрожащими руками и только теперь призналась себе, какой страх испытывала все это время.

Он не лгал, когда говорил, что любит ее. Он был готов отказаться от целого состояния, от надежды вернуть «Солнечную долину», от возможности отомстить – и все это ради любви к ней.

Завтра же утром она пойдет к нему. Завтра она скажет Ремингтону, что любит его.

Завтра.

31

Оливия вдруг проснулась. Сев в постели, она быстро повернулась к окну. Слабый солнечный свет проникал сквозь тяжелые шторы, предвещая рассвет.

«Ремингтон!»

Отбросив в сторону покрывало, девушка спустила ноги с высокой кровати. Пряди волос упали ей на лицо, и Оливия нетерпеливым жестом отбросила их назад. Она не стала звонить в колокольчик, чтобы вызвать Софи, ей вообще не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что она проснулась. Сегодня утром она оденется сама. Среди ее нарядов наверняка найдется что-нибудь, что она сможет надеть без помощи служанки.

Быстро пройдя через комнату, Оливия подбросила в камин несколько поленьев, чтобы огонь разгорелся ярче. Поспешно совершив утренний туалет в ванной комнате, она выбрала из своего обширного гардероба темно-синее платье с застежкой спереди. Не опасаясь помять тонкую ткань, она собрала пышные юбки и натянула платье через голову. Единственное, чего хотела Оливия, – сделать все как можно быстрее.

Скоро она застегнула последний крючок на ботинках, выпрямилась и схватила щетку для волос, понимая, что никогда не сможет уложить их так, как это сделала бы Софи.

«Ремингтону нравится, когда волосы распущены», – подумала она.

Оливия улыбнулась: Ремингтону нравилось, когда они были распущены, но ему не меньше нравилось, когда она заплетала их в косу. Эту прическу любила и сама Либби.

Несколькими легкими взмахами расчески она привела в порядок спутавшиеся локоны, затем собрала волосы в одну толстую косу, закрепив ее конец лентой.

Взглянув в зеркало, она не увидела в нем отражения Оливии Вандерхоф. На нее смотрела Либби, и сердце девушки запело от радости, потому что Ремингтон любил именно Либби Блю.

Ремингтон так и не смог заснуть. Даже не сняв вечернего костюма, он стоял перед окном своей спальни и наблюдал, как по предрассветному небу где-то на линии горизонта проплывали лилово-розовые облака. Он смотрел на небо, размышляя, когда же ему снова удастся получить весточку от Либби.

«Мне необходимо время, чтобы все обдумать, Ремингтон. Я помолвлена со Спенсером…»

Какое же решение она примет? Когда он снова узнает о ней что-нибудь?

Всю ночь напролет его мучили только эти два вопроса. Перед глазами стояла ее робкая улыбка, ему казалось, что он снова слышит, как она шепчет, что хочет поговорить с ним, снова чувствует ее смятение.

Он не позволит ей выйти замуж за виконта. Неважно, что ему придется для этого говорить или делать, он не позволит ей стать женой человека, которого она не любит, человека, которого интересует только состояние, обещанное ее отцом в качестве приданого. Спенсер Ламберт, может, был вовсе не плохим человеком. Но хорош он или плох – не имеет значения. Важно только, что Спенсер никогда не принесет Либби счастья, а Либби заслуживает того, чтобы быть счастливой.

Он повторял эти слова, словно клятву, отвернувшись от окна и запустив пальцы обеих рук в свои густые черные волосы. Ему вообще не следовало позволять ей по окончании вечера уезжать домой из дома Камеронов! Нужно было просто заорать ее прямо к себе домой. Он должен был обнимать, целовать и ласкать ее до тех пор, пока она не забудет обо всех своих горестях.

И уж по крайней мере ему следовало как-то спланировать их ближайшее будущее. Он должен был заставить ее встретиться с ним прямо сегодня, сегодня днем. Он ведь сойдет с ума, пока ему удастся выяснить, на каком светском рауте она появится в следующий раз!

«А если в церкви?» – озарило вдруг Ремингтона.

