Текст книги "Теодосия и Сердце Египта"

Автор книги: Робин Лафевер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мальчик, который следил за мужчиной, который следил за девочкой

В соответствии с законом, каждый фараон во время коронации получал огромный амулет-оберег, который назывался Сердцем Египта, потому что от здоровья и благополучия фараона зависела судьба всей страны. Когда фараон умирал, Сердце Египта клали на его мумию. Однако в гробнице Тутмоса Сердце Египта не обнаружили, и на протяжении многих лет местонахождение амулета оставалось для ученых-египтологов одной из главных загадок.

– Да, – сказала мама, едва не лопаясь от гордости. – Все это время амулет находился в гробнице Аменемхеба, а не Тутмоса.

Когда мама передавала скарабея в руки папы, я взглянула на Фагенбуша.

Его лицо буквально пылало от алчности и возбуждения. Большинство людей становятся красивее, когда краснеют, но только не Фагенбуш. Покраснев, он становился еще более уродливым и пугающим, чем обычно, как будто краску его лицу придавал жар, идущий от углей самого ада.

Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.

– Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?

– Абсолютно.

Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго-настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от про́клятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.

Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.

Единственной загвоздкой был Фагенбуш – если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.

И тут меня осенило.

– Э-э, мистер Боллингсворт! – сказала я небрежным тоном. Почему-то именно этот тон всегда заставляет моего папу вздрогнуть и обратить на меня внимание, чем бы он при этом не был занят. Так, говорят, реагируют на звук трубы списанные на пенсию боевые кони.

– Да, Тео? – спросил Найджел, отрываясь от только что открытого им ящика с восковыми фигурками шабти.

– Вы не знаете, мальчики из Хеджвикской школы для трудных подростков уже ушли?

Найджел вспомнил про юных сорвиголов, которые должны были прийти сегодня в музей на экскурсию, и его лицо вытянулось.

– О господи. Нет, не знаю. Полагаю, надо пойти взглянуть, вдруг они сломали что-нибудь, а может, утащили легендарный меч или какую-нибудь другую штуковину.

Я подошла ближе и заглянула в открытый Найджелом ящик.

– Ой, что это? – спросила я идиотским тоном.

На самом деле я отлично знала, что это фигурки шабти, их находят в любой мало-мальски приличной египетской гробнице. Восковые или глиняные шабти должны были прислуживать умершему в загробной жизни и делать за него всю тяжелую работу.

Однако, присмотревшись внимательнее, я обнаружила, что эти фигурки совсем не похожи на обычных шабти. Во-первых, у них слишком грозный вид, простые слуги такими не бывают. А во-вторых, каждая фигурка держала в своих глиняных ручках какое-нибудь оружие – копье, кинжал, меч, боевой топорик. Итак, эти шабти были грозными и вооруженными – очень, очень странно.

Бросив быстрый взгляд на Фагенбуша, я спросила Боллингсворта все тем же идиотским тоном:

– Это куколки, да? Их клали в гробницы, чтобы детки-мумии могли играть ими?

Фагенбуш нервно дернул головой и просверлил меня своими глазками-бусинками.

– О боже, нет, конечно! – с легкой усмешкой воскликнул Найджел, до глубины души потрясенный, я полагаю, моим невежеством. – Они действительно очаровательны, однако на самом деле… одну минутку. Послушайте, Клайв, не могли бы вы сходить проверить, ушли ли те малолетние головорезы и все ли после них в порядке?

Все точно так, как я надеялась! Зачем Первому помощнику хранителя музея идти смотреть, что там натворила толпа неуправляемых школьников, если можно поручить это Второму помощнику?

Я прикрыла глаза, опасаясь, что Фагенбуш испепелит меня взглядом. Он прекрасно понимал, что я попросту избавляюсь от него. Не поднимая ресниц, я любезно улыбнулась и пролепетала:

– Благодарю вас, мистер Фагенбуш. Меня так заинтересовали эти куколки…

Фагенбуш зарычал, громко швырнул на пол крышку, которую только что сорвал с одного из ящиков, и вихрем вылетел вон.

