Текст книги "Ласковый дождь"

Автор книги: Роберта Лэтоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

На часах было несколько минут девятого, когда Мирелла миновала полупустой вестибюль и вошла в ресторан. Она назвала свое имя метрдотелю, и ее тут же провели к столику Рашида Лалы Мустафы в дальнем углу зала возле окна.

В ресторане было много красивых, хорошо одетых американцев и англичан, которые наслаждались прекрасной кухней, сидя в мягких креслах вокруг маленьких столиков. Мирелла узнала его издали – как часто она видела это лицо на обложках журналов и на телеэкране! Настолько часто, что не только притягательные черты его смуглого лица были ей знакомы, у нее вообще возникло ощущение, что она очень давно знает этого человека.

Он поднялся ей навстречу, и Мирелла обнаружила, что он гораздо выше, чем ей представлялось. Ее удивило и то, что он необычайно строен для мужчины с такими широкими плечами. На нем был дорогой серый костюм, красная шелковая рубашка и пестрый галстук. Его черные волнистые волосы были приглажены, а белозубая улыбка казалась ослепительной.

Он протянул ей руку, и она не могла не обратить внимания на то, насколько безупречны черты его лица, бархатиста оливкового цвета кожа, высок лоб и мужественны скулы. Темные глаза, взгляд которых был на удивление умен и мягок, разделяла переносица классического римского носа. Он источал мужскую сексуальность, которая еще до того, как их руки соприкоснулись, ошеломила Миреллу.

Рашид взял ее руку и прикоснулся к ней губами. Мирелла вспомнила, что журналисты наградили его прозвищем «убийца женщин». Впрочем, от него исходила не только угроза, но и обещание удовольствия, поэтому Мирелла тут же вспомнила другое его прозвище – «обожатель женщин». Только теперь она почувствовала, что означает ярлык плейбоя, который приклеили к нему те, кто ведет колонки светской хроники в газетах.

Мирелла вдруг смутилась, подумав о своей одежде. Странно, но ее костюм и блузка от Ив Сен-Лорана никогда не внушали ей беспокойства вне зависимости от того, с кем она обедала, – она всегда ощущала себя уверенно, зная, что выглядит шикарно. Теперь все было не так. Она вдруг почувствовала себя одетой немодно. Когда он вел ее под руку к столику, она надеялась лишь на то, что он заметит и оценит ее туфли.

Они были из змеиной кожи, на высоких каблуках и с изысканно узкими носами. Мирелла размышляла о том, может ли женщина соблазнить мужчину, который уже соблазнил ее саму. Она решила, что это невозможно. Лучшее, что она может сделать в этой ситуации, – выдержать свою линию поведения, выбранную заранее, и приятно провести время.

Он не сводил с нее глаз. Они едва познакомились, но она уже подпала под обаяние этого красивого мужчины. Впрочем, красивым назвать его было бы несправедливо – он был прекрасен, хотя этот эпитет не вполне соответствовал его полу. Мирелла никогда в жизни не встречала более привлекательного в физическом отношении человека.

– Хотите выпить? Бокал шампанского? Что вам заказать? – спросил он.

– Мартини, сухой, с лимоном, – ответила она, расстроенная, что он не заметил ее туфли.

Он заказал мартини ей и себе и откинулся в кресле. Его пристальный взгляд одновременно соблазнял ее, раздевал и оценивал.

– Спасибо, что приняли мое приглашение, – вымолвил он наконец.

– Вряд ли вы привыкли к отказам, мистер Мустафа.

Он рассмеялся, а Мирелла смутилась:

– Пожалуй, это был не очень вежливый ответ. Я сделаю еще одну попытку. Я благодарю вас за приглашение и за цветы. – Она прикоснулась к орхидее в петлице. – И разумеется, за тот роскошный номер, который вы сняли для меня вместо того, который заказала я. Мистер Мустафа, вы умеете пригласить женщину на обед так, чтобы она не отказалась. Встает вопрос: почему именно меня?

В этот момент подали напитки. Он поднял свой бокал.

