Текст книги "Восточная мадонна"

Автор книги: Роберт Мендельсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

44

Клэй избегал думать об этом, да и не с кем было поделиться мыслями. Возможно, он боялся признаться самому себе, но что-то в Бернадетт начинало тревожить его. Клэй пытался отбросить эти мысли – все могло оказаться просто побочным эффектом беззаботной жизни. Он часами слонялся по террасе кафе, болтал с незнакомыми людьми и пил больше обычного. Она всегда была рядом, и с ее лица не сходило выражение усталости. Бернадетт сторонилась людей и ни с кем не разговаривала. Под внешним спокойствием, с которым она воспринимала его контакты с кем попало, Клэй замечал неудовольствие. Когда они оставались наедине, она не скупилась на упреки, без конца что-то говорила, но он обычно бывал слишком пьян, чтобы обращать на это внимание. Она говорила, что Кала д'Ор – крохотное и скучное местечко, что вокруг – случайные и неискренние люди. Ему казалось, что она становится нетерпимой ко всему и вся. Очевидно, ей все осточертело, да и сколько можно притворяться туристами?

По всей видимости, ему следовало уделять ей больше внимания, однако ей не нравилось, когда он начинал хлопотать вокруг нее на людях. Бернадетт по-прежнему ничего не говорила о себе, и Клэй терялся в догадках о том, что у нее на уме. Ее прошлое, как и раньше, было для него тайной за семью печатями. Пусть прошлое и не имело для нее большого значения, но он нес ответственность за ее настоящее. Не уговори ее Клэй бежать вместе с ним, она так и осталась бы во Вьетнаме, и никто из ее товарищей теперь не гнался бы за ней. Клэй должен был защищать ее, потому что именно он притащил ее сюда.

Правда, он спас ей жизнь в той вьетнамской деревушке. Капитан говорил, что его люди собирались убить ее. И она гораздо больше боялась собственных друзей. Судя по ее поведению, ей не стоило особо рассчитывать на их снисхождение. Вероятно, их объединяла только опасность. Когда ее охватывал гнев, она становилась другой, независимой. В такие моменты Клэю казалось, что он ей больше не нужен. Пока что он не понимал, хорошо это или плохо, а потому старался не думать об этом.

Однажды днем на террасе кто-то предложил им посетить бой быков.

– Отличная идея, – согласился Клэй. – С утра отправимся в Пальму, поглядим на лодки, пошатаемся по магазинам и пообедаем. Хоть какое-то разнообразие.

– Я хотела бы сделать прическу, – сказала она.

– В воскресенье салоны закрыты.

– Не все же. Я могла бы найти парикмахерскую в каком-нибудь из отелей. А в чем обычно ходят на корриду?

– Ну-у, в джинсах…

– А бывает, что кто-то вырядится?

– И такое случается.

Ее можно понять, сказал он себе. Во многих отношениях она до сих пор оставалась воспитанницей монастыря. В жизни ей довелось увидеть не так уж и много.

Клэю нравилась Пальма-де-Мальорка. Если бы он нашел дело по душе, то с радостью остался бы здесь. Для него сейчас не имело значения, где жить. В эти недели он не слишком задумывался и о поисках собственного «я». Может быть, однажды утром он проснется и вообще ни о чем не вспомнит. И все же наступило время что-то предпринимать. Например, пойти в американское консульство и сдаться. Бернадетт не умрет с голоду – о ней-то он позаботится. Она больше не обязана страдать от его ошибок. Скоро он на что-нибудь решится. По крайней мере, не позже, чем закончится лето. Можно отправиться в Париж, чтобы повидаться с Мардж. Уж она-то знала бы, как поступить наилучшим образом, поскольку хорошо разбирается в таких делах. Мардж весьма практична и к тому же привыкла к перепадам в его настроении за столько лет, прожитых вместе. Она была частью его прошлого. Наконец, Мардж по-прежнему оставалась его женой и матерью его дочери. Жена имела право знать, что он собирается сдаться властям. Этот шаг Клэя не мог не отразиться на ее жизни, и она имела право знать, что он затеял.

