Текст книги "Мрак над Токиорамой"

Автор книги: Роберт Шмидт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Шмидт Роберт
Мрак над Токиорамой

РОБЕРТ ШМИДТ

Мрак над Токиорамой

(Перевод: MW – 29/05/2003)

Рафалу Тимуре, потомку самураев,

с которым судьба столкнула меня не столь давно.

Самое главное, это глядеть противнику прямо в глаза. Не на кисти рук, пускай даже он держит в них самое смертоносное оружие, не на диафрагму, от которой рождается всякое убийственное движение, не на ноги, определяющие линию атаки, но именно в глаза. Глубоко, глубоко в глаза. Не напрасно древние мастера назвали их зеркалом души. Именно там, на их дне, внимательный наблюдатель заметит только что нарождающуюся мысль, которая через какие-то доли секунды шевельнет руку или ногу врага, после чего начнется очередной танец смерти.

Моим единственным козырем в этом поединке был тот факт, что я мог безошибочно выловить такой момент. Стоящий напротив меня воин об этом не знал. А по правде, никто на свете об этом не знал. Это было моя величайшая тайна, пропуск к победе...

Я не реагировал на быстрые смены положений кистей рук и минимальные повороты туловища, которыми манил меня Саказушима. Я прекрасно знал, каждое его движение было своеобразной дымовой завесой, рассчитанная на то, чтобы дезориентировать соперника. Одно фальшивое движение с моей стороны, одна излишне быстрая реакция, и поединок закончился бы в мгновение ока. В этом я был уверен. Редко когда случалось, чтобы простой Пешке удалось бы удержать Слона. Пустые ладони против обнаженного меча в опытных руках мастера могли сработать только лишь в идиотских киношных боевиках. Истинное сражение это минимум движений. Скорость, но не умение. Способность перехитрить противника... Потому-то я и стоял сейчас неподвижно, всматриваясь в лицо врага и ожидая настоящей атаки. Я постарался показаться перепуганным грядущей конфронтацией, парализованным этим страхом...

И он должен был в это поверить. Раньше или позднее. Здесь не было ни одного, по мнению которого я бы уже не проиграл. Кагеро Саказушима был фигурой, несомненным мастером, непобежденным в течение уже нескольких месяцев атакующим тигром, которого средства массовой информации называли "Палачом Токиорамы", я же – никому не ведомым рекрутом. На Шахматную Доску я попал всего лишь шесть месяцев назад, и у меня еще не было оказии померяться силой с кем-либо, пускай даже с подобным мне желторотиком. Разница в классе между нами была огромной, но именно она давала мне шанс на выигрыш.

Как бы там на это не глядеть, но приказом нашего единственного ментора и сэнсея, господина Такашигами Ота, я был обречен на поражение. Я, ничего не значащая Пешка, жертвовалась, чтобы втянуть самого грозного противника в безвыходную ловушку. Скрытый в самом мраке купола человек хладнокровно просчитал мой проигрыш и абсолютную сдачу, если не смерть уже в первом бою. Но я понимал причины такого решения. Я видел его правоту и пригодность для выигрыша. Воин на поле битвы не обсуждает приказов вождя, а что там ни говорить, сегодня я был воином клана Ота, обязанным проявлять слепое послушание своему господину и его семейству. Выполняя самоубийственный приказ, сейчас я встал напротив спесивого сэнсея Кагеро, зная, что даже поражение послужит последующему успеху моего наставника. Я был всего лишь пешкой в игре. Пешкой, которой можно легко пожертвовать ради позднейшей победы. За моей спиной, удаленный всего лишь на пару шагов, ожидал "Безухий" Кано. В тишине, повисшей над полем боя, я слышал, как он молится своим забытым богам, готовясь к собственно поединку, кульминационного момента этой части столкновения, в которой лично я был всего лишь прелюдией.

