355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Шекли » Персей » Текст книги (страница 1)
Персей
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 03:38

Текст книги "Персей"


Автор книги: Роберт Шекли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Роберт Шекли
Персей

Персей родился в античном мире, в Греции. Родителями его были царь и царица Тиринфа. Детство свое он провел как всеобщий любимец в окружении друзей. Дядя его, зловещий Иеремия, жил вместе с ними, а также жена его дяди Леттис, уроженка Крита, о которой почти ничего не известно. У Персея была также сестренка Мэри-Джейн, но о ней мы упоминать не собирались, так что можете забыть про нее.

Персей был мальчик смышленый, хотя учился не очень прилежно: мысли его вечно витали где-то вдали, на охоте или рыбалке. И все же учеником он был сообразительным и прекрасно владел оружием. В общем, приятный мальчик, хорошо воспитанный, только вспыльчивый немножко. Порой его обуревали мгновенные вспышки бешенства – но так же мгновенно он остывал. Поэтому подчас он совершал опрометчивые поступки, а после впадал в меланхолию, размышляя о своих больших и мелких провинностях.

Его воспитывали как принца, однако он считал своим долгом стать не просто принцем, но героем. Он зачитывался журналами для героев и восхищался героическими личностями, особенно Тесеем и Ясоном, на которых мечтал походить. Мы поговорим еще об отношениях принца с его дядей, а также с другим молодым человеком, пока что безымянным, прибывшим в Тиринф вскоре после того, как Персею стукнуло…надцать лет. А сейчас мы видим, как Персей слоняется по отцовскому двору, сплошь из белого мрамора, который становится очень горячим под лучами полдневного солнца.

Персей: Как же мне все надоело! Жизнь – это вечная круговерть привилегий и разгула. Мне, царскому сыну, никто не смеет слова сказать поперек. Никто, кроме отца моего Трагедия и брата его, зловещего Иеремии. Возможно, в один прекрасный день я убью Иеремию. Но пока я не уверен, характер у меня еще не сформировался окончательно. А чего вы ожидали? Мне всего лишь восемнадцать лет.

Мэри-Джейн (выходит из перистиля слева): Эй вы, голубки и маслинки, солнце село за западный холм, а сынок ненормальной кретинки, что зовет себя нашим дружком… (Останавливается, увидев Персея.) Привет, Персей! Я тебя не заметила. Я пела песенку, которую услышала вчера на агоре.

Хор на заднем плане поет: Агора! Агора! Чего там только не творится и чего не говорится там, на агоре! На горе! На горе я пошел туда, ноги моей не будет больше там, на агоре!

Персей: Ты не можешь обойтись без хора? Я пытаюсь предаться раздумью.

Мэри-Джейн: Вообще-то я иду от пифии.

Персей: И не жаль тебе тратить время на такую чепуху?

Мэри-Джейн: Она велела передать тебе послание.

– Что она сказала?

– Она велела передать тебе, что Разочарование – это Упадок Стремлений, когда Алчность Мчится на Голой Спине Истории по пути к Абсолютному Собственничеству.

– Она так сказала?

– Слово в слово, – подтвердила Мэри-Джейн.

– Если ты такая умная – объясни, что это значит?

– Боже мой, да почем я знаю? – воскликнула Мэри-Джейн. – Но она сказала, что это очень важно и что ты должен вспомнить об этом в какой-то важный момент своей жизни.

– Какой еще важный момент?

– Она не сказала.

– А больше она ничего не говорила?

– Говорила, что тебе пора освоить какую-нибудь профессию или сделать карьеру.

– Терпеть не могу эту старую перечницу-пророчицу! Вечно она старается меня опередить! – расстроился Персей. – Я как раз сам собирался подумать о своей карьере.

– Ладно, мне пора бежать, – сказала Мэри-Джейн. – Опасайся тихих омутов!

И она исчезла.

Персей покачал головой. Загадочная штучка эта Мэри-Джейн! Хорошо еще, что ее нет в нашей истории, не то авторам пришлось бы объяснять истоки ее загадочности, копаться во внутреннем мире Мэри-Джейн и так далее. Персея же Мэри-Джейн не интересовала. Его интересовал он сам.