С чего вдруг он стал думать о Мардж? Может быть, мысли о ней навеяла поездка в Пальму, где они когда-то были счастливы вместе? Или все это – из-за его сомнений относительно Бернадетт? Они давно уже не занимались любовью. Бернадетт становилась просто близким другом, человеком, который всегда рядом и на которого можно положиться. Противился ли он исходящей от нее силе? Хотел ли, чтобы она навеки осталась беззащитной девочкой? Нет, ему нужна была женщина. А Мардж была именно женщиной. Она всегда разжигала его, и Клэй часто ловил себя на сексуальных грезах, в которых она неизменно присутствовала.

Был еще только четверг, но Бернадетт уже собрала вещи. Клэй сказал, что они задержатся в Пальме еще на несколько дней. Она была рада, что придется куда-то уехать, хотя бы ненадолго. Мужчина, в тени которого она теперь жила, всегда во всем соглашался с нею и был всецело в ее распоряжении. Познав весь мир, он в то же время совсем ничего не знал о книгах и истории, искусстве и театре. Бернадетт могла бы научить его всему этому, возможно, уехать вместе с ним в Париж и поселиться там. Она могла бы раскрыть ему глаза на сокровища Старого Света.

Клэй изменился, думала Бернадетт. Энергия, которой он кипел, когда начиналось их совместное путешествие, иссякла. Он не возражал против того, чтобы она была рядом, но у него не было никаких планов, никаких идей. Он разговаривал с кем попало, и случайные знакомые равнодушно выслушивали его болтовню об их жизненных перипетиях. Теперь он не заботился о своей внешности и, если бы не она, наверное, даже не подумал бы взяться за бритву. Бернадетт искренне стремилась хоть как-то разбудить в нем былой интерес к жизни, но он, казалось, впал в летаргический сон. Клэй безропотно исполнял самые вздорные прихоти, с помощью которых Бернадетт пыталась расшевелить его, и никогда не противоречил. Вероятно, Клэй всегда был таким, только раньше она этого не замечала. Он почувствовал себя в безопасности, стал самодовольным и в итоге превратился в зануду.

Как только они вернутся в город и окажутся среди нормальных людей, она попробует еще раз повлиять на него. Он достаточно наивен, думала она, а значит, есть возможность вылепить из него то, что требуется. Если же он отвергнет шанс обосноваться в Европе, то Бернадетт придется идти своей дорогой. Чтобы ощущать собственную состоятельность, люди нуждаются в стоящем деле. И она не станет сидеть сложа руки.

Бернадетт испытывала возбуждение от того, что ей предстоит увидеть бой быков. Когда-то давно в Париже ей довелось прочитать «Смерть после полудня». Книга потрясла ее, навсегда оставив в памяти яркие краски, отважные лица и кровь на арене. В ушах Бернадетт звучала музыка, делая почти осязаемой изящную жестокость этого действа. Она хотела поговорить об этом с Клэем, но выяснилось, что он не читал Хемингуэя. Они никогда не разговаривали о книгах. Только бы добраться до города, и тогда она заставит его записаться в библиотеку, научит, что и как читать. Клэй только и мог сказать о корриде, что это «неформальное мероприятие». Что, черт возьми, он имел в виду? То, что, идя туда, не нужно наряжаться, как на официальный прием? Но у Хемингуэя все красавицы, любовавшиеся боем быков, были в ослепительных лучших нарядах. Бернадетт непременно набьет чемодан своими лучшими платьями и отправится в салон красоты. А когда она выйдет оттуда, Клэй онемеет от изумления. Есть же у нее, в конце концов, какое-то будущее. Она образованна, и если станет ему не нужна, сможет продолжить свой путь в одиночестве. Может быть, именно так и стоило поступить. Может быть, именно этого ей и хотелось. Может быть, она оставалась с ним лишь из чувства благодарности, но ведь и благодарность имеет предел! А он? Оставался ли он рядом, потому что чувствовал себя виноватым перед ней? Нет, сейчас он был просто родным человеком. Они породнились с тех пор, как бежали из деревни, и ей не следует этого забывать.