Еще раз блеснула сталь, когда меч в руках "Палача" незначительно сменил положение. Я даже не дрогнул. Я продолжал ждать, вонзив взгляд в черные будто смола глаза мастера школы Мочизуми. Вот это его удивило, наверняка он ожидал с моей стороны более нервной реакции. Он уже начинал верить в страх, парализовавший дебютанта... Кагеро не был чванливым глупцом, недооценивающим противников. Несмотря на массу поединков, проведенных на клетках Токиорамы, у него не было ни единого шрама, а сражаться ему приходилось часто, причем, с лучшими из лучших. И он всегда побеждал. Вот только у меня было намерение его перехитрить...

Подавленные расстоянием и экранами вопли толп, скандирующих имя идола, нарастали с каждым мгновением. Я слышал все больше криков, призывающих его к началу сражения. Возможно, для посторонних наблюдателей, мы и застыли в абсолютной неподвижности, утратив чувство времени, но так не могло продолжаться вечно. И не продолжалось. Я все же заметил то самое неуловимое сокращение, едва заметное шевеление века, предшествующее истинному нападению. И, на долю секунды перед тем, как Саказушима поднял руки, начиная простой удар из-за головы, я сошел с линии удара, бросаясь вперед. Он все еще отводил меч назад, когда мой кулак ударил его в открывшийся локоть. Краткий отблеск, рефлекс отраженного от клинка света, сказал мне все, что необходимо. Я попал в то самое место, в которое и собирался достать. Катана выскользнула из онемевшей руки изумленного Кагеро и полетела куда-то в темноту, но в этот момент, видимо, судьба меча никого не волновала. Крики замолкли, будто обрезанные ножом. Случилось нечто невообразимое, зверь укусил охотника. Весы победы уже не склонялись исключительно в его сторону. Только я прекрасно понимал, что это еще не конец. Воин покроя мастера Мочизуми был убийственно грозным даже без оружия. Я не мог позволить себе даже малейшей ошибки. Изумление, рисующееся на его лице, и боль, испытываемая в онемевшей руке, не удержали его от самой верной реакции на последующую фазу атаки. Он инстинктивно ставил блок, закрывая мне доступ к наиболее жизненно важным частям тела. К счастью, я вовсе не собирался атаковать его корпус. Он дал себя перехитрить штучкой, в которой сам был исключительным мастером. Он опередил мой удар, тот самый, который и не наступил. В то время, пока он блокировал придуманный им же выпад, быстрый удар во внутреннюю часть бедра, в то самое место, где кончается четырехглавая мышца, парализовал его уколом боли, которую невозможно преодолеть мгновенно, даже если обладаешь стойкостью вола. Самая банальная блокировка, техника хулиганья, выбила его из равновесия. Быть может, только лишь на секунду, но это была последняя секунда этого поединка. Все еще онемевшая рука не была в состоянии реагировать столь быстро, как ему того хотелось.

В его глазах я видел... печаль, не взбешенность, но именно печаль, когда до него дошло, что через мгновение придется упасть на колени перед новичком. Могу поспорить, он прекрасно видел, как я готовлю кисть руки для последнего удара. Два пальца подогнуты, два чуточку свободнее, ребро ладони напряжено словно струна, не менее двух возможностей блокировки удара, но единственное, что мог он сделать – это бессильно глядеть на приближающийся момент унижения. Мастер, непобедимый в семидесяти двух поединках, безжалостный и молниеносный как кобра, сейчас пошатывался, пытаясь устоять на одной ноге и хотя бы на секунду отдалить видение надвигающегося позора.

Я не стал с ним играться. Когда удар в основание носа настиг его, он на мгновение застыл, но потом завалился мешком ничем не скрепленных костей. Я повернулся в направлении прожекторов, венчавших вершину купола Токиорамы, и поклонился своему господину, чемпиону Азии и обеих Америк, главе клана Ота. Только лишь в этот момент до меня дошло, что внутри купола царит абсолютная тишина. Еще полминуты назад четыреста тысяч глоток вопило имя своего идола, чтобы теперь, в немом изумлении глядеть на маленького человечка, который голыми руками стер в порошок величайшую легенду Че-до.