– Так вот, Тео, – начал Найджел. – Эти фигурки называются шабти. Их использовали для… Тео! Тео, ты слышишь меня?

Но я уже рылась в упаковочном материале только что открытого Фагенбушем ящика.

– Так ты хочешь услышать про шабти? – растерянно спросил бедный Найджел, а я, не давая ему прийти в себя, позвала его:

– Идите, взгляните сюда. Никогда ничего подобного не видела. А вы?

Немедленно шабти были забыты (и слава богу!), и Найджел кинулся посмотреть на то, что я обнаружила.

Он встал рядом со мной и провел рукой по маленьким черным частичкам.

– Любопытно, – пробормотал Найджел.

– Очень любопытно, – согласилась я, перебирая частицы руками (разумеется, плотно затянутыми в перчатки). Присмотревшись, я поняла, что это маленькие кусочки черного камня – базальта и оникса – и что они удивительным образом обточены. Правда, я никак не могла сообразить, что могут символизировать эти камешки.

– Зерна, – объявила мама, подходя вместе с папой к нашему ящику. – Все эти камешки выточены в форме зерен – ржи, пшеницы, даже риса. Никогда не встречала ничего подобного.

– Да, но почему они черные? – спросила я. – Это не зерна. То есть я хочу сказать, что у них цвет не как у зерен.

– Не знаю, почему египтяне не вытачивали зерна из песчаника, мыльного камня или какого-нибудь другого светлого материала. Может быть, нам удастся это понять, когда мы изучим все эти находки.

– Кстати о зернах, – сказала я, вспомнив про свой голод, который теперь, в отсутствие Фагенбуша, пришло время утолить. – Можно, я схожу в булочную лавку и куплю нам что-нибудь к ужину? Я умираю от голода. Последние два дня я ничего не ела, кроме сэндвичей с джемом.

– Ах, милая моя. Конечно, можно. – Мама ткнула папу локтем в бок и добавила: – Алистер, как ты мог позволить ей питаться все время такой дрянью?

– Э-э… мы… я… у меня было очень много работы, Генриетта, – промямлил папа.

Чтобы немного поддержать его, я спросила:

– Папа, дорогой, тебе купить слоеных пирожков? Я знаю, ты их очень любишь.

– Да, да, – сразу же оживился папа. – Это было бы замечательно.

Я протянула руку за деньгами. Папа пошарил по своим карманам, положил мне на раскрытую ладонь несколько шиллингов и тут же переключил все внимание на ритуальный нож, который он только что выудил из очередного маминого ящика.

Я взглянула на закатное небо. Если поспешить – я имею в виду, как следует поспешить, – можно успеть вернуться назад до наступления темноты. Вероятно.

Я пробежала через мастерскую и начала подниматься по лестнице.

– Не забудь пальто, – долетел сзади папин голос. – И шляпку!

* * *

Дождь перестал, и я подумала, что, быть может, мне удастся слетать в булочную и назад до того, как серые облака перестроят свои ряды и пойдут на второй заход. Было холодно, со всех сторон дул пронизывающий ветер, но все же мне было приятно оказаться за стенами музея, подальше от удушливого серного запаха проклятий, магических артефактов, а самое главное – от Клайва Фагенбуша.

В нескольких кварталах от музея дома и магазины становились меньше, а улицы уже. Облака темнели прямо на глазах, и я подумала, что мне нужно пошевеливаться.

Шаги за своей спиной я впервые расслышала на Хаддингтон стрит.

Я резко остановилась, сделав вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, и шаги тоже остановились. Я медленно выпрямилась, лихорадочно соображая, что же мне делать. Улицы не то чтобы были совсем пусты, но прохожих оказалось довольно мало. Я сделала несколько шагов и вновь притормозила – на этот раз у витрины первого попавшегося магазина – и уставилась на выставленные в ней котелки, кастрюли и прочую чепуху. Шаги за моей спиной вначале ожили, потом вновь замерли.