Четверг окончился. Наступила поздняя ночь. Клэй спал, а Бернадетт сидела рядом, разглядывая его. Она попытается освободить его от самого себя, но на это потребуется вся жизнь. Но ее это не пугало – только бы он захотел.

Майк Картер в третий раз перечитывал письмо от Мардж. Морское путешествие ей нравилось, но палубная жизнь уже приелась. Она намеревалась покинуть судно в порту Пальма-де-Мальорка. Нет, это не сентиментальное паломничество, писала она. Свидание с частицей прошлого необходимо ей, чтобы легче было забыть. Он не совсем понял, что под этим имелось в виду. Она писала, что останется на острове на день-два, а потом самолетом отправится в Париж. Обещала позвонить, чтобы дать о себе знать. Мардж описывала некоторые события во время плавания, своих новых знакомых. Она не писала прямо, что скучает, просто выражала надежду, что они встретятся в аэропорту. Означало ли это, что все вошло в обычную колею? Удовлетворено ли теперь ее любопытство?

О Клэе больше не было никаких известий. Американское посольство в Берне пыталось раздобыть кое-какую информацию, но ни один из банков, с которыми связывались дипломаты, не проронил ни слова. Будем продолжать усилия, обещали люди из посольства. Никто не сомневался, что у Клэя был счет в каком-то из банков Люцерна, и над этой проблемой работали. Новости скоро будут.

Последние несколько суток Майк не выходил из кабинета даже по ночам, намереваясь сидеть там до окончания поисков. Даже если он не найдет Клэя – наплевать. Теперь, когда он получил письмо от Мардж, это уже не имело значения. Его все равно вышвырнут со службы, так что пусть сами занимаются грязной работой. Он потянулся всем телом и положил ноги на стол. Вероятно, письмо было добрым знаком. Может быть, отныне дела пойдут в гору. А вдруг кто-то принесет важную весть? Но число на настенном календаре напоминало, что в запасе оставалось не так много времени.

До чего же легко потерять чувство времени, думала Мардж. Просто смешно! Капитан сказал, что они придут в Пальму через два дня. Погода отменная, рапортовал он. Со своей черной бородой капитан походил на хорошо одетого пирата или отрицательного героя из мультфильма про морячка Папая. Она не говорила ему, что сойдет на берег. Мардж соврала, что никогда прежде не бывала на Мальорке, позволив капитану без устали рассказывать об острове в течение всего обеда.

С тех пор как они с Клэем побывали там, прошло много времени и в жизни Мардж все стало по-другому. Эти перемены заставляли ее вспоминать о Мальорке, как о чем-то волшебном. Они провели на острове не больше недели, но те далекие дни казались теперь вторым медовым месяцем. В письме Майку она, конечно, не упомянула об этом. По мере того, как судно приближалось к Мальорке, то незабываемое посещение казалось все более значительным. Оно принадлежало только им с Клэем и больше никому.

В последнее время Мардж вдруг ловила себя на том, что разговаривает с Клэем. Чаще всего это происходило ночью, иногда на палубе, когда она оставалась наедине с собою. От Майка ей стало известно о длительных странствиях Клэя и теперь нестерпимо хотелось узнать, насколько скитания изменили его. Может быть, он наконец повзрослел. По всей видимости, Мардж была не в состоянии соотнести то, что говорили ей о нем Майк и люди из ВВС, с образом человека, который был отцом ее дочери. Вероятно, в конце концов он спустился с небес на землю. А может быть, она просто не смогла разгадать его. Наверное, было что-то, что всю жизнь не давало ему покоя. Бывает ведь и так, что под маской холодной самоуверенности скрывается плачущее дитя. Должно быть, она была слишком эгоистичной и самодовольной, чтобы заметить это.

Их воображаемые беседы были совсем не похожи на скоротечные вспышки ярости, к которым она постепенно привыкла в прошлом. Это была легкая, отвлеченная болтовня о людях и местах, где приходилось бывать. Не было ни неожиданностей, ни скрытых ловушек, ни горьких потрясений. К тому же в ее воображении они с Клэем много смеялись.

Если только им суждено встретиться вновь, Мардж будет сражаться за него, будет бороться за то, чтобы вернуть его доверие, показать ему, как сильно изменилась, сколь многое ей открылось и насколько важны для нее его слова. Она будет избегать всех щекотливых тем, всего, что способно пробудить тяжкие воспоминания. Она простит ему любое преступление, на которое его могли толкнуть обстоятельства. Господи, до чего же все это было упоительно, но шансы на встречу были столь ничтожны!

Мечты… Как могла она быть настолько наивной? Все это – лишь стремление выдать желаемое за действительное. В парижском отеле ее могли ожидать новости. Она позвонит туда при первой же возможности, вдруг Клэй пытался связаться с ней? Кстати, Майк все время твердил о такой возможности. Она могла бы остаться в Пальме на несколько дней, вероятно даже, вытащить туда Майка. Но зачем? Ответ был известен. Мардж устала от одиночества, ей попросту не хватало нормального разговора с нормальным человеком. Ей не терпелось возобновить нормальную жизнь там, где она покинула привычный мир, но надо было подождать еще пару дней.

– В салоне подают кофе, Мардж, – японка с несмелой улыбкой тронула ее за плечо. – Не хотели бы пойти туда со мной?

– Почему бы и нет? – ответила Мардж, подумав про себя, куда же подевался майор. На лице японки безошибочно читалась радость удовлетворенной женщины, и Мардж пришла к выводу, что майор наверняка где-то рядом.

Бернадетт внимательно изучала лицо Клэя. Они сидели на террасе заведения Фернандо. Клэй выглядел совершенно счастливым и без устали заказывал выпивку на всех. И так будет продолжаться несколько часов, подумала она в отчаянии. Будут разговоры о лодках, футболе и теннисе. Для него это было что-то вроде прощальной вечеринки. Разговор зашел о бое быков, на который были заказаны билеты. Клэй пообещал, что они с Бернадетт останутся в Пальме на несколько дней, а он, возможно, поищет квартиру, куда можно было бы переехать с наступлением осени.

У Бернадетт складывалось впечатление, что другие мужчины безразличны к ней. О, конечно, они улыбались, предлагали ей выпить, но при этом всегда заискивающе смотрели на него. Говорили больше о яхтах, еде, сортах пива в разных странах, о том, где намереваются провести зиму.

Клэй и Бернадетт условились отправиться в Пальму в воскресенье рано утром. Там они остановятся в каком-нибудь небольшом отеле, а затем каждый отправится по своим делам. После того, как Бернадетт посетит салон красоты, они встретятся за обедом. Она будет ждать его в кафе «Ориенталь» на Плазе.

Клэй объявил, что в субботу, то есть завтра, отправляется со всеми приятелями на пляж, где они от души погуляют – будут пить шампанское прямо на песке. Ничего страшного – ведь до Пальмы рукой подать, к тому же он обещал не задерживаться. Никто не сказал, что без Бернадетт будет скучно, и она почувствовала себя так, будто вновь находится в том монастыре, куда попала после смерти отца. На девушку навалилась усталость. Скорее всего ей не хватит сил, чтобы еще раз попытаться доказать, что она все же чего-то стоит. Слишком часто она пыталась это сделать в прошлом. А сейчас необходимо было уйти, прежде чем ею овладеет черный зверь отчаяния. Все, что ей нужно, – несколько часов одиночества.

Извинившись, Бернадетт поднялась. Клэй кивнул, и мужчины коснулись своих шляп. Уходя, она слышала, как оживилась беседа.

45

Мардж увидела его, едва вошла. Для нее встреча была неизбежной – он владел ее мыслями не один день. Отдохнув во время круиза и прокатившись меж двух рядов пальм по Пасео-Маритимо – улице, которую они впервые увидели, когда были здесь вместе, она даже не очень удивилась этой встрече. Все выглядело в высшей степени естественно. Мардж мечтала о нем, и вот ее мечты стали реальностью. Она ожидала увидеть его и сейчас, направляясь к нему через гостиничный холл, думала о том, что он неплохо выглядит.

Кто-то получал ключи от номеров, кто-то расплачивался, покидая отель. Суета, царившая у стойки администратора, несколько приглушила любопытство Мардж. Она не спрашивала себя, что он делает в отеле и где та женщина. Клэй присел на зеленый диван. Секунды, которые понадобились ей, чтобы приблизиться к нему, превратились в вечность. На это время все вокруг куда-то исчезли, гудящая толпа будто осталась за рамками действительности. Она выходила из длинного туннеля к яркому свету – туда, где, читая газету, сидел он.

Мардж встала рядом, и поток мыслей, связанных с прошлым, пронесся в ее сознании. Клэй хотел развода, а ей сказали, что он мертв. Она была в круизе, немного поправилась, очень беспокоится из-за дочери. Спала с Майком. Все это так, но сейчас перед ее глазами был только он. Ей не терпелось обнять его, остаться с ним наедине. Мардж Уэйн-Тернер вновь превратилась в невесту, полную ожиданий. Хотелось, чтобы он трогал, изучал ее. То, что случилось у каждого из них, когда они не были вместе, кануло в прошлое, и теперь он принадлежал только ей. Только это и было реальностью сейчас, когда она стояла, глядя на него.

Клэй казался немного потерянным и грустным. Лицо его осунулось, будто было иссечено ветром. Мардж жаждала обвить руками это длинное тело, но вместо этого неподвижно стояла и смотрела. С каждой минутой нетерпение росло, сердце рвалось к нему.

Едва она собралась заговорить, Клэй, оторвав взгляд от газетной страницы, поднял глаза. Ему показалось, что это сон. Чудилось, что в его тело вселилась душа другого человека, и этот чужой смотрел сейчас на Мардж. Он ничем не выдал своего потрясения. Закрыл глаза и открыл вновь, но Мардж никуда не исчезла. Она была перед ним – живая, из плоти и крови.

Клэй иной раз задумывался, о чем они будут говорить, если встретятся вновь, и вот этот момент наступил. Тогда это были мечты, теперь – реальность. Он попытался что-то произнести, но первой заговорила Мардж.

– Как дела, Клэй? – спросила она так, будто речь шла не о нежданной встрече, а о рандеву, назначенном в этот же день именно здесь. Как если бы перед ней был мужчина, с которым она завтракала утром и для которого теперь собиралась готовить ужин. – Что пишут в газетах?

– Все в порядке, Мардж, все в полном порядке. Прекрасно выглядишь. А загар, как и раньше, к тебе не очень липнет. Ах, газеты… Ничего интересного. Где-то на востоке все еще идет война.

Он ничего не спросил ни о дочери, ни о ее учебе, ни о доме. В его распоряжении был еще по меньшей мере час до назначенной встречи с Бернадетт в кафе «Ориенталь». Он знал цену времени. Знал, что на истребителе за шестьдесят минут можно преодолеть тысячу миль. Одного часа человеку достаточно, чтобы родиться и умереть. Так что времени вполне хватало на то, чтобы вместе с Мардж во всем разобраться, но ведь разбираться-то было не в чем. Все было спокойно.

– Присаживайся, Мардж. Закажи себе кофе и апельсиновый сок. А я быстренько сбегаю на террасу за рогаликом. Получается что-то вроде второго завтрака.

– Я откушу у тебя кусочек.

– Хорошо, дорогая. – Он произнес «дорогая» так обыденно, словно повторял это слово тысячу раз на дню. Но Мардж не было дела до того, предназначалось ли это обращение именно ей, той, другой женщине или же просто вырвалось по привычке.

Внезапно в висках у Клэя застучала кровь. Свежий аромат ее духов, платье от Холстона и точеные ноги вызвали к жизни прежнюю страсть. Вспомнились давно забытые вечера в Джорджии, когда они вместе сидели у нее дома на веранде и он страстно желал ее. Все это вернулось и было свежо, как в первый раз. Свободный час можно было растянуть, а для Бернадетт потом придумать какое-нибудь объяснение. Она, конечно, разозлится, но он уже знал, как совладать с ее гневом.

– А может, пообедаем? Вообще-то еще рано, но ведь, черт возьми, сегодня воскресенье.

До него дошло, что она все еще стоит, и он поднялся.

– Дай отдых своим прекрасным ножкам, Мардж, – услышал он собственный голос как бы со стороны.

Мардж села. К ним подошел официант и сказал, что заказ Клэя уже на столе. Ну, и где же землетрясение, тот самый внезапный взрыв, который должен был сопровождать эту встречу? Вслед за официантом они вышли из холла, Клэй открыл перед Мардж дверь.

– Записать на ваш счет? – спросил официант.

– Нет, я заплачу.

– Так ты не в этом отеле остановился? – поинтересовалась Мардж.

– Я просто пришел полюбоваться видом, который открывается отсюда.

– Ты в самом деле замечаешь такие вещи?

– Любоваться видами – это все, что я могу себе позволить. Позолота, мрамор, кожа – все это стоит денег. Положить тебе масло на рогалик?

Мардж терялась в догадках. Так, значит, он не живет в этом отеле. Но где же? Самолет в Париж вылетает сегодня ближе к вечеру. Однако нужно ли ей спешить на этот рейс? Она в любой момент могла позвонить Майку и сказать, что ее планы изменились. С Клэем можно провести несколько восхитительных часов или – остаться навсегда. Как он пожелает.

– Почему бы и нет? – нежно ответила она, наблюдая, как Клэй разрезает рогалик. Масло тут же впиталось в хлебную мякоть.

– У меня куча денег, – сказала Мардж. – Я позабочусь о тебе.

И тогда впервые перед ним предстал образ Бернадетт. Девушка, которую нарисовало его воображение, сжимала в руке пистолет.

– Только в том случае, если позволишь мне заплатить за твой обед, – ответил Клэй.

Ничто не ограничивало его. Он делал именно то, что хотел. Правда, сейчас был возможен лишь совместный обед и ничего более. Но почему? В конце концов Мардж была его женой, она улыбалась, и он хотел быть с ней. А Бернадетт, если и хватится его, то не раньше второй половины дня. Коррида начинается лишь в шесть вечера.

Мардж взглянула на мужа. Ни его лицо, ни голос – ничто не вызывало неприятных воспоминаний. Она чувствовала себя легкомысленной и шаловливой, будто в голове шумело вино. Мардж думала о том, как бы предупредить администратора отеля, что она пока не собирается освобождать номер, а потом заманить туда Клэя. Она чувствовала легкость. По его глазам она поняла, что с ним творится то же самое. Этот взгляд был ей знаком по годам их молодости, его глаза хотели ее. Клэй уже несколько раз назвал ее «дорогая» и ни разу не упомянул о другой женщине. Возможно, между ним и той, которая до сих пор была рядом, все было кончено. Как бы то ни было, сейчас друг против друга сидели мужчина и женщина, испытывающие взаимное влечение. Он набегался по свету, она была свободна и могла взять его, потому что чувствовала свою силу.

Вкус рогалика был изумителен. Она отхлебнула кофе из его чашки. Все дышало умиротворением, но под внешним спокойствием скрывалась ее тяга к нему. Она до боли хотела, чтобы он прикоснулся к ней. Боги улыбались, и никому не было дела до того, откуда взялись эти двое.

Удушливая жара окружала Бернадетт. Она вышла из тени бульвара и направилась к кафе «Ориенталь». Белые алюминиевые стулья, выставленные на улицу, были по большей части не заняты. Клэя нигде не было видно. Бернадетт овладело легкое раздражение. Ведь она, казалось, просидела под сушилкой несколько часов. Обеспокоенная, она заглянула внутрь. Там сидели лишь несколько местных обитателей и никого больше. Она отыскала свободный столик под деревом и уселась, кипя от бешенства. Уж она выскажет ему все, что накипело на душе. Наверное, торчит в порту, глазея на какую-нибудь дурацкую яхту, или несет вздор, болтая со случайным прохожим. Она ему все скажет, пригрозит уйти. Не будет тебе никакой корриды! Как он мог оставить ее сидеть в одиночестве, будто какую-нибудь искательницу легких приключений? Что он о себе возомнил?

Ее гнев не знал границ. Подошел официант, и она заказала холодный напиток. А может быть, дело не только в Клэе? Теперь она злилась и на саму себя. Как все-таки она слаба, насколько зависима от других! Все время стремится к самоутверждению, словно маленькая девчонка в том далеком монастыре, ждавшая кого-нибудь, кто полюбит ее. Как могла она быть столь податливой? Все разочаровывали ее, потому что она слишком многого от них ждала. О, Господи, она могла быть в тысячу раз лучше любого из них. Если бы только удалось стать тверже, использовать хотя бы часть той скрытой силы, которой она наверняка обладала.

Бернадетт была взбешена, но в то же время чувствовала себя свободной. Было воскресенье, ей хотелось пить. Скоро подойдет официант с запотевшим бокалом, и она тут же закажет второй. Мимо шли безмятежные прохожие. Сегодня вряд ли кто-то преследует ее. В конце концов, могло оказаться, что все эти кошмары просто привиделись ей. Бернадетт могла бы добиться большего успеха и в одиночку. Тогда ей не было бы нужды часами дожидаться его.

Она могла бы вернуться в Париж, чтобы начать жить со старой точки отсчета, вновь обретя то, что оставила там. Пришла мысль о том, что причиной такого поступка мог служить не только гнев. Она обладает незаурядным умом, недурна собой, возможно, даже красива. Продолжать свои рассуждения дальше у нее хватало духа. Совсем не обязательно оставаться до скончания века чьей-то любовницей. Она представляет определенную ценность, иначе не было бы этой нескончаемой погони. За пустышкой в такую даль не погнались бы. В общем, она могла бы выжить и без посторонней помощи – удавалось же ей это раньше. Бернадетт способна на решительные поступки. Она знает, что может быть сильной, а значит, сможет утвердиться и найти собственный путь в жизни. Но нужно добиться независимости без гнева и горечи. Надо перестать перекладывать на других вину за собственную слабость. Время – лучший помощник.

Все мужчины в ее жизни оказывались предателями. Отец умер, когда она еще не успела как следует узнать его. Профессор использовал ее себе на потребу. Минь Хо мог бы быть настоящим помощником, но был слишком фанатичен. А Клэй? Нет… Конечно, он добр и признает ее силу, но слишком погружен в собственное прошлое. Он плохо знает самого себя и что ему нужно. Вот откуда у него потребность в том, чтобы рядом все время был кто-то еще. Ее присутствие пробуждало в нем чувство вины. Сейчас она была ему нужна, а закончится все тем, что он будет использовать ее в своих целях или где-нибудь бросит. Или же он видел в ней кого-то, кто может заменить ему дочь? Но ей не нужен был отец. Вообще-то о Клэе ей следовало думать, будучи спокойной. В противном случае в ее размышлениях будет много несправедливого.

Старый китаец-травник говорил ей, что она прирожденная медсестра. Возможно, ей и в самом деле стоило изучать целебные свойства диких трав или стать медсестрой. Ну да, конечно, она могла бы кое-чего добиться собственными силами. Требовалось лишь еще немного времени. Она уже была на пути к цели. Она закажет целое море холодных напитков, купаясь в котором, можно все обдумать. Так, чтобы, мирно размышляя, можно было изгнать гнев, а не хоронить его, как это обычно бывало, в глубине души. Успокоить, задобрить его, прежде чем он впитается в сердце. Выманить его, прежде чем он превратится в черного зверя депрессии. Может быть, пробуждение ее было слишком запоздалым, но теперь она знала, что для нее где-то светит огонь надежды. Настало ее время.