– Черный Слон на Е4, – объявил тем временем главный судья, наблюдающий за поединком из высоко подвешенной над Шахматной Доской гондолы, абсолютно спокойным, модулированным своей значимостью голосом. – Поединок решился в пользу белой Пешки. Дебютант Рюичи Кода нанес поражение великому ёкозуне школы Мочизуми, Кагеро Сакацусиме. Ход Белых... ладья на F8, шах Королю!

Толпа обезумела. Этого момента я ожидал двенадцать лет. Целых двенадцать лет, в течение которых у меня не было ни единого свободного дня, и хотя бы одной ночи без кошмаров. Двенадцать лет боли, сомнений и отречений. Только лишь ради этого момента, ради этого единственного в своем роде жеста обожания. Сегодня никто не сомневался в том, что родилась новая легенда Доски. Я сделал первый шаг на пути к славе и року.

??????

Мы выиграли. В команде корпорации Мочизуми было много отличных игроков, но поражение мастера Кагеро сломило в них воинский дух. Через шесть ходов после моей победы партия закончилась сдачей Черных. Мы сошли с Доски в дожде цветков сакуры и цветного конфетти сразу же после почетного прохода. Даже находясь глубоко в бетонных внутренностях арены, я слышал, как толпа скандирует: "Ко – да, Ко – да". Только лишь стальная переборка раздевалки отсекла меня от милых для уха и души звуков.

Девушки из бани уже приготовили горячую воду для участников. Я уселся на лавочке под шкафчиком со своим номером и терпеливо ожидал своей очереди, получая поздравления от резервных игроков и технического персонала. Иерархия Шахматной Доски была обязательной и здесь. Первенство за едой, равно как и при омовении, имели старшие игроки, "фигуры", как их обычно называли за стенами школ. Для нас, адептов Че-до, они всегда были сенсеями – мастерами. Потом уже шли бойцы из средней линии, Пешки с опытом, и в самом конце мы, новички, пушечное мясо команды. И здесь уже не учитывались никакие заслуги. Пока я не пройду ритуала посвящения, даже если бы в одиночку выиграл всю партию, старшие не причислят меня в свое число. Во всяком случае, официально...

– Риючи... Риючи Кода!

Задумавшись, я не сразу отреагировал на звук своего имени, пробившийся сквозь говор. Я даже вздрогнул, когда один из старших тренеров встал передо мной и положил свою руку мне на плече. Я поднял голову, удивленный таким доверенным жестом со стороны сурового, как правило, учителя.

– Да, сенсей Ояги? – склонил я голову в традиционном жесте уважения.

– Господин Ота желает видеть тебя, и немедленно! – Он отвел руку еще до того, как начал говорить, или даже кричать. Вновь он превратился в бесстрастную машину по выжиманию пота.

Я не отзывался. Ответ не имел никакого смысла. Желание нашего господина было для меня приказом. Раз он желал видеть меня немедленно, мне не оставалось ничего другого, как только пойти за седовласым тренером. Апартаменты Ота прилегали к раздевалке команды, соединяясь с ней двустворчатой раздвижной дверью, хотя я никогда не слышал, чтобы хозяин лично побеспокоился пройти через нее к бойцам. Этикет арены не позволял делать этого, а для человека с позицией господина Такашигами малейшее отступление от правил было бы бесчестием.

Мы вышли в коридор, здесь тренер критически осмотрел меня, сбил невидимую пылинку с кимоно своим веером и рывком проверил узел на поясе.

– От тебя потом несет, пешак, – прошипел он мне на ухо. – Так что слишком не приближайся к господину Ота. Ты не имеешь права испортить его ужин. Будет лучше, если ты вообще не станешь сходить с татами.

– Хорошо, сенсей.