Поэтому родители и называли его эгоистичной скотиной.

Персея это задевало.

Не слишком.

А происходило все это во время осеннего равноденствия, когда над землей нависли серозадые тучи, а лохматое белопенное море принимало тысячи разных обличий, какие только могут родиться в юношеском воображении. Один-одинешенек сидел он на берегу – тот самый парень по имени Персей – и смотрел вдаль на скалы.

Море швыряло грязную пену на берег. Морские птицы возвращались в гнезда, меж тем как юноша, одинокий и безутешный, бродил по берегу, с выражением озвучивая заученный монолог. Злые вороны, хлопая крылами в буйном пароксизме страсти, носились над каменистыми мысами, чьи очертания были размыты косой штриховкой дождя, и одинокий краб-отшельник стоял потерянно на просторном пляже, размышляя о горькой судьбине камней и песка. Вот что увидел Персей в этот день.

А вечером случилось кое-что другое. Персей пошел на свидание с незнакомкой. И во время свидания он совершил преступление… чисто случайно. Ему удалось скрыть почти все следы, и тем не менее в результате принца начали шантажировать, а шантаж довел его до бешенства. Мы уже упоминали, что Персей был склонен к насилию. В ходе последующих попыток избежать собственного прошлого он встретил и постарался завоевать Андромеду, ставшую для него единственной женщиной в мире, которую вечно кто-нибудь привязывал к скале. Но мы опять забегаем вперед самих себя. Давайте вернемся во дворец к Персею, где он приглаживает волосы, готовясь к свиданию с незнакомкой. Мэри-Джейн, естественно, тоже сидела здесь, поддразнивая брата.

– У Персея свиданка!

– Заткнись, пацанка! – сказал Персей. Тон его не был недружелюбным. Или грубым. Напротив, в голосе Персея звучало «о'кей», и Мэри-Джейн наслаждалась отсутствием диатрибы, ибо ничего другого ей не оставалось – что же еще тебе делать, если ты младшая сестра, а твой обожаемый старший брат собирается на свидание с незнакомкой, и сердце твое разрывается, но ты, черт возьми, должна держаться как ни в чем не бывало; должна дурачиться, должна поддразнивать его. Вот о чем думала Мэри-Джейн. Она была неглупа. Она понимала, что на ней тяжким бременем лежит непригодное имя. Она гадала, почему ей не дали классическое греческое имя, как всем остальным. И думала, что когда-нибудь обязательно выяснит это – а также многое другое, что взрослые старались держать от нее в тайне.

– Ну, как я выгляжу? – спросил Персей.

– Ты выглядишь колоссально, – ответила ему сестра. – Ты выглядишь как полубог или герой.

– Я не чувствую себя героем, – сказал Персей.

– Это потому, что ты пока ничего не совершил. Но Ты не волнуйся – у тебя еще все впереди.

– Да как же мне не волноваться! – сказал Персей. – Мне уже восемнадцать. Тесей убил гирканского вепря, когда ему было всего шестнадцать.

– Если это не утка! – сказала Мэри-Джейн, и двусмыслица ее реплики показалась столь восхитительной двум юным и сравнительно неискушенным созданиям, что оба они залились смехом – так беспечно им вместе, увы, отныне смеяться уже не придется. Мне нелегко об этом говорить, но вы, наверное, и сами догадались. Печать серьезности легла на беззаботное веселье того мгновения, когда Персей рассматривал себя в металлическом зеркале и Мэри-Джейн подняла масляную лампу повыше, чтобы ему было видно, а обставленная в античном стиле комната за ними терялась во мгле переплетений аканта.

Персей поправил галстук, удостоверился, что надел тунику на правую сторону, нервно кашлянул и пошел по коридору к английскому саду, где ожидала его незнакомка. Мэри-Джейн, проводив его взглядом, вытащила из кармана передничка сладкое печенье и задумчиво принялась его грызть. Когда ты всего лишь маленькая девочка, голод важнее любых переживаний по поводу того, куда отправился твой старший брат.