У киоска на противоположной стороне улицы, разглядывая французскую газету, стоял Минь Хо. Он видел, как Бернадетт пришла и села за столик, и его поразило выражение ее лица. Она выглядела гордой и решительной, к тому же было видно, что ее захлестывает гнев. Такой он ее еще не видел.

Он не ожидал столкнуться с ней в то утро, и поэтому с трудом взял себя в руки, однако давняя выучка помогла ему справиться с эмоциями в считанные секунды. Ему предстояло незаметно перейти на другую сторону улицы и подкрасться к Бернадетт сзади. Минь Хо расплатился за газету и принялся спокойно наблюдать за дорогой. Большой сверкающий автобус, заскрипев тормозами, остановился перед светофором. Бернадетт посмотрела на часы. Минь Хо знал, что она ждет американца, но тот теперь мало его интересовал. Сейчас для него имели значение только двое: Бернадетт и он сам. Так лучше. В конце концов, с беглецами можно расправиться и поодиночке. Автобус медленно двинулся с места, и под его прикрытием Минь Хо совершил рывок. От выхлопных газов дизеля запершило в горле, и он закашлялся.

Через пару секунд вьетнамец уже стоял за деревом, упершись взглядом ей в спину. Ее волосы спускались волной на оголенные плечи, на ней было дорогое платье. К столику подошел официант, однако девушка отрицательно покачала головой. Бернадетт держалась высокомерно, но в ней чувствовалась нервозность.

Минь Хо неслышно подошел к столику и коснулся ее плеча. Бернадетт даже не повернулась. Его ноздрей коснулся аромат дорогих духов.

– Если думаешь извиниться за то, что объявился только сейчас, то можешь не беспокоиться, – уверенно произнесла она по-английски. Ему никогда не приходилось слышать, чтобы она так разговаривала. Она была в бешенстве.

– Мне не за что просить прощения, Бернадетт, – ответил он по-французски. – Не вздумай оборачиваться или поднимать шум. У меня в кармане пистолет.

Бернадетт онемела. Все, что она только что собиралась сказать, испарилось. Все в ней умерло, по коже пробежал холод. Она трепетала от ужаса, который, казалось, с этого момента навечно вселился в нее. Все вокруг потускнело – всему конец. Звук его голоса вдребезги разбил ее мечты.

– Мы здесь одни – ты и я, – прошипел он. – Никто тебе не поможет. Понимаешь?

Она кивнула.

– Хорошо, – продолжил Минь Хо. – А теперь встань и иди вон туда, к пальмам.

Она встала без звука, даже не обернувшись, чтобы взглянуть ему в лицо. Ее гнев улетучился, а вместе с ним и решимость. Все минувшие месяцы ее независимости и сила воли обратились в прах. Она вновь стала маленькой девочкой, но девочке этой уже не было страшно. Снова кто-то берет ее за руку, говорит, что делать и куда идти. И они пошли. Минь Хо был совсем рядом, она чувствовала его дыхание на своем затылке и ощущала холодную сталь оружия, упершегося ей в бок. Выйдя на тротуар, он встал рядом и взял ее за руку. Она шла с опущенной головой, не осмеливаясь поднять глаза.

– Мы не можем здесь разговаривать, – мягко произнес Минь Хо. – Тебе придется пойти ко мне в отель.

Она не ответила – лишь склонила голову еще ниже. Минь Хо ощущал, что ею все сильнее овладевает страх. Бернадетт шагала безвольно, медленно, словно смирившись с судьбой. Маленькая послушная девочка, которую кто-то куда-то ведет – не важно куда. Он знал, что вновь стал ее поводырем. Они могли бы точно так же прогуливаться вдвоем по парижским бульварам. Она, должно быть, знала, что всему наступит конец. Для грешников нет спасения. Именно это она всегда говорила ему. Душа и тело ее нуждались в приказах, а не в спасении.