Текст книги "Поэты и убийство"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 15

Прежде всего судья прошел в отведенные ему покои, потому что предстоящий ему визит следовало тщательно подготовить. Родственники человека, казненного за государственную измену, неважно, как давно, всегда испытывают слепой ужас перед властями. Даже через многие годы может всплыть свидетельство, чреватое опасными осложнениями. Из шкатулки с письменными принадлежностями он вынул полоску красной бумаги и крупными иероглифами написал СУН ЛЯП. С правой стороны добавил «Посредник», а слева – воображаемый адрес в Кантоне. Переодевшись в будничное платье из синего хлопка и надев на голову небольшую черную ермолку, он через боковую дверь незаметно удалился из присутствия.

На углу улицы он нашел небольшой наемный паланкин. Когда он приказал носильщикам доставить его в скобяную лавку Хвана, те принялись ворчать, что это далеко, к тому же в бедном районе со скверными мостовыми. Но после того, как судья, не торгуясь, согласился с их ценой, да еще дал им вперед щедрые чаевые, они радостно его подхватили.

Процветающие лавки на главной улице напомнили судье, что Хван задерживал выплату взносов в гильдию. Выходит, он испытывает отчаянную нужду. Приказав носильщикам остановиться, судья купил кусок дорогого синего ситца. В соседней лавке взял двух копченых уток, а также коробку рогаликов. Сделав эти покупки, он продолжил путь.

За рынком пересекли жилой квартал, где, как припомнилось судье, жил чайный торговец Мен. Затем попали в район бедноты с узкими, зловонными улочками с неровным булыжником. Играющие среди мусора полуголые дети останавливались, чтобы поглазеть на паланкин, редко заглядывавший в эти места. Не желая привлекать к себе слишком большого внимания, судья приказал высадить его у небольшой чайной. Одному носильщику надлежало остаться у паланкина, а второму – сопровождать судью, неся кусок ткани и корзинку с утками. Судья порадовался, что взял его с собой, потому что вскоре они оказались в лабиринте кривых улочек, где носильщик на местном диалекте снова и снова расспрашивал о дороге.

Лавка Хвана состояла из лотка под рваным навесом, прикрепленного к крыше глинобитного сарая позади. Связка дешевых глиняных чашек свисала со столба над заваленным мисками и тарелками лотком. За импровизированным прилавком широкоплечий, небрежно одетый мужчина старательно нанизывал на нитку медные монеты. Когда судья Ди положил перед ним на прилавок свою красную карточку, тот покачал головой.

– Могу только фамилию Сун разобрать, – сказал он угрюмым хриплым голосом, – Что вам угодно?

– На моей карточке написано, что я Сун Лян, торговый посредник из Кантона, – объяснил судья. – Видите ли, я дальний родственник вашей жены. По пути в столицу захотел посмотреть на вас.

Темное лицо Хвана озарилось. Повернувшись к сидевшей на скамейке у стены женщине, склонившейся над лежащим на колене вязаньем, он воскликнул:

– Наконец-то один из твоих родных вспомнил о тебе, женщина! Это брат Сун Лян из Кантона! Пожалуйста, заходите, сударь! У вас за плечами долгая дорога.

Женщина вскочила. Судья приказал носильщику передать ей свои покупки и подождать его у уличного лотка напротив.

Торговец посудой провел его в маленькую комнатку, служившую и спальней, и гостиной, и кухней. Хван грязной тряпкой вытер засаленный стол. Судья опустился на бамбуковый стул и сказал женщине:

– Третий дядя написал мне из столицы, что ваши родители умерли, сестра, но дал мне ваш адрес. Проезжая, я подумал, что загляну к вам и передам скромные подарки к сегодняшнему празднику.

Открыв сверток, она радостно смотрела на ткань. Судья дал ей около сорока лет. Ее лицо было правильным, но худым и морщинистым. Пораженный Хван воскликнул:

– Брат, вы слишком щедры! Милосердное небо! Такая красивая ткань! Как смогу я когда-нибудь отплатить вам за такой подарок?

– Очень просто. Дозвольте одинокому путнику разделить праздничную трапезу с его сородичами! Кое-что я взял с собой.

Он поднял крышку корзины и передал Хвану коробку рогаликов. Хван не отводил глаз от содержимого корзины – Целых две утки! Женщина, бережно их разрежь! И возьми из лавки новую миску и чашки. Для сегодняшнего праздника я сберег небольшой кувшинчик вина, но и не мечтал, что у меня будет к нему мясо! Да еще такая дорогая копченая утка!