Повинуясь здоровому любопытству, Персей остановился по пути в сад, увидав посреди коридора большой вертикальный сундук, открывающийся, как шкаф. Вертикальные сундуки были изобретены всего несколько лет назад и продавались пока только в крупных городах, поэтому принц не сразу понял, что это такое. Собачья будка? Или бельевой шкаф? Или баскетбольная корзина? Возможностей не перечесть. Персей с любопытством уставился на сундук.

Как раз в это мгновение зловещий принцев дядюшка Иеремия вышел в коридор в своем лучшем хитоне, мурлыкая себе под нос в такой манере, которую иначе как угрожающей не назовешь. Был он мужчина рослый, с черной кучерявой шевелюрой и черной кучерявой бородой. Голову его, как обычно, венчал ассирийский шлем. Иеремия, насколько нам известно, упоминался как первый в античности человек, имевший карманы. В его хитоне их было целых два, и дядюшка, сунув в карманы большие пальцы, точь-в-точь как простой фермер, торопливо шагал вперед и остановился только тогда, когда увидел Персея.

– Персей! – сказал он, таким образом подтверждая наши подозрения о том, что он узнал племянника.

– Дядя Иеремия! – воскликнул Персей. – Что вы делаете в этом коридоре, который ведет из моих личных дворцовых покоев к английскому саду, где у меня назначено свидание с незнакомкой?

– Да так, разнюхиваю, – ответил Иеремия. – Ты случайно не видал тут вертикального сундука?

– А это случайно не он? – спросил Персей.

– Да. Это вертикальный сундук.

– Тогда я его видал, – ответил Персей.

– Но заглядывал ли ты внутрь?

– Нет, не заглядывал, – признался Персей.

– Жаль, – сказал Иеремия. – Ты мог бы узнать пару занятных вещиц.

– Я же не знал, что в вертикальных сундуках скрываются занятные вещицы, сказал Персей.

– Поздно, дружок, – заявил Иеремия и с силой толкнул сундук.

Покоившийся на шариковых колесиках сундук под воздействием энергии толчка покатился по коридору, сначала медленно, а затем разгоняясь все быстрее и быстрее, пока не пропал в непроглядной дали.

– Ну что ж, – сказал Персей.

– Возможно, ты набредешь на него еще раз, – заметил Иеремия. – А пока – не смею тебя больше задерживать.

Он зашагал по коридору, свернул за угол и пропал с глаз долой.

Персей никогда не любил Иеремию. А выходка с вертикальным сундуком еще сильнее настроила принца против дяди. Мне трудно объяснить современной публике, каким серьезным оскорблением считалось в Древней Греции вот так толкнуть сундук по коридору вдаль прямо у вас на глазах. За такое людей убивали, и не только.

Теперь мы на время покинем Персея и обратимся к молодой даме, которую называли до сих пор незнакомкой. Мы оставили ее в английском саду, где она сидит на стуле со спинкой, выгнутой в форме лиры, глядит на лилии в пруду и гадает о том, что ждет ее впереди. Высокая, стройная девушка в длинном белом платье и полупечали, покрывавшей ее овальную головку и позволявшей увидеть лишь розовые ноготки. Вот такой была Лира. Родителей ее звали Кадиллак и Иеро. Она окончила критскую школу прикладных искусств, специализируясь на инталиях и полутоновых соответствиях. Детство у нее было самое обычное, с родителями, тетками, дядюшками, сестрами и братьями. В общем, у Лиры было все, за исключением кольца сиротки Энни, но она даже не знала, что оно desideratum.[1]1
  Желанно (лат.)


[Закрыть]
Шучу, конечно. Лира была привлекательная девушка. Ее прямые, гладко зачесанные назад волосы украшали очаровательные весенние цветы. Носик у нее был маленький, губы тонкие. Кому-то она могла бы показаться надутой, но только не ее подружкам, аграгонским наядам, которые часто навещали Лиру в то время, когда Олимпия была гораздо ближе к Криту, чем сегодня.