Тот еще раз провел взглядом инспекцию. По-видимому, результат для него был удовлетворительным, потому что он указал мне головой на дверь, после чего начал нервно обмахиваться веером. Здесь, глубоко под землей, воздушные кондиционеры действовали не столь хорошо, как нам бы того хотелось. Он же, сенсей, в праздничной одежде со всеми знаками клана, должен был чувствовать это вдвойне. Я быстро подошел к порогу; с другой стороны меня уже кто-то ожидал. Обтянутая рисовой бумагой дверь раздвинулась с тихим шелестом, едва я встал перед ней, и тут же повеяло благовониями. Служащие позаботились о том, что бы я, нехотя, не оскорбил обоняния хозяина. Я же сбросил сандалии и упал на колени сразу же за порогом, на небольшом мате с символом клана, ожидая в глубоком поклоне, когда меня позовут. Но вместо этого до меня дошли отзвуки шагов приближавшегося сбоку человека. Головы я не поднимал. Тихое жужжание и запах озона дали мне понять, что верховный мастер, даже в подобных обстоятельствах, не снимает энергетическую защиту. И в этом он был совершенно прав.

– Так это ты Кода? – услышал я говорящий в нос голос, который столь часто сопровождал нас при утренних поверках. На сей раз он исходил не из динамика и звучал более по-человечески.

– Так, Ота-сан, – припал я лбом к полу. – Для меня это великая честь, что...

– Я вызвал тебя не для того, чтобы хвалить, – прервал он меня на полуслове. Тон его речи меня удивил. Я выиграл для него важнейший поединок этой партии. Я стал причиной того, что...

– Ты считаешь, будто победа над Кагеро дала тебе право на мою благодарность, пешка? – враждебно спросил господин Ота, до конца разрушая весь порядок моих мыслей.

– Я сделал лишь то, что любой сделал бы на моем месте ради команды и победы клана Ота, – ответил я формулой, внушаемой нам ежедневно на тренировках.

– Че-до это благороднейший из видов спорта наших времен, – помолчав несколько секунд, ответил мне чемпион трех континентов. – Он соединяет бессмертную самурайскую традицию и совершеннейшую из всех умственных игр, когда-либо известных человеку. Шахматы, какими их знали много лет назад, были игрой элитарной. Только лишь самые выдающиеся умы могли встречаться над шахматной доской, чтобы вести бескровные войны и кампании. Но это было всего лишь вступление к открытию абсолютно совершенной игры всех времен. В традиционных шахматах ты, Пешка, стоял бы неподвижно, ожидая, когда тебя побьют, что означало бы только то, что фигуру уберут с доски. Теперь же судьба партии зависит не только от линейной стратегии, заложенной чемпионами, но и от бесконечно сложных зависимостей поля битвы, точно так же, как и в настоящей жизни. Я должен разрабатывать последующие стратегии после каждого хода, рассчитывать шансы отдельных столкновений и поединков. Я обязан неустанно анализировать все факторы и создавать тонкое зрелище, доставляя себе и миллионам, миллиардам зрителей совершеннейшее из всех развлечений. Ты способен понять это, пешка?!

– Да, сенсей...

– Мне так не кажется...

Я молчал, ожидая продолжения его монолога, и размышлял над тем, что заставило его так нервничать. Ведь не может же он знать...

– Шахматная доска – это тебе не сточная канава, – изрек небожитель Ота, как обычно, не позволяя мне закончить свою мысль. – На ней следует показать мастерское умение боевых искусств, проявив и акцентировав их драматургию и красоту, а не применять вульгарные штучки плебса. Твоя победа над Саказушимой была показом хамства, но не красоты, пешка. Если ты хоть раз применишь подобную... технику для победы над противником, я исключу тебя из команды с пожизненным волчьим билетом. Понял, дерьмо вонючее?

– Понял, Ота-сан.

– Выматывайся.

Шаги удалились еще до того, как я оторвал лоб от пола. Дверь зашуршала, и я отступил в коридор, забирая по дороге сандалии. Празднично раскрашенные женщины, стоящие на коленях по обе ее стороны, даже не глянули на меня, отправляя в пустоту и темноту коридора. Ояги все еще был там. Он ожидал, с веером в руке и с издевательской усмешкой на лице.

– А ты ожидал чего-то другого, пешка? – спросил он, даже не скрывая иронии.

