Текст книги "Что-то ужасное вырвалось на волю"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Силверберг Роберт
Что-то ужасное вырвалось на волю

Роберт Силверберг

Что-то ужасное вырвалось на волю

Перевод С. Монахова

1.

Взие попал на земной корабль случайно. В его планы совершенно не входила экскурсия на такую неприятную планету как Земля. Он находился в фазе метаморфа, претерпевал период неуправляемых изменений, который начинался с наступлением зимы, и был видим только в той части спектра, которая лежит за пределами возможностей человека. Конечно, внимательный наблюдатель мог бы заметить вспыхивающее время от времени едва заметное фиолетовое свечение, когда взие на мгновение выходил из области ультрафиолета, но еще надо было знать, куда и когда смотреть. Ответственный за погрузку и представить себе не мог, что на контейнере с грузом спит нечто невидимое. Он просто прошел вдоль всего ряда, включая флотеры на каждом контейнере и легким толчком заставляя их скользить по гравитационной дорожке к открытому люку. Пятым контейнером был тот самый, на котором дремал взие. Космонавт не мог знать, что он невзначай отправил в свободный полет к Земле чужеродный организм. Не знал этого и взие, пока люк не закрылся, и в трюм с шипением не ворвалась кислородно-азотная смесь. Взие не приходилось дышать подобными газами, но в стадии метаморфа он был способен быстро и эффективно приспосабливаться к едким парам, проникающим в его метаболические клетки.

Следующим его шагом было выпустить чувствительные ко всем областям спектра сканеры и изучить окружающее. Спустя несколько минут взие знал...

...что это было обширное темное пространство, заставленное ящиками, содержащими различные минеральные и растительные продукты его родной планеты; в основном, ветки деревьев, называемых "зеленый огонь", а также другими предметами, не имеющими для взие никакой ценности...

...что это пространство ограничивается двойными выгнутыми металлическими стенами...

...что сразу же за стенами начинается зона безатмосферного пространства, подобная той, которая простирается между планетами...

...что вся эта замкнутая система испытывает ускорение...

...что это, следовательно, космический корабль, стремительно удаляющийся от планеты взие, что пропасть пустоты уже достигла десяти диаметров планеты и с нарастающей быстротой ширится с каждой секундой...

...что уже невозможно, даже для взие в фазе метаморфа, покинуть корабль...

...и что если он только не упросит экипаж повернуть обратно, то будет вынужден совершить долгое и унылое путешествие на незнакомую и, возможно, отвратительную планету, жизнь на которой, в лучшем случае, сопряжена с неудобствами, а то и с опасностями. Он будет оторван от ритма своей цивилизации. Он пропустит Фестиваль Перемен. Он пропустит Святое Затмение. Он не сможет принять участия в весеннем Морском Приливе. Чего только ему не придется вынести.

На корабле находилось шесть человеческих существ. Выдвинув свои перцепторы [органы ощущения], взие попытался достичь их мозгов. Хотя люди прилетали на его планету вот уже много лет, он никогда не пытался установить с ними контакт; и ему никогда еще не приходилось так трудно. Он выпустил туманное щупальце мысли и двинулся по коридорам, ища следы человеческого разума. Здесь? Свечение электрической активности внутри костяной сферы показывало: мозг, мозг, деятельный мозг. Почему-то он был окружен стеной. Взие попытался пробить ее, но неожиданно был отброшен назад. Это его поразило и выбило из колеи. Что это за существа, что их мозг закрыт для обычного контакта? Взие двинулся дальше. Еще один мозг: снова закрытый. Еще. Еще. Он начал испытывать страх. Его мантия затрепетала: энергия излучения упала до видимой частоты спектра, потом нервно подпрыгнула к более коротким волнам. Даже само его тело, к его величайшему замешательству, претерпело ряд быстрых непроизвольных метаморфоз. Из сферического оно стало кубическим, приняло хаотическую форму, превратилось в клетку из тонких волокон, связанных единственно пульсирующей силой его я. И он ничего не мог с этим поделать. С усилием преодолевая режущую боль, он снова заставил себя принять сферическую форму и продолжил исследования корабля, мрачно отметив, что теперь от родной планеты его отделяет расстояние в половину звездной единицы. Он потерял всякую надежду и продолжал свои попытки проникнуть в сознание экипажа только для того, чтобы довести дело до конца. Даже если он установит контакт, как он сможет объяснить бедственность своего положения, и если даже он объяснит, то почему люди должны помочь ему? Все же он продолжал двигаться по кораблю. Вдруг...

