Текст книги "Одинокий Адам (Сборник)"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Мюррей Лейнстер,Фредерик Браун,Альфред Бестер,Уильям Моррисон,Теодор Старджон,Рэй Брэдбери,Джон Кэмпбелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Джон Кемпбелл
Трансплутон

Блейк скептически разглядывал странную конструкцию.

– Так вот ты чем занимался на вахте? Протономет? Ну, и что ты собираешься с ним делать? У него же отдача, как у пушки.

Пентон покачал головой, потирая ушибленное запястье.

– Ты преувеличиваешь. Я просто упустил из виду – с этими лучевыми ружьями забываешь об отдаче.

– Удивительно, что ты еще самого себя не прошил насквозь… Не пойму все-таки, чем тебе не нравится обыкновенный электронный луч? Он даст сто очков вперед любой молнии…

Блейк поднял несуразное на вид оружие, направил его на стальную мишень и недоверчиво нажал разрядную кнопку. Ослепительный луч протянулся к мишени, и сила, которая разогнала протоны до 100 000 миль в секунду, отбросила разряженный протономет назад.

Стальная пластина внезапно подернулась фиолетовой дымкой. Из нее ударили длинные искры, металл зашипел, словно вода на раскаленной сковородке. Полыхая невыносимым жаром, сталь тут же превратилась в светящийся газ.

Блейк опустил ружье:

– Не так уж плохо. Если ждать удара заранее, то отдача не сильнее, чем у сорок пятого калибра. Не пойму все-таки, в чем тут преимущество? Радиус действия на воздухе – всего полмили, а лучевое ружье и отдачи не имеет, и стреляет непрерывно, и радиус действия у него пять миль. На что нам эта штуковина?

Пентон ухмыльнулся:

– Часа через два мы приземлимся на Трансплутоне, далеко за орбитой Плутона. Мы с тобой будем там первыми людьми и обязаны хоть что-нибудь разузнать о его составе, породах и тому подобном. Какие диковинные минералы образуются при минус 265 градусах по Цельсию? Конечно, химики и геологи из нас никудышные, но, клянусь небом, уж спектр-то мы сумеем расшифровать! А с лучевым ружьем ты спектра не получишь, все спектральные линии безнадежно смазываются. И дезинтегратор для анализа применить нельзя, после него вообще уже нечего анализировать. Потому нам и нужна эта штука: пары, которые она создает, – роскошный материал для спектроскопа!

Теперь слушай: пока ты спал, я успел определить основные параметры. Диаметр планеты примерно пятнадцать тысяч миль, движемся мы сейчас в направлении экваториальной зоны, жаркого пояса – там температура должна быть, видимо, градусов на пять выше абсолютного нуля. Гелий при этих условиях еще газ, но все прочие элементы, какие есть во Вселенной, уже твердеют. У планеты есть спутник, он в миллионе миль от нее, и его диаметр около двух тысяч миль А сейчас… что, если бы ты занялся завтраком, а я бы пока закончил расчет торможения? Перед нами – огромная равнина, это может облегчить посадку.

Блейк отправился в камбуз, а Пентон навел окончательный блеск на свое творение и отложил инструменты. За то время, что Блейк пытался приготовить еду, Пентон трижды объявлял тормозное предупреждение, и всякий раз Блейку приходилось торопливо впихивать продукты и утварь в контейнеры-невыливайки. Однажды ему все-таки пришлось добрых полминуты гоняться по камбузу за яичницей со сковородкой в руках, пока наконец внезапное ускорение корабля не швырнуло яичницу обратно. Блейк молча, со злостью смахнул с груди ошметки желтка и выпустил на сковородку новое яйцо.

За дверью шлюза простиралась безнадежно унылая поверхность Трансплутона. Матовая обледеневшая равнина уходила вдаль к горизонту, затерявшемуся в гнетущем сумраке, который окутывал этот безмерно далекий, загадочный уголок Солнечной системы. Низкое утреннее Солнце на востоке напоминало звезду – нестерпимо слепящая точка, славшая чуть побольше света, чем Луна на Землю. Но свет этот был унылый, совершенно безрадостный. И холодный-холодный.

