Текст книги "Дорога в один конец"

Автор книги: Роберт Силверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Хватит! – резко говорит Куллинан, и крик Фолка обрывается. – Перешагни через боль и иди дальше. Что произошло, когда ты очнулся?

– Голоса. Я слышу их над собой, когда начинаю прорываться сквозь пелену боли. Радиационный ожог, говорит низкий потрескивающий голос. Это док Сигстром. Док говорит: он ужасно обгорел, Леон. Не думаю, что выживет. Проклятье, говорит другой голос. Это коммандер Уоршоу. Он должен выжить, говорит Уоршоу. До сих пор я никогда не терял людей. За двадцать лет не потерял ни одного человека. Его поджарила рука дистанционного управления, говорит третий голос. Это психиатр Куллинан, по-моему. Он потерял управление, продолжает Куллинан. Очень странно. Да, думаю я. Очень странно. Я отключился всего на мгновение, и этот ковш будто ожил. Я чувствую, как волны боли разрывают тело. Такое ощущение, будто половины головы нет, а рука в огне. Если это ад, то где сера, спрашиваю себя я. Потом док говорит: надо попробовать питательную ванну. Что это за штука, спрашивает Уоршоу. Новая технология, отвечает док. Химиотерапевтическая инкубация. Погружение в раствор гормонов. Эту ванну используют на Земле в тяжелых случаях радиационных ожогов. Не думаю, что к ней когда-либо прибегали в космосе, но рано или поздно это должно было случиться. Он будет в невесомости, и гравитация не сможет осложнить ситуацию. Если это спасет его, говорит Уоршоу, я «за». Потом все снова расплывается. Разрывающая бок жгучая боль длится целую вечность. Время от времени я слышу, как разговаривают разные люди, чувствую, как меня переносят с места на место. В меня вставляют трубки и через них кормят. Интересно, на что я похож – с наполовину поджаренным телом? Внезапно ощущаю прохладное тепло. Понимаю, это звучит странно. Однако тут есть тепло и питание, но и прохлада тоже. Все это омывает меня и уносит боль из тела. Я даже не пытаюсь открыть глаза, но знаю, что вокруг тьма. Я полностью неподвижен в самом сердце тьмы, но тем не менее понимаю, что нахожусь на корабле, который мчится к Коллидору. Он охватывает меня со всех сторон, он защищает меня. Я внутри корабля, мягко покачиваюсь, и я в безопасности. Внутри чего-то внутри корабля. Колеса внутри колес, двери внутри дверей. Китайская головоломка, и я внутри. Мягкая жидкость омывает меня, проникает туда, где от жара порвались ткани и плоть пошла пузырями. Ласкает каждую клеточку, омывает орган за органом, и я начинаю выздоравливать. Я плаваю в океане. Тело быстро исцеляется. Боль исчезает. Я не замечаю, как вдет время. Одна минута незаметно сменяется другой, поток времени бесконечен, он баюкает меня в тишине и мраке. Вот оно, счастье, думаю я. Безопасность. Мир и покой. Мне здесь нравится. Меня со всех сторон окружает жидкость. Вокруг нее паутина из металлических полосок. Вокруг нее космический корабль в форме сфероида, а вокруг него вселенная. А что вокруг нее? Я не знаю, и мне все равно. Здесь я в безопасности, здесь нет ни боли, ни страха. Тьма. Полная, совершенная тьма. И еще безопасность, мягкость и тишина. Но потом… Что они делают? Что происходит? Голубые стрелы света на фоне тьмы, водоворот красок. Зеленый, красный, желтый. Вспыхивают огни, вызывая головокружение. Запахи, звуки, ощущения. Колыбель качается. Я совершаю движение. Нет – это меня вытаскивают. Наружу! Холодно, и я не могу дышать. Задыхаюсь! Пытаюсь сопротивляться, но они не отпускают! Они продолжают вытаскивать меня – наружу, наружу, наружу, в мир огня и боли! Я борюсь. Не хочу выходить. Но я ничего не могу с этим поделать. В конце концов оказываюсь снаружи. Я оглядываюсь. Надо мной две нечеткие фигуры. Я вытираю глаза и теперь вижу яснее. Уоршоу и Сигстром, вот кто это. Сигстром сияет. Ну, он замечательно исцелился, говорит он. Чудо, говорит Уоршоу. Просто чудо. Я дрожу. Хочу упасть, но уже и так лежу. Они продолжают говорить, а я в ярости начинаю плакать. Однако пути назад нет. Все кончено. Все, все кончено. И я ужасно одинок.