Я глянул на тренера и ответил в соответствии с тем, чему нас учили в школе: – Главное лишь результативность.

Ояги усмехнулся еще шире, но уже без тени иронии.

– Вот теперь, Кода, ты познал истинное значение этого девиза, – сказал он, движением головы указывая на дверь раздевалки. – Главное лишь результативность... мастера игры, но не Пешки. Ты испортил тончайший розыгрыш своего хозяина, который подготовил ловушку противнику. Твоя победа не изменила ничего, выигрыш, так или иначе, был на нашей стороне, причем, в исключительном стиле. Ты привел к тому, что мы победили, не позволив господину Ота показать его талант стратега.

– Понятно, сенсей. – Я остановился перед дверью раздевалки. – Я обязан был поддаться Кагеро, чтобы мой господин мог показать всем свой мастерски проводимый план игры, теперь я это понимаю...

– Ничего ты не понимаешь, Кода. – Старик Ояги опустил веер. – Никто из воинов клана не имеет права поддаваться противнику. Мы учим вас затем, чтобы вы выигрывали, а не ползали в пыли у ног врага. Но выигрывать вы должны с честью, понимаешь? С честью! Сражаясь в соответствии с правилами Шахматной Доски и кодексом бусидо.

– Да, сенсей. – Я поклонился, не спуская его с глаз, и потянулся к ручке двери.

– Погоди, – удержал он меня, прежде чем я успел нажать. – Если бы это был какой-либо иной противник, я бы безоговорочно признал правоту господина Ота, но "Палач" Кагеро... – тут он на мгновение понизил голос, – заслужил подобное унижение...

Я знал, что он имеет в виду. Сакацусима калечил противников с абсолютной жестокостью и безразличием. Здесь, в межконтинентальной лиге, не было тех ограничений, которые накладывались на локальные и национальные клубы. Бойцы использовали самое настоящее оружие, и хотя фигуры, которые единственные обладали на Доске привилегией ношения мечей и холодного оружия любого иного рода, обычно останавливались на зрелищном исключении из дальнейшей борьбы уступавших им классом и вооружением низших кастой соперников, оглушив их или, в крайнем случае, нанеся поверхностную рану, то Кагеро в этом плане прославился исключительной жестокостью. В течение своей карьеры в лиге он убил четырнадцать соперников, среди которых был всего лишь один Слон. Все остальные его жертвы были дебютантами или неопытными воинами. Тридцать четыре других игрока он послал на пожизненную пенсию, калеча их своим клинком до той степени, которая еще позволяла самостоятельное существование. Сколько из таких совершило самоубийство, уйдя в отставку, об этом громко не говорили, но важным был тот факт, что я не познакомился ни с одним из таких, а ведь должен был, отрабатывая послушником в госпитале Лиги Мастеров...

Коридор заполнили отзвуки далеких криков и беготни. Ояки кивком приказал мне войти в раздевалку, а сам направился на верхние этажи, где явно что-то происходило.

??????

В течение моего визита у господина Ота большую часть спортсменов уже успели помыть. На лавках сидела еще парочка резервных, но, увидев меня, они передвинулись в угол, уступая свое место в очереди. Для них я был героем дня. Я поблагодарил и подошел к своему шкафчику. Кафельный бассейн для Пешек не был вершиной роскоши, как величиной, так и комфортом он уступал тому, который имели в своем распоряжении ёкозуны команды, но после каждой разыгранной партии я с огромным удовольствием отдавал себя в руки банщиц. И мне совершенно не мешало, что обычно это были пожилые женщины из низших сфер. Их лица, возможно, и не обладали такой привлекательностью, зато их руки больше понимали в массаже.