В стороне, едва заметное, лежало озеро, наполненное чистой, голубоватой, отсвечивающей жидкостью. На его поверхности поблескивали крохотные волны, поднятые слабым ледяным дыханием этого застывшего, неприкаянного мира.

Могильный холод пробрался в шлюз, и Блейка охватила судорожная дрожь Он передвинул рукоятку обогрева на поясе.

– Боже милосердный, ну и стужа! – воскликнул он, стуча зубами.

В его наушниках металлическим звоном отозвался раскатистый смех Пентона:

– Выходи, дружище Блейк, тебя ждет ласковый ветерок, и теплое солнышко, и яркие звезды!

Блейк обошел корабль, покоившийся на ровной полосе крупного голубоватого песка, окаймленной угловатыми черными голышами. Здесь равнина кончалась. Озеро прижалось почти к самому подножию огромного известково-белого кряжа, который уходил вверх, в тускло освещенный звездами сумрак. Кряж тянулся к северу и исчезал вдали, устремляясь – это они разглядели сверху – к большой реке, притоку еще большей, которая впадала в огромное внутреннее море.

С вершины известково-белого утеса дугой срывалась вниз струйка жидкости, разбрызгиваясь на мельчайшие капельки в разреженной атмосфере замерзшей планеты, атмосфере, состоящей только из гелия да паров водорода. Струйка пролетала почти тысячу футов, прежде чем разбиться на обломках породы у подножия утеса.

Жила темной скальной породы наискось прорезала кряж, уходя направо и резко обрываясь там. Под ней тянулась более тонкая жилка серого камня. Под обрывом на голубоватом песчаном берегу беспорядочно громоздились сорвавшиеся сверху обломки скал, глянцевито чернея в свете Солнца, удаленного почти на шесть миллиардов миль.

Справа огромный кряж терялся в бесконечной дали, в сумраке, который вечно окутывал горизонты этого мертвого мира.

– Величественно, – вздохнул Пентон, – но не очень-то красиво. Пойдем-ка дальше.

Они прошли две мили по берегу и еще с четверть мили вдоль извилистого ручья, который вытекал из озера. Маленький ручей дробился и дробился, разветвляясь на ручейки не более трех футов шириной, разделенные крохотными голубоватыми песчаными отмелями. Пентон осторожно поставил ногу на песчаный грунт, проверяя его прочность. Потом шагнул, еще и еще.

– Смело вперед, Блейк, идти нетрудно!

– Лови! – крикнул Блейк, бросив ему спектральную камеру. Он шел по следам осторожно ступавшего Пентона. – Слушай, что это за песок такой? Он какой-то невзаправдашний!

Благополучно перебравшись через ручей, Блейк нагнулся и зачерпнул в толстые рукавицы полную пригоршню песка. На его глазах песок в горсти медленно исчезал.

– Замерзший кислород, надо полагать, – сказал Пентон. – Насчет кряжа не уверен, но думаю, что это азот. Ледники замерзшего азота. Песок у его подножия – тоже, наверно, твердый кислород. А темные камни под ним – обычная скальная порода.

Темная порода поблескивала изломами в тусклом серебряном свете далекого холодного Солнца.

– Света хватает только на то, чтобы увидеть, до чего здесь голо. Даже снега нет, чтобы прикрыл всю эту наготу.

Пентон кивнул:

– Здесь, должно быть, довольно часто идут дожди. Потоки жидкого водорода. За столетия они смыли весь снег, и теперь он остался только в горах. Вроде этой – Сквозь прозрачный шлем было видно, как он смешно качнул головой, показывая на азотный хребет – Остановимся здесь, я хочу исследовать эту черную жилу.

С помощью Блейка Пентон установил камеру, приладил протономет и выстрелил в каменную жилу, выступавшую на обрыве. Камень вспыхнул в адском пламени, бешено закрутился в протонных смерчах и превратился в сверкающий шар, Пентон нажал триггер спектральной камеры.

– Бледно-зеленая…

– Пентон, – дрогнувшим голосом спросил Блейк, – ты заметил эти круглые камни?

Тэд Пентон скосил глаза на друга.

– Угу, там их сотни, повсюду. Я хочу проверить…

– Они зашевелились, – заявил Блейк. – Я сам видел.

