Текст книги "Смерть приходит за богачом"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Роберт Маккаммон
СМЕРТЬ ПРИХОДИТ ЗА БОГАЧОМ

Глава первая
ЛОРД МОРТИМЕР НАДЕЕТСЯ

День, когда декабрь подошел к дверям нового, тысяча семьсот третьего года, к дверям дома номер семь по Стоун-стрит в городе Нью-Йорке подошел унылый седой человек в черном костюме, черной треуголке и касторовом плаще. Была середина дня, но на холмы и улицы уже лег синий вечерний свет. Унылый человек стал подниматься по ступеням, наверх, где ожидали его решатели проблем.

Этот путь привел его в царство Хадсона Грейтхауза и Мэтью Корбетта. Они ожидали его, предупрежденные письмом, отправленным на прошлой неделе из города Оук-Бридж, что в Нью-Джерси. Сейчас при тоскливом свете, проникавшем в окна, при свете восьми свеч в кованой люстре над головой, при скромных огоньках, потрескивающих в небольшом камине, двое партнеров агентства «Герральд» смотрели, как унылый человек снимает с себя плащ, вешает его на стенной крюк и усаживается в кресло посреди комнаты. Треуголку он тоже снял и держал ее в узловатых подагрических руках, разглядывая Мэтью и Грейтхауза грустными, водянисто-серыми глазами. Письмо его было подписано так: «Со всем уважением и огромными надеждами – Джаспер Оберли». Хадсон задал первый стандартный вопрос – чем можем быть полезны, – и грустный человек заговорил:

– Я слуга очень богатого господина, лорда Бродда Мортимера, и пребываю в сем качестве последние одиннадцать лет. Мне больно это говорить, но за ним должна прийти Смерть.

– Так же, как и за всеми нами? – уточнил Грейтхауз, покосившись на Мэтью.

Представительный Грейтхауз все еще хромал и опирался на трость после прискорбного осеннего инцидента в Форт-Лоренсе, и Мэтью мучительно было слышать, как он с трудом поднимается по лестнице и потом долго и шумно переводит дыхание перед тем, как сесть за стол. Его грызло опасение, что Хадсону никогда уже не стать снова той неутомимой и азартной, готовой на любую авантюру ищейкой, какой он был когда-то. Естественно, что юноша винил в этом себя, и никакие слова Хадсона не могли заставить его забыть, что теперешнее состояние друга – его упущение.

– Лорд Мортимер, – сказал Джаспер Оберли с едва заметной улыбкой, которая почему-то ничуть не смягчила похоронной серьезности, – куда ближе к деснице Смерти, нежели большинство живущих. Врач предсказывает, что конец наступит в ближайшие дни. Лорд болеет уже давно. У него чахотка, и медицина здесь бессильна.

– Наши соболезнования, – ответил Мэтью. Он рассматривал лицо Оберли, отвисшие щеки и глубокие морщины. Оберли напоминал верного пса, который на постоянную грубость хозяина отвечал лизанием руки, ибо такова природа верных псов. – Это, конечно, трагедия. Но… повторяя вопрос мистера Грейтхауза, чем мы можем ему помочь?

Джаспер Оберли какое-то время смотрел в пространство, будто ответ повис паутиной в углу потолка. Наконец он вздохнул и ответил:

– Мой господин верит, причем очень сильно, что Смерть явится за ним в материальном воплощении, то есть в виде человека. Мой господин верит, что Смерть, в этой физической форме, войдет в его дом и пройдет в его спальню, где без колебаний возьмет душу моего господина, бросив бездыханной телесную оболочку. В силу чего, добрые сэры, мой господин желает нанять вас, чтобы – как бы выразиться поточнее? – перехитрить Смерть.

– Перехитрить Смерть, – повторил Хадсон Грейтхауз таким голосом, каким обычно говорят в присутствии усопшего. Опередив Мэтью на полсекунды.

– Да, сэр. Именно так.

– Гм… – Хадсон задумчиво постучал пальцем по ямочке у себя на подбородке. – Вообще говоря – именно вообще – человек не властен над тем, о чем просит ваш господин. Поскольку, знаете ли, смерть – сама себе господин, а в конечном счете – господин всех людей. Вы согласны?