Я разделся донага, повесил костюм Пешки на плечики в шкафчике и, держа в руке небольшое полотенце, чтобы отирать пот с лица, вошел в исходящую паром воду, которая уже успела немного остыть. Улыбчивая служанка с красотой увядшей хризантемы и зубами, способными ужаснуть любого уважающего себя дантиста, была весьма талантлива в своих обязанностях. Я погрузился в пар и сразу же расслабился под осторожными касаниями пальцев и губки. Я почти что забыл о предостережениях господина Ота. Чтобы он там ни говорил, нажим зрителей, и особенно менеджеров Лиги, не позволит ему просто так выставить меня из команды. Скорее всего, он даже выставит меня на следующую партию. Самое большее, поставит на нейтральной крайней позиции, не дающей особой возможности прославиться. Только мне это было даже и не особенно важно. Зрелищный успех, нужный мне для того, чтобы войти на Шахматную Доску, был уже свершившимся фактом...

Внезапно я услышал грохот бьющихся о стенку дверей в раздевалку. Клубы пара не позволяли мне хорошо видеть, но отзвуки драки и громкий, пронзительный вскрик боли заставили меня вскочить со стола. И в самую пору, чтобы увидеть сползающего по стене Ямакаши, одного из резервных игроков, пропустивших меня без очереди. Багровая полоса, оставленная на кафельных плитках, не оставляла каких-либо иллюзий. Кагеро пришел выровнять счет, нарушая при этом все законы укрытия и честного сражения. Если поражение на арене могло вредно отразиться на его карьере, то вторжение с оружием в руке в раздевалку вообще осуждало его на вечное забытье, не важно чем бы такое сражение ни закончилось.

– Выходи, сволочь! – заорал взбешенный бывший Слон.

Суда по отзвукам, сейчас он находился за шкафчиками справа. Он не мог видеть меня, когда ворвался в раздевалку, но для того, чтобы найти нужного ему человека в столь малом помещении, много времени не требовалось. Крики и ругательства остальных бойцов нашей команды явно его разъярили, вновь я услышал свист меча и окрик боли. Я направился к выходу, вырвавшись из рук перепуганной банщицы, которая пыталась силой втиснуть меня в служебное помещение. Вполне возможно, что я бы и сохранил жизнь, прячась там; в любой момент сюда должны были прибыть вооруженные охранники, но разве может так струсить победитель ёкозуны? Наверняка нет. Глядя же на все это с другой стороны, мне следовало быть предельно осторожным. Ведь я был так близко от цели.

Я взял с лавки полотенце побольше и глянул в мертвые глаза Ямакаши; вытекающая из его тела кровь окрасила уже половину воды в бассейне. Удар меча вскрыл живот парня от паха чуть ли не до сосков.

Войдя в раздевалку, я тщательно вытер ноги о мат, чтобы те не скользили, и выглянул из-за шкафчиков. Сакацусима стоял ко мне спиной, угрожая мечом сбившимся в кучу спортсменам. Многие из них были практически голыми, потому что только-только вышли из воды или же с массажного стола. На белой стенке я заметил следы крови. Один из братьев Кобаяши держался за руку, пытаясь остановить кровотечение из глубокой раны. Наш всеми уважаемый старшина – Король, Ямада-сан, прижимал окровавленное полотенце к лицу. "Палач" приготовился к следующему удару, вопя:

– Вылезай, крыса, иначе я тут всех поубиваю!

– Я здесь, Кагеро-сан, – тихо произнес я, пытаясь сохранить спокойствие, и вышел из укрытия.

Тот обернулся и оценил меня взглядом. Презрительная усмешка искривила его губы. Глаза странно заблестели, когда он шевельнул головой, как-то совершенно странно, и освещение здесь было не при чем. Этот человек сошел с ума, совершенно обезумел или же накачался стимуляторами. Ни в том, ни в другом случае ничего хорошего это мне не обещало. Он ничего не сказал и сразу же бросился в атаку, молниеносно нанося боковой удар мечом. Клинок промазал буквально на миллиметры, во всяком случае, так мне показалось, и с металлическим звоном отразился от края ближайшего шкафчика. Кагеро отскочил, не давая мне возможности провести ответное наступление. Инстинктивно он занял позицию Койю-го, позволяющую как обороняться, так и нанести молниеносный выпад. Он тяжело дышал, следя за мной из под полуприкрытых век. Я осторожно переместился в центр зала, все время думая над тем, какую принять тактику по отношению к безумному фехтовальщику. Глядеть в его глаза смысла никакого не имело. Безумие или наркотик привели к тому, что его глазные яблоки постоянно перемещались, отобрав у меня единственно возможный перевес. Мне пришлось положиться на инстинкты и продержаться достаточно долго, чтобы сюда успела добраться стража. Единственным доступным мне оружием было мое собственное тело и полотенце, которое я держал в руке – слишком мало для откровенного боя. Единственным шансом выжить была только помощь снаружи. Приходилось импровизировать...