– Для меня это большая честь, Мирелла Уингфилд. Вы красивы и умны, а я обожаю красивых и умных женщин. Я пью за вас.

Она поднесла бокал к губам и приказала себе вести себя предельно осторожно, поскольку обедает с самым обворожительным, – а значит, весьма опасным – мужчиной на свете. Однако она не обманывалась на тот счет, что уже давно находится под обаянием его внешности и чувственного притяжения. Она решила выяснить, чем вызван его интерес к ней, прежде чем окончательно потеряет голову.

– Мистер Мустафа, вы хотите, чтобы я думала, будто вы случайно увидели меня где-то, я вам понравилась и поэтому удостоилась приглашения на обед? Простите, но мы оба знаем, что это не так.

Он хотел что-то ответить, но Мирелла перебила его:

– Прошу вас, не нужно рыцарских комплиментов, дайте мне закончить. Поскольку это не так, я полагаю, что ваше внимание ко мне связано с деловой целью моего визита в Лондон. А если я права, то мне хотелось бы услышать ваши объяснения.

– Вы их услышите.

В эту минуту появился официант с подносом, на котором стояло несколько серебряных плошек с первоклассной русской осетровой икрой. Рашид окинул взором поднос, одобрительно кивнул и обратился к Мирелле:

– Икра подойдет, или вы хотите что-нибудь другое?

– Подойдет.

Официант обслужил их быстро и ненавязчиво.

– Поскольку икра – это настоящее сокровище гастрономии, я предлагаю есть ее ложками и наплевать на такие условности, как рубленый лук, яйца и сметанный крем, – произнес Рашид. – Было бы жалко смешивать такой восхитительный вкус с чем-то еще, вы согласны?

Мирелла не возражала, и он вынул из внутреннего кармана коричневый бархатный чехол на шелковом шнурке. Он достал из него два тонких лазуритовых мастихина и протянул один Мирелле.

– В этом нет никакой аффектации, только желание насладиться чистым вкусом икры, – проговорил он чуть смущенно. – Золото, дерево или полудрагоценные камни подойдут; все, кроме серебра – оно оставляет привкус во рту. Выпьем водки с икрой? Или лучше шампанского?

Им тут же подали водку в маленьком серебряном ведерке со льдом. Они выпили по рюмке крепкого напитка с осетровой икрой. Сочетание икры, водки и привлекательного мужчины было весьма романтическим и соблазнительным. В этом заключалась какая-то интригующая магия, что заставило ее вновь задаться вопросом, почему она здесь.

– Итак, мистер Мустафа, я жду ваших объяснений. Мне хочется перестать волноваться насчет стоимости моих апартаментов и понять, смогу ли я воспользоваться вашим гостеприимством.

– А почему у вас есть сомнения на этот счет?

– По-моему, это очевидно: мне могут не понравиться мотивы ваших действий.