– Лорд Мортимер надеется, – ответил Оберли, – что вы в данном конкретном случае сможете применить вашу силу убеждения. Ибо данный случай есть проблема, подлежащая решению, не так ли? Результат будет состоять в том, что Смерть – когда прибудет в резиденцию моего господина – согласится дать лорду Мортимеру небольшую отсрочку. Несколько дней, быть может, или хотя бы часов? Это для моего господина имеет огромное значение.

– Можно ли поинтересоваться, почему? – спросил Мэтью.

– Кристина, дочь лорда Мортимера, работает учительницей в школе города Грейнджера, в шести милях от Оук-Бриджа. Лорд переехал из Англии, чтобы быть ближе к ней. Но… между ними много лет длятся весьма напряженные отношения, джентльмены. Ей тридцать два года, она не замужем. Она… можно сказать, свободный дух.

– Что в ее профессии необходимо, – заметил Мэтью.

Конечно, Оберли не мог знать, что это замечание относится к некой рыжеволосой юной женщине, зачастую вторгающейся в мир и мысли Мэтью безо всякого предупреждения. Слуга кивнул, будто целиком соглашаясь с этим утверждением.

– Лорд Мортимер, – продолжал Оберли сухим и спокойно-хрипловатым голосом, – желает до того, как покинет сей мир, примириться со своей дочерью. – Водянистые глаза обратились к Мэтью, к Грейтхаузу, снова к Мэтью в поисках понимания и сочувствия. – Для упокоения его души это совершенно необходимо. Совершенно необходимо, – повторил он, – чтобы лорд Мортимер увиделся с дочерью и урегулировал несколько беспокоящих его вопросов до того, как Смерть возьмет свое.

Какое-то время ни Мэтью, ни Грейтхауз не шевелились. Потом с лестницы донесся скрип. Мэтью решил, что это кто-то из призраков офиса любопытствует, как разрешится ситуация. Может быть, даже слегка завидует, что его так не ценили при жизни.

Наконец Грейтхауз кашлянул.

– Не могу не задуматься, годимся ли мы для этой работы.

– Если не вы, – был ответ, – то кто?

– Дочь лорда, – размышлял вслух Мэтью. – Возможно, она не пожелает приехать к отцу?

– Я говорил с ней четыре дня назад. Она все еще раздумывает над приглашением.

– Но вопрос о ее приезде еще не решен?

– Не решен, – согласился Оберли. – Именно поэтому ваши услуги нужны столь безотлагательно.

– Возможно, лучше было бы направить нашу силу убеждения на Кристину, а не на какие-то сомнительные видения или иллюзии Смерти, – внес предложение Мэтью. – По-моему, реальное ухо с большей вероятностью согласится выслушать нас.

– Видения? – Белые брови Оберли взлетели сигнальными флагами. – Иллюзии? Ох, сэр… мой господин решительно убежден, что Смерть явится к нему под маской человека, и этот человек без колебаний оборвет его жизнь. Я бы даже сказал, весьма… непростую жизнь, и для него, и для других. Он о многом сожалеет… – на миг показалась тонкая улыбка, – …ибо есть о чем. – Улыбка исчезла. – Ничьи слова – ни мои, ни других слуг, ни викария Баррингтона – не поколеблют его намерений и не изменят его убеждений. Он уверен, что Смерть явится именно таким образом, и – джентльмены, – он страшится момента ее появления.

– То есть, насколько я понял вас, – сказал Грейтхауз, – лорд не только богатый человек, но и далеко не святой?

– Его богатство порождено жадностью, – ответил Оберли, не выражая никаких чувств. – Многие утонули в этом омуте.

Мэтью и Грейтхауз переглянулись, но комментировать это благочестиво-осуждающее утверждение не стали.

– Я уполномочен предложить вам деньги. – Оберли полез в карман бархатного черного жилета и вытащил кожаный кошелек. – Сто фунтов, сэры. Я надеюсь, что Кристина придет к отцу сегодня или завтра. Потом, боюсь, будет слишком поздно.