Я решила, что самое лучшее – это совершить рывок до самой булочной, и припустила во всю прыть по улице. Вскоре я с облегчением увидела впереди знакомую вывеску «Пироги и булки миссис Пилкингтон». Я резко рванула на себя дверь и буквально ввалилась в лавку, испугав бедную миссис Пилкингтон.

– Добрый вечер, душечка, – приветствовала она меня. – Ты меня испугала. Куда ты так торопишься?

Миссис Пилкингтон – женщина замечательная, пухлая и сладкая, как ее булки. От нее всегда восхитительно пахнет горячим хлебом и пирогами, этот запах нравится мне ничуть не меньше, чем аромат дорогой туалетной воды.

– Просто умираю от голода, миссис Пилкингтон, только и всего.

– Ага, – понимающе взглянула она на меня. – Торчишь взаперти в этом старом пыльном музее, да?

– О, да, мадам, – с чувством подтвердила я.

– Что тебе дать сегодня на ужин, душечка?

– Знаете, сегодня моя мама приехала, так что мне нужно что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать ее приезд.

– Конечно, конечно, моя дорогая. Я так рада, что твоя мама вернулась.

Я выбрала то, что мне хотелось, а в последний момент попросила миссис Пилкингтон не класть один пирог в пакет, а сразу отдать его мне в руки. Его я съем по дороге в музей, потому что в самом деле умираю от голода. Я забрала свои покупки, вышла на улицу и сразу же впилась зубами в слоеный пирожок с мясом. Откусила и тут же едва не подавилась, увидев перед собой того самого юного воришку, которого поймала, а потом отпустила на вокзале Чаринг-Кросс.

– Ты? – удивленно воскликнула я, не обращая внимания на вылетевшие при этом у меня изо рта крошки.

– Ну, я, и что? – ответил он, не сводя ярко-синих глаз с моего пирожка.

– Зачем ты следишь за мной? Только не ври, хорошо?

Мальчишка выпрямился во весь свой рост, но все равно оказался сантиметров на пять ниже меня.

– Я никогда не вру, – оскорбленным тоном заявил он. – И я слежу не за тобой. Я слежу за одним типом, а вот он действительно следит за тобой.

У меня слегка подогнулись коленки.

– Что это за тип… то есть джентльмен?

– Да так, один гусь, который увязался сегодня за вами еще на вокзале. Ты его видела, он такой… сильно загорелый.

Я отлично знала, о ком идет речь. Это тот самый человек, который пялился на мамины ящики.

– А зачем?.. – начала я.

– Откуда я знаю. Может, ему что-нибудь от тебя нужно, – перебил меня мальчишка.

– Нет, нет, я не о том. Зачем ты следишь за ним? – Я нахмурила брови и добавила: – Рассчитываешь на вознаграждение?

– Вот еще! – возмущенно ответил он. – Просто я вам кое-чем обязан, мисс. Ты же отпустила меня тогда на вокзале, не стала звать полицейского. А Стики Уилл никогда в долгу не остается. – Он окинул жадным взглядом мой пакет и добавил: – Пироги остынут.

Я посмотрела на остаток мясного пирога, который держала в руке. Всего пару минут назад это был прекрасный пирог – теперь же я не смогла бы откусить от него ни кусочка. Мальчишка смотрел на этот пирожок с таким вожделением, что я невольно подумала о том, когда же этот бедолага ел в последний раз?

– Слушай, – сказала я. – Хочешь этот пирог? Бери. А то у меня что-то аппетит пропал.

Глаза у мальчишки вспыхнули, но он с явным усилием заставил себя засунуть руки в карманы и ответил, шаркнув левой ногой:

– Спасибо, я не голоден. Хотя… было бы грешно выбрасывать такой отличный пирожок на помойку, верно?

– Смертный грех, – охотно подтвердила я.

– Ну, в таком случае… – сказал мальчишка, благодарно взглянул на меня, взял у меня пирог и в две секунды прикончил его. Никогда не видела, чтобы человек откусывал такие большие куски.

Тут мне в голову пришла отличная мысль.