– Прежде всего я хочу попросить разрешения называть вас по имени, – с улыбкой отозвался он. Она кивнула в ответ. – Во-вторых, ваши взгляды на жизнь кажутся мне несколько провинциальными, по-американски провинциальными. Если вы не хотите воспользоваться гостеприимством мужчины, зачем вам делать это? Вы ведь не обязаны были соглашаться пообедать со мной. Я позволил себе снять вам номер и украсить его цветами. Только давайте не будем вести бессмысленных споров по поводу различия между восточным и западным гостеприимством. Лучше я отвечу на ваш вопрос. У меня есть связи со здешним турецким посольством, и я сообщил им, что вы являетесь единственной наследницей огромного состояния, включающего множество компаний и единиц недвижимости, которое до недавнего времени было известно как «наследство Оуджи». Мне известны некоторые обстоятельства этого дела, поскольку у нас в Турции ходят легенды о ваших давно умерших родственниках. Прошел слух, что вам совсем неинтересна Турция, что у вас довольно успешная карьера в Штатах и что вы намерены ликвидировать собственность в Турции, даже не съездив туда. Меня одолело любопытство. Вы – живое воплощение романтических легенд, владелица чудесных мест, с которыми связана моя юность и которые сделали мою жизнь ярче и красочнее. И я решил протянуть вам руку дружбы от своего имени и от имени моей страны, чтобы вы почувствовали доброе к себе отношение. Я человек, который беззаветно любит эту страну, а с другой стороны, я вполне коммуникабелен с европейской точки зрения. В некотором смысле я ощущаю себя послом, обязанным ознакомить вас со страной, с которой вы оказались связанной благодаря наследству. Тем более что эта новость свалилась на вас так внезапно, и у вас очень мало времени, чтобы с ней свыкнуться. То, что вы хотите аннулировать наследство, вполне понятно: вы и ваша семья на протяжении многих поколений не имели ничего общего с Турцией. Стамбул – это не Нью-Йорк, а Анталья – не Ницца и не Канны. Турция прекрасна, как и множество мест на земле. Я приезжаю туда редко, потому что мой образ жизни светского плейбоя мешает мне проводить больше времени в стране, к которой я прикипел сердцем. Она часть моей души. У меня там семья и друзья, не говоря уже о деловых интересах. Я – прямой наследник правителей Османской империи, которому небезразличны судьбы Турции и ее народа. Вот вам и объяснение, которое вы так жаждали получить. Надеюсь, его достаточно для того, чтобы вы приняли восточное гостеприимство или по крайней мере гостеприимство восточного человека в западной стране.

Он налил им еще водки, и их глаза встретились. Мирелла подумала о том, что он очень похож на мужчину с глазами цвета кофейного зерна из ее сна, и улыбнулась, размышляя о том, насколько справедливо его прозвище «убийца женщин».

Им подали птичьи яйца по-китайски, и они принялись за еду, продолжая неспешный разговор. Они говорили не о наследстве Миреллы, а о том, какое удовольствие доставило ему украсить ее номер цветами, тем более что он совсем не знал, с кем ему предстоит встретиться. Он расхохотался от всего сердца, когда она сказала, что считает его патологическим соблазнителем женщин.

Когда Мирелла расстегнула жакет и стала снимать его, он поднялся и обошел вокруг столика, чтобы ей помочь. Он щелкнул пальцами, и официант тут же принес еще одно кресло, чтобы положить на него жакет. Пока он возвращался на место, Мирелла успела расправить шелковую блузку и проверить прическу, которая слегка растрепалась из-за того, что ворот жакета был высоким.

Мирелла, глядя на Мустафу, вспоминала иностранных дипломатов, которые старались соблазнить ее и казались ей при этом незадачливыми школьниками. Она была очарована его манерами и тем, что он рассказывал ей о своей родине.

Она напрямик спросила его, что бы он стал делать, если бы она оказалась неприятной, глупой, толстой и отвратительной. Она с удовольствием заметила, как он испугался, и его ответ смутил ее.

– Мирелла, вы задаете ужасные вопросы. Откуда мне знать, что под этой маской ума и обворожительной чувственности не скрывается женщина, которую вы только что описали? Что ж, я готов ответить. Если бы вы внешне или внутренне оказались именно такой, я бы наслаждался вашим обществом до тех пор, пока это было возможно. Видите ли, я нахожу всех женщин интересными и заслуживающими внимания, по крайней мере на время обеда. Если я хочу провести с женщиной вечер, это должна быть не просто женщина. Неужели вы думаете, что икра показалась бы вам на вкус другой, если бы вы весили двести фунтов? Неужели вы считаете, что я стал бы смаковать с вами птичьи яйца, если бы нашел вас круглой дурой? Просто вы оказались счастливым билетом, которого я не ожидал, но на который надеялся. Если бы вы обладали всеми качествами, которые перечислили, мы просто расстались бы раньше. Но вы все равно остались бы моей гостьей, и я был бы рад оказать вам гостеприимство.

– Рашид, простите меня, мне очень неловко. Не понимаю, что заставило меня задать вам этот идиотский вопрос.

