Текст книги "Её лучшая роль"

Автор книги: Роберта Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Изумительная вода! – прокричал он.

Энн села. Пол находился в середине озерка и, говоря это, подплыл к берегу и встал. Энн крепко зажмурила глаза, потом снова открыла их, когда он расхохотался.

– Я вполне пристоен, – крикнул он. – Мне тут по пояс!

Чувствуя, что краснеет, Энн снова улеглась на траву и решила больше глаз не открывать. Она услышала, как Пол вылез из воды и прошлепал сзади нее к деревьям, услышала, как он весело насвистывал, а затем чертыхнулся, наступив на сучок.

– Теперь можете сесть и открыть глаза, – услышала она прямо за спиной его голос. – Я снова приличен, хотя и несколько сыроват.

Энн села.

– А как вам удалось вытереться?

– Носовым платком.

Она поглядела на него. Лицо его раскраснелось, волосы от воды казались угольно-черными. Они все время лезли ему в глаза, и он их отбрасывал рукой.

– И гребешка я тоже не взял.

– В этом я могу вам помочь. – Она достала из сумочки гребешок, он причесался и с улыбкой вернул ей.

Энн распаковывала корзинку с едой и радостно ахнула, увидев, что им дали с собой: жареного цыпленка в листьях салата и фруктовый салат в картонных стаканчиках. Перешучиваясь и смеясь с Полом, она подумала, какими невероятными кажутся здесь все сложные изгибы его характера. Сейчас он был молод, вел себя раскрепощенно, проявил прекрасное чувство юмора и неожиданное великолепное знание живой природы. Легко было представить себе, каким он был четыре года назад или даже раньше, когда только-только добился успеха. Инстинктивно она поняла, что жизненный опыт его был невелик, он больше знал все по книжкам; она будто видела его: романтичный, балованный ребенок, который думал, что мир вокруг принадлежит ему. Какая благодатная почва для Сирины! Мужчины так легко обманываются хрупкой внешностью, редко догадываясь, что обычно за ней стоит железная решительность.

Она размышляла, как оценивает он их отношения, и инстинктивно догадалась, что она чем-то трогает его душу. Еще несколько недель – и между ними установилась бы душевная близость, разрушить которую Сирине будет нелегко. Но Сирина вернулась до того, как нити их притяжения окрепли и перешли в нечто более глубокое и долговечное.

– Почему такой грустный вздох? – спросил Пол.

Она слегка повернулась к нему:

– Разве я вздохнула? Я и не заметила.

– Очень глубокий вздох. О чем вы думали?

Энн потянулась за сумочкой и, достав сигареты, предложила ему тоже. Приняв как должное ее отказ распространяться о себе, он откинулся на траву, глубоко затянувшись дымом. Она тихо курила, наблюдая за семейством болотных курочек в береговой траве. В воздухе была какая-то электрическая тишина, которую только подчеркивал редкий вскрик птицы и назойливое жужжание мух. На фоне этих привычных естественных звуков внезапный раскат грома прозвучал особенно неожиданно. Энн тревожно подняла голову к небу. Густая синева его сменилась серым цветом, который на глазах становился все темнее и темнее от быстро надвигавшихся плотных туч.

– Похоже, мы попадем в грозу. – Она стала упаковывать корзинку. – Ненавижу гром.

– Не бойтесь, это всего лишь… – Остаток фразы потонул во вспышке молнии и немедленно последовавшем громком раскате грома.

Энн вскочила на ноги:

– Давайте поспешим. Нам надо еще пройти через лес.

– Мы всегда можем где-нибудь спрятаться.

– Спасибо, лучше не надо. – Ее передернуло. – Под деревьями во время грозы опасно.

Они быстро собрали свои вещи и тем же путем отправились назад. Следующий удар грома прогремел над ними, и Пол ускорил шаг. Крупные редкие капли дождя упали на них, потом больше, больше, быстрее застучали по листьям. Дойдя до края леса, они увидели, как пригибается ячмень под сильными струями дождя.

– Нам лучше оставаться под деревьями, пока не стихнет дождь. – Пол поставил наземь корзинку, а Энн укрылась под большой веткой, но тут же подскочила от страха, когда зигзаг молнии прорезал небо.

