Текст книги "Времени в обрез"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 6.

День четвертый.

С тех пор, как шпионаж стал профессией, он приобрел массу общих черт с остальными, более мирными специальностями. Шпионаж – это образ жизни, со своим жаргоном, своими неудобствами, международной конкуренцией и своим фольклором. Это работа, которая совмещает высокую степень опасности и такую же высокую степень скуки. Из этих двух взаимопроникающих частей и состоит жизнь шпиона.

Дэйн пережил одно из вышеупомянутых ощущений, когда спустился утром в холл гостиницы. Подали счет, в котором было указано все до мелочей. Дэйн почувствовал легкий укол тревоги. Он расплачивался и придирчиво анализировал свои чувства, хотя понимал, что едва ли что-то может ему подсказать, где таится опасность. У входа ждало такси, дверца машины была распахнута, мотор громко ревел. Дэйн видел, как мальчишка-носильщик ставит его чемодан в багажник.

И тогда его осенило. Все это бывало и раньше, он покидал отели, а служащие выстраивались у стен, с любопытством наблюдая за каждым шагом обреченного человека.

Все было из рук вон плохо, но шпион должен уметь подавлять тревожные крики своей интуиции. Потому Дэйн сел в такси, как в собственный катафалк, с ухмыляющимся, всепонимающим водителем. Теперь он всей кожей чувствовал близкую опасность, и тогда пришла ее вечная подруга – скука.

Они вырулили с мыса Рас-Адан и начали быстро спускаться по спиральной дороге к городу, потом миновали ветхие дома пригорода и прибыли в аэропорт. Водитель включил радио: зазвучал рок-н-ролл из "Забытой станции", арабские или какие-то там еще голоса и ритм, который кого угодно выведет из себя (песня по заказу Али, Абдуллы и Селима или кого-то из той же компании Союза Собирателей Фиг).

Обреченно ехать в такси навстречу приближающейся опасности было глупо, но другого выхода он не видел. В этом оцепенелом состоянии, которое повторялось, как и сама ситуация, было что-то неестественное. И чем ближе они подъезжали к аэропорту, тем сильнее охватывала Дэйна опустошенность и скука.

– Это Баб-эль-Мистри, – сказал таксист, указывая на восхитительные кованые ворота. – Единственно приличное, что сделали для нас египтяне.

– Красивые ворота, – отозвался Дэйн.

– Да, неплохо сделано, – буркнул шофер. – Но они слишком много о себе думают, а делают мало.

– Угу, – сказал Дэйн, вспоминая точно такие же разговоры в Афинах, Стамбуле и Кабуле. Все говорили одно и то же, даже он сам.

– А чуть ниже находится плантация финиковых пальм, из которых получают много полезных вещей.

Дэйн откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Казалось, он находится под действием наркотиков, поскольку память способна вызывать галлюцинации почище, чем опиум. Но, в отличие от видений, вызванных химическими препаратами, воспоминания, мелькающие в сознании и быстро сменяющие друг друга, были неприятны и бессмысленны. И хотя Дэйн прекрасно понимал, что пора что-нибудь предпринять, воспоминания властно захватили его и не отпускали всю дорогу к аэропорту.

Когда он подошел ко входу, с обеих сторон появились два полисмена, а перед ним возник человек в штатском, который очень вежливо попросил его паспорт для проверки. Дэйн достал паспорт. В утренних лучах солнца Дэйн выглядел не совсем проснувшимся.

Незнакомец в штатском – и с глазами змеи – изучил документ, сделал вид, что обнаружил в нем какую-то неточность, и притворно нахмурился.

– Мне очень жаль, мистер Пирсон. Вам следует пройти со мной.

И положил паспорт в карман.

– А в чем дело?

– Нарушение.

– И в чем оно заключается?

Человек в штатском снова нахмурился, теперь уже вполне искренне. Неглубокая чаша его терпения была исчерпана.

– За мной, – сказал он, и два полисмена подхватили Дэйна под руки.

Невзирая на сопротивление, Дэйна поволокли к стоянке, где уже ждал полицейский джип.