Голос Фолка внезапно оборвался. Уоршоу с трудом подавил позыв к рвоте. Лицо покрылось холодным липким потом. Он бросил взгляд на Сигстрома и Куллинана, тоже бледных и взволнованных. Позади них сидела Зетона. Как обычно, ее лицо ничего не выражало.

Затянувшееся молчание прервал Куллинан.

– Леон, ты был свидетелем того, что было раньше. Понимаешь, о чем он только что рассказал?

– Родовая травма, – безучастно ответил Уоршоу.

– Несомненно. – Сигстром провел дрожащими пальцами по густой копне седых волос, – Химиотерапия… для него это была материнская утроба. Мы поместили его в утробу.

– А потом вытащили оттуда, – сказал Уоршоу, – Можно сказать, приняли роды. И он отправился на поиски матери.

Куллинан кивнул на Зетону.

– И нашел ее.

Уоршоу облизнул губы.

– Ну, теперь мы знаем, в чем дело. И что предпримем?

– Мы записали все его откровения, пусть он прослушает их. Его разум поймет, что эти взаимоотношения с Зетоной – невротическая попытка взрослого человека, насильственно помещенного в искусственную утробу, найти свою мать. Как только это понимание поднимется из области, так сказать, подвала, то есть подсознания, на чердак, то есть в сознание, думаю, с ним все будет в порядке.

– Но ведь корабль и был его матерью, – сказал Уоршоу. – Именно в нем находился инкубационный резервуар… то есть материнская утроба.

– Корабль выбросил его из себя. Ваш образ слился для него с образом дяди и заменителем матери быть не мог. Он сам это говорил. Он отправился на поиски в другое место и нашел Зетону. Давайте дадим ему прослушать записи.

Много позже Мэтт Фолк по-прежнему сидел в каюте со всеми четырьмя. Он слушал собственный голос, излагающий события его жизни. И уже все осознавал.

Последовало долгое молчание, когда кончилась последняя запись, когда голос Фолка произнес: «Все, все кончено. И я ужасно одинок».

Эти слова повисли в воздухе. Потом Фолк сказал – холодным, напряженным, безжизненным голосом:

– Спасибо.

– Спасибо? – тупо повторил Уоршоу.

– Да. Спасибо за то, что открыли мне глаза, позволили увидеть то, что таилось в моей голове. Конечно… спасибо.

Лицо у него было угрюмое, полное горечи.

– Ты, конечно, понимаешь, что это необходимо, – заговорил Куллинан. – Понимаешь, зачем мы…

– Да, понимаю. И могу вместе с вами вернуться на Землю. Ваша совесть чиста.

Он перевел взгляд на Зетону, смотревшую на него с беспокойным любопытством, ясно отразившемся на ее широком лице. Фолк еле заметно вздрогнул, когда его взгляд встретился со взглядом девушки. Уоршоу заметил эту реакцию и кивнул. Терапия оказалась успешной.

– Я был счастлив, – продолжал Фолк. – Пока вы не решили, что должны заставить меня вернуться на Землю. Тогда вы прогнали меня через эту мясорубку, выбили из моей головы все заскоки, и… и…

Зетона грузно подошла к Фолку и положила руки ему на плечи.

– Нет, – пробормотал он и отпрянул от нее. – Неужели ты не понимаешь, что все кончено?

– Мэтг… – начал Уоршоу.

– Не называйте меня Мэттом, капитан! Я больше не в материнской утробе, я снова член вашего экипажа. – Он обратил на Уоршоу грустный взгляд. – У нас с Зетоной было что-то хорошее, теплое и прекрасное, но вы уничтожили это. Разбитую чашку не склеить. Ладно. Теперь я готов вернуться на Землю.

Не добавив ни слова, он покинул каюту. Уоршоу сумрачно посмотрел на Куллинана, на Зетону и опустил взгляд.

Он боролся, чтобы сохранить Мэтта Фолка, и победил… или нет? Формально – да. Но вот что касается духа… Фолк никогда не простит ему содеянного.

Уоршоу пожал плечами, вспомнив слова из инструкции: «Коммандер должен относиться к члену своего экипажа как отец к собственному ребенку».

Нет, он не допустит, чтобы печальные глаза Фолка расстраивали его. Огорчение парня было вполне предсказуемо.

Ведь ни один ребенок не прощает родителям того, что его вытащили из материнской утробы.

– Пойдемте со мной, Зетона, – обратился Уоршоу к крупной, загадочно ухмыляющейся чужеземной девушке. – Я отведу вас в город.