– Я дам тебе еще один пирог, если ты последуешь за тем типом и выяснишь, куда он направляется, – предложила я.

Мальчишка вновь пошаркал ногой, сделал вид, что задумчиво смотрит в небо, – все было бы хорошо, но его подвел громко заурчавший живот.

– Ну что ж, пожалуй, я возьмусь. Все равно никаких срочных дел у меня не предвидится, – произнес мистер Стики Уилл, вытирая нос своим грязным рукавом.

– Ну и отлично. Тогда вперед. – Я вынула из пакета еще один пирог и протянула его мальчишке. Ведь именно о такой оплате мы и договаривались, разве нет?

Стики засунул пирог в свой карман и деловито спросил:

– Когда я все выясню, мне прийти в музей?

– Э-э… пожалуй, нет. – Я не была уверена, что наш сторож Флимп впустит Стики в музей. И как мне объяснить, что я ожидаю такого посетителя? – Но завтра я снова буду на вокзале Чаринг-Кросс. Примерно в то же самое время. Мы сможем там увидеться?

– Договорились, – согласился Стики.

Я проследила взглядом за тем, как он исчезает в тенях между домами. Скажу честно, гораздо лучше чувствуешь себя, если знаешь, что на твоей стороне есть еще кто-то, даже если это всего лишь маленький уличный воришка. По крайней мере, ты уже не один.

Я расправила плечи и пошла по улице, стараясь не думать о том, что за мной следят, хотя не помнить об этом было очень трудно. Распахнутые двери домов напоминали раскрытые пасти, окна, казалось, провожали меня подозрительными взглядами. На улице стало пусто, если не считать старого фонарщика, который начал зажигать фонари – они тусклыми голубыми шарами мерцали в наплывавшем на город густом тумане. В тумане плохо видны предметы, но отлично слышны звуки, например, шаги за спиной. Мне показалось, что они начали приближаться.

Я уже приготовилась начать забег до самого музея, как услышала цоканье копыт и стук колес. Оглянувшись через плечо, я увидела двухместную маленькую карету – брогам, причем этот экипаж был мне очень хорошо знаком!

Я быстро прикинула варианты – либо я продолжаю идти одна по темным улицам с преследователем за спиной, либо иду на свидание с бабушкой Трокмортон.

Если вы считаете, что это легкий выбор, значит, вы не знаете мою бабушку.

Я выбрала бабушку, выступила навстречу карете и махнула рукой кучеру. Он присмотрелся, узнал меня и натянул вожжи. Когда карета остановилась, я схватилась за дверцу. Закрывавшая окно занавеска отодвинулась изнутри, и за стеклом показался клюв… простите, нос моей бабушки.

Увидев меня, она нахмурилась и сжала губы в ниточку, словно переложила в свой чай лимонов.

Я обернулась через плечо. Шаги преследователя стихли. Интересно, он ушел или просто прячется где-нибудь в тени? Станет он преследовать карету моей бабушки или нет? И станет ли Стики Уилл преследовать его самого?

Кучер соскочил с козел, открыл мне дверцу и вежливо сказал:

– Здравствуйте, мисс.

Бабушка высунула нос из открытой двери и сварливым тоном проскрипела:

– Поторопись, холода напустишь. Залезай, внутри все объяснишь.

Я забралась в карету, пристроилась на краешке сиденья напротив бабушки Трокмортон – в ее присутствии я всегда чувствовала себя неуютно. И, наверное, не только я одна.

Бабушка Трокмортон стукнула по полу кареты своей тростью и спросила:

– Желаю знать, что ты делаешь здесь одна, без сопровождения взрослых.

Я поерзала на сиденье, неожиданно представив, как неряшливо, должно быть, выгляжу сейчас.

– Папа послал меня купить что-нибудь на ужин.

– Одну? – Бабушка была потрясена. – Впрочем, ничего другого я и не ждала. А где же твоя гувернантка?

Гувернантка исчезла еще несколько месяцев назад, сказала, что иначе сойдет с ума. Она предполагала, что будет учить одиннадцатилетнюю девочку танцам и хорошим манерам, а не слоняться целыми днями по старому музею.