Пентон задумчиво посмотрел на него:

– Это тени. Пар колышется и…

– Они и сейчас шевелятся, – многозначительно сказал Блейк.

Пентон внимательно взглянул на одну из этих грубо отесанных глыб. Она медленно, очень медленно меняла свои очертания, как и добрая дюжина соседних с ней глыб. И, меняясь на глазах, они медленно, беспорядочно переваливались, приближаясь к тускнеющему раскаленному пятну на поверхности каменистой стены.

– Клянусь протонами! – задохнулся от изумления Пентон. – Они… да они живые!

Блейк взвизгнул и неуклюже отпрыгнул в сторону. Пентон повернулся, сжимая в руках протономет, потом медленно живы; он излучает его, как только они умирают. Смотри, они уже бросили того, первого. Он, видимо, совсем застыл.

Блейк задумчиво посмотрел на огромную бесформенную массу возле их маленького космолета.

– Знаешь, наш корабль, конечно, чертовски устойчив и может выдержать любую нагрузку, но я не уверен, что он ее выдержит, когда металл станет хрупким при этой температуре… А если корабль начнет крошиться…

– Не начнет, – уверенно сказал Пептон. – Атомного горючего хватит на двенадцать месяцев, а пока реактор работает, токи в стенках будут согревать металл. Но меня волнует не это. Я хотел бы знать, как нам проникнуть в шлюз? Просто подойти и похлопать по плечу одного из этих сухопутных китов: «Простите, сэр, не будете ли вы так любезны отодвинуться, чтобы мы могли попасть на корабль?»

– Мы с тобой теплые, – сказал Блейк, – и это очень плохо. Если мы подойдем к ним близко, они скорее всего попытаются заключить нас в объятия. Они…

– Уже, – сказал Пентон, глянув назад – Они нас уже выследили.

С полдюжины цилиндров беспокойно зашевелились, неуклюже тычась в разные стороны. Потом, оторвавшись от борта корабля, они покатили к людям – напрямик через озеро жидкого водорода.

– Они утонут в нем, – заявил Блейк.

– Или замерзнут… – Пентон вдруг замолчал.

Первый цилиндр вкатился в водородные волны, подняв радужные ледяные фонтаны. Он плавно катился, погружаясь все глубже и глубже, пока не ушел на добрых двадцать футов. Лишь тогда он остановился, Блейк, раскрыв от изумления рот, увидел, как широкий тупой срез огромного цилиндра внезапно расщепился. Словно наматываясь на ворот, толстый пласт черной, глянцевитой кожи стал сворачиваться и вместо морщинистого, бесформенного обрубка, которым раньше кончался цилиндр, появился целый набор всевозможных органов.

На первом плане показалась толстенная, добрых два фута в диаметре труба, которая развернулась, словно хобот слона, и ушла глубоко в это невыразимо холодное озеро. Жидкость заволновалась, покрылась пузырями, завертелась воронками. Потом с чудовищным чавканьем, слышным даже в этой разреженной ледяной атмосфере, труба оторвалась от поверхности.

– Пьет! – У Пентона что-то булькнуло в горле – Пьет жидкий водород!! Клянусь девятью – нет, десятью планетами – оно пьет эту штуку!!

– Ты, кажется, пророчил, что оно замерзнет? – ехидно спросил Блейк.

Труба снова погрузилась в озеро; еще одна чудовищная тварь присоединилась к первой. Но вот первое чудовище свернуло свою огромную всасывающую трубу и весело покатило прочь от озера к людям.

Блейк неуклюже побежал, Пентон за ним. Огромный цилиндр мчался за ними со скоростью не меньше сорока миль в час, катясь, словно взбесившаяся бочка с горы. Люди первыми достигли узкой, глубокой расщелины между скал, нырнули в нее, и тотчас вся стена задрожала от удара.

Пентон оглянулся. Вход в расщелину перегородил угольно-черный бок гигантской туши, вздымавшейся футов на тридцать в высоту.

– Ну, сюда она наверняка не влезет, – задыхаясь от бега, сказал он.

Туша отодвинулась, дергаясь и тяжело вспучиваясь. Сна стала изгибаться, поворачиваться и ударять о скалу. Еще один громадный цилиндр подкатился и глухо ударился о тушу первого. Тот старательно продолжал молотить по скале, повернувшись к ней боком. Громадный, притупленный срез цилиндра наглухо закупорил расщелину, укрывающую людей.