Наконец-то! Открытый мозг. Никакой стены. Чудо! Взие обрушился на него, преодолевая радость и удивление, изливая свои горести.

– Выслушайте, пожалуйста. Несчастное негуманоидное существо случайно попало на корабль во время погрузки. Метаболически и психологически оно не приспособлено для длительного пребывания на Земле. Оно просит прощения за беспокойство, умоляет помочь ему вернуться на планету, с которой вы только что стартовали, сожалеет о возможном нарушении расписания, но надеется, что его нижайшую просьбу возможно исполнить. Вы меня поняли? Несчастное негуманоидное существо случайно попало...

2.

Лейтенанту Фалькирку полагалось спать сразу же после старта. Это было кстати; Фалькирк вымотался, загружая контейнеры, подключая каждый флотер, составляя декларацию груза для компьютера... Теперь, когда корабль вышел в космос, он мог позволить себе отдохнуть, поручив доделки другим. Поэтому он улегся на кровать сразу же, как только они легли на обратный курс. В его распоряжении было шесть часов. Внизу вращались инерционные поглотители, всасывая инерцию, увеличивая ускорение, и корабль мчался к Земле со скоростью, которая должна была достичь галактической величины еще до того, как он проснется. Он погрузился в дрему. Хороший полет: древесины "зеленого огня" достаточно для того, чтобы разглядеть Землю сквозь дюжину приступов молекулярной гумы, и еще целая куча любопытных растений, да груз интересных минералов, да... Фалькирк заснул. Полчаса спустя он уже видел сладкий сон, его душа освободилась от забот, тело расслабилось.

И тут в мозгу зашевелился черный комок.

Мрачно и жарко светит пурпурное солнце. Что-то легонько касается его головы. Он лежит на большой белой плите посреди выжженной пустыни. Невозможно пошевельнуться. Все труднее дышать. Ужасный пресс гравитации давит и ломает его, крошит кости. Вокруг фигуры в надвинутых на глаза капюшонах. Они тычут в него пальцами, смеются, обмениваются нечленораздельными восклицаниями на незнакомом языке. Кожа его плавится и приобретает новое строение: в теле зарождаются иглы дикобраза, прорывают кожу, появляются из каждой поры. Он весь в огненных тисках. Тонкая алая рука – высохшие пальцы, словно лапы краба – парит перед самым его лицом. Царапает. Царапает. Царапает. По иглам течет кровь, густая и тягучая. Его бьет дрожь, он старается сесть... поднимает руку, оставляя на плите куски дрожащей плоти... садится...

С криком он проснулся, весь дрожа.

Вопль все еще звучит в его собственных ушах, пока глаза привыкают к свету. Лейтенант – командир корабля – тряс его за плечо.

– Что с тобой?

Фалькирк попробовал ответить, но слова не шли с языка. Галлюцинативный шок, понял он, в то время, как одна половина его мозга убеждала другую, что сон кончился. Обученный выходить из кризиса, он быстро пробежал числа в обратном порядке и успокоился, хотя потрясение еще не совсем прошло.

– Кошмары, – сказал он хрипло. – Хорошенькое дельце. Никогда у меня еще не было таких ярких снов.

Командир Родригес облегченно вздохнул. Ясно, не стоит расстраиваться из-за обычного кошмара.

– Дать тебе таблетку?

Фалькирк покачал головой.

– Спасибо. Справлюсь сам.

