Текст книги "Ночь в монастыре с привидениями"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5. Поэт Цун читает новые стихи, нравящиеся так же мало, как и предыдущие; судья Ди слышит, как загадочный голос произносит его имя

Похоже, замысел возвращения с большими силами улыбался Тао Гану. Одобрительно покачав головой, он объявил:

– Ваше превосходительство, казначей мне еще рассказывал о мятежниках, которые были истреблены здесь сотню лет назад. Теперь я понимаю, почему монашек так напрягал слух в коридоре. Появляясь, призрак одного из тех несчастных якобы шепчет чье-то имя, и тот, кто услышит свое имя, умрет.

– Какое вздорное суеверие! – воскликнул судья Ди. – Проведи меня в актерскую уборную.

Когда они прошли на второй этаж, судья бросил взгляд в узкий темный коридор, идущий направо. Гибкий белый силуэт быстро удалялся.

– Это девушка с медведем! – воскликнул он. – Мне надо ей сказать пару слов. Как ее зовут?

– Барышня Нгеуян, ваше превосходительство. Судья ускорил шаг:

– Минуточку, барышня Нгеуян!

С легким восклицанием она остановилась. Лицо ее побледнело, глаза расширились от страха. Ее удивительное сходство с барышней Пао вновь поразило начальника уезда. Он ласково сказал:

– Не бойтесь. Я просто хотел вас поздравить. Ваш танец был…

– Ваше превосходительство слишком добры, – прервала она его нежным голосом, – но прошу извинить меня, я не могу задерживаться.

Окинув тревожным взглядом коридор, она двинулась было дальше.

– Остановитесь! – приказал судья. – Я начальник этого уезда и желаю поговорить с вами. Вы выглядите встревоженной. Это из-за Мо Моте?

Она нетерпеливо тряхнула своей маленькой головкой.

– Меня ждет медведь, – прошептала она, – сейчас пора его кормить.

Видя, что девушка прижимает левую руку к груди, судья резко спросил:

– Что у вас с левой рукой? Не ранил ли вас Мо Моте своей саблей?

– О, нет! Это медведь поцарапал меня. Уже давно. Но теперь мне действительно пора идти…

– Очень опасаюсь, что мои стихи пришлись не по вкусу вашему превосходительству, – произнес насмешливый голос. Судья обернулся и увидел Цун Ли, который с преувеличенной вежливостью склонился перед ним.

– Действительно, молодой человек, – ответил судья. – На месте настоятеля я бы приказал вас вышвырнуть.

Он снова повернулся к барышне Нгеуян, но она исчезла.

– Отец настоятель никогда не решится пойти на такой шаг, – презрительно возразил поэт. Мой покойный отец, доктор Цун, много сделал для монастыря… И моя семья продолжает вносить кругленькие суммы.

Судья Ди смерил взглядом молодого человека.

– Так вы сын бывшего губернатора Цун Фаменя? Это был поистине образованный человек. Я читал его труды по управлению в провинции. Он не одобрил бы ваши игривые стишата.

– Мне хотелось лишь поддразнить отца настоятеля, – объяснил внезапно смутившийся Цун Ли. – Он такой надутый. К тому же отец мой не очень-то его ценил.

– Это не повод угощать нас плохими стихами. А какой смысл в вашей глупой шутке о двух настоятелях?

– Разве ваше превосходительство не в курсе? Около двух лет назад предыдущий настоятель этого монастыря Нефритовое Зеркало умер или, если вы предпочитаете общепринятые выражения, был вознесен на небо. Его прах был забальзамирован и сейчас покоится в склепе, который прорыт под святилищем и где воздвигнут алтарь Основателя, И при жизни, и после смерти Нефритовое Зеркало всегда считался святым человеком.

Слишком много проблем беспокоили судью, чтобы его могли заинтересовать истории бывших настоятелей. Поэтому он ограничился словами:

– Я больше вас не задерживаю, у меня дела в артистической уборной.

– Туда я и направляюсь, – заметил молодой поэт, ставший более почтительным. – Надеюсь, ваше превосходительство дозволит мне показать ему дорогу?