– Я не могу… – Раскат грома оборвал фразу, зубы ее застучали. – Пол, я боюсь! Я лучше побегу. Если будет совсем плохо, можно будет лечь на землю.

– Ты очень много знаешь о грозах?

– Я их боюсь, – просто ответила она.

– Ну ладно, тогда побежали. Но ты промокнешь.

– Мне все равно.

Он схватил ее за руку, и они, выбежав из-под деревьев, помчались сломя голову по тропинке, через ячмень. Дождь лил стеной, и они мгновенно промокли. Серебряная вилка молнии вспыхнула в небе, и раздался удар грома, от которого, казалось, задрожала земля. Энн ахнула, и Пол, сильнее держа ее за руку, потащил за собой еще быстрее.

– Я не могу! – задыхалась она. – Я боюсь.

– На открытом месте тебе будет еще страшнее. Давай залезем под живую изгородь.

Его рука сжимала ее запястье, как клещами, она, спотыкаясь, едва поспевала за ним, дыхания не хватало, а он еще прибавлял скорость. Когда они добежали до изгороди, снова ударила яркая вспышка, и он толкнул ее на землю:

– Закрой глаза и прислонись к моему плечу. Должно скоро кончиться.

Лежа на мягкой земле, Энн сделала, как он велел. Тут было посуше, хотя капли дождя просачивались и капали на них с листьев. Удар грома! И она зарылась головой Полу в плечо. Он крепко прижал ее к себе, его рука тяжело лежала у нее на затылке.

– Не бойся, спокойно, – сказал он. – Ничего не случится.

– Откуда ты знаешь? – забормотала она. – Это ужасно!

– Обещаю, все будет в порядке.

Она не отвечала, а он продолжал гладить ее по голове и говорить тем же ровным, успокаивающим голосом. Постепенно молнии прекратились, гром удалился, небо посветлело, проливной ливень перешел в дождь.

Энн подняла голову:

– Уже кончилось?

– Почти.

Где-то залаяла собака, листья над головой шуршали под тяжестью капель дождя. Запах земли тяжело стоял в ее горле, и сквозь влажную одежду она ощущала тепло его тела.

– Через минуту уже можно будет идти, – прошептала она.

– Я знаю.

Он зашевелился, и она слегка отодвинулась.

– Ну и вид, наверное, у меня, – невольно промолвила она.

– Я видал тебя и в лучшем, – хрипловатым голосом ответил он и прижался к ней губами.

Энн попыталась двинуться, но была зажата между изгородью и Полом. Его твердые бедра вжимались в ее тело. Она ощутила тяжелый стук его сердца, когда он целовал ее снова и снова, сотрясаемый такой бурей страсти, что она сначала обрадовалась, а потом, когда страсть эта усилилась, испугалась.

Она изо всех сил оттолкнула его:

– Пол, не надо! Ты пугаешь меня.

Какое-то мгновение она подумала, что он не услышал ее, но затем, содрогнувшись, он отодвинулся. Лицо его раскраснелось, и она увидела его сверкающие темные глаза, но тут же он опустил голову и закрыл лицо руками:

– Виноват… Я не имел права… Прости меня.

Энн быстро вскочила на ноги и подождала, пока он медленно сделает то же самое. Идя друг за другом, они перешли поле, перелезли через ограждение в сад и через лужайку подошли к дому.

Перед дверью своей спальни она остановилась:

– Спасибо, что не смеялись надо мной. Грозы пугают меня до полусмерти.

Со странным выражением лица он коснулся ее мокрых спутанных волос.

– Даже мокрые они золотятся, – проговорил он и резко повернулся на каблуках.

Энн зашла в спальню и быстро разделась, стараясь не вспоминать только что происшедшую сцену. Комплименты легко слетают с языка человека, у которого, как у Пола, игра словами является профессией. В ванной она поглядела в зеркало и скорчила себе рожицу. На лбу у нее были темные земляные потеки, волосы висели мокрыми веревками до плеч, безо всяких намеков на локоны. Но глаза сверкали, как изумруды, а губы от его поцелуев припухли и алели.