Грейтхауз не то хмыкнул, не то присвистнул. Мэтью понимал, что сто фунтов за два дня работы – просто золотой дождь, и все же… это отдавало каким-то абсурдом. Перехватить Смерть на пути к лорду Бродду Мортимеру? Убедить этот невещественный фантазм дать больному еще несколько часов жизни? Это же невероятно…

– …восхитительная проблема, которую интересно будет решить. – Лицо Грейтхауза было непроницаемо, как гранитная плита, но под этой серьезностью Мэтью ощущал волчью усмешку. Черные глаза Грейтхауза вспыхнули искрами. – Мы сделаем это. Или, точнее… это сделает мистер Корбетт, поскольку я еще не готов к далеким переездам, тем более что холод и сырость предупреждают меня о неприятных для здоровья последствиях.

– О да, – ответил Мэтью, скрипнув зубами. – Не зря предупреждают.

Смех Грейтхауза прозвучал невесело. Он не сводил глаз с Джаспера Оберли.

– Мы принимаем этот почетный вызов, сэр. Нельзя ли теперь получить указанную сумму?

– Пятьдесят фунтов сейчас, – сказал Оберли, подаваясь вперед, чтобы вложить кошелек в протянутую руку Грейтхауза. – Остальное – когда все будет готово.

– Как хорошо прожаренное мясо, – произнес старший партнер.

– Сгоревшее дотла, – буркнул младший.

– Подпишем несколько бумаг, – предложил Грейтхауз.

Он вытащил бланки из ящика стола и пододвинул перо и чернильницу. «Слишком уж поспешно», – подумал Мэтью. Оберли встал со стула и расписался в нужных графах.

– У меня на улице карета. – Он не сводил глаз с Мэтью. – Если вам нужно собрать вещи на пару дней, я велю кучеру подъехать к вашему дому.

– Это было бы неплохо, спасибо.

Мэтью тоже встал.

Оберли снял с крюка свой плащ и стал неторопливо его натягивать. Потом надел черную треуголку, застегнул пуговицы плаща.

– Мистер Оберли! – обратился к нему Мэтью. – Не соблаговолите ли вы спуститься к карете, а я тем временем перемолвлюсь с партнером парой слов?

– Разумеется. Я буду ждать вас.

Унылый слуга открыл дверь, и через секунду его ботинки застучали по лестнице.

Ты спятил? – хотел спросить Мэтью, но голос Грейтхауза его опередил:

– Успокойся. Возьми себя в руки, быстро!

– Взять себя в руки? Ты посылаешь меня на переговоры со Смертью? От имени умирающего? Хадсон, он, конечно, псих, но ты психованнее вдвое!

Грейтхауз уже открывал кошелек и рассматривал золотые монеты.

– Отличные. Смотри, как играют при свете!

– Однажды меня уже ослепил подобный блеск. Хадсон, ты серьезно? Это же как… грабеж на большой дороге!

«Работа, для которой Грейтхауз вполне подходит», – подумалось Мэтью.

– Ошибаешься. – Глаза Грейтхауза нацелились на Мэтью, словно два пистолетных ствола. – Это вполне достойное деяние, выполняемое от имени умирающего. Попробуй влезть в его шкуру.

– Что-то не хочется.

– На секунду. – Грейтхауз не мог не поддаться искушению рассыпать пригоршню монет по зеленой бумаге стола. – Вот ты – в шкуре лорда Мортимера – боишься прихода смерти в физической форме. Ты хочешь переговорить с дочерью – исправить зло прошлого. И великим утешением будет тебе в твои последние часы, Мэтью, если возле твоего смертного одра в это время окажешься ты. – Он досадливо мотнул головой, будто вытряхивая вату из ушей. – Ну, ты понял, что я хотел сказать. И вообще у тебя имеется опыт работы с психами – так иди же и украшай славой знамя агентства «Герральд»!

– Я считаю, что неправильно…

– Разговорчики! – был ответ, сопровожденный подчеркнутым взмахом руки. – Свободен!

Против свободы Мэтью ничего не имел, но очень не любил, когда о ней напоминали подобным образом. Все же он встал, надел свой серый плащ, черные шерстяные перчатки и треуголку с тонкой красной лентой.

И уже направлялся к двери, когда его более коммерчески подкованный партнер сказал вслед:

– Холодает, на улице, возможно, гололед. Будь осторожнее, чтобы не пришлось вести переговоры со Смертью от своего имени.

– Когда я вернусь, – ответил Мэтью с жаром на зарумянившихся щеках, – я поужинаю у Салли Алмонд, а платить будешь ты. За все – от вина до колотого льда.

– Ты сперва проблему расколи, нытик.