Но если бабушка Трокмортон узнает, что у меня больше нет гувернантки, она завтра же к обеду пришлет новую – нужно мне это?

– Она… э-э… отпросилась навестить больную родственницу, – соврала я.

Бабушка опустила свой клюв и фыркнула:

– Хм-м… Ну а твоя мать дома или все еще копается в чьих-то древних могилах?

– Дома. Она только сегодня возвратилась из Египта, – ответила я сквозь стиснутые зубы. Бабушка Трокмортон терпеть не может мою маму, считает ее слишком современной, эксцентричной и постоянно говорит про нее всякие гадости. Желая хоть как-то защитить маму, я добавила: – Она нашла просто удивительные артефакты.

– Не могу понять, что удивительного можно найти, роясь в пыльных склепах.

Я стиснула кулаки, но в спор решила не вступать. В конце концов, я должна быть благодарна бабушке Трокмортон хотя бы уже за то, что она избавила меня от преследователя – пусть даже сама того не зная.

– А когда приезжает на каникулы этот плут, твой братец? – спросила бабушка.

– Завтра.

Карета затормозила, остановилась, кучер открыл дверцу и, глядя не на нас с бабушкой, а куда-то поверх наших голов, объявил:

– Музей, мадам.

Я выскочила из кареты, успев кинуть на бегу:

– Спасибо, что подвезли, бабушка.

– Не стоит благодарности, – ответила она и добавила мне вдогонку: – Я обязательно поговорю с твоим отцом насчет твоей гувернантки.

Этого мне только не хватало!

Приятный семейный ужин, который не получился

В музей я возвратилась, когда темнота уже поглотила все улицы Лондона. Дрожа, я взбежала по ступеням главного входа и успела проскользнуть внутрь как раз перед тем, как Флимп запер дверь на ночь. Немного подумав над тем, как выманить маму и папу из мастерской, я решила, что вернее всего это можно сделать, приманив их запахом еды.

Когда я направлялась по темному коридору к служебным помещениям, на меня бросилась какая-то размытая темная тень. Мое сердце ушло в пятки, когда эта тень, гнусно завывая, прилипла к моему плечу.

Меня чуть не хватил удар, хорошо, что я вовремя сообразила, что это не настоящий демон, а всего лишь Исида. До той поры мне не верилось, что дела с моей кошкой обстоят настолько плохо.

Маленькое сердечко Исиды колотилось так же часто, как мое собственное, своими когтями она крепко вцепилась мне в пальто. Уши Исида прижала к голове, а глазами бешено вращала в разные стороны.

– Тс-с, Исида. Все в порядке, – прошептала я. – Хочешь, дам тебе кусочек колбаски?

Я отковырнула из одного пирога кусочек мяса и протянула его кошке. Исида замерла, глаза ее сделались осмысленными – она снова стала моей прежней любимой кошкой, но лишь на секунду. Затем взгляд ее вновь стал диким, Исида злобно зашипела, соскочила с моего плеча и растворилась в сумраке.

Мне придется связать свою кошку. И довольно скоро. Если я, разумеется, смогу поймать ее. И если мне удастся найти способ расколдовать Исиду, снять с нее проклятие. Поисками такого средства я и займусь сразу же после ужина.

Я вошла в столовую для сотрудников и развернула принесенную еду, надеясь, что ее аромат скоро долетит до моих родителей.

Не прошло и двух минут, как в двери показалась папина голова.

– Ты уже вернулась, Теодосия? – сказал он.

Уже! Мне казалось, что я отсутствовала целую вечность, но я просто ответила:

– Да, папа.

– Превосходно. – Он вошел в комнату и поставил на огонь чайник. – Мама уже поднимается.

– Скажи, ее путешествие действительно было очень опасным? – Я не хотела задавать этот вопрос, он сам выпрыгнул у меня изо рта, словно летучая рыба из воды.

– Послушай, Теодосия, – посмотрел на меня папа. – Если бы я считал, что мамино путешествие будет опасным, то обязательно поехал бы вместе с ней.