Конечно! Он взглянул на каминные часы. Почему он не, подумал об этом раньше? Женщины из семейства Вандерхофов всегда посещали пресвитерианскую церковь, что стоит в каких-то двенадцати кварталах от его дома. Об этом Ремингтон узнал еще тогда, когда только взялся за дело и начал собирать информацию об Оливии. Он совершенно точно знал также, что Нортроп не переступает порог церкви, поскольку не видит в религии никакой практической выгоды.

Ремингтон не был уверен, что Либби после возвращения снова стала бы вместе с матерью посещать церковь, но подозревал, что ее отец настаивал на соблюдении приличий.

Даже если им не удастся перекинуться ни словом, у него есть шанс хотя бы увидеть Либби.

Еще раз взглянув на часы, Ремингтон решил, что у него достаточно времени, чтобы принять ванну, переодеться и прибыть в церковь еще до того, как начнется служба.

Либби надела темно-синюю шляпку и направилась к двери своей комнаты. Она представляла лицо Ремингтона, когда скажет ему, что нашла телеграммы, скажет, как жалеет о том, что не верила ему. Она словно наяву ощутила прикосновение его рук – он обнимет ее и прижмет к себе.

Оливия взялась за дверную ручку, попыталась ее повернуть и потянуть дверь на себя – безрезультатно. Повторив попытку, Либби почувствовала, как грудь сжали невидимые тиски: дверь не открывалась.

Ее заперли снаружи!

Сердце девушки бешено застучало. Этого не может быть!

Снова и снова она нажимала на ручку, дергая дверь изо всех сил.

– Нет… – прошептала она. – Нет! Нет! Нет! Из-за двери до ее слуха долетел глубокий негромкий смешок.

– Отец, что вы делаете?

– Ваша свадьба перенесена на более ранний срок, и я уверен, что, если вы будете на месте, то насладитесь ею в полной мере.

– Отец! – Оливия принялась стучать в дверь кулаком. – Отец, откройте дверь!

– Не могу, Оливия.

Она глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Она не позволит ему услышать панические нотки в ее голосе. Стараясь казаться невозмутимой, Оливия произнесла:

– Я никогда не отказывалась выйти замуж за лорда Ламберта. Пожалуйста, откройте дверь. Меня ждет матушка, мы вместе должны пойти в церковь.

– Вы не пойдете в церковь. У вашей матушки слишком много приготовлений к свадьбе, которая состоится на следующей неделе. – Его голос раздался совсем рядом: – Оливия, если вы думаете, что можете отказаться стать женой виконта, когда придет день венчания, взвесьте, что может случиться с мистером Уокером. В этом городе с человеком может вдруг случиться любая неприятность, любое несчастье.

Оливии показалось, что ее сердце почти перестало биться. Она закрыла глаза и, повернувшись, прижалась спиной к двери.

– Просто взвесьте такую возможность, дочь моя.

Она услышала его удаляющиеся шаги.

– Нет, – прошептала Оливия, медленно оседая, опираясь на дверь. Она села прямо на пол, на пышные темно-синие юбки. – Вы не можете так поступить, не можете!..

Ремингтон внимательно осмотрел каждый закуток церкви, но сегодня утром здесь не оказалось ни Либби, ни ее матери. Может, это объясняется тем, что она так задержалась допоздна на вчерашнем вечере? А может, они больше не ходят в эту церковь? Ее отсутствию можно найти тысячу логичных объяснений.

Когда Ремингтон покинул церковь, на душе у него кошки скребли. Он брел по мостовой по направлению к дому, низко опустив голову, вспоминая, как вчера вечером выглядела Либби, как она смотрела на него, когда он ей все рассказал. Ремингтон заметил в глазах любимой искорки надежды, стремление поверить в его рассказ. Он понял, что, хочет она того или нет, но он по-прежнему ей небезразличен.

Она обязательно свяжется с ним, как только все продумает, попытался подбодрить себя Ремингтон. У него нет причин отчаиваться. Она пришлет ему весточку, как только почувствует, что готова снова встретиться с ним. Он должен ждать.

К несчастью, беспокойство не покидало Ремингтона. Напротив, оно усиливалось с каждым шагом.

«Что-то не так… Что-то идет не так…» – Эта мысль вертелась у него в голове, не отпуская ни на минуту, не давая покоя. Никакая логика не в силах была заглушить тревогу.

К тому моменту, когда Ремингтон добрался до дома, он уже устал от спора с самим собой. Он решил, что должен увидеть Либби сегодня же. И единственный способ сделать это – нанести визит в «Роузгейт».