– Зато я понимаю, – отозвался он с торжествующей улыбкой. – Ваш вопрос был вызван недостатком уважения ко мне, к человеку, которого вы совсем не знаете. Я принимаю ваши извинения, и давайте больше не будем говорить об этом.

В этот момент им подали основные блюда: ягненка в соусе из сельдерея, шпинат, салат, заправленный оливковым маслом и лимонным соком. Они пили кларет восхитительного рубинового цвета, настоящий напиток богов.

– Мирелла, я хочу рассказать вам кое-что о турецких мужчинах и султанах, – через некоторое время проговорил Рашид. – Это поможет вам понять голос крови, которая хотя и смешалась с другими, но все же продолжает течь в моих жилах. Мне всегда казалось странным, что очень немногие женщины понимают мужчин – их любовь к красоте, их сексуальные желания, их стремление к власти; они не понимают, что любовь и ненависть к женщине идут рядом, что мужчины способны на любое зло, что они стремятся занять свое место в этом жестоком мире. Турецкие мужчины моего социального класса унаследовали все эти качества от своих предков, но по-разному. Как иначе объяснить роскошные, дорогие одежды, украшенные драгоценными камнями, которые носили мои предки? Мужчины украшали тюрбаны перьями белой цапли и бриллиантами размером с голубиное яйцо, их оружие также поражало изысканными украшениями. Возможно, золотые плитки, которыми была выложена королевская приемная в Топкапы, и исчезли со временем, но зато сохранились два изумруда весом шесть и три фунта, которые по-прежнему свисают на цепях с потолка. Может быть, фантастические фейерверки, которые вспыхивали над крышами дворца и населяли небо над сказочным садом тюльпанов драконами и средневековыми замками, и канули в Лету, но в истории человечества осталась память о том, что султан Ахмед Третий когда-то преподнес тюльпан Людовику Четырнадцатому в знак мира и согласия. Дворец Топкапы, как вы, я надеюсь, знаете, был возведен на треугольном клочке земли высоко на склоне холма, спускающегося уступами к побережью между Босфором и Мраморным морем. В 1639 году султан Мурад Четвертый построил великолепный павильон на мраморной террасе дворца в честь второй победы над Багдадом. Это самый прекрасный павильон Топкапы, с удивительной отделкой внутри. Оттуда открывается восхитительный вид на Золотой Рог, Галату, рыбачьи пристани, каики, острова, соборы и серебристые воды пролива, которые становятся кроваво-красными, когда солнце заходит над моим любимым Стамбулом – его еще иногда называют Константинополем. Ужасный и жестокий Мурад Четвертый последние несколько лет жизни провел в этом павильоне, занимаясь любовью с наложницами, а на смертном одре в возрасте двадцати восьми лет приказал казнить своего брата Ибрагима, поставив точку в конце династии правителей Османской империи и передав трон своему фавориту. Я рассказываю вам о мужчинах, которые с одинаковой страстью готовы были отдать жизнь за прекрасный тюльпан и совершить кровавое убийство. Ахмед Третий, вошедший в историю как Король тюльпанов, приказал обезглавить своего визиря во время военной кампании в Эгейском море, и его протухшую голову доставили в Турцию для захоронения. Эти мужчины были так восприимчивы к прекрасному, что создали вазу специально для тюльпанов – и при этом, не задумываясь, сбрасывали женщин, впавших в немилость, со скал в Мраморное море, привязывая к их ногам мешки с камнями. Эти мужчины сами находили для себя оправдание – как, например, султан Мурад Третий, который был слабым и безвольным правителем, но сумел произвести на свет больше ста детей. Страсти и интриги составляли основу жизни этих людей. Когда выяснилось, что у Ибрагима, которому удавалось скрываться от преследования своего брата Мурада до самой его смерти, а затем занять трон, нет детей, пошел слух, что династия в опасности. Поговаривали, что он импотент. Тогда его мать взяла ситуацию под контроль с помощью своих евнухов. Его накачали препаратами, усиливающими половую потенцию, и привели к нему самых красивых наложниц со стамбульского рынка рабов. Вскоре он произвел на свет нескольких сыновей, и династия была спасена. А сам он в результате прослыл сластолюбцем. Когда природа несостоятельна, человек прибегает к разным средствам: он занимался любовью на ложе из обнаженных сабель, стены его спальни были завешаны от пола до потолка зеркалами, что действовало на него возбуждающе. Подушки были набиты лучшими мехами из России: волчьими, рысьими, шиншилловыми и горностаевыми шкурами. Он насиловал одновременно по нескольку девственниц, которые делали вид, что сопротивляются. У него были тома порнографических картинок. Он прибегнул ко всем возможным способам, о некоторых из них я не рискну вам рассказать, потому что даже для меня это чересчур. И он был не единственным в своем роде. У каждого султана есть своя история страсти и похоти. Но все они оставались романтиками настолько, что каждую ночь ждали, когда над садом тюльпанов Топкапы взойдет полная луна, чтобы насладиться видом цветов в лунном свете. Тысячи маленьких свечек, припаянных к спинам черепах, передвигались среди цветов, подсвечивая их снизу, в то время как луна освещала сад сверху. Вот что такое турецкие мужчины. У нас с вами много общего, Мирелла Уингфилд: кровь этих людей течет в нас обоих.