– По очереди, по очереди, джентльмены, – сказал Пентон. – Иначе ничего хорошего у вас… – Тут он подпрыгнул.

Черный морщинистый срез цилиндра расщепился, выдвинулся свернутый хоботовидный придаток, и дюжина двадцатифутовых щупалец метнулась к людям. Пентон вслед за Блейком отпрянул в узкий, сходивший на нет конец расщелины. Слишком медленно – хлеставшее, как кнут, щупальце свернулось петлей, невероятно мощная живая веревка обвилась вокруг ног Пентона, опрокинула его и дернула назад.

Щупальце рывком вздернуло в воздух беспомощного, лежавшего навзничь Пентона и швырнуло его прямо на черную морщинистую кожу гигантского существа. Тотчас с полдюжины других щупалец захлестнули его со всех сторон, теснее прижимая к черной туше.

Космическая стужа стала высасывать тепло из тела Пентона. Страшное давление парализовало его, втискивало в упругую, податливую кожу огромного чудовища. Обогревательное устройство скафандра не могло противостоять жуткому, невыразимому холоду, исходившему от громадного туловища.

Внезапно где-то рядом с ним сверкнула вспышка ослепительного спета, на секунду обдав его благодатным теплом. Гигантские живые канаты судорожно сжались, но Пентон и без того уже был настолько втиснут во вздувшуюся тушу, что почти не ощутил добавочного сжатия. Мощное сокращение мускулов где-то под толстой кожей чудовища стремительно отшвырнуло Пентона прочь.

Ошеломленный, он поднялся на ноги. Перед ним смутно маячила серо-голубая масса. Земля задрожала под тяжестью полудюжины чудовищ, устремившихся к теплому трушу. Пошатываясь, Пентон обошел распластанную, бесформенную тушу, перебрался через клубок все еще содрогавшихся щупалец и почти упал в расщелину.

– А ты крепче, чем мне казалось, – удивился Блейк, – К уже подумал, не собираешься ли ты оборудовать там постоянную резиденцию?

Сумрачный свет в расщелине стал еще слабее. У входа на остывающем трупе неуклюже ползали и шевелились тяжелые черные туши. Пентон с грустью взглянул на них.

– Ну, кто мог ожидать, что тут есть жизнь? Это же совершенно неправдоподобно! Проклятые, безмозглые, бессмысленные твари, которых даже испугать-то толком нельзя!

– Не безмозглые, – прозвучал в его наушниках какой-то необычный голос. – Мы просто потеряли контроль над ними, – добавил голос с отчетливой ноткой грусти.

Блейк медленно перевел взгляд на Пентона:

– Ты что-то…

Пентон взглянул на Блейка.

– Слушай, не надо так, – кротко произнес он – Ты сказал…

– Нет, – произнес странный голос, – это я сказал. Я. Я лежу здесь на Гругзе – на том, которого вы только что прикончили.

Пентон отполз в глубину расщелины и посмотрел на горловину входа. Там, смутно вырисовываясь на темном небе, второе чудовище громоздилось на остывающей серо-голубой туше.

– Поверьте, я глубоко сожалею, – жалобно произнес голос, – но я ничего не могу поделать. Мы слишком эволюционировали, – добавил он.

– Надеюсь, ты тоже слышишь? – спросил Блейк.

– Еще бы! – Пентон с несчастным видом посмотрел на друга. – Я слышу, это уж точно. Голос звучит в шлемофоне и говорит по-английски, так что нечего сомневаться.

– Это не совсем так, – сказал голос – Мы здесь не можем общаться с помощью звуков – атмосфера слишком разрежена. На Земле, я знаю, существа изобрели звуковую сигнализацию. Мы же пользуемся радиосвязью, как вы ее называете. Я сожалею, что напугал вас. Если угодно, я замолчу. Я только хотел бы вам объяснить, что мы ничего против вас не замышляем.

– Очень… – Блейк слегка дрожал, – очень буду вам благодарен, если вы замолчите. Лучше уж я умру в здравом рассудке.

– Нет, – сказал Пептон, – Вы посылаете радиосигналы. Это я еще могу понять. Но откуда вы знаете английский?

– Наверно, Блейку лучше выключить свой шлемофон, если его это беспокоит, – извиняющимся тоном произнес голос. – Видите ли, я слышу, как вы говорите между собой, и до некоторой степени читаю ваши мысли. Я не могу телепатически передавать, но способен воспринимать.

Черная туша напряглась и неуверенно зашевелилась.

– О простите. Боюсь, что я ухожу. Может, кто-нибудь другой…

Черная гора студенистого мяса вздулась, округлилась и быстро покатилась к озеру. Они услышали новый голос.

– Гругз быстро остывает, – произнес он. – Видимо, я не смогу здесь долго оставаться. Конечно, я был бы рад, но…

Голос стал затихать по мере того, как еще одно создание лениво отползало прочь от расщелины.

– Слушай, кто из нас спятил – они или мы? – спросил Блейк. – Должно быть, все-таки мы.

– Не знаю, – безнадежно ответил Пентон. – Они все ушли. Может, попытаемся пробраться к кораблю?

Он осторожно переполз через застывшую мертвую тушу. Вокруг озера собралось около двух тысяч громадных существ. Большинство из них деловито возилось на голубоватом песке, окаймлявшем водоем. Их затупленные цилиндры открылись с одного конца, и знакомые двухфутовые трубы глубоко погрузились в озеро, с хлюпаньем и чмоканьем втягивая ледяную жидкость.

С другого конца каждый цилиндр тоже раскрылся. Под внешней защитной оболочкой показалось большое темное углубление; дюжина клейких щупалец, заканчивающихся широкими лопатообразными утолщениями, деловито совала туда рассыпчатый твердый кислород.

– Может быть, мы вовсе и не сошли с ума, – задумчиво сказал Пентон, – Ведь я действительно все это вижу, и это столь же невероятно, как безмозглая туша, которая за пять минут способна выучить английский язык. Смотри, оно заталкивает в одно отверстие твердый кислород, в другое заливает жидкий водород. Они совершенно не умеют вести себя за столом. Если не считать тех, кто предается чревоугодию или устроил кучу-малу возле нашего корабля, вся банда лежит себе и загорает на этом ультраразреженном солнышке. Впрочем, они держатся поближе к кораблю.

– Извините, – произнес мягкий голос с едва заметным акцентом. – Боюсь, что я приближаюсь к вам. Лучше бы вам спрятаться в расщелину.

Тед Пентон глянул и вздрогнул. Эти студенистые существа были способны двигаться абсолютно беззвучно, несмотря на свою огромную массу. Всего в ста футах от них катился вдоль стены громадный цилиндр, быстро приближаясь к расщелине. Пентон и Блейк снова нырнули в свое убежище. Чудовищная масса налетела на скалу, и земля задрожала от удара. По инерции существо вкатилось на своего застывшего соплеменника.

– О, – удовлетворенно заметило оно, – кажется, я собираюсь здесь остаться… да, да, я остаюсь. Но безопасности ради вам лучше отойти подальше в глубь пещеры.

Существо грузно ворочалось и напрягалось, пытаясь развернуться.

– Наверно, я собираюсь повернуться так, чтобы достать вас своими щупальцами, – сказал голос. – Но если вы как следует отодвинетесь, то все будет в порядке. О, я уверен, что задержусь здесь надолго. Это замечательно.

Чудовище повернулось. Неуклюже, тяжело, но повернулось. Однако длинные клейкие щупальца извивались без толку, потому что Блейк и Пентон отступили, насколько позволяла сужающаяся расщелина.

– Замечательно… – проворчал Блейк. – Слушайте, мы хотим выйти отсюда.

– Я знаю, – вздохнуло в ответ существо. – Но я так же беспомощен, как и вы. Я бы мог предложить вам уничтожить меня, как вы поступили с Гругзом, но это ничего не даст. Сразу же появятся другие.

– И все-таки, что вы такое? – раздраженно спросил Пентон. – Мы видим безмозглую, студенистую, неуклюжую тушу. Совершенное воплощение неодухотворенной материи. Но вы за несколько минут изучили наш язык, читаете наши мысли, разумно рассуждаете…

– Ошеломляюще, не правда ли? Я очень хочу вам помочь, но просто не знаю как. Видите ли, сначала мы были разумными существами, хорошо приспособленными к этому неуютному миру…

– Неуютному – не то слово! – проворчал Блейк.