В данный момент была в Лире какая-то смутность, непроницаемое нечто, что придавало ей особую привлекательность и окутывало атмосферой тайны, которую еще более подчеркивало отсутствие макияжа. Она пришла сюда, в английский сад, не ради себя, а чтобы помочь кое-кому другому. Этим кое-кем другим был ее отец, правитель далекого Тулия. В народе его звали Пневмопотамом – огнедышащим драконом волн, – таким образом выражая свое уважение.

Отец Лиры отчаянно нуждался в чем-то, но никогда не говорил, в чем именно, боясь быть подслушанным и неправильно понятым. Человек он был высокий, с волнистой шевелюрой, и тщательно следил за своим образом. Поэтому, когда дочь предложила ему исполнить его тайное желание, не зная, в чем оно заключается, он растрогался до слез.

– Помню, когда ты была еще ребенком, – сказал он, обняв ее за плечи, – я все думал, что ты послана мне в утешение. Теперь я это знаю точно!

– Отец, я прошу лишь о возможности отработать тот особый долг, которым я обязана Олимпийцам, ибо, насколько мне известно, я не появилась бы на свет, если бы Зевс не шепнул тебе на ухо: «Не убивай ее, это ж всего-навсего девочка, чем она сможет тебе навредить?»

– Верно, ты кое-чем обязана Зевсу, – заметил отец. – Но еще больше ты обязана Афине, которая вложила эту мысль ему в голову и ненавязчиво внушила, чтобы он передал ее мне.

– То, что ты говоришь, очень интересно, отец, – сказала Лира. – Но как случилось, что Афина приняла такое участие в моей судьбе – ведь всем известно, сколь мало ее интересуют человеческие младенцы женского пола?

– Да, известно, – ответил отец. – Но что до ее побуждений, тебе придется подождать и понять их самой. Ибо боги не бросают ответы нам под ноги, считая, что мы слишком заняты собственными наслаждениями, чтобы обратить внимание на неземные духовные услады.

Лире пришлось этим и удовольствоваться. У нее были свои причины, побудившие ее согласиться исполнить желание отца. Тайные причины, о существовании которых вряд ли кто-то мог догадаться. В это просто невозможно было поверить: чтобы за столь чистым лбом скрывались коварные помыслы?! Чтобы столь ясные глаза могли таить в себе такие сложности? Об этих чертах образа Лиры мало кто знал. А если и знали, то не придавали значения. Трудно сказать, что хуже, да Лира и не пыталась говорить. В этом смысле она была мудра не по годам.

И вот теперь она сидела в английском саду. Ее немного тревожило то, что английский сад был по-прежнему тут. Ну что ж, если ей надо сыграть свою роль в саду, значит, так тому и быть. Глядя в серебряное зеркальце, Лира трезво оценила свои преимущества. Недурна собой, приличные баллы по тесту академических способностей и умение сопереживать маленьким мохнатым лесным зверюшкам. Другие начинали и с меньшего.

Именно тогда в сад вошел Персей. Несколько масляных ламп, стоявших на мраморных постаментах, освещали сцену, в высшей степени строго античную. Здесь не было праздных зрителей, способных накинуть на сцену сеть самоиронии. Здесь были только они двое – и кот.

Кот проскользнул сюда вслед за Лирой. Мы не можем сказать в данный момент, что его побудило, но мы более чем недовольны его присутствием. Разве не обещали мы строго придерживаться главной темы? И вот, пожалуйста – какой-то кот проникает в пейзаж и отвлекает все внимание на себя своей короткой шерсткой и так далее.

Мы снова наконец вернемся к основному вопросу. Вопросу о ясности. Персей вошел в английский сад, но едва он шагнул с мозаичного пола в сырую прохладу хорошо увлажненного сада с рифлеными колоннами и аккуратными цветами в декоративных вазах, как за его спиной что-то шевельнулось. Принц обернулся быстро, но без особой паники и даже без паники вообще. Ему показалось, что в коридоре кто-то есть, а когда вам так кажется, то возникает желание разрешить все сомнения, в особенности если вас воспитывали на историях зверских убийств и прочих кровавых душегубств. Старый Като, слуга принца, с детства вбил ему в голову мысль, что за каждым кустом таится убийца и что расслабляться не следует даже в помещениях, где кустов, как правило, немного.