– Куда вы меня везете? – сносил Дэйн, продолжая играть свою роль.

– В полицейское управление.

– Но я опоздаю на самолет!

– Возможно.

– Но послушайте...

Полисмены втолкнули его в джип. Дэйн продолжал возражать, поскольку этого требовала его роль. Шофер завел мотор, и машина помчалась обратно к городу.

Правда, до города они так и не доехали. Когда машина свернула за угол трущобного района Агила, они увидели громоздящийся посреди дороги перевернутый воз. Джип резко затормозил, к бледному небу взметнулась туча пыли. Шофер вместе с двумя полисменами вылезли из машины и попытались поставить воз на колеса.

Вокруг собралась толпа, наблюдающая, как эти трое ухватились за огромные деревянные колеса.

– Раз! Два! Три!

Они подняли воз, и в это мгновение мальчишка с белыми лишаями на бритой голове пробежал мимо них и что-то бросил.

Это была граната, и она разнесла шофера и двух полицейских прежде, чем те успели упасть на землю. И еще с полдюжины народу, толпившегося рядом.

Дэйн и штатский, сидевшие в джипе, уцелели. Штатский тут же выдернул браунинг из кобуры, висевшей под мышкой. Ругаясь сквозь зубы, он упер рукоятку револьвера в левое предплечье и тщательно прицелился в удирающего ребенка. Когда он наводил пистолет, то напомнил себе, что у его браунинга прицел слегка сбит влево. Конечно, лучше всего было бы выстрелить в спину, но он долго прикидывал, сумеет ли он попасть именно в коленную чашечку с этих пятидесяти ярдов, уж очень это было заманчиво.

Дэйн решил его задачу просто – рубанул по его кисти, чем испортил выстрел и сломал стрелку пару фаланг. Штатский развернулся к нему, стараясь не выронить револьвер. Дэйн изо всех сил ударил ребром ладони по его шее, прямо в кадык. Штатского подбросило, и он растянулся на сиденье, хрипя и хватая ртом воздух.

Дэйн выбрался из джипа и оглядел толпу. Народ был настроен не очень враждебно, но отнюдь не дружелюбно. Хотелось немедленно унести ноги отсюда. Но как? Уехать в полицейском джипе не представлялось возможным: граната покорежила радиатор и разнесла левую переднюю шину в клочья. Идти пешком значило нарываться на новые неприятности, ждать автобуса – тоже не выход.

Неожиданно судьба улыбнулась ему. Со стороны города, окутанный клубами пыли, как джинн, вылетел маленький красный "Фиат". Он затормозил рядом с ним, и из окна выглянуло молодое загорелое лицо с тощей бородкой.

– Это вы Дэйн? – быстро спросил водитель.

Дэйн кивнул.

– Садитесь, да поживее, ради Аллаха! Меня послали за вами, но заболтались, обсуждая детали, старые козлы!

Дэйн сел в машину, водитель рванул стартер с такой злостью, точно ненавидел свой "Фиат". Маленькое авто развернулось и понеслось обратно к городу.

– Куда вы меня везете? – поинтересовался Дэйн.

– В безопасное место, помоги нам Аллах!

– А кто вас послал?

– Если вы не знаете, значит, так нужно. Мне заплатили за то, чтобы я вас привез, а не за то, чтобы болтал с вами.

– Вам разрешили назвать свое имя? – спросил Дэйн.

– Разрешили? – Водитель удивленно покосился на Дэйна. – Аллаха ради, я делаю, что хочу, и говорю, что хочу, а не то, что "разрешили". Меня зовут Майид Битх аль-Ашафи, я из клана Авазим, слышали, наверно.

– Кто же не слышал о клане Авазим! – торжественно воскликнул Дэйн.

Майкл посмотрел на него с подозрением, но лицо Дэйна было серьезным.

– Видите ли, – продолжал Майид, – в этой стране считаются не только с племенами Шарифа, но и с Авазим, самым сильным из кланов. И Аллах мне свидетель, это правда, хотя эти богачи Аниза или Шаммар считают себя выше всех остальных.