Мирелла была зачарована чудесными, образными рассказами Рашида. В его устах это звучало на редкость правдоподобно, совсем не напоминая сухое изложение исторических фактов. А туманный взгляд его черных глаз пылал неподдельной страстью, и Мирелла поняла, что не сможет ему противиться.

Глава 12

Рашид Лала Мустафа был заядлым соблазнителем женщин. Он сам знал это про себя, да и для его друзей – журналистов, ведущих колонки светской хроники в самых скандальных изданиях, это также не было тайной. Но вот его жертвы никак не хотели мириться с этим фактом! Рашид относил это на счет женского тщеславия, которое заставляло их верить в то, что они чем-то выгодно отличаются от своих предшественниц. Как только очередная женщина в него влюблялась, она сразу же начинала свято верить, что ее любовь не сможет оставить его равнодушным и он на ней обязательно женится. В этом-то и заключалась фатальная ошибка всех женщин, которые оказывались на его жизненном пути.

Рашид почувствовал запах добычи и увлекся погоней. То, что он сказал Мирелле, было правдой: он любил женщин и все, что с ними связано. Женский ум, его коварство и тщеславие, женское тело, но сильнее всего его привлекала интимная близость с ними. Ему доставляло удовольствие тратить время и деньги на женщин, он обладал бесконечным терпением, когда нужно было выведать у них тайные желания и потребности. Ему нравилось снимать с них защитные покровы, чтобы они представали перед ним чувственными и беззащитными. И вот тогда он готов был пойти на любые жертвы, чтобы удовлетворить их откровенные, ничем не завуалированные прихоти.

Как только жертва попадала в его сети, Рашид начинал предъявлять к ней непомерные требования. И они готовы были на все, чтобы ему угодить. Он всегда был больше чем просто обворожителен в любовных играх, более чем просто внимателен, щедр и изобретателен в сексуальном плане. Но как только он завоевывал женщину окончательно, в его отношении к ней появлялся оттенок дьявольского пренебрежения – первый признак начала конца. Вскоре женщина переставала его интересовать.

Как только он увидел Миреллу, которая шла через зал ресторана «Клэридж» в сопровождении метрдотеля, он принял решение ее соблазнить. Восхитительные формы этой женщины, ее отточенный до предела стиль нью-йоркской бизнес-леди, самоуверенность – все это захватило его и побудило ввязаться в игру. Оценивая достоинства ее тела, он обратил внимание на ноги и был приятно удивлен, увидев ее туфли. Он усмотрел в этом ее желание проявить свою сексуальность и сделал вывод, что она весьма состоятельная и стильная женщина, которая имеет постоянную связь с одним мужчиной.