Она нежилась в горячей воде, зная, что скоро придется встать и одеться, но всячески оттягивая момент встречи лицом к лицу с Полом. Вздохнув, она встала из ванны и стала вытираться. Она была еще в халате, когда к ней в комнату зашла Кора и, взметнув серую легкую юбку, села на край кровати.

– Пол рассказал мне, как вы перепугались. Надеюсь, вы не простудитесь.

– Это я узнаю завтра, – улыбнулась Энн. – Сейчас я чувствую себя хорошо.

– Почему бы вам не остаться в постели, а я принесу обед на подносе.

Энн с благодарностью залезла под одеяло, и Кора, наклонившись над ней, подоткнула его со всех сторон.

– С распущенными волосами и без косметики вы выглядите совсем как Джилл.

Энн сделала гримаску:

– Немного постарше и не такая счастливая.

– У вас есть все на свете, чтобы быть счастливой. Вы молоды, красивы и, если захотите, наверное, хоть завтра можете выйти замуж.

– Если мужчина этого захочет, – сказала Энн и тут же прикусила губу.

– Это Пол, да? – спросила Кора так тихо и мягко, что Энн захотелось притвориться, что она не расслышала вопроса, но краска залила ее лицо, и она поняла, что Кора увидела ответ своими глазами.

– Да, – прошептала она. – Это Пол. А что, очень заметно?

– Мой муж этого не понял, если вы это хотите узнать. Но я догадалась вчера за обедом по тому, как вы напрягались всякий раз, как кто-нибудь упоминал имя Сирины.

Энн обеспокоенно пошевелилась:

– Иногда мне кажется, что я сошла с ума, оставаясь с ним. Я ведь, знаете, собираюсь уйти. Он всегда будет видеть во мне только секретаря.

Кора улыбнулась:

– «Робкий сердцем не покорит красавицу». Это ведь относится и к вам.

– Но глупо не признавать поражения. Пол зациклился на прошлом, Сирина символ этого прошлого. Если он женится на ней, то сможет простить ей боль, которую она ему тогда причинила. А если не женится, то никогда не сможет выбросить ее из головы.

– Какие, оказывается, глубокие мысли содержатся в вашей головке. Это слишком умно даже для меня! – Кора поднялась с края кровати. – Не тревожьтесь, дорогая моя. Все как-то устраивается, когда меньше всего ждешь этого.

Энн расслабилась, лежа в постели, и мысли ее поплыли, ни на чем не задерживаясь. Она почти спала, когда горничная принесла ей обед, и вскоре, отодвинув пустой поднос, снова откинулась на подушки. В комнате стемнело, в открытые окна сочилась ночная сырость, легкие струйки тумана повисли над ее кроватью, размыв очертания шкафа.

Дверь отворилась. С бьющимся сердцем она узнала стоящего на пороге человека.

– Я принес вам кофе, – сказал Пол, – хотел посмотреть, как вы тут.

– Со мной все хорошо, спасибо. Я просто немножко устала… должно быть, из-за испуга.

– Из-за меня или из-за грозы?

– Из-за обоих.

– Я так и подумал. – Он передал ей кофе и, сев на край постели, нахмурил брови, глядя на нее. – Я, кажется, всегда проявляю неловкость в отношении вас. Я не имел права так терять самообладание, как случилось сегодня днем.

– Это было вызвано… – она опустила глаза на чашку, – просто тем, что я была рядом.

– Можно сказать и так.

– Но ведь это правда. Разве не так?

Он улыбнулся:

– Я часто бывал рядом с другими женщинами, но никогда с ними не вел себя так.

Энн, опустив глаза, пила кофе, а Пол повернулся к окну и закрыл его.

– Хорошо, что я зашел. А то вы схватили бы воспаление легких.

Он подошел к камину и включил электрообогреватель. Трубки засветились, и он протянул к ним руки погреться, его профиль резко выделялся на светящемся темно-красном фоне. Через некоторое время он выпрямился и, вернувшись к постели, зажег лампу около нее.