Они вышли в длинный коридор с дверями по обе стороны.

– Не здесь ли комната барышни Нгеуян? – спросил судья.

– Да, ваше превосходительство, чуть дальше. Но вам лучше туда не заходить в ее отсутствие. Этот медведь – опаснейший зверь.

– Но сейчас она, наверное, у себя, – говорил судья. – Разве вы не видели ее рядом со мной, когда пришли?

– Как я мог увидеть ее в этом коридоре, если оставил ее в зале торжеств? – возразил молодой поэт.

Судья изучающе посмотрел на него, а потом на Тао Гана. Тот тряхнул головой с выражением явного замешательства на худом лице. Не заметив их подозрительных взглядов, Цун Ли подошел и постучал в одну из последних дверей по коридору, и все трое вошли в большую неприбранную комнату.

Сидевшие вокруг круглого столика Куан Лай и две женщины встали и почтительно склонились перед судьей. Руководитель труппы представил их:

– Это барышня Тин, – сказал он, указывая на более миловидную. – Она только что выступила в роли феи Си-ван-му. Барышня Тин также очень хорошо жонглирует и замечательна в акробатических танцах.

Повернувшись ко второй женщине, он продолжил:

– А это моя супруга.

Судья Ди похвалил спектакль. Г-н Куан выглядел чрезвычайно польщенным тем, что столь значительная особа соблаговолила заинтересоваться его труппой. Глубоко взволнованный, он спрашивал себя, будет ли ему удобно предложить кресло столь высокому гостю. Судья вывел его из этих затруднений, сев без приглашения. Цун Ли устроился у кувшина с вином. Тао Ган, как обычно, остался стоять за спиной хозяина.

– А где барышня Нгеуян и господин Мо Моте? – спросил начальник уезда.

– Мне бы хотелось и их поздравить. Мо Моте замечательно владел саблей, а в эпизоде с медведем барышня Нгеуян заставила меня волноваться за ее жизнь!

Поблагодарив за столь благожелательные слова, руководитель труппы наполнил вином чашу гостя и показал на измазанные красным клочки бумаги на туалетном столике:

– После спектакля Мо Моте, должно быть, здесь побывал, чтобы смыть грим. Теперь он, наверное, в кладовой укладывает свой костюм. Что касается барышни Нгеуян, то она говорила, что намерена заняться медведем перед тем, как присоединиться к нам.

Судья Ди поднялся. Вроде бы поправляя свою бархатную шапочку, он подошел к зеркалу и бросил внимательный взгляд на измятые клочки бумаги и баночки с гримом. Эти красные пятна, – подумал он, – вполне могли быть пятнами крови. Возвращаясь к своему креслу, он заметил некоторое замешательство в поведении госпожи Куан. Он отхлебнул глоток вина и принялся расспрашивать ее мужа о постановке исторических пьес.

Куан Лай пустился в длинные объяснения. Судья рассеянно слушал его, одновременно пытаясь следить за разговорами других лиц.

– Вы разве не поможете барышне Нгеуян выгулять ее медведя? – спросил Цун Ли у барышни Тин. – Я уверен, она была бы очень рада.

– Занимайтесь лучше своими делами! – сухо ответила та. – Я же не интересуюсь вашим пристрастием к.., розам.

– Барышня Пао очень мила. Почему бы мне не написать поэму в ее честь? Дорогая моя, я же написал одну для вас. Послушайте-ка лучше:

Правдивая любовь, ложная любовь, Вчерашняя любовь иль вечная любовь… Больше или меньше, все идет отлично, Хоть небо все меньше Оберегает нас лично.

Судья увидел, как вспыхнуло лицо барышни Тин. Госпожа Куан сказала:

– Господин Цун, следите за своим языком!

– Я это сказал с одной целью – предостеречь, – ответил нисколько не смущенный поэт. – А знаете ли вы песенку, которая всех сводит с ума в столице?

Он насвистал популярную мелодию, а затем приятным баритоном запел, отбивая пальцем ритм:

Дважды десять, а мужа нет… Завтра он сможет еще объявиться. Но – трижды восемь, а в кровати одна. Грустно твое жилище!