– Нет, мы и вправду были очень хорошо приспособлены. – Огромное туловище напряглось, пытаясь вползти в непроходимо узкую расщелину. – Кажется, я калечу себя, пытаясь сюда втиснуться… Действительно, в этой глупой горе мяса нет ни малейшей искры разума… Но у нее замечательно организованное тело. Равнины, понимаете? Они тянутся на тысячи миль. Эти горы – практически единственные на планете, как вы, по-видимому, знаете, – да, я вижу, что вы знаете. И здесь так мало тепла. Поэтому для компактной массы, не рассеивающей тепла, например в форме цилиндра, тонкие щупальца удобнее, чем ноги. Ну и конечно, чем больше масса, тем больше объем тела в сравнении с его поверхностью. Вот почему мы так громадны. Громоздкие и ужасно неуклюжие существа. Но на равнинах мы чувствуем себя отлично… Нет, мне действительно лучше не протискиваться в эту расщелину. Я только что поранился.

– Так что же вам мешает, в конце-то концов! – взорвался Блейк.

– Видите ли, я не могу. Я слишком эволюционировал.

Пентон вытаращил глаза:

– Слишком эволюционировали?

– Увы. Вначале, как я уже сказал, мы были существами с высокоразвитым интеллектом. Эта черная кожа, как видите, пропускает тепло только в одном направлении, так что мы не замерзаем. Едим кислород и пьем водород и кое-что другое. Иногда – друзегов. Это те округлые штуки, которые вы приняли за валуны. И мы греемся на солнце…

– Постойте, что такое – друзеги?

– Это… погодите, как же это будет… ага, это особый вид растений. Они очень медленно передвигаются и все время держатся у ручьев и озер. Большинство из них даже живут в ручьях. Они поедают твердую воду, и азот, и еще многое другое, и тоже греются на солнце, а потом выделяют водород и кислород. Практически на всей планете не осталось воды – друзеги всю ее разложили на водород и кислород. Вся вода, что здесь есть, содержится в наших телах; мы делаем ее из того, что поедаем.

– Но ведь вы так и не объяснили, почему продолжаете протискиваться сюда, когда сами утверждаете, что не хотите этого делать? – возмутился Блейк.

– Увы, мы начинали как существа, обладающие интеллектом, но нам приходилось почти все свое время посвящать поискам пищи. Поэтому постепенно мы выработали способность предаваться размышлениям, пока тело ищет себе пропитание. Вы – ну да, я читаю ваши мысли, – вы ведь тоже можете идти по улице, листая на ходу журнал или газету. Ваш ум как бы предоставляет телу какое-то время самому присматривать за собой. Мы усовершенствовали этот трюк. Мне, например, понадобилось практиковаться почти двести лет… двести наших лет…

– Двести ваших лет! Но это же больше восьмидесяти тысяч земных!

– Вот именно. Не правда ли, ваши внутренние планеты мчатся вокруг Солнца как сумасшедшие?! Да, так что я говорил… – ага, длительность жизни… О, в этом мире нам практически ничто не угрожает, ничто не тревожит и не может нас убить. Мы ведем здесь очень спокойный образ жизни. По правде говоря, даже ужасно трудно отделаться от своей телесной оболочки. Обычно мы живем по три тысячи лет – это примерно миллион с четвертью ваших. Мне уже около миллиона.

Блейк уставился на странное существо. Черный, тупо срезанный цилиндр, извивающиеся щупальца пытаются схватить людей… Миллион лет!

– Ну вот, мы научились и так преуспели в этом, что провели бесчисленное множество лет, совершенно не обращая внимания на свои тела. Разумеется, за такой срок мы заметно усовершенствовали свой язык и мысли. Мы открыли основные законы космоса и начали понимать возможности механизмов. Мы даже начали конструировать космический корабль, чтобы посетить другие миры. – Голос печально вздохнул – И тут мы обнаружили, что наши тела тоже выкинули аналогичную шутку – научились обходиться без нас. Как-никак довольно досадно – только заведешь с кем-нибудь интересный разговор, как вдруг твое тело катится прочь в поисках пищи… Тогда мы решили снова взяться за дело. Но мы так давно забросили наши тела, что они вынуждены были развить у себя некое подобие нервной системы. Своего рода вторичный мозг. Теперь у них есть свой собственный нервный аппарат, и мы больше не можем ими управлять.