Но осадок от сна остался. Прошло больше часа, прежде чем он закрыл глаза, но к нему пришла лишь легкая, не приносящая отдыха дрема, словно мозг его стоял на страже, охраняя самого себя от возвращения леденящих кровь фантазий. За пятьдесят минут до запрограммированного времени пробуждения он проснулся от дикого вопля, доносившегося с противоположной стороны каюты.

Лейтенанта-командира Родригеса мучили кошмары.

3.

Когда месяц спустя корабль совершил посадку на Землю, то был, как обычно, подвергнут дезинфекции, прежде чем команде было разрешено покинуть космопорт и началась разгрузка. Внешняя обшивка корабля была облита специальной жидкостью; она втягивала в себя и убивала любые микроорганизмы, которые могли быть занесены с других планет. Экипаж прошел через дезинфекционный отсек и проследовал в палату карантина, не выходя наружу; вся атмосфера корабля была пропущена через фильтровальные камеры, где она прошла полную очистку, а все внутренние помещения были подвергнуты шестиэтапной стерилизации, начинающейся с пятидесяти минут полного вакуума и кончающейся часом нейтронного облучения.

Все эти процедуры доставили взие некоторые неудобства. Он и так уже находился в довольно низкой энергетической фазе, к чему привели повторяющиеся неудачные попытки установить контакт с космонавтами. Теперь еще он был вынужден приспосабливаться ко всем этим не слишком-то приятным процедурам, которые сменяли друг друга без всякого перерыва. Даже обладающий самой совершенной приспособляемостью организм может уставать. В то время как дезинфекционная команда космопорта докладывала о том, что корабль полностью очищен от чужеродных форм жизни, взие чувствовал себя неимоверно уставшим.

Трюм вновь заполнился кислородно-азотной атмосферой. Взие воспринял это чуть ли не с радостью; по крайней мере, это было лучше того, что ему пришлось вынести. Люк открылся; вошедшие грузчики подготовили контейнеры для транспортировки их в сортировочный купол. Взие воспользовался этим моментом, чтобы отрастить себе ноги, и выбрался из корабля. Он находился на обширной бетонированной поверхности, окруженной массивными зданиями. В голубом небе сияло желтое солнце, инфракрасные лучи заливали все вокруг, и взие пришлось предпринять необходимые защитные меры, чтобы отразить их излишек. Одновременно он защитился и от покалывающего воздействия этих ужасных гидрокарбонатов атмосферы, дикого шума и растущей ностальгии, грозящей нарушить его органическую стабильность. Ностальгию он испытал при первом же взгляде на незнакомый бесстрастный мир. Как ему вернуться домой? Как установить контакт? Взие не ощущал ничего, кроме закрытых мозгов – закупоренных, словно семечко в кожуре. Правда, время от времени какой-нибудь мозг открывался, но даже тогда, похоже, он не хотел воспринимать его обращение.

Может, здесь будет по-другому. Возможно, космонавты по какой-нибудь причине были плохо приспособлены к контакту, а здесь найдется более подходящий к восприятию мозг. Может быть. Может быть. Взие, близкий к отчаянию, бросился через поле и нырнул в первое же здание, где почувствовал открытый мозг. Здесь было много людей, они занимали несколько этажей, и открытые мозги встречались очень часто. Взие засек ближайший мозг и настойчиво, с надеждой тронул его кончиком своего мозга.

– Пожалуйста, выслушайте. Я не желаю зла. Негуманоидное существо, попавшее на вашу планету благодаря неудачному стечению обстоятельств, всего лишь хочет как можно быстрее вернуться на свою планету...

4.

Кардиологическое отделение больницы при лонг-айлендском космопорте помещалось на первом этаже в дальнем углу здания. Даже когда пациенты подвергались гравиотерапии, это не сказывалось на гравитационном поле в остальных частях здания. Как всегда, больница была полна – люди всегда чувствуют себя плохо после полета, и большинство из них госпитализируется прямо в космопорте – и кардиологическое отделение было переполнено. В нем находилось десять человек с инфарктом, ожидающих имплантации, девять постимплантантов, пять человек с коронарной болезнью в кризисном состоянии, трое, у кого планировалась регенерация желудочка сердца, один пациент с поврежденной аортой и еще девять или десять больных. Большинство пациентов лежало в антигравитационных устройствах, чтобы исключить воздействие силы тяжести на поврежденные органы, больные же с регенерированными органами находились в обычных условиях, чтобы их новые сердца обрели силу и упругость, необходимую им. Больница имела превосходную репутацию и чуть ли не самый низкий уровень смертности во всем полушарии.

Потеря двух пациентов за одно утро была тяжелым ударом для всего персонала.

В девять часов семнадцать минут монитор вспыхнул красным светом для миссис Мальдонадо восьмидесяти семи лет, после имплантации до сих пор она чувствовала себя хорошо. После круиза по системе Юпитера у нее дал себя знать эндокардит, а в ее возрасте в организме уже не хватало жизненных сил, чтобы подвергать ее медленной регенерации сердца посредством генной операции. Поэтому ей пересадили синтетический имплантант, и две недели все шло довольно хорошо. Вдруг управляющий центр больницы получил зловещие телеметрические данные с койки миссис Мальдонадо: сердечная активность – ноль, дыхание – ноль, пульс – ноль, кровяное давление – ноль, абсолютно все – ноль, ноль, ноль. На ленте электроэнцефалографа появился заброс – словно она получила резкий сильнейший шок – с минутой-двумя нерегулярной активности и последующим прекращением мозговой деятельности. Прежде, чем кто-нибудь из персонала успел добежать до ее койки, в дело включилась аппаратура электрической и химической реанимации, но безуспешно: сильнейшее кровоизлияние в мозг, происшедшее совершенно неожиданно, привело к летальному исходу.

В девять часов двадцать восемь минут произошел второй случай; мистер Гиннес, пятьдесят один год, третий день после операции коронарная эмболия. Та же самая последовательность событий. Сильнейшее потрясение нервной системы с немедленной и фатальной реакцией организма. Реанимационные процедуры не помогли. Никто из персонала больницы не мог дать сколько-нибудь приемлемого объяснения этой смерти. Как и миссис Мальдонадо, он мирно спал, все жизненные функции его были в норме до самого момента фатального исхода.

– Словно кто-то подошел и крикнул ему на ухо "Бах!", пробормотал один из докторов, ломающий голову над историями болезни. Он ткнул пальцем в дикий скачок электроэнцефалограммы. – Или их мучили невыносимые кошмары, с которыми они не могли справиться. Но никто из них не кричал, не звал сиделку. И кошмарами нельзя заразиться.

5.

Для доктора Питера Мукерджи, главного невропатолога, утренний обход шестого этажа начался с тихого голоса связника, который он носил за левым ухом, попросившего его немедленно связаться с карантинным блоком. Доктор Мукерджи огрызнулся в ответ.

– Они что, не могут подождать? Я сейчас занят, как никогда...

– Вас просят прийти прямо сейчас.

– Знаешь, у меня здесь девочка в коме, которую через пятнадцать минут подготовят к телетерапии, и она ждет не дождется меня. Я – ее единственная связь с миром. Если я не приду...

– Вас просят прийти немедленно, доктор Мукерджи.

– Чего ради карантинщикам понадобился невропатолог, да еще так срочно? Дайте мне сперва позаботиться о девочке, и через сорок пять минут я в их полном распоряжении.

– Доктор Мукерджи...

Не имело смысла спорить с машиной. Мукерджи подавил вспыхнувший гнев. Его семья славилась вспыльчивыми характерами, любовью к жгучему кари [приправа из куркумового корня, чеснока и пряностей (Индия)] и телепатическим даром. Он сердито схватил интерком, назвал себя и сказал, чтобы управляющий центр перестроил его утреннее расписание.

– Внесите туда какую-нибудь получасовую задержку, – хмуро произнес он. – Ничего не могу поделать, сами видите. Меня забирают карантинщики, – компьютер оказался достаточно сообразительным, чтобы заказать ему автороллер. Когда он вышел из больницы, транспорт уже ожидал его. Путешествие по космопорту длилось всего три минуты, и злость доктора не успела пройти. Сканнер над дверью опознал его значок, и один из многочисленных динамиков центра управления важно произнес:

– Вас ждут в комнате No 403, доктор Мукерджи.

Комната No 403 оказалась разделенным пополам толстой стеклянной стенкой наблюдательным кабинетом. Дальнее помещение было частью самого карантина, а переднее относилось к общей части здания. За стенкой полулежали на койках шестеро изможденных космонавтов, а по переднему помещению прохаживались три человека из карантинного персонала. Раздражение Мукерджи улетучилось, когда он увидел, что один из этих трех – его старый институтский товарищ Ри Накадаи. Миниатюрный японец был годом старше Мукерджи, ему было двадцать девять лет; иногда они встречались за ленчем, в универмаге космопорта, а в былые годы напоминали сиамских близнецов. Из-за постоянной занятости теперь не было возможности видеться месяцами. Накадаи сразу же перешел к делу:

– Пит, тебе не приходилось слышать об эпидемии кошмаров?

– Что?

Показав на людей в карантинном помещении, Накадаи сказал:

– Эти парни пару часов назад вернулись из полета к звезде Нортона. Доставили груз древесины "зеленого огня". Физическое состояние их – лучше не бывает – и я давно бы отпустил их, если бы не одна любопытная вещь. Все они находятся в состоянии крайнего нервного истощения, которое, как они говорят, явилось следствием того, что они практически не спали в течение всего полета, длившегося месяц. Причина этого – мучительные кошмары, реальные, выжимающие мозг сновидения, каждый раз, как только они ложились спать. Это звучало настолько дико, что я подумал, не подвергнуть ли их неврологическому обследованию. Вдруг они подхватили какую-нибудь церебральную инфекцию?

Мукерджи нахмурился.

– И ради этого ты оторвал меня от обхода своим срочным вызовом, Ри?

– Поговори с ними, – сказал Накадаи. – Может, это тебя хоть немного заинтересует.

Мукерджи взглянул на космонавтов.

– Хорошо. Что там насчет этих кошмаров?

Высокий симпатичный офицер, назвавшийся лейтенантом Фалькирком, сказал:

– Я был первой жертвой. Сразу же после старта. Мне всегда везет в жеребьевке. Это было так, словно что-то коснулось моего мозга, наполнив его жуткими кошмарами. И все абсолютно достоверно. Мне казалось, что я задыхаюсь, что тело превращается во что-то чужеродное, что кровь струится из каждой поры... – Фалькирк поежился. – Словно дурной сон, только раз в десять ярче. Через несколько часов то же случилось с лейтенантом-командиром Родригесом. Другие картины, но тот же эффект. В пятьдесят раз ярче обыкновенного сна. Потом и остальные, один за другим, стали ложиться и с криком просыпаться. Двое кончили тем, что последние три недели держались исключительно на тонизирующих таблетках. Мы довольно уравновешенные люди, доктор, мы обучены многому. Но я думаю, что какого угодно человека такие сны до добра не доведут. Не столько видения, сколько их интенсивность, их реальность.

– И эти сны возвращались к вам в течение всего полета? – спросил Мукерджи.

– Всякий раз, как кто-то ложился. Дошло до того, что мы боялись задремать, потому что знали, что черти снова примутся скрестись в наших головах, стоит только уснуть. Или пили снотворное. Но даже тогда мы видели сны, хотя мозг был одурманен настолько, что нельзя было себе и представить, что в таком состоянии может что-то сниться. Чума кошмара, доктор. Эпидемия.

– Когда это произошло в последний раз?

– Во время последнего сна перед посадкой.

– И никто из вас не спал с тех пор, как вы покинули корабль?