Майид Битх аль-Ашафи презрительно взмахнул руками, едва не направив "Фиат" в бок телеги, груженной дынями. "Осторожнее!" – проорал он старому горбатому торговцу дынями и невозмутимо выровнял машину. Дэйн решил, что Майиду не больше двадцати пяти-двадцати шести лет. На его узком лице застыло гневное выражение. Его склонность к горячности и преувеличенному драматизму проистекала из окружающей обстановки.

С центральной дороги они свернули в квартал Бадинде. Промчались мимо источника Аль Маттар, который снабжал не менее четверти населения питьевой водой и глистами, и подъехали к перекрестку у разрушенной турецкой мечети. Сзади послышался быстро нарастающий рев полицейских сирен. Майид оскалил зубы, как бешеный пес, и втиснул "Фиат" в проулок, в который, казалось, не пролезет и осел.

Протиснулись, оставляя на каменных стенах двойную царапину глубиной с сантиметр.

Майид гордо глянул на Дэйна.

– Ну как? Их джипы слишком широкие, за нами не пролезут. Им придется ехать в обход по главной дороге.

– Удачная мысль, – согласился Дэйн. – Ты часто так ездишь?

– Первый раз. Иракские болваны, наверное, подумают, что это невозможно.

Дэйн подумал так же. Он не был уверен, что они сумеют добраться до самого конца проулка.

Они выехали на круговую дорогу, по периметру которой шел Йоби Бер – Большой Базар, центральный рынок Ракки. Пронеслись по площади, не снижая скорости, едва не опрокидывая прилавки, снесли сундучок сапожника, обогнули целый караван верблюдов и остановились у кожевенного завода из красного кирпича.

– Все, приехали, – заявил Май ид. – Вылезай, мне еще нужно спрятать машину.

– Куда мне идти? – спросил Дэйн.

– Черт возьми! – закричал Майид. – Если я подъехал прямо к черному входу завода, это не значит, что ты должен тащиться к булочной на том конце улицы!

Дэйн посмотрел на длинное невысокое строение. Оно ему не понравилось. Ему не нравился также Майид, Ракка, Аравия и весь Ближний Восток, вместе взятые. Они действовали ему на нервы. Все постоянно спешили, не давая времени собраться с мыслями и что-то предпринять. Наверное, во всем виноват климат, идеальный для нервных срывов.

– Иди, они тебя ждут, – сказал Майид. – Да вылезай же из машины, Аллаха ради, мне надо смываться!

Дэйн вылез.

– Спасибо, что подбросил, – сказал он.

– Пожалуйста, – ответил Майид. – Мне, конечно, заплатили, но для тебя я сделал бы это за бесплатно, за спасибо. Благослови тебя Аллах!

– И тебя, – сказал Дэйн.

Майид рванул с места так, будто за ним гнались привидения. Дэйн медленно пошел к заводской двери. Толкнул, она со скрипом отворилась. Дэйн вошел и закрыл дверь за собой.

***

Комната была шестидесяти футов в длину и двадцати в ширину. Из узких зарешеченных окон струился слабый сумрачный свет. Дэйн разглядел тушки десятка или больше овец, привязанных за тощие ноги к потолку, их головы укоризненно свешивались вниз. Куча зеленоватой овчины громоздилась у одной из стен. Сбоку валялось несколько свернутых козьих шкур. Не считая овечьих и козьих шкур, завод был пустым.

Дэйн сперва даже подумал, туда ли привез его Майид; это казалось в его духе – подумаешь, экий пустяк. Он сделал несколько шагов и тихо позвал:

– Эй, есть тут кто-нибудь?

Медленно прошелся по комнате, обошел задубевшие зеленые шкуры. Сделав еще пару шагов, он неожиданно сообразил, что одна из туш шевельнулась...

Дэйн быстро развернулся, принимая одну из стандартных в карате стоек: левую ногу вперед, правая сзади, ступни чуть повернуты внутрь и вес гармонично распределен, локти прижаты к телу, руки расставлены. Он почти не разглядел стоящего за спиной человека и скорее почувствовал, чем увидел взмах дубинки в его руках.