Блейк задохнулся от изумления:

– Не можете ими управлять?

– Увы, по-видимому, нервные пути, соединявшие наш мозг с исполнительными органами тела, полностью атрофировались. Ни один из нас ни в малейшей степени не способен управлять своим телом. Я, например, не смог бы здесь оставаться, если б мое тело не ощущало вашего тепла и не пыталось с глупым упрямством добраться до вас.

– Слушайте, на чем основана ваша односторонняя теплопроводность? – спросил Пентон. – Я бы не прочь иметь такую же.

– Она действует в живых тканях только при низких температурах, – пояснил голос. – Но я не могу объяснить этого на вашем языке, у вас нет времени изучать мой язык. Мы не способны контролировать свои тела, но я вижу, что и вы не способны контролировать свой собственный мозг.

– Как это? – изумленно спросил Блейк. – Что вы имеете в виду?

– Часть вашего мозга в данный момент лихорадочно старается найти выход из этой расщелины. Особое беспокойство охватило ее с той минуты, как она уловила негромкое «Клик!», которое означает переключение на запасной кислородный баллон. Но ваше сознание, видимо, не обратило на это внимания.

Блейк скосил глаза. Небольшой циферблат внутри шлема подтверждал слова чудовища: содержимое запасного баллона медленно, но верно подходило к концу.

– Послушай, они были как следует наполнены? – насмешливо спросил Пентон.

Блейк тупо кивнул:

– Всего два часа…

– Их должно было хватить на три…

– Разрешите, я вам помогу, – вмешался голос. – Ваше подсознание уже нашло объяснение этому факту. На нашей планете тяжесть больше, вы непривычно много работали и всем вашим мышцам приходилось напрягаться. Поэтому они потребляли необычно большое количество кислорода. Вы ведь градуировали ваши баллоны на Луне, я полагаю? Там притяжение меньше и потребность в кислороде много ниже…

– Вы правы, но кислорода у нас от этого не прибавилось…

– А ведь вы уже вспомнили о твердом кислороде, который разбросан в пещере. Попробуйте использовать его…

Блейк взглянул под ноги. Голубые песчинки твердого кислорода, занесенные в расщелину ветром, лежали вперемежку с мельчайшими частицами настоящего песка и замерзшего азота.

– Можно попробовать.

Пентон отстегнул баллон на спине Блейка. Вдвоем они собрали немного кислородных обломков и опустили их в горловину баллона. Почти пять минут понадобилось, чтобы льдинки превратились в газ; потом клапан баллона щелкнул.

И тотчас рука Блейка дернулась к переключателю, возвращая его в прежнее положение.

– Фу – ну и запах! Жуткая дрянь, дышать невозможно!

– У кислорода был такой приятный и неповторимый запах, – печально произнес голос. – Он был разный в зависимости от типа друзегов… Теперь мы больше не способны его ощущать. Даже прелести тепла мы не ощущаем. А тепло – это было так приятно…

– М-г-м, – вздохнул Пентон. – То-то, я вижу, около корабля собралась целая банда…

– Они очень сожалеют, но ничего не могут поделать. Понимаете, они потеряли контроль… О, смотрите! Кажется, я наконец серьезно порезался!

Щупальца отдернулись, кожистая защитная мембрана захлопнулась, но не полностью. Огромное существо ухитрилось довольно глубоко втиснуться в расщелину и из-за резкого рывка на одном из щупалец образовалась глубокая рана.

Ударила струей густая, клейкая жидкость, которая сразу же затвердевала, едва лишь соприкасалась с холодными скалами.

– Кажется, я все-таки сумел убить себя, – обрадованно произнес голос.

– Сумели убить… Вы как будто радуетесь этому? – Пентон уставился на существо, которое теперь беспорядочно дергалось, пытаясь освободиться.