– Мы возвращаемся завтра после ленча. Я не буду думать завтра о работе, так что можете делать что хотите. Вас жаждут видеть Джек и Джилл, может быть, заглянете в детскую.

– С удовольствием.

Она поставила чашку на столик рядом с кроватью и снова легла. Свет лампы мягко освещал покрывало, шелковистые белокурые локоны, вившиеся по подушке. Пол молча посмотрел на нее какое-то мгновение, затем отступил и слегка махнул рукой:

– Спокойной ночи, Энн. Сладких грез. Уверен, что твоя золотая головка полна ими.

Глава 7

На обратном пути в Лондон Пол был странно молчалив. Движения на дороге было мало, и он мчался так, что казалось, колеса едва касаются шоссе. Даже проезжая застроенные районы, он шел с превышением скорости, но только когда они проехали на красный свет, Энн запротестовала. Он немедленно сбросил скорость.

– Прости. Я не думал, что ты испугаешься.

– Я не испугалась, я ужаснулась.

Он улыбнулся и снова стал смотреть на дорогу, но на этот раз вел машину помедленнее, и она успокоилась. Мягкое урчание мотора убаюкало ее, и она открыла глаза, только когда машина остановилась. Открыла и увидела, что они в Хэмпстед-Мьюз.

– Вы забыли завезти меня домой.

– А, черт! Забыл! – Он растерянно поглядел на нее. – Но я тороплюсь. Может быть, подождете, пока я переоденусь? Я подброшу вас домой на пути в Вест-Энд.

Энн вылезла из машины и последовала за ним, оглядываясь вокруг с ощущением, что она дома.

Пол открыл дверь в кабинет, и прежде чем он успел сделать еще шаг, оттуда выскочила Сирина и бросилась к нему на шею:

– Дорогой! Как я рада, что ты вернулся.

– Разлука делает любовь горячее. – Пол небрежно поцеловал ее и слегка отодвинулся в сторону, перестав заслонять Энн.

Сирина раздраженно уставилась на нее:

– Ты мне не сказал, что берешь с собой секретаря.

– Я не знал, что должен перед тобой отчитываться.

– Пол! Это звучит гадко.

– Я так и хотел. – Он потянулся за сигаретой. – Как я понимаю, работу тебе не дали.

– А вот и ошибаешься! – Сирина победоносно закружилась по комнате, волосы облаком поднялись над ее головой. – Хайрам сказал: если хочу, то эта роль моя… большая, большая, интересная! Удивлен?

Он ответил вопросом на вопрос:

– Значит, как я понимаю, тебя теперь Мэри-Джейн не интересует?

Энн задержала дыхание, моля небо об отрицательном ответе.

Вместо этого Сирина рассмеялась:

– Ты точно сегодня в плохом настроении! Я никогда не собиралась принимать предложение Хайрама. Я хотела получить эту работу, только чтобы показать тебе, что мной интересуются и другие люди.

– Этого тебе доказывать не надо было.

– Неужели? – Сирина прижалась к нему.

Энн отступила назад в холл и закрыла двери. Пол слегка развернулся. Теперь он стоял прямо перед Сириной.

– Ты очень умна, моя дорогая. Ты меня запросто обводишь вокруг пальца.

– Ты можешь сам обвести меня, если захочешь.

Он поднял одну бровь:

– Как прикажешь это понимать?

– Как хочешь. Яснее я выразиться не могу.

Словно решив, что сейчас не время для решительного разговора и что ей еще следует подготовить Пола к нему, Сирина отошла и села на стул. Она сложила руки на коленях, а ноги ее, чуть-чуть не доставая до земли, болтались, как у маленькой девочки.

– Пол, я убежала от тебя четыре года назад, потому что была эгоистичной и глупой. Но я поплатилась не один, а много раз за то, что обидела тебя.

– Дорогая моя девочка, тебе нет никакой нужды извиняться.

– Нет, есть. Мы никогда раньше не говорили об этом, а это неправильно. Я вернулась, и ты принял меня… более того, мы близки. Но этого недостаточно! Я хочу, чтобы ты не просто занимался со мной любовью, но чтобы ты любил меня.