Реакция Дэйна была непроизвольной, выработанной годами тренировок. Его левая рука взметнулась в блоке, когда он завершал разворот, и отбила опускающуюся дубинку. Его противник отпрянул и от удара Дэйна слегка качнулся вправо. Дэйн шагнул к нему. Его правая рука, прижатая к боку, вылетела вперед и вверх, прямая, как копье, с вытянутыми и плотно сжатыми пальцами, ладонью вниз и с подогнутым большим пальцем. Дэйн чувствовал, что удар будет смертельным, он должен перерубить беззащитное горло незнакомца.

Забывшись в предвкушении победы, он едва не лишился жизни, поскольку противник непостижимо быстро развернулся и отбил руку Дэйна, так что удар пришелся в плечо.

Потерявший равновесие и потому беззащитный Дэйн постарался вернуться в стойку, проклиная себя за то, что не бил в корпус соперника. Он нарушил основное правило боя: никогда нельзя недооценивать противника.

К счастью, это правило позабыл и противник. Он тоже потерял равновесие и, разозлившись, не использовал эти несколько секунд для того, чтобы вернуться в устойчивую боевую позицию. Он, не медля, прыгнул вперед, нанес слабый удар, а потом попытался ткнуть Дэйна дубинкой в живот.

Попытка не удалась. Дэйн без труда увернулся, оказавшись у противника за спиной, мгновенно встал в стойку. Теперь его руки были прижаты к бокам, а правая нога взлетела вверх и резко ударила незнакомца по почкам.

Тот упал, ударился головой о пол и выронил дубинку. Решив больше не испытывать судьбу, Дэйн прыгнул ему на спину, схватил за волосы и оттянул его голову назад. Руки незнакомца слабо скребли по земле; Дэйн замахнулся для последнего удара по шее ребром ладони.

– Хватит! – вскрикнул поверженный противник, и Дэйн остановил руку в дюйме от его сонной артерии.

Незнакомец медленно сел, привалился к стене и попытался отдышаться. Левый бок его, в который Дэйн впечатал ботинок, сильно болел. Несчастный поморщился и сказал:

– Я удивлюсь, если ты не сломал мне пару ребер.

– Возможно, – согласился Дэйн. – Но, скорее всего, это просто ушиб.

– Все-таки я лучше схожу к врачу, чтобы проверил.

– Сходи, если хочешь. Правда, я не уверен, что у тебя будет такая возможность.

– Надеюсь, что будет. – Незнакомец поднял голову и увидел, что Дэйн снова становится в боевую стойку. – Мой милый мальчик, – сказал он, – я не знаю, что ты придумал насчет меня, но почему бы нам сперва не поговорить?

Дэйн кивнул.

– Говорить будешь ты, а я – слушать.

– Вот и хорошо. В таком случае, может, ты не будешь стоять столбом? Я хочу сказать, что бок у меня огнем горит, а тот первый удар хотя и не попал в цель, но, кажется, парализовал мне правую руку. С таким раскладом, я думаю, ты можешь расслабиться, даже присесть рядом и покурить.

– Нагнись и обними колени, – приказал Дэйн. Морщась от боли, тот повиновался. Дэйн быстро обыскал его, но не нашел ни ножа, ни пистолета.

– Все в порядке, можешь разогнуться, – разрешил он. Сел рядом и закурил. – Итак, кто ты такой?

– Я Джабир абу Ибрагим.

– Откуда ты?

– Я родился в Рабате, но мой дом – Каир.

– Далековато ты забрался от дома, Джабир абу Ибрагим.

– Не спорю, но не дальше, чем ты, мистер Дэйн.

Несколько мгновений они молча изучали друг друга. Дэйн был поражен. Ни поведением, ни разговором Джабир не походил на убийцу. Он был высок и худ, с приятными чертами лица. Несомненно, городской житель, путешествовал мало: его кожа была светлой, ее не касались ни солнце, ни ветер, а его длинные тонкие пальцы едва ли привыкли к тяжелой работе. Одет он был в легкий серый костюм итальянского покроя, в данный момент здорово измазанный. Он был чисто выбрит, и это в краю, где мужчины гордятся своей бородой. Приветливый и открытый, он наводил на мысли о приятной беседе за вечерним коктейлем, а уж совсем не о кровавых пятнах на полу кожевенного завода.