Глава вторая
ЛУЧШИЙ СПЕЦИАЛИСТ

Черная карета с сиденьями дорогой красной кожи погромыхивала вдоль дороги. Ветер нес с запада холодный дождь, земля и деревья стали покрываться льдом. Мэтью погода не волновала – карета была надежно закрыта, освещена собственной лампой со свечой, закрепленной на стенке рядом с головой Мэтью, но он все же ощущал тяжесть туч, нависших над Нью-Джерси. Напротив подремывал Джаспер Оберли – тряска ему не мешала. От погоды страдал лишь кучер, но он так завернулся в свои одежки, что видны были одни глаза, да и те щурились за обледенелыми очками.

Четверка лошадей иногда оскользалась на опасных наледях, но оступившийся конь тут же пускал клуб пара, фыркая, восстанавливал равновесие, и устремлялся вперед в сгущающейся тьме.

– И все-таки, – сказал Мэтью, покачиваясь взад-вперед вместе с каретой, на швах которой потрескивал лед, – лорд Мортимер не может верить, будто Смерть явится к нему в человеческом облике.

Слуга открыл глаза и уставился на Мэтью незамутненным взглядом бодрствующего человека – будто вовсе не он только что клевал носом.

– Будь это так, мистер Корбетт, вы бы здесь не сидели.

– Это же бред! Вызванный, без сомнения, его состоянием.

– Он близок к концу, верно, однако ум его ясен.

– Гм! – Мэтью нахмурился, глядя на желтый свет лампы. – Должен признаться, у меня такое ощущение, будто я граблю умирающего.

– Лорд Мортимер может себе позволить быть ограбленным. Слишком многих ограбил он сам.

В ответ на это достаточно циничное утверждение Мэтью промолчал. Похоже было, что Оберли в одно и то же время и предан своему хозяину, и вместе с тем осуждает его.

– На чем разбогател лорд Мортимер? – спросил Мэтью.

Глаза слуги снова закрылись. Секунд десять ответа не было.

– На многом, – наконец, сказал он. – Шахты, копи. Строительство. Лес. Верфи. Ссудные кассы. Иными словами, он составил не одно состояние, а несколько. И свое богатство держит железной рукой, потворствуя своим желаниям.

– Эгоист, – предположил Мэтью.

– Он назвал бы себя эгоцентристом. Мне думается, что у него способность… – повисла пауза, пока слуга подыскивал подходящее слово. – Использовать других людей во благо своих идеалов.

Мэтью замолчал, решив оставить в покое и Джаспера Оберли, и обсуждение его хозяина. Карета между тем тряслась по каменистой дороге, леденящий дождь хлестал по черным оконным шторам, и решатель проблем ощущал гнет мороза и снежной бури – сочетание весьма коварное. В какой-то момент он почувствовал, как колеса заскользили влево, и на пару секунд поддался ужасу, но лошади потащили карету дальше. Мэтью заметил, что судорожно вцепился пальцами в колени. Наверняка останутся десять синяков. Да, трудно соблюдать спокойствие в ночь, когда где-то поблизости бродит Смерть. Но это тяжкое худо тоже было не без добра: на какое-то время Мэтью повезло скрыться от двух теней, вошедших в его жизнь и не желающих уходить: от дьявольски мужественно-привлекательного доктора Джейсона Мэллори и его красавицы-жены Ребекки. Эти двое все время следовали за ним по пятам. Куда бы Мэтью ни направлялся – к Салли Алмонд, в церковь Троицы, в «Галоп» или же просто шел из своего жилища – бывшей молочной – в свой же офис, рядом непременно появлялись эти двое, загадочными взглядами провожая его движения. Мэтью помнил о приглашении четы Мэллори пожаловать к ним на ужин, что было как-то связано с одним профессором преступного мира, но…

Чего они хотят на самом деле?

Единственное, что Мэтью знал наверняка, – со временем это выяснится.

Протерев глаза, он увидел, что они все еще едут по лесной дороге, ухабистой и, судя по всему, малоразъезженной. Лошади проявляли настоящий героизм – передвигаться в такую лютую ночь да еще и тяжесть волочить! Внезапно дорога свернула к крытому мосту, перекинутому через текущую воду – по этому дубовому мосту, очевидно, и был назван город,[1]1
  Оук-Бридж (Oak Bridge) – дубовый мост (англ.).


[Закрыть] – и копыта загрохотали, отдаваясь эхом между настилом и крышей. С обоих боков мост был открыт, если не считать дощатых перил, на неструганных досках которых виднелись наросты льда.

В такую погоду, подумал Мэтью, хороший хозяин собаку из дому не выгонит. И Смерть тоже не станет болтаться в морозную ночь под открытым небом.

Сразу за мостом размытой полосой промелькнул город. Мэтью вроде бы заметил несколько лавок, какие-то беленые дома, церковь, кладбище, конюшню, таверну с освещенными окнами и длинное здание с трубами – нечто вроде мастерской или фабрики. Как бы там ни было, а город вынырнул и в следующую же секунду скрылся.

Карета ехала дальше. Джаспер Оберли проснулся и тоже посмотрел в окно.

– Уже недалеко, – заверил он Мэтью в ответ на вопрос пусть не прозвучавший, но напрашивающийся, поскольку даже в карете с мягкой обивкой на такой каменистой дороге заднице изрядно доставалось. А в данной ситуации Мэтью и правда чувствовал себя последней задницей.

Да впридачу грабителем старика, пусть даже Оберли считал самого лорда Мортимера старым разбойником.

Карета свернула и пошла в атаку на крутой подъем. Атака, однако, захлебывалась – Мэтью и слышал, и ощущал, как скользят колеса по обледенелой щебенке и как лошади из последних сил стараются повиноваться кнуту, хотя их копыта разъезжаются в разные стороны.

– Но! Но! – орал кучер из-под своих одежек. Щелкал кнут, карета сотрясалась, но не двигалась с места. Наконец кучер прекратил борьбу и сдал назад – Мэтью понял это по тому, что карета соскользнула по круче, и когда остановилась, раздался глухой стук острого конца тормоза, всаженного в мерзлую землю – насколько глубоко можно было его всадить.

– Н-ну, – сказал Оберли тоскующим голосом, – похоже, что мы…

– Не забраться нам в такую мерзкую гололедицу! – В окно втиснулась закутанная голова кучера, слегка напугав пассажиров. – Лошади не тянут!

– Похоже, что мы прибыли, – закончил Мэтью фразу Оберли. Кучер убрал голову и занялся лошадьми, насколько это было возможно.

Закутавшись в плащ от злобных укусов холода и подхватив кожаную сумку с вещами на два дня, Мэтью пошел вверх вслед за Оберли. Под ногами захрустел наст, ледяной дождь, усиливаясь, чаще забарабанил по закругленным полям его треуголки. Ботинки скользили, и не раз Мэтью был очень близок к тому, чтобы в буквальном смысле ударить лицом в грязь.

Поднявшись на вершину холма, он увидел за деревьями большой – даже можно было бы сказать «огромный» – особняк. Светилось несколько окон, но немного, а остальные были абсолютно черны. Из остроконечных крыш торчали с десяток каминных труб, но дымили только две.

Если можно сравнить здание с живым существом, то это было явно издыхающее чудовище. Подойдя ближе, решатель проблем увидел окружившие особняк сухие деревья, мокрые черные камни, затененные коричневой паутиной сухих безлиственных лиан, будто сплетенной пауком чудовищных размеров. Мэтью подумал, что одну ночь в таком доме он еще согласится провести, но две? Спасибо, нет.

Они подошли к входной двери. Оберли дважды стукнул дверным молотком, выполненным в виде куска угля. Продолжал литься ледяной дождь, покрывая коркой плащ Мэтью. Наконец изнутри отодвинули засов, дверь открылась, и выглянула худощавая женщина с тугим пучком седых волос и грустными, но настороженными глазами. Она была в черном платье с серой оборкой, и в руке держала тройной подсвечник.

– Я привез гостя, – сказал Оберли.

Это простое объяснение, похоже, сказало женщине о многом. Служанка с лицом, похожим на сморщенный кошелек, кивнула и отступила в сторону, освобождая проход.

– Позвольте, сэр, я отнесу? – предложил слуга, вышедший вперед из мрака с собственной свечой, забирая у Мэтью сумку с вещами. Еще он помог Мэтью снять плащ, принял треуголку и удалился.

– Как он, Бесс? – спросил Оберли, когда дверь закрыли и снова задвинули засов.

– Уходит, – ответила женщина, выдавив это слово сквозь щель тонких сухих губ.

– Тогда мы пойдем к нему. Так ведь, мистер Корбетт?

– Да.

Разве у него был выбор?

– Бесс, сделайте мистеру Корбетту горячий чай. И, пожалуй, тарелку кукурузных лепешек с ветчиной. Уверен, что наш гость проголодался. – Женщина ушла из прихожей, а Оберли взял со стола оловянный подсвечник с горящей свечой и сказал: – Прошу пожаловать за мной.

Это прозвучало не как приглашение, а как призыв к выполнению мрачного и трудного долга.

Вслед за Оберли Мэтью прошел через коридор, уставленный рядами доспехов. В шлемах и нагрудниках отражалось пламя одинокой свечи. Мэтью подумал, что подобная стальная одежда защищала прикрытое ею тело от рубящих и режущих ударов, но телу лорда Бродда Мортимера сейчас помочь не могла бы. В доме ощущалась гнетущая тяжесть болезни, какая-то безнадежность, и Мэтью чувствовал, как она заражает его самого.

Трудно было не заметить головы лосей и диких кабанов на стене, выставку перекрещенных клинков и коллекцию мушкетов под стеклом. Когда-то лорд Мортимер был охотником, человеком стремительного действия. Но сейчас насмешливо тикали в углу большие напольные часы, и каждая секунда его жизни уходила с отчетливым щелчком, громким, как выстрел.

Коридор расширился, открываясь на лестничную площадку. Мэтью вышел туда вслед за Оберли. Слуга повернул ручку двери, и Мэтью за ним вошел в спальню, где даже самый деликатный свет раздражающе резал глаза.

По периметру комнаты горели несколько свечей. Она была весьма просторна, на полу лежал красный ковер с золотой каймой. Мебель стояла темная и тяжелая, потолок был высок, балки открытые, и с них свешивались флаги с эмблемами, очевидно, различных торговых предприятий лорда.

Стены украшали большие картины. Вот трехмачтовый корабль борется с волнами на фоне лунного неба, вот четверо джентльменов увлеклись какой-то карточной игрой, и на столе перед ними – груда золота. Кровать на четырех столбах стояла так далеко от двери, что, казалось, требуется карета, чтобы к ней доехать. А возле кровати помещалось черное кожаное кресло, освещенное свечами, и из этого кресла навстречу вошедшему за Оберли Мэтью встал человек с серебристыми волосами и в сером костюме.

– Доктор Захария Баркер, – представил его Оберли. – Последние дни он неотлучно находится при моем господине.

Мэтью и Оберли приблизились к кровати. Баркер, мужчина лет шестидесяти на вид, в очках с квадратными линзами, обладал худощавой фигурой и прямой осанкой. Его серебристые волосы рассыпались по плечам. У него была резкая челюсть и прозрачные голубые глаза человека с разумом юноши. Не местный врач, решил Мэтью. Скорее всего, из Бостона, а возможно, привезен сюда из самой Англии.

– Добрый вечер, – сказал Баркер, кивая Мэтью и одаривая его пытливым, но вместе с тем доброжелательным взглядом. – А вы?..

– Мэтью Корбетт, к вашим услугам. – Мэтью принял его руку и ощутил силу, которая лет десять назад могла бы любого человека поставить на колени.

– Ага. Приехали из Нью-Йорка противостоять Смерти, я полагаю?

– Если я правильно уяснил свою задачу, то да.

– Что ж, да будет так. – Быстрый и резкий взгляд на Оберли. – Чушь и невероятный стыд, но уж что есть.

– Корбетт? – И снова: – Корбетт?

Прошелестевший его имя голос звучал как сухие камыши на ветру. Как одинокое эхо в пустой комнате. Как постукивание костей на дне пустой суповой миски. Как самая грустная нота, исполненная на скрипке, как тихий скулеж перед всхлипыванием.

– Ответьте лорду Мортимеру, – предложил доктор Баркер, кивнув в сторону кровати.

Мэтью пока еще не взглянул на кровать, оттягивая этот момент, сколько мог. Хотя он знал, что там, между простыней и красным покрывалом, есть нечто, мозг еще не дал глазам разрешения это видеть.

Сейчас он повернул голову на несколько дюймов влево и посмотрел на богача. Может ли плоть, мышцы и жилы расплавиться, но при этом продолжать цепляться за кости? Может ли кожа превратиться в вязкую жижу, блестящую, усеянную темными пятнами, как начинающая гнить переспелая груша? Видимо, да. На измененной коже – язвы под повязками, причем настолько большие, что их не прикрыть ни пластырем, ни целительной материей. Много – не сосчитать.

Лорд Мортимер, очевидно, сильно сдал со времени последней охотничьей экспедиции, потому что таким иссохшим палочкам никак не удержать мушкет или даже горсть мушкетных пуль, а обтянутым кожей ногам скелета не вынести даже теперешний невесомый каркас. Паучьи руки сложены на груди, выше – извитые вены на морщинистой шее и мертвенное лицо с седой щетиной бороды. На этом лице нос был готов провалиться внутрь, губы побелели от какой-то мази, предназначенной для смягчения боли от свежих красных ранок в углах рта, а из-под кочек редких белых волос и покрытого испариной лба с ужасом и надеждой уставились на Мэтью два глаза. Левый – темно-карий, правый скрылся под светлым перламутром бельма.

Запах болезни, ощутимый еще на входе в комнату, здесь усиливался так, будто под самый нос подсунули тарелку с гнилым мясом. Разглядывая руины лица лорда Мортимера, Мэтью забеспокоился, что такого запаха может не выдержать долго. Мелькнула ужасная мысль, и впилась занозой: не так ли и ему придется заканчивать свои дни? Не дай Бог хоть один миг прожить в виде такой развалины, источающей вонь болезни, мочи и кала, будто зеленым ядовитым туманом повисшую вокруг кровати.

– Помогите мне, мистер Корбетт, – прошептал богач. – Я знаю, что это в ваших силах.

Мэтью не сразу обрел голос.

– Я сделаю все, что смогу, сэр.

Что именно? – спросил он себя. – Хладнокровно ограблю вот этого смертника?

– Что смо-ожете, – передразнил Баркер. – Оберли, я протестую против такого… издевательства. Ехать в Нью-Йорк, чтобы привезти сюда этого мальчишку? Да вы посмотрите на него! Желторотый, как только что вылупившийся птенец!

– Захария! – Даже в самом конце жизни лорд Мортимер умел призвать в свой голос отдаленные раскаты грома. – Я доверяю Оберли. Он сделал то, о чем я просил – привез сюда наилучшего специалиста. – Старику пришлось сделать паузу, чтобы вдохнуть воздуха – если этот мучительный и шумный процесс можно было так назвать. – Ваши возражения мне известны. Они учтены.

– Бродд, это же фарс! Платить кому бы то ни было за…

– Ваши возражения, – не дал договорить лорд Мортимер, – учтены.

А этот голос прозвучал громом далекой канонады и заставил доброго доктора опустить глаза и уставиться на сияющие черные ботинки, а затем – на хорошо ухоженные ногти.

– Мистер Корбетт! – произнес умирающий. – Мне нужно только, чтобы вы здесь были. Помогли мне… дали мне время. Переговорили со Смертью от моего имени… когда она придет к моей двери.

– О Боже! – сказал доктор, но прикрыл рот рукой, заглушая собственную речь.

– А Кристина приедет. – Лицо опустилось в кивке головы. – Да, я думаю, она сегодня появится. Думаю… она приедет.

– В такую погоду, сэр? – Оберли подошел поправить покрывало. – Весьма скверная погода. Не уверен, что мисс Кристина…

– Она приедет, – сказал лорд Мортимер, завершая дискуссию.

При всей своей немощи богач все еще распоряжался в собственном замке.

– Да, сэр.

Оберли повел себя как безупречно вышколенный слуга: лицо торжественное и мрачное, – верный пес, знающий свое место. Он отодвинулся и остался стоять на почтительном расстоянии – на случай, если понадобится хозяину.

Шевельнулась костлявая рука – мучительно, медленно. Она поднялась, дрожа, и поманила лучшего специалиста поближе.

– Доктор Баркер, – сказал умирающий Мэтью Корбетту, – не верит. Он не знает того… что знаю я. – Единственный глаз мигнул. В его центре все еще держалась красная искра огня. – Вы слушаете?

– Слушаю, сэр, – был уверенный ответ.

– Смерть придет сюда в облике человека. Как было… с моим отцом. И с дедом… тоже. Да. Я в этом не сомневаюсь.

Мэтью ничего не сказал, потому что никаких слов от него не требовалось. Он заметил стоящий возле кровати докторский саквояж, разложенные инструменты, флаконы с зельями, пакетики трав, мази, какие-то загадочные баночки. Увы, ни рука человека, ни медицинские средства, составленные врачом из самого Лондона, не могли остановить приближение рокового момента. И Мэтью, слушая затрудненное дыхание лорда Мортимера, подумал, что этот момент уже близок.

– Послушайте, – донеслось со стороны кровати, будто инстинкт чтения чужих мыслей нисколько не ослабел у старика с тех давних пор, когда он, богоподобный, решительно шагал по просторам предпринимательства. – Слушайте, говорю вам! Смерть пришла за моим отцом в образе человека. И мой отец видел, как то же самое произошло… с его отцом. Папа мой… – выдохнул умирающий. – Всегда был так… так занят.

– Бродд, вам нужно отдохнуть, – сказал доктор.

– Отдохнуть? Какого черта?

Сказано было с большим пылом, и какое-то время лорду Мортимеру пришлось дышать медленно и ровно, чтобы – насколько понимал Мэтью – продолжать удерживать себя в этом мире.

– Мистер Корбетт! – заговорил больной, когда снова смог. – Я видел, как… когда мой отец умирал… в комнату вошел человек. Мне было десять. Человек молодой… хорошо одетый. Он пробыл там недолго, и когда вышел, отец… уже умер. Знал ли его кто-нибудь, этого человека? Знал хоть кто-то, откуда он? Нет. Я стоял снаружи… под дождем… а он прошел мимо. И, взглянув на меня, улыбнулся… и я понял, я знал, что это сама Смерть прошла мимо меня. И мой отец знал о приходе этого человека. Да-да, я много раз слышал, как он рассказывал… что в комнату его отца вошел такой же человек. Молодой, хорошо одетый. Уверенный в себе, сказал отец. И ушел… никто не видел ни кареты, ни лошадей. И точно так же было, когда умирал он сам. Тот же самый человек, который… очень скоро будет здесь. – Рука потянулась к рукаву Мэтью. – Вы должны с ним переговорить. Выторговать для меня немного времени… помириться с Кристиной.

Голос едва не прервался всхлипами, но лорд Мортимер взял себя в руки.

– С моей дочерью, – добавил он слабым голосом, теряя нить повествования. – Я должен увидеться с дочерью.

– Погода, сэр, – напомнил Оберли, подходя чуть ближе. – Совершенно отвратительная погода.

– Она приедет, – прошептал лорд Мортимер, проваливаясь в забытье. Силы оставляли его. – Я знаю, что приедет… как бы ни было трудно ей сюда добраться.

Мэтью посмотрел на Оберли – тот грустно покачал головой. Взглянул на доктора Баркера – тот пожал плечами. Длинные окна на противоположной стороне комнаты были закрыты тяжелыми красными шторами. Мэтью подошел к одному из них, отвел штору, выглянул. Окно заледенело, и за ним ничего не было видно, кроме темноты. Сзади кто-то подошел, и Мэтью сразу определил, кто.

– Может ли она сегодня приехать? – тихо спросил Мэтью. – Она ведь живет в шести милях отсюда? Для такой погоды – расстояние немалое. – И Мэтью подумал, что сам ответил на свой вопрос. – Возможно, она приедет завтра.

– Да, конечно, – ответил Оберли. – Но тогда может быть уже поздно.

Мэтью кивнул. Конечно, Бродд Мортимер – человек недюжинной силы и целеустремленности, но его время на исходе.

Он снова вернулся к кровати, и тут услышал далекий, гулкий стук.

Еще один. И еще.

Это же стучит кусок угля! Дверной молоток. Кто-то приехал.

Лорд Мортимер внезапно приподнялся на локтях. Блестящее испариной изъязвленное лицо исказилось мукой. Единственный глаз устремился на Мэтью.

– Умоляю вас! – Но даже в мольбе голос был суров. – Сделайте, как я прошу. Если это моя дочь, проведите ее прямо ко мне! А если он… ради Господа Бога прошу вас: уговорите его дать мне еще пару часов!