Тем временем Сакацусима рассмеялся как настоящий безумец и вновь атаковал. Он нанес не один, а целую серию быстрых ударов, не обращая на то, что, в основном, они наносят вред мебели и стенам. При этом он и меня зацепил несколько раз, но пока что мне удавалось избежать серьезных ран, хотя кровь из меня лилась как из зарезанного поросенка.

– Все так, пешка, – прошипел Кагеро, возвращаясь в защитную позицию, не будет никакой жалости, не будет никаких показов, я выпущу из тебя жизнь капля за каплей.

Действовать он начал еще до того, как закончил говорить. Изменение тона речи предупредила меня о грозящей атаке. На сей раз я был лучше подготовлен, обозначил уход влево и отпрыгнул в противоположную сторону, чудом избежав замашистого удара по шее. Почти избегая. Я почувствовал, как горячая кровь бьет фонтаном из раны на плече, но теперь мой противник был уже сбоку, все еще выдвинувшись вперед после проведенной атаки. Но правой рукой я ударить не мог, хотя бы это и был чистый, завершающий бой удар. Рассеченная мышца плеча отобрала контроль над этой частью тела. Особого выбора у меня не было, поэтому я ударил ногой с разворота, картинно, словно в кино. Кагеро ожидал простого удара, более быстрого, который было труднее парировать; но тут я застал его врасплох. Примененная мною техника боя ногами была слишком медленной и предусматриваемой, в результате чего она была мало эффективной в обычном сражении, но ведь это тоже не был обычный бой. Я обошел ловушку, поставленную моим противником на случай прямой атаки. Он отклонился, в последний момент избегая попадания, но ему пришлось вновь перейти в оборону, и это означало еще один шанс, которым нельзя было не воспользоваться. И я атаковал руку, в которой он держал меч, притворяясь, что желаю ударить его прямо в голову. Кагеро отклонился, а опускаемая пятка помчалась прямиком к его вооруженной руке. Кость треснула, и катана ударила в кафель, разбивая несколько плиток на мельчайшие куски. Кагеро отпрыгнул назад, воя словно обезумевший; кисть руки висела под острым углом – значит мне удалось ее выбить.

Я глянул на меч, но тот валялся достаточно далеко; но мне было нужно успеть его поднять, прежде чем... От этого намерения я отказался, увидав, как Сакацусима хватается за выбитое запястье, чтобы поставить его на место. При этом он выл словно раненный волк. Выл и глядел прямо на меня. Он и вправду сошел с ума. Я направился вперед, зная, что это наверняка ошибка, но каждая секунда отсрочки будет работать на него. С рукой он не успел – я подсек его, впрочем, случайно, поскользнувшись на луже собственной крови. Кагеро упал спиной на шкафчик и сполз по нему; подняться было уже трудно. Но и я не мог встать, ища здоровой рукой точку опоры на скользком, залитом литрами крови полу и видя, что Сакацусима уже сидит, что он уже на ногах...

На его губах была та же самая усмешка, с которой он начал бой. Он бросился на меня с гортанным криком, левой рукой вырывая из-за пояса лишенный цубы кинжал танто. Время замедлило свой бег, мне казалось, что я даже вижу движение воздуха, разрезаемого серебристым клинком, который поднялся высоко-высоко и начал опадать, нацелившись прямо мне в сердце.

??????

– Жалко парня, – произнес кто-то, может Чиба, а может и Ёшинойя.