Он ничего не ответил, и она, прикрыв глаза и склонив голову, слушала, как он достал сигарету, зажег спичку, бросил ее в камин.

– Четыре года сильно изменили тебя, Сирина, – наконец проговорил он. – Ты не только поумнела, но и стала лучше как актриса.

– Я не хочу, чтобы ты любил меня из-за Мэри-Джейн.

– Но ведь все это связано вместе. Эта пьеса, возможно, моя лебединая песня. Если она провалится, я больше никогда не напишу ни единого слова.

– Ты не можешь так говорить!

– Могу. Видишь ли, я всегда рассматривал свою способность писать как дар, и если он не приносит успеха, значит, я не умею им пользоваться.

Сирина неуверенно рассмеялась:

– Это похоже на какую-то религию, мой дорогой!

– Нет, только не на религию. Это внутреннее убеждение. Если ты не можешь этого понять…

– Но я могу. – Одним порывистым движением она оказалась около него, ее руки обняли его за шею. – О дорогой, я так тебя понимаю и пойму еще лучше, если ты будешь мне все рассказывать. Помоги мне вырасти, Пол. Помоги мне повзрослеть рядом с тобой.

– Я думаю, что, пожалуй, это нужно нам обоим. – Он наклонился и нежно коснулся губами ее лба. – Моя маленькая Мэри-Джейн. Ты ведь знаешь, ты и есть Мэри-Джейн. Когда я послушал твою запись на пленке, я мгновенно понял, что не так в моей пьесе. Тебе было предназначено судьбой вернуться в мою жизнь, Сирина. Я уверен, что меня снова ждет успех.

– Ты и твой успех! Ты ведь богатый человек, Пол, а это достаточное мерило успеха для кого угодно.

Он ничего не ответил и прижался к ее губам.

Когда Энн пришла на следующее утро на работу, Пол не спросил, почему накануне вечером она не подождала, чтобы он отвез ее домой. Она яростно печатала и злилась на него и на себя, что позволяет ему причинять ей боль. Она ничего для него не значила. Он взял ее к Коре на уик-энд только в пику Сирине, и ей это следовало хорошенько помнить.

За три дня Энн перепечатала всю пьесу, пораженная, как далеко отошел он от первоначального замысла. Когда в среду днем Пол вошел в кабинет, через руку у него был перекинут плащ.

– У вас, наверное, пальцы отваливаются, – сказал он с легкой улыбкой. – Почему бы вам не работать немного помедленнее.

– Я хотела закончить ее побыстрее. Если вы подождете буквально минуту, вы получите законченную рукопись.

Он присел на ручку кресла и, закурив сигарету, ждал, пока она кончит печатать, вытащит из машинки последний лист и, приложив его к остальной пачке, передаст ему напечатанные листы.

– Прошу. Пьеса, к вашим услугам!

– Благодарение Небесам, она закончена! – Он перелистал страницы. – Если я немедленно отвезу ее на Куин-стрит, то смогу заставить Билла отпечатать для меня типографски дюжины две экземпляров. Тогда в пятницу можно будет начать репетиции.

– Так быстро?

– В театре так дела и делаются. Одна пьеса сходит, другая приходит. Надеюсь только, что эта будет счастливее, чем последняя, которую они ставили в «Маррис-театре».

– Я тоже надеюсь. – Она чихнула. – Вы над ней крепко поработали. – Она снова чихнула.

– Вы тоже поработали. – Он пристально посмотрел на нее. – Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.

– Спасибо. – Голос ее через носовой платок звучал глухо. – Я весь день как дурная, чувствую себя ужасно.

– Ради бога, почему вы ничего не сказали? Вы, наверное, простудились в субботу.

Она шмыгнула носом:

– Я не хотела вас подводить.

– Какое самопожертвование! Давайте берите пальто, и я отвезу вас домой.

Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к се дому и выключил мотор.

– Есть кому позаботиться о вас?

– Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.

– Поэтому я вас с самого начала сюда и отправил. Мисс Финк о ней очень высокого мнения.

Энн зашевелилась.

– Кстати, а как ее здоровье?

– Ей лучше. Сегодня утром я получил от нее записку, она пишет, что надеется вернуться через месяц.

– Означает ли это, что вы предупреждаете меня об увольнении?

Он повернулся и стал пристально изучать ветровое стекло. Дождь забрызгал его, и он включил мотор, чтобы заработали «дворники». Они задергались туда-сюда, перегоняя струйки воды с одного края на другой. Он открыл ящичек под панелью и достал пачку сигарет. Закурил – и в воздухе поплыл голубой дымок.

– У меня недостаточно работы для двух секретарей. А мисс Финк работает у меня дольше вас.

– Я понимаю. Спасибо, что предупредили заранее. Я смогу поискать что-нибудь еще.

– В качестве секретаря?

Она заколебалась, вспомнив, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.

– Я хочу вам кое-что объяснить. – Она глубоко вздохнула. – Относительно себя.

– Нет, не сейчас, вы слишком устали.

– Но я должна. – Она закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу:

– Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.

Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.

– Отправляйтесь прямо в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.

Энн смотрела, как он спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Потом она заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Она знала, что в ближайшие дни, в крайнем случае недели, распрощается с ним, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать об этом расставании.

Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.

Десять дней Энн была прикована к постели. Дрожа то от холода, то от жара, она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в такой глубокой депрессии, что никак не могла окрепнуть телом и духом. Она знала, что пьесу начали репетировать, но радости ей это не доставляло, потому что понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.

Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на слабых, подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней. Хотя, как только они увидели ее, это ощущение рассеялось.

Анжела вскочила на ноги:

– Дорогая, ты не должна вставать с постели. Я собиралась принести тебе чаю.

Энн опустилась на кушетку.

– Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.

– Это пройдет, когда тебе станет лучше.

– Наверное. – Она беспокойно посмотрела на отца: – Как идут репетиции?

– Разве Пол тебе не рассказывал?

– Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.

Отец внимательно посмотрел на нее. Какая-то мысль мелькнула в его глазах, и он мгновенно преобразился:

– Что ж, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь.

– Мне все равно, как я выгляжу, – равнодушно ответила она и замолчала, когда отец, поднявшись на ноги и двинувшись вперед, сгорбился, вытянул лицо и стал выглядеть усталым и понурым: одним словом – портрет неудачника.

– Знаешь, не важно, как ты выглядишь. Важно то, что у тебя на душе. Ты сказала, что не любишь меня, потому что меня зовут Фрэнк.

– Я буду ненавидеть тебя, как бы тебя ни звали!

С какой яркостью вспыхнули эти слова в ее памяти! Энн знала каждый жест, каждую улыбку, каждый поворот головы. Ее голос стал тише, зазвучал страстно.

– Ах, Фрэнк! Как ты мог врать мне? Я никому на свете не верила, пока не повстречалась с тобой…

В тишине часы пробили четыре, сноп искр рассыпался в камине. Лори отступил назад и оглядел свою дочь:

– Я вижу, ты знаешь ее наизусть.

– Каждое слово.

Он снова сел.

– Мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной и посмотрела на репетицию. Последняя сцена не очень идет.

Сердце Энн подпрыгнуло.

– Из-за Сирины?

– Да. Но я больше не скажу ни слова, пока ты сама не посмотришь.

– Я поеду с тобой в понедельник.

– Но Энн слишком рано выходить на улицу, – вмешалась мать. – Нельзя ли подождать еще хоть несколько дней?

– К понедельнику мне будет лучше, мама. Не волнуйся.

В воскресенье Энн позвонила Полу сказать, что ей лучше, и спросить, должна ли она на следующий день быть прямо в «Маррис-театре». Его не было дома, и она поговорила со Смизи, передав, что, если он не против, она завтра поедет прямо в театр. Пол не перезвонил ей, и в десять утра в понедельник она шла по затемненному залу «Маррис-театра». В полумраке тускло проблескивало потемневшее золото амуров и гениев, украшавших стены, и проглядывали ряды плюшевых кресел с поднятыми сиденьями.