Возмущенная барышня Тин хотела что-то возразить, но судья вмешался:

– Господин Цун, мое чувство юмора весьма ограничено. Поэтому попрошу вас оставить свои остроты для слушателей, способных их оценить.

Более любезным тоном он сказал Куан Лаю:

– Мне уже пора идти переодеваться к банкету. Не трудитесь провожать меня.

Он дал знак Тао Гану выйти следом и, как только они оказались одни в коридоре, обратился к нему:

– До того, как я пройду в свою комнату, хочу добраться до Мо Моте. Ты же оставайся здесь и выпей с ними еще. У меня впечатление, что здесь происходят странные вещи. Попытайся вести себя так, чтобы эти люди разговорились. Кстати, знаешь ли ты, что хотел сказать чертов поэт своим больше или меньше?

– Такие выражения употребляются на дне общества, – смущенно ответил Тао Ган. – Больше имеет положительный смысл, означая мужчину, а меньше, отрицательный смысл, и означает женщину.

– Ах, вот что! Понимаю. Когда появится барышня Нгеуян, попробуй узнать, как долго она оставалась в зале торжеств. Не могла же она находиться в двух местах сразу!

– Благородный судья, может быть, Цун Ли лгал, говоря, что не встретил ее в коридоре. А может быть, он действительно не видел, как она разговаривала с нами. Коридор узок, и мы находились между нею и им. И все-таки он должен был ее заметить.

– Если поэт сказал правду, значит, мы разговаривали с барышней Пао, которая выдавала себя за барышню Нгеуян. Нет, я ошибаюсь, встреченная нами девушка прижимала левую руку к груди, в то время как барышня Пао двумя руками ухватилась за балюстраду во время сабельных выпадов Мо Моте. Ничего не понимаю! Попытайся что-нибудь выяснить и приходи в мою комнату.

Он взял фонарь и удалился, а его помощник вернулся в уборную артистов.

Судья думал, что легко найдет дорогу к кладовой. Взбираясь по бесконечной лестнице, он почувствовал, что его спина и ноги причиняют ему все усиливающуюся боль. Было ли это результатом простуды или этих непривычных подъемов и спусков? Он задумался о поэте и Куан Лае. Последний казался довольно симпатичным человеком, но вызывающие манеры Цун Ли действовали ему на нервы. Вроде бы молодой человек был в прекрасных отношениях с труппой. Ему, очевидно, нравилась барышня Пао, но если она собирается уйти в монастырь, какие могли быть у него надежды? Его злой стишок о барышне Тин намекал на особую дружбу между ней и барышней Нгеуян. В конце концов, – размышлял судья, – я не обязан заниматься нравами этих девиц. Меня больше интересуют ухищрения Мо Моте.

Поднявшись на лестничную площадку, обдуваемую сквозняками, он вздохнул. Из бездонного колодца доносилось монотонное пение. Несомненно, вечерня, – подумал он.

Правый коридор не был освещен. С удивлением поднял судья свой фонарь. В стенах не было окон, и этот проход с низким потолком, затянутым паутиной, вряд ли вел к кладовой. Догадываясь, что сбился с пути, судья намеревался повернуть назад, когда услышал голоса.

Недоумевая, откуда они доносились, он напряг слух. Пустой коридор замыкался тяжелой чугунной решеткой. И, хотя все еще невозможно было разобрать отдельные слова, шепот опять стал слышен. Внезапно он ясно различил три слога своего имени: Ди Чжэньдэ… И снова воцарилась тишина.

Глава 6. Судья Ди пробует старое средство; Тао Ган приносит ему свежие сплетни

В гневе судья Ди дернул себя за бороду. Хотя он и не желал в этом признаваться, призрачный голос произвел на него самое неприятное впечатление. Но он быстро взял себя в руки. По всей видимости, где-то неподалеку о нем разговаривали монахи, а в старых зданиях, вроде этого монастыря, эхо часто играет странные шутки. Он снова прислушался, но шепот прекратился.

Пожав плечами, он вернулся назад и понял причину своей ошибки: проход, ведущий к кладовой, начинался с другой стороны лестничной площадки. Он обошел отверстие центрального колодца и узнал коридор, который освещали справа три высоких окна. Через открытую дверь до него донеслись голоса.