Он налил судье чашку чая, а затем вежливо осведомился о семье гостя в Кантоне, о состоянии дел, о дороге. Судья Ди рассказал убедительно звучащую историю и добавил, что должен сегодня же снова пуститься в путь. Он заметил:

– Сейчас мы съедим одну утку, а второй вы сможете поужинать.

Хван поднял ладонь.

– Что еще случится до ночи, брат! – торжественно возгласил он. – Наедимся досыта теперь.

Повернувшись к жене, которая слушала его с улыбкой на измученном заботами лице, он сказал:

– Обещаю тебе, женщина, что больше ни одного дурного слова о твоей семье не слетит с моих уст. Она робко глянула на судью и сказала:

– Видите ли, брат, после того страшного дела ни у кого не хватает смелости посещать нас.

– О деле генерала толковали даже далеко на юге, – заметил судья, – Грустно, что ваша сестра наложила на себя руки, но если смотреть на это с более широкой точки зрения общесемейных интересов, все было к лучшему. Избавило нас от вовлечения в дело.

Когда Хван и его жена согласно кивнули, он спросил:

– А что случилось с Ивэнем?

Хван хмыкнул:

– С Ивэнем? Года два назад слышал, что он стал образованным человеком. Но он, слишком задрал нос, чтобы вспоминать о своей тетке.

– А почему ваша сестра покончила с собой? С ней дурно обращались в генеральском доме?

– Нет, не так, – медленно ответила женщина, – С ней обращались хорошо. Особенно после того, как она родила генералу сына, крепкого, красивого малыша. Но моя сестра была…

– Она была проклятой… – начал Хван.

Но жена быстро его прервала.

– Что за грязный язык у тебя!

И повернувшись к судье, продолжала:

– Право, она не могла справиться с собой. Может быть, тут отец виноват.

Она подавила вздох и разлила вино.

– Знаете ли, до пятнадцати лет это была тихая, послушная девочка, любившая животных. Однажды она принесла домой лисенка. Увидев его, отец испугался, потому что это был черный лисенок, оборотень. Он сразу же его убил. С моей сестрой случился припадок, и с тех пор она очень изменилась. Торговец скобяным товаром смущенно глянул на судью.

– В нее вступил развратный лисий дух. Его жена поддакнула.

– Отец нанял даосского жреца, но его заклинания так и не изгнали лисий дух. В шестнадцать лет она заглядывалась на всех парней округи. Она была хорошенькой, и матери приходилось с утра до ночи смотреть за ней. Наконец, старуха, сбывающая в большой дом гребни и пудру, сказала отцу, что первая жена генерала Мо подыскивает для старого хозяина наложницу. Отец был очень обрадован, и после того, как сестру показали первой жене и она ей понравилась, сделка состоялась. Все шло хорошо. Приходилось тяжело трудиться в большом доме, но первая жена давала ей новую одежду к каждому празднику, а после родов Ивэня ее вообще перестали бить.

– Сама все испортила, потаскуха! – пробормотал Хван. Он жадно опустошал чашку. Его жена убрала со лба седеющую прядь.

– Однажды я встретила на рынке служанку первой жены, которая сказала, что мне повезло с сестрой, не забывающей родственников и каждую неделю требующей позволения их повидать. Тут я поняла, что происходит что-то страшное, ведь моя сестра – не навещала нас более полугода. Однако позднее она появилась. Она ждала ребенка, и не от генерала. Я проводила ее к повитухе, которая давала ей пить разные средства, но бесполезно. Она родила девочку. Генералу сказала, что у нее сделался выкидыш, а ребенка бросила на улице.

– Вот какой она была! – гневно выкрикнул Хван. – Жестокой, бессердечной женщиной-лисой.

– Она страдала, что ей приходится так поступать! – возразила жена. – Завернула ребенка в кусок шерстяной индийской ткани, чтобы он не простыл. Дорогой, шафранового цвета материал, вроде тех, что носят буддисты.

Увидев изумленное выражение лица судьи, она торопливо закончила:

– Извините, брат. История совсем не радостная! Уже так давно это было, а я все еще… Она расплакалась. Хван похлопал ее по плечу.

– Перестань, не надо слез в такой чудесный день. И повернувшись к судье:

– Видите ли, у нас самих нет детей. С ней всегда так, когда она об этом вспоминает. Ну, короче говоря, генерал все узнал. Один из его носильщиков рассказывал мне, как старик кричал, что затащит ее и ее приятеля в зал и мечом отсечет им головы. Она повесилась, а генералу не удалось отрубить голову ее любовнику, потому что на следующий день пришли императорские солдаты, и ему самому отрубили голову. Странен мир, брат! Давай выпьем еще. На, выпей и ты, женщина.