Либби услышала, как в двери поворачивается ключ, и быстро поднялась из кресла у камина. В следующее мгновение появилась Софи, держащая в руках поднос с завтраком.

– Ваш отец прислал вам еду, мисс Оливия.

Не обращая внимания на служанку, Либби бросилась к выходу. Если она будет достаточно осторожна, может, ей удастся…

– Бесполезно, мисс Оливия. Ваш отец поставил у дверей охранника, – окликнула ее Софи. – Отвратительного вида человек, должна вам сказать. Кажется, он откуда-то со складов мистера Вандерхофа.

У Либби все оборвалось в душе, но она не собиралась предаваться отчаянию. Девушка была полна решимости найти выход. Она должна встретиться с Ремингтоном! Она слишком надолго впала в апатию, постепенно увязая в болоте семейной рутины, позволив отцу распоряжаться своей жизнью. Больше она не собиралась это терпеть.

– Софи, ты должна мне помочь, – тихо сказала Либби, повернувшись к служанке.

Девушка испуганно покачала головой.

– Я не могу! Ваш отец предупредил меня, что будет, если я это сделаю. Я бедная девушка и не могу позволить себе оказаться выкинутой на улицу, да еще без рекомендательных писем.

– А как же насчет Англии? Разве ты не хочешь поехать со мной в Англию после моей свадьбы?

– Ваш отец сам обещал меня отправить, если я буду делать то, что он мне прикажет, мисс. Но, если вы начнете поступать по-своему, ни о какой Англии для меня не может быть и речи. Так мне сказал хозяин.

Вскрикнув от отчаяния, Либби бросилась к окну и выглянула на улицу. Она посмотрела вниз, прикидывая, не удастся ли ей спуститься но боковой стене дома. Если бы под окном оказался какой-то выступ, балкон или крытое крыльцо! Но стена трехэтажного дома под окном была совершенно ровной.

И все-таки должен существовать какой-то способ, путь к спасению. Отец не может вот так запросто запереть ее! Он не может заставить ее выйти замуж за кого бы то ни было, если она сама того не пожелает.

К особняку Вандерхофов подкатил черный экипаж с ярко-зеленой полоской. Еще до того, как открылась дверца, девушка поняла, что это Ремингтон. Он приехал за ней!

Либби попыталась отодвинуть оконный шпингалет, но не смогла. «Откройся же!» – молила она, видя, что Ремингтон выходит из кареты. Словно повинуясь словам девушки, шпингалет повернулся.

Вдруг она почувствовала, как сильные руки схватили ее и оттащили от окна, прежде чем ей удалось крикнуть что-то в знак протеста.

– Вам нельзя подходить к окну, – раздался строгий приказ.

Оливия повернула голову, стараясь рассмотреть «сторожевого пса», которому отец поручил ее охранять. Не успела она даже понять, как он выглядит, как он уже толкнул ее к кровати. Либби споткнулась и упала на неприбранную постель. Охранник, посмеиваясь, покинул комнату и закрыл за собой дверь.

– Софи… – начала было Либби, пытаясь подняться на ноги, но не договорила, поняв, что служанка тоже ушла. Девушка подбежала к двери и попыталась ее открыть, хотя прекрасно понимала, что это бесполезно.

Либби снова бросилась к окну, но было слишком поздно. Ремингтона нигде не было видно.

Дворецкий провел Ремингтона через обшитый темными деревянными панелями холл к задним комнатам дома. Отец Либби поджидал его в похожем на пещеру кабинете, стены которого были увешаны книжными полками, на полу лежал толстый ковер с орнаментом. Массивный стол у противоположной от входа стены заставлял посетителя почувствовать себя унизительно ничтожным.

Как только Ремингтон вошел в кабинет, из-за стола ему навстречу сразу же поднялся Нортроп.

– Мистер Уокер, я не знал, что вы вернулись в Манхэттен!

«Черта с два ты этого не знал». Ремингтон решительно направился навстречу хозяину кабинета.

– Я приехал больше месяца назад.

Нортроп попытался изобразить удивление.

– Правда? Тогда почему же вы не прислали счет, чтобы получить оставшуюся часть причитающихся вам денег? Я ждал этого.