Он вошел, и, к своему большому разочарованию, увидел лишь двух монахов, закрывавших баул из красной кожи. Если самого Мо Моте и не было, то круглый шлем занял свое место над кольчугой, а в ножны вернулась длинная сабля. Он спросил у старшего из монахов:

– Вы не видели актера Мо Моте?

– Нет, ваше превосходительство, мы только что пришли. Священнослужитель говорил со всем требуемым почтением, но судье не понравилось выражение лица его спутника, здоровенного, широкоплечего монаха с настороженным взглядом.

– Мне бы хотелось просто похвалить его за умение владеть саблей, – пояснил судья небрежным тоном.

Возвращаясь в свои покои, он размышлял, что актер должен был присоединиться к своим товарищам в артистической уборной, где Тао Ган, несомненно, понаблюдает за ним.

Он сразу же прошел в спальню. Три его жены играли в домино. Они встали, чтобы его поприветствовать. С радостной улыбкой первая жена сказала:

– Вы пришли как раз вовремя, чтобы до ужина сыграть с нами партию.

Домино было любимой игрой судьи. С сожалением посмотрев на костяшки из слоновой кости, он отказался:

– Мне очень жаль, но я не смогу поужинать с вами. Мне придется присутствовать на банкете, который устраивает отец настоятель. В нем примет участие старый наставник императора, и я никак не могу отказаться.

– Великое Небо! – воскликнула первая жена. – Мне же придется наносить визит его супруге.

– Нет, он вдовец. Но надо, чтобы я посетил его перед банкетом. Приготовь мне мой официальный костюм. Он энергично высморкался.

– Как я довольна, что мне не потребуется менять платье, – с облегчением вздохнула первая жена. – Но поистине жаль, что вы не сможете остаться здесь. У вас сильнейшая простуда, глаза слезятся.

Пока она развязывала баулы и готовила платье начальника уезда из зеленой парчи, третья жена заметила:

– Я пойду сделаю вам пластырь из апельсиновых корочек. Если вы будете носить его на голове, уже завтра вам полегчает.

– Ну как я могу появиться на банкете с обвязанной головой? Я же буду глупо выглядеть!

– Никто ничего не заметит, если вы натянете пониже свой головной убор, – возразила всегда мыслящая практически первая жена.

Судья пробормотал какие-то возражения, но третья жена уже взяла горсть сушеных апельсиновых корок из аптечного сундучка и бросила в кипящий горшок. После того, как они достаточно набухли, вторая жена завернула их в кусок ткани, и две женщины плотно обмотали ему пластырь вокруг головы. Первая жена тщательно натянула сверху бархатную шапочку и заметила:

– Теперь никто ничего не заметит!

Судья поблагодарил их и обещал вернуться сразу же после банкета. У порога он обернулся и сказал служанкам, чтобы они закрыли дверь на щеколду.

– И никоим образом, – добавил он, – не открывайте, пока не удостоверитесь, с кем имеете дело. В монастыре находятся самые разные люди.

Он прошел в прихожую, где его дожидался Тао Ган. Приказав служанкам отнести чай их хозяйкам, он усадил помощника рядом с собой и сказал, понизив голос:

– Мо Моте покинул кладовую перед моим приходом. Вернулся ли он в артистическую уборную?

– Нет, ваше превосходительство. Он, похоже, шатается по монастырю. Но барышня Нгеуян появилась сразу же после вашего ухода. Без грима она совсем не похожа на барышню Пао, хотя у нее тот же овал лица и такие же правильные черты. Наверное, в коридоре мы встретили барышню Пао. Как вы помните, у нее был нежный и приятный голос, голос же Нгеуян чуть хриплый. И хотя я не берусь утверждать, но мне показалось, что у девушки в коридоре фигура была скорее округлая, тогда как Нгеуян довольно костлява.

– Однако девушка в коридоре держала левую руку так же, как актриса. О чем она говорила?