То, что она приколола на лацкан орхидею из букета, который он ей прислал, свидетельствовало о ее склонности к авантюрам. Она подошла ближе, и он подумал, что ей следовало бы носить волосы ниже плеч и отказаться от легкого макияжа. Ему хотелось бы видеть ее глаза и губы более яркими, их линии более четко очерченными. То, что люди станут обращать внимание на ее чувственный рот, служащий для его удовольствия, его не пугало.

На самом деле идея соблазнить Миреллу Уингфилд пришла ему в голову три дня назад, когда его доверенный человек в посольстве сообщил, что самое крупное состояние в Турции скоро пойдет с молотка, потому что новая наследница, американка по имени Мирелла Уингфилд, намерена его ликвидировать. Рашид и его семья на протяжении долгих лет пытались прибрать к рукам это состояние, но им до сих пор не удавалось обнаружить таинственного наследника, которого опекали многочисленные адвокатские конторы. Однако настоящее желание соблазнить ее возникло тогда, когда он при встрече поцеловал ей руку.

И вот теперь Мирелла расправлялась с десертом, отрезая от груши тоненькие ломтики и кладя их в рот, и одновременно слушала рассказ Рашида о Лондоне, который он считал своим вторым домом.

– Рашид, вы не будете против, если я задам вам очень прямолинейный вопрос?

– Прошу вас, задавайте. Но в ответ позвольте мне также задавать прямые вопросы, если возникнет необходимость.

– Это будет справедливо. Нет смысла притворяться, что я не знаю, что вы считаетесь самым завидным женихом во всей Европе, а то и в мире. Вы заняли место Али-Хана, Рубиросы, Гюнтера Закса и Ага-Хана. Все они признали, что вашими наставниками были Онассис и Ниархос и что равного вам нет. Неужели вам нравится играть роль интернационального плейбоя? Какова ваша настоящая жизнь? Что вы в ней делаете?

Рашид помедлил с ответом, отодвинув от себя десерт. Потом он улыбнулся ей и произнес:

– Знаете, Мирелла, в вас есть что-то освежающее. Может, это наивность, традиционная американская невинность? Такое ощущение, что у вас в крови бродят гены новоанглийских пуритан, которые иногда прорываются на поверхность сквозь кожу. Скажите, а вы родом не из какого-нибудь штата в Новой Англии?

– Семья моего отца прибыла в Америку на борту «Мэйфлауэра». Мои отец и мать до сих пор живут на земле, на которую их предки ступили в 1620 году.

– Я так и подумал. Так вот, отвечаю на ваши вопросы: те, о ком вы упоминали, говорят правду – я единственный в своем роде. У меня то же мироощущение плейбоя, что и у них, но я серьезно занимаюсь бизнесом. Вроде бы все похоже, но по-другому. Мне нравится играть роль плейбоя по двум причинам: во-первых, я не играю роль, а живу той жизнью, которая мне нравится; во-вторых, я наслаждаюсь каждым ее мигом. Как только я устаю от этого, я возвращаюсь в один из моих домов в Турции. Вы спрашиваете, какова моя настоящая жизнь? Поскольку я безжалостен и расчетлив в бизнесе, работа отнимает у меня всего двадцать процентов свободного времени. В остальные восемьдесят я занимаюсь игрой с не меньшей самоотдачей. Но ведь вы не это хотели узнать, не так ли? Вам интересно, не бездельник ли я. Действительно ли я «убийца женщин», который оставляет за собой кровавый след вереницы разбитых сердец? Так вот, предупреждаю вас, Мирелла Уингфилд: в этом есть доля истины.

Не в первый раз за вечер Мирелла восхитилась его прямолинейной откровенностью и уверенностью в себе. Ей показалось странным, что он ни словом не обмолвился о ее наследстве, но она была благодарна ему, потому что эта тема лишь усложнила бы их общение.

– Спасибо за предупреждение, – лукаво улыбнулась она. – Я уже уличила вас в одном грехе: вы любите сладкое.