Великолепно! Очаровательно! В таком случае я потеряла бы сразу обоих родителей!

– Твоя мама прекрасно знает Египет, а при случае без труда сумеет обвести вокруг пальца и парочку немцев, которые ей мешают, – сказал папа и продолжил уже гораздо серьезнее и строже: – Однако ты не должна подслушивать, о чем говорят между собой взрослые, это не твоего ума дело. В следующий раз так не поступай.

Интересно, я что – подушка на сиденье? Ну как, как я могла не слышать их разговор? Вот, кстати, почему я так редко спрашиваю родителей о чем-либо. Стоит им заподозрить, что я слышу их, они сразу же замолкают. Как они при этом хотят, чтобы я училась чему-нибудь у них, – не представляю.

А тут и мама пришла.

– Ах ты, моя прелесть! – воскликнула она. – А пахнет-то, пахнет-то как!

Мама подошла и поцеловала меня. Я прижалась к ее лицу и оставалась так долго-долго, пока мама сама не отодвинулась. Позвольте вам напомнить, что я целых полгода маму не видела.

– Спасибо, ты нам настоящий пир устроила! – с этими словами мама принялась рыться в серванте, отыскивая посуду, ножи и вилки.

А затем мы все втроем сели ужинать. На столе не было пирога с мясом и почками, и сидели мы вовсе не у себя дома, но мы снова стали единой семьей, и поначалу все шло просто замечательно.

Папа впился зубами в слоеный пирожок и зажмурился от удовольствия.

– Мама, – спросила я, наклоняясь к ней. – Расскажи, как там все было? Ты все это время жила в палатке? А живых скарабеев ты видела?

Папа открыл глаза и тут же все испортил.

– Совсем забыл тебя спросить раньше, – начал он. – Что, движение за независимость действительно набирает в Египте силу?

– Ну, честно говоря, наш генеральный консул по горло занят этой проблемой, – живо откликнулась мама, прожевывая кусок пирога. – Да, они продолжают требовать, чтобы британцы покинули страну.

Я вздохнула, отключилась и принялась жевать – когда разговор заходит о политике, это всегда надолго.

Вздрогнула я только тогда, когда папа изо всей силы хватил кулаком по столу.

– Ничего этого могло не быть, если бы не лорд Кромер с его кровожадностью и высокомерием! А теперь из-за него все работы в Долине Царей могут быть остановлены!

– Верно, – согласилась мама. Когда папа ударил по столу кулаком, она и глазом не моргнула. У нее стальные нервы, у моей мамочки.

Сгорая от желания повернуть разговор в более благоприятное для меня русло, я спросила было:

– Мама, а ты в этот раз ездила на верблюде?

Но куда там!

Мама наклонилась ближе к папе и с новым пылом продолжила:

– Ты уже слышал, что Камиль основал в Египте Национальную партию? Вся его программа направлена против Британии.

– Да. Скажи, а есть доля истины в слухах о том, что эта партия была создана не без участия немцев? – спросил папа.

– Трудно сказать, наверняка это никому не известно. Но в противовес Камилю Люфти эс-Сайид основал Народную партию. Она лояльнее к Британии, но тем не менее тоже ставит своей конечной целью добиться независимости.

Я снова вздохнула. Никогда не смогу понять, каким образом родителям удается так скучно обсуждать такую сказочную страну, как Египет.

– Прости, моя милая, – вспомнила обо мне мама и погладила меня по руке. – Представляю, как скучно тебе все это слушать. Расскажи, чем ты занималась все это время, пока меня не было?

Окрыленная тем, что разговор наконец-то коснулся действительно интересной темы – меня самой, – я взахлеб поведала маме обо всех своих делах.

Ужин можно было считать законченным, но я все болтала и болтала – так мне хотелось, чтобы мы подольше оставались вместе, за одним столом, одной семьей. Мама долго слушала меня, потом неожиданно приложила ладонь к своей щеке и воскликнула:

– Постой, милая! Как же я могла забыть? Я же тебе привезла кое-что.

Я оживилась и напряглась, я была заинтригована. Иногда мамины подарки бывают просто сногсшибательными, и всегда – неожиданными.

Мама вышла из-за стола, порылась в своей дорожной сумке и вытащила из нее длинный, свернутый в рулон пергамент.

– Это копия с табличек, которые мы обнаружили в раскопанной нами части пирамиды. На них записаны секреты Аменемхеба, с помощью которых он выигрывал войны. – Мама провела пальцем по первой строчке иероглифов и, слегка любуясь собой, прочитала вслух: «Как повергнуть своих врагов в хаос».

– О, это просто чудесный подарок, мама! Спасибо! – Я схватила пергамент, развернула плотный лист, и мои глаза быстро забегали по выстроившимся на нем строчкам иероглифов.

– Я пристроюсь в кресле возле огня и буду читать, а вы с папой сможете поговорить, – предложила я.

– Да, дорогая, нам с папой нужно поговорить о делах.

– Не волнуйся, я буду сидеть тихо как мышка, обещаю.

– Нет, Теодосия, – вступил папа. – Нам с мамой нужно поговорить наедине. Почему бы тебе не пойти в свой чулан? Там и почитаешь свой пергамент.

Мои плечи сразу поникли.

– Да, папа. Если ты настаиваешь…

– Настаиваю. Иди.

Я поплелась к выходу, возле самой двери остановилась и спросила, взглянув на родителей через плечо:

– Но хотя бы захватить меня домой вместе с собой вы не забудете?

– Ну, что ты, милая, – сказала мама. – Конечно, не забудем. Иди. Мы недолго.

Я вышла из столовой в темный коридор, и тут мне пришло в голову, что у меня появилась отличная возможность попробовать разобраться в ситуации с Исидой.

* * *

Я припустила по коридорам, а затем спустилась к читальному залу библиотеки. Но, когда я подергала за ручку, дверь оказалась заперта. Гром и молния! Какому идиоту взбрело в голову запереть на ночь библиотеку?

Почти наверняка этой крысе Фагенбушу.

Огорченная, я возвратилась в свой чулан. Зажгла керосиновую лампу, забралась в саркофаг, постаралась уютнее подоткнуть вокруг себя одеяло. Затем я развернула свиток и принялась читать.

«Хвала тебе, Сет, владыка Хаоса! Хвала тебе, Манту, разрушитель наших врагов! Хвала тебе, Анат, своей красотой повергающая в ужас наших неприятелей! Боги, услышьте наши мольбы.

Хотя при великом Тутмосе, нашем славном и богоравном правителе, земля наша достигла могущества и процветания, хотя наши враги склонились перед нами на колени, умоляя нас о милости, которая исходит от Тутмоса…»

Вскоре я с головой ушла в рассуждения Аменемхеба, разбиравшего всевозможные способы уничтожения и разгрома его врагов. Голод, чума, потоп, саранча – он мог управлять всеми этими бедствиями с помощью заклятий, амулетов и тайных ритуалов черной магии. Управлял и действительно ставил своих врагов на колени.

Проведя за чтением несколько часов, я почувствовала, как у меня тяжелеют, начинают слипаться веки. Мне ужасно не хватало Исиды. Обычно она ложилась у меня в ногах, согревала меня своим маленьким пушистым тельцем, успокаивала негромким мурлыканьем.

Я всячески гнала от себя мысли о том, что Исида мечется сейчас по музею в припадке наведенного проклятием безумия. Нет, нет, став демонической кошкой, она, по крайней мере, не должна чувствовать себя одинокой. И напуганной тоже.

Погружаясь в сон, я напомнила себе о том, что спать в саркофаге совсем не настолько противно, как может показаться. Особенно, если не думать о том, для чего – точнее, для кого – была сделана эта штуковина…

Лучше помнить о том, что когда по всему ночному музею шастают демоны и злые духи, безопаснее всего спать именно в этом каменном гробу, за его толстыми, покрытыми защитными символами, стенками.