– Она была молчалива и оживилась лишь после того, как я похвалил барышню Тин за ее акробатический танец. Когда же я намекнул на ее встречу с Цун Ли, она лишь заметила, что юноша назойлив до предела. Я дал ей понять, что ее манера исчезать, когда с нею разговаривают, вам не понравилась. Она окинула меня странным взглядом и заявила, что больше никак не могла оставлять своего медведя одного.

Сердито подергивая бороду, судья воскликнул:

– Они смеются над нами! А что тебе удалось разузнать о Мо Моте?

– Этот человек ведет беспорядочный образ жизни, присоединяется к труппе на месяц-два, а потом исчезает. Он всегда играет предателей, а Куан утверждает, что такие роли в конце концов портят характер актера. Как я понял, Мо Моте вздыхает по барышне Тин, но этой красотке он не нужен. Он страшно ревнует ее к барышне Нгеуян, подозревая, что девушки испытывают друг к другу более нежное чувство, чем просто дружба. На это, впрочем, намекает и Цун Ли в своем стихотворении. Куан также считает, что сегодня вечером Мо Моте изменило чувство меры, когда он работал с мечом слишком близко от своей партнерши. Он, однако, утверждает, что со своим медведем в роли телохранителя актриса может никого не бояться. Этот зверь бегает за ней, словно большая собака, и подчиняется мановению ее пальца. Но его настроения изменчивы, и только она одна осмеливается к нему подступиться.

– Какая озадачивающая головоломка! – ругнулся судья. – Если девушка, которую мы встретили в коридоре, будь то барышня Пао или барышня Нгеуян, убегала от Мо Моте, потому что он опасный маньяк, то это согласуется со сценой, которую я заметил. Нет сомнений, тогда в окне я видел именно Мо Моте, но кем была жертва, над которой он свирепствовал? Наша первая задача в том и состоит, чтобы проверить, есть ли сейчас в монастыре другие женщины, кроме тех, кого мы уже знаем.

– Благородный судья, без вашего согласия я не решился там заговорить о женщине с обрубленной рукой, но думаю, что в настоящее время госпожа Куан и две актрисы являются единственными находящимися здесь особами женского пола.., конечно, не считая госпожу Пао и ее дочь.

– Не забывай, что нам известна только малая часть монастыря. Кто знает, что может происходить там, куда гостям закрыт доступ? А у нас нет даже плана! Но мне пора нанести визит учителю Суеню. Ты же возвращайся к актерам. Если появится неуловимый Мо Моте, буквально прилипни к нему и не отходи во время всего банкета. Я скоро снова с тобой встречусь.

В коридоре ожидал послушник. Дождь продолжал сильно хлестать по ставням, и судью отнюдь не радовала перспектива измочить свое парадное платье.

– Нужно ли выходить из здания, чтобы попасть в Западную башню? – осведомился он.

– О, нет! – воскликнул монашек. – Уважаемый господин, мы сможем пройти туда под нефом храма.

– Снова лестницы! – недовольно буркнул судья.

Глава 7. Учитель Суень говорит об Инь и Ян; судья Ди задает новые вопросы

В сопровождении своего проводника судья вновь проделал уже знакомый ему путь к центральной лестничной площадке. Оказавшись над нефом, они повернулись спиной к коридору, который вел к кладовой, и вступили в прямой переход, освещенный единственным светильником.

Внезапно судья Ди испытал неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Резко обернувшись, он заметил темный силуэт мужчины, вероятно, одетого в серое, который проскользнул ко входу в коридор и исчез.

– А часто ли монахи пользуются этим переходом? – спросил он у послушника.

– О нет, уважаемый господин. Я выбрал его только для того, чтобы не идти под дождем. Те, кому нужно в Западную башню, поднимаются туда по винтовой лестнице напротив трапезной.

Когда они оказались в небольшом квадратном зале западного крыла, судья остановился, чтобы сориентироваться.

– Куда ведет эта дверь? – спросил он, показывая на узкий проем справа.

– В Галерею ужасов, уважаемый судья. Она занимает все восточное крыло центрального двора, но нам, послушникам, не разрешается туда заходить.

Судье Ди было известно, что все сколько-нибудь значительные даосские монастыри обладают галереей фресок или скульптур, которые в реалистической манере описывают наказания, ждущие грешников в десяти кругах ада.