– Кыш-ш-ш, – сказал он с северным акцентом, от которого во рту оставался привкус морошки и мурашки тихонько ползли по спине. Но никого не увидел, кроме пятна табачного цвета на стенке, оставленного каким-то отхаркивавшимся сукиным сыном.

Персей опять повернулся лицом к саду, сознавая, что опоздал на встречу и тем самым затуманил ясность повествования. Но не его вина, если вам приспичило делать такие выводы.

– Привет, – сказал Персей. – Это с вами у меня свидание?

– Нет, я пришла сюда, чтобы принести человеческую жертву. Шутка.

Они уставились друг на друга. А в другом крыле дворца мать Персея, Марджори из Афин, сидела на обычном сеансе, которые она проводила раз в неделю по средам, – сидела в темной комнате, и рука ее покоилась в руке, принадлежавшей, как она верила, ее возлюбленному мужу, доктору Арчибальду.

– Послушай, – сказало чудовище (ибо другого определения для него не подберешь), – тут мне, кажется, необходима человеческая жертва. Вообще-то я ее даже не люблю – я имею в виду человечину, – но так написано во всех книгах, рассказывающих о том, как проводить подобные церемонии.

Тут нам следует кое-что объяснить. Марджори привезла с собой привычку к сеансам из Афин. Оба они с Арчибальдом были здесь чужестранцами и находили утешение в исполнении необычных и немного зловещих обрядов.

– Нет смысла быть слишком здравомыслящим, – любил повторять Арчибальд, стараясь выглядеть так же зловеще, как Иеремия. Задача эта была не так проста, поскольку некоторые обладают даром сатирического самообнажения и поэтому совершенно естественным образом производят впечатление на людей того сорта, что запускают воздушных змеев в тщетной попытке бросить вызов небесам. Подробно описание событий, предшествующих тому, что происходило, когда Персей вошел в английский сад, где его ждала незнакомка, не должно быть воспринято как признак основного направления причинности. Мы думаем, что сумеем справиться с любым вопросом, который может возникнуть по этому поводу.

Итак, сеанс продолжался, между тем как юный принц вошел в английский сад, где Лира – та самая незнакомка, назначившая ему свидание, с ее чистым лбом, прямой осанкой, отведенными назад плечами, стянутыми в конский хвост волосами, в ее белом льняном платье со множеством складок – стояла, листая одну из первых опубликованных в древнем мире газет, где, несмотря на годичную давность выпуска, новостей было больше, чем большинству людей удается услышать за свою жизнь.

Простите, но мы не можем продолжать. Что эта – перерыв? Да нет же, глупый, это часть рассказа. Но с кем я разговариваю? Продолжай печатать, и узнаешь. Я Лемюэль П. Благгарт. Извините, но здесь уже нет места для новых персонажей. Пожалуйста, уходите. Ладно, я уйду – и прихвачу с собой всю историю. Но зачем так сразу? Возможно, надменный дух, ты сам хочешь рассказывать ее?

А запросто! Вот смотри. Персей, значит, так его звали. Пошел на свиданку с этой курочкой, Лирой, которая только что получила кучу денег из папенькиного поместья на Сицилии. Чего там случилось со стариком, этого я в точности не знаю. Говорят, на Сицилии находится вход в Город Мертвых. Он, должно быть, туда и забрел по рассеянности.

Персей решил, что с него довольно. И в мгновение ока избавился от враждебного рассказчика. После чего повернулся к Лире и спросил:

– Хочешь пойти на вечеринку с сюрпризами?

– Конечно, – ответила Лира. – Особенно если гам можно будет встретить кого-нибудь, с кем я не должна была встречаться, и таким образом разорвать в клочья нормальную ткань событий.

– Ты храбрая девушка, – сказал Персей. – А у меня есть одна проблема. Я что-то собирался сделать и даже тронулся было – но забыл, куда и зачем.