– Кто был ее любовником? – спросил судья.

– Этого она мне так и не сказала, – ответила женщина, вытирая глаза. – Только одно, что это очень ученый господин, который знает все ходы и выходы в большом доме.

– Рад, что ты правильно выбрал сестру! – крикнул Хван. Лицо его раскраснелось, – Моя старуха работает, не покладая рук, берет на дом шитье, и так мы сводим концы с концами. Но в мужских делах ничего не понимает. Хотела, чтобы я перестал вносить в свою гильдию взносы! Я говорю ей, нет, продай наше зимнее платье! Если мужчина никуда не входит, он словно бродячая собака! И был прав. Этот твой кусок материи, брат, позволит нам много лет нарядно одеваться. Хорошо это и для моего дела, люди любят видеть за прилавком прилично одетого продавца.

Доев свой рис, судья сказал женщине:

– Завтра же отнесите мою карточку к задней двери резиденции начальника уезда. Я вел дела с домоправителем, и он позаботится, чтобы вы получали там заказы на шитье.

Он поднялся.

Хван и его жена упрашивали его побыть еще, но он сказал, что ему надо успеть к речному парому.

Носильщик проводил его до чайной, где его ждал паланкин. Судья был в растерянности. Он миновал главную улицу и, рассчитавшись – с носильщиками на углу, прошел в присутствие. От привратника, впустившего его через боковые ворота, он узнал, что начальник уезда Ло находится в передней на первом этаже главного здания. Похоже, поэтическая встреча еще не начиналась. Судья прошел в свой двор.

Из ящика он достал собранные Ло бумаги по делу поэтессы. Стоя у стола, он перелистывал их, пока ему не показался текст анонимки, извещавшей начальника уезда, что под вишневым деревом монастыря Белой Цапли зарыт труп. Затем он вынул из рукава анонимку, уличавшую генерала Мо Телина, и положил се рядом с первой. Он их сравнил. Обе были копии, сделанные писарем, и поэтому только по стилю можно было судить, написаны ли они одним и тем же человеком. С сомнением покачав головой, судья снова положил в рукав обе бумаги и пошел к главному двору.

Коротышка начальник сидел у заваленного бумагами чайного столика с кисточкой в руках, сжав губы. Он поднял глаза и весело сказал:

– Разбираю и правлю свои недавние работы, Ди. Как ты думаешь, академику понравится повторяющаяся рифма этого стихотворения?

Он намеревался прочитать вслух стихотворение, но судья Ди поспешил остановить его:

– Ло, в другой раз. Должен сообщить тебе о своих странных открытиях.

Он присел напротив друга.

– Постараюсь быть кратким, потому что тебе уже пора в библиотеку. Время приближается к четырем.

– О нет, старший брат. У нас много времени. Знаешь, обед на моем четвертом дворе затянулся. Придворный поэт и Юлань сочинили несколько стихотворений, и мы их обсудили под вино! Все мои четверо гостей прошли в свои покои отдохнуть, и пока что никто из них не возвращался.

– Хорошо! Значит, никто из них не выходил, и тебе не пришлось собирать прислужников домоправителя, чтобы за ними следить. Узнал же я вот что. Матерью убитого студента была наложница генерала Мо Телина. Она вступила в связь с неизвестным мужчиной, и их внебрачная дочь была ими покинута. Это не кто иная, как Шафран, хранительница кумирни Черного Лиса.

Увидев изумленное лицо Ло, он поднял ладонь и продолжал:

– Брошенный ребенок был завернут в шафрановую шерстяную ткань, а люди часто называют подкидышей по одежде, в которой их находят. Это значит, что Шафран приходится Суну сводной сестрой. Вот почему студент и говорил Шафран, что не может на ней жениться. Это также означает, что отец Шафран и убийца студента – одно и то же лицо. За день до ареста старик генерал сказал своей наложнице, что ему – стало известно об ее сожительстве с одним из его друзей, добавив, что убьет обоих собственными руками. Наложница повесилась. А генерал на следующий день, прежде чем успел расправиться с ее любовником, был схвачен.

– Святое небо! Где ты все это раскопал, Ди?

– Главным образом в твоем архиве. Очевидно, студент Сун был убежден в том, что любовник его матери оклеветал генерала, обвинив его в государственной измене. Он сделал это в своем анонимном письме, чтобы не дать генералу уличить его в прелюбодействе. В первом вопросе Сун ошибался. Я прочитал все официальные записи и убежден, что генерал был виновен. И любовник его наложницы не мог не участвовать в заговоре. Что касается второго вопроса, то тут студент Сун прав. Человек написал анонимное письмо, потому что понимал, что инспектору понадобится время, чтобы добраться до генерала, а он хотел, чтобы генерал был задержан в самый первый день следствия и ничего не смог предпринять против него.

Начальник Ло поднял руку.

– Не торопись, Ди. Если генерал был виновен в государственной измене, почему доносчику понадобилось убивать студента? Парень вроде бы играл ему на руку, изобличив генерала!

– Вероятно, Ло, доносчик занимал видное положение и поэтому не хотел допустить, чтобы его обвинили в разврате. Кроме того, он был замешан в генеральском заговоре, иначе не знал бы, где спрятаны письма от Девятого князя. Вот почему он не открылся и позже, хотя правительство обещало вознаграждение.

– Святое небо! Ди, кто же этот человек?

– Боюсь, им может быть только один из твоих гостей: Шао, Чан или Лу. Нет, не возражай. У меня есть неопровержимые доказательства, что им мог быть только один из этих троих. Шафран скажет нам, кто. Хотя отец и укрыл лицо при ее посещении, уверен, что она узнает его по голосу или внешности.

– Едва ли можно подозревать могильщика Лу, Ди. Какая женщина возьмет в любовники такого урода?

– Ло, на твоем месте я не настаивал бы. Мать студента была порочной женщиной. Между прочим, ее семья приписывает это тому, что в нее вселился дух черной лисицы. Как бы там ни было, порочная и всегда неудовлетворенная женщина – ей было только шестнадцать, когда она вступила в генеральский дом, а ему под шестьдесят – вполне могла увлечься могильщиком из-за самого его уродства. К тому же он обладает властным, чрезвычайно сильным характером, и многих женщин такие люди притягивают. Во время вашей поэтической встречи попробуй выяснить, были ли Чан и могильщик здесь, в Чинхуа, во время суда над генералом Мо. Мы знаем, что академик служил в те годы начальником местного округа и находился в Чинхуа. Вызови, пожалуйста, домоправителя.

Ло хлопнул в ладоши и отдал приказ мальчику-слуге. Судья Ди продолжал:

– Мне бы также хотелось узнать, Ло, находился ли один из наших троих подозреваемых этой весной, когда Юлань была задержана в монастыре Белой Цапли, в Озерном уезде.

– Почему ты хочешь это выяснить, Ди? – спросил удивленный коллега.

– В деле Юлань власти также начали действовать после получения анонимного письма, написанного образованным человеком. А преступник во всяком случае предпочитает действовать одним и тем же способом. В деле о государственной измене генерала Мо обвинение было обоснованным, но, изобличая его, доносчик в то же время преследовал и свою цель – лишить генерала возможности выступить против него. Теперь, спустя восемнадцать лет, образованной господин мог снова прибегнуть к анонимному письму, чтобы донести о другом преступлении, а именно об убийстве служанки, снова преследуя какую-то свою цель. Отсюда вывод…

Вошел домоправитель, и судья замолк.

Взяв у Ло кисточку, Ди на обрывке бумаги написал имя и адрес скобяного торговца Хвана и имя Сун Ляна. Протягивая листок домоправителю, он сказал:

– Завтра утром госпожа Хван подойдет к задней двери резиденции с визитной карточкой господина Сун Ляна. Его превосходительство желает, чтобы вы позаботились о ней и она получала бы здесь швейную работу.

Когда домоправитель с почтительным поклоном удалился, Ло сердито спросил:

– Ты сказал, господин Сун Лян? Кто это такой, черт возьми?

– По правде говоря, это я сам.

Он рассказал другу о своем посещении скобяного торговца и заметил:

– Это порядочные люди, и у них нет детей. Предлагаю, чтобы Шафран после излечения поселилась у них. А теперь я отправляюсь вместе с твоим советником, чтобы забрать ее.

Достав из кармана обе анонимки, он протянул их Ло:

– Здесь писарские копии двух анонимных писем. Ты знаток стилистических оттенков. Пожалуйста, внимательно изучи оба письма и посмотри, нет ли примет того, что они написаны одной рукой. Спрячь их быстрее в рукав! Идет советник!

Пока советник отвешивал низкий поклон, Ло сказал ему:

– Као, хочу, чтобы ты сопровождал моего коллегу к кумирне Черного Лиса, у Южных ворот. Я принял решение. Расчисти этот пустырь и первым делом убери полоумную женщину, которая именует себя хранительницей кумирни.

– Господин Као, мы отправимся вместе в официальном паланкине, – добавил судья. – Домашний лекарь и сиделка последуют за нами в закрытом паланкине, я слышал, что та женщина тяжело больна.