– Казалось бы, – заметил он, – что прогулка в это мрачное место может лучше всего способствовать отвращению юношеских душ от греха.

Теперь они взбирались по лестничным пролетам, отделявшим их от площадки, на которую выходила высокая ярко-красная дверь покоев бывшего императорского наставника.

– Осторожно, уважаемый господин, – предупредил его послушник, – балюстрада нуждается в починке.

Поставив ногу на площадку, судья увидел, что в ограде действительно зияет дыра.

– Вот лестница, о которой я только что вам говорил, – пояснил монашек. – Она заканчивается у западных ворот двумя этажами ниже.

Начальник уезда вручил послушнику свою визитную карточку, и тот постучал в дверь.

– Входите! – крикнул низкий голос.

Даосский мудрец сидел перед столом, заваленным книгами и бумагами. Глубоко склонившись, монашек протянул ему визитку начальника уезда. Бросив на нее беглый взгляд, учитель Суень поднялся и пошел навстречу гостю.

– Так это вы начальник нашего уезда! – сказал он. – Добро пожаловать в монастырь Утреннего Облака, Ди.

Скрестив почтительно руки, судья поклонился и ответил:

– Стоящий перед вами смиренный чиновник благословляет случай, который предоставил ему давно ожидаемую возможность высказать свое уважение столь выдающейся особе, как ваше превосходительство.

– Ко всем чертям эти пышные фразы, Ди! – сердечно воскликнул Суень Мин. – Посидите, пока я наведу порядок во всех этих бумагах.

Он снова уселся за стол, сказав послушнику, который только что подал чай:

– Спасибо, мой мальчик. Ты можешь быть свободен. Я сам поухаживаю за гостем.

Глоточками попивая ароматизированный жасмином чай, судья присматривался к учителю. Суень был так же высок, как и он, но потяжелее, и его могучая шея почти совсем пропадала между плечами борца. Хотя он приближался к шестидесяти годам, на его розовом гладком лице не было ни морщинки. Полукольцо коротких седых волос окаймляло его подбородок, а зачесанная назад серебристая шевелюра открывала широкий лоб и плотно прилегала к темени. Будучи светским даосом, он не носил головного убора, и его тонкие усики резко контрастировали с мохнатыми бровями. Все в нем свидетельствовало о поистине исключительном характере.

Затем судья принялся за чтение различных даосских текстов, развешанных по стенам. Наконец учитель Суень отодвинул бумаги и, устремив на судью свой пронизывающий взгляд, спросил:

– Вы упомянули о каком-то случае. Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, нет. Проведя две недели в столице, моя семья и я сегодня выехали в Ханюань. Я надеялся еще до вечерней трапезы быть в ямыне, но разразилась гроза, а на горной дороге сломалась ось нашего фургона. Я вынужден был просить настоятеля о гостеприимстве, но рассчитываю завтра ранним утром выехать. Говорят, что такие бури всегда очень коротки.

– Ваше несчастье доставило мне счастье познакомиться с вами! – заметил, улыбаясь, Суень. – Я очень люблю разговаривать с молодыми начальниками уезда, людьми будущего. Вы должны были бы приехать к нам раньше. Ведь этот монастырь относится к вашей юрисдикции.

– Моя небрежность непростительна, – заторопился ответить судья, но у нас в Ханюане были хлопоты, и..

– Знаю, знаю… – остановил его Суень. – Ди, вы проделали прекрасную работу. Благодаря вам Поднебесная избежала серьезных беспорядков.

Судья поклонился.

– Надеюсь вскоре вернуться, чтобы выслушать наставления вашего превосходительства, – заметил он.

Раз уж высокопоставленный учитель проявил столь дружеское расположение, то, может быть, стоило переговорить с ним о женщине с обрубленной рукой? Недолго поколебавшись, он решился:

– Могу ли я посоветоваться с вашим превосходительством по вопросу о странном происшествии?

– Ну, конечно. А в чем дело?