– Да, это правда. Вы удивитесь, если я скажу, что это мой единственный грех? Я не считаю то, в чем меня обвиняют досужие журналисты, грехом.

Они поговорили о том, что употребление легких наркотиков, курение и алкоголь греховными делами назвать весьма затруднительно.

– А как насчет сексуальных грехов? – спросила Мирелла напрямик.

– Я никогда не делал ничего предосудительного в этом смысле, – рассмеялся он. – Потому что в отличие от сладкого мне это идет только на пользу.

Мирелла тоже не удержалась от смеха. Они наслаждались обществом друг друга, и в их глазах то и дело вспыхивали искры любовного притяжения. Официант разлил кофе по чашкам, и Рашид с тяжелым вздохом положил себе в кофе три ложки сахара.

– Ну вот, а теперь самая приятная часть обеда, – торжественно провозгласил он, когда официант снова подошел к их столику.

Им подали шоколадный мусс – такого изысканного вкуса, что Мирелла даже подумала, что это лакомство само по себе уже греховно.

После обеда они слушали оркестр и пили кальвадос, сидя на диванах в фойе. Мирелла обнаружила, что выпила слишком много.

– Рашид, я хочу поблагодарить вас. Это неожиданный и самый прекрасный вечер из всех, какие выпадали на мою долю за последнее время. Могу я произнести тост?

Он кивнул. Она поднесла к лицу бокал и вдохнула легкий аромат яблок, который источал прозрачный напиток. Она протянула свой бокал к нему и с улыбкой произнесла:

– Пью за своего хозяина, за вас, Рашид Лала Мустафа.

Они подняли бокалы одновременно и выпили молча, глядя друг другу в глаза. Музыканты закончили играть и стали собирать инструменты, последние клиенты покинули ресторан.

– Хотите пойти в «Аннабель»? – спросил он.

– Кто это?

– Не кто, а что. Это лучший ночной клуб в Лондоне.

– Он действительно лучший или просто самый шикарный и престижный? Это место встречи тех, с кем вы общаетесь? Туда принято ходить людям вашего круга? – спросила она насмешливо.

– Все это верно, но, кроме того, он и вправду лучший. А почему вас это так беспокоит? Неужели вы принадлежите к числу извращенных снобов?

– Нет, Рашид. Но если честно, мне бы не хотелось туда идти. Дело в моем тщеславии. Весь вечер я чувствовала себя рядом с вами неуклюжей провинциалкой. Скажите, вы всегда распускаете павлиний хвост при виде женщины? Они всегда ощущают себя недостаточно шикарными с вами и хотят вас чем-нибудь поразить?

– Да, по большей части это так. А почему бы и нет? Я, как правило, стремлюсь дать женщине то, что она хочет. Если шикарная женщина светится от счастья, как вы сейчас, так разве это плохо?

– Неужели вы смогли разглядеть шикарную женщину, светящуюся от счастья, под маской сдержанной и холодной Миреллы Уингфилд, одетой в строгий деловой костюм? Или вы считаете, что я должна внутренне сгорать от счастья только потому, что Рашид Лала Мустафа удостоил меня чести и пригласил на обед?

– Я не слепой, Мирелла. Вы действительно одеты сообразно с представлениями нью-йоркских жителей об изяществе и шике. Вы выглядите как ультрасовременная женщина, похожая на Глорию Стейнем, которую очень многие мужчины считают привлекательной. Вы производите впечатление успешной, образованной и свободной леди. Полагаю, вы занимаете ответственный пост в крупной организации и получили прекрасное образование. Вы из тех дам, которые читают журнал «Нью-Йорк» дома и «Вог» в кресле у парикмахера; вы выписываете «Арт ньюс», «Новости архитектуры», «Гурман» и «Нью-Йоркер», но у вас никогда не хватает времени, чтобы их прочитать. Мирелла, возможно, я ошибаюсь, но я считаю вас восхитительной женщиной, которая заслуживает в жизни большего. Шик и авантажность хороши уже сами по себе, но если вы захотите выйти за пределы этого мироощущения, я готов вам помочь.