– Кто приказал тебе убить меня? – спросил Дэйн. – Или это было твое собственное желание?

– Отнюдь, – ответил Джабир. – Что же до моих нанимателей – вернее сказать, моих друзей – благоразумнее было бы не называть их.

– Да, – признал Дэйн. – Но как ты считаешь, стоит ли твое благоразумие сломанной шеи?

– Я не верю, что ты пойдешь на это, – сказал Джабир с обезоруживающей улыбкой. – Посуди сам: я избит и немощен, полностью в твоей власти. Ты американец и придерживаешься национальной традиции по отношению к честной игре.

– Ты и вправду так думаешь?

Джабир с чувством кивнул.

– Твой характер – как на ладони, ты мог бы убить меня в горячке драки, да и почти убил. Но теперь, когда бой окончен, неужели ты способен хладнокровно расправиться со мной? Мой друг, не глупи! Ты не похож на варвара, такого, как турки или русские, и не пытайся убедить меня в обратном.

– Интересное заявление, – отозвался Дэйн. – Ты готов поставить на это жизнь?

– Почти наверняка.

– Тогда ты проиграл, – сказал Дэйн. Он оттащил Джабира от стены и бросил его на пол лицом вниз. Затем упершись коленом в его поясницу, обхватил двумя руками голову и дернул.

– Ради Аллаха, стойте! – заверещал Джабир.

Дэйн остановился.

– Прошу прощения. Ты, наверное, хотел помолиться?

Джабир слабо пробормотал:

– Вы хотели убить меня. Вы действительно хотели меня убить...

– И хочу до сих пор, – заверил его Дэйн. – Молись побыстрее, или что ты там собирался. Даю тебе три секунды.

Джабир недоверчиво покосился на него. Дэйн следил за наручными часами. Потом его руки снова взялись за голову Джабира.

– Постойте! – вскрикнул тот. – Я расскажу вам все!

– Как пожелаешь, – ответил Дэйн. – Но я не заставлял тебя идти против своей совести.

– Моя совесть – это моя жизнь. Помогите мне встать и дайте, пожалуйста, сигарету.

– Начинай, – скомандовал Дэйн. – Кто нанял тебя?

– Никто. Я согласился на это ради того дела, в которое верю.

– И что за дело? Кто тебе сказал, что меня нужно убрать?

– Дело – независимость Ракки. Человек, который хотел вашей смерти – Саид Азиз Аоуд Бен Алима. Теперь можно я сяду и возьму сигарету?

– Продолжай, – сказал Дэйн. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. Алима был его связным в Ракке и самым знаменитым деятелем освободительного движения. Комитет специально послал его на связь с Алимой. Геолог Хасан, который наткнулся на расположение иракской танковой бригады, был человеком Алимы и передал эти жизненно важные сведения по распоряжению самого Алимы.

Теперь Бен Алима стремится убить Дэйна – если верить Джабиру. Смысл?

– Ребенок и то выдумал бы лучшую историю, – выдал Дэйн свое заключение.

– Я давно вырос, – грустно сказал Джабир. – Но я бы не решился лгать в такую минуту. Менее рискованно сказать правду, хотя она может показаться невероятной.

– Наверное, тебе было некогда выдумывать более правдоподобную ложь.

– Клянусь честью, что я сказал правду! Аллах свидетель, это так!

Дэйн тяжело сел, задумался. Минуты шли. Джабир докурил сигарету и спросил:

– Вы и вправду хотели меня убить?

– И сейчас могу. Ты знаешь, что меня послали сюда, чтобы помочь освободительному движению в Ракке?

Джабир кивнул.

– Тогда почему Бен Алима хотел меня убить?

Джабир печально улыбнулся.