– Нет, – ответил Фалькирк.

Один из космонавтов вмешался в разговор:

– Может, он сказал не совсем ясно, доктор. Это были сны-убийцы. Они разрушали мозг. Мы рады были бы сойти с ума, если бы это помогло от них избавиться.

Мукерджи побарабанил пальцами по стеклу, мысленно подыскивая похожий случай. Но подобного с ним еще не случалось. Он знал множество случаев с галлюцинациями, эпизоды, когда целые толпы убеждали себя, что видят богов, демонов, чудеса, оживших мертвецов, огненные знаки на небесах. Но последовательная серия галлюцинаций, наблюдаемых во время каждого сна целым экипажем сильных, целеустремленных космонавтов? Это не укладывалось в голове.

Накадаи сказал:

– Пит, у них есть предположение о том, что с ними случилось. Дикая идея, но кто знает...

– Что за идея?

Фалькирк с трудом улыбнулся:

– Вообще-то это просто фантастика, доктор.

– Давайте, давайте.

– Ну, что мы занесли с собой что-нибудь на корабль. Какое-нибудь телепатическое существо, которое ковыряется у нас в мозгах всякий раз, когда мы засыпаем. То, что мы воспринимаем как кошмар, это, возможно, забирающаяся во сне в череп тварь.

– Если она была с нами все это время, – вмешался еще один космонавт, – то она, возможно, еще на корабле... Или убежала теперь в город.

– Невидимая Кошмарная Угроза? – сказал Мукерджи с чуть заметной улыбкой. – Что-то не верится.

– Но ведь _есть_ же телепатические существа, – возразил Фалькирк.

– Знаю, – бросил Мукерджи. – Мне посчастливилось быть одним из них.

– Простите, доктор, если...

– Но это не заставляет меня искать телепатию под каждым кустом. Я вовсе не собираюсь исключать эту чужеродную опасность, не думайте. Но мне кажется, что, скорее всего вы подхватили нечто вроде воспаления мозга. Вирусная болезнь, что-то похожее на энцефалит, проявляющий себя в форме хронических галлюцинаций, – он заметил, что космонавты подавленно переглянулись. Ясно, что для них было предпочтительнее оказаться жертвами неизвестного чудовища, терзающего их снаружи, чем жертвами неизвестного вируса, который завелся внутри их мозгов. Мукерджи продолжал. – Я не говорю, что так оно и есть. Я просто рассматриваю гипотезы. Мы будем знать больше, когда проведем некоторые исследования. – Взглянув на часы, он сказал Накадаи. – Ри, вряд ли я сейчас смогу обнаружить что-либо важное, а мне пора к своим пациентам. Я хочу, чтобы этих парней подвергли полному неврологическому обследованию. Когда все будет готово, переключи аппаратуру на мой оффис. Давай им тесты вразброс и заставляй спать по двое после каждой серии... Я пришлю техников помочь тебе наладить телеметрию. Я должен быть в курсе, если кошмары повторятся.

– Вот это другой разговор.

– Пусть они подпишут согласие на телетерапию. Я сделаю им предварительное зондирование мозга после того, как у меня будут в руках результаты обследования. И, разумеется, держи их на строжайшем карантине. Эта штука может оказаться заразной. Надо быть осторожнее.

Накадаи кивнул. Мукерджи улыбнулся космонавтам профессиональной улыбкой и вышел, погрузившись в размышления. Вирус кошмара? Ковыряющийся в мозгах чужеродный организм, которого просто никто не может увидеть? Он не разобрался, какая из этих гипотез нравится ему больше. Впрочем, возможно, существует какое-нибудь совсем прозаическое объяснение этому месяцу скверных снов: повреждение системы приготовления пищи или шуточки рециклера атмосферы. Простенькое, примитивное объясненьице.

Возможно.

6.