– Рашид, вы очень хороший, правда, – отозвалась она с искренним восхищением. Она допила кальвадос и откинулась на спинку кресла с мечтательной улыбкой. – Наверное, вы правы, – протянула она, прикоснувшись к его руке. – Наверное, пора сказать «прощай» строгому серому костюму и принять всем сердцем ожерелье из серебряных цехинов. Прощай – академия, здравствуй – Голливуд! Прощай – американский образ жизни, здравствуй – восточный гедонизм! Но знайте, Рашид, я не из тех, кто довольствуется полумерами.

Рашид был восхищен ее откровенным порывом. Чем дольше он общался с ней, тем сильнее ему хотелось ее соблазнить.

– Прекрасное начало, – хмыкнул он. – Вернее, два прекрасных начала: ваше отношение к жизни и ко мне. Позвольте мне стать тем человеком, который откроет для вас дверь в широкий мир без границ.

– И нам хватит на это четырех дней? – удивилась она.

Они встретились глазами и рассмеялись. Он подошел к ней и помог надеть жакет.

– Мы очень постараемся. Я могу лишь сказать: «Берегись, мир, Мирелла Уингфилд готова вступить в твои пределы!»

– Смешно, что вы сказали эти слова. Несколько часов назад я сказала их самой себе.

Мирелла не удивилась, когда, выйдя из холла, Рашид попросил у нее ключи от ее номера. Их глаза встретились, между ними проскочила искра взаимного понимания. Она смущенно улыбнулась, порылась в сумочке и протянула ему ключи.

Рашид взял ее под руку и успокоил взглядом, который был призван убедить ее в том, что на него можно положиться. Ее глаза были прикованы к его чувственному рту, а когда она заметила, что он покусывает нижнюю губу, обнажая белоснежный ряд верхних зубов, ей очень захотелось узнать о его намерениях относительно нее.

Они не проронили ни слова, пока лифт поднимался наверх и пока они шли по коридору к ее номеру. Но это молчание не вызывало у них неловкости. Не было в нем ни восхищения, ни отторжения. Это было похоже на взаимное ощущение сильного сексуального влечения, которое оба могли при желании держать под контролем. Мирелла не помнила, чтобы у нее в жизни было что-либо похожее. В словах не было необходимости. Он использовал только физическую привлекательность и силу своей личности, чтобы заставить ее почувствовать себя слабой, уязвимой и готовой удовлетворить его сексуальные потребности.

Они вошли в гостиную, где были зажжены светильники. Здесь было уютно, и обстановка очень располагала к общению, чего Мирелла не ожидала. Она заметила на столике у камина два бокала для шампанского, бутылку в серебряном ведерке со льдом и вазу с конфетами.

Миреллу потрясло, с какой тонкой предусмотрительностью Рашид Лала Мустафа ее соблазняет. Он не оставил для нее ни дюйма свободного пространства для маневра, и это возбуждало ее еще сильнее.

Она наблюдала, как он разлил шампанское по бокалам, попробовал его и, удовлетворенно кивнув, протянул ей бокал, и они выпили одновременно.

Затем он взял с блюда конфету, откусил от нее половину, а вторую предложил ей. Она послушно раскрыла губы и разделила его трапезу. Он снял с нее жакет и бросил его на спинку стула, после чего снова наполнил бокалы и, обняв ее за талию, повел в спальню.

Здесь царил приятный полумрак. Кровать была разобрана, и сбоку лежала ее ночная рубашка. Но что самое удивительное – с другой стороны кровати в ногах лежала аккуратно сложенная черная шелковая мужская пижама. Мирелла была потрясена, но не раздражена такой откровенностью.

Рашид, в свою очередь, оценил реакцию Миреллы – она даже бровью не повела, когда он, войдя к ней в номер, повел себя как хозяин. Он пристально наблюдал за ней, стараясь уловить малейшее изменение в ее настроении. Она поразила его тем, что никак не отреагировала на присутствие его пижамы в своей постели.