– Посылают-то многих, но не всех сразу можно проверить. Например, только прошлой ночью мы узнали, что вы – не тот, за кого себя выдаете.

– Не тот? А кто же?

– Враг. Мы выяснили, что вы работаете на Ирак.

Дэйн уставился на него.

– На каком базаре, ты услыхал эти сплетни?

– Так получилось, что эти сведения поступили прямо из Афин, от Центрального комитета.

– От какого именно члена Комитета?

– Рауди.

– Либо Рауди ошибся, либо он предал ваше дело.

– Рауди отдал борьбе за независимую Ракку двадцать лет жизни. И он никогда не ошибается, особенно если на карту поставлена жизнь официально присланного американского агента, что может повлечь за собой международный скандал.

– Черт возьми, я говорю, что он ошибается или врет! Здесь чувствуется рука профессионала. Послушай, если я предатель, то почему же я не передал иракцам всю информацию, как только получил ее от Хасана?

– Потому что это помешало бы им нанести контрудар. Они понимают, что Ракка на грани революции, и подозревают, что она скоро произойдет. Танковые бригады расположены под рукой. Но они не знают, когда именно начнется восстание. Для них очень важно узнать точную дату и позволить революции начаться, будто они о ней не знали. Размещение бригад обходится недешево, да и они могут понадобиться где-то в другом месте. Исходя из этого, иракцы старались не идти на контакт с вами, пока вы находились на территории Ракки.

– Но, с другой стороны, – добавил Дэйн, – они не могли позволить мне уехать и передать мое сообщение Комитету. Если бы я успел связаться с Рауди или Бикром, восстание не началось бы, пока танковые подразделения находятся вблизи Ракки.

– Именно так, если вы – за нас. Но если принять за факт, что вы – иракский наемник, тогда ваш курс вычислить не сложно. Вы добираетесь до Комитета в назначенный срок и говорите, что все в порядке, иракских войск в стране нет и революцию можно начать, как запланировано.

– В таком случае, почему иракские копы загребли меня в аэропорту и вернули в Ракку?

– Маскировка, чтобы вам быстрее поверили. Через несколько часов вас бы выпустили, возможно, даже депортировали. Это придало бы плану большую правдоподобность.

– И все это Рауди установил прошлой ночью, за час или два, на основе бог знает каких фактов. И сразу же передал приказ меня убить... Да, вы долго не раздумываете!

– Нам свойственна горячность, – признал Джабир, – и мы питаем роковую страсть к преувеличениям. Знаете, мистер Дэйн, я уже начинаю сомневаться, правильно ли поняли на линии этот приказ.

Дэйн поднялся и с ненавистью пнул груду овечьих шкур.

– А я начинаю сомневаться, происходит ли на линии хоть что-нибудь без непонимания, ошибок, перекрестных сведений и общего недоверия. Черт бы побрал все это...

Он резко замолчал. Неподалеку раздался вой трех полицейских сирен, и этот вой быстро приближался.

– Влипли? – сказал Джабир. – По крайней мере, я точно влип.

– Идиот! Ты понимаешь, что уж я-то завяз по самые уши?! Как только я попадусь ракканцам, один из ваших патриотов сунет мне нож под ребро при первой же возможности. Если же меня схватят иракцы, они уж придумают что-нибудь не настолько приятное.

Джабир осторожно встал. И сказал:

– Дэйн, я вам верю. Если я ошибаюсь, то поплачусь за это жизнью, но вам я доверяю. Оставайтесь у нас, мы выясним, в чем была ошибка, и вы сможете передать информацию Комитету.

– Хорошо, – медленно ответил Дэйн. – Думаю, вам тоже можно верить, хотя сам не знаю, почему.

– Вот и прекрасно, – сказал Джабир. – А сейчас, как вы думаете, не лучше ли нам убраться отсюда подальше?

Они услышали, что один из джипов остановился перед заводом. Два других голосили ярдах в пятидесяти.

– Да, – произнес Джабир, краска сбежала с его лица. – Если мы сможем удрать. Похоже, нас окружили. Может, у вас есть какая-нибудь идея, мистер Дэйн?