Когда это произошло в первый раз, взие даже не понял, что же случилось. Он коснулся человеческого мозга; реакция была немедленной и бурной. Взие был отброшен назад, напуганный неистовой яростью ответного сигнала, а спустя мгновение он уже не мог обнаружить этот мозг. Возможно, подумал взие, это был какой-то защитный механизм, посредством которого люди оберегают свой мозг от непрошенного вмешательства. Но это казалось маловероятным, поскольку человеческий мозг и так надежно защищен большую часть времени. На корабле взие приходилось преодолевать сильную турбулентность всякий раз, как он пытался миновать стену, защищавшую мозги членов экипажа – словно люди совсем не стремились вступать с ним в ментоконтакт. С таким совершенным отключением, полным прекращением сигнала, он еще не сталкивался. Взие в замешательстве предпринял новую попытку, подтянувшись к открытому мозгу, который находился неподалеку от того, который только что пропал.

– Минуточку внимания, выслушайте, будьте добры, несчастный инопланетянин, жертва неудачного стечения обстоятельств...

Снова сильнейшая реакция: неожиданная и ужасная вспышка ментальной энергии, сгусток страха, боль и шок. Мгновение же спустя полнейшее молчание, словно мозг спрятался за непроницаемым барьером. Где вы? Куда вы исчезли? Доведенный до отчаяния, взие рискнул отрастить оптический рецептор, работающий в видимой части спектра, чтобы понять происходящее. Он увидел человека на кровати, окруженного какой-то сложной аппаратурой. То тут, то там вспыхивали какие-то огоньки. Люди с взволнованными лицами бежали к койке. Человек на ней лежал совершенно спокойно. Он не пошевелился даже тогда, когда сверху опустилась металлическая рука и воткнула ему в грудь длинную блестящую иглу.

Внезапно взие понял.

Двое людей прекратили свое существование!

Взие поспешно втянул свой рецептор и забился в укромный уголок, чтобы обдумать случившееся. Дано: умерли два человека. Дано: прекращение их существования наступило непосредственно после передачи взие ментального сообщения. Спрашивается: не является ли ментальное сообщение причиной прекращения существования?

Предположение, что взие стал причиной двух смертей, было для него просто ужасающим, и по его телу пробежал такой озноб, что оно сжалось в тугой тяжелый шар со спутавшимися в клубок мыслями. Ему потребовалось несколько минут, чтобы возвратиться в работоспособное состояние. Если его попытки связаться с людьми приводят к таким ужасным последствиям, понял взие, то его надежды найти здесь помощь весьма шатки. Разве может он идти на контакт с людьми, если...

Появилась спасительная мысль. Взие понял, что слишком поторопился с выводами, приняв во внимание только то, что лежит на поверхности, и проглядел сильный контрдовод. В течение всего путешествия на эту планету взие вступал в контакт с людьми – с шестью космонавтами – и никто из них не прекратил своего существования. Отсюда со всей очевидностью следовало, что люди могут выдерживать контакт с мозгом взие. Значит, один только контакт не может явиться причиной этих двух смертей.

Возможно, взие оба раза совершенно случайно наткнулся на людей, находящихся на границе смерти. Не было ли это местом, куда собирают людей, чей конец уже близок? Не наступил ли бы конец их существования даже в том случае, если бы взие не пытался установить с ними контакт? Была ли попытка контакта достаточна для того, чтобы лишить людей оставшейся в них энергии и помочь им переступить роковой порог? Взие этого не знал. Было просто досадно перечислять, скольких важных фактов ему недоставало. Ясно было одно: его время подходило к концу. Если в ближайшем будущем ему не помогут, начнется распад его метаболической системы с последующей потерей метаморфической активности и фатальной утратой приспособляемости с последующим... неизбежным концом.

У взие не было выбора. Продолжать попытки установления контакта с людьми было его единственной надеждой выжить. Взие осторожно и робко взялся за поиски нового чувствительного мозга. Этот заблокирован. И этот. И эти. Ни малейшей лазейки!