Советник поклонился:

– Сразу же этим займусь, сударь.

И повернувшись к начальнику уезда, добавил:

– Вышел мальчик-слуга академика, ваша честь, и передал, что его хозяин готов принять у себя гостей.

– Мои стихи! – воскликнул Ло.

Ди помог ему собрать разбросанные по всему столу бумаги. Проводив друга до второго двора, он отправился в присутствие один.

Советник Као ждал его у ворот, рядом с большим официальным паланкином.

– Сударь, – обратился он к судье. – Лекарь и сиделка в тех закрытых носилках.

Пока паланкин проносили через монументальную арку ворот, Као рассуждал:

– Можно бы превратить пустырь в общественный парк, сударь. Недопустимо, что прямо в городе есть место, где сосредоточено разное отребье. Вы согласны, сударь?

– Да, конечно.

– Надеюсь, сегодня утром вы нашли в архиве то, что искали?

– Да.

Заметив, что судья не склонен вести праздный разговор, советник Као замолчал. Но когда они проходили по улице Храма, все же не сдержался:

– Вчера утром, сударь, я посетил могильщика Лу в храме в конце улицы. Мне потребовалось немало труда, чтобы убедить его принять приглашение его превосходительства. Могильщик уступил только после того, как я ему сказал, что вы также будете жить в резиденции.

Судья Ди выпрямился.

– Сказал ли он, почему?

– Сударь, он упомянул о вашей известности как следователя. И что-то еще об интересном опыте, о лисах, если память меня не подводит.

– Ясно. У вас есть хотя бы малейшее представление о том, что он мог иметь в виду?

– Нет, сударь. Могильщик – загадочный человек. Вроде бы ему очень хотелось внушить мне, что он прибыл сюда лишь накануне ночью. Но… Небо! Почему мы здесь останавливаемся?

Он выглянул.

Старшина носильщиков подошел к окошку и доложил советнику:

– Сударь, толпа перегораживает дорогу. Пожалуйста, подождите. Я приказал им расступиться.

Судья Ди услышал глухой шум возбужденных голосов. Паланкин двинулся, но затем снова остановился. В окошко заглянул начальник стражи. Браво отсалютовав, он сказал Као:

– Извините, сударь, но туда идти не стоит. Ведьма из заброшенного храма подхватила собачью болезнь. Она…

Судья отодвинул дверную завесу и вышел из паланкина. Улицу перегораживали шестеро стражников с выставленными вперед копьями, удерживая на расстоянии кучку зевак. Чуть дальше у обочины дороги лежала на спине Шафран. С помощью длинного шеста с развилком на конце двое стражников прижимали ее за шею к земле. В грязном изорванном платье ее фигурка выглядела трогательно крошечной. Впереди, посреди пустой дороги, стражники разжигали костер.

– Лучше не приближайтесь, сударь, – предостерег стражник судью, – Для пущей безопасности мы сожжем мертвое тело. Никто не знает, как передается эта болезнь.

К ним подошел советник Као.

– Что случилось, офицер? – резко спросил он, – Та женщина мертва?

– Да, сударь. Полчаса назад мои люди, сидевшие у уличного лотка, услышали дикие вопли из-за того кустарника и странный лающий звук. Предположив, что на кого-то напала бешеная собака, они бросились в сторожку и вернулись с вилами. Я как раз проходил теми старыми воротами, когда выбежала ведьма, кричащая во весь голос. Ее лицо было искажено от ужаса, на губах выступила пена. Она кинулась к нам, но один из моих людей сумел зубьями вил ухватить ее за горло и опрокинуть на землю. Она уцепилась за древко и билась так сильно, что понадобился еще один человек, чтобы ее удержать. Но потом руки ее разжались, и она умерла.

Сдвинув назад железный шлем, офицер отер запотевший лоб.

– Замечательный человек, наш начальник уезда, сударь. Он словно ожидал, что произойдет нечто подобное. Я получил приказ поставить нескольких моих людей у того лотка и следить за старыми воротами. Вот почему мы оказались на месте прежде, чем она смогла напасть на какого-нибудь прохожего.

Один из стражников с улыбкой произнес:

– Наш начальник – мудрый человек. Судья Ди подозвал лекаря, который вышел из другого паланкина.

– У этой женщины было бешенство, – бросил он ему. – Вы согласны, что тело надлежит сжечь?

– Обязательно, сударь. А также вилы, которыми ее удерживали. Лучше сжечь и кустарник, из которого она выбежала. Болезнь страшная, сударь.

– Оставайтесь и проследите, чтобы все было сделано, – приказал судья советнику Као. – Я возвращаюсь в присутствие.