Я не мог узнать этот голос, хотя прекрасно знал, что человек, сказавший эти слова, мне известен. На свои глаза рассчитывать я не мог... Кто-то накрыл мне лицо холодной простыней, сразу же отсекая от окровавленных стен и побледневших лиц. Я почувствовал, как меня поднимают вместе с носилками... Вокруг клубилась толпа репортеров, врачей, полицейских и деятелей Лиги. До меня доносились возбужденные голоса спортсменов, дающих интервью; краткие команды, отдаваемые каким-то офицером; потом все утихло, и остался только мерный стук ботинок по бетонному полу коридора.

Внезапно сделалось светлее, кто-то снял простынь с моего лица.

– Не беспокойся, Кода, – вновь услыхал я знакомый голос. – Мы сказали, что ты умер, чтобы эти хищники из головидения не напали на тебя... но не бойся, парень, ты выживешь... Возможно, даже вернешься на Шахматную Доску...

– Ну, не настолько же он глуп. – Это предложение раздалось с другой стороны, и его произнес уже кто-то совершенно мне чужой. – Во всяком случае, на дурака он не похож...

Я бы усмехнулся, если бы только знал, как привести в движение мышцы, ответственные за растяжение уголков губ. Только я никак не мог заставить их реагировать. Мое тело застывало медленно, неумолимо, но в глубине сердца я знал, что это не конец, еще не сейчас... Все так же я был уверен в одном даже если бы это и означало крайнюю глупость, я обязан вернуться на Доску, причем, как можно скорее.

??????

Доктор Моичи еще раз поглядел в карту и с пониманием покивал головой.

– Что касается лично меня, господин Кода, то лично я никаких противопоказаний не вижу. Раны закрылись чисто, мы подвергли регенерации и соединили рассеченные волокна плеча. Остальные ранения были не такими уж страшными...

– Выходит, я смогу вернуться в Игру?

– Если повезет... Но этот сезон вам придется пропустить, остались всего три партии в плей-офф. Советую вам хорошенько отдохнуть, провести дополнительные операции по регенерации, чтобы в сентябре начать тренироваться. Вы даже успеете к открытию игр Лиги.

– Боюсь, что не смогу позволить себе столь долгий перерыв, господин доктор. Я обязан сыграть в этих финалах.

– Существует шанс, что вы сумеете прийти в форму и до финалов, ответил доктор через мгновение, массируя пальцами щеку, по которой получил только что солидную пощечину. – Ясное дело, если подчинитесь моим указаниям. Слишком быстрое начало форсированных тренировок вам только повредит. Имплатанты еще очень свежие и могут отторгнуться. А ведь даже самая легкая контузия плеча исключит вас из игр по крайней мере до следующей весны.

Хоть это и было тяжело признать, но он был прав. Плечо было отремонтировано – потому что лечением это назвать было сложно клонированными мышечными волокнами, укрепленными углеродным скелетом, и теперь требовало многих недель реабилитации. Я знал об этом так же хорошо, как ведущий меня врач. Я подошел и со всем уважением поклонился ему. Тот улыбнулся и подал мне выписку вместе с остальными документами.

– Я и вправду желаю вам только добра... – сказал Моичи, проводя меня к двери.

– Знаю, доктор, – ответил я на это. – И постараюсь вас не подвести.

В коридор он со мной не вышел, хотя вначале у него такое намерение было. Настойчивое жужжание пейджера заставило его вернуться за стол. Он лишь помахал мне рукой на прощание. Я закрыл за собой дверь и направился по тихим и блестевшим чистотой коридорам прямо к турболифту.

??????

До выхода я не добрался. На самом конце коридора ко мне подошел мужчина. Молодой, прилично одетый, с коротко подстриженными волосами, перекрашенными под блондина, и полотняной сумкой на плече. У него была крысиная мордочка, столь характерная для молодых, идущих напролом репортеров. Еще мгновение назад он следил за переходом, сидя на подоконнике, но тут же сорвался с него, увидав, что я вышел из кабинета.