– Мне кажется, я знаю, в чем твоя проблема, – отозвалась Лира. – Тебе не хватает крепости. Я права?

– Да. И стрел в колчане не осталось. Они уставились друг на друга. Пристально.

– Спорим, что и денег не осталось тоже, – сказала Лира чуть погодя.

– Да, и я даже знаю почему, – заметил Персей. – Потому что наша финансовая поддержка неожиданным и загадочным образом лопнула.

– Я думала, она вложена в надежные бумаги, – сказала Лира.

– Бумаге нельзя доверять, – сказал Персей.

– Лопнула! – возмутилась Лира. – Какая подлость! И как же мне теперь продолжать?

– Боюсь, это никого не волнует, – сказал Персей.

– Но так нечестно! Мне даже не дали шанса!

– Давай изобрази что-нибудь по быстрому, – предложил Персей.

Лира изобразила танец со слезой. Потом плавно перешла к танцу с грозой, грациозно извиваясь меж молний. Затем последовал танец с гюрзой, обвивавшей ее и переливавшейся разноцветными чешуйками. И в завершение был исполнен неизбежный танец с виноградной лозой.

– Колоссально! – захлопал Персей.

– Спасибо, – сказала Лира. – Но теперь мне нужно принять душ и переодеться.

– Мы находимся в английском дворцовом саду, – сказал Персей. – Здесь нет душа.

– А в соседней комнате? – с надеждой спросила Лира.

Персей огляделся вокруг.

– Похоже, тут нет никакой соседней комнаты.

– Тогда мы в ловушке.

– Боюсь, что да, – сказал Персей.

И тут с крыши послышался какой-то треск.

– Нам нужно было оставить эти догадки при себе, – сказал Персей. – Сдается мне, мы накликали беду на свои головы.

Юноша и девушка задрали головы и посмотрели на крышу. В ней появились трещины. Сначала они были еле заметны, но мало-помалу становились все больше.

И больше.

И еще больше.

– Мы так и будем стоять и смотреть, как трещины становятся все больше и больше? – спросила Лира.

– Не спрашивай меня, я не режиссер, – ответил Персей.

И тут вошел жеребец. Вскоре после этого понеслась такая жеребятина, что у многих начали пухнуть животы. Настало чуть ли не самое худшее время во всей античной истории. Оно было столь же неубедительно, как пир Тримальхиона. За сценой поднялась закулисная возня, и Персей пошел искать другую иллюзию. Он не знал, что делать с Лирой. Свидание с незнакомкой получилось не очень удачным. Забавно, но так порой бывает. А Мэри-Джейн, прячась за портьерой в античном коридоре, уходившем в бесконечность пасмурного моря, прикусила пальчик и хихикнула, привкус местного колорита мы вам принесем, заботами ваших услужливых производителей грейпфрутов, которые поставляют вам все, в чем вы нуждаетесь, и вынуждают покупать все, что у них есть.

Потому что пришла пора пробуждения. Существо на кровати открыло глаза, моргнуло раз-другой, перевернулось и постаралось собраться с мыслями, чтобы попробовать опознать свою личность.

– В ретроспективе все обретет свой смысл, ~ послышался чей-то голос.

– Отлично, – сказал он, – но сейчас мне от этого не легче.

– Позволь, я расскажу тебе о шекспировском театре, – сказала она. – Особой пользы мой рассказ тебе не принесет. Но классный ужасник с гусиной кожей всегда имеет смысл послушать, верно?

Он заставил себя сесть прямо. Обнаженный по пояс. Блестящий от пота. Залитый жгуче-оранжевым светом. А над ним склонялся человек в униформе с сигаретой во рту, щипцы разомкнуты и слегка повернуты в стороны, рукоятки прижаты друг к дружке – или, по крайней мере, сведены – в темной комнате с единственной лампой, и этот душный запах страха в воздухе. Да, он снова был в том месте. Ну надо же, какая досада! Потому что теперь начнется кошмарный сон с грызней червей и прочей ерундой, пока не случится что-нибудь еще. По крайней мере, так ему внушали.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю