Текст книги "Странствия убийцы [издание 2010 г.]"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 12
ПОДОЗРЕНИЯ

Работа Силой подобна наркотику. Всех, кто изучает эту магию, предупреждают об этом в самом начале обучения. В Силе есть очарование, затягивающее и искушающее обращаться к нему чаще и чаще. По мере того как возрастают знания и владение, возрастает и соблазн. Привлекательность Силы затмевает другие интересы и привязанности. Однако это чувство трудно описать кому-то, кто не испытал Силы на себе. Поднимающийся выводок фазанов хрустящим осенним утром, или безукоризненно пойманный парусами ветер, или первый глоток горячего ароматного рагу после холодного и голодного дня – все эти радости длятся всего мгновение. Сила продлевает подобное наслаждение настолько, насколько хватает того, кто в нее погрузился.

Было очень поздно, когда в лагерь вернулись остальные. Мой хозяин Дамон был пьян и дружески опирался на не менее пьяного Криса, который стал очень раздражительным и насквозь пропах дымом. Они вытащили из повозки одеяла и завернулись в них. Никто не предложил сменить меня. Я вздохнул, сомневаясь, что мне удастся поспать до следующей ночи.

Рассвело, как всегда, рано, и хозяйка каравана была безжалостна, настаивая на том, чтобы мы поднялись и приготовились к выходу. Я полагаю, что она была права. Если бы она позволила им спать, вставшие раньше всех вернулись бы обратно в город и ей пришлось бы потратить целый день на уговоры. Но утро было ужасным. Только погонщики и менестрель Старлинг, по-видимому, знали меру в хмельных напитках. Мы приготовили и съели кашу, пока остальные состязались в жалобах и стенаниях.

Я заметил, что совместное пьянство, особенно чрезмерное, делает людей ближе. И когда хозяин решил, что у него слишком сильно болит голова, чтобы править повозкой, он поручил это Крису. Дамон спал в повозке, Крис дремал над вожжами, а лошадь следовала за другими фургонами. Баран-вожак был привязан к повозке сзади, и стадо покорно шло за ним. Однако я должен был бежать за ними трусцой и смотреть, чтобы овцы не разбредались. Небо было синим, но день все равно оставался холодным. Поднявшийся ветер кружил и разносил пыль. Я провел ночь без сна, и в голове моей скоро начало стучать от боли.

В полдень Мэдж была вынуждена сделать короткую остановку. Большинство моих спутников к этому времени достаточно пришли в себя, чтобы проголодаться. Я попил из бочки с водой на телеге Мэдж, потом смочил платок и как мог смыл с лица пыль. Я пытался стереть пыль с ресниц, когда ко мне тихонько подошла Старлинг. Я отодвинулся, думая, что ей нужна вода. Но она тихо сказала:

– Я бы на твоем месте не снимала платка.

Я выжал его и снова завязал на голове.

– Я и не снимаю. Все равно он не помогает уберечь глаза от пыли.

Старлинг посмотрела на меня в упор:

– Не о глазах ты должен беспокоиться, а об этой белой пряди. Если у тебя будет сегодня время, зачерни ее грязью и золой, тогда, может быть, она будет не такой заметной.

Я вопросительно посмотрел на нее, пытаясь казаться спокойным.

Она широко улыбнулась.

– Стражники короля Регала были в городе всего за несколько дней до нашего прибытия. Они сказали тамошним людям, что, по мнению короля, Рябой будет пересекать Фарроу. И ты с ним. – Она помолчала, ожидая ответа. Я не отвечал, лишь молча смотрел на нее, ее улыбка стала еще шире. – Или, может быть, это какой-то другой тип со сломанным носом, шрамом через все лицо, белой прядью в волосах и… – Она коснулась моей руки. – Свежим шрамом от меча на предплечье.

Я обрел дар речи и некоторое самообладание. Я отвернул рукав и продемонстрировал ей руку.

– Шрам от меча? Я просто поцарапался о гвоздь, торчавший из двери таверны. Я, знаешь ли, выходил оттуда не вполне по собственной воле. Посмотри сама. И царапина уже почти зажила.

Она наклонилась и любезно осмотрела мою руку.

– О! Вижу. Что ж. Моя ошибка. – Она снова поглядела мне в глаза. – Но на твоем месте я бы все равно не снимала платка. Чтобы кто-нибудь другой не сделал той же ошибки. – Она помолчала, потом наклонилась ко мне: – Видишь ли, я менестрель. Я с большим удовольствием свидетельствую историю, чем делаю ее. Или меняю. Но вряд ли все остальные в этом караване поступают как я.

Я молча смотрел, как она, насвистывая, удаляется. Тогда я снова попил, стараясь не выпить слишком много, и пошел назад, к моим овцам.

Крис был на ногах и кое-как помогал мне оставшуюся часть дня. Несмотря на это, день оказался на редкость тяжелым и длинным. В моей работе не было ничего особенно сложного. Все дело, решил я, в том, что я снова начал думать. Я позволил моей тоске о Молли и нашем ребенке захватить меня. Я опустил свои защитные стены. Я недостаточно опасался за самого себя. Теперь мне стало ясно, что если гвардейцам Регала удастся найти меня, они меня убьют. И тогда я никогда не увижу Молли и нашу дочь. Почему-то это было гораздо страшнее смерти.

За вечерней трапезой в ту ночь я устроился дальше от огня, чем обычно, хотя мне и пришлось закутаться в плащ от холода. Мое молчание было для попутчиков вполне привычным. Они без умолку болтали о проведенном в городе вечере. Я понял, что пиво было хорошим, вино паршивым, а местный менестрель обозлился на Старлинг, потому что она отняла у него внимание давно завоеванной публики. Члены нашего каравана, по-видимому, приняли успех Старлинг как личную победу.

– Ты хорошо поешь, хотя и не знаешь ничего, кроме этих баккских баллад, – признали они, и даже Крис великодушно согласился с этим.

Старлинг кивнула в ответ на эту сомнительную похвалу.

Как обычно, после еды Старлинг развернула арфу. Мастер Делл дал своей труппе отдых от бесконечных репетиций, и я сделал вывод, что он доволен всеми артистами, за исключением Тассин. Тассин в этот вечер даже не смотрела в мою сторону, а сидела около одного из погонщиков и улыбалась каждому его слову. Я заметил, что ее ранка выглядит как простая царапина, вокруг образовался синяк. Она легко заживет.

Крис отправился охранять стадо. Я растянулся на своем плаще так, чтобы на меня не падал свет костра, думая, что немедленно засну. Я полагал, что остальные тоже быстро улягутся. Тихий гул голосов и ленивая музыка Старлинг убаюкивали. Постепенно простое пощипывание струн сменилось ритмическими аккордами, и голос менестреля запел балладу.

Я уже засыпал, когда меня разбудили слова «башня Оленьего Рога». Я открыл глаза, поняв, что она поет о прошлогодней битве «Руриска» с пиратами красных кораблей. Я помнил об этой битве одновременно слишком много и слишком мало. Как неоднократно говорил Верити, несмотря на обучение у Ходц, я в каждом сражении пытался перейти к драке. Так что в той битве я сражался топором со свирепостью, какой никогда не ожидал от себя. Потом мне говорили, что я убил пиратского главаря. Я так и не узнал, правда это или нет.

В песне Старлинг это было так. Сердце мое чуть не остановилось, когда я услышал слова о сыне Чивэла с пылающим взором. В песне была дюжина невероятных подробностей нанесенных мною ударов и описаний воинов, которых я сразил. Слышать, что о моих действиях поют как о благородных и почти легендарных, почему-то было оскорбительно. Многие бойцы мечтают, чтобы об их подвигах сложили такие песни. Мне самому это не понравилось. Я не помнил, чтобы солнце высекало пламя из лезвия моего топора или чтобы я сражался так же храбро, как олень на моем гербе. Зато в моей памяти остался цепкий запах крови и вид внутренностей все еще живого человека. Всего эля Баккипа в ту ночь было мало, чтобы принести мне покой.

Когда песня наконец закончилась, один из перегонщиков фыркнул:

– Это та самая, которую ты не посмела спеть в таверне прошлой ночью, а, Старлинг?

Менестрель засмеялась:

– Почему-то мне показалось, что она там не понравится. Вряд ли я заработала бы там что-нибудь песнями о бастарде Чивэла.

– Странная песня, – заметил Делл. – Сейчас король предлагает золото за его голову, и гвардейцы предупреждают всех, что бастард владеет Даром и использовал его, чтобы обмануть смерть. А в твоей песне он прямо герой.

– Что ж, это баккская песня, а в Бакке бастарда любили, по крайней мере когда-то, – объяснила Старлинг.

– Но теперь-то нет. Бьюсь об заклад, что каждый теперь будет думать только о сотне золотых монет, которую можно получить, если выдать его королевской гвардии, – хмыкнул один из погонщиков.

– Похоже на то, – легко согласилась Старлинг. – Хотя есть еще люди в Бакке, которые скажут тебе, что не вся его история рассказана и что бастард не был таким черным, как нас постарались убедить впоследствии.

– Все равно не понимаю. Я думала, что его казнили за то, что он пользовался звериной магией и убил короля Шрюда, – возразила Мэдж.

– Так говорят люди, – ответила Старлинг. – Но на самом деле он умер в темнице до того, как его успели казнить, и был похоронен, а не сожжен. И ходят слухи, – тут голос Старлинг понизился почти до шепота, – что, когда пришла весна, на его могиле не вырос ни один зеленый лист. И тогда одна мудрая старая женщина поняла, что в его костях до сих пор дремлет древний Дар и его может забрать любой, у кого достанет смелости, чтобы вырвать зуб изо рта бастарда. И вот в полнолуние она пошла туда, взяв с собой слугу с лопатой, и велела ему раскопать могилу. Но не успел слуга перевернуть и лопаты земли, как нашел обломки гроба бастарда.

Старлинг сделала драматическую паузу. Не было слышно ни звука, кроме треска огня.

– Гроб был пуст, конечно. И те, кто видел его, уверяют, что он был разбит изнутри, а не снаружи. А один человек сказал мне, что в расщепленном краю крышки гроба застряла грубая серая шерсть.

Еще мгновение тянулось молчание.

– Нет, правда? – спросила Мэдж.

Пальцы Старлинг легко побежали по струнам арфы.

– Так говорят в Бакке. Но еще я слышала, что леди Пейшенс, которая похоронила его, считает, что все это ерунда и его тело было холодным и застывшим, когда она заворачивала его в саван. А о Рябом, которого так боится король Регал, она говорит, что он просто старый советник короля Шрюда, затворник с изуродованным шрамами лицом. Он вышел на свет, чтобы рассказать всем, что Верити жив, и придать мужества людям побережья в войне с красными кораблями. Вот так. Думаю, вы можете выбрать, кому верить.

Мелоди, кукольница, шутливо поежилась:

– Бррр. Спой-ка нам лучше на сон грядущий что-нибудь повеселее. У меня нет никакого желания слушать в такой тьме рассказы о привидениях.

И Старлинг охотно перешла к старой любовной балладе с ритмическим припевом, который подхватили Мэдж и Мелоди. Я лежал в темноте и раздумывал о том, что слышал. У меня было неприятное ощущение, что Старлинг затеяла этот разговор ради меня. Мне оставалось только гадать, считает ли она, что делает мне одолжение, или просто хотела посмотреть, нет ли у кого-нибудь еще подозрений. Сто золотых за мою голову. На такое богатство польстится даже герцог, не говоря уж о бродячем менестреле. Несмотря на усталость, в эту ночь я долго не мог заснуть.

Перегон следующего дня был страшно однообразным, но это было даже хорошо. Я бежал за овцами и пытался не думать. Это было не так легко, как раньше. Казалось, что стоит мне отвернуться от своих горестей, как у меня в голове эхом начинает отдаваться призыв Верити. В ту ночь мы разбили лагерь на склоне огромной котловины, в центре которой был маленький пруд. Даже разводить огонь было невмоготу. Полагаю, все мы так устали от долгого перехода, что мечтали лишь поскорее увидеть берега Голубого озера. Я ужасно хотел спать, но сперва была моя очередь присматривать за стадом.

Я взобрался на холм и сидел, глядя на моих лохматых подопечных. В котловину поместился весь наш караван, и маленький костер у воды казался звездой на дне колодца. Ветер пролетал над нами; стены чаши защищали нас. Все было почти спокойно.

Тассин, вероятно, думала, что идет бесшумно. Я смотрел, как она тихо подходит ко мне, плащ ее был натянут на голову, лицо закрыто. Она кружила, как будто хотела пройти мимо меня. Я не следил за ней глазами, но слышал, как она поднимается по склону холма и возвращается вниз, ко мне. Даже в неподвижном воздухе я уловил ее запах и почувствовал невольную неприязнь. Я не знал, хватит ли у меня силы воли, чтобы отказать ей во второй раз. Хотя поддаться было бы ошибкой, мое тело было готово совершить ее. Когда я решил, что девица отошла примерно на дюжину шагов, я повернулся и посмотрел на нее, но она отшатнулась, встретив мой взгляд.

– Тассин, – тихо приветствовал я ее и снова стал глядеть на овец.

Она спустилась вниз по склону и остановилась в нескольких шагах от меня.

Я со вздохом повернулся и молча посмотрел на нее. Девушка откинула с лица капюшон. В ее глазах были вызов и решимость.

– Это ты, верно? – спросила она, задыхаясь.

Ее голос чуть дрожал от страха. Я не этого ждал от нее, и мне не пришлось изображать удивление.

– Я? Я Том-пастух, если ты об этом спрашиваешь.

– Нет, это ты, Одаренный бастард, которого ищут королевские гвардейцы. Вчера вечером, когда Старлинг выложила всю эту историю, Дрю, погонщик, рассказал мне, что говорили в городе.

– Дрю думает, что я бастард? – переспросил я, делая вид, что не в силах понять ее бессвязную речь.

Лютый холодный страх охватил меня.

– Нет. – Ярость в ее голосе смешивалась с ужасом. – Дрю рассказал мне, что говорили королевские гвардейцы. Сломанный нос, шрам на щеке и белая прядь в волосах. А я видела твои волосы той ночью. У тебя есть белая прядь, так ведь?

– У любого, кто поранит голову, может быть белая прядь в волосах. Это старый шрам. – Я нагнул голову и критически посмотрел на Тассин. – А твое лицо хорошо заживает.

– Это ты, да? – Ее голос звучал еще более сердито из-за того, что я попытался переменить тему.

– Конечно нет. Посмотри. У него шрам от меча на руке, правда? – Я обнажил свою правую руку, чтобы она могла посмотреть на нее. Ножевая рана была с тыльной стороны левой руки. Я рискнул, рассчитывая, что она не знает, на какой руке должен быть шрам у защищавшегося человека. Она едва взглянула на мою руку.

– У тебя есть деньги? – спросила она внезапно.

– Если бы у меня были деньги, с чего бы это я остался в лагере, когда остальные пошли в город? Кроме того, какое тебе до этого дело?

– Никакого. Мне никакого. Но тебе есть. Ты мог бы купить мое молчание. Иначе я пойду к Мэдж с моими подозрениями. Или к погонщикам. – Она вызывающе подняла подбородок.

– Тогда они могут посмотреть на мою руку так же легко, как и ты, – сказал я устало и отвернулся. – Ты говоришь глупости, малышка. Тебя встревожили сказки Старлинг. Иди-ка лучше в постель. – Я пытался изобразить отвращение.

– У тебя есть царапина на другой руке. Я видела. Ее можно принять за рану от меча.

– Так ведь и тебя можно принять за умную, – сказал я насмешливо.

– Не делай из меня идиотку, – предупредила она низким голосом. – Я не позволю над собой смеяться.

– Тогда не пори чепухи. И что с тобой вообще происходит? Это такая месть, да? Ты сердишься за то, что я не захотел спать с тобой? Я же сказал, это не имеет к тебе никакого отношения. Ты весьма хороша на вид и наверняка не менее хороша на ощупь. Только не для меня.

Она вдруг сплюнула на землю.

– Как будто я бы позволила тебе прикоснуться ко мне! Я просто развлекалась, пастух, вот и все. – Она тихо фыркнула. – Деревенщина!.. Посмотри на себя! Неужели ты думаешь, что кто-то может тебя захотеть? Ты пахнешь овцами, ты тощий, а судя по твоему лицу, тебя били во всех драках, в которые ты ввязывался. – Она повернулась, потом вспомнила, зачем пришла. – Я не скажу никому из них. Пока. Но когда мы доберемся до Голубого озера, хозяин тебе заплатит. Ты принесешь эти деньги мне, а не то я заставлю весь город искать тебя.

Я вздохнул:

– Не сомневаюсь, что ты так и сделаешь, если это тебя развлечет. Хочешь шуметь – шуми. Но когда все это окажется полной ерундой и люди начнут смеяться над тобой, Делл, скорее всего, снова побьет тебя.

Тассин отвернулась и пошла вниз по склону. Она споткнулась в неуверенном лунном свете и чуть не упала, но удержалась на ногах и яростно оглянулась, как будто говоря: «Попробуй только засмеяться!» У меня не было такого намерения. Несмотря на всю мою браваду, меня едва не тошнило от страха. Сто золотых монет. Стоит пойти слухам, таких денег вполне хватит, чтобы взбаламутить народ. А когда я умру, они, вероятно, решат, что ошиблись.

Я начал размышлять. Мне придется проделать остальной путь по Фарроу в одиночестве. Сразу после того, как Крис сменит меня на посту, нужно пойти к повозке, тихо забрать свои вещи и убираться отсюда. Сколько отсюда до Голубого озера? Раздумывая над этим, я заметил еще одну фигуру, вышедшую из лагеря и поднимающуюся по склону ко мне.

Старлинг подошла тихо, но не крадучись. Она подняла руку в приветствии и уселась рядом со мной.

– Надеюсь, ты не дал ей денег, – весело сказала она.

Я хмыкнул, предоставив ей понимать это как угодно.

– Ты уже третий человек в этом караване, который, по ее мнению, сделал ей ребенка. Твой хозяин удостоился чести быть первым. Сын Мэдж был вторым. Больше мне лично ни о ком не известно, но я не знаю, сколько еще отцов она присмотрела для этого несуществующего ребенка.

– Я с ней не спал, так что вряд ли она могла бы меня в этом обвинить, – сказал я, защищаясь.

– О? Тогда ты, вероятно, один такой в нашем караване.

Это меня немного встряхнуло. Интересно, перестану ли я когда-нибудь то и дело тыкаться носом в собственную глупость…

– Думаешь, она ждет ребенка и хочет, чтобы ее выкупили у хозяина?

Старлинг фыркнула.

– Я вообще сомневаюсь, что она беременна. Она никого не заставляет жениться на ней, просит только денег, чтобы купить трав и отделаться от ребенка. Похоже, парень Мэдж что-то дал ей. Она просто ищет возможности немного покувыркаться и ждет, что впоследствии мужчины будут платить ей за это. – Она отбросила в сторону камень. – Хорошо. Но если ты не обрюхатил ее, что же ты ей сделал?

– Я сказал тебе. Ничего.

– Угу. Это объясняет, почему она так плохо говорит о тебе. Но еще вчера я предполагала, что ты ничегошничал с ней в ту ночь, когда мы были в городе.

– Старлинг… – начал я угрожающе, но она жестом остановила меня.

– Я ни слова не скажу о том, чего ты с ней не делал. Ни одного слова. Во всяком случае, я с тобой не об этом собиралась говорить.

Она помолчала, но я ни о чем не спрашивал.

– Что ты думаешь делать после того, как мы дойдем до Голубого озера?

Я посмотрел на нее:

– Получить свои деньги. Выпить пива и вкусно поесть, принять горячую ванну и хотя бы одну ночь провести в чистой мягкой постели. А что? Какие у тебя планы?

– Я собираюсь пойти в горы. – Она искоса взглянула на меня.

– Чтобы засвидетельствовать твое достойное песни событие? – Я постарался, чтобы мой вопрос звучал обыденно.

– Гораздо легче найти песню, если держишься рядом с героем и не сидишь на месте, – сказала она. – Я думала, что ты, возможно, тоже собираешься в горы. Мы могли бы путешествовать вместе.

– Ты все еще не оставила этой идиотской идеи о том, что я бастард, – ровным голосом бросил я.

Она улыбнулась:

– Бастард. Одаренный. Ага.

– Ты ошибаешься, – спокойно проговорил я. – И даже если бы ты была права, зачем идти за ним в горы? Ты бы выиграла больше, если бы продала его гвардейцам короля. С сотней золотых монет кому нужно сочинять песни?

Старлинг с отвращением фыркнула:

– Я уверена, что ты лучше меня знаешь обычаи королевских гвардейцев. Но даже я знакома с ними достаточно хорошо, чтобы понимать, что менестреля, который попытается получить такое вознаграждение, скорее всего, найдут утонувшим в реке через несколько дней. А кто-нибудь из гвардейцев в тот же день внезапно разбогатеет. Нет. Я не охочусь за золотом, бастард. Я охочусь за песней.

– Не называй меня так, – резко предупредил я ее.

Старлинг пожала плечами и отвернулась. Через мгновение она выпрямилась, как будто я толкнул ее, и снова обратилась ко мне, широко улыбаясь:

– Вон оно что. Думаю, я поняла. Вот каким образом Тассин пыталась вытянуть из тебя деньги, да? Просила заплатить за молчание.

Я ничего не ответил.

– Ты поступил правильно, что отказал ей. Если бы ты дал ей хоть сколько-нибудь, она бы решила, что права. Если она действительно верит в то, что ты бастард, она сохранит это при себе, чтобы продать королевским гвардейцам. Она никогда не сталкивалась с ними и верит, что они позволят ей получить это золото. – Старлинг встала и лениво потянулась. – Что ж. Я возвращаюсь в постель, пока не поздно. Но помни о моем предложении. Сомневаюсь, что ты найдешь что-нибудь лучшее. – Она церемонно завернулась в плащ и поклонилась мне, как будто говорила с королем.

Я смотрел, как она спускается с холма, даже при лунном свете двигаясь уверенно, как коза. На мгновение она напомнила мне Молли.

Я стал обдумывать, как ускользнуть из лагеря и отправиться к Голубому озеру в одиночку. Если я поступлю так, Тассин и Старлинг только убедятся в своей правоте. Старлинг попытается последовать за мной и найти меня. Тассин захочет получить награду. Я не хотел ни того ни другого. Лучше всего не поддаваться им и тащиться дальше в качестве Тома-пастуха.

Я поднял глаза к ночному небу. Чистое и холодное, оно парило надо мной. В глухие ночные часы было очень прохладно. К тому времени, когда я доберусь до гор, зима уже будет не просто отдаленной угрозой. Если бы я не жил в первые месяцы лета жизнью волка, то был бы уже в горах. Но это была еще одна бесполезная мысль. Звезды в этот вечер светили особенно ярко. От близости неба мир казался меньше. Я внезапно почувствовал, что если бы я открылся и стал искать Верити, то нашел бы его здесь, прямо у кончиков моих пальцев. Одиночество вдруг невероятно обострилось, и мне показалось, что оно вот-вот вырвется из меня. Едва закрыв глаза, я бы дотянулся до Молли и Баррича. Это было все равно что обменять голод неизвестности на боль от того, что не могу к ним прикоснуться. Стены Силы, так тесно сжатые вокруг моего сознания с тех пор, как я покинул Тредфорд, теперь, казалось, скорее душили, чем защищали. Я склонил голову к поднятым коленям и обхватил себя руками, защищаясь от холодной пустоты ночи.

Через некоторое время приступ прошел. Я поднял голову и посмотрел на мирных овец, телеги и фургоны неподвижного лагеря. Взглянув на луну, я понял, что моя смена кончилась. Крис никогда не приходил сменить меня по собственной инициативе. Поэтому я встал, потянулся и пошел вниз по склону, чтобы вытащить его из-под теплых одеял.

В следующие два дня ничего не изменилось, если не считать того, что похолодало и усилился ветер. Вечером третьего дня, когда все устраивались на ночлег, а я отправился сторожить овец, на горизонте показалось облако пыли. Сперва оно меня совершенно не обеспокоило. Мы шли обычным путем караванов и остановились у водоема. Фургон жестянщика и его семьи уже стоял около него, и я решил, что тот, кто поднял такую пыль, тоже ищет воду, чтобы сделать привал. Так что я сидел и ждал.

Очень медленно пыльное облако превратилось в отряд едущих строем верховых. Чем ближе они подъезжали, тем больше крепла моя уверенность. Королевские гвардейцы. Свет был слишком тусклым, чтобы можно было разглядеть коричневые и золотые цвета Регала, но я уже знал. Все, что я мог сделать, это заставить себя остаться на месте. Холодная логика говорила мне, что, если я побегу, гвардейцам понадобится всего несколько минут, чтобы догнать меня. Огромная равнина не могла предоставить мне никакого убежища. А вот если они не ищут меня, я только привлеку их внимание поспешным бегством и дам подтверждение подозрениям Тассин и Старлинг. И я сжал зубы и остался на месте, сидя с палкой на коленях и наблюдая за овцами. Всадники проскакали мимо и направились прямо к воде. Я сосчитал их, пока они проезжали. Шестеро. Я узнал одну из лошадей – баккский жеребец, про которого Баррич говорил, что когда-нибудь он станет прекрасным боевым конем. Когда я увидел его, это слишком живо напомнило мне о том, как Регал ограбил Олений замок, прежде чем бросить на произвол судьбы. Крошечная искра ярости загорелась во мне, и от этого мне почему-то стало легче.

Через некоторое время я решил, что они просто путешествуют, как и мы, и остановились только для того, чтобы напиться и провести у воды ночь. Потом по холму неуклюже поднялся Крис.

– Тебя ждут в лагере, – сказал он мне с плохо скрываемым раздражением.

Крис всегда любил спать после еды. Пока он устраивался на моем месте, я поинтересовался, что случилось.

– Королевские гвардейцы, – ответил он сердито. – Все перевернули и хотят осмотреть всех нас. И все повозки обыскали.

– Чего они ищут? – спросил я лениво.

– Будь я проклят, если знаю. Не хочу получить по морде за лишние вопросы. Но если ты хочешь, можешь спросить у них.

Спускаясь в лагерь, я захватил посох. Мой короткий меч по-прежнему висел у меня на боку. Я подумал, что стоит его спрятать, но потом отказался от этой мысли: каждый может носить меч для защиты.

Лагерь гудел, как растревоженное гнездо шершней. Мэдж и ее люди выглядели испуганными и сердитыми. Гвардейцы деловито обыскивали жестянщика. Одна стражница со страшным грохотом пнула гору железных котелков, закричав, что она может обыскивать все, что хочет. Жестянщик стоял смирно, сложив руки на груди. Похоже, его один раз уже стукнули. Два гвардейца держали его жену и детей у задней части фургона. Из носа женщины текла струйка крови, и она все еще рвалась в драку. Я бесшумно, как дым, появился в лагере и уселся рядом с Дамоном, как будто всегда был здесь. Оба мы молчали.

Предводитель стражников оставил в покое жестянщика, и тут дрожь пробежала по моей спине. Я знал его. Это был Болт, которого Регал отличал за мастерство кулачного боя. В последний раз я видел его в темнице. Это он сломал мне нос. Сердце мое забилось сильнее. В ушах застучало, в глазах потемнело. Я попытался успокоиться. Болт вышел в центр лагеря и с отвращением посмотрел на нас.

– Это все? – Скорее требование, чем вопрос.

Мы закивали головами. Он обвел нас взглядом, и я опустил глаза. Я заставил свои руки лежать спокойно и не хвататься за нож и меч. Я старался, чтобы моя поза не выдала напряжения.

– Самое жалкое скопище бездельников, какое я видел. – Тон его был на редкость унизительным. – Эй, хозяйка, мы ехали весь день. Пусть твой мальчик присмотрит за нашими лошадьми. Приготовьте нам ужин, подбросьте в огонь побольше дров и согрейте воды, чтобы мы могли умыться. – Он снова оглядел нас. – Я не хочу никаких неприятностей. Людей, которых мы ищем, здесь нет, и это все, что нам нужно знать. Просто выполняйте наши просьбы, и все обойдется. Можете возвращаться к своей обычной жизни.

Раздался слабый гул, выражающий согласие, но в основном ответом ему было молчание. Болт фыркнул, повернулся к солдатам и заговорил с ними. Какие бы распоряжения он ни отдал, по-видимому, они никому не понравились, но те двое, которые прижали к повозке жену жестянщика, подчинились приказу. Они подошли к разведенному Мэдж костру, заставив людей из каравана отодвинуться от него. Мэдж тихо заговорила со своими помощниками, послав двоих приглядеть за лошадьми гвардейцев и отправив еще одного за водой. Сама она, тяжело шагая, прошла мимо нашей повозки к собственному фургону и стала собирать еду.

В лагерь вернулось некоторое подобие порядка. Старлинг разожгла второй костер. Труппа кукольников, менестрель и погонщики устроились рядом с ним. Владелица лошадей и ее муж ушли спать.

– Что ж, похоже, все спокойно, – сказал мне Дамон, но я заметил, что он все еще нервно ломает пальцы. – Я пойду в постель. Договорись с Крисом о вахтах.

Я пошел назад, к овцам. Потом остановился и оглядел лагерь. Теперь стражники бездельничали у огня, тихонько болтая. Один из них стоял на часах в нескольких метрах от основной группы. Он смотрел в сторону второго костра. Я проследил за его взглядом. Я не мог решить, смотрит Тассин на него или на остальных гвардейцев, но подозревал, что знаю, о чем она сейчас думает. Я отвернулся и пошел к задней части фургона Мэдж. Она доставала из мешков бобы и горох и сыпала их в котел для супа. Я прикоснулся к ее руке, и она подскочила.

– Прошу прощения. Может быть, помочь?

Она подняла брови:

– Зачем это?

Я опустил глаза, тщательно обдумывая свою ложь.

– Мне не нравится, как они смотрели на жену жестянщика, мэм.

– Я сама знаю, как обращаться с грубыми мужчинами, пастух. Я не могла бы водить караваны, если бы не знала. – Она отмерила в котелок соль, потом горсть специй.

Я кивнул и ничего не сказал. Она была совершенно права, и мне нечего было возразить. Но я и не уходил, и через несколько мгновений она дала мне ведро и велела принести чистой воды. Я охотно подчинился и, вернувшись, стоял с ведром в руках, пока она не взяла его. Я смотрел, как она наполняет суповой котел, и торчал рядом с ней, пока она с некоторой суровостью не велела мне не путаться у нее под ногами. Я извинился и попятился прочь, опрокинув по дороге ведро, так что мне пришлось наполнить его еще раз. После этого я взял одеяло с повозки Дамона и завернулся в него на несколько часов. Я лежал под повозкой, делая вид, что сплю, и наблюдал – не за стражниками, а за Старлинг и Тассин. Я заметил, что в эту ночь Старлинг не вынимала арфы, как будто тоже не хотела привлекать к себе внимание. Это несколько успокоило меня. Она спокойно могла подойти с арфой к костру гвардейцев, чтобы снискать их расположение несколькими песнями, а потом выдать меня. По-видимому, она наблюдала за Тассин так же внимательно, как и я. Один раз Тассин поднялась, чтобы уйти. Я не слышал, что сказала Старлинг, но Тассин сердито сверкнула на нее глазами, а мастер Делл грозно приказал своей помощнице не трогаться с места. Делл, разумеется, не хотел иметь ничего общего со стражниками. Однако даже после того, как они легли спать, я не мог расслабиться. Когда пришло время сменить Криса, я пошел неохотно, вовсе не уверенный, что Тассин не пойдет к стражникам ночью.

Крис крепко спал, и мне пришлось растолкать его, чтобы отправить обратно к повозке. Я сел, накинув на плечи одеяло, и стал раздумывать о шестерых стражниках, спящих у костра. У меня была причина для подлинной ненависти только к одному из них. Я вспомнил, как Болт ухмылялся, натягивая кожаные перчатки, перед тем как избить меня, сердился, когда Регал делал ему выговор за излишнюю жестокость, потому что я должен был хорошо выглядеть перед герцогами. Я не забыл, как он работал кулаками на потеху Регалу, легко преодолевая мою слабую защиту, в то время как я пытался не допустить в свое сознание Уилла. Болт даже не узнал меня. Он окинул меня взглядом, не вспомнив собственную работу. Некоторое время я размышлял об этом. Мне казалось, что я сильно изменился. Не только шрамы, борода, одежда рабочего и дорожная грязь. Фитц Чивэл не опустил бы глаз под его взглядом, не стоял бы молча, пока избивали жестянщика. Фитц Чивэл, возможно, не отравил бы всех шестерых гвардейцев, чтобы убить одного. Я подумал, поумнел ли я или просто устал. Может быть, и то и другое. Гордиться тут было нечем.