– По правде говоря, я сам толком не знаю, – ответил слегка смущенный судья. – Направляясь в отведенные мне покои, я в течение нескольких секунд присутствовал при сцене, которая, должно быть, происходила здесь сто лет назад, когда воины избивали в монастыре мятежников. Считаете ли вы возможным нечто подобное?

Учитель Суень откинулся в кресле.

– Да, конечно, – серьезно ответил он. – Разве вам не приходилось, заходя в пустую комнату, сознавать, что совсем недавно там кто-то находился? Невозможно постичь причину такой уверенности, это лишь испытываемое вами ощущение. Однако это явление легко объяснимо: вышедший оставил в комнате частицу самого себя. И он не делал ничего необычайного: может быть, полистал книгу или написал письмо.

Допустим теперь, что какой-то человек погиб насильственной смертью в том месте. Выделенные им волны страдания оставили столь сильный отпечаток на окружающей атмосфере, что следы могут обнаружиться и много позже. Обладающая повышенной чувствительностью особа или лицо, обретшее повышенную чувствительность из-за усталости может почувствовать этот отпечаток и через столетие после события. Не думаете ли вы, Ди, что таково логическое объяснение вашего приключения?

Судья покачал головой. Очевидно, учитель Суень немало размышлял над этими темными вопросами. И хотя доводы его не убеждали судью, он решил не отбрасывать их полностью.

– Вероятно, ваше превосходительство правы, – вежливо ответил он. – Я довольно-таки утомлен. К тому же под дождем я подхватил проклятую простуду, и мое состояние…

– Простуду? За последние тридцать лет у меня ее не было ни разу! – прервал его Суень. – Я установил для себя очень жесткие жизненные принципы и стараюсь поддерживать свое природное начало.

– Но ваше превосходительство все же не верит, как некоторые даосы, что на этой земле можно достичь бессмертия? – сильно разочарованный, осведомился судья.

– Конечно, нет, – презрительно бросил Суень. – Для человека бессмертие-это возрождение в своем потомстве. Небо ограничило длительность нашей жизни определенным количеством лет, и было бы праздным делом пытаться ее продлить искусственными приемами. Все наши усилия должны быть направлены только на то, чтобы провести отпущенные годы в прекрасной физической и умственной форме. Для достижения этой цели нужно жить более естественно, чем мы это делаем, а для начала очистить наш пищевой режим. Следите за своим питанием, Ди!

– Сам я последователь Конфуция, но охотно допускаю, что в даосизме есть много мудрого.

– Даосизм продолжает там, где Конфуций остановился! Конфуцианство объясняет, как человеку следует себя держать в хорошо организованном обществе. Даосизм же показывает нам, какими должны быть взаимоотношения между человеком и мирозданием… Взаимоотношения, где общественный порядок составляет лишь одно из звеньев.

Судья Ди не был настроен вести философскую дискуссию, но ему хотелось задать еще два вопроса учителю. Из вежливости он помолчал несколько секунд прежде чем спросить:

– Возможно ли, что по монастырю бродят проникшие извне нежелательные лица? Когда послушник вел меня к вам, мне показалось, что за мной следят. Чтобы быть точнее, прямо у входа в коридор, соединяющий центральную лестничную площадку с этой башней.

Учитель Суень изучающе посмотрел на него. После короткого размышления, он спросил:

– Ди, вы любите рыбу? Удивленный Ди ответил:

– Да, очень.

– В этом все дело! Рыба загрязняет жизненные соки, дорогой мой. Это загрязнение затрудняет циркуляцию крови, что затрагивает нервную систему… Поэтому вы видите вещи, которых не существует! Вам нужен ревень, Ди. Ревень, вот что вам требуется! Это прекрасное очищающее средство. Я посмотрю свои книги по медицине – у меня собрана прекрасная коллекция! – и завтра же утром дам вам подробный список продуктов, которые приемлемы при вашем состоянии.

– Я благодарю ваше превосходительство… А теперь, если бы вы соблаговолили просветить меня по последнему вопросу, я был бы глубоко признателен. Мне приходилось слышать, что некоторые даосы, ссылаясь на мотивы религиозного характера, втайне предаются настоящим оргиям, принуждая принимать в них участие молодых женщин. Есть ли хотя бы частица правды в подобных утверждениях?