Взие начал склоняться к мысли, что все эти барьеры только для того и придуманы, чтобы не допустить воздействия на мозг чужеродного разума или же оградить человека от ментоконтакта любого рода, включая контакты с другими людьми. Однако взие не замечал подобных контактов между людьми ни на корабле, ни здесь. Что за странная раса!

Может быть, имело смысл проверить разные этажи здания? Взие проскользнул под запертую дверь и по служебной лестнице пробрался на следующий этаж. Снова начал свои поиски. Закрытый мозг здесь. И здесь. И здесь. А вот открытый. Взие приготовился к посылке своего сообщения. Безопасности ради он снизил энергию передачи, выпустив лишь маленький мысленный пучочек:

– Вы слышите? С вами говорит попавшее в беду внеземное существо. Оно просит помощи. Желает...

Ответом было резкое, жалящее чувство недовольства, бессловесное, но несомненно враждебное чувство. Взие поспешно отступил. Он испуганно ждал, что сейчас последует еще один конец. Нет, человеческий мозг продолжал функционировать, хотя и не был больше открытым, он окружил себя обычным барьером. Удрученный, упавший духом взие пополз в сторону. Снова неудача. Хотя бы секунда осмысленного ментоконтакта! Неужели нет никакого способа связаться с людьми? Взие мрачно продолжил свои поиски чувствительного мозга. Что еще ему оставалось делать?

7.

Визит в карантинный блок отнял у доктора Мукерджи сорок минут от утреннего обхода. Это его немного раздосадовало. Он не винил карантинщиков за то, что они так забеспокоились из-за рассказа космонавтов о хронических галлюцинациях, но он не считал, что эта загадочная история настолько серьезна, что стоило его вызывать с такой поспешностью. Что там такое с этими космонавтами – это скоро выяснится; к тому же они надежно изолированы от остальной части космопорта, Накадаи следовало бы сделать небольшой анализ, прежде чем вызывать его. Вместо этого было отнято время у его пациентов.

Мукерджи начал свой запоздалый утренний обход, напоминая себе, что ему следует успокоиться: ни для его пациентов, ни для него самого не будет ничего хорошего в том, что он явится к ним взволнованным и раздраженным. Он должен быть целителем, а не источником беспокойства. Он заставил себя потратить несколько секунд на ритуал успокоения. Входя в дверь первой палаты, где лежала Сатина Рэнсом, он уже полностью расслабился и был дружелюбен.

Сатина лежала на левом боку с закрытыми глазами: хрупкая шестнадцатилетняя девочка с тонкими чертами лица и длинными, мягкими золотистыми волосами. Ее окружала паутина мониторной системы. Она была без сознания вот уже четырнадцать месяцев, двенадцать из них здесь, в неврологическом отделении больницы космопорта и последние шесть – под наблюдением Мукерджи. Ее родители решили отметить начало каникул тем, что взяли ее на один из курортов Титана; было как раз самое лучшее время, чтобы полюбоваться кольцами Сатурна; с большим трудом им удалось выбить разрешение на посещение заповедника в Куполе Галилея, и они оказались там в тот злополучный день, когда сильнейшее титанотрясение разрушило купол и вышвырнуло тысячу туристов в ядовитую метановую атмосферу ледяного спутника Сатурна. Сатина оказалась одной из тех, кому повезло: она не успела вдохнуть и пары раз, как экскурсовод, с которым она как раз разговаривала, надел ей на лицо кислородную маску. Она выжила. Из ее родных не выжил никто. Но сознание так и не вернулось к ней с самого момента катастрофы. Она впала в кому. Тщательное обследование, проведенное на Земле, показало, что, попав внутрь, метан не мог привести к сколько-нибудь серьезным повреждениям мозга; с ее организмом не произошло ничего страшного, но она боялась просыпаться. Это была реакция на шок. Мукерджи был уверен, что она предпочла бы проспать всю жизнь, нежели возвращаться к кошмарной для нее яви. Он научился поддерживать с ней телепатическую связь, но не мог излечить ее от вызванной катастрофой травмы, вернуть ее в мир настоящего.