Весь состав собрался на сцене. Сирина и Лори стояли в центре, слушая Эдмунда Рииса. Залитая светом театральных прожекторов, актриса выглядела потрясающее красивой, длинные рыжие волосы блестели при каждом движении головы, миниатюрную фигурку подчеркивал черный задник.

Энн медленно прошла по проходу, пока в конце партера не увидела Пола. Осторожно крадучись, она пробралась по ряду и села рядом с ним. Он повернулся, и даже в полумраке она увидела, как он бледен и напряжен.

– Как вы? – прошептал он.

– Спасибо, лучше. Спасибо, что прислали мне этот цветок. Я нашла его, когда вчера вернулась к себе в комнату.

– Если бы вы написали в записке свой адрес, я прислал бы его прямо вам.

Она покраснела:

– Я забыла. Но он еще цветет! – Она хотела добавить еще что-то, но он нахмурился, и она тоже повернулась к сцене.

– Снова пройдем последнюю сцену, – крикнул Эдмунд Риис. – Со слов Сирины «Мечты – это все, что у меня есть…». Я не буду вас прерывать, пока вы не закончите.

Лори отошел в сторону, а Сирина стала в центре сцены. Мэри-Джейн жила теперь в Кинг-Кроссе: ее выгнали с работы из-за ее вранья, и теперь она, перебиваясь на свои маленькие сбережения, искала работу. Она узнала, что Фрэнк по какому-то несчастному совпадению тоже живет в этом пансионе, и с горечью делилась с хозяйкой историей его любви.

– Так что видите, я не могу тут оставаться, зная, что он рядом, на другом этаже.

– Не знаю, почему не можете, – зазвучал со сцены простонародный говор. – Вы тоже много понаврали. По тому, что вы рассказали, вам вроде было вместе очень хорошо.

Но никакие доводы не могли заставить Мэри-Джейн изменить свое решение. С чемоданом в руке она прошла через холл, помедлив лишь какое-то мгновение у двери Фрэнка. Когда она оказалась у входной двери, та внезапно открылась и вошел понурый Фрэнк. При виде любимой девушки он заколебался, но когда они поравнялись, то не сказали друг другу ни слова. И Мэри-Джейн, не оглянувшись, ушла.

Эдмунд влез на сцену и поглядел в сторону Пола:

– Что ты об этом думаешь?

Пол, быстро вскочив, стал перед оркестровой ямой напротив режиссера.

– Не знаю, черт меня побери. А как ты считаешь?

– В этой последней сцене есть что-то такое, что корежит всю пьесу. Может быть, ты сможешь ее как-то переписать?..

– Я больше не трону ни единого слова!

– Но если это поможет всей вещи…

– Нет! Я сыт ею по горло. А ты что думаешь, Лори?

– Я вполне удовлетворен своей ролью.

– И я тоже, – сказала Сирина. – Я считаю, что Эдмунд волнуется напрасно.

– Хотел бы я с этим согласиться. – Пол задумчиво пнул барьер ногой. – К несчастью, здесь действительно что-то не так, но что именно, от меня ускользает.

Эдмунд отошел немного в сторону кулис и схватил Пола за руку:

– Мы начнем сейчас со второго акта… Обращение Сирины к Фрэнку.

Хотя Энн сидела далеко, она увидела, как актриса вся напряглась, и почувствовала внезапную напряженность всех остальных актеров. Она оперлась подбородком на руку и стала внимательно слушать начало второго акта. Это были те самые строки, которые она слышала, когда Сирина записывалась на магнитофон. Раздражение, которое она испытала тогда, ничуть не уменьшилось, когда она услышала их во второй раз.

«Нет, нет! – шептала она про себя. – Не то! Неправильно! Не так это надо говорить!»

– Стоп! – закричал Эдмунд. – Сколько раз я говорил тебе не превращать эти слова в анекдот?

Сирина выпрямилась:

– Я не знала, что превращаю их в анекдот!

– Конечно превращаешь! Разве ты себя не слышишь? В этих строках пафос… а не юмор. Я полагаю, у тебя хватает интеллекта понять разницу. Начни сначала.

Сирина начала сначала, но, когда дошла до этих слов, она запнулась, остановилась и, наконец, замолчала совсем.