– Конечно… Сломалась кость и проткнула главный кровеносный сосуд. Минут через десять все кончится. Разве вы не рады будете избавиться от этой глупой горы неуклюжего мяса? Конечно же, я радуюсь. Гругз тоже был невероятно доволен, когда сумел, наконец, сформировать свое силовое поле… по истечении двадцати семи столетий…

– Что это значит? – спросил Блейк.

– Я не смогу вам объяснить, – торопливо сказал голос. – У меня мало времени. Я должен начать формировать свое поле. Да и язык у вас слишком бедный. Я ведь провел больше миллиона лет в размышлениях и исследованиях… Я мог бы разрешить все ваши трудности – научить вас, как сделать необходимое оружие, как создать чисто силовое поле, которое доставило бы вас на родную планету…. Но я должен проститься с вами – моя плоть быстро твердеет… Прощайте… – голос прервался.

От раны на боку существа во все стороны пошла серо-голубая волна. Расслабились мощные мышцы, которые поддерживали мощное круглое туловище, и оно стало медленно уплощаться. Чуть заметные колебания поверхности возвещали торопливое приближение других обитателей Трансплутона. Они спешили насладиться теплом своего соплеменника.

– Кажется, я понимаю, – сказал Пентон. – Они совершенно инстинктивно тянутся к любому источнику тепла. Совершенно инстинктивно…

– Совершенно, могу вас заверить, – произнес новый голос. – Я ужасно сожалею, что ваши боеприпасы почти на исходе. Ничего уже не осталось?

– Примерно на три залпа, – с грустью признался Блейк, – Мы не собирались использовать эту штуку как оружие. Мы не думали, что найдем здесь жизнь.

– Жизнь есть на всех планетах Солнечной системы, – заверил голос. – Вам еще представится шанс встретить важнейшие ее формы.

– Может, вы нам подскажете, как сделать, чтобы протономет мог дать еще несколько залпов? – спросил Блейк. – Это увеличило бы наши шансы познакомиться с другими формами жизни, о которых вы говорите.

– Увы. Ваш язык не приспособлен для этого. Если б я мог контролировать ваши тела или хотя бы свое собственное, я бы, пожалуй, это сделал. Но если б я мог контролировать свое тело, вам не пришлось бы прибегать к протонометам, а я давным-давно сформировал бы свое силовое поле…

– Да что это такое в конце концов? – решительно спросил Пентон – До вас тут один тоже упоминал о силовом поле…

– В момент физической смерти мысль, умственное начало освобождается. Мысль – это силовое поле; доказательство тому – хотя бы передача мысли от одного мозга к другому… Если сосредоточить усилия в одной точке, то можно сформировать в пространстве вихревое поле мысли, которое будет стабильным сколь угодно долго. Этот вихрь питается потоками энергии, рассеянными в пространстве. Но он может быть создан только ценой разрушения физического мозга. А я, – с горечью добавил голос, – не могу приказать своему глупому телу разрушиться. Любой из нас с радостью помог бы вам добраться до корабля, если б только вы сумели уничтожить эти громадные глыбы плоти и освободить нас.

– Единственные глыбы плоти, которым сейчас грозит уничтожение, это наши собственные тела, – заметил Пентон. – Но мы отнюдь не жаждем с ними расставаться.

– Да, я знаю, – сказал голос. – Увы. Боюсь, что я ухожу…

Почва слегка содрогнулась. Три громадных цилиндра неуклюже покатились по равнине, чтобы продолжить трапезу на берегу озера.

– Что же нам делать, гори они огнем! – воскликнул Блейк. – Они настроены дружелюбно, все они, без сомнения, высокоразумные существа, и в то же время каждый из них – это тупой, безмозглый, разрушительный Молох.

– Огонь, – тихо сказал Пентон. – Гори они огнем. Огнем, ну конечно! – Он радостно засмеялся – Ну и туп же я! Великолепная идея.

Блейк молча посмотрел на него, потом сказал.

– Я еще тупее. При чем тут огонь?

– Водород, – сказал Пентон, – река и озеро жидкого водорода. Озеро водорода и берег из твердого кислорода… Они хотят умереть? – отлично, клянусь космосом, мы им поможем! Они вынуждены стремиться к теплу, хотят они этого или нет! – отлично! Кислород и водород образуют воду – и чертову уйму тепла!!