– Глупости, Ди, полный вздор. Как могли бы мы предаваться оргиям при таком скудном пищевом режиме, как наш? Оргии., подумать только!

Вставая, он сказал:

– Банкет сейчас начнется. Настоятель, наверное, нас уже ждет. Предупреждаю, Ди, он не очень образованный человек, но всем хочет добра и мудро занимается делами своего дома.

– Отнюдь не легкая задача… Монастырь-это настоящий небольшой городок. Мне бы хотелось немного в нем разобраться, но ведь даже плана его не существует! К тому же находящаяся за храмом часть закрыта для публики.

– Жалкие секреты, Ди. Все это с одной целью – произвести впечатление на легковерные толпы. Сотни раз повторял я отцу настоятелю, что надо сделать план монастыря. К тому же это предусмотрено статьей 28 указа о зданиях, посвященных культу. Но мне не трудно дать вам общее представление о его расположении, Подойдя к висящему на стене большому бумажному листу, он пояснил:

– Вот схема, которую я начертил для себя. Это очень просто. Сооружая более двухсот лет назад этот монастырь, строители хотели одновременно представить вселенную и человека, который является как бы миниатюрным творением. Ансамбль образует овальную фигуру, символизирующую изначальное творение. Он ориентирован на юг и выстраивается четырьмя ступенями по склону горы. С востока с ним граничит глубокий овраг, с запада – лес.

Теперь внимательно следите за мной. Мы выходим из переднего двора. Это треугольник, стороны которого образованы кухнями, конюшнями, кельями прислужников и послушников. Затем мы проходим во двор храма, огороженный высокими трехэтажными кельями. На первом этаже западного крыла расположена трапезная, на втором – библиотека, на третьем – помещения эконома, казначея и отца архивариуса. Первый этаж восточного крыла включает зал торжеств и различные кабинеты. Его второй и третий этажи оставлены для гостей монастыря. Именно там разместили вас с вашей семьей, так я думаю.

– Да. Нам предоставили две прекрасные комнаты, расположенные в северо-восточном углу третьего этажа.

– Хорошо. Продолжим. В глубине этого второго двора находится сам храм. Там можно полюбоваться многочисленными древними и очень красивыми скульптурами. За храмом раскинулся центральный двор с башнями по углам. В этот момент вы находитесь в Юго-западной башне, которая была выделена мне. Полевую сторону этого двора тянется Галерея ужасов – уступка народным суевериям! Справа расположены кельи монахов, а в глубине, над воротами, которые ведут в святилище, – покои отца настоятеля. Святилище имеет форму круга. Таким образом, мы располагаем, причем в следующем порядке: треугольником, двумя квадратами, еще одним квадратом, кругом. Каждая из этих фигур наделена мистическим смыслом, но оставим это в стороне. Главное, теперь вы сможете ориентироваться. Само собой разумеется, существуют сотни переходов, коридоров и лестниц, которые связывают между собой различные сооружения, но если у вас в голове моя схема, вы не заблудитесь.

Судья с искренней признательностью сказал:

– Благодарю, ваше превосходительство. А какие строения составляют святилище?

– Только небольшая пагода. В ней заключена урна с пеплом отца основателя.

– И в той части монастыря никто не живет?

– Нет, конечно. Я побывал там. Одна пагода и окружающие стены. Но этот памятник считается священным, и я заменил его черно-белым кругом, который вы видите вверху на листе, чтобы не обижать нашего честного настоятеля. Этот круг представляет собой даосский символ жизни мироздания. Он изображает взаимодействие двух изначальных сил Вселенной – инь и ян, и этот вечный ритм природы образует Дао. Вместо ян и инь вы можете сказать Свет и Мрак, Положительное и Отрицательное, Мужчина и Женщина, Солнце и Луна… Выбор богат! Этот круг показывает вам, что ян, или Положительная сила, нисходя до своей низшей точки, превращается в инь, или Отрицательную силу, и как, достигая высшей точки, эта последняя естественно превращается в Позитивную силу в момент ее упадка. Высшая мудрость Дао выражена в исключительно простом символе.