– Ну вот, теперь ты меня совсем сбил, – слезливо проговорила она. – Мы сегодня ее повторяли восемь раз, и только бог знает, сколько раз на прошлой неделе.

Она подошла к рампе и посмотрела в зал:

– Пол, неужели нельзя оставить так, как есть?

– Не спрашивай меня, – крикнул в ответ Пол, – пьесу ставит Эдмунд.

– Но ты ее написал.

Вперед вышел Лори:

– А мы ее играем. Будь хорошей девочкой и попробуй еще раз.

Снова они играли эту сцену, и Энн наблюдала, как отец пытается, как может, подыграть Сирине. Ему ничего не стоило переиграть ее, но он не делал этого. Более того, он отбросил многие свои реплики, чтобы помочь ей найти правильный тон. И все равно это было сплошное мучение, а не игра. Когда сцена подошла к концу, Энн поняла, что имел в виду отец, когда говорил, что, хотя Сирина достаточно опытная актриса, для этой роли ей не хватает глубины.

– На утро все.

Эдмунд влез на сцену и снял с лысой головы берет.

– После обеда мы начнем со старой леди и шофера.

– Давно пора, – протянул сзади музыкальный голос. – Я уже думал, что до меня никогда не дойдет.

Пораженная Энн с удивлением узнала идущего через сцену молодого мужчину.

– Десмонд Барклэй! – прошептала она. – Ради всего святого, что он здесь делает?

Пол обернулся к ней:

– Вы его знаете?

Энн быстро сообразила:

– Я… я жила в Боксфорде, а он работал там в труппе. – Она поднялась на ноги. – Если у вас перерыв на ленч, я тоже пойду поем.

– Куда спешить? – саркастически произнес он. – Пойдемте познакомимся со всей труппой. Или вам не хочется, чтобы мистер Лэнгем присутствовал при вашей встрече с мистером Барклэем?

Энн раздраженно поглядела на него:

– Вам очень нравится делать на мой счет ложные догадки, да?

– Потому что вы меня бесите!

Ее охватил странный подъем; злость улетучилась. Говорят ведь, что любовь и ненависть похожи.

– Пойдемте. – Он схватил ее за руку. – Вам будет очень приятно провести время со своим героем… а может быть, с двумя героями!

– Я предпочитаю съесть свой ленч в одиночестве. – Она ускользнула от него и быстро пошла по узкому проходу между креслами. Но судьба явно была против нее: когда она почти дошла до бокового выхода, один из прожекторов, направленных на сцену, слегка качнулся и ярко осветил ее лицо и белокурые волосы.

– Энн! Что ты здесь делаешь?

Понимая, что попалась, Энн круто обернулась и увидела Десмонда, который быстро шел от кулисы к ней.

– Неужели ты тоже здесь занята? – Он схватил ее руки в свои. – А ты хороша: не ответила мне ни на одно письмо. Я думал, ты…

Энн обвила его руками за шею, прекратив поток слов.

– Как чудесно видеть тебя, Десмонд! Сколько же мы не виделись? Вечность! Как поживает кузина Мод? – Прижавшись губами к его уху, она прошептала: – Я секретарь Моллинсона. Не выдавай, что я актриса.

Десмонд Барклэй напрягся, но, когда отодвинулся от нее, лицо его ничего не выражало.

– С кузиной Мод все хорошо, хотя она злится, что ты давно с ней не виделась. Она сегодня в городе, так что если ты пойдешь со мной, то сможешь с ней увидеться.

Энн заколебалась. Она боялась, что ей придется объясняться с Десмондом и рассказать ему не только о том, почему она работает секретарем, но и о том, что она дочь Лоренса Лэнгема. То, что он узнает об этом раньше Пола, показалось ей предательством, и она покачала головой:

– Сегодня днем я не смогу… я занята.

– Тогда сегодня вечером?

– Энн обедает со мной. – Незаметно для них к ним подошел Лори. – Моя жена уехала на несколько дней в наш коттедж в Сассексе, и я одинок.

Пол присоединился к их компании. Руки в карманах, брови насуплены.